Вновь появилась вечно неунывающая Розочка, умеющая получать от этой жизни удовольствия в любых, казалось бы, даже патовых ситуациях. Она всё предвидела и отлично понимала, что Алине, перенёсшей такое потрясение, нужен отдых (и чем дольше, тем лучше). А концерты ждать не будут, группа должна существовать. И она со слезой, то ли умиления, то ли прошения, невинной улыбкой и неприлично-роскошным букетом, подаренным ей вчера вечером «хоккейной командой», расцеловав смущенную таким натиском внимания, уставшую Алину, прямо так взяла и атаковала в лоб не готовую к такому повороту событий подругу. Такой эффект, наверное, производила на врагов та самая «Эх! тачанка-ростовчанка», вылетающая на поле боя в клубах пыли с ржущими, пьяными мордами пляшущих жеребцов, а потом, когда пыль рассеивалась, и кони исчезали, враг видел перед собой только захлебывающийся в весёлом азарте пулемёт Максим… Но было уже поздно, судьба держала их костлявыми пальцами за горло…
- Алиночка, ты же всё равно будешь отдыхать. Поговори с Сашей, попроси, чтоб он меня взял на твоё место…, временно, конечно. Ну, это же я вас познакомила, помнишь?
- Помню, но я не знаю, удобно ли? Саша сам всё решает…
- Удобно, удобно, ты только позвони ему, скажи, попроси. Ну, пожалуйста…Ну, Алина…
- Ну, ладно.
…И Саша решился. Он так долго откладывал Розочкино выступление, его всегда что-нибудь в ней не устраивало. То петь не умела (да и сейчас не умеет), то двигаться, то... Но сейчас выхода нет, надо кого-то ставить. Фактура у Розки есть, думал Саша, а петь будут девчонки… Три раза сплюнул через левое плечо и поставил… Концерт проходил в ресторане «Хромой ефрейтор», что залёг, обороняясь от новомодной ресторанной цивилизации, среди ещё крепких дореволюционных развалин напротив высотки на Краснопресненской. В зале было достаточно много народу, в основном мужеского пола, а в дальнем углу какие-то джигиты шумно и бескомпромиссно справляли то ли чей-то день рождения, плавно переходящий в день города Тбилисо, то ли наоборот... Послушай, да?!
Концертное выступление началось с классики, с дуэта «Рокси». Две красивые золотокудрые близняшки-скрипачки с тонко выщипанными чёрными бровями и строгими фиолетовыми, как у пересидевшего в проруби «моржа» губами, в одинаковых вечерних тёмно-фиолетовых платьях с глубокими, до талии, боковыми разрезами, эффектно появившись на сцене в лучах софитов, без долгих объявлений заиграли что-то из незабываемой группы «Space». Космическая музыка, исполняемая на обычных классических скрипках, каким-то странным образом сочеталась с софитами и крутящимися зеркальными шарами, обитающими в старом дореволюционном особняке. И вдруг темп музыки начал ускоряться, шары завертелись быстрее, по стенам, потолку и столикам с людьми помчались, подпрыгивая, тысячи сумасшедших солнечных, точнее, световых зайчиков-звёздочек. Потом темп, следуя извилистой музыкальной логике исполнительниц, снизился, одряхлел и совсем зачах. Зайчики куда-то убежали, унеся с собой платье вначале одной, а потом и другой исполнительницы, которые стали от этого, как вы сами понимаете, только еще значительно более очаровательными, как сказала бы Света Курицина из Иваново (а теперь из «НТВ»). Девушки встали во весь свой вызывающе обнажённый, я бы даже сказал, голый рост и под шумные аплодисменты любителей космической музыки лихо прогнулись в гимнастических талиях, смело тряхнув на прощание своими вполне земными, увесистыми, значительно более впечатляющими, чем лёгкая музыка богатствами. Но аплодисменты не стихали, словно ветер на рейде, готовящегося спустить свои гордо реющие вымпела и флаги фрегата. И девушкам приходилось кланяться и кланяться. И ветер дул, и вымпела реяли…
Вторым выступал обнажённый по пояс «Глотатель Огня», засовывающий себе в глотку горящие факелы и выдувающий оттуда целые столбы огня. Не знаю, что подействовало на публику больше, боязнь сгореть заживо в компании с этим «пожарником» или густая, живущая на ходячем вулкане, флора и фауна. Его по пояс голое, тщедушное, без приятных выпуклостей, да ещё заросшее неухоженным кустарником тело будоражило только что затихшие с таким трудом чувства и вызывало явные, не в его пользу, ассоциации. Когда этот Змей-Горыныч при тягостно молчащем зале в очередной, уже последний раз выдохнул сноп огня и, урча и бурля раскалённым нутром, направился в гримёрку, в спину ему полетел недокуренный чинарик,
- Это тебе на чай! – резюмировал его выступление очень обиженный, пьяный голос.
