Морохорово. Картошка глазами студента. Часть 4

Ашер Рав-Модед
    Часть 4.
Трудовые дни и выходные.
  Неделя третья.

    На выходные мы были приглашены к той самой бабушке, жившей напротив, у которой мы по приезду проверяли яйца и молоко на нитраты. Зачем она нас приглашала, и о чём она думала, я не могу понять до сих пор. Позавтракав, мы с Игорем направились прямо к ней. Нас уже встречали, поджидали.
    -Входите! – отворила калитку хозяйка дома.
    Мы, поздоровавшись, вошли. Первое, что бросилось мне в глаза, были куры, спокойно сидевшие на ветках росшей во дворе яблони. Я удивился до крайности и подумал в себе: «Как это куры сидят на дереве? А, как они несутся?» В городе куры ходили по земле во дворе, а чтобы они не улетали, им просто подрезали крылья. Я сказал об этом бабушке, та только улыбнулась в ответ и пригласила нас в дом. Дом изнутри был намного меньше, чем у Деда. Всё было убрано, прибрано, застелено, и блестело чистотой, как на праздник. Дом был «однокомнатный», и посреди этой одной большой комнаты стояла белёная печь. Кроме электричества, других чудес цивилизации, таких как радио или телевидения, не было видно. Я спросил, не надо ли чего починить, наладить, и получил отрицательный ответ.
 
    На окне я увидел выцветшую икону в рамке, и попросил у хозяйки посмотреть на неё поближе. Та согласилась. Эта одинокая икона удивила меня. Рядом с ней не было свечек, и я спросил у бабушки, нет ли тут поблизости церкви. Было бы интересно наведаться туда в выходной «на экскурсию». В Гомеле в то время в здании церкви в парке помещался Планетарий, в котором проводились лекции по астрономии, изрядно отдававшие атеизмом. Но церкви поблизости не было. Бабушка смотрела на нас с Игорем, как на святых Апостолов Петра и Павла, и я не совсем понимал, зачем она нас пригласила. Пожелав хозяйке здоровья и долголетия, мы расстались с ней, и вышли на улицу.
 
    Что меня ещё поразило в деревенской жизни, так это, как коровы возвращались с пастбища «по домам».  Их пригоняли с выпаса на главную площадь, а после – они разбредались в разные стороны. Меня удивило, что животные знают дорогу домой по одним им известным запахам и приметам. У ворот их уже встречали заботливые хозяйки.

    У Деда во дворе за домом стоял полуржавый отечественный джип военного образца. Мы много раз спрашивали у него, на ходу ли его «Мерседес». В первый раз он даже не понял о чём речь.
    -А, что это такое «Мардадэст»? – переспросил он.
    Мы с Андреем объяснили, что мы имели в виду тот металлолом, что стоял под открытым небом за домом. Оказалось, что Деда и сам не знал и не ведал. Мы частенько шутили, приглашая Деда проехаться на нём то в село Красное на рыбалку, то в лес по грибы (погода стояла прекрасная), но всякий раз получали «отбой». И вот, в одно прекрасное воскресенье, вернувшись в хату после завтрака, мы застали Деда «за делом». Входные ворота во двор были открыты, джип – «Мардадэст» с накачанными колёсами стоял на входе, а, склонившись над ним, наш Деда с водителем грузовика, стоявшего на дороге, пытались завести машину от «прикуривания», ибо аккумулятор «Мардадэста», скорее всего, пришёл давным-давно в негодность. Деда сидел за рулём и «газовал», готовый повести свой джип «в бой». Андрюха кричал: «Давай! Заводи!» Я сел рядом на полуистлевшее, но довольно мягкое, сидение и приготовился «в путь» хотя бы до Красного. Но, тут я заметил, что бензобак проржавел, и из него потихоньку сочится бензин, а провода нагрелись так, что изоляция местами начала плавиться и пригорать,  «коротя», искря и создавая взрывоопасную ситуацию. Я стал кричать Деду, чтобы тот немедленно прекратил, а то – взлетим на воздух. Я, значит, кричу, а Деда меня за шумом мотора не слышит, и всё газует и газует. Наконец, я перекричал весь этот шум, и Деда повернул ключ, услышав меня. Слава Богу, до взрыва не дошло, но я пережил волнительные моменты. Я объяснил Деду, в чём дело, показал прохудившийся бак и прогоревшую изоляцию. Видимо, и напряжение при «прикуривании» не соответствовало (грузовик был с дизельным двигателем). Пришлось прекратить этот эксперимент, но Деда дал  нам урок, показав всю свою серьёзность, и на что он готов пойти ради своего  слова.

