"И почему кошки не летают как птицы?"- подумал я, сидя на самом краешке открытого окна. Мысль эта была глубока и поэтична, и в другое время я бы загордился ею неимоверно. Когда ни будь, когда я снова встречусь с Богом, я скажу ему: "Все- таки не правильно придумал ты, старина, у кошки обязательно должны быть крылья!". Но теперь, чтобы оттянуть нашу встречу, надо было спешить
Дело в том, что в этот момент мой очередной "временный хозяин" в ярости носился по квартире, сметая все на своём пути. На одной ноге у него был старый поношенный тапок, а на другой красовался красный детский горшок, при каждом шаге брызгающий содержимым. И из-за чего, спрашивается, такая буря? Просто на какой- то час жена, Таня, оставила его одного со мной и ребёнком. Вот он и показал кто в доме хозяин! И, хотя я не совсем кот, но, наблюдая со стороны, должен признать, что в человеческом роде мужики существа в лучшем случае бесполезные, а в худшем- вредящие этому самому роду своим существованием. Судите сами: чем помешал ему милый котик, всего лишь проверивший достаточно ли остыла кашка для ребёнка? Только я осторожно сунул язычок в самую гущу стоявшего на плите корчика, как он таким трубным голосом закричал: "Куда лезешь, зараза!"- что я вначале весь сжался от страха, а потом кинулся, сам не зная куда, свалив эту самую кашу. Он схватил полотенце и погнался за мной, но благословенная молочная река разделила нас как евреев и фараона и Генка, поскользнувшись и потеряв один тапок, растянулся в белой луже, ругаясь самыми нехорошими словами.
Спасаясь бегством я поступил так, как поступила бы любая кошка на моём месте,- забрался наверх. Деревьев в квартире не было и поэтому я взмыл по плотным полотняным шторам, ухватившись за этот, как его... лам- бри- кен. Но он не выдержал десять килограмм моих красоты и благородства и я с диким криком свалился вниз. Малыш в кроватке проснулся и теперь, словно подпевая нам, орал во всю глотку, соседи восторженно аккомпанировали ему стуком по батарее. И тут наступил апофеоз: Генка влетел в комнату, где я барахтался в поверженной портьере, и со всего маху воткнулся голой ногой в аленький детский горшочек со всем содержимым. Понимая, что ничего хорошего меня после всего содеянного явно не ждёт я, сам от себя не ожидая, совершил олений прыжок и, миновав дезориентированного врага, пронёсся на кухню. Запрыгнув на подоконник, я на минуту замер, родив глубокую мысль, послужившую началом моего правдивого рассказа, и... прыгнул вниз.
А- а- а! Какими маленькими кажутся мусорные баки и сарай сверху и как быстро растут они, стремительно приближаясь! Бах! Я упал на куст сирени, вцепившись в пыльную сочную листву когтями. А Бог не подвёл, по-моему, всё в порядке. Не зря говорят: "У кошки девять жизней". Хотя я сам помню только три.
В первый раз родился я во Фландрии семнадцатого века. Был я славным воякой и задал жару этим испанцам в жёстких воротничках. Знал так же толк в вине и женщинах. Так что, хотя и был хорошим малым, но увяз во всевозможных грехах.
Второй раз жизнь моя прошла размеренно в тихой русской усадьбе. Был я добрый барин, верный муж и счастливый отец, но страдал от недуга, в общем- то свойственного всей русской нации: мирной лени и благодушного пьянства.
В последний раз потрепал меня ветер перемен. Жил я в спокойной стране с громким именем "СССР" и вдруг случилась перестройка. Завод, на котором я работал, закрыли, денег не было, вокруг творился бардак, жена ушла. И я начал пить. Слишком слабым оказался по тем временам. Пил, пил и не заметил, как попал в руки "чёрных риэлторов", я ведь привык доверять людям. Смутно помню как, после подписания каких- то бумаг, здоровый краснорожий парень плеснул мне мутной жидкости в стакан. Я выпил одним махом, всё внутри обожгло и я потерял сознание. Когда пришёл в себя где- то за городом, лёжа на холодной земле, то услышал:
- Он ещё шевелится! Добивай.
Никогда я не умирал так мучительно.
Потом я увидел такой яркий свет, что от него резало глаза. Я закрыл их, чувствуя ласкающее, нежное тепло. Свет был живой, мудрый. Он жалел и любил меня. Это и был Бог - понял я и почувствовал необыкновенную радость. Он ничего не говорил, но я понимал всё, что он думал:
- Что же мне с тобой делать, добрая моя душа? Тянут тебя твои слабости к земле. А человеком что толку быть? Не справиться тебе с человеческими соблазнами, сколько раз уже пробовали - загрустил свет, и я тоже за него расстроился.
- Быть тебе котом!- улыбнулся Бог и поцеловал меня.- Коту можно и лениться и чревоугодничать. А пить ты просто уже не сможешь! Только память и разум я тебе твои оставлю, чтобы ты на человеческую жизнь со стороны взглянул. Кого- то утешил, кого- то предупредил, кому- то просто посочувствовал. Так ты и себе и другим дорогу в Рай покажешь.- ещё сильнее засиял он и поцеловал меня второй раз.
Небо завертелось и погасло. Наступила мягкая красная тьма, но в ней ещё присутствовало божественное тепло. Я лежал комочком, временами сладко потягиваясь, и спал. И вдруг меня начало оттуда выталкивать. Я боролся изо всех сил, но кто- то невидимый всё- таки победил: меня обдало холодным воздухом. Вокруг опять был страшный огромный мир и я закричал в отчаянье, сам поразившись, что крик мой не крик, а слабый, бессильный писк. Сквозь закрытые глазки пробивался резкий земной свет и я прятался от него зарываясь во что- то тёплое и уютно пахнущее. Я тыкался туда мордочкой и вдруг натыкался на это самое- молоко и оно было вкусное- вкусное. Рядом копошились такие же слепые комочки, как и я. Они залезали на меня и нюхали влажными носами в поисках источника тёплого и сладкого.
А потом мне стало холодно и одиноко. Больше никто не пищал рядом и не прижимался ко мне. Куда бы я ни утыкался было молоко, много молока, но их, таких как я, больше не было. И тепла стало меньше... Теперь я понимаю, почему все кошки так бояться воды.
Меня оставили, видимо, потому, что вышел я необыкновенно красивым. Обычно у серой "дворовой" кошки рождались такие же котята, похожие на облезлых мышат. Я же выщелкнулся как говорят: "Ни в мать, ни в отца, а в заезжего молодца", в какого, наверное, и сама родительница не знает,- удивительно пушистым и ярко- оранжевым. Так, что соседская девочка в золотистых кудряшках, присев надо мной на корточки, радостно закричала: "Липисин! Липисин!"- и восторженно потянула ко мне пухленькие ручонки. Так меня и назвали - Апельсин. Имя совсем не кошачье, но зато оригинальное.
Вообще, странное это было состояние, потом уже, постепенно, я к нему привык. С одной стороны, я точно помнил свою встречу с Богом и то, что был человеком. Даже про свои предыдущие жизни от куда- то знал. Хотя многие мои воспоминания стёрлись, стали размытыми, как будто это происходило не со мной, а с кем- то другим. С другой стороны - я осознавал себя крошечным котёнком, не твёрдо стоящим на слабых лапках. Во мне проснулись кошачьи инстинкты и какие- то только кошкам свойственные повадки, даже многие мысли мои были чисто кошачьими. Прав, прав всё- таки был старина Маркс, сказав: "Бытиё определяет сознание"- думал я, ловя себя на диком желании кинуться за привязанной на нитку бумажкой или порвать обивку дивана. Вначале, когда я был маленьким, во мне побеждало кошачье начало, поэтому я так и бедокурил, и только с возрастом я всё больше и больше "очеловечивался".
У первых моих хозяев- дяди Коли и тёти Лиды раздолье было. Хочешь на дядь Колиных брюках лежи, хочешь в тёть Лидину кофту заройся. Обои рви - сколько влезет, они и так со стен пластами свисают. В коробку газет нарвут- вот тебе место общего пользования, а надоест, идёшь в угол между ванной и туалетом, там тоже газеты сложены, заодно и когти поточишь. Так что, детство у меня было счастливое.
Только сидит утром, бывало, дядь Коля на кухне, похмеляется, в мутных глазах весёлая искорка тлеет:
- Ну что, Апельсин, пить будем?- как будто чувствует во мне бывшего собрата пьяницу.
И бряк мне в блюдечко тёть Лидиных сердечных капель. А у них запах... Помню, лежу потом в прострации кверху пузиком, а Колян смотрит, ухмыляется:
-Что, Апельсин, нализался?
Так бы и стать мне первым котом - алкоголиком, если бы не случай.
Пришли однажды к дядь Коле гости. Они и раньше ходили, но эти были особенные. Все четверо пахли просто обалденно- рыбой, пивом, улицей и кучей других приятных запахов, а главное, совсем не знакомыми мне кошками. Мы же друг другу как информацию передаём? С помощью запахов. Вот и мне захотелось им послание отправить! У входной двери визитёры обувь свою оставили, и без того благоухающую, я её и облагородил своим запахом. Пусть все знают кота Апельсина! Только гости какими- то капризными оказались. Один ногу в свой поношенный кроссовок сунул и завозмущался- нагадил я ему туда, понимаете ли, как будто от этого что- то сильно изменилось! И тут Колян поступил по - предательски: схватил меня своими жилистыми руками в наколках и начал в этот кроссовок тыкать. Конечно, я его до этого уже нюхал и он мне очень даже нравился, но это добровольно! Тёть Лида кричит:
- Оставь его в покое, он же маленький, ещё ничего не понимает!
А он меня за шкирку поднял и прямо в глаза мне смотрит:
- Ещё нагадишь- убью!
Нашёл с кем справиться, мне тогда от роду месяца два - три было. Смотрю я в его испитые глазки и думаю: "Вот ты какой, хозяин, предатель ты безжалостный. Я тебе ещё отомщу и за своё унижение, и за тёть Лиду, от тебя сердечные капли глотающую, и за всех моих братиков и сестричек, тобой утопленных!" Проснулось во мне чисто кошачье злопамятство, видно не обошлось в моей родословной без капли сиамской крови. Залез я под диван, а там тепло, пыльно, сижу план мести вынашиваю. А тут мой обидчик и прилёг на этот самый диван, после дружеских возлияний, и захрапел. Я к этому моменту там уже часа три отсидел, чувствую, пришло моё время. Вылез и забрался к нему на постельку. Спит, а на нём любимая майка в морскую полоску. Сел я ему на грудь и зажурчал. Он вначале подумал, что сон ему морской сниться: руками, ногами замахал- тонет. А потом глаза свои раскрыл, а я сижу прямо на него смотрю и продолжаю. тут он закричал и швырнул меня через всю комнату. Я опять под диван залез.
Чем меня от туда только не вытаскивали! Вначале веником, шваброй. Потом добрая тётя Лида принесла блюдечко с килькой, но я всё равно не выходил целые сутки. А Колян предатель по сути своей оказался, я теперь таких за версту чую, по запаху. Тёть Лида и так его уговаривает, и так, а он на своём стоит:
- Духа его в моём доме не будет! Я его только потому не выкидываю, что эту рыжую морду можно продать с выгодой.
И продал за бутылку водки, что для него было большой выгодой.
У нового хозяина - Саши были синие бездонные глаза. Женщины в этих глазах просто тонули и сразу и на всегда с Сашей во всём соглашались. Или он этими глазами находил именно таких женщин? Не знаю. Но почему- то женская особь при виде Саши сразу начинала его жалеть и опекать.
Зачем я ему понадобился он и сам не знал. То ли из любви к прекрасному, то ли, как он сам говорил: "Рыжий кот на счастье".
- Ольчик, смотри кого я тебе принёс- сказал он с порога худой и какой- то выцветшей женщине и чуть распахнул ворот куртки, откуда тут же высунулась моя физиономия.
- Ой, какой хорошенький!- засияла она от счастья, преданно глядя в его синие глаза.
Через полчаса я лежал на диване перед телевизором, блаженно потягиваясь и переваривая сказочно вкусную жареную курочку. Вот это я понимаю! И началась у меня, братцы, совсем другая, райская жизнь. Знаете кто для кошки самый лучший хозяин? Одинокая женщина без детей, лет под сорок. Ты для неё и ребёнок, и друг, и утешитель, и вообще, сам смысл существования. Конечно, если не забредёт на огонёк короткое женское счастье, типа Сашеньки.
Была моя Оленька далеко не красавица: волосики серенькие, жиденькие, на прямой пробор; личико сухонькое; сама худенькая, да ещё немного сутулится, как будто за само своё существование стесняется. Так что, с ней легко главным быть. Это коты не поддаются дрессировке, а я Оленьку быстро выдрессировал. Раза- два мяукнул, чтобы она пораньше вставала, рыбку мне варила. Раз в туфельки её парадные написал, чтобы она их в прихожей у порога на моём любимом коврике не ставила. Чуть- чуть на креслице обивочку подёргал, чтобы она поняла, что это моё, законное, местечко и больше его не занимала. И стала она у меня как шёлковая.
