Волшебная флейта

Власов Владимир Фёдорович

Die Zauberflote

ВОЛШЕБНАЯ ФЛЕЙТА

 Роман


Als Prinzessin Nung-Yu die Flote blies,
flog der Phonix heran.
Doch Lu Yun-tsching zog mit seinem Spiel
nur Ungeheuer an.

„Der Ruf der Phonixflote„
Dschou Tsching-yuen

Когда принцесса Нон Ю-цзи на флейте заиграет,
Неведомо откуда к ней феникс прилетает.
Когда принц Лю Юнь-цин к своей флейте прикоснётся,
Неведомо откуда чудовище берётся.

"Зов флейты феникса"
Чжоу Цин-юань
 

ОТ АВТОРА

Впервые я услышал оперу Моцарта «Волшебная флейта» после того, как познакомился с этим псом, и думаю, что произошло это не случайно. Что бы там ни говорили, но я считаю, что общение с собакой духовно обогащает человека. Ведь ни одно животное в мире не вобрало в себя столько природных и человеческих качеств. Понимают ли собаки музыку? Я думаю, что они не только понимают музыку, но и всё то, что небеса спускают на нас сверху. И очень часто, являясь проводниками природных и мистических сил, они помогают нам выжить в очень сложных жизненных ситуациях. И недаром на границах нашей жизни, по древнеегипетским представлениям, стоит бог Анубис, а по древнегреческим – Цербер. Наверняка, уж они-то слышат звуки небесной волшебной флейты, льющихся к нам из самих глубин мироздания, так как являются, с одной стороны, хранителями этих границ, проявляя определённую жестокость в их защите, а с другой, остро чувствуя границу между добром и злом, отвечают нам такой преданностью и любовью на наше добро, что вряд ли мы найдём среди подобных природных существ друзей ближе к нам, чем они.
 
Когда я впервые увидел этого пса, то обратил внимание на то, как он переходил улицу. Обогнав меня, он остановился возле пешеходного перехода на тротуаре и сел на задние лапы.

Рядом с ним никого не было, машины ещё не начали движение, горел жёлтый свет светофора. Взгляд собаки был устремлён вперёд. Пёс ни на кого не смотрел, он следил за светофором. Подошли люди, я тоже остановился возле него. Машины прошли, и как только загорелся зелёный свет, он тут же, ни на кого не обращая внимания, побежал вперёд. «Какая умная собака»! – восхитился я, думая про себя. Я видел, что это бездомная собака, но выглядела она опрятно и вела себя очень достойно. И ещё я тогда подумал: «Вот бы иметь такую собаку».

Я затрудняюсь определить, какой масти и породы этот пёс. Возможно, что это была помесь немецкой овчарки с дворнягой. Оттенок шерсти у него был желтоватый, ближе к рыжему. Огненная собака! Я сам был огненной собакой по восточному гороскопу, и всегда относился к собакам с любовью и пониманием, особенно к бездомным псам.

Мне стоило большого труда обратить на себя его внимание. Уж очень он был независимый и самостоятельный. По городу он всегда бегал, как бы показывая всем своим видом, что ни от кого не зависит. Но бегал всегда сосредоточенно и целенаправленно, как будто выполнял чьё-то поручение. Выходя на прогулку, я всегда прятал в кармане кусок ветчины, чтобы при возможной встрече скормит его ему. Долгое время он меня не замечал, или делал вид, что не видит, показывая всем своим видом своё превосходство. Однажды я заметил его в обществе женщины-инвалида, он помогал ей перейти улицу. В другой раз я обнаружил его в стае дерущихся собак. Он растаскивал их в разные стороны и этим предотвратил дальнейшую драку.

Как-то я сидел на лавочке в парке, и он сам подошёл ко мне и уселся рядом. Я настолько обрадовался, что забыл о кусочке ветчины, лежащем в моём кармане. Пёс сидел возле меня и смотрел куда-то в сторону. Я позвал его и спросил: «Хочешь пожить у меня»? Он посмотрел на меня своими умными глазами и положил голову на передние лапы. Мы несколько минут сидели молча. Затем я вспомнил о ветчине и, вынув её из кармана, дал ему. Пёс съел кусок с достоинством и посмотрел на меня с благодарностью. Чувствовалось, что он был голоден. После этого мы вместе отправились ко мне домой, и он стал жить у меня.

С первого же дня я понял, что между нами установилась тесная духовная связь. Пёс полюбил меня. Временами он ложился возле моих ног, когда я сидел в кресле, клал голову мне на колени и смотрел на меня умным проницательным взглядом. Мы подолгу смотрели друг на друга, и я научился его понимать. Он общался со мной, его мысль проникала в мою голову. Впервые в жизни я научился говорить без слов и воспринимать чужие мысли без речи. У пса был очень богатый жизненный опыт, и он мне рассказал столько интересных историй, что мне вряд ли хватит всей моей жизни, чтобы их передать.

Одну из таких историй о волшебной флейте, услышанную от него, я и решил записать с его слов, хотя он утверждал, что где-то уже сам записал её на компьютере. Но к этому я отнёсся несколько скептически. Слепого, о котором он мне рассказывал, я так и не нашёл, чтобы проверить подлинность его утверждения. Да и отыскать человека в таком большом городе, как наш, намного сложнее, чем найти бездомную собаку. Вот эта история.


РАССКАЗ ПЕРВЫЙ

 Я – собака, просто собака, к тому же пёс, а не сука. Никто мне не давал имени, так уж случилось. Других собак окликают по именам, а мой хозяин звал меня просто «Собака». А я его - просто «Слепой» или «хозяин». Вот такая история. Как-то на прогулке я познакомился ещё с одной собакой, так её звали Диоген, она тоже была поводырём слепого по имени Гомер. Оба были придурками, и имена себе подобрали греческие, как будто не нашлось русских.

Так уж у нас повелось: как заведётся собака, так ей приставляют слепого, как заведётся слепой, ему дают собаку. Так и живут в паре всю жизнь. Слепые вообще без собаки пару шагов не сделают. Я не знаю, как другие собаки без слепых обходятся. А ведь есть такие. Эти слепые вообще чудаки. Оно и понятно, ничего не видят, так, хоть, фантазируют. Диоген мне порассказал такого, что глаза на лоб могут вылезти от удивления. Но я ему ни черта не поверил, не буду пересказывать его байки. Я – реалист, не верю в эти чудеса. С меня и моего хозяина хватает. Говорят, что все слепые с придурью. Слышал, что жила где-то в Болгарии ведьма слепая, так та предсказывала даже будущее. Плохо кончила, после смерти попы её обвинили в колдовстве и отлучили от церкви. В средние века её бы сожгли где-нибудь на площади при стечении множества народа. Вот было бы зрелище!

Хозяин Диогена тоже плохо кончил. Он по своей фантазии выбросился из окна. Это надо же такое представить, чтоб так забыться. Я иногда переживаю и за моего хозяина. Боюсь, что он может так же кончить. Признаюсь, что я жалею его, он всё же меня кормит, и потом частенько со мной разговаривает. Ему особенно-то и говорить не с кем. Правда, есть у него два приятеля, один длинный и худой, другой короткий и толстый, но они зрячие, и не мои хозяева. Так что я буду звать их в рассказах Длинный и Короткий. Странно, но у хозяина Диогена, тоже было два друга, правда и они плохо кончили. Это уж как поведётся в России. Где появится один, там непременно соберутся ещё два. Называется «святая троица». Поэтому часто соображают на троих. Но эти двое к хозяину заходят крайне редко, поэтому он больше общается со мной. Я, конечно, отвечать ему не могу, я же собака, но слушаю его внимательно. Это - Диоген хвастался мне, что научился говорить по-человечески, и даже общался с хозяином. Но я этого сам не слышал, и думаю, что он сочиняет. Но вот писать он не научился в отличие от меня. Ум короток. Книгу ему помог написать посредник. Кто? – он мне не говорил. Наплёл про какого-то бога. Одним словом, чушь собачья. А я пишу эту книгу сам. Вот эти самые строки написаны мной лично. Вообще, собаки очень сообразительны, люди только этого не понимают, считают их по разуму ниже себя. Дело в том, что когда сын слепого жил с нами, то имел компьютер и пользовался им. Потом он уехал, а компьютер остался никому не нужным. Стоял и пылился в углу на столе в его комнате. Слепой-то о компьютере и забыл, да и зачем ему он. У него есть свои книги и магнитофонные записи.
 
Вначале я научился его включать и выключать. Затем разобрался с клавишами. Здесь особых мозгов не надо, дави на них когтями, и буквы сами появляются на экране. Так что эти записанные рассказы – моя личная заслуга. Можно сказать, что я стою выше на голову, чем Диоген.
 
Когда хозяин просыпается в хорошем настроении, то начинает мне рассказывать то, что с ним якобы случилось. Может быть, это ему приснилось, но он выдаёт это за реальные события. Если же просыпается в дурном настроении, то не разговаривает со мной, а просто лупит меня палкой. Делает он это как бы случайно. Треснет мне по хребтин, и извиняется. Говорит: «Ой, прости, дружок! Ты как-то выпал сегодня из моего поля зрения». Ну что тут скажешь про его зрение?! Слепой и есть слепой. Лизнёшь ушибленное место и отходишь от него подальше. Не кусать же мне его. Когда я научился работать с компьютером, то и начал эти записи. Как-то, он попросил меня принести тапочки. Я ему принёс, но он вставать не торопился. Вообще-то он – лежебока, иногда целый день может проваляться в постели, даже забывает меня кормить, пока я сам не начинаю стаскивать его зубами с кровати. И на этот раз он начал свои лёжа-описания:
 
- Ну что дружок, всё дрыхнешь? Даже не представляешь, что сегодня со мной произошло.

Я попытаюсь излагать рассказы слепого в таком виде, в каком их воспринимаю, ведь мы, собаки, тоже видим сны, и у нас есть своё воображение.


