Река детства...

Картофельное поле соток на пять копали вчетвером. К обеду волдыри покрыли ладони: рукавицы, конечно, не надевали. К заходу солнца трудились уже вдвоем с Алексеем Алексеевичем, пацаны не пришли. Хотя все загорелись, когда он предложил научить водить мотоцикл. С встречной просьбой: помочь с посадкой картошки. Он улыбался, не злился, что бросили его, успокоил:

- Не расстраивайся, я завтра докопаю... А маме моей скажем: всё успели, в следующее воскресенье - посажу картошку... Мама больная, не встаёт... А мы умоемся и сами ужин сготовим.

- Не, Лексей Лексеич... Мне домой пора. Мама заругает... Она уже пришла с работы, ужин сготовила...

- Жаль, я хотел тебя с мамой познакомить, как первого помощника... Ты не знал, она тоже в нашей школе работала, всю жизнь учителем начальных классов... А я вот - учитель труда, лаборант физкабинета, директор школьного радио и иногда заболевшего физрука подменяю... А институт после армии так и не закончил: мама заболела, жена уехала... Ну, да ладно, Васёк, спасибо, тебе. Езда на мотоцикле - за мной! А, знаешь, если посажу картошку пораньше, да погода на выходной будет, поедем на Нерль.... Порыбачим, там прямо в поле и мотоцикл освоишь... Как предложение?

- Хорошее, - сказал я, - но надо маму предупредить... Это же с ночёвкой: с субботы на воскресенье?

- Давай, согласовывай, потихоньку готовь снасти... И я спиннинг да донки приготовлю... Ох, и порыбачим, Васёк! Матушка наша, Нерлюшка, щедрая, всем рыбки даёт... А маме передай: если нужна помощь по огороду ли, по дому, пусть скажет. Тут же приду, знаю, как без отца в семье непросто.

Неделя пролетела быстрее быстрого, я получил две пятёрки, три четвёрки и одну тройку - у учителя труда, Алексея Алексеевича, которому и помогал копать участок. Вот несправедливость, но он прав: табуретка моя покосилась, на неё не только нельзя сесть, смотреть стыдно. Наверное, учитель даже пожалел меня такой оценкой.

С четверга стал готовить потихоньку снасти. Мама посмотрела дневник в субботу, за тройку покачала головой: всегда ты был у меня безруким, сказала... Рыбалку одобрила: с учителем Алексеем Алексеевичем, трудягой, ремонтирующим все колодцы в посёлке, ворота и калитки, заядлым мотоциклистом и рыбаком, можно не боятся за детей. Так вот мы и поехали за сорок вёрст, на излучину Нерли.

"Ковровец" - ухоженный, смазанный - блестел никелированными амортизаторами и выхлопной трубой. Но заднее сиденье жёсткое, об этом недостатке сразу предупредил учитель: привязал на резину свёрнутую фуфайку, заставил меня попрыгать и поелозить на ватной стёганке. Убедился, что закреплено надёжно, ремень не сорвётся. Уложили по бокам короткий самодельный спиннинг, разъёмные старые удилища, мою скромную котомку он засунул в свой увесистый рюкзак, пристроил его на верхней и нижней растяжках на моей спине, длинным ремнём обхватил сзади и привязал к ручке сиденья.

- Выдержим? - Спросил. - Не тяжёл рюкзак? Багажника нет, сам на плечи не смогу взять, ты, Васёк, не поместишься тогда... Ну, давай поездим немного: если всё нормально, то вперёд, с песней! И ещё: для простоты общения на рыбалке ты - Василий, я - дядя Лёша, хорошо?