    Запомнил я и ещё одно «фирменное» словечко от наших хозяев. Приходим мы как-то с работы, а нас встречает баба Мария (хозяйка дома), и говорит:
    -Слыхали? под Минском – землятрус.
    -Что под Минском? – переспрашиваем мы с Андреем, перепугавшись не на шутку.
    -Землятрус! – повторяет баба Мария, улыбаясь произведённой её словом реакции.
    -А, что это такое? – спрашиваем мы, переглянувшись.
    -Это – когда земля трясётся.
    -И, сильно трясётся?
    -3-4 балла.
    -Это - не сильно. Это называется землетрясение. А, откуда вы узнали?
    -Да, по радио в новостях сказали недавно…
    -Ну, и слово выдумали – не выговоришь. Только бы людей пугать им.

    Вернувшись из поля в четверг, мы обнаружили, что Деду привезли картошку – целый кузов – и вывалили посреди двора. Было как-то не по-хозяйски, и мы, пошептавшись с Андрюхой, решили Деду помочь. Деда с радостью согласился, и тут же дал нам вилы и лопату, показав, что и как надо делать. Картошка была мелкая, и после моей проверки, вдобавок, оказалось, сильно загрязнённая нитратами, и, поэтому, в еду не годная. На это Деда сказал, что картошка эта – свиней на зиму кормить, а не для людей. Часа за полтора мы переместили всю картошку в специально вырытую в земле яму, дно которой было посыпано песком. Я старался справиться с этим до наступления темноты, и весело махал лопатой, как ключиком заведённый. Деда несколько раз «тормозил» меня, высказывая не то недовольство, не то озабоченность. Наконец, мы накрыли яму брезентом, и закончили работу.

    Несколько раз за время нашего проживания мы предлагали Деду попилить дрова, сложенные напротив колодца, но, как и с водой, хозяин сказал, что справится сам. В этот день мы заметили, что дрова уже попилены и аккуратно сложены. Было уже довольно холодно, по-видимому, из-за близости леса и озера. Утром мой карманный термометр-брелок показывал +8…+10°C. А, во время ходьбы по дороге на подвозку из носа непроизвольно капало, и изо рта шёл густой пар. Старый дом не справлялся с напором осеннего белорусского холода. Дедав «грыб» всё хуже перерабатывал чай, который мы добавляли. Какая температура должна быть, Деда не сказал. Он сказал только, чтобы чай был тёплый. (Много лет спустя, из интернета я узнал, что оптимальная температура для чайного гриба +16…+34 °C. Когда она ниже +16°C, гриб не бродит, а впадает в спячку. Когда же температура выше +34°C – культура гриба может погибнуть). Мы этого всего тогда не знали, и доливали чай всё более и более горячий… После наших «стараний» гриб стал хворать, а через день-два Деда сказал, что мы его «сварили». Мы, конечно, очень расстроились, но Деда сказал, что, ничего, достанет новый чайный гриб.

     Вечером, после нашего «общественно-полезного труда», когда мы были у себя в комнате, внезапное ощущение тепла и уюта окутало нас. Неизвестно куда подевались холод и влага. Стало тепло, как летом. Что такое? Откуда? Может, показалось? Я поспешил взглянуть на карманный брелок-термометр. Он показывал +24°C. Уж не пожар ли? Ну, нет, вроде, дымом не пахнет. Мы – к Деду, а он печку протапливает. Какое блаженство! Радости нашей не было границ. Как говорится: «Размеры нашей благодарности не будут иметь границ в пределах возможного».
 