ПЕРВЫЙ РАССКАЗ ХОЗЯИНА

 Представляешь, всё произошло неожиданно, и походило на моё второе рождение. Вдруг я увидел в темноте человека. Ты же знаешь, что я ничего не вижу. А этот человек был реальностью в моей темноте. Он появился из ничего, как из сна. Вначале была маленькая белая точка, потом она разрослась до большого размера, сгустилась и приняла человеческую форму. Этот тип казался мне несколько странным. Он выглядел красавчиком атлетического сложения с накаченными бицепсами. Кроме того, он был блондином и имел пышные волосы. Он совсем не походил на меня. Так я думаю. Потому что когда я провожу рукой по голове, то ощущаю свой лысый череп. Но, представь, какое было моё удивление, когда он на полном серьёзе заявил мне, что он и есть я. А дело было так: Когда я его увидел, то очень удивился и спросил:

- Кто вы?

Он мне ответил:

- Я – это ты.

- Как так? – воскликнул я. – Почему это вы являетесь мной? Этого не может быть. Я есть я, а вы – это вы.

Он расхохотался.

- Вот умора! Ты уже начинаешь говорить сам с собой на «вы». Такого помешанного я ещё не видел.

В эту минуту я вдруг подумал, что, может быть, я, и в самом деле, помешанный.

- Никогда не говори о себе таких вещей, - предостерёг меня красавчик, словно прочитав мои мысли.
 
- Но я не могу идентифицировать вас со мной, - запротестовал я.

- А зря, - заметил красавчик.

- Почему? – удивился я.

- Потому что я могу наделить тебя собачьим чутьём, и ты сможешь уже за сто метров чувствовать запах жареного шашлыка или варёных сосисок.

- Но я и так за сто метров чувствую запах сосисок и шашлыка, - заметил я ему, - я же слепой, и некоторые мои чувства обострены.

- Ну, тогда я могу наделить тебя мышиным слухом, и ты сможешь за десять километром слышать звон колокольчика или даже звук падающей на землю монеты.

- Но я уже обладаю таким слухом, - ответил я, - я могу на расстоянии километра слышать слова людей, если между нами нет никакой преграды.

Красавчик нахмурился, но вдруг опять расплылся в улыбке и воскликнул:

- А! Тогда я могу наделить тебя орлиным зрением, и ты сможешь за тысячу метров разглядеть на земле рубль, оброненный прохожим.

- Вы смеётесь надо мной, - оскорблено молвил я, - или вы забыли, что я слепой?

- Вовсе нет, - воскликнул красавчик, - просто я дам тебе своё зрение. И ты сможешь всё видеть моими глазами.

- Как это? – удивился я.

- Очень просто, - ответил тот, - ты войдёшь в меня и сможешь, манипулируя мной, делать всё, что захочешь.

- Этого не может быть, - не поверил я.

- Ты сомневаешься?

- Ещё бы!

- Не веришь ни одному моему слову?

- Совершенно верно! В то, что вы говорите, трудно поверить.

- А если я скажу, что могу превращаться в любой предмет. Быть одновременно мужчиной и женщиной. Способен принимать обличие тридцати сущностей, превращаться в морщинистую старуху и в толстощёкого и толстопятого младенца, а также становиться девушкой такой красоты, от которой глаз невозможно оторвать, и которая на конкурсе красавиц могла бы получить приз «Мисс Вселенной». Но в обычном состоянии я являюсь мужчиной, и более того, твоей сущностью, хочешь ты этого или нет.

- Но почему?

- Что почему? Почему я могу превращаться в эти образы? Или почему я являюсь частью твоей сущности?

- Мне интересно знать и то, и другое.

- Отвечу на первый вопрос. Я смогу превращаться в эти лица потому, что познал массу умных наук. И одну из них, как ни странно, физику, раз уж мы существуем в физическом мире. Но эту физику я знаю так хорошо, как ты не знал её даже в средней школе, когда получал тройки. Перед моими знаниями сам Альберт Эйнштейн снял бы шляпу. А на второй вопрос отвечу так: Я являюсь частью тебе, потому что ты, являясь слепым, очень развил своё воображение. В каком-то смысле, я и есть дитя твоего воображения, но воплотившийся в конкретный персонаж. А именно, в тот, кем ты мечтал стать всю свою сознательную жизнь.

- Вы – супермен?

- Да, я – супермен, своего рода сущность из четвёртого измерения. И пока ты живёшь в физическом мире, я буду тебе помогать, хочешь ты этого или нет. Я – твоё отражение, вернее, отражение твоего сознания, так называемая, проекция в метафизическом мире. Поэтому я призван помогать тебе, чтобы облегчить твою жизнь. Я стану твоими глазами, твоим незримым присутствием в этом мире. И если ты пожелаешь, то мы вместе будем совершать подвиги.

Я не обратил внимания на его последнее предложение, а зря, потому что позднее, когда подумал, я осознал всем своим существом, что оно значило. Я же отмахнулся от него, спросив:

- Но почему вы вообще возникли?

- Вероятно, потому, - ответил он, - что это происходит в мире со всеми людьми, которые не очень верят в свои силы и мечтают всю жизнь стать неким эталоном для себя самих.

- Вы говорите о ваших потрясающих возможностях. А что вы способны ещё делать?

- Ха! Я могу делать всё, что ты можешь вообразить. Я способен преодолеть время и пространство. Я неуловим и неуничтожим. Я вечен как дух. Впрочем, я и являюсь твоим духом. Я превосходно выполняю любые дела. Всё, производимое мной, является непревзойдёнными шедеврами. В этом мире нет ничего невозможного для меня, как, впрочем, и в другом мире. Мои способности неограниченны.

- Вы – хвастун, - рассмеялся я, поборов робость.

Красавчик нисколько не обиделся, а нахально заявил:

- В моих возможностях ты убедишься сам. И обладаю всепроникающей способностью. Могу передвигаться быстрее скорости света. И благодаря тому, что на меня не действуют ни силы гравитации, ни течение времени, я принадлежу к вневременной области инобытия. Поэтому я могу попадать как в прошлое, так и в будущее. Из всего наличия мировых субстанций, тонких сущностей и случайных сгустков энергии я являюсь самой близкой к тебе целостностью, которая происходит от тебя, и которая запечатлена в тебе. Иными словами, я являюсь твоим внутренним Я. Поэтому, как бы не изменился этот мир, я вечно буду пребывать в тебе.

Красавчик сделал взмах левой рукой, и в темноте образовалось нечто, похожее на ограниченное пространство, заключённое в четырёх стенах. Затем он странным движением левой руки, похожим на стрижку пальцами газона, сделал круговое движение, и пространство наполнилось мебелью, предметами обихода и прочей домашней утварью. Он коснулся рукой одной из стен, и в стене образовалось окно, откуда в комнату хлынул свет. В окне я увидел впервые за двадцать лет своей слепоты синее небо и белые бегущие облачка. Мой оппонент подошёл к столу и бесцеремонно плюхнулся на стул.

- Ты видишь, - заметил он, - я способен открыть тебе глаза на этот мир. Это – твоя комната.

Я впервые окинул комнату взглядом зрячего и поразился всему, что видел и к чему прикасался ежедневно, имея только смутное представление контуров предметов. Я поразился, что чайник, в котором я каждый день готовил заварку, был ни голубым с белой каймой, как я его себе представлял, а оранжевый с зелёными кружками. А люстра, висевшая в комнате, имела плафоны с разрисованными букетиками цветов. Мир оказался намного красочнее и красивее, чем я представлял его себе. Я замер на некоторое время, с восхищением обозревая свою комнату.

- Если всё так, как вы говорите, - наконец, вымолвил я, - и если всё это - правда, и вы являетесь моей субстанцией, способной творить такие вещи, то не откажите ли вы мне в любезности и скажите мне: Кто мы? Если нас двое, как вы говорите, и как мы будем уживаться вдвоём в этом мире, представляя собой одну сущность?

- Мы будем уживаться великолепно, - успокоил меня красавчик. А на вопрос: кто мы? Отвечу: мы – частички этого мира, из которых Всевышний лепит свою мозаику. И от нас с тобой зависит, чтобы эта мозаика была не только красивой, но и интересной. Мы должны с тобой построить идеальный мир, такой, о котором мечтает наш Творец. И мы просто обязаны помочь Ему. Так давай вместе создадим такую Идиллиаду.

Красавчик эффектно взмахнул рукой, и в комнату проник луч заходящего солнца. Я знал и раньше, что окна моей квартиры выходят на запад, но впервые я смог обозревать и любоваться из моего жилища закатом дневного светила.

- Уже вечер? – удивился я. – Как быстро течёт время!

Красавчик рассмеялся и воскликнул:

- Если ты хочешь, то можно превратить вечер в утро, но тогда вряд ли ты сможешь любоваться восходом солнца отсюда.

- Знаю, - сказал я. – Оставь так, как есть.

- Не возражаю, - ответил он, - если нужно, то я могу остановить время. Но мне кажется, что вся прелесть времени заключена в его текучести.

- Уму непостижимо, - воскликнул я, оставив без внимания его замечание. – Как же так?! Если мы все начнём создавать посредством нашего воображения в этом мире своих двойников, то, что станет с миром? Ведь, число людей сразу же увеличится вдвое, и на земле начнётся настоящее перенаселение.

- Ты говоришь чепуху, - заметил красавчик, - но всё же в твоём рассуждении есть доля истины. Каждый человек на земле имеет свой идеальный прообраз, к которому стремиться. Ты обрати внимание, с какой строгостью и даже с каким недовольством многие люди смотрят на себя в зеркало. Они думают, что они лучше на самом деле, чем то отражение, которое видят. И делают массу всяких усилий, особенно женщины, чтобы приблизиться к своему идеалу красоты. А сколько раз тебе приходилось слышать их высказывание, что на фотографии все вышли великолепно, кроме их самих, и что они не фото гигиеничны, а их голос, записанный на магнитофон, вовсе не их, и кажется каким-то глухим и невыразительным. Люди сами делают своих двойников, создавая свой образ, который сейчас модно называть «имиджем». Они бездумно вводят его в игру жизни, а потом удивляются, что рано или поздно случается раздвоение. Человек живёт своей жизнью, а имидж начинает жить своей. Но у нас всё будет по-другому.

- Это почему же? - удивился я.

- Потому что я тебя никогда не оставлю, мы будем жить вместе душа в душу, как сиамские близнецы.

