…Я календарь перелистну,
и снова третье сентября…
Я иногда перечитываю свой рассказ «Кенигсберг-Москва» о путешествии на поезде, которое длилось ровно сутки. Как много оно подарило моей детской душе! Насколько глубоко запало в ее недра. В конце мая мы с мамой ехали в Москву навстречу с родными людьми, чтобы жить с ними летом в деревушке на Рязанщине, и каждую осенью я до слез не хотел уезжать. Я мечтал остаться в России навсегда. А сейчас, когда моя мечта сбылась, мне иногда очень не хватает этой дороги. Не самого Калининграда, а только поездки туда.
- Ты где сейчас? – спрашиваю я жену по телефону.
- Уже на Белорусском, вышла из метро, сейчас подхожу ко входу, который сбоку, в зал ожидания подниматься.
- На вокзале Смоленска. Как там у вас дела? Как Веруська, - спрашивает она про нашу маленькую дочь.
- В Нестерове на таможне стоим, всю ночь спать не давали…
- Смотри там аккуратнее, - говорю, - не забудь… позвонишь когда уже будешь… - кладу трубку.
Откидываюсь на спинку кресла, просматриваю свою страницу в контакте, там нет ничего нового, но я просматриваю еще раз. Работать все равно сегодня не получится. Сознание рисует тишину вечера, мягкий рассеянный свет настольной лампы, белое пятно монитора. Я знаю, что вечером буду писать этот рассказ. Пусть даже придет пора спать, пусть время перейдет далеко за полночь, не написав его, я все равно не засну, буду ворочаться с боку на бок.
Мы созваниваемся с ней, и я решаю что-то, слушая пункты договора, уточняю, прошу исправить. Она приехала туда всего на несколько часов, за них надо успеть подписать важные документы, надо собраться, нет права на ошибку. А я думаю о своем вечере и своем рассказе. А за словами жены для меня встает целый мир. Она говорит, что едет по Горького, что «пробки кошмар», что «тут вот написано…». А я вдумываюсь в смысл, в юридические хитросплетения фраз, но вижу перед собой – Город.
А еще раньше видел Белорусский вокзал, видел выход из метро «Белорусская кольцевая», вход в него, билетные кассы, плавный поворот налево к турникетам. Там сейчас какую-то «тройку» продают. Почти каждый год что-то новое в метро появлялось, и мы сталкивались с ним как раз здесь. То пластиковые светло-зеленые жетоны ввели вместо металлических, которые в том году были, то карточки с магнитной полосой вместо жетонов, то перестали на обратной стороне карточки печатать каждую поездку. Это потом, через пару дней привыкаешь и осенью тоже, а в конце мае, только приехав, эти перемены в метро какую-то радость обещают, что-то лучшее этим летом, чего не было в прошлом году.
- Вспомнил! – почти кричу в трубку жене, - ты зайди за метро, вернись к нему, пройди мимо входа, мимо выхода, заверни направо, там рыночек будет, и поесть что-то найдешь и газету себе.
Я отвечаю на ее вопрос о том, где бы недорого поесть на Белорусском, «а то тут котлета в тесте девяносто рублей, пирожок с повидлом - семьдесят». Я не сразу ответил, сначала на ум «Атриум» на Курском пришел, потом кафе на Казанском. Но вспомнил, и так захотелось самому завернуть за угол здания «Белорусская кольцевая»! Как ярко все, и как давно уже я там не был!..
Закрываю кабинет, спускаюсь по лестнице. Поворачиваю ключ в замке зажигания, сдаю назад, выкручиваю руль влево, разворачиваюсь и выезжаю за ворота. Что-то надо ведь было. Всегда что-то еще надо, что можно на завтра перенести, если ехать не хочется. А сейчас не хочется в кабинете сидеть. Все равно не работается...
Еду к центру, придумывая, как совместить приятное с полезным, чтобы не просто так по улицам колесить. Хочется закурить, но я бросил. Хочется пройти по снегу и вдохнуть морозца, но на улице мартовская грязь. Неприятно так – грязь под ногами. Такое небо ясное, и солнышко, и снег почти сошел, но вот эта грязь…
Завидую жене. Она в Калининграде, и всего на полдня. Прошлый раз мы приезжали туда на две недели. Какие противоречивые чувства! Сделали дела, купались в море, встретились с друзьями. Хотелось еще пожить, но так хотелось скорее вернуться в Россию. А она всего-то на полдня! Я бы приехал на полдня. Ехал бы туда через Подмосковье и Смоленск, через Беларусь и Литву. А потом бы сразу же вернулся. Одинцово, Кубинка, Вязьма – с младенчества родные имена…
Я помню третье сентября. Год за годом именно третье, потому что первого, когда все школьники страны шли на уроки, я с мамой и тетей Таней посещал Измайловский рынок в Москве. Рано утром мы проводили сестренку в школу, тетя Таня специально взяла на работе отгул, за который потом отработает ночь-полночь, и мы идем втроем по рынку. Специально рассчитано так, потому что первого людей мало, и продавцы цену скидывают – сезон ажиотажных покупок к школе завершен. А второго мы с мамой уезжали. И третьего вечером приезжали в Калининград.
