Гл. 8 Параллель Петра со Сталиным

Сергей Станиловский
8. Параллель Петра со Сталиным 


Если провести параллель Петра I со Сталиным (а она напрашивается иногда сама собой), то мы увидим, что у них были общие методы проведения реформ. Оба исходили из принципа «цель оправдывает средства». И в обоих случаях реформы были подобны строительству замков на песке. Такое ощущение, когда читаешь нашу историю, что оба эти правителя хотели взнуздать воду, ибо жизнь, по большому счету,  можно уподобить течению большой реки. Славянская натура податливая, из русского народа, в принципе, легко лепить что угодно, но, в конце концов, она быстро подлаживается под новые установления власти, поглощая их, как круги на воде. Где следы Петровских указов о тягловом сословии и других его начинаний, касающихся государственного строительства? Кто теперь вспоминает о знаменитой табели о рангах? Она осталась в исторических документах и в русской литературе XIX - начала XX веков. Так же, как и Сталинская Колыма, - символ страшных Сталинских десятилетий, - живет сейчас только в памяти людской.  Грозный смысл ее остался в прошлом,  сейчас на весь Колымский край - всего 2 зоны - меньше, чем в любом другом регионе России. Выработанные прииски заброшены, зоны с вышками по четырем углам сровнены с землей и сейчас само название Колымы – лишь отзвук тех трагических событий, что разворачивались на ней в Сталинскую эпоху.
 Российский менталитет в корне отличается от Западного. Если европейские народы на протяжении многих веков боролись за равноправие с властью короля, с церковной властью (ибо Католическая церковь всегда обладала в Европе наряду с духовной, вполне осязаемой властью светской), то на Руси всегда был тоталитаризм, помогавший сплотиться против врага внешнего. Внутреннего же врага, выступающего против самого устройства страны с царем-батюшкой во главе, попросту  не существовало. С институтом монархии внутри страны никто не боролся. Точнее, боролись с теми или иными неугодными правителями, борьба за власть на раннем этапе становления Российского государства ввергла страну в непрекращающуюся междоусобицу, но - не с самой короной, абсолютность светской власти самодержавия никто не оспаривал. Террорист, покушающийся с бомбой в руках на сам строй, стал неотъемлемым атрибутом уже постпетровской России. Это уже после Петра, когда Самодержавие замахнулось на власть духовную, упразднило Патриарха, и начался Синодальный период Русской церкви, с ним самим начали бороться, как с внешним врагом. А когда царизм был повержен, с приходом Ленина был устранен и сам самодержавный принцип управления Россией, самодержец был заменен на диктатора.
Абсолютизм светский всегда на Руси (точнее, в допетровскую эпоху) уравновешивался властью духовной - авторитетом Патриарха и всей церкви, которые всегда были велики в русском народе. Причем, властью духовной в подлинном смысле слова, а не с оговорками, как у Римского Папы, ибо, в отличие от последнего, русский Патриарх никакой государственной властью не обладал, он не вершил политику (за исключением, пожалуй, зачинателя церковного раскола Никона), как это делал Ватикан. У Патриарха не было своего войска, как у Папы, у него было только слово пастыря, к которому народ, как и сами Самодержцы, прислушивались. Не случайно гербом Российского Самодержавия был двуглавый орел - символ, заимствованный у Византии, олицетворяющий равную власть - светскую и духовную. Конечно Петр I, съездив за границу, почерпнув европейских начал просвещения, многократно помножив их на русскую спесь и самомнение, не мог мириться с существующим положением вещей. Его не устраивало, что хоть кто-то в чем-то ограничивает его авторитарную власть, хотя бы и Господь Бог. Петр по Западному образу решил объединить в своем лице обе власти. «Я вам и царь, я вам и Патриарх», - провозгласил он священному Синоду.
Печальные плоды этой узурпации Россия в полной мере хлебнула в XX веке, когда волны безверия, и как следствие, окаянство всего народа, уподобившегося в 1917-ом году племенам американских индейцев, дорвавшихся до запасов «огненной воды», взорвали социальный заряд, заложенный «великим» (если это слово применимо к грандиозным разрушителям) реформатором.
То, что создал Петр, а именно, Российскую империю, просуществовало 200 лет, после чего обрушилось, погребя под обломками и страну, и Самодержавие, являвшееся стержнем устройства Руси со времен ее основания. Т.е. почти 8 веков до Петра самодержавие рука об руку с церковью успешно управляло Россией, являясь, так сказать, ее хребтом, а переустроенные хитрым образом Петром, смогли продержаться лишь 2, - т.е. в 4 раза меньше, чем до реформ Петра. Заложенные им реформы - суть дьявольский вечный двигатель, требующий в свою топку все новых и новых видоизменений общественной жизни, которые пожрали, в свою очередь и самодержавие и церковь. Самодержавие, самовольно захватившее власть церкви и церковь, склонившая голову перед самодержавием, 200 лет своего синодального периода, проведшая, как бы в плену у «христолюбивой» царской власти, больше не могли осуществлять полноценный тандем управления, исправления и обновления русской жизни, - ролью, с которой они худо-бедно справлялись до Петра, не рассеяв, не обезличив русский народ и под татаро-монгольским игом, и при отражении последующих бесчисленных набегов, преследовавших ее на протяжении всех веков истории. Ведь жизнь в древней Руси вполне сравнима с жизнью в осажденной крепости. Глады, моры, эпидемии, пожары, междоусобные войны, отражение внешних набегов. Без Божьей помощи, которую олицетворял стоящий во главе Церкви Патриарх, России было не выстоять! Итогом узурпации светской властью власти духовной, стала гибель самого Самодержавия, как такового, - идеи монархизма, реставрации монархии сейчас непопулярны в России, и говорить о восстановлении царского трона, сегодня не приходится. Оказавшись в состоянии пережравшего существа, забрав в свои руки все бразды правления, монархия рухнула под спудом собственных притязаний, которых сама же не смогла удержать. Но и церковь поплатилась за свою покорность, готовность поддерживать господствующую власть во всех самых безумных начинаниях, - ее после 1917-го года ждал раскол, 2-й после Никоновского, разделивший ее на Русскую Православную церковь, и Русскую Православную церковь за рубежом, последствия которого не преодолены по сегодняшний день. Конечно, превращение Петром церкви в своего рода госдепартамент (вполне еретическое) и не могло иметь для церкви иных последствий, ибо извращало саму ее суть, как молельницы и спасительницы человеческих душ, превращая церковный чин в определенный вид чиновников, слушавших на земле в 1-ую очередь глас царя, и лишь во 2-ую - глас Божий.
И большевики, придя к власти, со своей стороны не требовали ничего нового от церковных властей, желая, чтоб церковь одним глазом взирала на небеса, а вторым на окна Лубянки. Положение церкви после октябрьского переворота мало изменилось - исчезла самодержавная идеология, но откровенно полицейский характер власти остался прежним, вернее, многократно усилился. Конечно, первые акции только начинавшей крепчать советской власти повергли современников в шок и смятение - это и красный террор, и продразверстка и изъятие церковных ценностей, и закрытие монастырей, и много другое - то, чего не было до них на Руси. Но в чем их коренное отличие от реформ Петра? Только в методах и масштабах их проведения. А больше ни в чем. Перемены, затеянные Петром, были революционными к старым, древнерусским порядкам, а затеянное кучкой коммунистов действо во главе с самыми отпетыми большевиками Лениным и Троицким - революционным по отношению к новшествам Петра. Хотя само слово новшество по отношению к порядкам, существующим 200 лет, вряд ли применимо. Таким образом, дело революционных реформ, начатых Петром, продолжилось через 200 лет большевиками. Итак, ничего принципиально нового в октябре 1917-го не произошло,  перекройка русской жизни, и как следствие, всего российского менталитета, осуществилась много ранее - под предводительством первого российского большевика - Петра I, хотя в его времена такого слова, как мы понимаем, не существовало.
Бомба замедленного действия, заложенная имперской политикой Петра, рванула через 200 лет, точнее, через 192 года после его смерти. Трагический 200-летний синодальный период отдаления церкви от народа, привел страну к коллапсу 1917 г., когда народ бросился крушить храмы. Были, конечно, и другие причины (об этом см. гл. «Город-бунтовщик»). Эти народные действия свидетельствовали о большой «работе», проделанной верховой властью за 200 лет узурпации власти духовной. В образовавшихся благодаря этому брешах духовной жизни, хлынули густой волной различные западные веянья, абсолютно несовместимые с русской жизнью и имевшие для нее самые губительные последствия. Заслон или духовную альтернативу поставить было некому. Церковь, скованная государством, подобно спящей в хрустальном гробу царевне, находилась как бы в духовном онемении и оцепенении. По сути, самодержавная власть, начиная с реформ Петра, сделала все, чтобы разрушить уникальную духовную жизнь русского народа, со всем многообразием ее удивительных, присущих только России бесчисленных связей, замутить российский национальный дух, подгоняя его, как бы сейчас выразились,  под евростандарт, непригодный для России, как для слона - собачья будка.