- Вот оно что?! – воскликнул я озабоченно. - Неужели я всегда буду ощущать ваше присутствие рядом, даже в то время, когда мне захочется побыть одному.

- Но почему же, - сказал красавчик, - я понимаю, что иногда человеку просто необходимо побыть в одиночестве. Я ни какой-нибудь там нахал, а весьма благовоспитанная личность, можно сказать, виртуоз в искусстве обхождения. Я всегда тонко чувствую возникающие ситуации в человеческом общении и воспринимаю все нюансы настроения людей. Поэтому я всегда буду с тобой очень ненавязчивым, или как принято говорить в свете, деликатным. Поэтому с твоего разрешения я удаляюсь, но если тебя приспичит и тебе захочется меня увидеть или пообщаться, то стукни своим посохом четыре раза о землю, и я предстану перед тобой.

С этими словами красавчик исчез. С ним также исчезли и залитая вечерним светом комната, и окно, и всё, что было в поле моего зрения. Меня опять окутал беспросветный мрак.

Ты представить себе не можешь, что я испытал в это мгновение, оставшись наедине с собой в кромешной темноте. Это происходило вчера, поэтому я вчера тебе ничего не сказал, а сегодня он снова появился.

После этого видения я весь вчерашний день пребывал в большом замешательстве. Если бы это мне приснилось, я бы просто посмеялся, но сны мне перестали сниться уже пятнадцать лет назад. Всё это время меня окружала тьма. И вдруг такая яркая вспышка света, да, к тому же ещё, такого необычного, который принял якобы образ моего идеального подобия. Я не знал, что об этом подумать. Мне захотелось с кем-нибудь поделиться своими мыслями. Я взял в прихожей свою трость и отправился к моему знакомому учителю, который преподавал одновременно физику, химию и математику в средней школе, расположенной неподалеку на нашей улицы.

Выйдя из подъезда, я ощутил кожей приятное прохладное дуновение вечернего ветерка. Окрестности вокруг моего дома я знал наизусть. Каждый камешек, излучина или тротуарная бровка были мне знакомы. Я мог ориентироваться здесь, как в своей собственной квартире, или как ещё говорят зрячие: с закрытыми глазами.

Я думаю, что потеря ориентации в пространстве для лётчика – самая опасная беда, но для слепого - не очень, всё же нас, слепых, плотно удерживает на плоскости земное притяжение, и мы можем, соприкасаясь с чем-либо, быстро определить своё местонахождение. Главное для слепых – иметь представление о границах мира, предполагать, через сколько шагов в этом или в том направлении мы можем налететь на столб или врезаться в стену. Точная картина окрестностей моего дома чётко запечатлена в моей памяти.

Пройдя мимо фасада гостиницы «Интурист», я вошёл в дворик, взятый в каре многоквартирными домами, и вышел на улицу, где стояла средняя школа. Занятий в ней уже не было, но мой знакомый учитель всегда засиживался в своём кабинете дотемна. Это я знал. Он всё время отдавался своей исследовательской работе.

Войдя в вестибюль школы, я спросил у сторожа:

- Василий Антонович у себя?

- А где ему ещё быть? – удивился сторож.

По широкой лестнице я поднялся на второй этаж и приблизился к кабинету моего бывшего друга. Расположение школы я знал хорошо, так как два года назад в течение двух семестров преподавал ученикам шестых классов древнюю историю. В то время их учительница находилась в декретном отпуске. Я постучал в лабораторию физики, дверь мне отомкнул ключом Василий Антонович.

- Добрый вечер! – сказал я, протянув ему руку.

Василий Антонович, пожав мою руку, взял меня за локоть, провёл к своему рабочему столу и усадил на стул. Так он проделывал всегда, чтобы я ненароком ни опрокинул какой-нибудь штатив с прибором или не разбил его колбу.

- Почему так поздно пожаловал ко мне? – спросил он меня не очень любезно.

- На это есть причина, - ответил я ему и закашлялся.

В лаборатории пахло серой с привкусом металла.

- Извини, - сказал он, - сейчас проветрю.

Он подошёл к окну и распахнул створки. В лабораторию ворвались шумы улицы: шелест листвы тополей, шорох шин проезжающей машин, шаги каблучков спешащей домой женщины и писк стрижей, летающих над крышами домов, чтобы устроиться на ночлег.

- Так в чём вопрос? – спросил Василий Антонович.

- Видишь ли, дорогой друг, - начал я, - только что мне случилось пережить нечто новое, отчего я не могу найти себе место. Вот пришёл к тебе, поделиться своими мыслями и услышать твоё мнение.

- Говори, - деловито сказал Василий Антонович, ни на минуту не прекращая своих манипуляций с позвякивающими приборами.

- Я уже двадцать лет ничего не вижу, - начал я, - ты это знаешь. Так что те впечатления, которые я лицезрел в своей прошлой зрячей жизни, практически уже стерлись из моей памяти, и весь этот мир для меня сейчас погружён во тьму. К этому я привык, смирился и считаю это своим обычным состоянием. Но вот четверть часа назад я вдруг опять увидел этот мир.

- Вернулось зрение? – спокойно спросил меня учитель.

- Нет, совсем нет, - заёрзал я на стуле.- Я вдруг увидел свою комнату и закат солнца в окне. И знаешь, кто помог мне это увидеть?

- Кто же? – не проявляя никаких эмоций, спросил Василий Антонович.

- Мой двойник. Вернее сказать, я даже не знаю, кто он был. Но вдруг он появился перед моими глазами, разговаривал со мной, а потом, как будто включил свет, и вся моя комната озарялась сиянием, и я видел в окне лучи солнца и проплывающие облака.

Я подробно рассказал ему всё, что со мной случилось.

- Ты давно был у психиатра? – спросил меня Василий Антонович.

- Я так и знал, что ты это спросишь. К твоему сведению, я ни разу в жизни не был у психиатра.

- А стоило бы, - заметил учитель.

- Я пришёл к тебе не за этим, чтобы выслушивать всякие обидные советы, - сухо ответил я. – Ты бы лучше помог мне разобраться в этом феномене. Я не сумасшедший, и никогда им не стану. И если хочешь знать, я в здравом уме и хорошей памяти.

- Ну, не сердись, друг, - молвил учитель мягким тоном, перестав греметь приборами. – Я не хотел тебя обидеть. Но то, что ты мне говоришь, какая-то чушь. Может быть, тебе всё это приснилось?

- Да не спал я, уверяю тебя! - воскликнул я, теряя терпение.

Василий Антонович сел напротив меня. Я слышал его дыхание.

- Но сам-то ты признайся, что всё, что ты мне сейчас рассказал, выглядит немного странно.

- Я понимаю это. Но, тем не менее, что-то ведь произошло?

Некоторое время Василий Антонович ничего не говорил. Вероятно, сидел в задумчивости. Но затем он встал, подошёл к окну и закурил сигарету. Табачный дым перебил ароматы улицы, смешанные с остатками запаха серы и металла.

- Видишь ли, - сказал он слепому, - на всё это можно напустить много тумана, но сути произошедшего явления так и не увидеть. Ты затронул очень сложную тему, и с философской точки зрения на неё можно посмотреть по-разному. Как я понимаю, речь идет о переносе объекта внимания на самого себя, и как говорил Кант в своё время, переходе от трансцендентного к трансцендентальному.

- То есть? – спросил я его, запамятовав некоторые тонкости учения Канта.

- Всё трансцендентное включает в себя восприятие и распространение определений своего представления на мир вещей, то есть традиционных объектов познания. А трансцендентальное определено лишь действительным объектом познания, иными словами, самим познанием. В «Пролегоменах» Кант говорит, что он обозначает отношение нашего познания не к вещам, а только к познавательной способности. В твоём случае мог произойти некие реверс, когда твоё представление действительности ни то, чтобы не совпало с восприятием реальности, а как бы выскочило из неё, приподнялось над ней и показало тебе некое представление, сообразное с реальностью. Ты остался в реальности, но интуитивно ты вдруг стал её воспринимать по-другому. Иными словами ты преодолел порог своего сознания, и перед тобой открылась картина, которая может соответствовать действительности. Мне трудно объяснить тебе простыми словами, скажу лишь, что по теории Канта существование не всегда совпадает с пониманием действительности. Считай, что у тебя открылся третий глаз.

- Подожди, - воскликнул я, - ты меня совсем запутал. – Ответь мне, видел я наяву этого господина, который представился мне, или нет? И почему он представился мне в образе меня самого?

- Мне трудно ответить на твой вопрос, потому что я не психолог - подумав, сказал учитель. – В твоём случае нужно быть уверенным, что к твоему понятию восприятия действительности был добавлен предикат бытия, без чего даже обросшее разными предикатами восприятие не станет реальностью.

- К чёрту твои заумные объяснения, - воскликнул я раздражённо, - ты мне просто объясни: приходил ко мне этот человек или нет?

- Я же тебе говорю, - спокойно ответил Василий Антонович, - для доказательства или опровержения этого феномена нужно выйти за пределы понятия восприятия, чтобы прийти к бытию. Ведь наш теоретический разум не способен познать мир без созерцания и опыта.

- Ну, допустим, с созерцанием у меня проблема! – раздражённо воскликнул я. – Я всё равно ничего не вижу.

- Я имел в виду духовное созерцание, - поправился учитель и продолжил, - но наш практический ум, который управляет волей человека и его поступками, возможно, способен создать некий сгусток энергии, которая опосредственно, вероятно, всё же может содействовать умозрительному познаванию мира и приобретению опыта. Если, и в самом деле, появился субъект, способный помочь тебе, то зачем тебе уклоняться от общения с ним, тем более что…

Он не успел договорить. В это время за окном раздался скрип тормозов и сильный глухой удал, загремело железо.

- Матерь Божья! – воскликнул Василий Антонович. – Только что, на моих глазах, машина врезалась в дерево. И это случилось на улице, где практически нет автомобильного движения. Пьяный за рулём, наверно. Я сейчас спущусь, может быть, понадобится моя помощь.

- Я с тобой! – воскликнул я, вскакивая с места и хватаясь за свою трость.
Василий Антонович без возражений взял меня за руку и направился к дверям. Мы вместе быстро спустились в вестибюль, и вышли на улицу. Возле машины уже слышались голоса прохожих, подошедших к разбитой машине.