Следующим номером программы значился клоун-фокусник. И когда он вышел – с маленькими плечами, большим неаппетитным местом, откуда ноги растут и тоненьким писклявым, кастратным голоском, зал взорвался. Самым необидным и добрым среди начавшегося базара, за который так никто и не ответил, зуб даю, был культурный выкрик,
- Пошёл вон, педрила долбаный!...
Саша сразу вспомнил выступление «Фейса» на отборочном этапе вокального телеконкурса «Шесть голосов России», куда он привёз девчонок, чтоб доказать всем злопыхателям, что солистки его группы не «поющие трусы», а реальные серьёзные вокалистки. Хоть и понимал, чувствовал, что все места уже давно распределены согласно заранее внесённым взносам. За многими конкурсантами стояли известные музыкальные фирмы, на худой конец, простые российские олигархи, проще говоря, «папики». Отслушивание состоялось в одном крупном казино, отданном в дневное время суток под проведение конкурса. Состязающегося народу набралось тьма-тьмущая. Были исполнители из всех бывших союзных республик и многих стран Дальнего Зарубежья, где теперь обитается множество наших бывших соотечественников и соотечественниц. Пока девчонки переодевались - прямо посреди большого зала спина к спине с другими счастливчиками, не различая, как говорится, полов и званий, Глынин, гуляя по зданию, столкнулся с известным криминальным авторитетом Корольком, в обществе которого группе не раз приходилось выступать на суровых мужских сходках и, в зависимости от того, слетелись уже или нет к тому времени на гостеприимный свет ночные бабочки, Александр решал, выходить им после концерта от голодного мужского сообщества медленно и с достоинством или, хватая ноги в руки, уносить свои задницы (без обид на эпитеты), как наскипедаренные. В этот раз у Королька, которому принадлежало это заведение, было хорошее настроение, он не спеша шествовал по прохладным, уютным залам, цепким охотничьим взглядом всматриваясь в обнажённую плоть барахтающихся на полу и пытающихся совладать с требованиями современного творчества девиц, и выискивая очередную счастливую жертву небескорыстной любви. Саша чуть не сбил с ног не имеющего привычку смотреть, куда идёт, хозяина, вовремя затормозил и преувеличенно радостно поздоровался, выдавив из себя идиотскую, почти Голливудскую улыбку,
- Здравствуйте, Королёк, - достаточно дебильно поздоровался, не знающий толком, как это надо делать с людьми его уровня и круга продюсер.
- О, привет, а ты чё тут делаешь?! – как ни странно узнал Глынина Королёк.
- На Конкурс с группой приехал.
- Да?! Ну, кайф, теперь буду знать, за кого болеть, а то я тут со скуки подыхаю. Хожу вот на тёлок смотрю. Гляди, какие классные сиськи, нравятся? Эй, это я про тебя говорю, рыжая. А вон у той жопа симпотная, да? – авторитет напоминал немолодую зажравшуюся домовладелицу, перебравшуюся в столицу из Крыжопля, бродящую по современному гипермаркету и не знающую, какой тип колбасы ей выбрать, а может быть, окорок или рёбрышки, а может, вина или просто обойтись кефиром… А, ладно, берём всё! – А где твои-то жопастики?
- Там, - неопределённо махнул продюсер, скорчив такую физиономию, словно ему выдирали здоровый зуб, - мне, кстати, к ним надо подойти, проконтролировать.