Вот только Сашенька её синеглазый к ней ходить всё реже стал и в сильном подпитии. Чем дольше его не было, тем больше она металась между окном и прихожей, тем чаще гладила меня по шёрстке, словно я был посредником между ней и её непутёвым любимым. Хотя общего-то у нас только то, что он меня сюда принёс. Бывало, заберусь к ней на коленочки и замурлыкаю на кошачье - французском: "Мур- мур, ля мур, Мур- мур, тужур", или подхвачу какую-нибудь бумажку и начну с ней, как с мышкой, играть и вверх подбрасывать. А самому и не нужна эта бумажка вовсе, что я дурак что ли? Просто женщину утешаю. Тут она и заулыбается.
Придёт её "солнышко" потрёпанное, швырнёт свои грязные ботинки на мой коврик, плюхнется в моё кресло, дыхнёт перегаром и начнёт на жизнь жаловаться. Жена его пилит, на работе не ценят, друзей растерял - в лицо плюнуть хочется. Хотя, надо отдать должное, мужик он образованный: и Канта вспомнит, и Соловьева - философа приплетёт, и есенинское грустно- лирическое вовремя процитирует: "Я московский озорной гуляка"- мол, прости, любимая, и пойми мою глубокую душу. Как будто душа и чувства только у него есть, а ей, серой мышке, они не положены.
Уйдёт и опять начинается. Ни в одной из своих прошлых жизней я такого одиночества не встречал, может потому, что не был женщиной. Для женщины же что самое важное? Дети, семья, муж. А у Оленьки этого нет и, наверное, уже не будет. Бывало, луна на кухне в окно светит большая- пребольшая, тоскливая. Вдалеке в домах окна горят, а в них тени: женщины, мужчины, дети бегают, суетятся. А у Оленьки одна тень - её собственная по стенам мечется, на плите без конца чайник греет. Он засвистит, она его выключит, а сама чай не пьёт, только курит. Потом опять про чайник вспомнит, а он уже остыл. Опять греет. И так до утра. К утру приляжет, я к ней бочком привалюсь. Заплачет. А я знай себе мурлычу, пусть уснёт хоть на час, пока не прозвенит будильник.
И вот в чём шутка: в прошлых своих жизнях я бы на такую как она и внимания не обратил, мне всегда нравились яркие женщины, а теперь бы всё отдал за остренький кончик её носа и узенькие ладошки. И тут мне подумалось - я же не просто так живу, я людям помогать должен. Что же я не уберегу хозяйку от обидчика! Она человек слабый, значит, её направлять кто- то должен. Короче, решил я с Сашенькой потихоньку разобраться. Конечно, спасибо, что принёс, отдал, так сказать, в хорошие руки. Но нам с хозяйкой и вдвоем не плохо. Забудет свою любовь, успокоиться, а там мы, может, кого- нибудь и получше найдём.
Первым делом я заявил свои права на ложе хозяйки. Только они в очередной раз закрылись в спальне, сел я у двери и опробовал свои вокальные данные. Вначале робко, потом понастойчивей, а затем и вовсе увлёкся и запел от души, с переливами. Слышу, затихли, шуршать перестали, но дверь не открывают. Ну что же, я затянул с новой силой. Через полчаса вышла растрёпанная Оленька в халатике:
- Апельсин, Апельсинчик! Уймись, моё солнышко! Ты что, кушать хочешь?- и пошаркала на кухню, мне курочку на тарелочку накладывать.
Но меня едой не купишь! Курочку я так, слегка попробовал, потому как есть не хотел, и к двери вернулся. "Мяв, мяв! Я прав!"- на скандирование этого лозунга высунулся голый как Адам Сашка и метнул в меня шлёпок. Плохо ты меня знаешь, брат! Через десять минут, когда раздался очередной скрип кровати, я выдал такую виртуозную руладу, какой бы позавидовал профессиональный тенор.
- Я так не могу!- вскричал разгневанный Саша и широко распахнул дверь спальни - Входи, гадкое животное!- и, завернувшись с головой одеялом, демонстративно лёг на самый край кровати, подальше от Оли.
"Отлично!"- подумал я, одержав первую победу, и улёгся посередине, чтобы он не лез больше к моей хозяйке.
Концерты у двери пришлось повторить пару- тройку раз. И всё- таки я добился того, что дверь в спальню от меня больше не запиралась. Теперь, только эти двое укладывались спать, я забирался на кровать и ложился посередине, прямо на одеяло. Они на время замирали, надеясь обмануть Апельсина. Не тут- то было! Только Сашка начинал робкие поползновения в Олину сторону, как я тигром бросался на его руку или ногу под одеялом. Мол того, играю я ребята, мне всего годик, я ещё в детском возрасте.
Приближалось двадцать третье февраля. Мне Оленька на этот праздник подарила, как своему защитнику, огромную розовую мышку. Конечно, это была вовсе не настоящая мышь, а так- некая хрень с заводом, но жутко интересная. А ещё ошейник с сердечками от блох. Я этих блох в глаза не видел, но, заметив как она этой красотой любуется, решил пусть будет для статуса.
Сашуле же она торжественно вручила дорогущий коньяк, красный вязанный шарф и шлёпки в виде Микки-Маусов. Я, как их увидел, чуть себя не выдал, заржав чисто по- человечески. Представьте: идёт по квартире Сашуля двухметровый, а на его лапах сорокового размера мультяшные мордочки ушами колышут. И почему женщины мужчинам такие идиотские подарки дарят? Но Саша видно в хорошем настроении был, сделал вид что ему всё понравилось.
А потом, после шампанского, они кровать качать затеялись. Я к ним, на середину, а они меня отшвыривают. Тогда я Сашулю за руки и за ноги кусать начал, а он хоть бы хны, всё равно к Оле лезет. Тут я ему на спину кинулся и когтями вцепился, как следует, он аж взвыл. Потом, зараза, меня за шкирку схватил и через всю комнату бросил, у меня аж искры из глаз посыпались. От потрясения я под кроватью затаился, а там шлёпки Сашины новые стоят. И стал я на них зло вымещать: за уши грызть и носы - пуговки у Микки-Маусов откусывать. А они, шлёпки, такие мягкие оказались, как нежная кошачья шёрстка и животик мне так приятно потирают. Я же в какой- то мере животное...
В общем, стыдно признаться, но шлёпочки-то я изнасиловал и в течении ночи не однократно. Чем остался очень доволен и даже насчёт Сашеньки немного успокоился, а зря. Только я на постельку к ним забрался и тихонько уснул, как Сашка решил встать по своей нужде. Сунул ноги в шлёпки, а они все "проапельсинины". Ну и что? Вам можно, а мне. значит, никакой личной жизни? Но он такой рёв поднял, что Оленька вся растерялась, плачет, бедненькая. Ушёл наш Сашик, холодно сверкнув синими глазами и демонстративно закинув за плечо подаренный красный шарф.
После он с месяц не появлялся. А тут пришёл в новой куртке и совершенно пьяный. В коридоре её абы как на трюмо бросил и до кровати в ботинках пошлёпал. Оленька его разувать кинулась, закружилась и про куртку забыла. Не сказать, что бы она мне понравилась. Это был акт осознанной мести. Вначале я её на пол повалил и когти об неё точить начал, даже не точить, а рвать так - со смаком. Пришло, думаю, наше солнышко, заглянуло по - пьяни на огонёк. А хозяйка ночей не спала, ждала тебя. Ты же о ней так бы и не вспомнил, да дома тебя жена, в таком виде увидев, запилит. Вот сюда и припёрся! Получай, гад! Что когтями порвать не смог зубами стал выдёргивать. А в кармане куртки ещё и телефон лежал сотовый. Я вначале им как мышкой играл, вверх подкидывал. Уф! Даже устал, а месть вроде как незавершённой осталась. Сел и на куртку написал. Вроде бы всё.
Утром телефон зазвонил, я даже удивился - какая прочная техника стала. Вышло наше "солнышко" помятое в коридор и как заорало! Оленька вокруг бегает:
- Сашенька, успокойся, успокойся! Я сейчас всё постираю!
Схватила куртку и в ванную убежала. Тут я ошибку сделал: мне бы на время спрятаться, а я не выдержал и в коридор высунулся. Стою, ухмыляюсь, смотрю, как Сашка бесится. Он со мной взглядом и встретился:
- Смеёшься, сволочь!- надо же, почувствовал!- Я тебя принёс, я тебя и унесу!
Тут он схватил меня и выскочил на улицу. Я даже "мяв" не успел сказать и позвать на помощь хозяйку. По его лицу было понятно- пощады не жди. Куда он меня нёс и как долго я от стресса не запомнил. Всё это ерунда, что кошки дорогу домой помнят и на местности хорошо ориентируются. Я от потрясения как меня зовут забыл. А когда Сашка меня вдруг швырнул на землю у какого- то дома и быстро удалился я за ним бежать даже не догадался, да и гордость бы не позволила.
На меня обрушилось сразу много новых запахов, красок и звуков. Я сидел ошарашенный, прижавшись к стене. Земля холодная, сырая, снег не совсем сошёл. Машины туда- сюда ездиют, люди незнакомые ходят. И сам себе я таким маленьким и жалким показался, что страшно стало! Смотрю, а у меня лапы и хвост дрожат мелкой дрожью. Долго я так просидел, и, казалось, никто меня в упор не замечает. "И зачем я лез в человеческие отношения?" - ругал я сам себя.- "Много ли коту надо? Дом, покой, вкусная еда и плевать на личную жизнь хозяйки, сама разберётся. Вообразил себя вершителем судеб, вот и доигрался!" Мне казалось, что Оленька меня вот- вот найдёт. В том, что она меня ищет я не сомневался. Но, видно, Сашка занёс меня слишком далеко. Время шло, а её всё не было.
В отчаянье я прибился к подъездной двери и внимательно рассматривал каждого входящего и выходящего. Солнышко светило ярко, по- весеннему, и моя рыжая шёрстка так сияла в его лучах, что мне самому нравилось.
- Ой! Какой красивый!
- Вот это кот!
- Какой рыжий, я пищу!
Надо мной склонились две симпатичные девчушки лет двенадцати и начали сюсюкать. Одна, чёрненькая, даже присела на корточки и, подняв за передние лапы, поцеловала меня в нос, назвав "Пусенька- мяусенька". В другое время я бы с достоинством удалился, унося от них свою неземную красоту. Но теперь, признаться, был безумно рад, что меня замечают и мной восхищаются. Беленькая вытащила из миленькой красной сумочки бутерброд и покрошила мне на асфальт:
- Глянь как ест. Голодный! Потерялся, бедненький!
Мой гламурный ошейник с сердечками вызвал у них неподдельное восхищение.
- Я его к себе возьму!- решилась чёрненькая, глядя на меня большими, влюблёнными глазами.
"Возьмите, возьмите, девчонки! Я на всё согласен, только заберите меня отсюда!"- закричал бы я, если бы мог разговаривать.
- А тебе мама позволит?
- Думаю, она не заметит. По крайней мере, меня она не замечает. Да и кто устоит против такого мусика- пусика!- опять засюсюкала она, беря меня на руки и прижимая к своему худенькому тельцу.
"Ура!"- обрадовался я, хотя она несла меня неудобно подхватив под упитанный животик. Походка у неё была какая- то танцующая, так что я постоянно подпрыгивал и перевешивался то в одну, то в другую сторону.
Девочка открыла дверь своим ключом, скинула кроссовки и быстро зашла в свою комнату.
- Лера, ты пришла? Там суп и пюре.
- Да, мама!- ответила она, плюхаясь вместе со мной на кровать. Сунула руку под покрывало и достала начатую пачку чипсов. Открыла так же лежащий на постели ноутбук и стала лазить в Интернете, периодически гладя меня по голове и грызя чипсы. Иногда она давала их мне. После бутерброда я был не голоден, но всё же хрустел ими из любопытства. Словом, нам было славно.
Утром, когда мы встали, в квартире никого уже не было. На кухне на микроволновке висел жёлтый стикер с надписью: "Пожарь яичницу". Лера пошарила в холодильнике, достала четыре яйца и одно из них разбила мне в красивое синее блюдце. Затем повертелась у зеркала, брызгаясь невообразимо резкими духами, ярко накрасила глаза, кинула в сумку какие- то тетрадки и чмокнув меня на прощанье:
- Веди себя хорошо, Лаки!- убежала.
"Придумает же - Лаки! Хотя я действительно счастливый"- подумал я, глядя на своё отражение в большом зеркале шкафа - купе.
От безделья я пошёл обследовать квартиру. Комнаты были две. В Лериной я уже побывал, поэтому отправился к матери. Диван, телевизор, заваленный какими- то бумагами письменный стол. В общем, ничего интересного. Я повалялся на диване, потом полежал среди бумаг, сладко подрёмывая. Открыл глаза: только два часа. Что- то скучно и есть хочется.
