Роза и розацеа

– Господи! Что это? Что это такое! Что со мной?! – ужаснулась Роза, отпрянув от зеркала.

Она зажмурилась, потрясла головой – может, еще не проснулась? – и снова открыла глаза.

– О, нет! Боже мой! Да что же это такое? – в ужасе застонала женщина и, чтобы удержаться на ногах, схватилась за край сверкающей белизной раковины.
 
Ее сердце бешено колотилось, руки дрожали, ноги подкашивались. Еще мгновение, и она рухнет на кафельный пол.

Чтобы хоть как-то собраться с силами, а заодно и с мыслями, Роза решила сбрызнуть лицо холодной водой. Она нервно стукнула по носику шарикового крана, но не рассчитала удар, и в раковину хлынула мощная струя. (Хорошо хоть недавно поменяла ситечко с рассекателем, а то окатило бы ее с головы до ног!)

Дрожащей рукой женщина кое-как отрегулировала напор льющейся из крана воды и, намочив ладони, прижала их к своим щекам. Снова закрыв глаза и не отнимая рук от лица, она постояла несколько секунд, потом медленно, словно боясь спугнуть усевшуюся на цветок бабочку, отвела ладони от щек, разомкнула веки и отшатнулась от «мойдодыра».

– Нет! Не-е-е-ет! – вырвался из ее груди крик.

За эти несколько секунд ничего не изменилось. Роза смотрела на свое отражение в зеркале и не могла понять, себя ли она в нем видит. Вроде бы все ее: шелковый пеньюар цвета бирюзовой шарм-эль-шейхской волны (ах, какое море в Египте!) стекает со словно выточенных из белого мрамора плеч, русые, с легким рыжеватым оттенком волосы (чуть спутанные – до расчески дело пока не дошло) спускаются до середины спины, зеленые, с крошечными светло-карими вкраплениями глаза такие же, как всегда, если не считать поселившегося в них испуга. Такого, какого она, пожалуй, еще никогда в жизни и не испытывала. (Ну, разве что, когда одноклассник Мишка засунул ей лягушку за шиворот. Тогда у нее тоже от ужаса глаза из орбит вылезли. Только это когда было-то – в детстве!)

Все выглядело так, как обычно выглядит по утрам. Кроме одного – лица Розы. Его «украшали» огромные ярко-красные с неровными, словно рваными, краями пятна. По какой-то злой иронии разместилась эта «красотища» симметрично: посередине высокого, без единой морщинки (спасибо ботоксу!) лба, на скулах, под глазами – равномерно, на подбородке – с двух сторон, оставив нетронутой его середину с интересной маленькой ямочкой (когда-то Вениамин назвал ее завлекалочкой). Исключение составлял нос: одна его половина выглядела так, словно на ней раздавили крупную ягоду клюквы, а вторая осталась белой, гладкой и чистой, как будто клюквы для нее не хватило.

«Так. Надо взять себя в руки и разобраться в том, что случилось», – с трудом приходя в себя, подумала Роза.

К тридцати двум годам она уже научилась справляться с разными непредвиденными ситуациями, неожиданными – если не в лучшую сторону – поворотами судьбы, неблагополучно складывающимися обстоятельствами. За эти замечательные качества и ценил ее Павел Валентинович – директор фирмы, в которой она уже десятый год успешно делала карьеру.

«Сегодня с утра совещание у руководства, а вечером важная встреча с заказчиками, – вспомнила Роза. – Павел Валентинович на меня очень надеется. Надо что-то срочно предпринять!»

Но что можно предпринять, когда (Роза посмотрела на свои часики, которые вечером оставила на полке перед зеркалом) до начала рабочего дня осталось меньше полутора часов? Обычно этого времени ей хватало на то, чтобы выпить чашечку кофе, съесть парочку тоненьких бутербродов с сыром или с брынзой. Колбаса в ее холодильнике не водилась – мало ли чего производители напихают в этот продукт! Да и за фигурой нужно следить. Ела бы она что попало, еще не известно, влезла бы или нет в новое платье от Patrizia Pepe (конечно, не исключено, что это подделка, но все равно денег стоит не маленьких), которое два дня назад было куплено в модном бутике на Ленинском проспекте. Специально для предстоящей сегодня встречи с заказчиками; уже и столик в ресторане забронирован.

Как правило, после завтрака, перед тем, как выйти из дома и сесть за руль своего новенького «Peugeot», Роза несколько минут уделяла макияжу – легкому, едва заметному, который ненавязчиво подчеркивал ее природную красоту. Какая косметика может справиться с отвратительными пятнами, появившимися на ее лице сегодня, – большой вопрос. Ну, если только нанести на кожу килограмм белил (как Марфушечка-душечка в сказке «Морозко»), а потом подкрасить щеки румянами…

– Так, хватит ныть, – еще раз приказала себе Роза. – Что же это за хрень такая? Откуда она могла взяться? Думай, девочка, думай…

Она пристально, уже без содрогания (ну, или почти без него) рассматривала появившиеся на лице пятна. Аллергия? Может быть, но как-то не очень похоже. Иногда у нее появлялась небольшая сыпь, когда летом лакомилась клубничкой, но стоило выпить таблеточку супрастина или тавегила, все как рукой снимало. Впрочем, аллергия может быть и на что-то другое. Говорят, на алкоголь, цветочную пыльцу, лекарства…

Роза решила подобраться к разгадке методом исключения.   

Клубнику последний раз она ела летом, да и то немного, помня о своей аллергии. Пыльца? Ну какая в конце октября пыльца? Отцвело уже все давно – и цветы, и деревья. Алкоголь? Это вообще смешно! Кроме хорошего шампанского – одного-двух фужеров – на какой-нибудь важной встрече, корпоративе или презентации, она совсем не пила спиртного. Ну, еще в Новый год. Только далеко пока до этого праздника… Да и аллергии на шампанское у нее никогда не было.

Так… Что там еще остается? Лекарства? Ну, лекарственные препараты она вообще не употребляет. Может, когда-нибудь, потом… А пока рано еще о таблетках думать…

– Господи! – стукнув себя ладонью по лбу, вскрикнула Роза. – Какая я же я дура! Таблетка!

Ну конечно же, всему виной эта чертова пилюля, которую ей дала вчера консьержка тетя Маша! Надо же было так лопухнуться! Ведь все в доме знают, какая эта Маша двуличная, завистливая! В глаза одно говорит, за глаза – другое.

«Ах, Розочка, какое у вас платьице красивенькое! У вас шубка новенькая? Ах, какие на вас сережечки! Неужели бриллиантики? Вам тридцать стукнуло? Да вы шутите?! Больше двадцати двух ни за что не дашь!» Это в глаза.

За глаза – Роза знала – консьержка говорила о ней иное. «Селедка ржавая! Кошка драная! Ходит – людей не видит. Богатенькая… И машина у нее заграничная, и квартира двухкомнатная на одну! Почему-то мои Витька с Катькой еле концы с концами сводят, внучку лишнюю конфетку купить не могут – не на что. А у этой денег на все хватает: и одежду дорогущую покупает, и мебелью новой квартиру обставила, и на курорты по пять раз в год ездит. Откуда средства берет? А?»

«Точно таблетка! Из-за нее эти жуткие пятна, – расстроилась Роза. – Наверняка фальсификат какой-нибудь. Уж сколько говорят и пишут в СМИ про поддельные лекарства, а толку никакого. Да стрелять надо тех, кто такие препараты выпускает! Нет! Лучше этими фальсификатами их самих и травить…»

«А что если консьержка нарочно мне какую-нибудь дрянь подсунула? – напряглась вдруг Роза. – С нее станется! Вот уж кто больше всех радоваться будет, если у соседа корова сдохнет!»

И угораздило же ее попросить у этой противной тети Маши что-нибудь для сна! В собственной домашней аптечке ничего успокоительного не водилось – ну не пользовалась она еще никакими седативными препаратами. Причин для этого не было. До вчерашнего дня. Впрочем, если разобраться, и вчера повод для волнения был не ахти какой серьезный. Подумаешь, Венька с какой-то малолеткой спутался! Плюнуть бы и растереть…

Хотя вчера все выглядело несколько в ином свете. Нет, конечно, если бы знать, чем все обернется (Роза имела в виду пятна, появившиеся у нее на лице после того, как она приняла снотворное), то из-за Венькиного предательства она бы и «ох» не сказала. Но вчера ее здорово разозлило, когда она без стука зашла к нему в кабинет и оторопела от увиденного: Венька тискал сидевшую на его рабочем столе новую секретаршу Веронику. Ее острые коленки в ажурных колготках (господи, какая безвкусица!) торчали прямо перед носом заместителя директора фирмы. Между прочим, годившегося девчонке в отцы.

Секретарше было лет двадцать или чуть больше. На фирме она появилась дня три назад (сидела на ресепшен), и Роза ее даже рассмотреть как следует не успела. Заметила только глуповатую смазливенькую мордашку. Впрочем, девчонка, по всей видимости, была не такой уж и глупой, если на третий рабочий день сумела столь успешно воспользоваться своими чарами для обольщения начальника.

Может, сам по себе пассаж с Венькой и секретаршей не настолько сильно вывел бы Розу из себя, если бы не его финальная часть.

– Это случайность… Сам не понимаю, как это получилось, – вытирая носовым платком залысины, мямлил Венька.

Роза презрительно усмехнулась.

Вероника медленно сползла со стола, одернула коротенькую джинсовую юбчонку (надо поговорить с Павлом Валентиновичем о дресс-коде на фирме!), поправила колготки и, задрав вверх маленький носик, с видом новой фаворитки выдала:

– Роза Александровна, вас в школе не учили стучаться, когда заходите в чужой кабинет?

У Розы чуть челюсть не отвалилась. Такого плевка от этой малолетки она никак не ожидала. В тот момент ей больше всего на свете хотелось отхлестать нахалку по наглой физиономии. Но, слава богу, сдержалась. Просто молча вышла из кабинета, захлопнув за собой дверь. 

Рабочий день уже закончился, и Роза решила, что лучше всего ей отправиться домой. Она зашла в свой кабинет, чтобы одеться и взять сумку, но, сняв с вешалки пальто, почувствовала, что ее всю трясет, кровь в висках пульсирует с удвоенной скоростью, а сердце просто вырывается из груди. Руки никак не хотели попадать в рукава пальто, пуговицы не пролезали в петли, молнии на сапогах не застегивались.

Сев, наконец, в машину, Роза взялась за руль и заметила, как дрожат ее пальцы.

– А ну прекрати истерику! – вслух скомандовала она сама себе. – Этот урод не стоит твоих нервов!

Почувствовав, что к ресницам подбирается предательская влага, строго добавила:

– И, смотри мне, не вздумай плакать!

Роза не заплакала, хотя слезы были уже наготове. Обидно все-таки – семь лет на этого индюка угробила. Обещал – вот дочка вырастет, школу окончит, в институт поступит или замуж выйдет, тогда он с женой разведется, и они поженятся...

Неожиданно Розу разобрал смех. Интересно, что бы Венька пообещал Веронике? Дочка его давно выросла, школу окончила, замуж вышла и мальчика родила. Может, секретарше стоит подождать, когда Венькин внук вырастет, школу окончит, в институт поступит…

Когда Роза подкатила к своему дому, она все еще смеялась. Смех был каким-то неестественным – скорее, истерическим. Из-за этой истерики у нее разгорелись щеки – прямо огнем полыхали. Надо было взять себя в руки и пройти мимо консьержки с достойным выражением лица.

Усилием воли Розе удалось это сделать. Она вошла в подъезд и, кивнув тете Маше, направилась к кабине лифта.

– Розочка! – остановил ее окрик консьержки. – Лифт-то уж часа два как не работает! Его сейчас как раз чинят. Подожди чуток, должны вот-вот пустить, не идти же на двенадцатый этаж пешком!

Альтернатива оказалась не из приятных: либо на каблуках топать вверх по лестнице, что никому не могло доставить большого удовольствия, либо стоять возле консьержки, которая не упустит случая посплетничать о ком-нибудь из жильцов (это еще ладно, а то и к ней, Розе, в душу полезет!), и ждать, когда отремонтируют лифт.

Подниматься на двенадцатый этаж пешком Роза не могла – из-за казуса с Венькой не только ее моральные, но и физические силы были на исходе. Стоять возле тети Маши не хотелось. Роза решила как-нибудь доплюхать этажа до четвертого-пятого, а там, сидя на подоконнике, подождать, когда заработает лифт, но консьержка слащавым голосом позвала:

– Подойди-ка ко мне, Розочка.

Роза почему-то повиновалась. Видно, не осталось сил чему-либо противиться.