Третье сентября!.. Мы выходили из поезда, спускались в подземный туннель, проходили до массивных дверей, возле которых зазывали пассажиров таксисты. Обычно ехали с частником. Калининград оглушал меня, первые дни мне трудно было сориентироваться, и я ходил, как пыльным мешком из-за угла.
Столько всего!.. Школа, новые учебники, новые предметы, косметический ремонт в моей комнате, банки маминых заготовок в холодильнике и на полках кладовки в прихожей. В ближайшую субботу мама собирается на дачу, потому что там «как раз яблоки пора собирать с той яблони, которая…» Не на дачу – в сад. Наши десять соток зарастали травой, но какие там были яблоки и груши, какой крыжовник и красная смородина! Мама вывозила и вывозила их, коробками, ведрами – яблоки. Я делал сок, который она кипятила и закручивала в трехлитровые банки, мы варили варенье, запасали полный гараж (а весной половину сгнивших выбрасывали), и отдавали, отдавали, отдавали. Директор кинотеатра «Россия», старая мамина знакомая, за яблоки осенью весь год снабжала маму пригласительными на два человека, и я с друзьями смотрел все новинки.
Но Калининград все равно не любил. Эта растерянность первых дней была вызвана болью потери – деревни, сестренки, бабушки, прошедшего лета…
Когда я только приезжал, наша квартира была пуста и свежа. Мама всегда наклеивала светлые обои и любила держать балкон открытым. И в комнатах было так мало вещей! Вообще мама не любила тратить деньги на вещи. Она жила одна, и зарабатывала довольно много, чтобы мы ни в чем не нуждались. В пропорции с теми днями (по моей примерной оценке) сегодня ее зарплата была бы около девяноста тысяч рублей, но у нас стояла старая мебель, а на кухне не было микроволновой печи. Маме это все было не нужно. Большинство денег она тратила на хорошую еду. Вслед за этой статьей расходов стояли – заправка и ремонт машины, а на третьем месте одежда и косметика для себя.
Но главное – еда. Я всю юность мечтал попробовать чайную колбасу. Странно, наверное… Мама всегда покупала лучшее, даже в будни наш стол не отличался от праздничного, я мог есть сколько угодно мяса, красной икры, фруктов. Из-за этого мне всегда было немного неловко перед друзьями, которые в том числе по причине изобилия разных вкусностей больше любили заходить ко мне в гости, чем звать к себе. Мне несколько лет подряд хотелось попробовать чайной колбасы, впрочем, последнее желание сбылось, когда я женился, и сбывалось в течение нескольких лет.
Я хотел поесть эту колбасу, потому что она была такой простой. Дешевой, не самого лучшего качества, но такой… русской. Как моя деревня, как Рязань, как старенький Жигуль и серый растрескавшийся под солнцем асфальт дороги, годами не видевшей ремонта. На дворе шли девяностые…
Но в Калининграде с мамой я так ни разу ее и не поел. Иногда хотел даже сам себе купить немного, но как-то стеснялся что ли. Как иногда сегодня пойдешь с женой в магазин и специально накупишь всего самого дорогого, разложишь дома на полки холодильника и ешь пару дней. Не ради еды даже, а ради… не знаю, как сказать. Но не то, все не то… Потому что мама умерла, да и в колбасе разве дело?..
Сентябрь навсегда связан у меня с утратой. С утратой счастья, какой-то простоты и радости. И с обретением сытого благополучия. Наверное, как у поколений русских крестьян, которые запасались хлебом на год вперед.
Он связан у меня с мамой, с которой мы вновь жили вместе после трех месяцев разлуки. С дачей, где мы каждые следующие выходные убирали яблоки все новых сортов, поспевающие друг за другом. С чистотой нашей проветренной квартиры. С октябрем, когда мир вокруг становится более просторным без опадающей листвы, более пустым…
С деньгами и изобилием. А еще – с цельностью. Потому что прошло лето, и я только сейчас, пока не успел забыть даже самые мелкие детали, мог охватить его все целиком. Посмотреть на него со стороны, не на какой-то конкретный день, в котором совсем недавно жил, а на все дни сразу. И увидеть, что оно было хорошо.