Я кивнул, он прибавил газу, взревев, машина ходко пошла по поселковой дороге на региональную трассу. Солнце садилось, уже не слепило глаза, дядя Леша поглубже натянул на голову козырёк фуражки. Машин немного, асфальт не везде ровный, но ехать - одно удовольствие. Это не поселковые колдобины от тяжёлых ЗИСов, привозящих в дома дрова или брикеты торфа. Мне казалось, что несёмся мы быстрее ветра. За спиной мотоциклиста я чувствовал себя хорошо, крепко держался за высокую рифлёную ручку сиденья. Лес справа, лес слева, в основном, лиственный, с ровными рядами недавних посадок корабельных сосен. Почти каждый год ходим сюда пешком (!) за лесной малиной. Бидон 4-5 литров набирался за час, но вот тащить его обратно - мука. Солнце припекает, время к полудню, проезжие машины не хотят брать в кузов ватагу пацанов.

До конечной остановки трамвая на окраине города еле доползаем, бидон хочется выбросить, тем более, в нём осталось лишь две трети утрамбованной малины. Но радость увидеть маму, улыбку на её лице покрывали все тяжести похода. Малину сушили на зиму от простуды и прочих хворей. На варенье ягоду собирали взрослые, нанимали машину на несколько семей, брали, минимум, по два ведра на брата... Тогда по посёлку носился дух свежего малинового варенья.

...До реки оставалось 2-3 километра: мне даже показалось, что стало немного прохладнее. Проскочили обычный бетонный мост, метров сто в длину, не больше, невысокий, неказистый, свернули за ним с трассы, и поехали по утрамбованной земляной дороге. Остановились. Дядя Леша аккуратно, чтобы не задеть меня, слез с сиденья, развязал мой ремень, снял со спины рюкзак. Только сейчас я почувствовал, как заныли плечи: тяжела оказалась поклажа. Но молчал, не подавал вида. Закрепили машину на берегу реки, прямо в пяти метрах от воды. Обрывчик небольшой, меньше метра, берег порос зеленой-презелёной сочной тимофеевкой. Нашли отмель, дядя Леша первым спрыгнул почти в самую воду, потом, взяв меня за подмышки, поставил рядом с собой.

- Ну, вот, здоровайся, это и есть Нерль... Сейчас мы умоемся, перекусим по бутерброду на травке и - к излучине, рядом с деревней встанем на ночлег... Полюбуйся, как красива река.

Стал смотреть: ширина не ахти, чуть меньше ста метров, под мостом привязаны две лёгкие лодки (потом узнал - байдарки называются), видимо, выходной день привлёк любителей лодочного туризма. Но палатки они не поставили, по крайней мере, на нашем берегу ничего не видно. На противоположном - сколько хватает взора, поля, ещё желтоватые, не успевшие покрыться свежей после зимы травой. Но их не пахали, значит, отдыхает земля, пустили под пары.

Вода чистейшая, мальки, много-премного, резвятся на прогретом мелководье, чуть ниже - царство кувшинок, но их пора - июнь, сейчас на воде видны только старые бурые листья. Вода неподвижна, чистое зеркало, проснулись стрекозы, бледно-жёлтые капустницы бросили деревенские огороды, резвятся на жёлтых цветах мать-и-мачехи.

...Деревня выплыла сразу за овражком, разместилась на небольшом холме. Проехали огороженный забором двор МТС, обогнали три повозки с бидонами для молока: лошади неторопливо вышагивали по грунтовке. Видимо, женщины ехали в коровник на вечернюю дойку.

На излучине реки сооружёны мостки-не мостки, что-то вроде причала, к кольцам на столбиках привязаны три лодки, одна из них - большая, вёсел нет. Значит, рыбаки ещё не приходили, сетки и верши пока не ставили на ночь. Мы проехали причал, дядя Лёша, видимо, знал местность, направился к кустам ольхи и могучим ивам, стоящим в полусотне метров от воды. У крайних деревьев - площадка, два старых костровища, несколько широких досок прислонены к иве вертикально, чтобы не гнили под дождями. Всё продумано, сделано аккуратно, даже старая, рухнувшая весной от разлива реки ива, порезана на чурбаны: для ночного костра.