– Что-то ты какая-то не такая... Или мне показалось? – притворно лебезила консьержка. – Да нет, вижу, не показалось – разрумянилась ты что-то. Вроде как горишь вся. Уж не заболела ли?

Она оглядела Розу с ног до головы и с надеждой поинтересовалась:

– Или случилось что? Ты поделись, поделись с тетей Машей, легче станет, вот увидишь. Еще спасибо скажешь.

– Ничего не случилось, голова просто болит. Погода, наверное, меняется, – вяло отбивалась Роза, недоумевая, как это консьержка чужую беду носом чует.

Уж с кем с кем, а с тетей Машей она точно своими проблемами никогда делиться не будет. Только заикнись о том, что у тебя что-то не ладно, завтра же весь дом эту новость обсуждать будет.

– Головка болит? – всплеснула пухлыми ручками консьержка. – Надо же, у такой-то молоденькой! Может, таблеточку какую дать? У меня тут много разных.

– Нет, спасибо, не надо, так пройдет, – начала отнекиваться Роза, но вдруг передумала:

– Впрочем… Может, у вас снотворное есть? Боюсь, долго не засну, если голова болеть не перестанет, а завтра у меня дел на работе много…

– Конечно, конечно, – засуетилась консьержка. – Вот, возьми, хорошее лекарство. Сама принимаю от бессонницы.

Она достала из ящика стола какой-то пузырек и вытряхнула на руку Розы два маленьких желтеньких шарика.

… Слава богу, Роза проглотила вчера только один из них. Но и одной единственной пилюли, видимо, хватило на то, чтобы утром она испугалась своего отражения в зеркале.

«Скорее всего, аллергия, – изо всех сил стараясь подавить охватившее ее волнение, рассуждала Роза. – Или отравление фальсификатом…»

Мысль о том, что консьержка нарочно ей что-нибудь нехорошее подсунула, она все-таки отбросила. В конце концов, тетя Маша сама эти препараты принимает. Да и зачем бы ей травить жиличку? Куда интереснее о ней с другими жильцами посплетничать…

«Так, если это аллергия, ничего страшного, – продолжала анализировать ситуацию Роза. – Выпью две-три таблетки супрастина (кажется, в аптечке он есть), и все пройдет. Если все-таки отравление, тоже не смертельно. От одной таблетки не умирают. Надо выпить как можно больше жидкости и промыть желудок…»

Роза достала из аптечки супрастин, выдавила из блистера две таблетки и, положив их в рот, пошла на кухню. Там она налила полную чашку холодной воды, залпом ее осушила и задумалась – что же ей делать дальше. О том, чтобы пойти на работу, не могло быть и речи. Ну как заявиться в офис с таким лицом?

Она взглянула на будильник – часы показывали начало девятого. В девять нужно быть на рабочем месте.

«Надо сейчас же позвонить Павлу Валентиновичу и отпроситься на сегодняшний день», – подумала Роза, зная о привычке шефа появляться в офисе за час, а то и больше, до начала рабочего дня у остальных сотрудников.

Сказать, что эта просьба его удивит, это, считай, ничего не сказать. Ладно, утреннее совещание – его можно и пропустить, будь на то уважительная причина. Но как быть с вечерними переговорами с заказчиком? Ни перенести, ни отменить их никак нельзя. Павел Валентинович так рассчитывал на Розу! Хотя должность, которую она занимала – старший менеджер, была ниже Венькиной, дослужившегося до заместителя директора фирмы, на все наиболее важные встречи и переговоры Павел Валентинович чаще всего брал ее. Вот как ему сказать, что сегодня она не появится на работе?

За девять лет Роза хорошо узнала характер своего начальника. Конечно, шеф не будет топать ногами, орать, брызгая слюной, в телефонную трубку, обзывать подчиненную разными непристойными словами, но от этого Розе легче не станет. Она представила себе, как, услышав ее просьбу, Павел Валентинович сдвинет брови, отчего между ними появится глубокая вертикальная складка, правой рукой (левой он обычно держит трубку) начнет теребить мочку уха, а на скулах у него заиграют крупные желваки – признак беспокойства, которое он всегда старается скрыть.

Но делать нечего – придется звонить.

– Хорошо, Роза Александровна, выздоравливайте, – сказал Павел Валентинович после того, как Роза изложила ему свою просьбу об отгуле по состоянию здоровья.

Естественно, она не хотела говорить шефу о симптомах своей болезни, но и притворно хлюпать носом и кашлять в трубку не стала. Просто сказала, что заболела, поэтому никак не может выйти на работу.

Павел Валентинович ей доверяет. Наверняка он уверен в том, что просто так, без серьезной уважительной причины, Роза отпрашиваться не станет, тем более в такой важный для их фирмы день. Но все равно она чувствовала себя неловко.

«Ладно, – подумала Роза, – я ведь не виновата в том, что со мной случилось… А на встречу с заказчиком вместо меня сходит Венька. Он любит посидеть в ресторане, особенно, если можно поесть на халяву…»

Она сварила себе кофе в турке, отрезала несколько тоненьких ломтиков сыра, но поняла, что ни есть, ни пить ей совсем не хочется. В душе поселилась и с каждой минутой разрасталась тревога: то ли из-за того, что невольно подвела Павла Валентиновича, то ли из-за Веньки, то ли из-за этой проклятой аллергии.

Вспомнив об «украсивших» ее лицо (на котором еще вчера не было ни одного прыщечка!) пятнах, Роза кинулась в ванную. Ее отражение в зеркале лучше не стало.

«Рано еще, – успокаивала себя Роза, – супрастин пока не подействовал, надо подождать…»

Она пошла в спальню и, поудобнее устроившись на кровати, щелкнула пультом телевизора. Что, интересно, показывают по будням, пока основная масса людей – кроме пенсионеров и маленьких детей – работает или учится?

Ни одна из передач интереса не вызвала.

Неожиданно Роза почувствовала, что ее веки слипаются.

«Наверное, это реакция на супрастин, ведь препарат обладает некоторым седативным эффектом», – подумала она, засыпая.

Когда на прикроватной тумбочке запрыгал, а потом зазвенел сотовый, Розе показалось, что не прошло и минуты с того момента, как она закрыла глаза. Просыпаться ей ужасно не хотелось, но надо было ответить – мало ли кому она понадобилась.

На дисплее высветилось: «Веник».

Как-то, в начале их отношений, когда каждый из них испытывал сильные, неподдельные чувства друг к другу (так, во всяком случае, Розе казалось), Вениамин прижал ее к себе и ласково промурлыкал: «Розочка, как же мне с тобой хорошо…» Роза провела рукой по тогда еще пышной шевелюре любимого и с нежностью прошептала: «Мне тоже хорошо с тобой, Веничек».   

Она даже не сразу поняла, почему Веня обиделся. А тот, отстранив ее от себя, надулся:

– Какой я тебе Веничек! Еще бы Веником назвала!

Когда до нее дошло, что придуманное ею уменьшительное от его имени и связка прутьев, которой подметают пол, омонимы, Роза рассмеялась. Вениамин обиделся еще сильнее.

С тех пор, когда они ссорились, Роза называла его Веником. После очередной ссоры она забила это имя в свой телефон. Со вчерашнего дня она была уверена в том, что оно соответствует внутреннему содержанию ее бывшего, ни о каком примирении с которым не может быть и речи! Да и вообще – не до Веника ей сейчас.

 «Господи, ну что ему от меня нужно!» – взглянув на дисплей, с раздражением подумала Роза, но, стараясь не показывать своих эмоций (не хватало еще, чтобы предатель узнал о ее переживаниях), сказала:

– Слушаю. Что случилось?

Вениамин, не зная, как отреагировать на столь простой вопрос, посапывал в трубку. А разве ничего не случилось? Или Розе наплевать на то, что вчера произошло? Неужели он ей совсем безразличен? Наконец, нужные, как ему казалось, слова нашлись:

– Розочка, понимаешь, то, что вчера случилось…

– А что, собственно, случилось? – бесстрастным голосом перебила его Роза.

Вениамин, растерявшись, молчал.

Роза, прижимая к уху телефон, села на край кровати и посмотрела на прикрученные к стене часы. Они показывали половину двенадцатого. Надо же – она проспала больше двух часов! Наверное, совещание у Павла Валентиновича закончилось, и Венька, не увидев ее на месте, которое Роза обычно занимала, решил поинтересоваться, почему она не пришла на работу. Не хватало еще, чтобы он подумал, что это из-за него!

Роза уже приготовилась закончить совершенно не нужный ей сейчас разговор и подбирала соответствующие ситуации слова, как вдруг ее взор остановился на вмонтированном в шкаф для одежды зеркале. Даже на значительном расстоянии (шкаф находился у стены, противоположной кровати) было заметно, как полыхают на ее лице безобразные красные пятна.

– Господи! Да что же это такое? За что мне все это?! – в отчаянии воскликнула Роза.

Слетевшая с языка фраза, конечно, не предназначалась Вениамину, но тот принял ее на свой счет и заголосил:

– Розочка, ну прости меня дурака! Давай встретимся, поговорим. Можно я сейчас к тебе приеду?

Этого еще не хватало! Обрадовался! Думает, у нее истерика из-за него началась. Не дождется… И вообще – не до него теперь. Роза постаралась взять себя в руки.

– Послушайте, Вениамин Эммануилович, – переходя на «вы» и без запинки (что не всем сотрудникам и клиентам фирмы удавалось с первого раза) выговорив трудное сочетание его имени и отчества, обратилась она к бывшему любовнику, – я сейчас очень занята, не могу говорить.

– Розочка, – не успокаивался Вениамин, – я должен…

– Да ничего вы не должны. Мне действительно некогда с вами разговаривать, потому что… я не одна. До свидания.

«С какой стати ляпнула, что не одна? – выключая телефон, подумала Роза. – Хотя, и правда, не одна – с этими жуткими пятнами. Что же, все-таки, с ними делать? А что если они до завтра не пройдут? Хорошо хоть, что сегодня пятница…»

То, что впереди было два выходных дня, несколько обнадеживало. Роза решила, что если пятна не пройдут за ночь, то субботу и воскресенье она посвятит борьбе с этой неожиданно обрушившейся на нее неприятностью. Как бы там она ни называлась – аллергия, отравление или еще какая-нибудь зараза.

К концу воскресного дня стало ясно, что «украсившие» ее лицо пятна ничего общего ни с аллергией, ни с отравлением фальсифицированными препаратами не имеют. В течение двух суток Роза через каждые три-четыре часа принимала таблетку супрастина, запивая лекарство большим количеством простой кипяченой воды. Не помогло.

«Так, если пилюля, которую мне дала тетя Маша, ни при чем, – терялась в догадках Роза, рассматривая в зеркале свое лицо, – то что же это может быть?»

В голову лезли разные варианты ответов на этот вопрос. Ни один из них не предвещал ничего хорошего.

Что если, это рак кожи? Тогда она умрет! Или рак сейчас лечат? Вроде бы, в начальной стадии лечат… А у нее какая? И как эти стадии начинаются? Во всяком случае, три дня назад на лице не было ни единого пятнышка… Но, может быть, она не замечала какие-то скрытые симптомы?!

А вдруг это… проказа?! Ее отправят в лепрозорий, где она будет заживо гнить! Господи! Что угодно, только не это! Лучше сразу умереть!

Что, что может быть еще? Что-нибудь… венерическое? Но семь лет она встречалась только с Венькой, других мужчин у нее не было. А что если Венька… Позарился же он на Веронику на третий день ее работы на фирме! Где гарантия, что он не трахался с другими девками?! Сволочь! Заразил ее каким-нибудь сифилисом, а от него – где-то Роза читала – носы отваливаются!

Неожиданно мысль об отваливающихся носах рассмешила находящуюся на грани нервного срыва женщину. Впервые за три последних дня она улыбнулась. Улыбнулось и ее отражение в зеркале.

– Что же нам с тобой делать? – подмигнула ему Роза. – Не знаешь? Вот и я не знаю. А что говорят умные люди: если чего-нибудь не знаешь, надо у кого-нибудь спросить. Или это сказал кто-то из героев мультфильма? Что ж, мультфильмы тоже бывают умными…

Она завела будильник на половину седьмого утра и… проглотила вторую пилюлю, которую ей дала тетя Маша. Если вреда от этого лекарства нет (теперь Роза была в этом уверена), то пусть хоть пользу принесет – поработает еще раз снотворным. Выспаться ей просто необходимо.


…Кабина лифта почти бесшумно поднималась с нижнего этажа.

