Смерть павлина

Марина Кривоносова
     Он привычно чмокнул жену в такую знакомо пахнущую щеку и перекинул ремень сумки через плечо. Сумка неудобно топорщилась из-за берёзового веника и прочих банных принадлежностей. Открылись двери приехавшего лифта. Сумка, задев двери, соскочила с плеча. Стоя в тесном лифте, он попытался водрузить её на место, сравнивая себя с популярным слоном, любившим громко и неудачно гулять  в тесной и хрупкой лавке.  Улыбнулся: до машины донести, а там она не помешает. Ничто не могло испортить ему настроение. Предвкушение встречи с  Соней примиряло его с любым неудобством.  «Эх, Сонечка, Сонечка, - подумалось ему, - ты мой праздник! Как хорошо вот так хотя бы раз в неделю оторваться около тебя, а там и дальше жить можно». 

     Соне было тридцать с небольшим. Девочка и только. Он, пятидесятилетний мужчина умел ценить её возраст. С ней он забывал о своём. Отражение в зеркале его не огорчало: он ещё ого-го. Моложавый, с волнистой шевелюрой, правда, седых волос, что называют солью с перцем. Соня шутила по этому поводу: «А вот и перец мой пришел!», - когда он, вместо баньки, каждую субботу переступал порог её уютной квартирки.

     Его не тяготила эта связь на стороне. Жена была привычным, родным и чем-то само собой разумеющимся. Никогда не возникало мысли о разводе с ней. Она слишком хорошо знала все его привычки, с ней было надёжно, спокойно, можно было быть самим собой, не нужно было распускать перья павлином. Зачем? Жена принимала его таким, каким он был. Ничего не требовала. Когда прихватывало поясницу, она принимала привычные меры, после которых он на время забывал про недуги, и снова жизнь становилась  прекрасной. Жена умела беречь его. А это дорогого стоит. Серебряную свадьбу отплясали в ресторане год назад. Для женатого сына, для друзей семьи он был идеальным семьянином. И с этим статусом расставаться  совсем не собирался. А то, что пресноватой стала семейная жизнь, так это ничего. У него есть Соня. Женщина-праздник, женщина-суббота, женщина-баня. Вот с ней перья роскошно распускались. О, как это замечательно происходило! Часто на работе, порой, в самые неподходящие моменты, Сонечкина «баня» захватывала воображение и заставляла истово желать субботы. Избавиться от банного наваждения по имени Соня было сложно. Через Соню он доказывал себе, что ещё хоть куда. Ещё в силе. Это добавляло уверенности в себе. Ведь, мужик должен всю жизнь всем, а себе особенно, доказывать, что он мужик.
 
     Перед женой совестью не мучился. Вот у мусульман же норма – иметь не одну женщину. Они такие же люди, как и мы. Почему ему можно, а мне нельзя? Какая разница, мусульманин – не мусульманин? Мужик он и есть мужик. Ну природа наша такая мужицкая. Не раз уговаривал он себя. Его устраивала удобно сложившаяся жизнь с обеими. Всё получилось вполне гармонично. Одна женщина удачно дополняла другую. И совсем не хотелось, чтобы эта гармония когда-то закончилась.  В конспирации он достиг совершенства: жена не догадывалась о другой его жизни.
 
     - Ты пришёл! – Радостно выдохнула Соня, повиснув у него на шее, прямо у порога.

     - Подожди, дай мне сумку снять, - засмеялся он.

     Соня со смехом помогла ему пристроить его банную сумку в прихожей и потянула за руку в кухню, откуда тянуло вкусно запеченным мясом и свежезаваренным кофе, которые он очень любил.
 
     - Сонька, как я рад тебя снова видеть! – подхватив её на руки, он закружил по кухне. Затем, остановившись, уткнулся носом в её шею, грудь. И понял, что не будет он сейчас ни кофе, ни мяса, а будет Соньку, которая была так соблазнительна, что всё для него стало сейчас неважно. Он бережно опустил её на кровать, а сам стал торопливо расстегивать пуговицы. Взглядом он жадно бродил по её губам, груди, ногам, одетым в соблазнительные чулочки. Не удержавшись, схватил тонкую щиколотку, поднёс пяточку к своим губам и поцеловал:

     - Сонька, золотая ножка! Как хорошо, что ты у меня есть! Страшно подумать, что когда-то было иначе.

     Женщина игриво рассмеялась, ничего не отвечая на эти слова, затем красиво прогнула спинку, как молодая грациозная кошечка, знающая себе цену,  и призывно глядя на него, стала расстёгивать застёжку на спине.

     - Ну, что ты со мной делаешь? Всё не могу больше ни о чём думать. Хочу тебя и всё. Сейчас я тебя съем!

     - Съешь меня, пожалуйста! Я всю неделю об этом мечтала. Съешь. С чем будешь есть?

     - Ни с чем. Голую буду есть, - сказал он, нетерпеливо снимая с неё остатки одежды.

     Наконец, тяжело дыша, он откинулся на кровати. Она порисовала накрашенным коготком по его волосатой груди замысловатые вензеля, затем прошлась по его шевелюре. Дыхание его всё ещё было неровным. Она встала, вспомнив, что мясо ещё в духовке и его надо посмотреть, а то сгорит. Потом, по-кошачьи мягко ступая, направилась из комнаты.
 