- Что происходит? – спросил я учителя.

- Двое подвыпивших юнцов зажаты в кабине спортивной машины Тойота «Кабриолет». Капот – всмятку. Оба без сознания. Их придётся вырезать оттуда автогеном. Один мужчина пытается оторвать искорёженную дверцу, но у него ничего не получается. Юнцы явно были в подпитом состоянии, поэтому и налетели на дерево на такой скорости.

Здесь я услышал, глухой звон металла, вероятно мужчине удалось вырвать эту искорёженную дверь, и тут же, раздался раскатистый рокот динамика. Вероятно, от проделанного усилия по освобождению двери соединился контакт, и радиоприёмник вновь заработал, оглашая улицу ритмическим рёвом. Из динамика неслось нечто подобия музыки. Затем музыка внезапно оборвалась, и раздались голоса двух развязных дикторов, которые, как мне показалось, вещали из дискотеки молодой части города, говоря всякие непристойности. Один из них голосом неопределённого рода восклицал:

«- Спасибо, что остаётесь с нами, я имею в виду с нашей молодёжной радиостанцией «Эс-Тэ-Эн». (STN –«Станция творческих натур»)
- Но если бы кто-то из вас, я имею в виду девушек, решил вообще заночевать с нами, мы бы не возражали, - вторил ему другой неприятный голос. - Наша радиостанция работает двадцать четыре часа в сутки. Звоните нам и заказывайте ваши любимые мелодии, а также пользуйтесь нашими услугами».

Раздался металлический удар, и радио замолчало.

- Эти ублюдки уже всему городу осточертели, - сказал рядом с нами незнакомый мужской голос. – Передают в эфир всякую ерунду, а такие бараны, как эти, слушая её, заливают шары пивом, носятся по городу, как угорелые, пока кого-нибудь не задавят, или сами не найдут свою смерть в кювете. Не музыка, а какое-то похмелье.

И вдруг я увидел, как рядом со мной в темноте образовалось белое пятно, которое приняло форму облачка, а затем барашка, поднимаясь кверху.

- Что это? – воскликнул я возбуждённо, схватившись за руку учителя.

- Где? – спросил он меня.

- Там, я вижу, что-то появилось, - сказал я, указывая своей тросточкой вверх.

- Я ничего не вижу, - ответил Василий Антонович.

- А я вижу облачко, которое поднимается вверх.

- Может быть, это душа одного из них, - сделал предположение учитель, - но я ничего не вижу. Не иначе, как опять даёт знать твоё наваждение. Вероятно, всё это - галлюцинации твоего расстроенного воображения.

Я ему ничего не ответил. Зачем начинать с ним дискуссию принародно, чтобы и другие меня тоже посчитали сумасшедшим. Послышались звуки сирены сразу же нескольких машин. Почти одновременно к месту аварии прибыли скорая помощь, дорожная инспекция и служба спасения. Спасатели разрезали салон машины и извлекли на свет Божий двоих пострадавших, как сельдей из консервной банки. Во всяком случае, так мне показалось, когда я слышал скрип ножниц по металлу. Врач констатировал смерть одного парня. Затем ещё живого товарища в тяжёлом состоянии скорая помощь увезла в реанимацию, а мёртвого отправили в морг. Дорожный инспектор начал составления протокола происшествия. Зрителей сразу заметно же поубавилось. Через несколько минут мы с учителем остались вдвоём в качестве свидетелей. Василий Антонович рассказал инспектору, что видел со второго этажа, как машина на большой скорой помощи врезалась в дерево.

- А что видели вы? – по-видимому, инспектор обратился ко мне.

- Он ничего не видел, - бесцеремонно заявил мой товарищ, - он слепой.

- Но как же?! – возмутился я. – Я видел, как его душа вознеслась на небо.

Ни милиционер, ни мой учитель не придали моим словам никакого значения. Они также оставили без внимания моё замечание, когда я выразил своё удивление по поводу того, что после такого удара, когда вся машина разлетелась на части, радио продолжало работать, что, наверняка, явилось вмешательством нечистой силы.
После этого моего заявления Василий Антонович поспешил увести меня в школу. Поднявшись на второй этаж в кабинет физики, мы опять устроились за его столом и продолжили прерванную беседу.

- В подобных случаях, - недовольно заметил учитель, - я прошу тебя воздерживаться от заявлений и умозаключений, которые ты только что высказывал дорожному инспектору. Пойми, что не все люди шизики, как мы с тобой. Есть и нормальные люди, которым странно слушать такие речи. Если ты будешь везде распускать свой язык, то быстро попадёшь в психушку. Это мне ты можешь говорить всё, что думаешь. А дорожному инспектору глубоко наплевать на твои глубокие умозрительные выводы. У него и так жизнь не лёгкая, не то, что у нас с тобой. Может быть, ему за день приходится выезжать до десяти раз на такие случаи, и если каждый раз он будет выслушивать от свидетелей подобные бредни, то через месяц у него самого крыша поедет.

- А что я такого сказал? – возмутился я.

- Ничего особенного, - успокоил меня учитель, - но такие вещи лучше рассказывать психиатру.

Я показал ему всем своим видом, что обиделся.

- Да ладно, тебе дуться, - сказал учитель через минуту, - ведь мы же друзья. А это правда, что ты увидел что-то на месте аварии?

- Я же сказал тебе, что видел белое пятно, которое подобно надутому шарику поднялось в небо.

Василий Антонович задумался, а потом молвил:

- Может быть ты и прав. Ведь мы не знаем всего, что происходит в этом мире. Мне кажется, что зрячие отличаются от слепых тем, что живут по понятиям, не вникая в созерцательную сущность вещей. Мы как бы видим этот мир, и эта видимость скрывает от нас их содержательную первооснову, вот почему мы всегда ошибаемся и следствие принимаем за причину. Об этом в своё время, мне кажется, догадывался ещё Эммануил Кант. Даже кантианская концепция трансцендентализма, противопоставленная метафизике, рассматривает пространство и время ни как понятия, а как формы созерцания, и созерцательное представление, единичное и непосредственное, по его мнению, обладает бесконечным богатством определений. И если понятие отличается от созерцательных форм своей абстрактностью, и возникает в результате дискурсивного объяснения, когда рассудок переходит от одного созерцательного представления к другому, отбирая общие признаки и конструируя некий общий, абстрактный объект, то созерцание всегда является первичным по отношению к понятиям. Поэтому, мне кажется, что, то, что ты увидел сегодня, я имею в виду душу, воспарившую в небо, и твоего красавчика, является ничем иным как проявлением первоосновы, которая соединяет воедино твое субъективное созерцание и объективную реальность.

- Прошу пояснить твою мысль, - подскочил я на стуле, испытывая сильное волнение, - Ты полагаешь, что и душа этого юноши и красавчик существуют реально?

- Конечно. Но только они существуют в другом измерении, которое недоступно нам, зрячим. А вот со слепыми, по-видимому, дело обстоит иначе. У них, вероятно, есть такие возможности проникновения в это измерение.

С улицы через открытое окно донеслись шумы лебедки автопогрузчика, убирающего с улицы остатки разбившейся машины Тойота «Кабриолет».

- Значит, я, в самом деле, могу видеть то, что не под силу зрячему? – окрылённый надеждой, я высказал своё предположение.

- По-видимому, так оно и есть, - согласился учитель. – Дело в том, что если связать воедино пространство и время, и представить это, ни как абстракцию разных пространственно-временных объектов, а как созерцательную сущность, обладающую, помимо общих своих собственных различий, которые не входят в абстрактные дискурсивные конструкции, ещё и своей неуничтожимой наличностью, то тогда любое конкретное время начинает мыслиться, как часть одного и того же бесконечного времени, а пространство, занимаемое этой сущностью, как продолжение бесконечного общего пространства. А это значит, что любая сущность, проявившаяся во времени и пространстве, уже неуничтожима. Просто она меняет свою оболочку, становится своего рода частицей единого целого. И как конкретное частное пространство, имевшее свое наличие в реальности, преобразуюсь, не теряет своего наличия, а продолжает существование благодаря своей энергетической потенции в некой запредельной сфере, куда переходит без остатка.

- Потрясающе! – воскликнул я. – Ты меня успокоил, а то я уже подумал, что схожу с ума.
- Но не забывай об одном, - предостерёг меня Василий Антонович, - что пространство и время, обладая бесконечностью и непрерывностью, не могут быть частями чего-то большего, и не могут включать в себя элементы, которые не являлись бы пространством и временем. А посему пространство и время – это не абстрактные формы внешнего мира, а субъективные априорные формы созерцания, и к ним нужно подходить осторожно. А так как многие вещи находятся вне нашего субъективного созерцания, и не являются внешними причинами нашего ощущения, то следует уделять особое внимание тем «Вещам в себе» - Ding in sich, которые, вызывая наши ощущения, не являются причиной явлений, потому что сами по себе явления - ничто иное, как чувственные объекты, сформированные пространством и временем, как априорные формы созерцания, и являются в этом смысле субъективными. Поэтому твои видения есть, ни что иное, как открывающееся окно в другой эмпирический мир, который посредством передачи тебе своего опыта может приблизить тебя к пониманию многих сокровенных тайн. Постарайся не отвергать этот мир и возможности, открывшиеся для тебя, и уж если тебе представилась такая возможность, то проникни в него, а потом опиши его нам.

- Но если я начну общаться с моим оппонентом, то не закончится ли всё это дурдомов? – высказал я своё опасение. – Не оторвусь ли я совсем от действительности, погрузив себя в этот идеальный мир?

- Нисколько, - решительно возразил мне учитель. – Так как мы оба с тобой далеки от признания явлений иллюзиями, поскольку субъективные формы, определяющие явления, реальны. Но они реальны именно в субъективном смысле, что же для объективной реальности, то она существует независимо от познающего субъекта. Ведь любая вещь в себе находится вне субъекта познания, вне созерцания, поэтому она не может быть пространственно-временной. Ведь, как определили мы с тобой, пространство и время являются субъективными формами. А «вещь в себе» – это причина наших ощущений, назовём его предельным понятием нашей философии. И если оно даже не является причиной явлений, оно требует, чтобы за пределами нашего субъективного пространственно–временного созерцания находился его внешний коррелят. И поскольку наша критическая философия перенесла объект разума на тебя самого, то есть, на пространственно-временное созерцание, то, то, что находится вне такого созерцания, может быть отмечено тобой постулировано, а само познание не должно входить в этот мир ноуменов, который чужд ему, хотя, и связан с ним. Одним словом, от тебя требуется максимальная концентрация, чтобы ты отсеял всё преходящее и постиг только вневременное. В этом и будет состоять вся ценность твоего эксперимента.