Чтобы отвлечься я решил посмотреть в окно. Нырнул под штору, запрыгнул на подоконник. Там в горшке рос какой- то неказистый разлапистый цветок с мясистыми листьями. Вспомнил название: декабрист. Ткнул в него мордой - веточки качаются. Начал я с ним играть и покусывать. Он на вкус ничего оказался, я его и поел немного, мне же нужны витамины. А потом увлёкся фиалками, они рядом стояли. Слышу - ключ гремит. Обрадовался - девочка моя пришла! Оглядел цветы и как- то неловко мне стало - сильно я набезобразничал, сам не понял, как так вышло. Ну, может, они не сразу обнаружат, а потом простят всё за моё обаяние?
- Лаки, кис- кис, иди ко мне!
Тискала она меня, тискала. Принесла пакетик кошачьего корма. Я, конечно, больше натур - продукты люблю, но тут уж не до деликатесов. А потом она опять в Интернет полезла. И сайты- то у неё всё мрачные, какой- то "Клуб самоубийц" вышел. Что- то мне такое не нравиться!
- У меня же ещё мороженное!- вспомнила она и достала из сумки пластиковую коробочку с ложечкой - Лаки, будешь?
Она выложила часть мороженного на крышечку и положила на покрывало- для меня. Я, балдея, лизал лакомство. И вот в этот приятный момент хлопнула дверь, послышались шаги. Через пять минут раздался крик:
- Опять в моих бумагах что- то искала, всё перепутала! Сколько говорить можно!
Девочка благодушно пожала плечами.
- Лерка, зараза, что с моими цветами!- крик перешёл в ультразвук.
Я спрыгнул с кровати, понимая, что час расплаты настал. Лера же ничего не понимала и смотрела на вошедшую в комнату мать большими удивлёнными глазами.
- Ах ты, гадость такая! Я тебе говорила, чтобы ты у меня не лазила! Разгребаю у тебя, разгребаю- всё уберу, а ты опять насвиничаешь! Вот и сиди в своей свинятне, но хоть в мою комнату не лезь! Я и так на двух работах работаю. Приду, а тут ты всё засрёшь! Для тебя же стараюсь!- кричала нервная женщина с желчным, усталым лицом.
"Ужас! Я тут не приживусь!"- вжался я в пол, пытаясь слиться с паласом. Как она живёт с ней, эта Лера?
- А это что? Опять гадость домой принесла!- увидела она, наконец, меня.- Откуда ты взяла этого кота? Он заразный, он нас глистами заразит!
- Ну мама!- умоляюще смотрела на неё Лера.
- У него чумка! Видишь, как он трясётся и шерсть вся клочьями!
Это у меня? У Апельсина, которого Оленька по три раза в день специальной щёткой расчёсывала?
- Унеси его немедленно!
И тут, то ли от того, что я переел сладкого, то ли от стресса, меня вырвало. Женщина вошла в раж и затопала ногами:
- Брысь, брысь!
Я не чувствуя лап, прижавшись к полу кинулся в коридор.
- Мама, мамочка!- плакала Лера, хватая мать за руки.
Та оттолкнула её, схватила стоявший в углу веник и стала бить меня, гоня к выходу.
- Мама, мамочка! Я тебя прошу!- визжала девочка.
Тут женщина распахнула входную дверь, и я выбежал из квартиры вон, взметнувшись от страха по лестнице на самый верхний этаж. Сжался в комочек и забился под батарею. А там хорошо - тепло, сухо. Постепенно я расслабился и даже уснул.
Проснулся я от того, что кто- то в оранжевых ботинках стоит и на меня смотрит, а волосы у него совсем как у меня "апельсиновые".
- Что, замёрз, бродяга?
"Да какой же я бродяга! Разве не видишь, Рыжий, какой я ухоженный да упитанный?"- грустно подумал я и, на всякий случай, сильнее к батарее прижался. А он дверь открывает и говорит:
- Ну что же, проходи. Гостем будешь.
Я вначале растерялся. Смотрю - вроде бы не шутит. Была - не была! И шмыгнул в прихожую. А там брахла всякого: тряпок разноцветных, бумаги понавалено. Картины везде висят, холсты к стенам привалены. И пахнет, как когда Оля ремонт делала: красками, олифой, растворителями. И сразу я почувствовал седьмым кошачьим чувством: здесь мне хорошо и спокойно будет. А Рыжий тем временем открыл холодильник (всё у него не по- человечески - даже холодильник не на кухне, а посереди комнаты) и начал из него еду метать:
- Что, котяра, проголодался?
Подошёл я к тарелочке, а там деликатесы: колбаска копчёная, грудинка с салом, сыр. Вот это я понимаю! Поели мы с ним от пуза. Он, Рыжий, хоть и худой, а поесть любит. И вообще, у нас с ним много сходства и во вкусах и в характере обнаружилось, не зря мы одной масти.
А оказался Рыжий, которого на самом деле звали Сеня, художником. Правда, тут наши взгляды разошлись. Когда я жил во Фландрии- вот там были художники, так художники! Нарисует даму, так она как живая, аж кажется дышит. Изобразит кусок жаренного мяса или виноград- так его сейчас же съесть хочется! И мишек всяких шишкинских я понимаю. А это что за мазня? Возьмёт красок на холст кое- как понакидает, каракуль понарисует таких, что и не разберёшь то ли это дом, то ли женщина и говорит с серьезным лицом: "Я так вижу".
Но Рыжему своему я всё прощаю, потому что он нас, кошек, любит. И друзьям своим постоянно Леонардо да Винчи цитирует, который тоже не дурак был, раз сказал: "Даже самое маленькое из кошачьих - совершенство" После этих слов все вокруг мной ещё больше восхищаются. А я лягу кверху пузиком, мол того сплю, и одним глазом на них в прищур поглядываю, с лёгким презрением. А они:
- Смотри, какой у него оттенок шерсти - прямо Тициан!
- А какие глазищи - веронская зелень!
Друзей у него много и все такие же чудики - местная богема. Я с ним и сам эрудированнее стал: Рубенса от Ренуара отличаю и Пушкина с Ахматовой при случае процитировать могу, потому что он, когда рисует, аудиокниги слушать любит и я тоже.
Словом, устроился я очень даже не плохо, хотя вначале притирки были. Рыжий, он же как и положено богеме, всю ночь прошляется, а потом, перед работой, поспать ещё надо до девяти- он в какой-то фирмочке дизайнером работает. Меня же Оленька приучила часиков в шесть утра плотненько покушать. В первый день я, после пережитых приключений, всё утро рядышком с ним продрых. А на следующий день встал как обычно, по расписанию. В животе урчит, есть хочется - хоть вешайся, а он спит себе, только голова оранжевая из под одеяла выглядывает. Терпел, терпел я, но голод не тётка. Стал я вначале одеяло с него потихонечку стаскивать, а ему хоть бы хны. Тогда я пальцы ему на ногах лизать затеялся, а потом уж и грызть их начал. А он только ногами дёргает, но не просыпается. Подошёл я и в лицо ему смотреть, гипнотизировать, стал. Не действует! Крепкая нервная система оказалась. Вздохнул я и замяукал тихо и жалостно.
- Лео, заткнись!- это он меня в честь Леонардо своего любимого назвал.
Понял я, что словами и намёками тут ничего не поделаешь и смекнул: у кровати шкаф книжный стоял. Забрался я на него и сверху на Сеньку шмякнулся. Вес у меня порядочный, так что он сразу проснулся. Но, вижу, всё ещё спящим притворяется. Тогда я опять на шкаф забрался и вниз кинулся. Мне даже этот аттракцион понравился. И ещё раз. Тут Рыжий не выдержал: вскочил с кровати недовольный, а я сразу ему об ноги ластиться начал и мурлыкая к холодильнику веду. Он как зомби, не глядя, банку какую- то оттуда вытащил и мне в тарелку вывалил. А сам опять в постель плюхнулся. Сто лет икры красной не кушал! Ради этого и подождать стоило. Потом выяснилось, что он мне случайно, спросонья, её скормил, была эта заветная баночка для какого- то их банкета заготовлена. Повезло! После этого он меня своим гостям так представлять стал: "Это мой кот Леонард- сибарит и аристократ. По утрам любит баночку икры выкушать и рисовать, как его великий тёска, умеет". Это он другой случай забыть не может.
У него по всей квартире тюбики с красками валяются: на столах, стульях, даже на полу и не всегда закрытые. А на кухне он не готовит, как все нормальные люди, а холсты грунтует. Хотя бы окна открывал, проветривал! Меня он во время этого процесса выгоняет и дверь закрывает. Больно надо!
Понагрунтовал он как- то кучу холстов, кухню на тряпочку закрыл и куда- то тусовать отправился. Завис там на двое суток. Ну, я вначале одиночеством наслаждался, а потом стал от безделья маяться. Я же не человек: ни телевизор включить, ни почитать, ни с фужером вина расслабиться. Вам бы побывать в шкуре кота - взвыли бы. Скучал, скучал и решил в запретную зону наведаться. Вначале просто дверь открыть хотел. Мол, ну, Сеня, сам кота совершенством природы называешь, а сам его интеллекта недооцениваешь. Подумаешь, тряпка! И прыгал я, и тянулся, и на задние лапы вставал и всё- таки добился своего - тряпку эту выдернул. Дверь открылась.
Я вошёл, понюхал, походил, на стол запрыгнул, а там палитра. Ну, я в неё и вляпался. Смотрю, на белой поверхности свежезагрунтованного холста мой след остался. И пробудились во мне так долго дремавшие творческие способности. Дай, думаю, порисую. Вспомнил своих фламандцев, решил- покажу Рыжему как надо. Возюкался, возюкался, но что- то не очень получается, только измазался весь от носа до хвоста. Бросил я это неблагодарное дело и пошёл, на диван завалился и от усталости так крепко уснул, что даже не услышал, как хозяин вернулся.
Утром он первым делом на кухню пошёл, холсты свои проверять, и тут же выдал такое заковыристое ругательство, какого я от дяди Коли никогда не слышал и даже журналом в меня кинул, хорошо, что я вовремя увернулся. Я и сам в своей проделке сильно раскаялся: кто же знал, что эта краска такой едкой окажется. Думаете, легко было лапы от этой гадости оттирать? Сутки мы оба ходили грустные и друг на друга обиженные.
А на следующий день к нам явился бородатый дядя Федя, по кличке "шестидесятник". Был он и правда не молод, но всегда весел, бодр и краснощёк. Увидел мои художества и как начал восхищаться:
- Что там Полок и Кандинский вместе взятые! Ты посмотри: здесь же полная воля бессознательного! И какая экспрессия! А фактура? Тут и от лап разводы, и штрихи от царапок, и даже элементы аппликации из шерсти присутствуют! Да твой кот действительно кошачий Леонардо! Если так пойдёт, то он знаменитым быстрее тебя станет.
И у Сени парочку холстов с моими каракулями выпросил. Мы ему их на чистые поменяли. А Рыжий загордился - у меня даже кот художник! И сам мне потом несколько раз и краски наводил, и холсты подкладывал. Только как он не старался я теперь в эту гадость ни ногой - больно она вонючая оказалась. Сделал парочку шедевров и хватит! А то видел я тут по телевизору такого слона. Заперли его в зоопарке и рисовать заставляют, а картинки эти с аукциона за бешеные деньги продают. Хватит! Я в прошлой жизни наработался.
Вообще, мне мой новый хозяин очень понравился, но по Оленьке я всё равно тосковал. Жизнь тут, конечно, интереснее и веселее, а как подумаю, что она там одна, от окна к двери мечется, сердце кровью обливается. Чувствую, и она обо мне думает: тревожиться, не отпускает. Но где же мне её искать? После пережитых потрясений мне на улицу нос высунуть страшно. Что же, будь что будет! Да и народ вокруг хороший. Художники, конечно, выпить не дураки, но люди интеллигентные. И романы мой Рыжий крутит почище Сашеньки, но какие- то безобидные.
Сашка - тот из женщин всё тянул: от души до денег. А у Сени отношения лёгкие, так - сказать взаимовыгодные: я тебе любовь и восхищение и ты мне любовь и восхищение. Поэтому и девушки у него как бабочки - яркие и радостные. Залетит такая красавица к нам: защебечет, картинами завосхищается, как буд- то что - то в этом понимает, меня рукой наманикюренной погладит, и мы с хозяином так и растаем. Как не любить такую прелесть? И прелесть нас любит, пусть и не долго. А улетит - следующая появиться.
Я, кстати, у Рыжего чем- то вроде тестера стал: если мне девушка нравиться я ей об ноги тереться начинаю, значит все - надо брать! А уж если я кверху пузиком перед ней лягу и мурлыкать начну- это вообще высшее признание женских качеств. Сеня так друзьям и говорит: "Мой Лео людей за километр чувствует. Любого подлеца или стерву с первого взгляда вычислит". Да уж, куда он без меня! Был тут один журналист - ушёл в мокрых ботинках. И Ирэна, искусствоведша местная, на хозяина глаз положившая, тоже получила по полной программе: я ей все колготки порвал и шляпку изуродовал, с молчаливого Сениного согласия.