- А вы когда выступаете?
- Минут через двадцать, - почти наугад ответил Саша.
- А, ну, иди. А после выступления, давай ко мне. Вон туда, на балкон. Посидим, покушаем, поболтаем.
Надо сказать, что Глынин подошёл к девчонкам вовремя, их как раз вызывали в зал для выступлений, где расположилось представительное Жюри, состоящее из Кобзонова, Долининой, Макса Потёмкина - директора Первого Авторского общества России, Президентов Первого и Второго Каналов, музыкальных продюсеров этих каналов и нескольких известных композиторов и продюсеров продвинутых музыкальных групп. Когда Саша подошёл к девчонкам, они уже заметно нервничали, поливая друг дружку духами и расшатывая свои застоявшиеся конечности, наклоняясь влево-вправо или приседая. Саша по очереди обнял солисток и, пожелав им ни пуха, ни пера, тут же послал их черту, перепутав традиционный порядок действий. Девочки в свою очередь, послав его в другое место, упорхнули на сцену... Очухался переволновавшийся продюсер только тогда, когда услышал аплодисменты стоящих вокруг исполнителей и увидев активно хлопающих в ладоши Кобзонова и Долинину. Радостные солистки, подбежав к нему, обдали его запахом духов, лёгким теплом поцелуев и жаром разогревшихся, распевшихся молодых тел.
Когда девчонки, переодевшись в обычные лёгкие платья, были готовы уходить, появился улыбающийся Королёк и, поманив Глынина пальцем, негромко сказал, что ждёт их за столом на балконе. Ничего не поделаешь, пришлось идти, - потенциальный работодатель, как-никак. Там он предложил дамам кальян и вино, от которых они отказались и просто попросили крепкий кофе. Официант принёс кофе со сливками и пирожные.
- Сейчас Ёся придёт, - зевая, громко произнёс Королёк.
- Какой Ёся, - не понял Глынин.
- Кобзонов, какой…
- Ну, он же председатель Жюри, ему нельзя сейчас…
- А, ерунда, сейчас ещё раз позвоню, - он набрал номер и на правах близкого приятеля заговорил, - Ёсь, ну я жду тебя на балконе…Хорошо. Жду! – и обернувшись к Саше, заключил, - Скоро будет.
Минут через десять-пятнадцать усталый, почти измождённый Кобзонов в новой волосяной нашлёпке на голове, расстёгнутом белом пиджаке и съехавшей налево чёрной бабочке неторопливо подошёл к столу и устало опустился на приготовленное для него кресло. Радостный Королёк, отставив в сторону кальян, давал указания официантам, заботливо опекая Кобзонова и рассказывая ему всякую бытовую околоконкурсную ерунду. Потом начал расхваливать девчонок и их песни. Кобзонов словно очнулся и вернулся к жизни, осмысленно посмотрев вокруг мудрыми, чёрными, как маслины, круглыми глазами-живчиками,
- Да, я Глынина помню, - почему-то проговорил он о Саше в третьем лице, - у него хорошие песни, особенно Долининские. Ты молодец, Саша. И исполнительницы у тебя отличные. Вы лучшие, девчонки. И песни у вас очень красивые. Мне очень нравятся. Но вы не пройдёте! – как-то мрачновато констатировал мастер сцены и микрофона.
- Почему? - не понял Глынин, - Вам, Председателю Жюри, понравилось, Долинина, лучший голос России, хвалит (я только что с ней по телефону разговаривал, она тоже говорит, что мы лучшие). Макс мне позвонил, поздравил…
- Вы не пройдёте, - опять повторил мастер, причём глаза его из чёрных усталых масличных превратились в разъярённые бычьи.
- Ну, почему? - тупо не унимался продюсер.
- Потому что, - Кобзонов напрягся, его лицо исказила гримаса гнева и он, бледнея, с трудом выговорил, - пидорасы против!