*    *    *
 Некоторые реформы Петра (как и многие современные законы), действовавшие после него целое столетие, зачастую были продиктованы конкрентными обстоятельствами и написаны адресно, т.е. за или против конкретных людей. Таковым был, например, указ о престолонаследии, написанный против клана Лопухиных.
 Петр, конечно, не думал, что столь любовно создаваемая им «храмина общественного устройства», в частности, государственная казна, будет растрачена людьми посторонними, не имеющими отношения к царственной династии на праздные увеселения и фаворитов. Одна только Екатерина II по подсчетам историков извела на фаворитов за годы царствования с 1762 по 1796 годы годовой бюджет страны. «Революции устраивают гении, а плодами их пользуются проходимцы», как выразился  в свое время Наполеон, и Петр, как 1-ый в России революционер, блестяще подтвердил это формулу на той самой России, которую он поставил на дыбы, желая облагодетельствовать.
Благодаря целой череде дворцовых переворотов, отметивших все XVIII столетие русской Истории, на вершине чудовищной пирамиды власти, которую Петр создал, оказывались женщины со всеми присущими женскому полу особенностями вообще, и космически усиленными возможностями власти, в частности. Наиболее засветилась в этом параде честолюбий Екатерина II, отличавшаяся сладострастием, и как следствие, - обилием любовников, про которую  Пушкин сказал:

«...Старушка милая жила
Приятно и немного блудно,
 Вольтеру первый друг была,
Наказ писала, флоты жгла,
И умерла, садясь на судно».

(А.С.Пушкин, «Мне жаль великия жены..», 1824)

Количество их - 23 человека по списку исследователей эпохи Екатерины  П. И. Бартенева с дополнениями Я. Л. Барскова. Не так много, по нынешним меркам, скажет кто-то, но ведь речь идет о царственной особе, могущей единовластно распоряжаться казной всей страны, из которой она и черпала без счета золото на ублажение очередных поставщиков  своих телесных утех, оставаясь при этом и главой Синода, и - церкви, по заведенной Петром шутовской традиции. Впрочем, золото это никто при ней и не считал.
Условия власти, созданные Петром, позволяли фаворитам, пользующимся на протяжении долгого женского века державной благосклонностью, неограниченно пользоваться средствами казны, чьи огромные богатства оказались во власти людей случайных (каковой, в первую очередь,  была и сама Екатерина Великая, пришедшая к власти, убив руками братьев Орловых собственного мужа Петра III, и сослав сына Павла в ссылку). Фавориты не имели к их накоплению никакого отношения, а потому богатства и легко разбазаривались, ибо, что легко досталось, легко и потерять. Петр за время своего правления насадил при дворе нравы, достойные двора Римской империи, ибо разврат — неизбежный спутник авторитаризма. Он привнес эти нравы взамен царящим ранее, конечно, далеким от святости, но, все же, имеющим в качестве ориентиров деятельность подвижников церкви. В Вербное Воскресение сам царь вел под уздцы по Красной площади ослика с сидящим на нем Патриархом к новому Иерусалиму, как тогда назывался Храм Василия Блаженного. Этим символическим шествием демонстрировалось единство власти царя и Патриарха, в каковом единении был залог вменяемости власти светской, ее Христоприимности,  гарантия, что не пойдет она за болотными огнями западного окаянства, что в свою очередь, служило в глазах русских символом соответствия русских людей их Божественному назначению - хранению и защите от иноземцев Веры Православной, как наследников и продолжателей великой Византии.
Петр, не задумываясь, отменил этот обычай. Он надругался над святыней русской веры, начав дело отлучения народа от церкви с упразднения чина Патриарха. Надругался над церковью на глазах у всех, и в силу своей твердопанцирной косности даже не крякнул. Иллюстрацией «впечатлительности» и «деликатности» Петра служит факт пыток и тайной казни собственного сына, не пожелавшего, а точнее, не могшего исполнять роли в реформах, отведенных ему отцом. Петр I прекратил идиллию прохода царя с Патриархом в Вербное Воскресение, как бы дав понять тем самым, что между властью и церковью нет более равенства. Ему, взявшему решительный курс на западные реформы, («дай мне Бог здоровья, и Петербург будет новый Амстердам!», - как он однажды выразился), было отныне  со Святоотческой традицией не по пути. А вскоре и саму столицу перенес во свежеотстроенную им Северную крепость. Недаром старообрядцы поминают Петра наряду с Никоном, как 2-х главных виновников в расколе страны и веры.
Образцы, на которые при Петре стало принято ровняться, стали античные полководцы и языческие древнегреческие герои, отодвинув в тень христианские символы с их кротостью и смирением, как несозвучные времени. Их образы затмили воинственные божества Греческой и Римской мифологии – Зевс, Марс, Афина Паллада  и др.
   Обзор Эрмитажа, Петергофа, Монплезира и иных резиденций русских царей никакими намеками не наводит на мысль о том, что это жилища православных монархов, владеющих величайшей по протяженности христианской страной. Здесь нет ничего, кроме чванливой роскоши, кричащей о своем владельце, что он самый богатый, самый знатный, самый могущественный. По-моему, все это неопровержимо свидетельствует, что правители российские после Петра больше думали не о спасении собственной души, не тем паче - о духовном спасении собственного народа, попечение о котором, согласно канонам церкви, было возложено на них Всевышним, а об укреплении собственного могущества. Ведь недаром царь на Руси назывался всегда Царь-Батюшка, т.е. прежде всего, духовный отец, молельщик за весь народ русский, помазанник Божий. Во дворцах с их скрупулезно восстановленными историческими интерьерами мало предметов,  связанных с Христианской атрибутикой, что говорило бы за то, что здесь жили Христианские правители. Одни купидоны, да языческие герои древнегреческого эпоса, как бы говорящие: «Здесь если и не Рим, то что-то очень на него похожее!»
Фавориты Екатерины Великой (чье величие начинается с величайшей дерзости, с которой она совершила дворцовый переворот) – Орлов, Потемкин, и далее (как упомянуто выше, всего 23 фамилии), и ранее - Елизаветинские любовники, были, конечно, ребята не промах, но к промыслу Божию, устраивающему человеческие судьбы на земле и оказывающему особое попечительство русскому народу, ранее именуемому «Богоносцем», не имели никакого отношения.