Но любая идиллия рано или поздно заканчивается. И если это была чистая мужская дружба то, как говорят французы, "шарше ля фам"- ищите женщину. Как- то раз появилась у нас одна даже не бабочка, а стрекоза. И откуда она взялась на Сенину голову? Глазищи огромные, сама тонкая как тростинка, грива чёрная, а вокруг шеи шарф цветной летит, развивается. Брови свои удивлённые поднимет и трепещет вся от смеха как серебряный колокольчик. Я как в первый раз её увидел, так сразу кверху пузиком и шмякнулся, от силы женского обаяния. Да, это не серенькая Оленька, это цветок экзотический. Но она у нас всего минуточку побыла и исчезла. Только вижу - Рыжий мой ни ест, ни пьёт. Ясно же: о ней думает.
Не знаю, как ему её поймать удалось, или она не особо пряталась? Только приходят они как то вдвоём. Я, признаться, даже обрадовался, она и мне понравилась. А она на меня глазищами огромными смотрит и говорит:
- О, у тебя кот! Я в первый раз не заметила. Меня вообще- то животные не любят, особенно кошки.
И тут я почувствовал неживой какой- то холодок и весь аж ощерился: красивые черты девичьего лица начали медленно меняться- резко залегли носогубные складки, хищно навис нос, кожа пожелтела. И вот на меня в упор смотрела жуткая старуха. Ведьма! Наконец- то понял я и зашипел, выгнув спину.
- Ну вот, что я говорила!- кокетливо усмехнулась она острыми клыками, повернувшись в сторону Сени.
А тот хоть- бы хны: улыбается, как ни в чём не бывало. Говорят же, что кошки видят всякую нечисть, теперь я в этом на своей шкуре убедился. А что толку? Ах, Апельсин, Апельсин, ругал я себя, не уберёг хозяина!
Только был у меня хозяин, а стала хозяйка. Она его крепко в оборот взяла, а он ей во всём подчиняется, ни на шаг не отходит, смотрит влюблёнными глазами - околдованный. Месяца два прошло из его друзей к нам уже никто и не заходит. Кончилась и вся его клоунская мазня: сидит целыми днями её портреты рисует. А меня она не любит, видно понимает, что я её в истинном свете вижу.
Страшней всего, когда ночь начинается. Только двенадцать пробьёт, как она из постели подымается: мёртвая, одеревенелая стоит над Сеней, в воздухе качается. Откроет свой чёрный рот и его дыхание тёплое пьёт. А он не просыпается! Что меня удивляет: раньше всеми ночами шатался, а теперь в десять вечера уже спит как убитый. Ведьма всё сильней и сильней цветёт, а он на глазах тает. Худой, хмурый стал, со всеми, кроме Лилечки своей, раздражительный. Обо мне заботиться перестал, по три дня в тарелке один сухой корм валяется. Пропал парень! Надо что- то делать.
В одну такую ночь, только она с постели встала, в светлом квадрате окна замерла, вся синяя, прозрачная, я Сеню будить кинулся, на кровать запрыгнул. Кричу, мяукаю, за руки кусаю, а он как спал, так и спит. Зато ведьма ко мне кинулась: глаза ледяным огнём горят, на руках когти острые.
- Заткнись!- шипит и лапой своей стальной замахивается.
Я сжался от ужаса и под шкаф спрятался, но она меня слегка поцарапать успела. Из ранки кровь потекла, а она усмехается:
- Ну, котяра, доигрался! Я не я буду, если тебя отсюда не выживу!
Утром Рыжий встал:
- Лео, где же ты так поранился?- удивляется.
А она волосы свои чёрные длиннющие расчёсывает и говорит:
- Он вообще у тебя какой- то паршивый! Может это лишай? Ещё и меня заразит!
- Да нет, это царапина - успокоил он её и ранку мне перекисью обработал.
С тех пор началась у нас с Лилей скрытая война. Только вижу, что она ночью над спящим Сеней склоняется, и дыхание его пьёт, я тут как тут на постель прыгаю. И чувствую: ей со мной не справиться, как бы она когтями не махала. Ведь коты не совсем обычные животные- только я мурлыкать начну как она слабеет и подойти к нам боится. Так я всю ночь хозяина и охраняю. Она аж стареть начала, даже Рыжий забеспокоился:
- Что с тобой? Ты не болеешь, любимая?
- С котом твоим сладу нет, всё время безобразничает!
- Это Лео- то? Он интеллигент.
- Это ты не замечаешь, он же не тебя достаёт. И дикий совсем, даже кусается!
- Да ласковый он, увалень. Это он только на тебя почему- то шипит.
- Ты хочешь сказать, что я такая стерва, что меня коты бояться?
- Нет! Что ты, нет!
- Зато я его боюсь!- заплакала она как ребёнок - Он мне все руки расцарапал. Ночью просыпаюсь, он надо мной стоит. Вдруг в глаза вцепится? Он же зверь!
- Ну что ты глупости выдумываешь!- успокаивает он её, целуя следы от слёз.
И всё- таки любит он меня, раз заступается!
Поняла она, что так просто настроить его против меня не получится и затаилась. И ночью не слоняется, и днём себя спокойно ведёт. Я даже сомневаться стал - может мне всё это почудилось? Только внимательно к ней пригляжусь- вижу что внутри неё что- то тёмное прячется. А она ко мне подлизываться начала, всякую вкуснятину покупать: зефир, мороженое, сливки жирные, то, что даже Сеня мне не даёт. Я от этого очень поправился, что, впрочем, меня не портило, а придавало царственности. Как- то принесла она коробку икряной копчёной мойвы и всю её мне скормила. Вначале я прямо забалдел, а потом, братцы мои, ой как плохо мне стало! Как же я расслабился - не понял, что нельзя ничего брать из рук своего врага!
Как всякий кот я ушёл умирать в одиночестве, под старый шкаф в прихожей. Рыжий ничего даже не заметил, а Лиля радостная ходит, улыбается. Только утром он увидел мой поникший хвост, торчащий из- под шкафа, и вытащил меня оттуда. Видок у меня был ещё тот, потому, что он сразу изменился в лице и стал у меня испуганно спрашивать:
- Лео, Лео, что с тобой?
Как будто я мог ему ответить!. Ведьма же пожала плечами и сказала равнодушно, что не нужно, мол, подымать панику- котик просто переел и всё будет в порядке. После чего ушла в комнату. Но лучше мне не становилось, даже наоборот. Когда Рыжий завернул меня в плед, и несмотря на её возражения, что не надо никуда ехать, всё само пройдёт, вынес меня из квартиры я даже не сопротивлялся. Когда же меня осматривала хорошенькая девушка в страшном вонючем кабинете, я уже мало что понимал. Мне тогда казалось, что всё это сон и я по прежнему с Олей и она заберёт меня отсюда. Но сон кончился, и мне неожиданно стало легче.
- Желче- каменная болезнь у вашего котика плюс пищевое отравление. Сколько раз объяснять, что котов кормить надо правильно!
- Да я не знал. Я его в подъезде подобрал, а до этого у меня кошек не было. Вернее, были, но у мамы, я их и не кормил никогда - оправдывался Сеня. А девушка строго продолжала:
- Кота нельзя кормить рыбой! Особенно мойвой, особенно копчённой! И вообще, он у вас девять с половиной килограмм весит! Куда вы его откармливаете?
В общем, посадил он меня после этого случая на строгую диету, да ещё неделю мне какие- то уколы и капельницы делали. Мука! Но как Лиля не возмущалась, что он на меня такие деньги тратит, он меня лечить не прекращал. А когда она мне хотела украдкой кусок зефира сунуть, он её по руке шлёпнул. Она брови удивлённо подняла, заулыбалась:
- Да это когда было? Теперь ему уже всё можно.
- Я сказал- не корми его всякой дрянью!
- Ты кота больше чем меня любишь!- возмутилась она и хлопнула дверью в свою комнату.
После болезни у меня чутьё обострилось. И стал я ощущать чужое присутствие: будто кроме нас в квартире кто- то есть. Иногда присмотрюсь своим особым, кошачьим, зрением - вроде силуэт чёрный в тенях мелькает. Даже Рыжий замечать стал:
- Лео, куда это ты смотришь?
- Да он у тебя вообще неадекват!
Однажды я дома один остался. Смотрю, Он в кресле сидит, уже не прячется. Вроде как человек, но весь чёрный, даже лица не рассмотреть. Не говорит, голоса я не слышу, но всё понимаю:
- Скоро ведьма твоего хозяина изведёт. Она ведь многих так изжила и меня тоже. У кого здоровье и молодость, как у твоего берёт, у кого деньги и власть отнимает. А потом бросает как выжатый лимон.
- А ты что здесь делаешь?
- За ней хожу, дожидаюсь. В ад с собой забрать хочу.
И стал Он мне о себе рассказывать:
- Только теперь понимаю, что счастливым человеком был. Была у меня любимая жена- Маша, дети. В девяностые у нас вся страна рухнула, но я выполз, справился, не дурак был. Фирма своя появилась, иномарочка. А потом ещё круче раскрутился, по- настоящему богат стал. Но мир богатых людей диктует свои условия: банкеты, фуршеты. Незаметно я от семьи отдалился. Жена раздражать стала: кругом модельки ходят в Гуччи и Прада наряженные, а она у меня не молодеет и к шмоткам таким не привыкла: как оденется хоть стой, хоть падай. И тут она... Лиля... Ведьма. Влюбился я как пацан, и завертелось - через полгода я уже разведён и на ней женат был. Всех родственников она от меня отвадила. Мать моя от такого потрясения раньше времени умерла, сердце не выдержало. А она, Лиля, до денег жадная оказалась, под себя всё гребла, мне нашёптывала. Разве бы я детей своих без средств оставил? Всё она - околдавала, заморочила и так обставила, что они с Машей из роскошного особняка в двушке в спальном районе оказались.
Постепенно она полную власть надо мной взяла, да ещё и изменять мне стала. Я, конечно, тогда об этом ни сном, ни духом не знал. Но вскоре чахнуть стал, а затем и вовсе слёг. Да так резко! Мне бы догадаться, что это её рук дело, но я ей тогда полностью доверял - влюблён был. А у меня же договора, сделки- то там, то там с кем- то встретиться, что- то подписать надо. Даже вспоминать стыдно, но выдал я ей доверенность на свою фирму и всё имущество. А дальше- дело техники: она со своим любовником тогдашним быстро всё к рукам прибрала. Да так, что даже счёт в элитной клинике не оплатили и меня от туда вежливо на улицу выпроводили.
Куда идти? Выбора не было, сунулся к бывшей жене и детям. Маша моя всегда доброй была: простила и назад приняла. А вот сын даже из дома ушёл. Потом, правда, вернулся, но каждым куском попрекать стал. У меня онкология, последняя стадия. Жена ухаживала, да ещё и работала, всю семью кормила. И случилось чудо- я на поправку пошёл. Но чем крепче и здоровей я становился, тем сильнее день ото дня чахла Маша. Когда кинулись - поздно было: оказалась у неё та же болезнь, что и у меня. Сгорела за несколько месяцев.
- Ты эгоист! Ты маму всю жизнь обижал: всё у неё ради шлюхи отобрал, а потом вернулся и последнее - здоровье отнял!- кричал мне сын с посеревшим от горя лицом.
Я подумал, и правда, я сам всё разрушил и дети не виноваты - я таких заслужил. Вышел из дома, где горе просто давило на плечи, от осуждающих глаз дочери. Отыскал в тёмном скверике сук потолще, вытащил пояс из пальто и повесился. Мой грех. С Машей мне уже не быть. Хоть ведьму эту с собой в ад заберу, доброе дело сделаю. Поможешь?
- Ты просишь помощи у кота?
- Насколько я вижу ты не совсем кот. Ну что, согласен?
- Всё, что надо сделаю!
- Ну, слушай: ты ее, когда нибудь с открытой шеей видел? Она всё время, какие- то украшения, шарфики носит, а то и просто её закрывает стоячий воротник. Якобы горло слабое - долго он мне ещё про неё говорил, да такое, что у меня шерсть дыбом встала.
Стал я с тех пор за Лилей внимательно следить, да момент выгадывать. И вот дождался. Раз пришли они откуда- то поздно ночью. Рыжий в душ пошёл, а она перед зеркалом села. Я незаметно подкрался. Смотрю: вот она сняла широкое как ошейник колье, плотно охватывавшее шею, а под ним оказалась страшная красная полоса, как от глубокого пореза. И хоть призрак предупреждал меня, но я чуть не закричал от ужаса, когда она обхватила голову руками и сняла её, как надоевшую шляпку. Поставила на туалетный столик и сидит, расчёсывает. Когда же тебе, красавица, голову отрубили? Явно не в этом веке! И, похоже, было за что... Тут я вспомнил, что делать должен: со всех лап подбежал, подпрыгнул, сбив с трюмо голову, вцепился в её волосы зубами и потащил. А ведьма на ощупь за мной побежала.
- А-а-а!- закричала голова - Твой кот опять безобразничает!
