Подслушивать нехорошо. Но подслушала. Вернее, подслушалось. В мой разговор по телефону вклинился какой-то посторонний длинный и настойчивый гудок. Я и моя собеседница замолчали, пытаясь понять, что происходит. Щелчок и в трубке раздался детский мальчишечий чуть хрипловатый голос:
- Бабушка!
Я, было, открыла рот, подумав, что это звонит мой внук, но меня опередил другой голос совсем другой бабушки. Голос молодой и весёлый:
- Слушаю тебя, Тёмочка! Слушаю тебя, моё солнышко!
Ребёнок трёх-четырёх лет, ободрённый ласковой бабушкой, вдруг в трубку запел:
- Цыганка с калтами, долога дальняя Долога дальняя, да чённый дом Быть может, сталая, тюльма центлальная Меня палнишачку там снова ждёт.
Пел он так самозабвенно, с чувством. Старательно выводил мелодию, не сбившись ни разу, и конечно, был до невозможности мил в своём желании порадовать бабушку, которая тут же бурно отреагировала:
- Тёмочка, как ты хорошо поёшь! Спасибо, солнышко, порадовал! Как мне нравится! А ты где песенку эту слышал?
- У мамы в машине.
- И запомнил?! - Восхищенно изумилась бабушка
- Да.
- А ты тёте Лене споёшь эту песенку?
- Спою, - покладисто согласился ребёнок.
- Подожди, я громкую связь включу. Вот, всё, давай.
И снова зазвучала «Цыганка с калтами…», старательно исполняемая маленьким Тёмой. В трубке послышался дружный смех, и счастливая бабушка довольно произнесла:
- Как я люблю, когда ты поёшь. Ты ко мне приедешь в субботу?
- Плиеду, - пообещал малыш и положил трубку.
- Ты ещё здесь? – спросила моя собеседница, тоже слышавшая весь разговор Тёмы и его бабушки.
- Здесь, - несколько растерянно ответила я. Мы помолчали, потом я грустно произнесла:
- Как видишь, дорогая, нынче не нужен Гарин-Михайловский, чтобы написать «Детство Тёмы».
- Скорее, «Детство Тём», - также грустно уточнила приятельница.