«Господи, сделай так, чтобы никому сейчас не приспичило спускаться вниз!» – взмолилась Роза и… услышала, как открывается дверь квартиры Аллы Петровны, ее соседки по этажу.

Дверцы лифта автоматически распахнулись. Роза быстро вошла в кабину и протянула руку, чтобы нажать кнопку с номером «1» (может, успеет уехать, пока соседка свою квартиру запирает?), но, услышав: «Ой, ой, подождите, пожалуйста!» – нажала на кнопку «Стоп».

«Ладно! Посмотрим, что будет дальше», – решила она.

– Ой, спасибо! – радостно воскликнула Алла Петровна, водворяясь в кабину лифта. – А то мы с Альмочкой уже терпеть не можем! Правда, Альмочка?

Последняя фраза относилась к толстой рыжей таксе, которую жители дома знали и любили. Собачка была дружелюбной и ласковой со всеми жильцами, но всегда громко облаивала незнакомых ей людей. Алле Петровне с большим трудом удавалось утихомирить псинку.

– Доброе утро, – сказала Алла Петровна.

Роза кивнула.

Альма настороженно на нее посмотрела, потянула носом и, радостно повизгивая, запрыгала.

– Надо же! – удивилась Алла Петровна, – обычно она чужих облаивает!

Роза молча пожала плечами и еще выше подняла воротник черной куртки, которую не надевала уже несколько лет. Все собиралась выбросить или отдать кому-нибудь, да руки не доходили. Кто бы знал, что одежка пригодится!

– Тихо, Альмочка, тихо, – успокаивала Алла Петровна таксу. – Хватит прыгать, а то описаешься!

Краем глаза она пыталась рассмотреть незнакомую женщину, показавшуюся ей, мягко говоря, странной: мало того, что воротник пол-лица закрывает, так еще зачем-то черные очки нацепила, над которыми нависла густая черная челка. Вот досада, что незнакомка раньше нее к лифту подошла – не удалось узнать, из какой она квартиры вышла. И чего это Альмочка о ее ноги трется?

Лифт остановился на нижнем этаже. Роза вышла из него первой и, кивком головы поздоровавшись с консьержкой, поспешила на улицу.

«Хорошо, что сейчас Вера дежурит, – подумала она. – Мимо тети Маши просто так не проскочишь: обязательно прицепится – кто такая, из чьей квартиры вышла? А Вере все равно, кто от кого вышел. Главное – посторонних без разрешения жильцов в дом не пускать».

Тетя Маша заступит на смену в восемь утра. Чтобы с ней не встретиться, Роза решила выйти из дома до этого момента. Впрочем, были и другие причины, которые заставили ее встать с утра пораньше. На улице еще не рассвело, и Розе легче будет остаться неузнанной, если встретит кого-либо из знакомых. Но главное – ей не терпелось поскорее попасть на прием к врачу, который скажет, что же это за дрянь такая появилась у нее на фейсе и как от нее можно поскорее избавиться.

В очереди к дерматологу Роза оказалась первой.

Пожилая – лет семидесяти – сухопарая докторша, посмотрев на лицо пациентки сквозь толстые стекла очков и не задав ей ни одного вопроса, принялась что-то писать в медицинской карте, которую на Розу завели в регистратуре. Одновременно, не отрываясь от своей писанины, она диктовала медсестре названия каких-то препаратов, которые Роза никогда не слышала.

– Вот это лекарство закажете в аптеке в рецептурном отделе, – протягивая пациентке прямоугольный листок с печатями, сказала дерматолог. – А это (докторша протянула Розе еще несколько бумажек, исписанных неразборчивым «медицинским» почерком, но уже без печатей) купите в отделе готовых лекарств. Через месяц покажетесь.

Докторша нажала на какую-то кнопку на краю стола. Видимо, на круглом табло из матового стекла, висевшем над дверью со стороны коридора, высветилась надпись: «Следующий», потому что в приоткрывшуюся створку просунулась голова какого-то мужика, заискивающим голосом поинтересовавшегося у медиков: «Можно?»

– Входите, – разрешила докторша.

Мужчина протиснулся в кабинет и посмотрел на стул, занятый Розой.

Роза не двинулась с места. Казалось, ее мозг вступил в противоборство сам с собой. Вместо того, чтобы передать телу, которым он управлял, сигнал, повелевающий встать и выйти из кабинета, он всеми своими извилинами недоумевал: что же это такое здесь сейчас было?

– Женщина, вы долго собираетесь тут сидеть? – с раздражением, будто приняла уже с десяток пациентов, которые досаждали ей своими болячками, обратилась к Розе дерматолог. – Вы не одна у меня!

– Но что со мной? Какое у меня заболевание? Вы не сказали… – едва шевеля губами, произнесла растерявшаяся пациентка и тут же, не дожидаясь ответа на поставленные вопросы, уже совсем другим голосом – как будто ее голову неожиданно пронзила более важная, требующая немедленного разъяснения мысль, – воскликнула:

 – Как через месяц?!

– Так через месяц! – не без ехидства передразнила Розу докторша. – Вы думаете, от розового угря так просто избавиться?

– От кого избавиться? – вскочила со стула Роза. – Какого еще угря? У меня никогда никаких угрей не было – ни белых, ни черных, ни розовых!

– Не было, а вот теперь есть, – уже с нескрываемым злорадством констатировала дерматолог. – Никто ни отчего не застрахован!.

Роза, которая, несмотря ни на что, сумела овладеть собой и решила отстаивать свои права потребителя, хотела сказать докторше, чтобы та не хамила пациентам, но, посмотрев на медичку, осеклась. Перед ней сидела пожилая, с лицом, напоминающим потрескавшуюся пергаментную бумагу, и с тусклым, каким-то бесцветным взглядом женщина.

«Да она мне просто завидует! – подумала Роза. – моей молодости и…»

Она хотела додумать – «красоте», но вовремя тормознула: какая уж тут красота! Вряд ли найдется хоть один человек, который бы ей сейчас позавидовал…

«Еще как найдется! Таких сколько угодно! – завертелась в голове Розы мысль, которая не позволила ей себя пожалеть. – Вспомни, сколько людей на земле страдает от тяжелых, неизлечимых, болезней, остается калеками после аварий и катастроф. Им намного хуже, чем тебе. А тут какой-то розовый угорь… »

«Кстати, что же это за зверь такой? – размышляла Роза, выходя из кожного диспансера. – И как с ним бороться?»

Вредная ей все-таки попалась докторша! Ничего толком не разъяснила. Ну, да и черт с ней! В наше время любую информацию легко получить. Спасибо Интернету!

Роза вышла из аптеки, где приобрела и заказала нужные ей лекарства, и достала из сумки сотовый. Сначала, пока нет девяти, надо позвонить начальнику.

– Павел Валентинович, у меня тут такое дело… – стараясь помягче изложить шефу свою просьбу, начала Роза, но потом, решив, что не стоит тянуть кота за хвост, твердым голосом произнесла:

– В общем, мне нужен отпуск. С сегодняшнего дня. Длительный, примерно на месяц. Можно за свой счет.

Директор фирмы молчал. Такого поворота событий он явно не ожидал.

– Если не получится с отпуском, мне придется уволиться, – слегка надавила на шефа Роза.

– Хорошо, пишите заявление на отпуск, – после небольшого раздумья сухо сказал Павел Валентинович и отсоединился.

Роза заглушила в себе чувство вины перед руководителем фирмы и, подумав о том, что сегодня же по почте пошлет в офис заявление об отпуске, набрала еще один номер.

– Теть Маш, здравствуйте! – бодро приветствовала она консьержку. – Это Роза из сорок седьмой квартиры.

– Здравствуй, Розочка! Как твои дела? Головка больше не болит? – защебетала консьержка (как будто Розе больше делать нечего, кроме того, как в рабочее время докладывать ей о своем здоровье!)

– Все нормально, теть Маш! Ничего у меня не болит, – успокоила консьержку Роза. – Я звоню потому, что хочу вас предупредить: я сейчас в командировке, а в моей квартире живет Галя, родственница моя из Новосибирска. Ключи у нее есть. Вы ее беспрепятственно пропускайте, хорошо?

– Хорошо, хорошо, Розочка… А ты когда вернешься?

– Не знаю… Думаю, не скоро. Теть Маш, еще хочу сказать, что Галя немного странная женщина, неразговорчивая, потому что она…

Роза слегка замешкалась, но через секунду выпалила:

– Она плохо слышит и из-за этого комплексует!

Консьержка хотела выудить у Розы более подробную информацию о ее сибирской родственнице, но та отсоединилась, сославшись на плохую связь.

Через час с сумками, забитыми продуктами, «сибирячка Галя» прошла мимо тети Маши, низким голосом буркнув, что идет в сорок седьмую, вошла в кабину лифта и уверенно нажала на кнопку нужного ей этажа.

Консьержка с любопытством смотрела вслед незнакомой женщине. Правду Розка говорила – странная у нее родственница: одета во все черное, и лица из-за огромных темных очков не разглядеть.


…Роза опустила крышку ноутбука и откинулась на спинку кресла.

Весь оставшийся после посещения кожного диспансера день она просидела в Интернете, стараясь выудить из всемирной паутины как можно больше информации о своем заболевании. Полученные ею сведения оказались вовсе не утешительными.

Сначала Роза была шокирована размещенными в Интернет фотографиями людей, чьи лица разукрасил розовый угорь. Потом ее озадачило научное название этой, не известной ей ранее, болезни, которая в медицинских справочниках именовалось красивым, хотя и не очень понятным, словом: розацеа. Имеет ли это название что-либо общее с королевой цветов розой или ее собственным именем, Розе узнать не удалось – ни на одном сайте такой информации она не нашла. Но вот то, что болезнь с таким красивым названием острыми шипами может больно ранить каждого, кого изберет своей жертвой, она поняла быстро.

Оказывается, старушка-дерматолог была права, говоря о том, что от розового угря не так-то просто избавиться. Эта кожная болезнь считается хронической и периодически может проявляться в виде покраснений отдельных участков щек, носа, лба, подбородка. В редких случаях – на шее и на груди. Появившиеся пятна остаются на лице неделями и даже месяцами.

«Господи, ну почему именно на лице! – с досадой подумала  Роза. – Могли бы вылезать в каком-нибудь другом месте! На ногах, руках, на спине, а еще лучше – на ягодицах. Конечно, и задница такому «подарку» не обрадуется, но ее, как и другие части тела, хоть одеждой можно прикрыть! Тем более, что раздеваться теперь не перед кем…»

Последняя мысль – о раздевании – напомнила Розе о бывшем любовнике. Ее щеки вдруг вспыхнули, будто их обожгло жаром пылающего костра.

«Так это же Венька во всем виноват! – спохватилась она. – Ну конечно!»

Среди главных причин, которые провоцируют поразившую ее болезнь, дерматологи называли стресс. А что, если не стресс, ей пришлось испытать, когда она застала любовника с секретаршей?

«И угораздило же меня заявиться в Венькин кабинет в такой неподходящий момент! – кусала  локти Роза. – Да пусть бы он с этой Вероникой где угодно, когда угодно, сколько угодно… Не жалко! Да чтобы не видеть на своем лице этих уродливых пятен, я бы десять таких Венек отдала! И этого давно надо было бросить – еще семь лет назад! Веник облезлый, метелка поганая!» 

Выплеснув значительную часть терзающих ее эмоций, Роза пошла на кухню и поставила на плиту турку. Кофе, как утверждали дерматологи, при розацеа противопоказан, но только этот напиток помогал ей сосредоточиться, привести в порядок мысли. Она решила, что от нескольких глотков хуже не будет.

Допив кофе, Роза покрутила маленькую изящную чашечку и принялась рассматривать образовавшиеся на тоненьких, как яичная скорлупа, стенках узоры. В темно-коричневой жидкости, расползающейся по хрупкому фарфору, ничего позитивного не угадывалось. Наоборот, вид бесформенных грязных разводов на тончайшей белоснежной керамике напомнил о безобразных пятнах, появившихся на ее лице.

– Ну, хватит! Нечего гадать на кофейной гуще, все равно не поможет, – категорично сказала себе Роза. – Что теперь толку виноватых искать (хотя, Венька, конечно, еще та сволочь!), надо сделать все, чтобы как можно быстрее избавиться от напасти. Если надо лечиться, значит, будем лечиться.

А что еще оставалось делать? Выть белугой, рвать на себе волосы, биться головой о стенку? Роза знала – во всем этом нет никакого смысла. 