Я услышал как стукнула дверь ванной и остановился, расслабившись, положив добычу на пол. Сейчас Рыжий войдёт, увидит меня с говорящей головой и ведьма будет разоблачена. Не тут- то было! В последний момент она подбежала, схватила свою голову и приладила её на место, набросив поверх шеи лёгкую, летящую ткань.
- Лео, хватит!- возмутился Сеня, вбегая в комнату и не замечая, что голова у Лили сидит как- то набекрень.
- Он расцарапал мне лицо!- плакала ведьма.
- Не бойся, не бойся! Не мог же он просто так кинуться? Может, он так играл?
- Хороши игры!- зарыдала она с новой силой.
Утешая, он завёл её в спальню и закрыл дверь.
- Что же ты, брат, делаешь?- спросил меня Сеня на следующее утро, насыпая в миску свежий корм - За что Лилю обижаешь? Что она тебе сделала?
К сожалению, объяснить ему я ничего не мог, только смотрел печальными глазами.
- Вот уж от тебя такого не ожидал! Ты у нас, оказывается, женоненавистник. И аллергия у неё на тебя к тому же началась. Придётся из вас кого-то выбирать. Её, как понимаешь, я бросить не могу- это любовь. Что такое любовь знаешь, глупый мой котяра?- он потрепал меня по голове - Видно, придётся с тобой расстаться. Но не бойся, мы же друзья! Я отдам тебя только в хорошие руки.
Я понял, что у меня осталось очень мало времени.
Ведьма же весь день ходила делая несчастное лицо и, стоило только появиться Сене, как тут же чуть не плача прикладывала платочек к еле заметным царапинкам, изображая жертву сумасшедшего кота- злодея. А как стали они спать ложиться она десять раз посмотрела где я. Я сижу себе спокойно в зале на грядушке дивана. Они уже и дверь от меня закрыли и всё равно слышу, она Рыжего заставляет:
- Любимый, проверь, не забежало ли к нам это животное. Я от него задыхаюсь!
- Да в зале он! Спи, родная, не бойся.
Глупец! Это ты бояться должен!
Наконец, успокоились. Выждал я чтобы они точно уснули. Глянул: хорошо, что на часах нет ещё двенадцати, в это время ведьма в силу входит. К двери подкрался. Счастье, что она меня за обычного кота приняла, видно ведьмы не всё знают. Думает, что дверь открыть у меня ума не хватит. Главное не шуметь. Я мягко подпрыгнул и на ручке повис.
Удача! Дверь бесшумно открылась. Я на кровать залез: спят. Тогда я над ведьмой склонился и в ушко ей так тихо- тихо напевать начал: "Мур- мур, на море- окияне; Мур- мур, на острове Буяне; Мур- мур, бел- горючь камень лежит; Мур- мур, под ним сонный ключь бежит; Мур- мур, очи омывает; Мур- мур, Лиля засыпает". Откуда я эту песню взял не знаю, впитал с молоком матери- кошки, но действует безотказно. Спит ведьма, заколдованным сном спит! Я пою как заправский кот - Баюн, а сам аккуратненько лапкой голову её катаю, уже на самый край кровати укатил. Ну, выручай, Святая Сила! За волосы её схватил и с постели изо всех лап кинулся.
Выбежал в зал, оттуда в коридор. Старинные часы как раз полночь пробили. Вижу в углу, в самом мраке, Чёрный человек стоит, я ему голову и кинул. Он её поймал, за волосы держит, а она глазищи свои жуткие открыла и как зашипит! Слышу- шорох. Повернулся: за стены хватаясь, тело безголовое бредёт. Голова ему кричит: "Сюда! Сюда!" Ужас! Но я решил - нельзя больше проигрывать и под ноги ей кинулся. Кружусь, шагать не даю. Она запуталась, оступилась и на пол хлопнулась. А я вокруг круги плету. Только она встать попытается, опять об меня спотыкается.
- Ну, вот мы и встретились!- сказал Чёрный человек, держа на вытянутой руке шипящую как змея голову и глядя в её жуткие глаза - Помнишь?
- Всех не упомнишь - ядовито усмехнулась она.
- А я вот хорошо тебя запомнил. До сих пор забыть не могу! Посчитаемся?
- Что ты мне сделаешь, дурак! Я бессмертна, что не видишь? Забери кота.
- Вот и хорошо. Я утащу тебя с собой в ад. Отличная прогулка, не правда ли? Бессмертна - вот и гори там заживо!- засмеялся он и вдруг стал растворяться в густеющем, затягивающем мраке. Последней исчезла рука, держащая ведьмину голову.
- Нет! Нет!- в смертном ужасе кричала голова с искажёнными звериным страхом чертами.
Тело сделало последнюю попытку встать, но опять упало и теперь тянулось к ней, царапая пол страшными стальными когтями.
Миг и ни человека, ни головы уже не было. Только там, где они недавно стояли, клубилась потревоженная ночная тьма. Мягкий лунный свет из окна падал на неподвижно лежащее тело и было понятно, что оно давно и необратимо мертво. Я подошёл и осторожно тронул его лапой и вдруг, в одно мгновенье, оно рассыпалось в прах. Страшной ведьмы как не бывало! Осталась лишь горстка серого пепла. На всякий случай я раскидал его по разным углам комнаты.
Утром Сеня с недоумением поднял лежащий на полу роскошный шёлковый пеньюар.
- Лиля, Лиля! Ты в ванной?
Но её нигде не было.
- Лиля! Лиля! Где ты?- метался он по квартире.
Ох, он и тосковал!
- Да найдётся твоя красавица!- утешал Рыжего дядя Федя.- Глотни лучше беленькой! Женщины они такие - всегда возвращаются. Это мужики - порвал и с концами.
- Не могла она так уйти! Сумочка, деньги, ключи, сотовый- всё здесь валяется. И вещи не собрала.
- Всё случается!
- Украшения, наряды свои бросила и в ночь ушла? Так не бывает.
- А в милицию обращался?
- Три раза был.
- И что?
- Усмехаются. Говорят: деньги твои, часы, ценности не взяла- радуйся. Я же и заявления о её пропаже написать не могу: ни фамилии, ни адреса, ни даты рождения не знаю. Даже телефон на совершенно другого человека, с ней не знакомого, зарегистрирован оказался, год назад пропал.
- Значит, всё- таки мошейница!
- Мошенница! Да что ты понимаешь? Лилечка- чистая душа. Я чувствую- с ней что- то случилось- махнул рукой Сеня и на балкон, в одиночестве покурить вышел.
- Да... Грех так говорить - обратился ко мне, как к понимающему собеседнику, дядя Федя- Но, может быть, это и к лучшему. Мне эта Лиля не нравилась. Как здесь жила я к вам и заходить боялся.
- Мяв!- подтвердил я его мысль, сладко потягиваясь.
Любовные страдания тем и хороши, что рано или поздно заканчиваются. Месяца два прошло и у Рыжего сердечная рана совсем зарубцевалась или просто ведьмины чары кончились. Стал он её забывать. Вещи её в конце- концов собрал и на антресоль отправил.
- Правильно, правильно!- мурлычу я умываясь- У тебя, парень, жизнь счастливая только начинается.
На стенах появились новые картины, в дом друзья прежние потянулись. Словом, всё стало на свои места.
А там и судьба в дверь постучалась. Явилась она в виде бывшего однокурсника. Он года два как заграницу уехал, в Испанию, а тут, на родине, родственников навещал. Увиделись, обрадовались, разговорились. Ему работы Сенины последние очень понравились. Хороший парень: без злобы, без зависти, без двойного дна.
- А что тебя тут держит?- говорит- Я тебе вызов сделаю, приезжай! По всяким салонам, галереям походишь. Мне кажется, живопись твоя там понравиться, кто - ни будь да возьмёт. Понемногу зарабатывать начнёшь. А если не получиться- дизайнером, как здесь, устроишься.
Поговорили, и уехал он. А мой задумался. Через некоторое время и правда вызов приходит. Рыжий всё колеблется. Ему все - "Езжай, езжай!", а он:
- А кота я с кем оставлю?- обо мне беспокоиться.
- Да хоть со мной!- вызвался дядя Федя- А квартиру пока сдавай.
Ну что же, будь я просто котом, может, как последний эгоист, и раскапризничался, но я- то понимаю: Сеню и правда там большая удача ждёт. Зачем препятствовать? И, хоть и хорошо мне с ним было, смирился, что бы парня не расстраивать. Он и так к дядь Феде и одеялко моё любимое, и все игрушки, и миски мои перетащил.
- Ну что, Лео, не скучай! Я бы тебя с собой взял, но сам не знаю как устроюсь - обернулся он у порога.
"Ладно, езжай! Удачи тебе, Рыжий!"- подумал я и потёрся ему об ноги.
Дядя Федя был скульптором. Имелись у него и квартира в центре города, и жена, и дочь. Но он дневал и ночевал в своей огромной мастерской, расположенной в подвале старого трёхэтажного дома. И я его понимаю - это же мужской рай! Где что бросил- там оно и лежит. Никто не зудит, нотаций не читает, пыли не вытирает. Туда он меня и принёс. Ой, и интересно же там было! В ванне, под целлофаном свежая глина "отдыхает". Вокруг формы для отливок, гипсовые головы, каркасы проволочные стоят. По стеллажам и просто на полу штуковины всякие валяются от первобытной керамики и старинного фарфора до самовара с патефоном.
А людей здесь тусовалось! Мало того, что некоторые друзья, зайдя на огонёк, оставались здесь кто на день- на два, а кто и на год- места всем хватит! Так Федя ещё и преподавал. Был он добряк, так что его все любили. Но в оценке ученических работ неожиданно строг, не мог кривить душой, ломая свои принципы. Так что, молодёжь могла у него болтать, веселиться, пить чай с бутербродами, иногда и что покрепче, и даже ночевать, если кто- то опаздывал на электричку, но за кривой кувшин или лист аканта - пощады не жди!
Я в эту атмосферу вписался как будто тут и был: целыми днями на пыльных коврах и диванах валяюсь, что повкуснее ем, все меня чем- то угощают. Придут студентки - заласкают, заусипуськают. Дядя Федя по голове погладит:
- Как твои дела, рыжий плут?
Он даже с меня скульптуру слепил: лежу я на диване в позе поэта, охваченного вдохновением, только гусиного пера в лапе, как у Пушкина, не хватает, и назвал: "Кот учёный". Здорово получилось, вот это я понимаю! Его спрашивают:
- А почему у вашего кота лицо человеческое?
А он, хитро так на меня глядя, усмехается:
- Так он и есть человек, только лучше!
Он про меня всё понимал, мудрый старик. Правда, великий пьяница. Как же, день и ночь идут друзья и почти каждый со своей бутылкой. Так что, он весь день слегка под хмельком, но видно крепкая закваска сказывается - достойно себя ведёт. Только раскраснеется да ходит, улыбается. И, что интересно, и в таком состоянии у студентов все огрехи замечает. Стоит бывало, прищурится, сам за косяк двери держится:
- Васильев! Сверху справа толщину миллиметра на три убери. Смирнов, сколько раз голова в туловище умещается? За пропорциями следи!
Те присмотрятся и всё, что Фёдор Иванович сказал, правдой окажется.
Хотя бывало, что напивался и до положения риз. Но и тогда не буянил, а как ребёнок наивным и беспомощным становился. А студенты и рады стараться! Сами как разгуляются - ведь в их распоряжении вся мастерская! Однажды, зимняя сессия как раз была, зачётки ему подсунули - пятёрок себе понаставили и тянут расписаться. Старик сияет как звезда, автографы раздаёт. Очки одел, читает:
- Скульптура: пять (отлично). Тушин. Тушин... Тушин... А! Да это же я!- обрадовался и снова ну расписываться.
Он потом с этим курсом несколько занятий не разговаривал, обиделся. Трезвый бы он им ничего больше тройки и не поставил - бездари. Но потом оттаял - не умел зло в себе копить. И правильно! Я вообще понял - человек творцом быть должен, обязательно что- то создавать от сада- огорода и детей до книги или храма. Тогда ему некогда злобствовать: он своими делами занят и от труда своего счастлив. Вот так- то.
Любил он со мной поговорить. Бывало мы одни останемся или наоборот, вокруг такое веселие царит, что никто ни на кого внимания не обращает. Дядя Федя меня на колени возьмёт, гладит и разговаривает: про жену, про дочку, про юность свою рассказывает. И всё так интересно, весело, с юморком. А однажды сел напротив:
- Что, Рыжик, пора мне, похоже, отсюда собираться. Как- никак за семьдесят уже! Хорошо пожил. Мамку я свою сегодня во сне видел. Захожу, а она в горнице сидит. Я же на Украине вырос, а там знаешь везде подушки, покрывала, рушники алой ниткой вышитые. И вот в этой комнате всё так разукрашено, аж белое- белое, алое- алое, нарядно - огнём горит! А мамка совсем молодая, косы чёрные и вокруг васильки. Красивая! Смеётся и говорит:
- Смотри, сыну, какой я тебе дом приготовила! Шестьдесят лет уж сижу, жду. Ох, как тут хорошо! Ты уж поскорее собирайся да приходи!