Произнеся эту тираду, Василий Антонович замолчал и подошёл к окну. С улицы доносился шум дворника, подметающего улицу.

- Вот видишь, - сказал он, привлекая моё внимание, - ещё каких-то полчаса тому назад здесь разыгралась трагедия, погиб человек. А сейчас уже и следов не осталось от этого явления. И если бы ни вон та свежая зарубина на дереве, своего рода отпечатавшийся предикат, то ничего бы не напоминало нам о том, что произошло. Нет уже ни людей, ни разбитой машины, ни погибших. Ничего не осталось, остался только субъективный отпечаток в нашей памяти. И если бы ты сегодня не пришёл ко мне, то даже бы и не знал, что здесь случилось. Вот она реальность, вплетённая в пространство и время.

Услышав эти слова, я, устав от его философии, засобирался, встал со стула и сказал, что мне пора идти.

- Иди, - не стал он меня удерживать. - А то я с тобой заболтался. Если я буду всё время предаваться праздным разговорам, то никогда не сделаю своего научного открытия и не получу Нобелевскую премию.

Он проводил меня до двери своей лаборатории и, пожав руку, сказал на прощание:

- Не ломай себе голову пустяками. Живи в свое удовольствие. Если тебе что-то помогает преодолеть твой недуг, то пользуйся им. Прощай.

Я спустился по лестнице и вышел на улицу. Отыскав тросточкой место аварии, я ощупал ствол векового тополя и пальцами обследовал рану. Мне показалось, что клочки развороченной древесины были ещё тёплыми. Сверху я услышал голос Василия Антоновича, который, по-видимому, стоял у окна и наблюдал за мной.

- Ну, как предикат? – спросил он.

- Глубокий, - ответил я.

- Напоминает он тебе о чём-то?

- Нет, - сухо сказал я ему из духа противоречия и поплёлся домой на свою холостяцкую квартиру.

Придя домой, я долго не мог прийти в себя от всего пережитого за этот вечер. Чтобы немного успокоиться, я включил приемник, постоянно настроенный на радиостанцию «Радио – культура». Из динамика полились звуки классической музыки, по стилю я предположил, что исполнялось одно из сочинений Рахманинова. Я вновь ощутил себя уютно и немного успокоился.

Но как только успокоился, мне вдруг вспомнились омерзительные звуки той молодёжной радиостанции, которая продолжала вещать даже после того, как машина разлетелась вдребезги. В моём представлении эта радиостанция, почему-то, внезапно ассоциативно совместилась с понятием «Вечное зло». Вечное зло, не знающее и не признающее смерти. Мне очень захотелось найти эту радиостанцию в эфире. Я подошёл к приёмнику и стал вращать бобину тумблера. Внезапно я услышал те же два противных голоса. Один из них мог принадлежать гомику, а другой – хулигану. По-видимому, они разговаривали меж собой:

«- Ты, почему воздух испортил? В студии и так дышать нечем от жары, а ты ещё пускаешь ветры.
- Извини дружище, поел что-то несвежее, а чем пахнет?
- Тухлыми яйцами.
- А вот тухлых яиц я не ел. Но может быть, мы послушаем чего-нибудь свеженького. Я слышал, что от свежей музыки пищеварение улучшается.
- Тогда давай поставим только что полученный нами “Rock en sausages and pies” нашего кумира Джона Дебила, написанного им буквально утром, когда он сидел на своем золотом унитазе в великолепном туалете».

Динамик разразился какофонией звуков. Я уже хотел переключить, так как такое безобразие звуков не собирался слушать, как вдруг музыка оборвалась, и раздался голос ведущего гомика:

«- У нас звонок. Звонит девушка Марина.
- Жаль, что прерываемся. После такой музыки – в самый раз затянуть косячок. Говоришь, Марина? Этой ещё не было в нашей картотеке, - сказал Хулиган, - подавай её сюда».

В динамике раздался щелчок, по-видимому, микрофон переключился на связь с телефоном.

«- Что тебе нужно от нас, милочка? – спросил девушку развязный голос хулигана.

- Я бы хотела услышать одну песню.

- Хоть две для тебя, милочка, - развязно перебил ей Хулиган. – А если бы ты взяла в свой маленький ротик мой отросток, то я бы тебя саму сделал звездой шансона. Что ты на это скажешь»?

Молчание.

«- А что ты подумала, когда я сказал о моём отростке?»

Опять молчание.

«- Ну не буду тебя смущать, милочка, - прервал паузу Хулиган. Отростком я называю мой хвостик.

- Так что же, вы хвостатые? – удивилась девушка.

- Да, оба и у обоих растут рога, - захихикал гомик.

- Если ты придёшь в нашу студию, то мы дадим тебе их пощупать, - засмеялся Хулиган, и этой же ночью устроим груповуху. Не пожалеешь, приходи к нам».

Раздались короткие гудки. По-видимому, девушка бросила трубку.

"- Сорвалась рыбка с крючка", - нахально заявил хулиганистый голос.

Я больше не стал слушать его мерзопакостные излияния, перенастроил приёмник на волну «Радио-культура» и стал думать под звуки классической музыки о том, как низко пала наша общая культура, когда гиперпространство заполняется подобными скабрезностями. Вдруг у меня возникло неодолимое желание вызвать из небытия моего оппонента. Я четыре раз стукнул тростью о пол. Но никто не появился. Я вздохнул с облегчением. Наваждение прошло. Но как только я собрался сесть за чтение одной из моих перформативных книг, опять возникло свечение, и появился мой оппонент-красавчик.

- Извини, приятель, что замешкался, - сказал он развязно, - не всегда просто вернуться из тех дебрей четвёртого измерения, где кипит и бьет ключом полнокровная жизнь, ни то, что это болото, где ты прозябаешь.

- Неужели наша земная жизнь кажется вам серой? – удивился я.

- Да как сказать? – уклончиво ответил красавчик. – Прошлый раз мы говорили об ориентации в пространстве. Так вот я считаю, что люди совсем не могут ориентироваться в нём, потому что не знают даже то, что находится рядом с ними. Я открою тебе глаза, и ты увидишь, что этот город заселён духами, богами, уродами, зверями, тонкими сущностями и всякими диковинными существами.

- Только что я слышал разговор двух таких сущностей с сатанинской радиостанции, от которого меня чуть не стошнило.

- Ты имеешь в виду двух бесёнков со “станции творческих натур» STN, которые засоряют эфир непристойностями? Так это самая популярная радиостанция среди жителей этого города.
 
- Но разве можно такое слушать, - удивился я.

- Эту радиостанцию слушают все, и уж тем более, молодые люди. Спрос рождает предложение. Не у всех жителей города такие изысканные вкусы, как у тебя. И не каждый человек так начитан, как ты. Будь к ним снисходителен.

- Но мне совсем не понятно, зачем идти на поводу их дурных вкусов, не лучше ли их воспитывать, поднимать их культурный уровень, прививать им хороший вкус.

- Вряд ли они хотят этого, - усомнился красавчик. – Сейчас всё в нашей стране зиждется на самоокупаемости. Тот, кто заказывает музыку, тот и танцует девушку. Если он не приемлет твою культуру, так ты хоть лопни, или лоб себе расшиби, ничего не добьешься. И как говорят в народе, горбатого могила исправит. Каждый человек привык вариться в своём собственном соку. И у каждого человека есть свой собственный дух, запах, вкус, взгляд на жизнь. Ты не исправишь этот мир, а только набьешь себе шишки и синяки. Люди стоят за свои убеждения горой. Такова жизнь, милостивый ты мой. В этом, наверное, и заключен секрет разнообразия во Вселенной. И если ты хочешь что-то в этом понять и немного разобраться, то я предлагаю тебе совершить со мной прогулку по ночному городу. И ты сразу же увидишь, что в этом мире не всё так просто, как кажется на первый взгляд.

- Как я могу увидеть?! – возмутился я. – Я же – слепой.

- Это уж моя забота. Хочу только сказать, что ваш город, и впрямь, является уникумом во вселенной. Здесь облюбовали места боги не только со всего земного шара, но и многие тонкие сущности из далёких звёзд и галактик. Тебе нужно только всмотреться в них, и ты увидишь…

- Вы опять за своё?! – воскликнул я, теряя терпение. – В конце концов, это невежливо напоминать мне каждую минуту о моей слепоте. Скажите мне, как я могу всмотреться в них, когда я ничего не вижу.

- Но меня же ты видишь. Уверяю тебя, всё зависит от воли человека. Я докажу тебе, что посредством воли можно научиться не только видеть такие вещи, которые даже зрячему не под силу разглядеть. Я передам тебе тайные знания, посредством которых ты узнаешь истину. Одевайся.

- Но я и так одет.

- Разве у тебя нет костюма поновее.

- Есть один, но я его одеваю в исключительных случаях. Например, когда в обществе слепых устраиваются ежегодные отчётно-выборные собрания.

- Чтобы слепые поглазели на твой новый костюм? – расхохотался красавчик.

Без лишних комментариев я переоделся в новый костюм, и мы вышли из дома. Когда я спускался с пятого этажа по лестнице, залитой электрическим светом, я спросил моего провожатого, почему он не появлялся передо мной раньше, когда я был ещё зрячим.

- Ну, ты и нахал! – воскликнул тот, придя в негодование. - Неужели тебе не известно, что тонкие сущности могут вселяться в любые живые существа. Так, например, чтобы проникнуть к тебе, в то время, когда ты ещё видел, я вселился в муху, которая сидела на стекле твоего окна и слушала, как ты читал Платона. Я хотел на тебя только поглядеть, но ты прервал своё чтение, подошёл к окну и придавил меня ногтем к стеклу, вернее, не меня, а то бедное существо, которое я одухотворил. У бедной мухи аж кишки из живота вылезли. И мне ничего не оставалось делать, как вновь всплыть в эфир бестелесным призраком. Вот какой ты жестокий.

