Мираж

               
  Однажды в студёную декабрьскую субботу Семён Резонов приехал в райцентр по делам. Попутно решил навестить двоюродную сестру Ольгу с зятем Сергеем, заночевать у них. Шурин – жизнерадостный мужчина средних лет,  работал учителем труда в школе. Он обрадовался приезду гостя и вместе с тем озадачился: в этот день  ему дежурить приказали в составе ДНД - добровольной народной дружины. Почесав рановато начинающую лысеть голову, схватил мобильник - позвонить коллегам, попросить, чтобы его заменили.

 Но Резонов остановил его:
- Не надо, Серёга, давай я с тобой вместе пойду! А что, мне интересно!
Сергей округлил карие глаза, поудивлялся порыву гостя, но позволил-таки себя уговорить.

К назначенному времени друзья уже заходили внутрь отдела внутренних дел, на входе которого красовалась до сих пор ещё непривычная им надпись: «Полиция». Нагнувшись направо к окошечку, Сергей провозгласил:
- Здравствуйте, господа полиционеры!

Дежурный с улыбкой поприветствовал вошедших, протянул журнал, в котором Сергей расписался. Вскоре из недр здания появился участковый Марат, коренастый молодой мужчина с круглым лицом, внимательными тёмными глазами под густыми бровями. Шурин представил ему родственника. Должны были прийти ещё двое учителей – участников ДНД. Не дождавшись их, участковый пригласил добровольцев в полицейский автомобиль. Пояснил, что нужно проверить, по его словам, «лиц,  состоящих на административном учёте».

 Посетили одного подопечного. Тот спокойно смотрел телевизор. Затем Марат направил полицейскую «Ладу» на край посёлка.
Наступившие сумерки освещались луной и звёздами. Свернули с широкой улицы, въехали в переулок, в котором по сторонам дороги громоздились сугробы. Миновав двухэтажное здание, остановились возле высокой ограды, из-за которой выглядывал старенький дом с двускатной крышей.

Ворота оказались незапертыми. С крыши свешивались две огромные белые лапы с длинными когтями: несколько дней наступало потепление, снег понемногу съезжал, а ночью его подмораживало, этот толстый слой с сосульками, посередине обвалившийся, слегка загибался по направлению к дому.

Вошли в тёмные сени с неровным полом. Участковый постучал и открыл дверь. Хозяин встретил их дружелюбно. Он представлял собою среднего роста мужчину со спокойным выражением серых глаз. Запястье  левой руки у него было перемотано грязноватым бинтом, выглядывавшим из рукава старой шерстяной рубахи бордового цвета.
 Лицо его показалось Резонову знакомым. В голове мелькнуло: «Неужели? Да нет, не может быть!»

Изба, в которой они оказались, состояла из довольно большой кухни и горницы. На кухне в левом углу за дощатой загородкой стояла небольшая металлическая печь бронзового цвета с длинной трубой. Правый дальний угол украшала также дощатая загородка, некогда выкрашенная в синий цвет. Она не доходила до потолка. В проёме виднелся угол кровати.

На стене этой мини-комнаты обращала на себя внимание старая репродукция картины, пробитая в двух местах, с изображением озера возле леса. На её переднем плане виднелись два журавля. Резонову этот вид напомнил озеро Круглое, расположенное в четырёх километрах от его родного села. В детстве он с дружками ездил туда на велосипедах рыбачить.

Марат почти по-приятельски беседовал с подшефным гражданином. Выудил из-под кровати бутылку, укорил его. Раскрыл кожаную папку, достал какую-то бумагу. «Вот с документом дока-мент» - некстати срифмовал про себя  Резонов.

- А ты, Марат, теперь с понятыми ездишь? – усмехнулся его подопечный, покуривая у открытой форточки.
- А как же, Михаил, я же тебя боюсь! – ответил тот. Сергей засмеялся. Марат продолжил:
- Вон друг-то твой в больнице лежит после встречи с твоими гостями-собутыльниками, рёбра лечит.

Затем попросил Сергея расписаться. Резонов обратился к хозяину дома:
- Прошу прощения, Вы не Михаил Ломакин?
Все удивлённо взглянули на него. Хозяин, выкинув окурок и закрыв форточку, спросил:
- Мы что, знакомы?
- Резоновых из Осиновки помнишь?
- Сёма, это ты, что ли?!

Старые знакомые крепко пожали друг другу руки. После вспышки радости Михаил погрустнел. Семён показал на репродукцию, отметил, что озеро похоже на Круглое. Ломакин усмехнулся с какой-то горечью. Он поведал земляку о том, что не бывал в родном селе больше тридцати лет. Родственников там не осталось. Отца уж нет, мать живёт недалеко от него. В родной райцентр они с нею переехали пять лет назад. Семью он не завёл, детей нет.