А у окна вишня цветёт, от неё аромат... Я до сих пор чувствую. И так там мне понравилось, что просыпаться не хотелось. А она мне говорит:
- Ты только на дорожку помолись, как я тебя в детстве учила.
Она у меня верующая была, хотя тогда это и не принято было, и на ночь или перед важным делом всегда "Отче наш" читала, а я уже и слова забыл.
С того дня старик серьёзней стал. Не пил, к дочке с женой наведался, пообщался. Библию купил, сидит по вечерам, читает, а я залезу, лягу рядом, блаженствую: слушаю, как он бормочет и страницами шуршит, переворачивает.
А в воскресенье он в церковь пошёл, в первый раз в жизни. Оделся во всё чистое. Пришёл, улыбается:
- Я - говорит - На праздничную службу попал, сегодня Троица. Хороший знак!
А сам раскраснелся, отдышаться не может:
- Оф, жарко у нас как!
Хотя в подвале летом хорошо, прохладно. На диван присел, рубашку за ворот рванул:
- Ой, Рыжий, что- то я задыхаюсь!
И как это случилось я даже и понять не успел, только увидел будто серебряная птичка пронеслась - душа отлетела. Глядь, а на диване тело бездыханное лежит. Лёгкая смерть! И, как на зло, в мастерской в это время никого не было! Все куда- то разбежались. Только я сижу, иногда не выдержу - замяукаю. Как ещё коту погоревать? Опять я один остался!
Только к вечеру к нам друг его Славик зашёл. Забегал, засуетился. За ним и остальные подтянулись. Врачи приехали: вероятнее всего сердце, говорят. Увезли. Неделю в мастерской была суета, кавардак и полная анархия. А потом все расходиться стали. Жена его появилась- крепкая женщина, ещё не старая. Всё обошла, взяла только зеркало старинное и самовар. Ни скульптуры его, ни книги, ни остальные вещи забирать не стала:
- Зачем мне - говорит- этот хлам. На память кто что хочет разберите. Я себя плохо чувствую, заниматься этим некогда.
- А котик?
- Какой котик? Я и не знала, что у него кот был! Нет, я его взять не могу, у меня аллергия. На улицу выпустите, он его, наверное, оттуда и подобрал.- с тем и ушла.
Народ что хотел взял и разбредаться начал. Я на диване сижу.
- А с котом- то, что делать?- забеспокоился Слава, который должен был закрыть мастерскую и отдать ключи в местный Союз художников.- Может, возьмёт кто? Я бы сам взял, но, правда, не могу! Нас в однокомнатной и так четверо - жена убьёт!
- Слышь, так это вроде Сенькин кот?- сообразил один из собратьев- художников- Сеньку рыжего помнишь? Он ещё куда- то там, то ли в Испанию, то ли в Италию уехал.
- А, да! Точно, вспомнил!
- А квартиру он сдал. Там у него Серёжи Жилина, ну графика нашего знаешь, сестра с мужем живёт. Туда кота и отнеси, верни, так сказать, на родную территорию. Пусть последят, а он с них меньше за жильё возьмёт.
- Точно!- вздохнул с облегчением Слава.
Как вы сами понимаете, новые хозяева мне не особо- то и обрадовались, они же не знали, что к квартире ещё кот прилагается. Танька ничего, я с женщинами быстро общий язык нахожу, конечно, если они не ведьмы. А вот Генка... Для начала мы с ним кресло делить начали. Оно раньше, когда мы с Сеней жили, моим было, вот я в нём и расположился. Лежу, а тут он с пивом и жёлтым полосатиком идёт.
- Брысь!- и рукой показывает, мол, убирайся.
Я делаю вид, что не понял. Тогда, так как руки заняты, он меня ногой из кресла выковыривать начал. Но я не сдаюсь, упираюсь. Пришлось ему пиво с рыбой на журнальный столик поставить и меня из кресла уже руками стаскивать. Не тут- то было! Я в него когтями вцепился намертво. Что оно мне - это кресло? Главное справедливость! Оно ведь моё было еще, когда никакого Генки тут в помине не было!
- Танька, меня этот кот в кресло не пускает!
- На диван сядь!- вот настоящая женщина: всегда готова к компромиссам.
Но Генка упёрся и ещё минут десять тянул меня, а я отчаянно сопротивлялся, пока не треснула обивка и мы не отлетели вместе с ним на несколько метров. Я- то ничего, а он потерял равновесие, ударился об журнальный столик и шлёпнулся на пол. Пиво перевернулось и с бульканьем полилось ему на голову. Я же, как ни в чём не бывало, уже лежал в кресле.
Казалось бы, проиграл- прими это как настоящий мужчина. Думаете, Генка мне после этого уступил? Как бы ни так! Каждый раз, идя к телевизору, он садился в это кресло, правда, помня горький опыт, меня из него не вытаскивал. Просто садился прямо так, оставляя мне чуть- чуть места, чтобы на смерть не раздавить. И такая борьба шла у нас по всем фронтам, причём не намеренно, просто так выходило. Вот когда я понял фразу: "Не сошлись характерами". А потом и приключилась та самая история, с которой я свой рассказ начал. Помните: когда я с окна спрыгнул.
Хорошо, что приземлился я тогда так удачно. Сижу в кустах, в себя прихожу, всю свою жизнь вспоминаю. Конечно, можно у подъезда подождать пока Танька вернётся и меня впустит или Генка остынет и сам спустится. Только я вот что думаю: если уж так сложилось, и я снова на улице оказался, может всё- таки пойти поискать Оленьку, а не получиться, тогда уж назад вернуться. Была- не была! Оглянулся я по сторонам и сам не знаю куда отправился.
Бродил я до самого вечера, а потом понял что потерялся. Казалось бы и приметы запомнил: дом пятиэтажный, лавочка зелёная, кусты сирени, помойка. А всё- таки не совсем настоящий я кот - не умею на местности ориентироваться. Заблудился: то сирени нет, то лавочка синяя, то дом трёхэтажный. Сел я и чувствую, что дико проголодался.
А напротив мусорные баки стоят. Тут к баку подбежала симпатичная пёстрая киска, запрыгнула, и начала энергично в нём копаться. И как я сам не догадался! Запахи от мусора шли завораживающие, моё кошачье любопытство не выдержало, да и в животе от голода уже заурчало, и, наплевав на гордость, я осмелел и тоже залез в помойку. Киска вытащила оттуда большую селёдочную голову и теперь грызла её с довольным видом, благожелательно на меня посматривая.
Только я увлёкся обнюхиванием всякой - всячины в поисках чего- ни будь вкусненького, как за спиной раздался гнусавый кошачий голос с завываниями:
- Это моя территория! Мяу- мяу - мя!
Симпатичную кошечку как ветром сдуло.
Я повернулся и почти нос к носу столкнулся с наглой одноглазой физиономией. Вам и не объяснить даже как, но я сразу узнал в мощном серо- полосатом котяре с вытекшим глазом и порванным ухом того краснорожего парня из своей прошлой жизни. Это был он! Вид у него и сейчас был бандитский, но потрёпанный: шерсть колтунами, весь в шрамах и свежих царапинах от кошачьих боёв. Он зашипел, выгибая спину, и пошёл прямо на меня, не мигая, глядя в глаза. Интересно, он помнит своё прошлое?
-Вали отсюда! - шипел кот, надвигаясь всё ближе и ближе, по мере того, как я отступал.
Помоечные лакомства не показались мне такими - уж сокровищами, что бы из- за них вступать в драку и я кинулся прочь, забившись в какую- то выемку в стене дома и издали глядя как удаляется, прихрамывая на одну лапу, грязный уличный кот. Да, недолго он погулял после моей смерти! Прикончили, небось, на какой- то бандитской разборке. Делал людей бомжами, а теперь сам на помойке живёт.
Проснулся я с диким чувством голода и хотел было бежать на кухню, проверять сварила ли Танька свежей рыбки. Открыл глаза и вспомнил, что оказался на улице. Посидел, посидел в своём укрытие, посмотрел, как бегают туда- сюда простые, не очеловеченные кошки, не обращая на меня никакого внимания. И, осмелев, двинулся к мусорным бакам. Только успел найти и разжевать колбасную шкурку, как опять появился злобный кот.
- Мяу - мяву, не даву!- закричал он и бросился на меня. Я давно растерял отвагу из своей первой жизни и оказался настолько добродушен, что даже не смог на него как следует рассердиться. Так, что рванул опять наутёк, что он, конечно, расценил как трусость и долго ещё, сидя на верху помойки, надо мной посмеивался.
Я же к стене дома какого- то прижался и смотрю на прохожих- вдруг кто- то что- то вкусненькое несёт, может поделится. И вдруг вижу ту самую тёмненькую девочку - Леру, что года два назад подобрала меня на улице. Правильно, она ведь рядом с Сеней живёт! Идёт, ни на кого не смотрит, мысли мрачные, сбивчивые, а за ней тень не её: серая, длинная ползёт. Мы же, коты, всё чувствуем. Ругаю себя: "Эх, Апельсин, опять ты не туда, куда надо нос суёшь!"- и всё равно за ней иду, нравиться она мне, надо же узнать, что с человеком происходит.
Зашла она в соседнюю десятиэтажку и бегом на верх бросилась. Несётся, как будто от своих мыслей убежать хочет, а тень от неё не отступает, по стенам растёт, на ушко ей что- то нашёптывает. Прислушался я: "Ты никому не нужна, без тебя лучше будет!" Так вот оно что! Всё мне ясно стало окончательно, когда она через незакрытый люк на крышу вылезла. Стоит и тоскливо вниз на корявые деревья и соседние дома смотрит. А Смерть вокруг бегает:
- Тебя никто не любит, тебя не за что любить! Пусть все знают, что ты была несчастна! Пусть плачут, каются! Умирать не страшно! Сделай шаг, давай!- кричит она, обдавая фигурку девочки пыльным ветром и толкая её всё ближе к краю.
И тогда я подошёл к ним и начал жалобно мяукать. Тень шарахнулась, отвлеклась от Леры:
- Уйди! Брысь!
Но я её не испугался и замяукал громче, с новой силой.
Тень сильнее прижалась к девочке, ещё громче зашептала всякие гадости. Тогда я подошёл и стал тереться Лере об ноги, толкаясь и урча. Её остекленелые глаза оторвались от лежавшего внизу безрадостного пейзажа. Она медленно перевела их на меня, как бы просыпаясь и с трудом понимая, где она. Смерть стояла в метре от нас, уже не приближаясь.
- Лаки!- вспомнила она данное мне имя.
- Мур-р, Мя!
- Ты что тут делаешь?- от удивления она очнулась окончательно и серая тень исчезла, рассыпалась, как будто её и не было.
Она схватила меня, обняла и сев, прижавшись к бортику крыши, заплакала навзрыд. Долго из неё выходили жестокая подростковая обида, одиночество, отчаянье. Ветер трепал прижатую камешком бумажку с надписью: "В моей смерти винить мою мать", пока Лера не вытащила её из-под камня, смяв и порвав на тысячу маленьких кусочков. Они разлетелись как стайка испуганных бабочек.
"Правильно, жизнь долгая, нужно быть мудрее и уметь прощать"- подумал я, сладко мурлыча. Мне вспомнилась издёрганная женщина, гонявшая меня веником. И почему взрослые люди бывают так глухи к другим, даже самым близким? Разве бы она хотела, что бы её дочка спрыгнула с крыши? Да она бы этого просто не пережила!
- Ничего, Лаки!- сказала Лера, вытирая слёзы.- Ещё совсем немножко и я вырасту. У меня будет своя семья. И я никогда, никогда не буду кричать на своих детей. И я буду их слушать, как бы я не уставала и на скольких бы работах не работала! И у них обязательно будет такой рыжий кот как ты.
Я мурлыкнул, зная, что всё будет именно так.
Когда мы вышли из мрачного высотного здания, было совсем темно.
- Что же мне с тобой делать? Домой к нам она тебя больше не пустит. Подожди, я хотя бы принесу тебе поесть!- она опустила меня на землю и забежала в подъезд.
Я постоял, слушая стук удаляющихся шагов: "Иди и не бойся, девочка моя - всё у тебя будет хорошо и Смерть к тебе теперь долго- долго не приблизится, мы далеко её прогнали!" И пошёл прочь.
Мне не хотелось лишний раз расстраивать её, ложить на её хрупкие плечи ответственность за меня и раздувать конфликт с матерью. Да и к последним хозяевам, тоже живущим в этом доме, теперь мне почему- то возвращаться совсем не хотелось.
- Пошли, я знаю где нам дадут чего- ни будь вкусненького!- из густого вечернего мрака вышла на встречу мне чёрная грациозная кошка с зелёными глазами- Ты же хочешь есть? Пошли!
И я побежал за ней.
Мы успели как раз вовремя: из дверей одного дома вышла, с трудом спускаясь по ступенькам и сильно хромая, пожилая женщина с двумя полными мисками.