Она вышла из-за стола и, подставив под струю горячей воды кофейную чашку, решила, что будет исправно принимать все выписанные дерматологом лекарства, протирать лицо приготовленным в аптеке раствором, мазаться специальными кремами. Впереди у нее месяц отпуска. Даст бог, за это время болезнь отступит…


За окном в белом танце хаотично кружились хлопья первого снега – предвестника наступающей зимы. Крыши девятиэтажных зданий, соседствующих с четырнадцатиэтажной «башней», в которой жила Роза, за утро побелели, а вот асфальт на тротуарах казался еще более темным, чем выглядел до снегопада, потому что снежинки, опустившись на землю, сразу же таяли.

Если не смотреть вниз, а остановить взор только на кружащемся за окном снеге и крышах домов в накинутых на них снежных покрывалах, можно подумать, что в город пришла зима. Розе очень хотелось, чтобы это было именно так. Во-первых, потому, что зиму она очень любила, во-вторых – потому что надеялась к началу первого зимнего месяца, вылечившись, наконец-то, освободиться от вынужденного заточения и вернуться к привычной для нее жизни.

При всей своей выдержке, которую она вырабатывала годами, Роза чувствовала, что самообладание вот-вот ее покинет. Целыми днями сидеть дома, зациклившись на протирках и примочках, мазях и таблетках, было не в ее характере. Не прибавляла настроения и необходимость «шифроваться» перед соседями, маскируясь под чудаковатую Галю.

Роза посмотрела вниз, на черный мокрый асфальт, и вздохнула: нечего себя обманывать – еще только начало ноября. С того дня, как проклятая розацеа посадила ее «под домашний арест», прошла всего неделя.

«В прошлом году в это время мы с Венькой были  в Таиланде, – предалась воспоминаниям Роза. – Целая неделя отдыха на райских островах Пхукета! Господи! Неужели этого больше никогда не будет?!»

Задавая себе этот вопрос, Роза имела в виду, конечно, не совместные путешествия с Вениамином, о котором она вообще предпочла бы забыть, а собственные поездки в далекие, сказочно красивые экзотические страны, которые она так любила. Яркое солнце, как утверждали врачи и косметологи, при розовом угре противопоказано.

Впрочем, от солнечных лучей Роза пряталась и раньше – с самого детства, столько, сколько себя помнила. У нее была нежная белая кожа, плохо поддающаяся загару. (Как раз такая, какую, в первую очередь, и поражает розацеа!)

Неожиданно Розе вспомнились события из далекого детства. Ей было пять лет. Вместе с мамой и папой она прилетела из Новосибирска, где жила тогда их семья, в удивительный город Сочи.

Всё в этом городе было похожим на сказку. Листья пальм напоминали огромные веера, связанные из остроконечных зеленых стрел, цветы магнолий походили на диковинных белых птиц, усевшихся на раскидистые ветви с блестящими глянцевыми листьями, вершины гор казались мудрыми старыми великанами, застывшими в своем величии словно по мановению сказочного волшебника.

Когда мама надела на девочку специально купленное для поездки нежно-розовое, украшенное белоснежными кружевами платье из тонкого батиста, Роза долго стояла перед зеркалом, гадая, на какую из сказочных героинь она больше всего похожа.

– Ты как бисквитное пирожное! – смеясь, сказал дочке вошедший в комнату папа. – Или нет! Как бело-розовый зефирчик!

Роза насупилась. Ни то, ни другое сравнение ей не понравилось. Ну что такое пирожное или зефир? Куснул два-три раза – и все: нет ни того, ни другого. Нет бы принцессой назвал или хотя бы Барби…

– Ну какой зефирчик!, – заметив, что дочке сравнение не понравилось, решила исправить ситуацию мама. – Она у нас бутончик бело-розовый! Скоро подрастет и распустится во всей своей красе. Правда, Розочка?

«Вот уж распустилась так распустилась, – вынырнув из детских воспоминаний, невесело усмехнулась Роза. – На каждой щечке по цветочку да на лбу и подбородке по лепесточку…»

Она хотела добавить: «И на носу пол-лепесточка», но, бросив взгляд на свое отражение в зеркале, не сдержав эмоций, громко вскрикнула:

– Черт! Черт!   

Было из-за чего чертыхаться! Дурацкий «цветок» розацеа, до вчерашнего дня красовавшийся только на одной половине Розиного носа, благополучно разросся, оккупировав и вторую его половину.

Настроение у Розы совсем упало. Можно сколько угодно хорохориться, но против фактов, как говорится, не попрешь. А факты – вот они – налицо. Вернее – на лице: злосчастный розовый угорь, несмотря на упорную борьбу с ним, не только не собирался покидать облюбованные территории, а наоборот – завоевывал новые. Ну как тут сохранять самообладание?

От жалости к самой себе у Розы засосало под ложечкой. Она снова посмотрела в окно и совсем приуныла. Погода на улице сделалась отвратительной: пушистые хлопья снега трансформировались в мелкую снежную крупу, которая вперемежку с дождем сыпалась с нависшего над городом мрачного, свинцово-серого неба. Ноябрь не предвещал ничего хорошего…

«Махнуть бы сейчас на Канары, – мелькнула у Розы мысль. – Хотя, пожалуй, в Испании уже холодно. Лучше полететь на Мальдивы. Вот где настоящий рай! А можно и в Египет, в это время там очень комфортно…»

Она закрыла глаза и представила себе, как ласковые волны теплого моря облизывают сыпучий желтый песок или разбиваются о раскаленные солнцем камни, как раскачиваются высокие, не сгибающиеся на ветру стволы пальм, как резвятся в прозрачной воде стайки разноцветных рыбок.

«Ну что же ты за дура! – отругала себя Роза. – И без того тошно, зачем еще дурацкими мыслями душу травить?»

Она молча созерцала унылую картину за своим окном. Потом вдруг по ее лицу, такому же безрадостному, как и эта картина, пробежала волна то ли легкого напряжения, то ли удивления.

А может, не такими уж и дурацкими? В конце концов, впереди еще три недели отпуска! Так что лучше – стоять у окна и гадать, каких осадков выпадет больше – холодного дождя или мокрого снега, или провести это время там, где сейчас тепло и солнечно, где пахнет цветами и морем, где нет места унынию и скуке?..


– Вылет-то во сколько? – спросил таксист.

– В четыре, – коротко ответила Роза.

– Нормально. За час домчимся. Люблю по ночам ездить – никаких тебе пробок, – весело продолжал шофер, видимо, уверенный в том, что лучший способ не заснуть за рулем – это болтовня с пассажиром.

Роза промолчала. Ей совсем не хотелось разговаривать. На душе было тревожно – правильно ли она делает, покидая Москву? А что если перемена климата отрицательно скажется на ее болезни?

– Куда летим-то, красавица? – не унимался водитель.

– В Египет, – сказала Роза и подумала:

«Видел бы ты при дневном свете, какая у тебя в машине красавица…»

– А чего ж одна? Без мужика? Не боишься, что тебя там какой-нибудь черный украдет?

Роза начала, было, прикидывать, как бы повежливее попросить таксиста заткнуться, но ее мысли прервал звонок сотового.

Она посмотрела на дисплей и удивилась – звонила консьержка. Интересно, что ей понадобилось во втором часу ночи? Может, в доме пожар? Или трубу прорвало? Не прошло и десяти минут после того, как неразговорчивая «Галя» проскользнула мимо недремлющего ока секъюрити, и вот тетя Маша названивает Розе.

– Розочка! – раздался в трубке взволнованный голос консьержки. – Я вас, конечно, разбудила, но не позвонить я не могла!

– Что случилось?! – испугалась Роза, забыв даже поздороваться.

– Да вообще-то ничего не случилось, только вот ваша Галя… Я, конечно, не знаю, может, вы и в курсе, но эта ваша родственница из Сибири…

Розе стало любопытно, что же такого натворила «сибирячка Галя», если тетя Маша решилась среди ночи побеспокоить находящуюся в командировке жительницу дома.

– Она только что прошла мимо меня! – выпалила, наконец, консьержка.

– И что? Поэтому вы мне звоните в такое время? – недоумевала Роза.

– Она прошла не одна!

– А с кем? – еще больше удивилась Роза.

– С чемоданом!

– С каким чемоданом?

– С вашим! Красненьким таким, на колесиках.

– Ну, правильно! Галя уехала обратно в Сибирь. А чемодан я ей сама разрешила взять.

Роза улыбнулась. Может, и вредная эта тетя Маша, но мимо такой охраны и мышь бесследно не проскочит.

– Да?.. – погрустнела консьержка (сенсации не получилось!), но тут же снова оживилась:

– Так это еще не все!

– А что еще?

– На ней были ваши сапожки! Новенькие! Которые вы только перед приездом этой своей родственницы купили!

«Да уж, в бдительности тете Маше точно не откажешь!» – поразилась Роза и сказала:

– Сапожки я ей тоже подарила. Они мне жмут.

– Ну, ладно, – успокоилась консьержка и поинтересовалась:

– А вы когда вернетесь, Розочка.

– Не скоро еще, в конце ноября…

Диалог с консьержкой, как ни странно, вернул Розе хорошее расположение духа. Она даже почувствовала неловкость оттого, что хотела спустить на таксиста собаку только за то, что он доставал ее своей болтовней.

– Значит, говорите, через час будем в Шереметьеве? – весело обратилась она к водителю…


– Снимите очки, – потребовала представительница службы паспортного контроля.

Роза повиновалась – требование было законным. Служащая аэропорта еще раз заглянула в раскрытый на нужной странице загранпаспорт пассажирки и перевела взгляд на его обладательницу. Через пару секунд она повторила эту процедуру еще раз. Потом еще…

– Так лучше? – резким движением сдернув с головы парик, спросила потерявшая терпение Роза.

Служащая, лицо которой осталось совершенно бесстрастным, снова внимательно посмотрела на фотографию пассажирки в паспорте, сравнила ее с оригиналом и, наконец, разрешила:

– Проходите.

Роза заняла свое место (специально попросила на регистрации, чтобы дали у окна), пристегнулась ремнем безопасности и повернулась к иллюминатору. Всё! Можно расслабиться. До Хургады она с места не сдвинется – в течение всего полета будет смотреть в окно, отвернувшись от других пассажиров, чтобы не пугать их своим видом.

Перед посадкой больше двух часов в аэропорту она ловила на себе удивленные, а порой и испуганные взгляды. Некоторые молодые мамочки оттаскивали подальше от нее своих детей. Роза их понимала – был бы у нее ребенок, скорее всего, и сама поступала бы так же. Откуда людям знать, что ее «зараза» никому из них не угрожает и что страдает от этой болячки только сама ее обладательница.

Теперь всё… Можно, наконец, расслабиться.

Роза услышала скрип соседних кресел и голоса пассажиров, занявших два места рядом с ней. По долетевшему до нее запаху не знакомых, но хороших, явно дорогих духов поняла, что в среднем из трех кресел устроилась женщина, судя по голосу, молодая, а по исходившему от нее аромату – скорее всего, темноволосая (если, конечно, умеет правильно подбирать косметику). Место у прохода, по всей видимости, занял ее спутник.

– Здравствуйте! – весело сказал мужчина.

Роза поняла, что сосед обращается к ней, не со своей же девушкой он здоровается! Пришлось повернуться – не ответить было бы невежливо.

– Здравствуйте, – улыбнулась попутчикам Роза.

Сидевшая рядом с ней девушка действительно оказалась брюнеткой лет двадцати пяти. Роза обратила внимание на ее красивую стильную стрижку и смуглую (которой никакая розацеа не страшна), с легким естественным румянцем на щеках кожу. Мужчина был старше своей спутницы лет на десять-двенадцать. Краем глаза Роза заметила обручальное кольцо на его правой руке. У девушки такого кольца не было. Средний палец ее левой руки украшал золотой перстень с камушком изумрудного цвета. Такие же камушки поблескивали в изящных небольших сережках. Даже если изумруды были ненастоящими (Роза слышала, что эти камни часто подделывают), брюнетке они очень шли.

Девушка быстро кивнула Розе и тут же повернулась к своему спутнику:

– Дорогой, я оставила в сумке палантин, давай достанем.

Мужчина встал с кресла. Девушка тоже поднялась.

– Да я сам достану, – попытался остановить ее любовник (то, что парочку связывали такие же отношения, какие до недавнего времени были у них с Венькой, Роза поняла сразу).
– Ты-то зачем встала?

Девушка ответила не сразу. Она протиснулась в проход между двумя рядами кресел, открыла сумку, которую ее кавалер достал из отделения для ручной клади, вытащила из нее небольшой шелковый шарфик и, шепнув что-то на ухо мужчине, показала ему на место, которое только что занимала сама. Тот, согласно кивнув, сел рядом с Розой. Девушка устроилась с краю.