- Извини, - произнёс я с виноватым видом.

Мы вышли на улицу. Над бульваром и набережной зависла полная луна и подобно огромному фонарю заливала всё вокруг своим фиолетовым светом. Мы направились к реке.

- Хочешь, я покажу тебе весь город с высоты птичьего полёта? – спросил меня красавчик.

- Но как ты это собираешься сделать? – удивился я.

- Ты забываешь о моих способностях, - напомнил он мне. – Я могу нас превратить в птиц.

- Но птицы по ночам не летают, - возразил я ему.

- Но тогда давай станем летучими мышами.

- Как же я тогда увижу город? – удивился я. – Ведь летучие мыши такие же слепые, как я.

- А мы станем зрячими летучими мышами, и будем видеть даже в темноте, - засмеялся красавчик.

И в следующее мгновение какая-то неодолимая сила понесла меня вверх в небо, как то белое пятно, которое я видел над местом аварии.

- Что происходит?! – воскликнул я со страхом пискливым голосом. – Почему мы поднимаемся вверх?

- Я же тебе сказал, что покажу город с высоты птичьего полёта, - пискнуло рядом со мной омерзительное существо, напоминающее летучую мышь, - а заодно и посмотрим, чем занимаются в городе достопочтенные горожане. Благо, что из-за жары в эту пору все окна в домах раскрыты настежь, а заодно и узнаем некоторые секреты этого города, чем он дышит и живёт.

Мы поднимались всё выше и выше. Под нами отливала лунным светом гладь реки, по берегам которой блестели кровлями крыш дома, башенки, купола церквей. Во многих окнах домов горел свет. Но в окна с потушенными огнями смотреть было гораздо интересней, потому что там происходили потрясающие сценки. Недалеко от драматического театра в гостинице актёров в одной постели лежало стразу три пары, попеременно предаваясь любви и меняя своих партнёров.

- Ну, как? – воскликнула отвратительная летучая мышь. – Разве такое увидишь в дневное время? Я часто устраиваюсь по вечерам на подоконниках и смотрю на их страстную любовь. Должен признаться, что у них в постели любовного пыла больше, чем на сцене. Вот если бы все зрители могли видеть этот спектакль!

Мы пролетели мимо одного ресторана с большими окнами, где шло гуляние.

- А здесь собралась прекрасная компания, - прошипела летучая мышь, - позднее мы можем присоединиться к этому веселью, если ты пожелаешь. Посмотри, сколько там симпатичных девушек. Ты сможешь выбрать любую. Для этого я смогу дать тебе моё обличие. Признайся, ведь такому, как я, не откажет ни одна девушка.

- Такой мерзкой летучей мыши? – удивился я.

- Ну, что ты такое говоришь, - воскликнула летучая мышь, - ты же знаешь мою истинную сущность. Посмотри, у них столы ломятся от яств. Они, явно, намерены гулять до утра. Многие из них уже пьяны, мы могли бы попользоваться не только их кошельками, но и красавицами. Может быть, ты прямо сейчас хочешь полакомиться их угощениями?

- Я не голоден, - холодно ответил я.

- Но пусть пока повеселятся без нас, - согласилась летучая мышь, - но не очень долго, а то вдруг у них возникнет драка, и они перебьют всю посуду, опрокинут столы, и угощение с пола уже будет не таким вкусным. А самых красивых девушек уведут, как лошадей из стойла, и разберут их по постелям.

Мы пролетели над огромным стадионом с потушенными огнями, где по стартовой дорожке в свете луны бежал всего один человек.

- Вот видишь, - сказала мне летучая мышь, - какие бывают упорные люди. Чтобы стать чемпионом мира, этот марафонец даже не спит ночью. Всё бегает. Если не умрёт от разрыва сердца, то обязательно поднимется на пьедестал почёта. Уважаю такие целеустремлённые личности.

Рядом со стадионом находился медицинский институт с общежитием студентов, которые по ночам предавались зубрёжке на латыни всевозможных болезней и чудодейственных лекарств. В этом же квартале находились университетская клиника и родильный дом. В одном из окон клиники была видна операционная, где на столе лежал разрезанный пациент, а над ним, склонившись, колдовали несколько врачей с марлевыми повязками на лицах и скальпелями в руках, обтянутых перчатками. Рядом, в соседней комнате лежал другой пациент, вероятно, уже зарезанный ими и накрытый с головой простынёй. В соседнем корпусе в родильном отделении орало сразу несколько новорождённых. Медсёстры ходили между рядами детских коек с бутылочками молока и кормили младенцев.

- Вот видишь, как здорово устроено! – воскликнула летучая мышь. – Всё - в одном месте, одних принимают в этот мир, а других выпроваживают на тот свет.
Мы пролетали над мрачным зданием с зарешеченными стенами.

- А это дом умалишённых, - сказала летучая мышь, - а ещё их называют убогими. Потому что живут они рядом с Богом и строят Святую Русь. Это единственно достойное место в нашей стране, где люди чувствуют себя свободно и обеспечено. Я уважаю их всех.

Мы летели мимо пятиглавой церкви, сверкающей сусальным золотом крестов и куполов в лунных лучах. Окна церкви были темны.

- А батюшка этой церкви заседает сейчас на тайном совете священнослужителей, - молвила летучая мышь, - если хочешь, то мы можем послушать их тайные и истинный мысли, узнать, что, вообще, они думают о религии.

Я ничего не ответил ему.

Мы летели над бывшем Иерусалимским кладбищем с землёй, привезённой ещё в XIX-м веке купцами из святых мест Палестины. Однако после октябрьского переворота коммунистические власти выбросили из этой земли кости православных горожан и переделали кладбище в Центральный парк культуры и отдыха. Сейчас здесь играл духовой оркестр, на танцплощадке кружились пары. Рядом с ними проносились поезда американской горки, крутилось колесо обозрения, веселилась и визжала публика, взлетая на качелях высоко в ночное небо, а влюблённые парочки предавались любви прямо в тенистых кустах, впитавших в себя прах прошлых поколений. Примыкая оградой к парку, стоял буддийский храм, из одной пагоды которого слышалось позвякивание колокольчика и монотонное чтение сутры бонзой. Пролетев три узкие искривлённые улочки с убогими домами, мы вылетели квартал китайского рынка, который в народе называли Шанхаем. Несмотря на поздний вечер, на нём шла бойкая торговля, прямо на тележках выпекались рисовые лепёшки, варились позы, готовилась лапша и похлёбки из свиной и говяжьей требухи. На вратах китайского рынка сидел золотой дракон и лениво, но с одобрением смотрел на ночную суету и не бойкую торговлю. Время от времени в небо взвивались шутихи и рассыпались фейерверком, как во время большого карнавала. Китайцы обожали праздники, тем более на чужбине в память о своих родных местах, оставленных в Поднебесной.

Рядом с Шанхаем размещался общий городской рынок, построенный ещё, по приданию горожан, древними египтянами, и где торговые места уже давно принадлежали азербайджанцам, тюркам, татарам и кавказским народностям. В ночное время эти труженики спали, и окна павильонов центрального рынка были погружены во тьму. Недалеко от рынка высилась старая заброшенная городская каланча, куда мы и приземлились отдохнуть от долгого полёта. Вероятно, отсюда пожарники обозревали самый знаменитый пожар 1872 года, когда сгорело три четверти всего города, выстроенного тогда из дерева.

- Ну, как? - спросил меня красавчик, принявший свой первоначальный вид. - Понравился тебе ночной полёт над городом? Посмотри, какой великолепный вид открывается с этой высоты.

Мы стояли на полусгнивших досках площадки обзора и смотрели в разные стороны света. Несмотря на поздний час в южной и восточной частях города кипела жизнь, в окнах горел свет, по улицам проносились дорогие машины, подвыпившие прохожие горланили песни, никто не хотел спать. Однако северные и восточные части уже погружались во тьму. Люди там ложились спать рано, ещё засветло тушили свет. Северо-восточнее башни высился шпиль минарета исламской мечети. В домах рядом с ним было уже темно. Мусульмане спали крепким сном. Северо-западнее каланчи возвышалось капитальное сооружение синагоги, там ещё горел свет, но люди уже готовились ко сну.

- Сколько же в нашем городе живёт всякого люда? – удивился я. – Сколько народов и сколько религий! И как они только уживаются все на одном месте?!

- Интересный вопрос, - сказал красавчик, - но если ты, в самом деле, хочешь это знать, я могу тебе устроить посещение тайной вечери. Как раз в эту ночь собираются священнослужители всех этих народов, чтобы обсудить правила совместного общежития и критерии истинной веры.

- Интересно было бы их послушать, - согласился я.

- Тогда в чём вопрос?! – воскликнул красавчик. – Полетели на их тайную встречу, а заодно и понаблюдаем ночную жизнь города.

Мы опять превратились в летучих мышей, снялись с каланчи и полетели на запад к морю бушующих огней. Пролетая над центральной улицей, мы увидели монгольское консульство и дом, где обитал знаменитый писатель-эзотерик, ночной клуб, где вход для девушек был бесплатным после того, как они выпивали кружку неразведённого спирта, после чего их можно было брать тёпленькими. Позади нас остались также японский информационный центр с истинным самураем, исповедовавшим втайне от всех учение о Великом светлом и тёмном пути Тайоммёо-до, центр по изучению иудаизма с самым умным в городе раввином, преподающим тоже втайне своим ученикам каббалу, и дом журналистов, где коллеги по перу также тайно устраивали ночные оргии и коллективный разврат. Наконец, мы вылетели на самую большую площадь города, рядом с которой был разбит сквер с огромным фонтаном. Это, так называемое лобное место, где власти проводили разные официальные мероприятия и празднества, окаймляли здания мэрии, Дома правительства, два православных храма, католический костёл и многоэтажная гостиница. Наш путь лежал к готической колокольне католического костёла. Влетев в звонницу, я со всего маха стукнулся головой о колокол, да так, что колокол зазвенел тревожным дребезжащим звуком.