Неделю, десять дней, две я проводил в какой-то отрешенности, просто следуя за изменениями своей жизни, и реагируя на них только по мере необходимости. Но притуплялась боль утраты, я входил в новую жизнь, и в какой-то из вечеров доставал свои тетрадки, свой дневник, который вел все лето, и перечитывал его.
Считал, сколько денег мы потратили, в каких магазинах и на что, сколько было жарких и солнечных дней, когда температура поднималась выше тридцати, и сколько было прохладных и дождливых. И видел, как стоят под голубыми небесами зеленой стеной березы, как солнце льется на крыши домов и на их резные окна. Чувствовал сырость от земли, прохладу воздуха и запах мокрой травы.
А если становилось совсем грустно, то думал о том, что прошли уже две недели, скоро пройдет и весь сентябрь, а там за ним октябрь, а значит – останется не девять месяцев, а только семь до… Даже мысленно я боялся сказать, дабы не сглазить. Семь не девять, но все равно это так много – семь. Время так медленно идет, как долго еще!..
И я старался найти небольшие радости.
«Скоро суббота, - думалось иногда, - и мы поедем с мамой на Центральный рынок, припаркуемся во дворе на Сергеева, перейдем Черняховского, зайдем со стороны промтоварных рядов. Сначала в колбасный павильон, потом в рыбный, потом в молочный, а там пройдем по рядам на улице купить фруктов и картошки. Я буду нести все тяжелеющие сумки и складывать в карман сдачу»…
«Опадут все листья, будут идти дожди, долго-долго, зато потом выпадет снег, и пусть скоро растает, и каждый раз будет таять в нашем сыром теплом климате, но будут дни с морозцем, когда солнце окрасит небо красным, и мы с мамой пойдем из гаража в наступающей темноте»…
***
Такой вот рассказ без начала, без сюжета и без конца был написан мной вечером того дня, когда весна вступала в свои права в небольшом городке в России, куда я все-таки переехал. Когда моя жена, которой я завидовал, ехала в поезде по Литве, а дочка спала в своей кроватке, и на стол перед белым пятном монитора падал мягкий рассеянный свет.
И как-то очень грустно стало в тишине и одиночестве вечера, что моя мама умерла… За четыре года, оказывается, это так до конца и не осозналось. В начале сентября я смотрел на все лето сразу. Созерцал его и осознавал. А сейчас я как будто смотрю на все свое детство, на нашу с мамой жизнь. Вижу ее целой и осознаю.
Не потому что не удалась или не сложилась моя личная или профессиональная. Потому что – мама… Ведь это все было! Ее работа, и дача с яблоками, и то, как она водила машину, и склад отчима, и квартирка на пятом этаже в Калининграде, и гараж в обществе «Москвич» в конце Одесской улицы.
Как давно! В другой жизни, в жизни, от которой прошло еще как минимум три. Жизнь на Сельме, жизнь в путешествиях по разным городам, в Арзамасе Нижегородской области, а сейчас вот – в Нерехте в области Костромской. Какие они все разные, какой разный я. Инженер в белом халате, электрик в грязной спецовке, курящий недорогие сигареты в заплеванной стеклянной будке хреновенького завода, начальник нового комплекса, постоянно ждущий в приемной у Генерального, таксист, директор…
Как быстро! Дом жены, новый дом, служебный дом. Интервью для местного телевидения, и я потею от волнения, мешки готовой продукции, которую мы загружаем в огромную фуру, и потею я от работы грузчика. Поезда, автомобили, паром, самолет.
Жизнь завертела и крутит. Интересная жизнь! А мама умерла… Мама, с которой мы ездили на дачу, на рынок и в Москву. Мама, которая с таким интересом слушала мои рассказы о грибных березовых рощах. Мама, которую уважали ученики и их родители. Такая уверенная в себе, в сорок семь лет научившаяся управлять автомобилем. Сама планирующая свою жизнь, сама зарабатывающая и сама решающая, куда потратить. Умная и красивая, всегда выглядевшая моложе своей младшей сестры. И в болезни надеющаяся только на себя, сама себя всем обеспечивающая. Умеющая сойтись с нужными людьми, найти хороших врачей. Мама, так любящая внучку.
Неужели в этот вечер я понял, что и через четыре года и через столько изменений, взлетов и падений я так до конца не осознал еще ее смерти...