«Понятно, зачем тебе понадобился «палантин», – усмехнулась про себя Роза, снова повернувшись к иллюминатору. – Неделю назад ты бы любую хитрость придумала, только бы твой парень не оказался рядом со мной…»

«Боинг» плавно набирал высоту. За окном самолета было еще совсем темно, но Роза, не отрываясь, вглядывалась в кромешную тьму, как будто хотела увидеть за бортом лайнера то, что обидно было бы проглядеть.

«Какая же я все-таки молодец, что не осталась в Москве! – отбросив всяческие сомнения, похвалила она себя. – Подумать только – еще вчера утром представить себе не могла, что сегодня окажусь за тысячи километров от дома, и не где-нибудь, а в Африке!»

Действительно, не прошло и суток с того момента, как, устав созерцать унылый, до отвращения скучный пейзаж за окном своей московской квартиры, Роза набрала в поисковой строке браузера фразу: «Горящие туры в Хургаду».

С местом поездки она определилась быстро – пока открывала и включала ноутбук. Дальние путешествия решила не рассматривать. Отправляясь на Гоа, в Таиланд или, например, на Кубу, туристы, как правило, не только валяются на пляжах, но и заказывают экскурсии, чтобы лучше познакомиться со странами, в которые, может, больше никогда и не попадут. Далеко все-таки, да и недешево…

Розе нужно было совсем другое. Никаких экскурсий, поездок по стране – только тихое, спокойное место, желательно, прямо на берегу моря. Таким местом показался ей Египет. Но не любимый Шарм-эль-Шейх, где она отдыхала уже несколько раз, а именно Хургада.

Шарм-эль-Шейх – это толпы веселящейся молодежи, бары и рестораны, бесконечные ряды сувенирных магазинов и лавок, заманивающих туристов криками зазывал и яркой, сверкающей рекламой. Шарм-эль-Шейх – это праздник. Даже несмотря на то, что многим египтянам из-за разворачивающихся в стране событий последнее время было вовсе даже не до веселья.

Розе тоже было не до развлечений. Она остановила свой выбор на Хургаде потому, что на протянувшихся вдоль берега Красного моря пляжах можно было найти тихий и вместе с тем комфортабельный отельчик, в котором она собиралась спокойно и, насколько это возможно, уединенно провести оставшееся до конца отпуска время…


– Извините, наш персонал не говорит по-русски, – заглянув в паспорт Розы, на вполне сносном английском обратился к ней работающий на ресепшен египтянин, на бейджике которого латинскими буквами было написано: «Амин». – У нас очень мало гостей из России.

«Ну и, слава богу», – подумала Роза, отметив, что представитель отеля и бровью не повел, когда перед ним возникло обезображенное странными пятнами лицо русской туристки.

– Не беспокойтесь, – улыбнулась она. – Я говорю по-английски и по-немецки.

Хотела добавить: «И по-французски», но передумала – знание языка Рабле и Бальзака здесь ей точно не пригодится. Владельцем отеля был гражданин Германии, и отдыхали тут, в основном, его соотечественники. Естественно, что персонал обучали немецкому и – как международному – английскому языкам.

Уже в который раз Роза мысленно поблагодарила свою маму за то, что она с самого раннего детства занималась с ней иностранными языками, которые, кстати, давались девочке легко. Когда дочка подросла, и нужно было выбирать, какой язык она будет изучать в школе, мама уверенно заявила:

– Только французский! Английскому и немецкому я тебя сама научу!

Оба эти языка мама преподавала в Новосибирском университете. Но Роза хорошо помнила, как по вечерам у них дома появлялись мальчики и девочки самого разного возраста – от детсадовского (их приводили мамы или бабушки) до старшего школьного. С каждым из них мама ровно на час закрывалась в папином кабинете, откуда доносилась то английская, то немецкая речь.

В это время никто не имел права заглядывать в кабинет, даже папа. А ведь когда-то (Роза смутно это помнила) за закрытой дверью часами просиживал над какими-то бумагами он сам, и даже ее, его любимую и единственную дочку, мама брала за руку и со словами: «Розочка, не мешай папе, он работает» – отводила малышку от двери кабинета, когда та пыталась туда проскользнуть.

После каждого занятия с приходящими к ним в дом учениками мама выходила из кабинета, который по-прежнему называли папиным, с конвертом в руках, в котором, как догадывалась Роза, были деньги. На мамином лице в таких случаях играла улыбка, а папа почему-то делался грустным.

– Ну что поделаешь, Сашенька, – утешала его супруга. – Жизнь сейчас такая… Разве ты виноват, что твоя наука стала никому не нужной.

Потом она обращалась к Розе:

– Ты все выучила?

Роза молча кивала.

– Пойдем, проверю.

– Не надо, мамочка, я правда выучила, – жалея уставшую от работы в университете и домашних уроков родительницу, уверяла ее Роза.

– Смотри, у меня, – стараясь казаться строгой, говорила дочери мама и тут же другим, более мягким голосом добавляла:

– Это ведь тебе нужно, а не мне. Знание языка – в любое время надежный кусок хлеба.

– А если два языка? – шутливо спрашивала Роза. – То два куска?

– То на хлеб еще и масло намажешь! – улыбалась мама.

– А три?

– А три – тогда на масло икру положишь!..

Амин протянул Розе паспорт, туристический ваучер, ключ от номера, карточку, по которой выдавались пляжные полотенца, жестом позвал одного из топтавшихся недалеко от ресепшен парней и, когда тот подскочил к ним, приказал:

– Мустафа, проводи мадам в ее номер.

Улыбающийся служка в рубашке цвета перезревшего апельсина проворно подхватил Розин кофр и, старательно выговаривая каждое слово, на плохом немецком произнес:

– Добрый вечер, мадам. Пожалуйста. Как дела?

– Утро, – по-немецки поправила Мустафу Роза. – Надо говорить «утро», а не «вечер», потому что сейчас утро.

На вопрос о делах она решила не отвечать. Даже немного обиделась на парня – зачем спрашивать? Разве на ее лице не написано, какие у нее дела? Впрочем, служащий отеля, так же, как и Амин, даже вида не показал, что заметил «художества».

«Естественно – они ведь здесь ого-го как вышколены!» – думала Роза, едва успевая за апельсиновой рубашкой.

Мысленно она поблагодарила менеджера турагентства Олега, порекомендовавшего ей отель класса люкс. Кстати, заплатила она не намного больше, чем за обычную «пятерку», потому что, по выражению того же менеджера, в Египте начинался «хвост туристического сезона». Впрочем, главным критерием при выборе отеля для Розы была не стоимость путевки, а контингент отдыхающих в нем туристов. Пожилые пары из Германии, обычно заполняющие немецкие отели Хургады в «низкий» сезон, устраивали ее как нельзя лучше.

Когда Мустафа остановился возле небольшого одноэтажного бунгало, построенного в арабском стиле, Роза чуть не закричала от радости. Это было то, о чем она мечтала! Домик оказался крайним в череде таких же, похожих друг на друга, как близнецы, окруженных зеленью и цветущими растениями коттеджей, в каждом из которых было по два обособленных выхода.

– Пожалуйста, мадам! – распахнув перед Розой огромную стеклянную дверь, раскланялся Мустафа.

Она поблагодарила парня тремя долларами и, как только его оранжевая рубашка скрылась за цветущим кустом гибискуса, плюхнулась на широкую кровать, предварительно сняв с покрывала скрученного из полотенец лебедя.

Спать хотелось ужасно – сказывался ночной перелет. Обычно в самолетах Роза засыпала быстро, особенно, если летела ночью. Но на этот раз предаться объятиям Морфея ей не давали мысли о свалившихся на нее неприятностях.

Полежав минут десять, Роза открыла глаза и заставила себя встать с постели – успеет еще выспаться. Сначала надо разобрать кофр, повесить в шкаф вещи, принять душ. Можно бы сходить на поздний завтрак (Амин ей предлагал), тем более, что в самолете она от еды отказалась, выпив только чашку отвратительного растворимого кофе. А главное – хотелось поскорее увидеть море, погрузиться в его теплую, прозрачную воду…

Роза открыла кофр и принялась вытаскивать из него наспех собранные дома вещи. В Москве она решила, что не будет брать с собой ничего лишнего. Не с любовником едет и даже не с подругой. По барам и дискотекам ходить не придется.

Повесив в шкаф для одежды парочку летних сарафанов, разложив по полкам белье, купальники, шортики, футболки, теплый свитер (пригодится в конце отпуска – вечерами в последних числах ноября в Египте становится прохладно), Роза достала из чемодана довольно увесистую стопку детективов и, решив не убирать их далеко, а оставить на тумбочке, заметила, что вместе с книгами она держит в руках пакет с логотипом фирмы «Patrizia Pepe».

– А ты как сюда попало?! – удивилась она, доставая из упаковки платье, купленное для встречи с заказчиком, на которую пойти не смогла.

Уж что-что, а этот наряд здесь точно не понадобится. Наверное, случайно, впопыхах сунула его в чемодан, а вот теперь, обнаружив у себя в номере, не знала, что с ним делать.

Покрутив платье в руках, Роза хотела положить его обратно в пакет, но передумала, повесила в шкаф рядом с сарафанами – вещь дорогая, зачем ей мяться в упаковке целых три недели.

Обнаруженный в кофре «сюрприз» настроения Розе не прибавил. В голову сразу полезли мысли о работе, о незаконченных делах, о причинах, по которым ей пришлось все бросить и уехать из Москвы.

Потом она вспомнила Веньку – виновника всех своих бед – и расстроилась еще сильнее. Ну как она могла с ним, женатым человеком, связаться? Влюбилась, что ли, глупая? Не устояла перед его ухаживаниями? Конечно, молодая была, наивная. Как новая секретарша Вероника – такая же дурочка.

Вот если бы мама была рядом, она бы дочке быстро мозги вправила. Но ни мамы, ни папы рядом с Розой не было. Их вообще уже не было… Родители погибли в автомобильной аварии за несколько дней до того, как она получила диплом экономиста.

Учителя и одноклассники Розы сильно удивились, когда узнали, что после окончания школы она выбрала экономический факультет. Всем казалось, что девушке с гуманитарным складом ума, с раннего детства изучающей иностранные языки, прямая дорога в соответствующий вуз, где она могла бы блистать своими знаниями. Но мама сказала дочери:

– Решать, конечно, тебе, но прислушайся к моему совету: языки ты и так хорошо знаешь, совершенствоваться в них – не проблема, а вот получить еще одну достойную профессию не помешает.

К совету мамы Роза прислушалась. Тем более, что папа тоже поддерживал супругу. Конечно, в конце девяностых родители девочки и предположить не могли, что, когда их дочка закончит вуз, экономистов – равно как и юристов – в стране будет раз в десять больше, чем рабочих мест для представителей этих профессий. Чтобы хорошо устроится, нужно было обладать либо незаурядными способностями, либо хорошими связями, либо надеяться на случай.

Получилось так, что в судьбе Розы свою роль сыграли все эти факторы. Ну, во-первых, диплом экономического факультета Новосибирского университета ценился выше, чем документ об окончании какой-нибудь платной «академии», разместившейся, в лучшем случае, в закрывшейся вечерней школе, а то и в бывшем складе скобяных изделий. Во-вторых, экономисту со знанием иностранных языков, да еще прекрасно владеющему компьютером (Роза освоила его с помощью своего школьного приятеля Димки), везде отдавали предпочтение. Что касается случая, который повернул жизнь девушки на сто восемьдесят градусов, то он оказался таким печальным, что Роза все на свете отдала бы за то, чтобы он никогда не произошел. Но, ничего не поделаешь – что случилось, то случилось…

На похороны ее погибших родителей из Москвы прилетел старый товарищ отца Розы – Павел Валентинович, о котором раньше девушка знала только со слов папы. Он-то и посоветовал ей перебраться в столицу, обещал помочь и с работой, и с жильем.

Через полгода после трагических событий Роза стала москвичкой. Павел Валентинович не обманул: устроил ее на свою фирму, назначил приличное жалованье (оставшись в Новосибирске, о таких деньгах Роза не могла бы даже мечтать), выделил беспроцентную ссуду на приобретение хорошей квартиры.

На деньги, вырученные от продажи просторной «трешки» в центре самого большого города Сибири, десять лет назад в Москве можно было купить разве что однокомнатную квартиру. Роза приобрела «двушку» улучшенной планировки в доме, находящемся недалеко от места работы, обставила ее стильной мебелью и современной бытовой техникой. За три года девушке удалось погасить предоставленный фирмой кредит.