- Тс-с! – воскликнул красавчик, приставив к губам палец. – Ты так переполошишь всех святых отцов.

По всей видимости, так оно и случилось. Мы услышали поднимающиеся шаги по лестнице, ведущей снизу на площадку звонницы.

- Чтобы нас не заметили, нам придётся стать тараканами, - воскликнул красавчик.

Не успел я ещё ему крикнуть, что тараканы вызывают во мне чувство брезгливости и омерзения, как ощутил, что лечу в бездну, хлопнувшись со всего маху своим телом о каменный пол звонницы. Вокруг себя я видел огромные стены, уходящие высоко ввысь к тёмному потолку, а рядом с собой обнаружил огромное чудовище в мой рост на шести лапа с длинными усами. Это чудовище пошевелило усами и сказало противным утробным голосом:

- Сейчас нас ни одна сволочь не обнаружит.

Только после этих слов я понял, что я и мой напарник превратились в тараканов.

- Боже праведный! - произнёс я, старясь говорить как можно тише. – Что же с нами случилось?

- Ничего страшного? – ответил тараканище. – Простая предосторожность. Но ты можешь не шептать, а говорить громко, всё равно нас никто не услышит.

На лестнице продолжали слышаться шаги, но на это раз они были намного громче и походили на удары в гигантский гонг. Я думал, что перепонки от этого грохота в моих ушах лопнут. В отблесках уличного света мы увидели, как из проёма в полу показалась огромная голова великанши в белом монашеском чепце, затем тоже белый огромный воротничок и чёрное платье неимоверных размеров. Огромные ноги в туфлях ступили на каменные плитки пола. Мы и мой напарник забились по углам, чтобы нас не раздавили эти гигантские ноги.

- Что там, Марта? – послышался снизу громовой мужской голос.

- Никого нет, святой отец, - ответила Марта не менее громовым голосом, - может быть, звякнуло порывом ветра.

- Подожди, я сейчас сам поднимусь, проверю, - сказал голос снизу.

На лестнице опять послышались шаги. Мы продолжали с напарником сидеть по углам, затаив дыхание. На площадке места было не много, и мы боялись быть растоптанными этими гигантами.

Когда святой отец поднялся на звонницу, мы увидели, как этот огромный гигант в длинной чёрной сутане, подошёл к гигантше и обнял её за талию.

- Что вы делаете, святой отец? – молвила испуганно Марта, уже менее раскатистым голосом. - Это же тяжкий грех в кирхе придаваться такому блуду, приходите ко мне ночью в келью, как обычно, и мы при помощи молитв всё сладим, укротим вашу гипер-возбудимость.

- Марточка, ты меня возбуждаешь на колокольне, - грянул сверху глас человеческий, - мне и раньше хотелось затащить тебя сюда и принародно поставить к перилам.

- Вы говорите такое непотребное, что уши у меня сворачиваются в трубочку.

- Глупенькая, да это я взял в рот твоё ушко, красавица ты моя. Не сопротивляйся, всю равно, я тебя так просто отсюда не выпущу.

- А если услышат внизу?

- Никто не услышит, они так заняты диспутом, что если даже ты начнёшь стонать во весь голос, никто на твои стоны не обратит внимания.

Гигант стал своими огромными ручищами, поднимать ворох материи, похожий на театральный занавес, и нашему взору в блеклых отблесках ночного света предстала такая сцена, какую я никогда раньше не видел, и вряд ли ещё увижу. Вдруг я услышал рядом с собой утробный голос моего напарника:

- Нам нужно отсюда сматываться – делать ноги. А то, если он её повалит на пол, то уж точно, они нас раздавят. К тому же, я думаю, что нам будет не очень приятно смотреть, как гиганты занимаются половой любовью, у меня даже секс слонов вызывает отвращение.

В темноте кто-то потащил меня к проёму в полу звонницы. Спускаясь по лестнице, мы долго слушали, как наверху продолжают свой разговор два гиганта, занимающиеся любовью.

- А это совсем неплохо придумано отцом Игнацио - собрать вместе первосвященников всех конфессий на философский диспут, - говорила МАРТА, - я слышала, что отец Игнацио, будучи молодым, окончил иезуитский колледж, получил степень учёного и стал выдающимся ритором.

- Ещё бы, - молвил ей в ответ СВЯТОЙ ОТЕЦ, - это он разработал и детализировал теорию трёх кругов святой веры, которая потом была принята на вооружение Святейшим Папой, как один из догматов нашей Святой Церкви. По теории этих трёх кругов получается, что вокруг нашего Господа имеется первый сиятельный круг, в орбите которого вращается наша святая католическая церковь. Второй круг – менее светлый. В него входят православные и другие христиане. И третий круг тёмный, чуть подсвеченный мерцающим светом. В него входят все другие религии, которые допускают наличие единого Творца, но которые в своем понимании ещё не доросли до знаний нашего уровня…

Чем ниже мы спускались вниз по отвесной стене колокольной башни, тем светлее становились круги вокруг нас. Внизу лестница входила прямо в небольшую комнату, заваленную церковным хламом, где через открытую дверь слышались голоса дискутирующих святых отцов. По стене мы с напарником переползли в открытый зал с высоким потолком и готическими стрельчатыми окнами и по потолку направились к огромной свисающей вниз хрустальной люстре. Внизу под нами рядами стояли кресла, а на амвоне рядом с органом стоял епископ Его Eccelenzio святой отец Игнаций и отбивался от нападок представителей других церквей. Его план триумфа Святой католической церкви оборачивался пока что поражением для него.

По задумке святого отца Игнацио гости были рассажены таким образом, что все нечистые, по его мнению, а именно два раввина, мула, лама, кришнаит, даос и бонза сидели в одной половине зала по левую руку от него, а христиане: православные, лютеране и сектанты находились в другой половине по правую руку.

- Интересно знать, - сказал мне мой сотоварищ-таракан, уцепившийся лапками за потолок, - смогут ли они в таком составе доискаться до Истины. Посмотрим, каково придётся тому, который считает, что его вера основана на убеждении, что именно его церковь держит в своих руках ключи от врат небесных.

Так как мы с сотоварищем находились вниз головой, то нам все святые отцы казались сосульками и сталактитами, приросшими к потолку.

- Я думаю, что Латинская Церковь до сих пор оплакивает свою ближайшую союзницу Святую Инквизицию, которая добродетельно посылала таких, как мы, на костёр, - сказала одна свисающая сосулька, по-видимому, принадлежащая к протестантскому лагерю. – Но времена изменились, и мы можем свободно говорить то, за что нас в своё время подвесили бы на дыбы, или пытали бы раскаленным железом.
 
- Да уж со Святой Инквизицией мы бы не допустили такого распространения ереси по всей земле, - отбивался от него святой отец Игнацио. – Это только подумать, сколько заблуждающихся по вашей вине будут гореть в аду. И эти ереси плодятся каждый год, как грибы после дождя, из-за так называемой вашей свободы совести. Вы считаете, что вы держите в руках истину? Не истину вы держите, а фиг на постном масле, а ещё кошельки своих прихожан.

В это время слово взял буддист в жёлтом одеянии с открытой грудью.

- Нам бы не хотелось весь вечер слушать препирательство христиан. Вы могли бы выяснять свои отношения, собравшись отдельно от нас. Может быть, вы соблаговолите выслушать и наше мнение об Истине.

- И какое же ваше мнение? - спросил его красный как рак отец Игнаций.

- Мне кажется, что есть только одна истина на Земле, и она неизменна. Она заключается в том, что нет никакой истины на земле.

- Как!? – воскликнул отец Игнацио и другие святые отцы. – Вы считаете, что все мы заблуждаемся, и только вы обладаете этой Истиной.

- Я тоже не обладаю ею, - спокойно ответил монах. – Но что касается ваших заблуждений, то они очевидны. Человеческая мысль уже много тысячелетий ходит по кругу. Так или иначе, все мы копируем одни и те же прописанные нами же когда-то истины, которые ничего общего не имеют с небесными истинами. Все мы глубоко заблуждаемся и судим о небе и о других космических тайнах, исходя из своих человеческих мерок.

- Что вы имеете в виду? – запальчиво воскликнул отец Игнацио.

- А то, что все наши заблуждения произошли от одного источника – семян Древнего Востока. Все наши символы и философские обоснования взяты из Индии, так или иначе, копированы и перенесены на нашу почву, на которой бурным цветом расцвели цветы нашей собственной философии. Но в основе-то всего этого лежит лишь одно: как трахнуть женщину и получить от неё ребёнка.

Это заявление вызвало среди присутствующих реакцию близкую к столбняку. Все сосульки и сталактиты на некоторое время превратились в соляные столбы.

- О чём вы говорите? Не забывайте, что вы произносите эти богохульные речи в моем храме. Постыдились бы! – вскричал бледный как смерть отец Игнацио.

- Как ни горестно это сознавать, - спокойно ответил ему буддийский монах, - но истина сейчас заключена именно в этом.

- Поясните свою мысль, - раздались с мест голоса нескольких сосулек.

- Я скажу вам, что всё эти семена происходят от трёх мистических букв: А У М.

- Вы, случайно, не из запрещённой секты Аум-сирикё Асахары? – спросил его отец Игнацио.

- Нет, - спокойно ответил ему буддийский монах и продолжил. – Я сейчас растолкую вам мою мысль. Эти три древние мистические буквы обозначают: ТВОРЕНИЕ, СОХРАНЕНИЕ и ПРЕОБРАЖЕНИЕ. Святые отцы католической церкви скопировали у браминов не только обрядность, но и все их символы веры, которые разбавили многими инновациями языческих культов, и выдали это за своё изобретение. Мы, конечно, понимаем, что на пустом месте не может ничего возникнуть, но выдавать свои убеждения как критерий истинности и правильности веры для всего человечества, это уже придел всякого нахальства.

- Это почему же? – искренне удивился отец Игнацио.