    На следующее утро я с трудом сполз с раскладушки, на которой спал всё это время. Ощущение – как у космонавта, вернувшегося только что на Землю после длительного полёта. Голова была тяжёлая, а ноги и руки не слушались. Есть не хотелось, и на завтрак я не пошёл, попросив Андрея предупредить Альбертыча, что я не выйду на работу. Часам к десяти в голове стало немного легче, я пил много воды, чтобы восстановить потери влаги, вышедшей накануне с потом. Я решил пойти в местный медпункт, к фельдшеру, и выяснить, что это было.

    В медпункте фельдшер смерила мне давление на обеих руках и пульс. Показатели были следующие: на левой руке - 145/65, на правой - 150/70. Пульс превышал 80 ударов в минуту. Фельдшер сказала, что это – обычное переутомление, никаких таблеток не надо, а надо только отдохнуть. (Эх, надо была Деда послушаться.) Я отдыхал до обеда, в результате чего заскучал по дому. На обеде я сказал об этом Андрею. Тот ответил, что его родители заедут за ним в четыре часа на машине, и у него есть место до Житковичей. Женя тоже решил ехать с нами. Мы договорились, что родители Андрея довезут нас до автостанции, а оттуда уже мы доберёмся домой, в Гомель.  Я позвонил домой, и сказал, чтобы готовились к моему приезду вечером, ибо была уже пятница.
 
    По дороге мы заехали в житковический магазин одежды, где, в отличие от городских магазинов, всё было завешено простыми и надёжными вещами по доступным ценам. В магазине мы были недолго, и ничего не купили. Уже в 16:30 мы были с Женей на автостанции. Узнав в справочной, что следующий автобус на Гомель должен быть только в 18 с чем-то, мы решили попробовать добраться «автостопом» и стали «голосовать» тут же, недалеко от станции. Редко, кто останавливался, но нам было не по пути. Так мы промаялись с 20-25 минут. Тут, начал накрапывать дождь, я предложил Жене идти внутрь автостанции и дожидаться там автобуса, но мой приятель был непреклонен, и остался дожидаться попутки. В начале десятого я был на Гомельском автовокзале, а уже без пятнадцати минут десять – дома.
    -О, лесной человек прибыл! – пошутили родители, увидев мою трёхнедельную чёрно-бело-рыжую бороду.

    Я с удовольствием побрился с новым импортным лезвием «Shick» в станке и горячей водой, потом – залез в ванну. Отмывшись, замочил бельё со стиральным порошком БИО. Потом перекусил, и, оставив разговоры на завтра, рухнул на родную кровать. Спал я «без задних ног» и утром встал «как новенький».

    Рассказав вкратце о своей колхозной жизни, я позвонил Жене узнать, как он добрался. Женя ещё спал, и мне ответила его сестра. Позавтракав самой вкусной в мире домашней пищей, постирав и развесив на балконе 9-го этажа бельё, я отправился по магазинам. Во-первых, я хотел починить свою электробритву, а во-вторых, посмотреть приборы и запчасти для Дедавых «телевистеров». Молодой продавец отдела электроники пообещал приборы только через 1-2 месяца (Горбачёвская конверсия работала, но рынок требовал больших объёмов). На втором этаже нового универмага «Гомель», я нашёл запчасти для своей бритвы, стоили они в пределах 20-30 копеек. Тут я вспомнил поговорку «Мал золотник, да дорог», и понял её значение: без этих копеечных запчастей я попросту превратился в «лесного человека». Я ещё прошёлся немного по городским улицам, подышал родным смогом, зашёл на нашу молодёжную тусовку и узнал последние новости. Оказалось, что это Марчелло сломали руку в селе Красном из-за того, что «он сам был виноват и нарывался на грубость». Я больше не мог задерживаться, ведь назавтра надо было снова быть в Морохорово...
<----= ОКОНЧАНИЕ -ЧАСТЬ 5 =---->
http://www.proza.ru/2014/03/23/12