Завязавшийся между дочерью погибшего друга и своим заместителем роман Павел Валентинович, конечно, не одобрял, но в их отношения не вмешивался. Лишь однажды, попросив ее задержаться после какого-то совещания, он сделал, как показалось Розе, неуклюжую попытку то ли по-отечески пожурить свою подопечную за связь с женатым человеком, то ли предостеречь ее от ошибки, которую она, по его мнению, совершала.

– Роза Александровна, я, конечно, понимаю, что не мое это дело, – теребя мочку уха, начал разговор Павел Валентинович. – Но Вениамин Эммануилович… Нет, он, конечно, человек неплохой и работник хороший… Но вы, Роза Александровна…

Роза подняла вверх подбородок. Тогда она готова была дать шефу отпор – сказать, что ее личная жизнь никого не касается, даже его, хотя, конечно, она и благодарна старому папиному товарищу…

– Впрочем, не мое это дело, – закончил «отповедь» Павел Валентинович. – Поступайте, как знаете…

Больше об отношениях между своими подчиненными он не заговорил ни разу.

«А зря… – вспомнив ту давнюю «беседу» с шефом, подумала Роза. – Может, и прислушалась бы к словам папиного товарища. Впрочем, Павел Валентинович такой же мягкий, каким был папочка… Конечно, если это не касается работы. Вот мама – другое дело…»


Роза зашла в ванную и осмотрелась. На крючке перед душевой кабиной висел белый махровый халат, под ним, на кафельном полу, лежали упакованные в пластик тапочки. Война войной, а имидж отеля класса «люкс» поддерживать приходится!

Вода в душе текла тоненькой струйкой.

«Ничего, – решила Роза, – как-нибудь сполоснусь».

«Как-нибудь» не получилось. Не успела она направить на себя прикрученную к гибкому шлангу лейку, как струйка воды преобразовалась в капли, которые, впрочем, сразу же закончились.

«Вот досада, – расстроилась Роза, – сглазила!»

Она вышла из душевой кабины, сняла прикрепленный к стене фен (только и успела голову намочить!), поднесла его к волосам, нажала на кнопку включения и, посмотрев в зеркало, вздрогнула. Оттуда на нее смотрела уродливая тетка, на лице которой, обрамленном сосульками мокрых спутанных волос, полыхали безобразные красные пятна. Розе показалось, что они стали больше, чем были вечером в Москве.

«Может, все-таки показалось? Тут освещение слабое…» – цеплялась она за последнюю надежду, но, с тревогой рассматривая отражение в зеркале, вдруг заметила, что розовый угорь с подбородка спустился на шею и одним своим «щупальцем» уже нацелился на ключицу.

«Нет!» – в отчаянии закричала Роза и, размахнувшись, со всей силы саданула феном по этой уродливой, ненавистной тетке, видеть которую у нее больше не было сил.

Осколки серебристого стекла разлетелись по всей душевой. «Тетка» исчезла. Фен «замолчал».

– Мадам! – в установившейся тишине раздался чей-то голос.

В дверь постучали.

Мысль о том, что это, наверное, вернулся Мустафа, вывела Розу из охватившего ее оцепенения. Надо было что-то делать!

Она сдернула с крючка халат и, накинув его, вышла из ванной. За раздвижной стеклянной дверью стоял служащий отеля в такой же, как у Мустафы, рубашке. Но это был не Мустафа.

Роза отодвинула дверную створку и пропустила парня в номер. В руках он держал тарелку с фруктами, на его лице играла вежливая улыбка. Служащий, так же, как и другие работники отеля, сделал вид, что не замечает безобразного лица гостьи.

– Мадам, это прислал Амин. Он сказал, что вы не завтракали, – протягивая ей фрукты, по-английски сказал парень.

Роза – тоже по-английски – поблагодарила его и сказала, что есть ей не хочется, но она с удовольствием выпьет кофе. Чайно-кофейные принадлежности стояли на маленьком столике между двумя креслами.

– Меня зовут Ахмед, – представился служащий. – Я буду убирать ваш номер. Если что-нибудь вам понадобится, оставьте заявку вот здесь или позвоните на ресепшен.

Парень кивком головы показал на маленький блокнотик, лежавший возле телефона, и направился к выходу.

Роза вдруг почувствовала, что ей не хочется оставаться одной. Да и с разбитым зеркалом надо было что-то делать.

– Подождите, Ахмед, не уходите, – остановила она египтянина. – У меня тут проблема.

Служащий послушно остановился и внимательно посмотрел на Розу.

Она встретилась с ним взглядом и удивилась: что-то тут не так. Ну никак этот парень с такими умными, проницательными глазами не походил на представителя самого низшего звена работников отельного бизнеса – уборщиков помещений. Да и английский у него совсем не плох! К тому же – Роза, наконец, и это заметила – парню было уже хорошо за тридцать, а с уборщиков карьеру в этом бизнесе начинают, как правило, приехавшие из Каира и других крупных египетских городов юноши.

– Проблема у меня, Ахмед, – повторила Роза и показала на дверь ванной комнаты.

– Вода кончилась? – улыбнулся уборщик. – Подождите немного, скоро дадут. Это иногда бывает.

– Нет, дело не в этом, – смутилась Роза и распахнула дверь в ванную.

Ни одна черточка не изменилась в лице Ахмеда. Как будто вдребезги разбитые зеркала для этого отеля – обычное дело.

– Сейчас вернусь, – вежливо сказал уборщик и вышел из номера.

Вот у кого надо учиться выдержке! Розе сделалось стыдно за свой поступок. Что о ней здесь подумают? Не будешь же теперь всем доказывать, что на самом деле ты – вполне адекватная, уравновешенная женщина, просто поддалась минутной слабости, впала в истерику. И что это, в самом деле, на нее вдруг нашло? Раньше, что ли, свою разукрашенную физиономию не видела?

На дорожке, ведущей к бунгало, показался Ахмед. В руках у него на этот раз был пучок каких-то прутьев, собранных в виде веника, и совок.

– Одну минуту, мадам, сейчас все уберу, – пообещал уборщик.

Когда ванная комната была приведена в порядок, Роза протянула Ахмеду десятидолларовую купюру и сказала:

– Это вам за работу. А счет за разбитое зеркало пусть мне выставят на ресепшен.

– Большое спасибо, мадам, – поблагодарил ее Ахмед, убирая чаевые в карман.

Он снова направился к выходу, но Роза опять его остановила:

– Скажите, Ахмед, где вы научились так хорошо говорить по-английски? Неужели здесь, в отеле?

– Что вы, мадам, – грустно улыбнулся египтянин. – Английский я изучал в Каирском университете.

– Что?! – удивилась Роза. – Вы учились в университете?

– Да, скоро будет пятнадцать лет, как я его закончил.

– И работаете здесь уборщиком?

– А что мне остается делать? – пожал плечами Ахмед. – Семью надо кормить. У меня жена и трое детей.

– Но… Вы ведь не всегда были уборщиком?

– Конечно, мадам. В Каире у меня был свой бизнес. Небольшой, правда, но моя семья никогда не бедствовала.

Роза с сочувствием посмотрела на уборщика и спросила:

– Это все из-за революции?

Ахмед согласно кивнул.

– У меня в Каире сувенирный магазин, доставшийся мне от отца, и туристическое агентство, которое я открыл еще при Мубараке. Когда на улицы начали выходить демонстранты, туристы перестали к нам ездить, мой бизнес уже не мог прокормить семью. Скоро кончились все накопленные сбережения, и мне пришлось уехать из столицы на заработки.

– Ужасно! – пожалела египтянина Роза.

– Мне еще повезло, – не без иронии возразил ей Ахмед. – Мой товарищ, Амин, который служит здесь на ресепшен, попросил за меня управляющего, и меня взяли уборщиком. У многих египтян в больших городах вообще никакой работы нет. Люди голодают…

Ахмед замолчал. Молчала и Роза, переваривая услышанное.

– Простите, мадам, – спохватился мужчина, – я должен идти, нужно убирать другие номера.

– Спасибо, Ахмед, – еще раз поблагодарила его Роза.

Неожиданно ее взгляд остановился на руке уборщика, в которой он держал совок с осколками битого стекла.

– Ахмед! – вновь окликнула уже в который раз направившегося к выходу служащего Роза и, показав ему на висевшее напротив шкафа для одежды зеркало, тихонько попросила:

 – Ахмед… Снимите, пожалуйста, это…

– Хорошо, мадам. Я зайду немного позже. Вы пойдете к морю… Вы ведь пойдете сегодня к морю?

Роза кивнула.

– Вы пойдете к морю, – продолжил Ахмед, – а когда вернетесь, этого здесь уже не будет.


«Я все сделала правильно. Все правильно!» – лежа на спине и покачиваясь, словно в гамаке, на лениво колышущейся поверхности моря, размышляла Роза.

Правильно, что уехала из Москвы, что выбрала именно этот отель, что решила до конца отпуска забыть о своей болезни, из-за которой, собственно, и отправилась в вынужденное путешествие. Даже то, что выбросила привезенные из дома лекарства и избавилась от зеркал в своем номере, Роза считала решением правильным: и те, и другие постоянно напоминали бы ей о розацеа.

Прошла неделя с того дня, как она поселилась в уютном бунгало, расположенном в двух шагах от пляжа. Большую часть времени Роза проводила в море. Менеджер Олег не обманул, уверяя ее в том, что рядом с отелем есть большой коралловый риф, а значит, можно сколько угодно любоваться самыми красивыми рыбками, обитающими в Красном море. То, что этот риф оказался с той стороны пляжа, где находится ее бунгало, Роза считала не просто настоящим везением, а компенсацией, посланной ей судьбой за все перенесенные в последнее время страдания.

Радовало ее и то, что вокруг рифа она плавала практически в одиночестве. Лишь изредка к кораллу подплывал кое-кто из отдыхающих и, полюбовавшись удивительной красотой представителей морской фауны, отчаливал восвояси.

Вот и сейчас – Роза заметила это боковым зрением – в сторону кораллового рифа двигались две торчащие из воды трубки.

«Все, хватит на сегодня, – решила она и, перевернувшись со спины на живот, поплыла к берегу. – Немного обсохну, потом дочитаю Устинову и пойду на ужин. А вечером посмотрю телевизор – кажется, должен быть новый фильм на каком-то немецком канале…»

План на оставшийся отрезок дня можно было бы и не строить – вряд ли он будет хоть чем-то отличаться от вчерашнего, позавчерашнего и поза-позавчерашнего. Равно как и от завтрашнего, послезавтрашнего и всех оставшихся до конца отпуска дней.

Удивительно, но ни однообразие отдыха, ни одиночество Розу не тяготили. Наоборот, ей даже нравилась такая жизнь. Может потому, что в этой спокойной, размеренной жизни не было и намека на московскую суету, от которой она частенько так уставала, что хотела только одного – хоть на один день вырваться из окружающей ее суматохи и пожить той самой жизнью, которой она сейчас и жила. А может, у нее просто не было выбора. Общаться с другими гостями отеля, зная, что на нее будут смотреть как на прокаженную, Розе не хотелось. Впрочем, никто из отдыхающих никаких поползновений в ее сторону не делал.


– А-а-а!... О-о-о!... Лукас! О, боже! Лукас! А-а-а-а!.. О-о-о-о!..

Душераздирающий женский крик разорвал ночную тишину. Роза, даже не успев проснуться, села в кровати. Первой в голову пришла мысль о том, что она заснула, не выключив телевизор, и на экране сейчас идут какие-то кровавые разборки. Потом в сознании мелькнула другая мысль: ей приснился страшный сон, и Роза, перед тем, как открыть глаза, успела даже вспомнить о том, что слышать во сне громкий крик – не к добру.

«Нет, это не сон, – с тревогой подумала она, – и уж тем более не телевизор (панель была выключена). Но кто же это кричал и где?»

– А-а-а-а-а-а! – снова закричала женщина.

Роза вскочила с кровати и уже сделала шаг в сторону двери (не затем, конечно, чтобы выскочить наружу – не хватало еще на каких-нибудь террористов нарваться; просто через огромное стекло вполне можно было рассмотреть, что там происходит), но вдруг замерла и прислушалась к звукам, сопровождающим крик женщины, неожиданно превратившийся в стон. Звуки эти Розе были хорошо знакомы – так постукивала кровать в ее спальне, когда к ней приходил Венька…

– Господи! – падая на постель, сказала Роза. – Откуда вы взялись-то?

Она уже успела привыкнуть к тому, что одна занимает бунгало, в котором два отдельных входа, следовательно – и два обособленных номера. Как-то Ахмед сказал ей, что отель заполнен только наполовину (большинство немцев остерегается ехать в страну, где сейчас нестабильная обстановка), поэтому многие номера остаются свободными. Теперь, по всей видимости, у Розы появились соседи.