- Это Мать Тереза, её так люди прозвали. Каждый вечер она кормит нас. Только никому больше об этом месте не рассказывай, ртов и так уже слишком много!
- А почему же ты привела меня сюда?
Кошечка немного смутилась:
- Я за тобой давно наблюдаю. Ты такой домашний, неловкий, жалко стало. Без помощи ты здесь не выживешь.
Наелись мы до отвала. И тут же все кошки разбежались. Я бросился за своей кисой.
- Как хоть тебя зовут?
- Зовут!? Ты такой странный! Разве у уличных кошек есть имена? К тому же, ты не совсем кот. Я знаю ещё одного такого странного, но он мне не нравиться. А ты сразу понравился, ты добрый.
Я понял о ком она говорит - о том бандите с помойки. И тут же удивился - я же с ней разговариваю! Обычные кошки между собой не разговаривают, по - крайней мере так как это принято у людей, а мы с ней непринуждённо беседуем! Значит, она такая же, как я?
- А ты не странная? Ты не помнишь своей прошлой жизни, может ты была человеком?
- Че- ло- ве- ком?!- засмеялась она.- Нет, я просто очень умная- добавила киска не без гордости.
- А как же мы с тобой общаемся?
- Телепатия. Этим обладают многие кошки, просто большинству сказать нечего, вот они и прибегают к этому средству только в случае опасности. А я, как видишь, умна и мне хочется поговорить.
У кошек не принято сбиваться в стаи, как известно, в природе они гуляют сами по себе, поэтому мы пошли каждый в свою сторону:
- Увидимся!
Увы, но мне, видно, изменила счастливая судьба- три месяца прошатался я на улице. И Оли не нашёл, и к новому хозяину не прибился. Хорошо, что каждый вечер знакомый голос созывал нас: "Кис- кис- кис!" и я летел на него со всех лап, что бы получить свою порцию.
Многие люди над Матерью Терезой смеялись - блаженная, многих она раздражала. Кое- кто и чашки её выбрасывал, еду нашу переворачивал. А я теперь так думаю- это те, кто не испытывал голода, не был никому ненужным и беспомощным. Не дай вам Бог бесприютную, бездомную кошачью жизнь в большом городе! А Мать Тереза хорошо это понимала, сама не больно счастливая была. Но как бы ей плохо не было - выйдет из дома на перекошенных больных ногах, глянет на тяжёлое серое небо и пойдёт кормить тех, кому ещё хуже. Как там говорят: " Мир держится на сорока праведниках"? Так вот, она - одна из них.
Встречал я во время этих кормёжек и свою чёрную кошечку. Была она редкостная умница и, как я заметил, остальные кошки её уважали и даже немного побаивались.
Однажды вечером, только я побежал на знакомый голос, как из- за угла на перерез мне выскочил уже знакомый серо- полосатый кот. Всё это время я всячески избегал встречи с ним, за километр обходя его владения с заветной помойкой.
- Мяв- мяв - мя! Моя территория, моя!- злобно заорал он.
Я попытался увильнуть от него и пробежать мимо, как будто ничего не понимаю. Не тут- то было! Он опять перегородил мне путь и навис надо мной, шипя и страшно ощетинившись. Я стоял, робко переминаясь и не зная, что мне делать дальше. Ещё немного и я бы повернул обратно, но тут за спиной раздался знакомый звонкий голос:
- Мяу! Не боишься меня - у? Мяв - мя! Тут решаю я!- оттолкнув меня, вышла вперёд чёрная кошка.
В её огромных зелёных глазах сверкало холодное мужество, гибкое тело подобралось, отчётливей выявив крепкие мускулы, вся она напружинилась, готовясь к страшному, мощному броску. Кот понял, что ему противостоит сильный противник и явно спасовал: прошипел что- то неразборчивое - мол, разберусь с тобой в следующий раз и быстренько скрылся, даже не глянув на меня.
- Помойки ему уже мало!- возмутилась киса - Пошли!
Но бандит никак не хотел оставить меня просто так. Чем я вызвал у него такую ненависть: своей мягкостью и благодушием или же он понимал, что попал в шкуру бездомного кота отчасти из-за меня,- тайна, покрытая мраком, но он не прекращал меня преследовать. Каждый вечер, на пути к заветной миске с едой, я должен был хитрить и трусливо озираться, в надежде миновать это препятствие. Иногда мне это не удавалось, и я оставался голодным.
- Ты не должен показывать, что боишься его. И вообще, ты не должен бояться!- наставляла меня киска - Чего нам ещё бояться? Всё самое страшное с тобой уже произошло. Ты можешь умереть и избавиться от всего этого, а можешь пожить ещё. И то и другое одинаково страшно- в её холодных глазах блеснула ирония- Стоит ли после этого бояться какого- то облезлого кота?
Я поразился её мудрости и бесстрашию. Был бы я настоящим котом - обязательно в неё влюбился. Хотя, надо признать, шансов бы у меня всё равно не было - её кавалером был холёный сиамский красавец, которого хозяйка выпускала ненадолго, понюхать вольной жизни. Был он силён и самоуверен как она, но глуп неимоверно- ни разу я не уловил с его стороны ни одной точно оформленной мысли и судя по- тому, что она с ним совсем не разговаривала, а только мурлыкала и целовалась- говорить с ним было не о чем.
- Зачем он тебе нужен?- как то спросил я её, смущаясь, что лезу в чужую личную жизнь,- Ты же на много умнее?
- Зато он красавец. Я кошка и во мне сильны инстинкты, в том числе и материнский - он даст здоровое и красивое потомство. К тому же в нём видна порода и у моих детей появиться шанс на счастливую домашнюю жизнь.
Да, это было настоящее мужество - без иллюзий глядя на окружающий мир, не унывать, а радоваться материнству и заранее заботиться о своём потомстве.
К концу лета она заметно раздобрела, шерсть отливала на солнце воронёной сталью, глаза сияли изумрудной зеленью. Если бы кошки умели улыбаться, она непременно улыбалась бы.
- Уже?
- Да-а - промурлыкала она, грациозно вылизываясь- я жду прекрасных синеглазых котят.
- Поздравляю!
Я был за неё рад совершенно искренне. По дороге до подвала, который я теперь считал своим домом, я представлял какими красивыми и умными будут эти котята. И тут на до мной нависла чья- то тень...
Как вы понимаете, это был он - серый бандит. Сегодня он выглядел особенно озлобленным и было совершенно ясно, что я не уйду от него просто так. Без предисловий он набросился на меня и вцепися в холку. Я взвыл от боли, но как- то изловчился, высвободился и хотел убежать. Он догнал меня и страшно завывая, махнул увесистой лапой, чуть не выцарапав мне глаз. Я опять вырвался и, поняв, что далеко не уйти, попробовал обороняться, тоже зашипев на своего врага. Но он не больно- то испугался и, злобно усмехаясь, готовился к очередному броску.
И тут снова появилась она: кинулась от куда- то сверху, вцепившись в его целое ухо и безжалостно разрывая его:
- Мяв - мя! Я предупреждала тебя!
Она боролась как пантера - сильная, гибкая, неукротимая. Только серая шерсть летела клочьями. Через минуту бандит представлял собой жалкое зрелище - из мощного видавшего виды кота он превратился в трусливо убегающего шакала. Пытаясь сохранить лицо, он крикнул ей:
- Мя - мя! Ты ещё узнаешь меня!
И тогда чёрная кошка кинулась за убегающим противником.
Он выбежал на многолюдный, обычно избегаемый кошками, проспект, мелькнул на другом конце улицы. Я видел, как за ним летела чёрная стрела, видел как на встречу ей несётся ярко - алый автомобиль. Успеет, добежит?! Я зажмурил глаза и услышал, как завизжали тормоза, короткий крик. Не может быть...
Когда я открыл глаза, всё было как всегда, только на асфальте, у самого бордюра, блестела алая полоса и неподвижно лежало чёрное тело. Люди проходили мимо. Да, это же не человек... И всё- таки они могли хотя бы убрать её с дороги. Я же не мог этого сделать. Я просто сидел рядом, на тротуаре, до следующего утра. Иногда какой - ни будь автомобиль задевал её и мне казалось, что ей больно, и она умерла ещё раз.
Наконец утром дворник подобрал её расплющенное тельце и кинул в тележку, на кучу мусора.
- Смотри, горюет!- кивнул он на меня.
Я пошёл, не понимая куда.
Три дня я сидел забившись в тёмном подвале и ничего не ел. Самая мудрая и совершенная из кошек умерла и виноват в этом я. Опять я остался один.
У человека есть право выбора - жить или не жить, перед животным такого выбора не стоит. На четвёртый день, на трясущихся от слабости лапах, я выбрался на свет. Я не мог идти привычной дорогой к еде, слишком тяжелы были воспоминания о ней- такой живой и так внезапно погибшей, и поэтому я петлял среди незнакомых домов и сам не понял как оказался у запретной помойки. На меня со злобным торжеством в глазах уставился серый кот:
- Сам пришёл!- кинулся он вперёд, полностью уверенный в победе, зная, что теперь за меня не кому заступиться.
И тут на меня что- то нашло. Я закричал по- звериному, выплёскивая всю накопившуюся боль и впервые в полной мере ощутив себя котом. От ярости у меня потемнело в глазах. Мне было всё равно - пусть он меня убьёт, но перед этим я буду рвать и кусать своего злейшего врага. Мы свились в клубок, я чувствовал на своих зубах его кровь.
Не знаю, как долго это продолжалось, я даже не сразу почувствовал, что противник подо мной как- то обмяк и уже не наносит удары и не сопротивляется. Ещё какое- то время я продолжал рвать его шерсть и вдруг ярость схлынула так же внезапно, как и пришла. Подо мной лежал поверженный серый кот:
- Мяу, М-я... Пощади меня - еле слышно, жалобно простонал он.
Я отошёл. Он с трудом поднялся и, трусливо прижимаясь к земле, пополз зализывать раны. Мне стало стыдно за себя: кого я боялся! и жалко поверженного противника - зачем я его так, он того не стоил. Грустный и измотанный после битвы поплёлся я прочь.
Был дождливый осенний день. За время своих скитаний я давно растерял былую красоту: похудел, длинная шерсть испачкалась и свалялась клочьями, огненно- рыжий цвет погас и как- то вылинял, роскошный хвост превратился в грязную палку. Кому я такой нужен? Похоже, ничего хорошего меня больше не ждёт. В тоске я забился под лавочку в скверике в надежде простудиться и умереть.
Прошло какое- то время и на эту лавочку сел человек, тоже не весёлый. Дождь льёт, а он без зонта, скрючился, курит, прикрывая сигарету рукой. Видно, что ему так же одиноко, как и мне. Я чуть высунулся. Он посмотрел на меня умными, печальными глазами так, что я понял: нам есть о чём поговорить и жалобно мяукнул.
- Что, промок? Плохо тебе, котяра?- погладил он меня по голове.
От неожиданной ласки я "раскололся", если бы был человеком, то наверняка заплакал, а так как был котом, то стал ему об ноги тереться и так отчаянно мяукать, что и вспомнить стыдно.
- Пойдём, я тебя чем- нибудь накормлю.
Тут я заметил, что был он немного пьян, а все коты знают - когда человек выпьет, то становиться добрым, с него как защита спадает. Я обрадовался и побежал за ним. Он зашёл в магазин и через какое- то время вышел с булкой и коробкой сухого корма. Я сидел и ждал его.
- Умный!- я покорно жевал булку - А корм я тебе дома дам. Пойдёшь со мной?
Конечно! Какое чудесное слово - дом!
Больше всего я боялся, что на следующее утро он придёт в себя и выкинет меня на улицу. Но этого не произошло. Он только, войдя на кухню и глядя на меня с лёгким удивлением, почесал затылок и сказал сам себе, как- бы констатируя факт:
- Так... Теперь у меня есть кот. Как жить будем?
Я преданно посмотрел на него.
Он отнёсся к моему появлению ответственно, впрочем, как и ко всему в жизни: часа через полтора у меня появился свой коврик, миска, горшок. Лапы были вымыты, шерсть расчёсана и обработана ампулой от блох. Другой кот орал бы и сопротивлялся, но я снёс всё со стоическим терпением.
- Как тебя назвать- то? Знаю! Боцман - глянул он на мою счастливую физиономию- И не знал, что ты такой красавец!
А я тогда его про себя назвал Полковник, это было его реальное звание и оно говорило о нём больше, чем имя и отчество.
Был он из редкой, исчезающей уже породы настоящих, потомственных военных. Тех, которые и слово своё держат, и в беде не бросят, и в несчастье не предадут. То, что мы с ним встретились, иначе как чудом я не назову. Ведь вообще- то, в обычной жизни, он не пьёт и курить давно бросил, так что вряд ли бы его на ту лавочку в дождь занесло, если бы не случай.