Разгрузились, мотоцикл учитель отвёз к кустам, чтобы не мозолил глаза. Потом развязал рюкзак, достал топорик, стал откалывать от чурки небольшие лучинки, складывать из них домик. Я не мог налюбоваться на умелые и ловкие руки дяди Лёши: действительно, учитель труда. Скоро на костровище заплясал огонёк, в ход пошли небольшие чурки и старые ветки ивы и кустарника. Протянул мне туристский алюминиевый котелок, головой показал на воду. До реки - рукой подать, я зашёл на доски причала, похоже, вспугнул крупную рыбу, притаившуюся у столбов. Её удар по воде получился резкий, здорово она напугала меня. Услышал голоса: от деревни шли несколько человек. Побежал к учителю, но он тоже заметил людей. Сказал:

- Ничего не бойся, здесь добрые рыбаки... Следи за костром, кипяти чай, приготовь картошку, выкладывай продукты... В общем, приготовь ужин. А я повстречаюсь со старыми знакомыми.

Дядя Лёша засунул руку глубоко в рюкзак, достал бутылку водки, положил её в карман фуфайки, пошёл к мосткам. Я смотрел на подошедших: у двоих на плечах вёсла, третий мужчина обнял учителя, все громко разговаривали. Дядя Лёша сказал:

- Вот, ради выходного и рыбалки привёз немножко горючего... Только у костра со мной пацан, давайте потихоньку выпьем, без мата и шума...

- Это мы могём, - загыкал, смеясь, рыбак, с которым они обнимались. - Но только сначала - дело: поставим верши, сеточку забросим, проверим старый затон... Повезёт, подбросим рыбки, можешь уху сварганить...

Дядя Лёша отказался от помощи, сослался на то, что уж больно самим хочется поймать. Через минуту повернулся ко мне и крикнул, думая, что я не слышу их разговора:

- Василий, хочешь на лодке выйти? Оставь всё, я приготовлю еду, а ты давай сюда, посмотришь, как браконьерничают по-мелкому...

- Неправда твоя, мы здесь поколениями живём, - сказал, беззлобно, старый мужчина в рыбацких сапогах по пояс. - Это наша река, мы ухаживаем за ней, и она нас кормит... Давай, пацан, вот в эту лодку, прыгай.

Прыгнул, ногами попал прямо в воду, стоял, растерявшись, не зная, что делать.

- Чё смотришь, городской, бери банку, черпай воду... 

С учителем на берегу остался знакомый, двое поплыли вместе со мной на самой большой лодке. Не рыбак я, никто ничего мне не объяснял: сидел на широкой скамейке в самом носу посудины и смотрел. Проверили ловко и быстро с десяток верш, это что-то типа конуса из мелкоячеистой сетки: рыба заходит легко, выйти не может. Улов приличный: несколько крупных щук и окуней, речные караси, лещи и какая-то красивая розоватая рыба, штук пять-шесть. Солнце уже спряталось за холмами, но свет ещё не угас, играл пёстро-серебряной красотой, трепещущей на дне лодки. Перехватив мой взгляд, старый рыбак сказал:

- Чё, нравится, рыбка? Это наш линь... Розовым мы его зовём, редко, правда, встречаться стал... Жирный, как поросёнок. Я тебе лично парочку подарю, чтоб полюбил ты нашу речку. Как звать-то тебя?

Я назвался.

- Во, смотри-ка, тёзка! Меня тоже Василием кличут... Ну, что тёзка, нравится у нас?

- Очень, - сказал я и честно добавил, - учителю спасибо, взял меня с собой...

- Так, он - учитель? Молчит, ни слова не сказал... Хотя все рыбаки равные, одинаковые... Оха-ха, проверим затончик, ребятки?

В огороженном столбами с сетками затоне, небольшом, продолговатом, как параллелепипед, молодой рыбак, молчавший всё время, стал сачком на шесте черпать воду. Не часто и не всегда рыба попадалась, но пять-шесть щук точно выволок. Рыбин "усыпили", как мне сказали, ударом колотушкой по голове. Я не поверил в байку про сон, сжался весь, но старик успокоил. Так, мол, издревле делается: чтобы крупная рыба не мучилась и не выпрыгнула. 

