Жена сказала:
- Поезжай. Для тебя это важно и нужно. Другой возможности не будет.
И он дал себя уговорить.
Поезд шёл по земному шару, встречая рассветы и закаты, сопровождаемый то солнцем, то луною. Он сидел в купе, и в который раз спрашивал себя: "Зачем? Раны детства не заживают. К чему их бередить? Как это было давно..."
Ребенок сидел на крыльце дома. Ждал обещанной встречи. Папа приехал! Приехал папа! До позднего вечера ждал… и не дождался. Неужели отец прошёл мимо, не узнал в худеньком мальчишке сына? Ведь столько лет прошло! Ему уже не четыре, а девятый год.
Материнские руки, нежно приподняли уснувшего на крыльце ребенка и внесли в дом.
А на другом конце города корила своего непутёвого брата сестра,
- У тебя не болит сердце? Ты же обещал встретится с сыном. Ребёнок ждал тебя целый день. Гастролёр с большой дороги. Лучше бы ты не приезжал.
***
Поезд растворился в утренней дымке. Опустел перрон. Скрипнула тоскливо за спиной вокзальная дверь.
Он шёл по незнакомому городу. И чем ближе была цель, тем медленнее была его поступь. Он шёл к человеку, которого должен простить.
В жизни много непредвиденного. Ребёнок и отец - это одна струна, которую нельзя перекусить ни зубами, ни обстоятельствами, ни расстоянием, ни временем. Может быть поэтому, он здесь, среди незнакомых улиц и лиц, с болью и обидой на одном конце этой невидимой струны… Матери давно уже нет. И отца скоро не будет. А вот обида, за мать и за себя, осталась.
"Простить"- какое тяжёлое слово. Какой неподъёмный камень.
"Простить"- всего лишь несколько букв. Всего лишь короткий звук.
За что?! За боль?!
Он стоял у порога больницы, и не мог переступить его.
"Тебе это очень надо"- вспомнились слова любимой. И ступенька поползла к его ногам.
- Он в коме, - сказала медсестра, - А вы его сын? Так значит, это вам я отослала телеграмму?
Они шли по длинному коридору.
- Жалко старика, - продолжала она, - Месяц как он здесь, и никто его не навестил.
Палата. Кровать. Стул.
- Жалко, - повторила сестра, - Ещё вчера он спрашивал о вас.
Отец лежал на смертном одре. Измученное болезнью и старостью истощённое лицо, сохранило с трудом узнаваемые знакомые черты. Провода впились в его плоть, словно высасывали последние силы, давая жить монитору.
"Ти-ти. Ти-ти" - пищал он в тишине. И тонкая, голубая нить прыгала по экрану, то верх, то вниз.
Сестра ушла. Он стоял у кровати отца, смотрел на бледное, полузнакомое лицо, и прислушивался к своему сердцу. Ни жалости, ни боли. Ещё недавно оно стонало, кричало, билось в груди, словно обиженный зверёк в клетке. А теперь молчит... И правильно! А разум шептал,
- Спеши. Другой возможности уже не будет. Возьми и прости. Всего лишь одно слово. Всего лишь один вздох.
- Ах, что ты понимаешь, - прошептали губы, - Это не так просто. Это просто невозможно, когда сердце молчит. Чтобы простить, нужна любовь. А без любви, какое прощение? Пустой звук.
- Прости, - с трудом выдавил он из себя.
Вдруг зашептались стены. Поколебался пол. Расплавилось сердце. Рухнул он на колени у одра отца. Рванулся сдавленный крик из груди:
- Прости меня мой отец! Прости! Когда тебе было одиноко, я не пришёл, не приехал, не прилетел. Когда ты падал и страдал, меня не оказалось рядом. Прости! Прости за чёрствое сердце моё, за ту боль, что носил я столько лет. Я так страдал, Так мучился, вместо того, чтобы радоваться и благодарить тебя за то, что эту прекрасную жизнь дал мне ты. Нет во всей вселенной подарка, которым я мог бы тебя отблагодарить за каждый миг, за каждый день, прожитой мной на земле. Не будь тебя, я бы, не увидел рассветы и закаты, ни зимы, ни вёсы. Я никогда не смог бы узнать, что такое любовь. Всё это дал мне ты. Прости…
Тихо пищал монитор,
- Ти-ти. Ти-ти. И ты. И ты. Прос-ти. Прос-ти-и…
Взметнулась голубая нить на экране, и рухнула вниз.
Из-под закрытых век старика, выкатилась маленькая, живая слезинка... Поплыла по неживой щеке...