     Вернувшись и бросив взгляд на кровать, она, словно, споткнулась: вид его был очень необычным. Странная гримаса перекошенного лица испугала её:
 
     - Что с тобой? Тебе нездоровится? Что случилось? – бросилась к нему молодая женщина.

     Он силился что-то сказать ей, но у него ничего не получалось. Его, такое привычное, такое родное лицо стало вдруг чужим, неузнаваемым, багрово-красным. Она взяла его руку, пульс был напряжен и замедлен. Появилось частое хрипящее дыхание. Глаза были открыты, но они не видели её, зрачки, будто неживые, не реагировали на свет.
 
     – Боже, как страшно! – Она заметалась по квартире, пытаясь сообразить, что же делать. Мысли метались вместе с ней, но ни одна из них не казалась ей правильной. Наконец, рука потянулась к трубке:

     - Саша, с ним что-то случилось! – Упавшим голосом произнесла она, - Приезжай  ко мне, я не знаю, что делать, - добавила Соня и положила трубку.

     Саша был его другом, у которого они и познакомились когда-то. Он единственный знал об их отношениях. Он – единственная надежда сейчас.

     Она сидела в коротком халатике, накинутом на голое тело, забыв одеться, когда зазвонил домофон.  Саша, не раздеваясь, прошел в комнату, сел на кровать:

     - Звони на «Скорую»! Быстро!

     Руки дрожали, пальцы не попадали на клавиши. Скорая приехала быстро. Врач, мужчина за сорок, определил сразу: инсульт.

     - Какое страшное слово «инсульт»! – подумала она, - Словно, приговор суда. Суда, Божьего! Вот и доигрались! Наказаны. За всё наказаны. Перед Ним не солжешь.

     Тело, скованное судорогой, наспех прикрытое одеялом, перенесли на носилки. Санитары делали своё дело привычно-отстранённо, не выплеснув ни одной эмоции. Глядя на носилки в дверях, она подумала:

     - Всё. Я больше его никогда не увижу. Ни-ког-да! Как страшно!

     Саша вышел вместе с врачом «Скорой», пытаясь ему что-то втолковать. Что, она не понимала. Да это и не было для неё важным.

     - Вы понимаете, нельзя, чтобы жена узнала, что «Скорая» увезла его отсюда. Прошу вас, запишите в своём журнале, что вызов был сделан из бани. Ну, что, разве будет лучше, если ещё и жена свалится с сердцем. Вам-то не всё ли равно? Я уплачу за услугу. Сколько?

     Наконец, эта проблема была Сашей улажена и «Скорая» отъехала от подъезда. Он, тяжело вздохнув, неохотно стал набирать домашний номер попавшего в беду друга.
 
     Диагноз подтвердился. Медики, долго колдовали над ним.  Усилия их были вознаграждены. Вездесущее солнышко заглядывало в палату, вселяя надежды на лучшее. Он пришел в себя. Мысли возвращали его в последние минуты перед страшным событием.

     По больничному коридору шла женщина лет сорока пяти. Подтянутая, ухоженная, моложавая. Женщина смотрела на номера палат, выискивая нужную. Мысли бежали одна за другой: Саша сказал «пятая». Значит, здесь. Что я ему скажу? Вот ведь предупреждала же его, что баня это серьёзная нагрузка на организм. Они же  с мужиками там расслабляются совершенно варварскими способами и непременно с горячительным. А это несовместимо. Провались пропадом такая баня. Дураки законченные. Не берегут себя совершенно. Всё так, но ведь, не сейчас же ему об этом напоминать. Сейчас только о хорошем, только поддержать, поднять его непременно надо. Вот и пятая палата. Она остановилась перед дверью палаты, собираясь с духом.
 
     Он повернул голову на звук открывающейся двери и захлебнулся ужасом. Там стояла его жена. Как ей объяснить, почему его привезли от Сони. Она всё знает. Это конец! В голове снова застучало и страшная по силе боль пронзила затылок. Судорога вновь сковала тело.

     - Как снова тем…,- мелькнула последняя мысль

     Женщина кинулась к кровати мужа. Застывшая гримаса на его багровом лице привела её в панику. Она закричала и кинулась за врачом. Мимо неё бежала сестра, врач давал какие-то распоряжения, но женщина ничего не понимала в происходящем. Какая-то старенькая санитарка, взяв её под руку, вывела в коридор:

     - Пойдём, милая, пойдём. Тут и без нас справятся. А мы подождём. Всё сладится, ты не тушуйся. Пойдём, пойдём.

     Так приговаривая, поддерживая совсем потерявшуюся женщину, старушка посадила её на лавочку в коридоре недалеко от палаты. Женщина долго, как-будто смотрела какой-то странный фильм, наблюдала, как мимо неё сновали медики. Наконец, врач вышел из двери с номером «пять» и направился к ней:

     -  Вы жена?

     Она молча кивнула.

     - Мне нечем вас успокоить. У вашего мужа случился второй инсульт. Так, к сожалению, бывает. Только-только вывели его чуть-чуть из первого, а вот, поди ж ты… На этот раз не смогли
.
     Врач повернулся к сестре, стоявшей рядом, и распорядился:

     - Дайте ей чего-нибудь из успокоительного.

     - Разве можно  такое найти? – С отчаянием подумала она.