Худо-бедно, лодка заполнилась почти наполовину, рыбу размером с ладошку и меньше стали выбрасывать в воду, почётную миссию поручили выполнить мне. Розовых линей, которых никогда не видел и которых почему-то стало жалко, я хотел отпустить. Но рыбак сказал:

- Мы вам приготовили... Чё ж, отпускать-то? Самая ценная рыба здесь, царская...

Причалив к доскам, стали выгружать рыбу, раскладывали её по вёдрам, самых длинных щук привязали на кукан из стального тросика, опустили в воду. Из деревни подходили мужчины и женщины, мальчишки. Ночь ещё не настала, но уже пользовались фонариками. Рыбу сортировали, отдавали по несколько штук в руки. Линей старый рыбак повесил, как на кукан, на ивовую ветку и пошёл к костру. Там уже вскипел чай, хлеб порезан на куски, лежали кучками: лук, соль, вяленые лещи, которых, видимо, принесли рыбаки из дома, помидоры и селёдка - в алюминиевых тарелках. Откуда-то появилось несколько кружек. Дядя Лёша сказал:

- Ну, с боевым крещением, тебя, Васёк! Это браконьерство, конечно, факт. Но людям тоже надо жить: их река, они заботятся о ней, чистят, зимой пробивают лунки, ставят солому, чтобы кислород поступал в воду постоянно, следят за сбросами с ферм, за нами, городскими... Да, мало ли делают. Так что они заслужили свою рыбку. Вся деревня кормится от реки...

- Вот за эти хорошие слова давайте и выпьем! - Закончил тост друг учителя, приглашая своих товарищей чокнуться кружками. 

А я так проголодался, что буквально набросился на еду. Потом поспела печёная картошка, чай, настоянный на сушёной мяте, со сгущённым молоком... Просто объедение! Когда мужики стали вести неторопливую беседу, я уже спал, разместившись на широких досках, которые расстелил недалеко от костра учитель.

***

Утро проспал, безнадёжно: солнце пригревало, костёр прогорел, головёшки стали седыми, будто из сказки упали к нам в костровище. Огляделся по сторонам, слева от причала, на отмели, увидел фигурку учителя. Он колдовал с донками, видимо, делал переброс. Я забежал на причал, умылся, вытерся краем рубашки, помчался к дяде Лёше.

- Не хотел тебя будить... Ты так сладко спал. Давай к донкам пристраивайся, клюёт хорошо, вон, проверь кукан... А я, пожалуй, несколько забросов сделаю спиннингом. Договорились? Поедим позже, да?

На толстой леске с колышком, вбитым в землю, нанизано десятка полтора матово-белых лещей, карасей, крупной плотвы. Рыба чувствует себя свободно, стремится уйти на глубину, режет воду, плещется, искрится серебром на солнце.

"Дзинь, - осторожно звенит звонок на леске справа, - дзинь-дзинь..." Подбегаю к стальному колышку, хватаю леску, чувствую пальцами живительный трепет. Кто-то там, на другом конце лески, передаёт сигнал: он не хочет быть пойманным, сейчас же уйдёт на глубину.

- Подсекай! - Кричит учитель. - Не воронь! Сойдёт...

Леска ослабла, провисла до воды, колокольчик не звонит. Дядя Лёша махнул рукой, пошёл на невысокий бережок. Но глаза у него добрые, смеющиеся, так и хотят сказать: "Ничего! Не последний раз... Разбирайся теперь сам!". Я вытаскивал не спеша леску, скручивая её большими кольцами прямо на песке. Крючка не вижу, свинцовая гирька на конце снасти обмотана изумрудными водорослями. "Обрыв крючка, - понял, - это не смертельно... Щас, приладим новый..."