– Наверное, заселились, когда я уже спала, – подумала Роза, натягивая на себя одеяло.

За стенкой, разделяющей два номера, все еще слышалась какая-то возня. Потом до Розы донеслись звуки быстрых шагов и льющейся из крана воды. Затем она услышала, как чпокнула крышка открывающейся банки или бутылки.

– Луиза, ты будешь пиво? – раздался за стенкой мужской голос.

– Нет! Я буду вино! Красное! – крикнула, судя по всему, из ванной комнаты женщина.

Снова послышались шаги, смех, звон стеклянных бокалов, голоса двух любящих друг друга людей, которые звучали теперь совсем тихо, потому что мужчина и женщина находились рядом. 

Розе вдруг сделалось грустно. Почему судьба так жестоко с ней обошлась? В тридцать два года она осталась совсем одна – ни семьи, ни родственников. Да еще эта проклятая розацеа…

«Так! Хватит ныть, – остановила поток негативных мыслей Роза. – Все будет хорошо. А сейчас немедленно спать!»

За стенкой снова заскрипела кровать.

– А-а-а! О-о-о! Лукас! О, боже! – закричала Луиза.

«Никогда не думала, что немцы могут быть такими  темпераментными», – удивилась Роза, засовывая голову под подушку…

Все утро из соседнего номера не доносилось ни звука.

«Намучились за ночь, бедненькие, теперь отдыхают», – потихоньку, чтобы не разбудить Лукаса и Луизу, задвигая стеклянную дверь своего номера, подумала Роза. 

Она уже успела сходить в ресторан на завтрак, который ее соседи, видимо, решили пропустить, и отправилась к морю.

За дни, прожитые в отеле, Роза настолько привыкла и коралловому рифу, с обозрения которого начинался каждый ее день, что уже считала его своим. Морские обитатели, резвящиеся среди красивых разноцветных кораллов, сделались ее друзьями, а отдыхающие, которые порой подплывали к рифу, были их общими гостями. 

«Ну, где же ты, приятель, давай вылезай!» – всматриваясь в глубину прозрачной морской воды, Роза мысленно призывала одного из самых крупных представителей обитающей здесь рыбьей стаи – рыбу-попугая, которого она назначила «управляющим» всего рифового хозяйства.

Впрочем, вполне возможно, это был не попугай, а попугаиха. Роза знала, что почти все виды этих рыб начинают свою жизнь как особи женского пола, а после того, как подрастают, легко – без всяких дорогостоящих, мучительных операций – меняют его на мужской.

Рыбка, которую приметила Роза, была довольно крупной – сантиметров сорок в длину. Достигнув такого размера, она вполне могла уже трансформироваться из «женщины» в «мужчину». Впрочем, в любом случае Роза считала бы эту особь представителем сильного пола – ну, должен же быть рядом с ней хоть один мужичек!

Из-за огромной коралловой ветви изумительного сиреневого цвета показалось широкое, яркого бирюзового окраса, тело «управляющего». Размахивая хорошо развитыми грудными плавниками и беспрестанно «щелкая» мощными, похожими на клюв настоящего попугая челюстями, он старательно соскабливал с кораллов водоросли.

Пожелав попугаю приятного аппетита, Роза подумала о том, что и ей не мешало бы полакомиться чем-нибудь вкусненьким – например, гуавой, которую, она, отправляясь к морю, положила в пляжную сумку.   

Она подплыла поближе к берегу, сняла маску для подводного плавания и, коснувшись ногами песчаного дна, приняла вертикальное положение. Направляясь к своему лежаку, укрытому от солнечных лучей зонтиком, сплетенным из пальмовых листьев, Роза вдруг заметила, что от бунгало, в котором она жила, в сторону пляжа, взявшись за руки, шагают парень и девушка.

«Соседи проснулись, – вспомнив ночной эпизод, с улыбкой подумала она. – Поздновато для приема солнечных ванн – время к полудню подходит, можно и обгореть…»

В следующее мгновение ей стало ясно, что этой парочке солнца можно не бояться – кожа молодых людей была темной, как горький шоколад.

«Ничего себе, немцы! – поразилась Роза. – Хотя, чему удивляться – тысячи азиатов и африканцев в прошлом веке стали европейцами. Наверное, предки Лукаса и Луизы жили где-нибудь в центральной Африке, а сами они, наверняка, и язык-то родной не знают…»

– Добрый день! – поравнявшись с Розой, на чистейшем немецком приветствовала ее парочка.

Она ответила – тоже по-немецки.

Пройдя несколько шагов, Роза оглянулась и неожиданно встретилась взглядом с Лукасом, который почему-то тоже решил посмотреть ей вслед. Потом она увидела, как молодой человек, наклонившись к Луизе, что-то сказал ей на ухо. Девушка громко засмеялась, затем притянула голову парня к себе и тоже произнесла какие-то слова, снова развеселившие их обоих. После этого, сверкая розовыми пятками, парочка устремилась к морю.

Настроение Розы испортилось.

«Наверняка надо мной смеялись, – с грустью подумала она. – Никогда такой «разноцветной» тетеньки не видели…»

Что и говорить – «шоколадкам» никакая розацеа не страшна. Вот если бы у нее была такая кожа! Или хотя бы как у той девчонки, которая не захотела сидеть рядом с ней в самолете…

Если бы ветер дул со стороны моря, то, возможно, он донес бы до Розы не расслышанный ею диалог между молодыми людьми, который звучал примерно так:

– Кажется, это наша соседка… Луиза, ты так кричала ночью, что наверняка не давала ей спать.

– Ничего, Лукас. Как-нибудь потерпит! В конце концов, подушкой голову накроет!

Однако ветер дул с суши, и Розе пришлось постараться, чтобы вернуть себе нормальное расположение духа.

Целых десять ночей она засыпала, засунув голову под подушку. Две последующие ночи из комнаты соседей не доносилось ни звука – парочка уехала из отеля.


«Остался всего один день, – собирая пляжную сумку, думала Роза. – Даже не верится, что уже завтра я буду в Москве…»

Сегодня она последний раз займет свое излюбленное место под пальмовым зонтиком, последний раз погрузится в теплую, прозрачную воду ласкового Красного моря, покачается на его упругих волнах, попрощается со сказочным коралловым рифом и его обитателями. Все это она обязательно сделает сегодня, в последний день своего пребывания в этом отеле.

Роза застегнула сумку, повесила ее на плечо, подошла к двери и тут же – как будто ее током ударило – отпрянула от стеклянной створки. По дорожке, ведущей к ее бунгало, шли двое: служащий отеля в оранжевой рубашке (кажется, это был Мустафа, который катил за собой большой черный кофр) и высокий молодой мужчина в обтягивающих джинах и плотно прилегающей к телу белой футболке, которые превосходно подчеркивали его стройную, накаченную фигуру.

«Принесла его нелегкая, – почему-то разволновалась Роза. – Не мог завтра приехать, когда меня здесь уже не будет…»

С первого дня пребывания в отеле она прикладывала все усилия к тому, чтобы не комплексовать по поводу своего заболевания, старалась не обращать внимания на любопытные взгляды, которые поначалу бросал на нее кое-кто из отдыхающих, а потом и вовсе перестала их замечать. Но сейчас Роза вдруг поймала себя на мысли, что больше всего на свете ей не хотелось бы столкнуться с новым соседом лицом к лицу. Немец был настолько обаятелен, что она скорее бы умерла, чем предстала перед таким Аполлоном во всей своей теперешней красе – без косметики, с уродливыми пятнами на лице.

Дождавшись, когда мужчины войдут в соседний номер, Роза потихоньку задвинула за собой стеклянную дверь и пошла к пляжу.

«Он, скорее всего, захочет отдохнуть после ночного перелета, – успокаивала себя женщина, – а потом я уйду с пляжа. Так что, возможно, мы с ним сегодня не встретимся…»

В конце концов, с «афронемцами» за десять дней Роза почти не виделась – распорядок дня у них оказался слишком разным. Может, и с «Аполлоном» как-нибудь пронесет. Остался-то всего один день – сегодняшний.

Наплававшись, Роза расстелила на лежаке полотенце и начала прикидывать, как бы ей лечь, чтобы на голову падала тень от зонтика, а тело оставалось под лучами солнца, которые с утра не представляли для нее никакой опасности. Неожиданно она почувствовала, что кто-то смотрит ей в спину.

«Кто-нибудь из отдыхающих направляется к рифу», – решила Роза и, повернувшись, увидела сидевшего на соседнем лежаке «Аполлона», которого, выходя из моря, почему-то не заметила.

Немец едва успел отвести взгляд от ее лопаток.

Роза устроилась на полотенце и сделала вид, что закрыла глаза. На самом деле веки ее до конца не сомкнулись, и сквозь просветы между ресницами она разглядывала своего нового соседа по бунгало.

Он показался ей еще более красивым, чем час назад. У немца был идеальный профиль: прямой нос, высокий лоб, волевой подбородок. При каждом движении под гладкой загорелой кожей мужчины играли натренированные мускулы.

«Аполлон» закинул руки за голову и подставил лицо солнцу. Его белокурые волосы развевались на ветру.

«Интересно, какого цвета у него глаза? – гадала Роза. – Голубые? Серые? Или, как у меня, – зеленые? Лучше всего, если бы они были карими. Блондин с карими глазами и со смуглой, загорелой кожей – это что-то!»

В следующее мгновение она себя отругала – какое ей дело до его глаз! И вообще до этого немца! Нечего голову ерундой забивать, лучше подумать о том, что ждет ее дома.

Роза перевернулась со спины на живот и, на этот раз плотно сомкнув веки, представила себе слякотную ноябрьскую Москву. В душе начала поднимать голову тревога. Не из-за погоды, конечно. Столичную слякоть она как-нибудь переживет. А вот что будет с ней самой? Со всей ее дальнейшей жизнью?

С Венькой, ясный перец, все кончено. Веронику Роза ему не простит. Да что там Вероника! Разве в этой девчонке дело? Семь лет псу под хвост! Не свяжись она тогда с этим Веником, может, вся ее жизнь по-другому бы сложилась: встретила бы хорошего парня, вышла за него замуж, родила бы ребенка. А теперь что? Четвертый десяток разменяла, а ни семьи, ни детей… И с работой еще не известно что будет. Вот не пройдет у нее эта дурацкая розацеа (память о Веничке!), и с фирмой придется распрощаться. Нет, конечно, Павел Валентинович ее в беде не оставит, предложит какую-нибудь работенку – такую, чтобы приличным людям на глаза не показываться, но она и сама не захочет оставаться в организации, где все ее знают, как облупленную… Лучше уж в какое-нибудь другое место устроиться. Только в какое – вот в чем вопрос.

Роза вдруг сообразила, что давно уже не лежит на матрасе под зонтиком, а, словно подгоняемая своими мыслями, быстрыми взмахами рассекает морские волны. Повернув голову в сторону пляжа, она удивилась тому, как сильно «отодвинулся» от нее берег. Ее любимый коралловый риф тоже остался далеко позади. Возле него, словно мячик, покачивалась на волнах белокурая голова «Аполлона».

«Надо же, как далеко меня занесло, – удивилась Роза. – Пора возвращаться».

Она уже хотела, было, повернуть обратно к берегу, но замешкалась. Если плыть прямо, с белокурым красавцем не разминуться. Делать крюк не хотелось – неизвестно, что этот немец о ней подумает. Вдруг вообразит, что она таким образом внимание к себе привлекает. Лучше уж поплавать здесь, на глубине, еще какое-то время, а там, глядишь, и «Аполлон» из воды выйдет. Не вечно же он будет кораллы рассматривать.

Роза легла на спину, раскинула руки и ноги в стороны и снова погрузилась в свои мысли.

«Ну куда, куда меня возьмут с такой рожей! – сокрушалась она. – Мыть в подъездах полы? Чистить общественные туалеты? Подметать тротуары? Господи, кому нужна такая жизнь! Лучше умереть…»

Вот перестанет сейчас шевелить конечностями и пойдет ко дну. Глубина здесь ой-ё-ёй какая! То, что каждый камушек внизу виден, еще не значит, что его можно достать. Просто вода в море очень чистая, прямо-таки прозрачная. И соленая… Такая соленая, что в ней, пожалуй, и захочешь не утонешь. Если только камень к ногам привязать…

«Господи, что за дурь в голову лезет!» – остановила поток «суицидальных» мыслей Роза и приказала себе:

«Давай греби к пляжу! Он наверняка уже на матрасе солнечные ванны принимает».