* * *

Если на заре нашей эры Христианство принесло в мир благую весть Евангелий, словом любви преобразовав его, навсегда похоронив античность с ее кровожадностью и культом плоти, то новый, невиданный до сих пор на Православной Руси царь отодвинул его, задернул от народа шторой, вопреки притче Христа, убрав светильник с высокого места и поставив его под стол, чтоб легче было в темноте вершить свои шкодливые делишки, следуя своей нечеловеческой гордыне, поврежденной легионом бесов пьянства, похоти и тщеславия.
  Судите сами, прогрессу ли способствовали реформы Петра, или же, напротив, будущему распаду и тлению всего общества в целом? Техническому прогрессу - да, но - духовной деградации (вспомним заговор декабристов и все последующие поколения революционеров) – нет! А духовно распавшемуся обществу никакой технический прогресс - не помощник, что «блистательно» подтвердила Россия через 200 лет после основания Петровской империи: когда, выйдя в 1913 году на 2-ое место в мире по темпам промышленного производства после США и на 1-ое место по производству зерна, Империя рухнула, поверженная захлестнувшим ее валом революции и гражданской войны. Как лишенная духовного стержня, скрепляющего всякую общность людей, благодаря оскудению религиозного чувства в народе, она еще раз подтвердила слова Библии, что разделенный в себе дом не устоит. В этом отличие России (как и ранее Византии) от стран Запада. Если США и Европейские страны объединяют либеральные ценности – принципы свободы предпринимательства, права личности, равенство граждан перед законом и пр., то становым хребтом России всегда была формула Православие, Самодержавие, Народность. Лишившись, благодаря духовным и гражданским раскольническим переменам Петра и Никона, она превратилась со временем в «колосс на глиняных ногах», как называли ее незадолго до крушения иностранцы.  Разделив Россию на 2 больших общих клана: дворян и тяглецов, Петр, по сути, поджог бикфордов шнур революции, который тлел без малого 200 лет. Социальный нарыв зрел, утучняясь новыми и новыми напластованиями социальной несправедливости, порождаемой абсурдностью в своей основе системы авторитарной власти, не могущей по определению своему контролировать и направлять весь спектр направлений человеческой деятельности, объединившей в одном лице власть светскую и духовную. Абсурдность деспотичного устройства страны, где, по словам Петра «полиция - душа общества», становилась со временем все ясней, пока не привела, в отсутствие перемен, в сочетании с трогательным пиететом последующих правителей к установлениям Петровской старины, к полному параличу власти.
Воинственному императору Петру и продолжателям его традиций на троне духовно были ближе воинствующие герои древнегреческой мифологии, словно и не было 2000 лет новой Эры на земле, и всего того духовного заряда, который она дала миру. Конечно, ничем, кроме краха, по масштабам сопоставимым с масштабами самого русского общества, это кончится не могло.
Русской церкви в XX веке пришлось расплачиваться за «всеядность» ее иерархов в веке XVIII, таких как Феофан Прокопович или архиепископ Феодосий, стоявшие у истоков «исправления духовного чина».
И сейчас последний виток исторического развития России показывает, что она как была, так и остается не готовой для восприятия западной демократии. Напротив, спустя 90 лет после октябрьских событий, перевернувших и перепахавших судьбы миллионов русских людей, Россия демонстрирует свою прежнюю приверженность монархии. Просто, если в 1613 году Михаила Романова выдвинула на престол боярская дума, а утвердил его кандидатуру всероссийский сход, то весь XX век, весь красный его период, на роль самодержца, именуемого ген. секретарем, выдвигали члены политбюро. Сейчас же президент назначает себе приемника. Все это напоминает положение, просуществовавшее весь XVIII «женский» век, прошедший в водовороте дворцовых смут, когда новая правительница приходила к власти, путем политического переворота.