Надо знать наше телевидение и наш шоу-бизнес… Об этом Саша как-то не подумал…
…Администратор даже не решился выпустить штатного ресторанного певца, долженствующего занять благородную публику до выхода приглашённых «звёзд». Вышла его партнёрша, толстая, помятая, настоящая ресторанная «прима», с очень глумливым и неисповедимым, как пути толстой кишки со сфинктером Бузи, срывающимся на шансонные нотки контральто. И запела про то, что «Для здоровия полезны холода». Говорят, в оперном мире существует поговорка: «Басы — пьяницы, баритоны — бабники, тенора — дураки!». Так вот, не знаем, к какому типу принадлежало это бесполое существо, но явно не к бабникам. В раздавшейся тишине слышен был только скрежет вилок о ножи, словно в результате затачивания последних. И между периодическим чавканьем звучало сокраментальное,
- Ну, братва (братаны, пацаны), вздрогнули что ли?!
Иногда раздавался и долго потом звенел, как металлический камертон, одинокий женский голос, переходящий периодически то в разновидность
детского плача, то в угугуканье пучеглазой лесной совы.
Администратор с извинениями вбежал в гримёрку к «Фейсу» и очень-очень попросил девчонок выйти раньше назначенного времени. Как можно
раньше… Саша был не против. Группа вышла в зал. Выступление началось.
…За ближайшими к сцене столиками разместилась приглашённая Розочкой бравая хоккейная команда с её центральным нападающим. Расселись все как положено, по пятёркам: три нападающих, два защитника… Правда, клюшки и каски они, слава Богу, оставили дома. Они много пили, много закусывали, точнее, делясь на нападающих и защитников, кто-то пил, а кто-то, как всегда, закусывал. А вратарём, который должен защищать ворота, ну, и себя, конечно, как потом понял Саша, у них, да и у многих других была Розочка. Только ворота у неё, да и для неё, были открыты повсеместно, а защищать себя от любимой игры и родных хоккеистов она не собиралась, так и жили. Так вот, с перебитыми носами, со шрамами на лбу и висках жизнерадостные спортсмены весь вечер топали ногами и руками, радостно мешали группе выступать, кричали «Шайбу, шайбу!» и громко невпопад пели про «розовую розу»…
- Господа и дамы, перед вами выступает группа «Фейс», - задорно прокричала, вставшая в центр Розочка и, отодвинув левой рукой немного мешающую ей Юлю, продолжила низким приглушённым голосом, оглядывая ненасытным взглядом притихший вдруг зал и облизывая нижнюю губу,
- «Ах, как же ты целуешь», песня…
Последние слова её утонули в тактах медленной, обволакивающей слушателей с головы до паха своей пронзительной чувственностью, волнующей, бархатной музыки, окутывающей, словно распущенные, испускающие тонкий аромат жасмина, длинные волосы незнакомой, но такой близкой и желанной женщины. И Юля с Аней, чередуясь, запели… Девочки, виляя бедрами, делали замысловатые красивые движения руками и ногами. Сходились, расходились, бросали батманы и даже садились на шпагаты. И только Розочка, поворачиваясь на месте, как регулировщик дорожного движения, размахивая микрофоном, всё поправляла роскошную грудь, словно кто-то или что-то мешало ей дышать и жить, и к чему-то готовилась.
- Вы на выборы ходите, голосуете? – вдруг прокричала, как только закончилась музыка, новоявленная солистка хорошо заученный текст, написанный продюсером и распределённый по ролям на всю группу,
оглядывая строгим взглядом не танцующих и вытаращившихся на женские
прелести мужчин.
- А почему вымерли динозавры, знаете? Потому что были неактивными и забыли, как размножаться…, - по залу пробежали возбуждённо-одобрительные возгласы.
- Но ведь мы не такие. В зале ведь нет пассивных… Да?! – выкрикивала Розочка, то не давая открыть рот Юле, то затыкая открытый рот Ани. Тем временем одобрительные возгласы усилились, словно звукорежиссёр на микшере добавил громкость и плотность звука.
