Не знаю, где свои, где чужие

Игорь Саулев
Я устроился в вагоне метро и достал телефон посмотреть почту.
Читаю комментарий - Игорь, когда разговаривают таким образом, как отчитали Вас, следует посылать в..., на..., или ещё куда, по Вашему выбору. Зря Вы бросились оправдываться. Было бы перед кем...
Я растерялся, что ответить и просто смотрел в окно, раздумывая, как мы не умеем понимать друг друга, скатываясь на самое низменное в человеке, это хамство. И мы видим только внешнюю сторону отношений, транспонируя собственный опыт и считая его правильным.
Вспомнилась история двадцатилетней давности, иллюстрирующая как все не однозначно.
 Эта старушка по имени Марфуша, оказалась в моей комнате. Ее привезли на дожитие в Петербург из украинского  города Полтава две племянницы. Но потом они так и не смогли порешить между собой, у кого она будет жить. Не родная племянница, моя тёща, взяла ее к нам, и на этом все успокоились.
Я устроил себе постель на полу, а свою кровать ей отдал, потому что большую часть дня она, девяностолетняя, лежала. Жена устроилась спать с дочерью. Через некоторое время я предложил купить еще одну кровать, но жена сказала, что она будет лишней, так как Марфуша долго не проживет.
И так прошла осень, зима и настала весна. За это время только я несколько раз выводил старушку на улицу, чтобы она сделала круг вокруг дома. Я к ней очень привязался, и она меня полюбила больше всех. А тёща, только кричала не нее и дети не слушались, как было прежде.
Она часто сидела молча с мокрыми глазами и смотрела в окно. И вот наступил момент, когда она сказала мне, что хочет умереть. Тогда весь вечер я с ней разговаривал и много ее узнал. Нужно было везти ее обратно в Полтаву, где накопилась ее пенсия. Там добрые соседи, Жора с Наташей заняли ее комнату и готовы были снова ее отдать. Они и прежде за ней ухаживали, но Марфуше было неудобно перед чужими людьми, и она уехала к своим племянницам.
Везти было суждено мне, по простой логике. Если я ее приютил, значит это мои хлопоты.
Вещи я постарался уложить в чемодан и туристский рюкзак. Но когда пришел с работы увидел еще два чемодана и второй рюкзак. Там была посуда, коробки, горшки, постельное бельё и много такого, которое не жалко выбросить. Я стал умолять Марфушу оставить все это, но она так плакала, что нельзя было отказать.
Всей дружной ватагой нас проводили на вокзал и посадили в вагон. Даже ее племянницы приехали проводить.
Вот и Москва, Ленинградский вокзал. До пересадки на Харьковский поезд два часа с Киевского вокзала. Я заранее спланировал алгоритм. Оставляю два чемодана с рюкзаком в камере хранения и везу бабушку на Киевский вокзал. Потом возвращаюсь за багажом.
На платформу выношу три чемодана и два рюкзака. Сажаю Марфушу на чемодан и прошу сохранять спокойствие. Сам беру два чемодана с рюкзаком и бегу в сторону вокзала. Через сто метров задыхаюсь и перехожу на шаг.
Тут получаю удар в спину, падаю, мне закручивает руку здоровый парень. Я оборачиваюсь и вижу, что Марфуша тоже лежит на платформе в окружении людей. И я вынужден вернуться.
Оказалось, что она следом за мной взяла чемодан, сделала несколько шагов и потеряла сознание. Я ее привел в чувство, чтобы она могла подтвердить, что я не грабитель.
Пришлось потерять время, и я остался с бабушкой и этим парнем. Попросил Колю (этого героя) найти такси. Он ответил, что такси дорого и просто так тяжело поймать. Потом взял чемоданы с рюкзаком, и я чемодан, и бабушку в обнимку. Коля меня вывел к метро, провел бесплатным входом и через полчаса мы оказались на Киевском вокзале.
Этот открытый парень совсем не вписывался в мое представление москвича. Я раньше москвичей считал высокомерными снобами, ругающихся на колхозников. А тут и помощь, и внимание с заботой. Он остался с нами до тех пор, пока наши чемоданы не оказались на полках и бабушка на сидении.
На прощание мы пожали друг другу руки, и он мне сказал: «Будешь на выборах, голосуй за ЛДПР»
Как то все перепуталось. Теперь не знаю, где свои, где чужие, где просто обманутые.