Ты не пугайся: остров полон звуков –
И шелеста, и шепота, и пенья;
Они приятны, нет от них вреда.
Бывает, словно сотни инструментов
Звенят в моих ушах; а то бывает,
Что голоса я слышу, пробуждаясь,
И засыпаю вновь под это пенье.
И золотые облака мне снятся.
И льется дождь сокровищ на меня...
И плачу я о том, что я проснулся.
У.Шекспир «Буря»
Это было в октябре. На море, неожиданно теплом, ласковом. Временами в Сочи по осени бывает такая благодать. А на душе было погано, хотя водная гладь всегда отвлекала. А это было море, стихия. Его стихия. Неважно плавал, но от воды, особенно морской всегда приходил в несколько восторженное состояние. Входить в нее, она обнимала, смотреть на нее, необозримую, быть рядом с этим неугомонным, необъятным, загадочным чудищем, редкое чувство сопричастности с чем-то могучим и первородным, завораживало. Он просыпался уже темными осенними утрами. Слышал рокот волн, чувствовал морские запахи и самое тяжелое отходило. Вряд ли в эти минуты уж очень хотелось жить, но жить стоило. В конце концов, если не умеешь наслаждаться жизнью, то научись хотя бы получать удовольствие от игры в нее. Вчера познакомился с женщиной в баре. Был не слишком настойчив, но удовлетворенно понимал, что мог добиться близости. Зачем, вот только? Сколько себя помнил, получая от щедрот плотских, всегда ощущал стеснение даже с проститутками. Смущался, хотелось отдать больше, чем давали. Как и все эгоист, но деликатный. Почему то всегда считал, что должен другим, а он сам не такая уж важная величина, чтобы его ублажали. Хотя и был не чужд довольно часто изображать из себя нечто более значительное, чем был на самом деле. Ведь живем в мире манипуляций. И не важно, в конце концов, кто ты, важнее, как ты себя позиционируешь.
Но думалось сейчас о другом. В маленьком ресторанчике, где столовался, он познакомился с парой – мамой и дочкой. Мама восточного типа, не в его вкусе, интересна была девочка. Она приехала на лечение, сильно была поражена ее левая нога. С удивительными глазами - Даша, больной и беззащитный детеныш десяти лет, робкий, трепетный, такой ранимый, стеснительный и такой доверчивый. Он беседовал несколько раз с ней, даже вместе читал вслух ее книжку. И была боль, умиление и горечь непоправимости жизни и ее несправедливости, жалость к недужному ребенку и ощущение родственности к этому еще чистому, но уже несчастному человечку. Не хотелось быть навязчивым, но жажда общения была. Может, просто чтобы почувствовать себя лучше, чем был на самом деле. «Умиление, твою мать. Не в силах, не в состоянии дать настоящей поддержки, так хотя бы погладить по головке. Хотим быть лучше в своих глазах. Может такая доброта хуже равнодушия. Пустые бредни.» - думал он.
Светало, уже больше восьми, пора вставать и идти на завтрак. Он решил прогуляться по набережной. Было солнечно, но прохладно. Совсем немного купающихся, да и прогуливающихся. А те, что были, кучковались у одного из пирсов, где неподалеку от берега играли дельфины. Три удивительных серебряных зверя, молодая пара и подросток-дельфиненок. Они резвились, шалили, баловались, выпрыгивая и скрываясь в глубинах волн. Сколько в них было радости, живого задора, счастья рождения, волнующих его сердце эмоций. И они, несомненно и явно, работали на публику. В центре внимания, они давали ошеломляющее представление, олицетворяя собой жизнь, весь смысл которой и был в этой самой жизни. В движениях красивых гладких тел, в их молодости, в блеске солнца, в соленой морской воде – праматери всего живущего. Они звали к себе. Он спустился на пляж и, как был, пошел в шортах в воду. Ему казалось, что он чувствует какие-то токи от этих разумных существ. А они приближались к берегу, к нему, ему казалось, они видели и чувствовали его через воду, угадывали его желания. Они манили и звали. Были так близко. Великолепные, живые, как будто знающие ту мудрость , а может ту легкость пребывания на земле, которой ему так не хватало в его нескладной никчемной жизни. Всего лишь поплыть к ним и будь что будет. Но ведь не поплыл. Был ближе всех, видел их во всей красе, осязал и понимал, знал, что они ждут, но не решился. И они устали ждать его. Не понимая глупого человека, они уходили, скрывались в море. Такого, такого так рядом, в такой близи больше не будет в жизни у него, никогда. Мгновение, стоящее настоящей жизни, было упущено.
Мокрый и потерянный, оглушенный пережитыми ощущениями, выходил он из воды. На берегу стоял любопытствующий бодрый толстячок. «Какое чудо, согласитесь» - обратился он к нему. « Да такие упитанные рыбины». Как ушат холодной воды. Не понимая, как нельзя было понять того невероятного, что произошло на их глазах, он пытался разговаривать и с другими любопытствующими зрителями, пока шел, поднимаясь на набережную. И слышал: «Это обычно для октября». «Брачные игры, спариваются», «В прошлом году их еще больше было» - пустые ничего не значащие человеческие слова. Как часто говорим, когда нужно помолчать, посмотреть, прочувствовать, пережить. Слепые.
И только на завтраке, встретив свою новую подружку, нежную маленькую Дашу и рассказывая ей о своей утренней встрече с дельфинами, этим разумными, любопытными, сопереживающими людям животными, он в зеркальцах глаз обиженного жизнью ребенка увидел эмоции живого человека, свет юной не обремененной подлостью дней жизни души. Она застенчиво улыбалась, радовалась его малозначительным в общем то словам, она то бы поплыла, если бы у нее появились силенки. Она пила бы сок жизни взахлеб, если бы добрый волшебник вылечил подранка. Сколько ей предстоит еще вытерпеть, чтобы сохранить по жизни хоть часть этой детской непосредственности. Боли, унижений, несправедливости. Маленький, но уже поломанный росток. Неправильно. Все неправильно. И разве это утешение, что может хоть малую толику доброты, которой так будет не хватать ее миру, он ей сегодня подарил.
Растроганный, он выходил из зала ресторана и у порога заметил маленького кудлатого щенка. Забавный черный монстрик с чудовищным прикусом. Генетическая ошибка. Собачий вы****ок с щенячей преданностью смотрел ему в глаза и хотел любви, готовый отдать всю свою взамен. А что у него было из этой любви. «Хочешь жрать, малыш?» - щенок вилял хвостом, готовый на то, чтобы только погладили, приласкали. Зайдя обратно в обеденный зал, он попросил немного объедков и вынес их уродцу. Кормил с рук, получая удовольствие от полизываний теплого и нежного язычка, гладил голову псенка. «Я ведь такой же как и ты, мне ее, этой сраной любви тоже хочется. Просто так. Ни за что».
В эту ночь Даша плакала от боли после своих процедур. Она еще верила маме и врачам, что они помогут. Не в твоем случае, малышка. А он был в постели с вчерашней женщиной. Говорил то, чего не стоило говорить, да и делал то, чего не следовало делать. Зря, в общем-то.
Не скучал и щенок. Привязался к подвыпившей молодой компании. Бегал за парнями и девчонками, заглядывая им в глаза, мотая своим куцым хвостиком, маленькая незащищенная ничем и никем ошибка природы, улыбался глупой собачей детской мордочкой. На море было волнение. И одному из разгоряченных вином пацанов пришла идея покрестить Кузю в матросы. Ему ведь даже дали имя. Его бросили в воду с пирса. Счастье его было, что утонул быстро.