В этот день был День рождения его жены. Женился Полковник по первой любви, на бывшей однокласснице. Все вокруг удивлялись - такой парень и серая мышка. Вовремя схватила, увела у настоящих умниц и красавиц. И никто не знал, как хорошо ему было с мягкой, лёгкой по характеру женой. А там и Димка родился. И вдруг, неожиданно как это всегда бывает, беда: у Кати заболел живот. А они на заставе, в горах. Пока местный врач провозился, пока вертолёт вызвали. Она всё шептала посиневшими губами:
- Дима, Дима, Димку жалко.
- Не бойся, он уже большой, присмотрю - успокаивал Полковник, не подозревая, что видит жену в последний раз.
Гнойный аппендицит, перитонит - не спасли.
Остался он один с восьмилетнем Димкой. Скинуть бы его на бабушек - дедушек, но Полковник слово своё помнит, для сына живёт. Карьера вверх пошла, вокруг уже не дикие горы, а большой город. Успокоиться бы, личной жизнью заняться, наконец- то он свободен для красавиц. Но у него с ними не очень- то получается - как-то по сравнению с Катей они все тускнеют: кому ума, кому доброты её не хватает. Да и о Димке он думает- боится приводить ему новую маму.
Так незаметно и годы прошли, сын вырос. И парень получился хороший и выбрал, хоть Полковник и не заставлял, путь отца - решил стать военным, но медиком, наверное помнил про того врача, который не спас его мамы. Пока он поступал, пока длилась предотъездная суета Полковник ни о чём, кроме текущих забот, не думал. И только на перроне, когда с сыном разговаривал, вдруг на него накатила такая тоска...
В этот момент он впервые ясно понял, что по- настоящему один остался. Поражённый этой мыслью он до самого отъезда от поезда не отходил, стоял. Димка видно его настроение почувствовал, ему из окна крикнул: "Не раскисай, папка!". И поезд тронулся.
Есть люди, смысл которых- жить для кого- то, не просто так. Для Полковника не стало больше этого смысла. Конечно, сын постоянно звонит, по скайпу общается, но в опёке его уже не нуждается, самостоятельным стал. Любящая мать в этом случае замучила бы своё дитятко звонками и расспросами, но он же мужчина, он пример выдержки должен подавать, поэтому все свои беспокойства и страхи при себе держит, а так ещё тяжелей.
На работе ещё ничего, но дома... Особенно в выходные тяжело: тишина, на стене вечно молодая жена улыбается, а жизнь не дожита, И вот, в один из таких дней впервые Полковник не выдержал, "сломался"- весь вечер он пропил, истребив все запасы "гостевого" коньяка. На следующее утро проснулся, на календарь глянул, а там двадцать первое сентября - Катин День рождения. И поехал на кладбище. Она не там и похоронена, а на родине, где родители, но ему когда- то сказали, что главное найти могилку с таким же именем и помянуть, а она, другая, той передаст.
Долго он шёл. Видит- с фотографии девушка симпатичная улыбается, то же Катя. Сел и начал с ней разговаривать, всё про своё одиночество рассказал. Попросил: "Ты уж или меня отсюда забери, Катенька, или кого - ни будь мне пошли, что бы жизнь не одному доживать". Чекушку выпил, закурил - легче стало. Стал к дому подходить - дай, думает, последнюю сигарету докурю и свернул в скверик, а там я. Вот так мне и повезло.
И зажили мы с ним как два холостяка. Мужское одиночество оно не такое явное, как женское, но от этого не становиться менее горьким. Те же тоскливые вечера, то же нервное беспокойство. И сразу ощущается, хотя в доме и идеальный военный порядок, что нет в нём тепла, какого- то неуловимого уюта, который появляется только там, где присутствует женщина.
Полковник со службы придёт или в газету, или в телевизор уставиться. Иногда только соседка- вдовушка к нам с пирогом заглянет, но дальше чая у них не идёт. Мне- то она нравиться- добрая, но я уже понял: Ирина Леонидовна дама крупная, фигуристая, а его больше к таким как жена маленьким и хрупким тянет. Только где ему с такою встретиться, если он нигде не бывает?
Хорошо ещё, что работа у него такая, что всё время отнимает. Иногда он до поздна задерживается. Я тогда возьму на тапочки его лягу или свитер со стула стащу, обниму и жду- скоро ли придёт хозяин, переживаю: не случилось бы чего. Только он дверью подъездной хлопнет, только шаги его по лестнице застучат, я уже у двери - встречаю. Он в дом зайдёт, на тапочки и свитер свой глянет, на мою довольную физиономию посмотрит, заулыбается:
- Ты у меня, Боцман, не кот, а пёс.
Да полюбил я его совершенно искренне, с какой- то даже собачьей преданностью. И вовсе не за то, что он меня, когда я совсем отчаялся, на улице подобрал, не из чувства благодарности, а за то, что он такой, какой есть: надёжный как скала, добрый, порой даже слишком правильный, словом Человек - самый лучший из тех, что мне попадались, такой, каким я сам за три жизни не стал.
Только таким людям на земле жить тяжело, они же как белые вороны в чёрной стае, остальным так и хочется их заклевать. Конечно, с таким как Полковник справиться не легко- слишком он сильный, но значит удалось кому- то момент угадать: начальство сменилось и у него на работе неприятности начались. Видно, он своей честностью и принципиальностью новому начальнику не угодил. Домой приходит мрачнее тучи, на службу как на казнь идёт, но даже сыну ничего не рассказывает, что расстроен виду не подаёт.
В первый раз, когда его прихватило, к нам, на счастье, Ирина Леонидовна зашла. Она скорую и вызвала.
- Давление под двести. Гипертонический криз- подытожил усталый фельдшер- Возраст уже за сорок, за здоровьем своим нужно следить, меньше нервничать, не перетруждаться. Больной, вы меня поняли? Хорошо бы отпуск взять, отдохнуть.
- Нет, доктор, не с моей работой.
- Так можно и до инсульта доиграться!
Уколов всяких понаделали и уехали. Но болезнь эта у него так до конца и не прошла. Я- то вижу: он даже с лица спал, постарел, почти не спит и всё чаще за сердце держится.
Димка на каникулы приехал, сгрёб меня в охапку, с рук не выпускает:
- Где ты такого кота взял? Он у тебя только не разговаривает!
За отцом понаблюдал, понаблюдал и перед своим отъездом ему аппарат, давление мерить, подарил:
- Ты за собой- то следи, Па. Как я без тебя останусь?
А Полковник только улыбается:
- Не дрейфь, сынуль, я справлюсь.
- Лучше бы ты в отставку подавал. Пожил бы спокойно, в своё удовольствие. Зачем тебе эта нервотрёпка?
- Дим, ты же меня знаешь, я отступать не привык- потрепал он сына по такой же упрямой голове- Мы ещё повоюем!
Вскоре после Димкиного отъезда он домой совсем никакой пришёл, так ему плохо стало, что только успел в прихожей ботинки снять и за притолоку схватиться. Крикнул: "Боцман" и прямо на пол упал. Я вокруг бегаю:
- Мяу, мя!- мол, хозяин, вставай!
Он лежит, не шевелиться, только глаз один, болью замутнённый, в мою сторону поворачивается. Я к руке подошёл, мордой ткнулся, а она как деревяшка, неживая и похолодела вся.
Тут от стены тень отделилась и стала в нашу сторону двигаться. Тянется, тянется, по ногам ползёт, на грудь хозяину легла. И понял я что это она - Смерть. Я же с ней уже второй раз встречаюсь. Значит, за Полковником пришла... У меня аж сердце от тоски сжалось. Опять я один останусь! А она его тело как змея оплела, у горла петлёй скручивается. И тут, от отчаянья, я на неё бросился, хотя понимал - разве можно со Смертью справиться? Она зашипела и с хозяина на меня кинулась.
Дальше помню только внезапную сильную боль. Время остановилось. Онемение, темнота. Затем меня как будто куда- то несут. Руки Полковника- тёплые, живые. Белый медицинский свет.
- Инсульт у вашего котика - сказал равнодушный женский голос.
- Совсем как у человека! Это он у меня... мою болезнь на себя взял.
- Успокойтесь, мужчина, успокойтесь. Не выдумывайте. У животных это тоже случается.
- Вы его спасёте?
- Нет. Тут уже, к сожалению, ничего сделать нельзя. Можно только облегчить страдания.
Дальше я видел их уже откуда- то со стороны: светлый кабинет и две, склонившиеся над неподвижно лежащим на столе рыжим комком, фигуры. Они удалялись, удалялись, пока не слились в одну сияющую точку, которая тут же растаяла, и я погрузился в глубокий, сладкий сон.
Проснулся я от какого- то хлопающего звука бодрый и совершенно здоровый, как ни в чём не бывало. Посмотрел по сторонам и увидел белый аккуратный заборчик с распахнутой калиткой, которой играл, хлопая, свежий весенний ветер. А за ней начинался цветущий сад.
- Пойдём, тебе здесь понравиться!- вышла мне на встречу чёрная грациозная кошка.
Это была она - моя уличная киска.
Она побежала по ярко- зелёной траве, живая и счастливая, изредка оглядываясь: иду ли за ней я. На усыпанных цветами ветках висели тяжёлые наливные яблоки. Разве так бывает? В траве пели невидимые кузнечики и взлетали, как цветочные лепестки, разноцветные бабочки. На пригретом ласковым солнышком пригорке сидел маленький мальчик и играл с котятами, у которых были небывало синие глаза. Кошка подбежала и доверчиво приласкалась к нему. Он поднял золотую голову и протянул ко мне пухлую ручонку:
- Кис, кис, кис!
И тут меня наполнило такой невыразимой радостью что я... полетел. Лечу к нему и думаю: "Разве кошки летают?". А он смеётся:
- Ты же сам хотел мне при встрече сказать, что у кошки должны быть крылья!
Эпилог
Полковник подошёл. На лавочке, где мы когда- то с ним встретились, сидела Оленька. За пять лет, что я её не видел, она почти не изменилась. Красавицы и дурнушки долго не старятся: одни всеми способами поддерживают свою красоту, другие одинаково невзрачны, что в двадцать, что в пятьдесят. Рядом, подпрыгивая на каждом шагу, бегала маленькая лохматая собачка с одной искривленной, поджатой лапкой.
Он остановился. Эта женщина показалась ему ужасно похожей на Катю, если бы она дожила до его лет. Чуть другая причёсочка, бесформенное пальто бежевого цвета, лёгкая неуверенность в движеньях. Сидит одна, в промокшем от дождя скверике, съёжившись от холода. Она была печальной, но милой и трогательной.
- Я присяду. Вы не возражаете?
- Нет, нет.
- Ужасная погода!
- Да. Октябрь. Резко похолодало.
Обычно Оля боялась и стеснялась незнакомых людей, но этот немолодой уже мужчина с усталыми грустными глазами почему- то внушил ей доверие и, впервые за долгое время, ей захотелось с кем- то поговорить.
- Ваша собачка?
- Жулька. Я её подобрала. Её сбила машина. Еле выходила. Вот, лапка неправильно срослась. Жуля, Жуля! Иди сюда!
Собачка подбежала, виляя хвостиком, и приветливо уставилась на Полковника. Он погладил её. Было видно, что, не смотря на увечье, она абсолютно, по- собачьи счастлива.
- А вы любите животных?
- Да. У меня был необыкновенного ума и красоты огромный рыжий кот- Боцман. Он недавно умер- голос мужчины против его воли дрогнул- Мне кажется, что он взял на себя мою смерть. Представляете: я был один дома когда меня как будто парализовало. Я не мог ни встать, ни позвать на помощь, а он сидит, смотрит так в упор, и вдруг как броситься. На грудь ко мне взобрался, прижался и лежит. Я чувствую- отпускает. Встал, его на руки взял, а он весь окоченелый и еле дышит. Не спасли.
Было видно, как ему трудно об этом говорить и Оля перевела разговор на себя:
- У меня тоже был такой забавный рыжий, даже скорее оранжевый, котик - Апельсин. Но мой... (она запнулась, но не смогла сказать "муж") друг его выкинул на улицу за то, что он нашкодил - порвал ему новую куртку. Я ночей не спала, весь район обошла, искала. Все дома объявлениями обклеила, а он исчез.
- А что тот... друг?
- Мы вскоре расстались.
- Может ваш Апельсин вас предупреждал? Коты они же такие - людей чувствуют. Может он ему куртку не зря порвал? Было за что?
- Мне теперь тоже так кажется.
Они говорили и говорили, как после долгой разлуки. А меня не замечали, хотя я сидел совсем рядом и улыбался. Всё- таки хорошо быть ангелом - хранителем! Приятно.
Теперь по вечерам я часто смотрю в одно ярко освещённое окно. Там за столом сидят двое - мужчина и женщина. Они пьют чай, о чём- то оживлённо разговаривают. Вокруг прихрамывая, бегает лохматая весёлая Жулька, а в углу на пуфике лениво потягивается рыжий пушистый котёнок. И хорошо же им!
Иногда к ним приезжает красивый молодой человек со своей девушкой. Скоро пойдут внуки и в доме станет ещё многолюднее и веселей. И будут жить они ещё долго и счастливо. Уж об этом- то я позабочусь - на то я и ангел- хранитель!.