- Пассивные, поднимите руки…, - в ответ вдруг поднялись сразу две руки какой-то очень смелой, но, похоже, то ли безумно одинокой, то ли безумно пьяной женщины с очень похотливой физиономией и тот час приковали к себе взоры активной части населения. - Но мы не дадим вымереть нашей родной России…Поэтому мы голосуем за возрождение нашей Великой Родины! Слушайте нашу следующую песню. Она очень весёлая, но в ней чрезвычайно серьёзный смысл. К тому же вы её все неплохо знаете… Песня «Размножайся, возрождай Россию!»…
Зазвучала весёлая задорная песенка на музыку Зубилкинаа и классика советской эстрады, очень напоминающая «Мумбу-Юмбу» того же классика. Зрители оживились, девочки забегали и запрыгали, и пустились чуть ли не вприсядку. Зал заходил ходуном. Ну, и конечно, радостная, дорвавшаяся до славы Розочка была центром всеобщего внимания. И не только потому, что, забыв про группу, про синхроны, она действовала, как классическая, пятая собачья нога. Нет, просто для Розочки, всю свою недолгую осознанную жизнь выращивающей и культивирующей своё выпуклое и впуклое, где надо тело (но больше всё-таки выпуклое), важно было донести до жадного глазастого зрителя не песню, членораздельно пропев её текст, и не точно и синхронно хотя бы воспроизвести танцы… Нет, для Розочки важней всего было и в прямом, и в переносном смысле донести до ошарашенного её формами зрителя свою великолепную, а теперь ещё и раздувшуюся от волнения, и нежно трепещущую от каждой новой ноты грудь. И при этом ещё и взглянуть изголодавшейся по красоте публике в их «моргалы» своими огромными, немного грустными, как у собаки, глазами так, чтоб непременно достать сквозь податливые мужские зрачки своими томными горящими сверлами до самого гипоталамуса. Достать, правда, у тех, у кого он ещё есть…
- Закончились тёплые денёчки. А всё равно хочется к морю, пальмам и бананам… С красивыми мужчинами, разумеется, такими, как здесь… Ну что,
мужчинки махнем, не глядя, – с головой? Вы песни в стиле «латино» любите? – девчонкам так ни разу ещё даже не удалось открыть рот и что-то сказать, Розочка успевала быстрее. Никчемным Ане с Юлей оставалось только петь.
- Да, да, конечно! Если с тобой, то хоть тарантину в бригантине! Ты только ходи туда-сюда, - раздались весёлые, благодарные за предоставленное визуальное удовольствие голоса.
- Тогда дорогие мужчины покажите, как танцуют настоящие горячие мачо! А вы, девушки, ревнуйте страстно, по латино-американски, но без крови…, - томность Розочки просто зашкаливала. Казалось, что её глаза, ставшие уже просто стеклянными, сейчас лопнут одновременно с ширинками всех этих новоявленных и откуда только взявшихся в таком неимоверном количестве раскалённых мачо…
- Я розою была и незабудкой,
Я розою была безумно хрупкой,
Но слабости своей я не прощаю
Никому! -
Неслось из динамиков. Наконец-то, Роза была на коне (хотя, похоже, по её поведению, мечтала быть под ним). И песню-то пели про неё, и концерт вела она. Еще бы только Кирракорова на посылки… Или вон хотя бы того симпатичненького…
Роза была в ударе! Миленький старичок за дальним столиком тоже (правда, почти в апоплексическом)… И откуда только вдохновение взялось?! Решила добить самовлюблённых мужичков окончательно. Войдя напрягшейся и возбудившейся грудью, словно клином немецких псов-рыцарей, между распевшихся не в тему певичек и расставив их по местам, Розочка, загадочно и многообещающе улыбнувшись и выставив вперёд стройную ножку в чёрном кружевном чулке и чуть-чуть наклонившись, на весь зал вопросительно прошептала, практически не дав девчонкам допеть песню.