И вдруг зазвенел колокольчик слева от меня, на четвёртой, крайней донке. Бросаю грузило, обегаю колышки, успеваю на втором перезвоне ухватить леску и сильно потянуть на себя. Забилось, задёргало в ладони, кто-то тащит руку вместе с леской в воду, на глубину. Не спешу, даю чуток погулять рыбе после подсечки, успокаиваю её и начинаю тянуть леску на себя. Метр, два, три, снасть идёт довольно легко. "Господи, - думаю, - опять сошла..." Нет, рывок сильный, сразу второй, ведёт руку, стравливаю леску, даю отдохнуть рыбе. И снова начинаю тащить к берегу, прошли уже пять, шесть метров...

На поверхности воды показался плавник: я застыл, и рыба встала... Вдруг выплыла тёмно-зелёная голова с розовыми разводами, секунду постояла в таком положении, и я увидел бок рыбины. Может быть, она готовилась к очередному виражу, уходу на глубину, но промахнулась: слишком близко подошла к берегу, болотного цвета с розовыми разводами линя мелководье уже не приняло. "Как рыба-кит, - почему-то подумал я о старой сказке, - а вот подсачника-то у меня нет..." Краем глаза увидел, как учитель заходит в воду, в руках метровый подсачник. "Опа! - Кричит он. - Наша!!" Я без сил сажусь прямо в шароварах в воду, почему-то из глаз бегут слезы. Наверное, от счастья: в сетке бьётся красавец-линь, весом на килограмм-полтора, не меньше.

Мы забыли о еде, о езде на мотоцикле: за всё время, до 2-3 часов после полудня, учитель лишь раз сходил к биваку, посмотрел, всё ли в порядке. Вернулся с хлебом и помидорами, луковицей и солью. Сели на траву, умяли по ломтю ржаного с довесками из помидор и лука, попили из ручья, впадающего в реку. Спина ныла от напряжения, ладони от воды сделались мягкими и морщинистыми, на шароварах насохли глина и песок. Хотел забросить очередную донку, когда услышал: 

- Всё! Баста! До дома не доберёмся... Сил не хватит. Десять минут отдыха и сворачиваем удочки! - Учитель улыбается, доволен, что на кукане, в ведёрке, на земле лежит рыба, прикрытая травой. Понимаем, что в рюкзак весь улов не войдёт, решаем отдать половину деревенским. В два приёма перенесли живность, дядя Лёша заметил по ходу: килограммов пятнадцать будет. Сказал:

- Всю белую рыбу берём себе. Щурят, окуней, трёх налимов я сейчас отвезу в деревню... Ты сворачивай лагерь: засыпь песком костровище, доски - к иве, бумагу, очистки - в яму, сверху заложим дёрном... Действуй. - И помчался с рыбой в рюкзаке, тарахтя на подъёме, в деревню. Я не спеша сложил вещи, навёл порядок в "доме", нарвал ворох свежей травы, прикрыл рыбу. Не мог оторвать глаз от розового линя: казалось, он спит, столько достоинства в нём. Специально нашёл крупные листья молочая, завернул рыбину, сверху обложил старой газетой. Думал: "Вот мама обрадуется... Ведь сам поймал. Этого линя старик назвал царь-рыбой... Повезло мне, на всю жизнь запомню..."

...И, действительно, где бы ни рыбачил потом: на Севере, в Карелии, на Юге, в Пяндже, на Камчатке и Сахалине, на Куршской косе в Калининграде - везде вспоминал своего первенца, розового линя, пойманного на реке Нерль. И на всю жизнь заболел тихой неброской рекой. На всю жизнь...

А мотоцикл так и не освоил, не научился ездить.


*** Нерль. Река в Ярославской, Ивановской и Владимирской областях России, левый приток реки Клязьмы (Волжский бассейн). Длина — 284 км, площадь бассейна 6780 кв.км.
Прославилась на весь мир церковью Покрова на реке Нерль (Покров на Нерли) — белокаменный храм во Владимирской области России, в полутора километрах от Боголюбова, выдающийся памятник зодчества Владимиро-Суздальской школы.