- Вот такая судьба у меня, Сёма, - со вздохом промолвил Михаил.

Резонову вспомнилось совсем другое выражение лица у Ломакина в пору его юности.
- Эх вы, деревенщина, что вы понимаете, Касьяны! – приговаривал семнадцатилетний Миша, показывая в ухмылке крупные зубы. В то время он переехал с родителями из Осиновки в соседний райцентр – небольшой город с железнодорожной станцией.

Сёма с удивлением наблюдал за переменой в поведении бывшего соседа. Хотя тот был старше на пять лет, но раньше относился к нему приятельски-покровительственно: брал с собой на рыбалку, зимой учил кататься на коньках на речке. Сёме была неприятна наступившая перемена в некогда компанейском Мише. Тем более, что кичиться нечем: городок, в котором обосновались Ломакины, был неказистым, с грязными улицами.

Городской житель гордо похаживал по селу, подметая пыль клёшами. Выгибал грудь, на которой красовалась тельняшка, доставшаяся от брата.

 Его старший брат служил во флоте. Вернулся и трагически-нелепо погиб, не повидавшись даже с родителями. Дом его находился за рекой, разделявшей село на две части. Матрос, пока шёл с автобусной остановки, встретил дружков. На высоком мосту его встретили ещё приятели. Под обаянием всеобщего обожания брат Миши воскликнул:
- Смотрите, как моряки ныряют!
Не слушая уговоры окружающих, сбросил с себя форменную одежду и махнул с перил в родную речку. Головой попал как раз в сваю, скрытую в запруженной реке.

Одной из причин переезда Ломакиных стала эта трагедия. Отец его после этого стал частенько прикладываться к бутылке.

До переезда соседи часто общались. Летом пропадали на реке. Вместе с компанией ездили на Круглое на велосипедах. Сёма очень много читал и часто пересказывал прочитанное. Мальчишки слушали его с интересом.
 Как-то он рассказал о пустынях, о миражах, которые представляются взорам уставших путешественников.

 Впоследствии во время рыбалки он сказал, что ему жалко пойманную рыбу: мол, ей больно, когда она зацепляется за крючок и когда её снимают с него. И как ей плохо, когда она задыхается, вытащенная из родной стихии. «Она прямо вопит», - сказал впечатлительный мальчик.

Миша поднял его на смех: 
- Ну, ты, Рыжик,  даёшь! Вопит, говоришь? Ха-ха, умора!!!

Сёма возразил:
- А вот поговорка «Нем как рыба» неправильная. Я одну передачу про рыб слышал по радио, так там говорили, что рыбы передают в воде сигналы друг другу, только мы их не слышим. И вот учёные как-то смогли преобразовать эти сигналы, чтобы люди могли их слышать. Так, оказывается, в воде сплошной гомон стоит, как будто стаи птиц кричат.

Миша захохотал, упал в изнеможении от хохота на прибрежный песок. Некоторые из мальчишек, до того с открытыми ртами слушавшие Сёму, тоже засмеялись.
Рассказчик, нахмурившись, стал настаивать на сказанном. Отсмеявшись, Миша заявил ему:
- Сёмка, это мираж!
Затем повторил понравившееся слово.

Ломакин чтением себя не утруждал, как и учёбой. О жизни судил с практической точки зрения. Любил поговорить о планах на будущее. Оно представлялось для него ясным, многообещающим. Он выучится на бульдозериста.  Несколько лет работы на севере, большие деньги. Затем – покупка большого двухэтажного дома в областном центре, автомобиля, разведение сада. Поездки на курорты. Миша был уверен в своём светлом будущем.

Участковый положил протокол в папку, пожелал спокойной жизни подопечному, дружинники попрощались с хозяином дома.

Выйдя из ограды, Резонов обернулся и воскликнул:
- Подождите, смотрите!
 Над крышей Ломакинской избы в виде марева стояло её отражение. Туманное подобие второго этажа.
Блюститель порядка воскликнул:
- Мираж!
- Ого, никогда такого не видел раньше! – произнёс с изумлением Сергей.

Немного подивившись чуду, Марат увлёк за собой дружинников.
Когда они поехали, Марат рассказал, что Михаил отсидел в колонии 15 лет. За убийство своего друга. Сидели, выпивали. Когда совсем захмелели, поссорились. Ссора переросла в драку. Ломакин оказался проворнее: саданул товарища ножом.

 У Семёна сжало сердце. В голове сложились строки:
«Друг упал как трава подкошенная, Жизнь губителя – обувь изношенная».
По дороге Семёну всё вспоминались удивительное марево-мираж над избой односельчанина и его взгляд, исполненный глубокой грусти.