- Родные, а вы «виагру» любите? – по залу прокатились голоса то ли
возмущения, то ли возбуждения,
- А вы про какую подумали? Одну, надеемся, вам ещё рано (точно рано), а другую (попсовую группу), увы, уже поздно… Они там поубивали друг дружку. Веселые девчонки (убей, говорят, мою подругу)! Да, нелегко работать в женском коллективе! Тяжела судьба красивых женщин…, - радостно разглагольствовала, как новенький, ещё не пристрелянный пулемёт, счастливая Роза,
- А вы, что смотрите, мужчинка, идите танцевать... Да не со мной… Хотя, можно и со мной, только не прижимайтесь так, мне ведь надо ещё и микрофон держать…, а не только Вас, - Розочка скакала по столам, садилась с размаху, точнее прыгала, на колени разгоряченной публике, видимо, в пылу погружения в долгожданный мир искусства, забыв, перепутав анатомию с физиологией и пытаясь отыскать пресловутый гипоталамус там, где его, надо сказать честно, никогда-то и не было…
- А следующая песня для всех тех, кто любит… И хочет! И всегда будет
любить. И хотеть! - с глубоким придыханием вставляя «И хочет!», «И хотеть!», гипнотизировала собственную славу новооткрывшаяся «звезда»,
- Танцуем все! Юноши приглашают девушек, а бабушки приглашают дедушек…
При этом микрофон, если не был в этот момент приставлен к уху или к носу солистки, утыкался то в довольную усатую, тюленеобразную физиономию победителя семи Олимпиад или был кратковременно радостно отобран и спрятан в карман широких штанин, призывавшего обыскать его и найти искомое, пьяно-добродушного главного снайпера Чемпионата Мира в Ванкувере. То есть у группы была своя свадьба, а у Розочки своя.
- А теперь Средиземноморье, Лазурный берег, княжество Монако. Центр азарта и банковских операций. Отмывание денег и прожигание состояний. Мировые мафиози, шелковые чулочки и гангстеры всех мастей… И все поголовно хотят стать миллиардерами. Прямо как у нас сейчас!!! Ну не жизнь, а сплошное веселье… Песня «Монте-Карло». Кто будет делать ставки, господа? – изображая крупье, но громко и с выражением выкрикивала девушка. И тут же к длинным, как дорога к раскаянию, точёным Розочкиным ногам полетели скомканные или сложенные самолётиками купюры розового и зелёного цвета. Но по ним эти ноги прошли с таким гордым и независимым видом, словно пол у Розочки дома был выложен именно такими же.
Саша, уже махнув на всё происходящее рукой, очень боялся только одного, как бы расшалившиеся спортсмены не оприходовали своего вратаря прямо во время концерта, и чтобы к концу выступления этот вратарь не дал потомства. Такого сына полка, точнее, группы. Или хоккейной команды…
- И опять весёлая, жизнерадостная песня. Про любовь! Вечная тема, вечная песня. За любовь! Про любовь! И только! Танцуют все! Даже хромые и слепые. А кто не танцует, тот Дима Биланд или Филипп Кирракоров, как говорит мой друг Отарик Кукишешвили.
Ну, тут уже, видя такой беспредел, активизировались гордые джигиты, выписывая вокруг пылающей счастьем, сексом и здоровьем девушки замысловатые лезгинки и выкрикивая гортанные звуки, готового к смертельной битве с врагом горного орла. Горячие парни с размаху падали на колени, зажав зубами за неимением кинжалов, столовые ножи и откинув одну руку так, словно в ней они держали Кубачинскую саблю на отлёте, которая тоже найдёт и повергнет врага, смеющего посягнуть на такое, уже только им одним принадлежащее добро. При этом орлиные кривые носы постоянно находились на уровне стола, давая хищному взгляду возможность вовремя контролировать периодически меняющуюся, и не всегда в их пользу, ситуацию.
Кавказский бенефис несостоявшейся пленницы был прерван внезапным окончанием концерта. И тут же Саша с девчонками проделали блистательный молниеносный рейд по тылам противника, то есть южных гостей, выразившийся во взятии в плен своего собственного «языка». Девочкам не без труда удалось вытащить уже почти из-под самого стола счастливое тело певицы, также, надо сказать, не состоявшейся...
Розочка была довольна, толпа гостей бушевала, Саша матерился, девочки плакали от бессилия и моральной усталости… В общем, концерт прошёл удачно. Розочке предложили в «Хромом ефрейторе» сольное выступление…