Решив, что быстрее всего доплывет до берега своим любимым кролем, Роза перевернулась со спины на живот, сделала пару размашистых гребков и замерла от ужаса: прямо под ней прозрачную глубину моря пронзила длинная серая тень. В одно мгновение в памяти всплыли события в Шарм-эль-Шейхе, потрясшие чуть ли не весь мир: акулы-людоеды «перекусили» плавающими у побережья туристами.

«Нет! Нет! Только не это!» – ужаснулась Роза.

Она пыталась вспомнить, что написано в инструкции для пловцов и ныряльщиков на тот случай, если они встретятся с этими морскими хищниками. Кажется, их надо быть по глазам или жабрам!

«Ну, и где эти глаза? Эти жабры? Где сама рыбина? – завертелась в воде Роза. – Может, никакой акулы и не было? Мне просто показалось?»

Она опустила голову вниз и посмотрела в глубину моря. Нет, не показалась! Рыбина развернулась и снова проплыла под держащейся на поверхности воды женщиной.

«Главное – не паниковать!» – вспомнила, наконец, Роза основное правило инструкции и решила спокойно, не делая руками и ногами резких движений, повернуть в сторону пляжа.

Неожиданно икроножную мышцу ее правой ноги пронзила острая боль. Такая сильная, что Роза взмахнула обеими руками и вскрикнула. Ее рот мгновенно заполнился соленой водой, она начала захлебываться.

Боль в ноге усилилась, и у Розы промелькнула страшная мысль: уж не морская ли хищница вцепилась ей в конечность. Но никакой рыбины рядом не было, и женщина поняла – это судорога. Легче от этой мысли не стало.

Превозмогая боль и страх, Роза попыталась плыть с помощью второй ноги, но из этого ничего не получилось. Обе ее конечности отказывались слушаться. Правая – и это понятно – из-за невыносимой боли, а вот левая вела себя так, как будто ее закатали в бетон, и этот бетонный кокон не только не давал ноге возможности пошевелиться, но и всей своей тяжестью тянул ее вниз, к морскому дну. Естественно, вместе с Розой.

Как же она ошибалась, думая, что в Красном море утонуть невозможно!

Роза уже не контролировала свои действия. Она просто барахталась в противной соленой воде, которая разъедала ее глаза, нос, рот. Захлебываясь, несчастная женщина не могла даже крикнуть, чтобы позвать на помощь. Да и был ли в этом смысл: кричи ни кричи – до берега далеко, никто не услышит.

«Господи! – сопротивляясь силе, которая неумолимо тянула ее вниз, в глубину моря, взмолилась Роза. – Только бы не утонуть, только бы выбраться на берег! Я буду мыть в подъездах полы, чистить общественные туалеты, подметать тротуары! Только бы жить, жить, жить! Господи, помоги!»

Сознание почти покинуло женщину, когда она вдруг почувствовала, как чьи-то сильные руки подхватили ее и рывком подтолкнули в сторону берега. Рывок, еще рывок, еще один, и вот уже Роза самостоятельно, своими руками раздвигает впереди себя соленую морскую воду, которая уже не кажется ей такой противной. Потом она делает попытку работать ногами, и эта попытка удается, потому что судорога отпустила ее правую ногу, а левая освободилась от обволакивающего ее «кокона».

Рядом с Розой – так близко, что порой их тела соприкасаются – плывет ее сосед по бунгало.

– Как вы? Все в порядке? – спрашивает немец.

– Да, спасибо. Вы мне очень помогли, – отвечает Роза.

Больше они не разговаривали – до самого берега.

– Вы ее видели? – обратилась к своему спасителю Роза, когда они уселись на одном из лежаков.

– Кого? – не понял немец.

– Рыбу.

– Конечно, видел. Рыбы здесь сколько угодно, особенно возле коралла.

– Большую рыбину, длинную, серую…

Роза хотела сказать «акулу», но от волнения забыла, как называется морская хищница по-немецки. Слово вертелось у нее в голове, но вспомнить его она никак не могла.

– Это из-за нее я чуть не утонула!

«Да как же это будет по-немецки?» – прокручивая в голове разные варианты, продолжала вспоминать название рыбы Роза.

«Господи! Haifisch!» – наконец-то, подсказала ей память.

– Из-за этой акулы!

– Ну что вы, какие здесь акулы! – рассмеялся немец. – Может, это была ставрида или какая-нибудь другая крупная рыба. Вы напрасно испугались.

– Я была в Шарм-эль-Шейхе в тот год, когда акулы нападали на людей…

– Тогда понятно, почему вы так испугались, – серьезно сказал немец. – Но не стоит волноваться. Я часто бываю в этом отеле, но ни разу не слышал, что в этих местах на кого-нибудь напали акулы.

– Вам здесь нравится? – переключилась на другую тему Роза.

– Конечно. Кстати, я всегда стараюсь заселиться в бунгало, где вас тоже поселили. Мы ведь с вами соседи, не так ли?

Роза кивнула.

Какое-то время оба молчали.

– Скажите, вы полька? – неожиданно спросил мужчина.

– Нет. Почему вы так решили? – удивилась Роза.

– Во-первых, в Польше очень красивые девушки, – ответил немец, – во-вторых, вы говорите с акцентом. Вот я и подумал почему-то, что вы полька. Простите, если что-то не так… Но вы ведь не немка, правда?

– Правда, – сказала Роза. – Я русская.

– Обалдеть! – хлопнув себя по коленке, на чистом русском языке воскликнул немец. – Так что же вы со мной по-немецки разговариваете?

– Я была уверена, что вы немец!

– Я действительно немец. Как и мои родители, как и бабушки с дедушками.

– Но по-русски вы говорите совсем без акцента! – удивилась Роза.

– Почему я должен говорить с акцентом, если русский – мой первый родной язык?

– Как это? Если у вас в семье все немцы, а родной язык у вас русский? Почему? – не понимала Роза.

– Потому что я – русский немец из Казахстана. Знакомо вам такое понятие?

– Конечно, – улыбнулась Роза. – Теперь с вами все ясно. При Сталине ваши предки откуда-нибудь из Поволжья были сосланы в Казахстан, а при Ельцине они вернулись на историческую родину – в Германию. Ведь так?

– Ну, почти… Исторической родиной мои предки еще с екатерининских времен считали Россию. Но теперь все изменилось. Кстати, я ни о чем не жалею.

– Вам нравится жить в Германии?

– Очень.

– А вашей семье?

– Мать с отцом с трудом привыкали к новой жизни, немецкий язык им тяжело давался. Но сейчас они всем довольны.

– Они живут вместе с вами?

– Да. У нас хороший дом в Мюнхене… Были когда-нибудь в этом городе?
 
– Нет, – покачала головой Роза. – Хотя побывать там хочется. Мои знакомые говорят, что это очень красивый город.

– Ваши знакомые говорят правду. Бавария вообще самая красивая область Германии. Я вам с удовольствием ее покажу, если захотите приехать.

У Розы чуть с языка не сорвалось: «Я ведь сказала уже, что хочу…», но она побоялась показаться навязчивой.

– Слушайте! – снова хлопнул себя по коленке немец. – Мы с вами столько времени разговариваем и даже не познакомились! Меня зовут Александр. Работаю программистом. Ну, а теперь вы рассказывайте о себе.

– А я живу и работаю в Москве, которая нравится мне так же, как вам Мюнхен, – сказала Роза и замолчала.

– И зовут меня… – продолжил за нее Александр.

– Роза, – почти шепотом произнесла женщина.

«Роза, Роза, розацеа…» – промелькнуло в ее голове.

Словно кто-то, оттолкнувшись от этого имени, решил спустить женщину с небес на землю.

– Мне пора, – засуетилась Роза. – Я завтра утром улетаю, мне нужно вещи собирать.

– Ну вот! Не успели познакомиться, и сразу прощаться, – разочарованно сказал Александр. – А знаете что, давайте отметим ваше благополучное спасение, а заодно – и наше знакомство в рыбном ресторанчике «Tintenfisch».

– «Осьминог»? Интересное название. Но… Не хотелось бы выходить за территорию отеля, – замялась Роза.

– Не надо никуда выходить! Это ресторан а-ля-карт, на территории отеля. Он, правда, платный, но я ведь вас приглашаю. Там подают блюда, приготовленные из морепродуктов. Очень вкусные, поверьте. Кстати, в ресторане можно послушать «живую» музыку и потанцевать. Странно, что вы об этом не знаете…

– Я ходила только в главный ресторан. Мне больше нравится шведский стол, – отговорилась Роза.

Не объяснять же молодому человеку, что ей было не до изысканных блюд и уж тем более не до танцев. За время пребывания в отеле она даже его территорию как следует не изучила.

– Ну, мне действительно пора, – сказала Роза, складывая в сумку свои вещи.

– Хорошо, – улыбнулся Александр. – Значит, до вечера. А я, пожалуй, еще поплаваю…

Роза неопределенно пожала плечами и пошла по дорожке, ведущей к их бунгало. Когда до коттеджа оставалось несколько метров, она вдруг заметила, что к ее номеру приближается Ахмед. Служащий отеля нес какой-то плоский прямоугольный предмет, обернутый бумагой. Один из уголков упаковки то ли оторвался, то ли завернулся, и по отскочившему от него солнечному зайчику Роза поняла, что предмет этот – зеркало.

«Господи, не могли уж до завтра подождать!» – расстроилась Роза.

За все дни проживания в отеле она ни разу не посмотрелась в зеркало, твердо решив, что не будет этого делать до возвращения домой. И вот, пожалуйста! Ахмед сейчас водворит на место «мерзкое стекло», которое безжалостно и беспощадно показывало, как изуродовала ее лицо болезнь со странным названием розацея, и  которое она попросила убрать в тот день, когда поселилась в отеле.

«Наверное, номер уже заказан, завтра в нем поселится кто-кто другой, вот служащие и торопятся навести порядок…» – с тоской подумала Роза.

Она решила постоять на дорожке, притаившись за кустом олеандра, подождать, когда Ахмед покинет бунгало, и только после этого идти в свой номер. Через несколько минут стеклянные дверные створки раздвинулись, и служащий показался на примыкающей к ним веранде. Он повернул голову в сторону моря и, заметив женщину, дружелюбно помахал ей рукой. Розе не оставалось ничего другого, как ответить на его приветствие таким же жестом.

Она вошла в номер и остановилась посреди комнаты. Войти в ванную, не пройдя мимо снова висевшего напротив шкафа для одежды зеркала, было невозможно. Конечно, можно игнорировать его, сделать вид, что стена по-прежнему пуста, но это было сверх ее сил.

«Ну, была не была!» – выдохнула Роза и сделала шаг в сторону зеркала.

В первое мгновение ей показалось, что появившееся в нем отражение не является ее собственным. Неужели эта молодая красивая женщина с чуть расширенными от неожиданности и удивления глазами – она сама?

Роза тихонько повертела головой из стороны в сторону, потом провела рукой по пушистым, немного выгоревшим на солнце волосам и осторожно, словно до крылышка бабочки, кончиками пальцев дотронулась сначала до одной щеки, потом до другой. От этого нежного прикосновения по коже пробежали легкие мурашки. Роза почувствовала приятный, слегка щекотный холодок, который вывел ее из оцепенения.

– Ау, подруга! Ты где? – негромко окликнула она «приятельницу», из-за которой месяц назад вся ее жизнь чуть не пошла под откос.

Ни одна клеточка не вспыхнула на ее лице – от розацеа не осталось и следа.

Все еще не веря своему счастью, Роза рассматривала себя в зеркале и удивлялась – мало того, что прошла изрядно попортившая ей нервы болячка, так еще и кожа ее покрылась легким нежным загаром, который изумительно подчеркивал ее красоту.

У Розы даже промелькнула мысль о том, что, не привяжись к ней неведомая ей ранее болезнь, она и не узнала бы, что может так хорошо загореть. А еще не провела бы на берегу Красного моря целых двадцать дней. И не познакомилась бы с Александром…

«Правду, наверное, говорят: «Что бог ни делает – все к лучшему…» – подумала женщина, но вслух на всякий случай сказала:

– Надеюсь, подруга, мы расстались с тобой навсегда.

Заставив себя оторваться от зеркала, Роза подошла к сервированному чайно-кофейными принадлежностями столику и нажала на кнопку электрочайника. Сначала она выпьет чашечку кофе, а потом сложит в сумку свои вещи. Все, кроме платья от Patrizia Pepe, в котором вечером пойдет в ресторан. Зря, что ли, она привезла его из Москвы?

Январь 2014