- Потому что и культ Троицы, и культ Девы Марии, матери маленького Иисуса, заимствованы из того же мистического слога АУМ, что означает: Творение – мужчину с его фаллосом, Сохранение – женщину с её вагиной, и Преображение – рождение младенца. Как ни крути, а смысл данной формулы будет всегда одинаков. Можно, конечно, завуалировать его разными глубокими рассуждениями, одеть в роскошную мантию философии, напустить мистического тумана, но суть всего этого останется той же. Как бы мы с вами не старались придать этой формуле более отвлечённое значение, всё равно будет одно и тоже: мужчина зажимает женщину, чтобы впустить в неё своё семя, с тем, чтобы родился ребёнок, продолжатель его рода. Вот и вся простая арифметика. Один плюс один получается ещё одни, а иногда и два или три. Таков закон природы. А всё, что вокруг него, – домыслы.

- Но тогда, что такое Бог? – ошарашено воскликнул отец Игнацио.

- Этого нам не ведомо, - молвил монах и сел на своё место.

За время этой дискуссии мы доползли с сотоварищем до люстры и стали спускаться по цепи, удерживающую её на потолке.

- Вот, видишь, - сказал мне тараканище, - они даже не знают, что такое Бог, а создают свои религии и поклоняются неизвестно кому. Полетели отсюда. Я тебе покажу настоящие небеса и настоящую небесную жизнь. Но, прежде всего, ты должен оставить своего продолжателя на земле.

От ярких ламп люстры мне стало жарко, к тому же свет слепил глаза. Поэтому я не стал возражать. Единственно, что меня интересовало, это то, как мы выберемся из храма.

- Но мы же тараканы, - сказал я ему, - разве тараканы летают?

- Ты забываешь, кто я такой, и какими способностями обладаю, - воскликнул мой сотоварищ.

В следующую минуту мы уже превратились в ночных бабочек и кружили вокруг сияющей люстры. Пролетев через весь зал, где продолжали спорить святые отцы, мы вылетели в открытое готическое окно на улицу.

Вокруг нас ярко светили фонари и огни рекламы. Лёгкий ночной ветерок понёс нас на юг в сторону реки. Мы пролетели мимо Дома правительства и института иностранных языков, где всегда учились самые симпатичные девушки города. На крыше одного банка мы увидели двух грабителей, который с мешком денег пытались по веревке перебраться на крышу соседнего здания. На балконе пятого этажа одного дома мы увидели голого мужчину, притаившегося за перилами в страхе, что его вот-вот обнаружит неожиданно вернувшийся муж его любовницы. В окне другого дома мы узрели стоящем на подоконнике трёхлетнего голенького карапуза, который мочился прямо на голову своего брата, целующегося с девушкой у подъезда. А ещё через квартал перед нами предстал пьяница, карабкающийся по водосточной трубе в свою квартиру, откуда его выставила его разъярённая супруга. За этим домом высилась подобное океанскому лайнеру огромная сверкающая глыба здания гостиницы «Интурист», недалеко от которой находился мой дом.

- Давай снижаться, - крикнул мне порхающий рядом со мной мотылёк, - а то нас унесёт ветром в реку.

С большим трудом, преодолевая потоки воздуха, нам удалось снизиться над автомагистралью, проходящей вдоль набережной и бульвара. Когда мы уже были в нескольких метрах от шоссейной дороги, меня вдруг сбила стремительно несущаяся машина скорой помощи. Я кубарем покатился по дороге. Машина затормозила. Из неё сразу же выскочили водитель, врач и медсестра.

- Откуда он взялся?! – в ужасе воскликнул водитель. – Вы же сами видели, никого не было, и вдруг этот пешеход.
 
Но всю эту картину я как будто взирал со стороны. Врач с медсестрой наклонились над моим телом, прощупывая пульс и пытаясь меня привести в чувство. Потом они втроём погрузили меня на носилки и втиснули в машину, включив сирену, понеслись к клинике, которая находилась недалеко на этом же бульваре. На какой-то момент мне показалось, что я прозрел, и из окна скорой помощи увидел чугунную статую царя Александра III в казацком мундире, взирающего на восток, туда, куда уплывал я в полусознательном состоянии. Затем всё погрузилось во мрак.
Очнулся я от запаха нашатырного спирта. Кругом была темнота, и я вновь вспомнил, что я – слепой. Рядом со мной кто-то сидел.

- Где я, - спросил я слабым голосом.

- В университетской клинике, - ответил приятный женский голос.

- А как я сюда попал?

- Вас сбила скорая помощь. Но вы не волнуйтесь, у вас ничего не повреждено, небольшая гематома в области бедра и ушибы на руках и ногах. Сейчас мы уже знаем, кто вы. Но как вы отважились на прогулку в такое позднее время, да ещё вдоль проезжей части магистрали, не обладая при этом зрением. Вы, и в самом деле, отважный человек?

- Вы полагаете, - слабо улыбнулся я.

Молодая женщина задержала дыхание, но потом, как бы набравшись смелости, обратилась ко мне:

- А можно вам задать вам один вопрос?

- Пожалуйста, - ответил я.

- Кто был тот симпатичный молодой человек, который оказался рядом с вами в тот момент, когда вас сбила наша машина? Он ваш родственник?

- Почему вы так думаете? – спросил я.

- Уж очень много он говорил о вас хорошего.

Я пожал плечами и ответил:

- Так один мой хороший знакомый.

- А как его зовут?

Но не мог же я признаться ей, что им был я, иначе бы меня сразу же перевели из травматологии в психушку, поэтому и сказал ей:
 
- Его зовут Красавчик.

- А он женатый человек?

- А почему вы меня спрашиваете?

- Когда мы укладывали вас в карету скорой помощи, он назначил мне свидание?

- Когда и где? – удивился я.

- Завтра вечером на том же месте, где вас сбила машина. Так вы не ответили на мой вопрос.

- Он холост как божий перст.

Я не знаю, почему я сделал такое сравнение, ничего более умного мне не пришло в голову. Медсестра тут же извинилась и, сославшись на неотложные дела, простилась и поспешила уйти.

Вот дела, - подумал я, оставшись один.

Я постарался вспомнить местонахождение университетской клиники, той самой, которую я видел, будучи летучей мышью, пролетая над ней. Я вспомнил операционную, где лежал разрезанный пациент у окна, и ещё один пациент, накрытый с головой белой простынею, в соседней комнате. Я вспомнил, что клиника находится на бульваре не очень далеко от моего дома, если прямо идти по прямой линии по этой самой дороге, где меня сбила машина, и никуда не сворачивать, то можно довольно просто найти мой дом. В больнице мне оставаться не хотелось. Я также попытался вспомнить образ той медсестры, которая хлопотала возле меня, когда я, не отошедший ещё от превращения в чёрную бабочку, лежал возле скорой помощи. И вдруг я вспомнил, что у неё были светлые волосы, стройная фигура, большие голубые глаза и красивые руки. Вероятно, поэтому мой красавчик запал на неё, - подумал я, - и даже успел в этой суматохе назначить ей свидание. Интересно, - опять я подумал немного позже, - как он пойдёт к ней на свидание без меня?

Ощупав своё тело, я почувствовал боль в бедре. Колено правой ноги и локоть левой руки были перевязаны. На лбу к ссадине был приклеен пластырь. Ощупью я нашарил свою одежду, уложенную на спинке стула, оделся. Тут же возле кровати стояли ботинки и тросточка. Приведя себя в надлежащий вид, я встал с кровати и при помощи трости попытался определить свое местоположение в помещении. И тут я вспомнил о совете красавчика, стоило мне четыре раза стукнуть тростью о пол, и он мог появиться и помочь мне выбраться из больницы.

Я так и сделал, и тут же увидел перед собой красавчика во всём его великолепии, который с упрёком сказал мне:

- Ну, и странную фамилию ты мне придумал. Значит, по-твоему, я как лошадь называюсь Красавчиком?

- А как мне нужно было тебя назвать?

- У меня нет названия, потому что я твой дух. Дух вечный и свободный, который ни к чему не привязывается, а поэтому не имеет никакого имени. Просто я временно живу в твоем теле. Да, временно я к тебе привязан, но настанет пора, и я покину твою бренную оболочку. Кем я буду потом – это покажет время. Но я бы не хотел, чтобы мне давали имена. Имя преходяще, я же вечен.

- Но как я должен был назвать тебя медсестре?

- Назвал бы своим именем.

- И попал бы прямой дорогой в дом умалишённых. Она знала уже моё имя. Зачем ты назначил ей свидание?

- Я не назначал ей никакого свидания, - нахально заявил красавчик, - это ты сам в бреду попросил с ней встречи на следующий вечер на том же месте, где тебя сбила машина. Я это слышал своими собственными ушами.

Я задохнулся от такой наглости, и какое-то время не мог вымолвить ни слова. Но затем я взял себя в руки и довольно спокойным тоном заметил ему:

- А вот она утверждала, что это ты добивался с ней встречи, и описала тебя как симпатичного молодого человека.

Красавчик не стал со мной спорить, а лишь заметил:

- Она просто ошиблась. Но если ты хочешь, мы можем отправиться к ней на свидание вдвоём.

- В данный момент я хотел бы выбраться из этой больницы, - раздражённо сказал ему я.

Пока мы с ним разговаривали, ко мне опять вернулось моё внутреннее зрение. Я уже чётко видел очертание стен палаты приёмного покоя, хотя свет в комнате был потушен. С улицы в окно проникал свет уличных фонарей. Кроме моей кровати в комнате стояла ещё одна застеленная кровать, а также две тумбочки и два стула. Я подошел к двери, но дверь оказалась запертой снаружи.

- Как же мы отсюда выберемся, - спросил я у красавчика.

- Ты, наверное, опять забыл, что я обладаю экстраординарными способностями, – молвил он. - Ты же видишь, что форточка открыта. Этого нам вполне достаточно, чтобы выбраться отсюда. Кем ты хочешь стать на этот раз?

- Как будто раньше ты меня спрашивал, кем я хочу стать, превращая меня в таракана, - буркнул я недовольным голосом.

- Раньше всё происходило сообразно ситуации, - ответил он. – Но если ты не возражаешь, то мы отправимся из больницы в образе сов.

Не успел я ещё ему ответить, как какой-то неведомой силой меня понесло прямо в форточку, и я оказался на улице. Взмыв в небо, я опять оказался рядом с моим напарником, летящим в образе совы. Мы пролетели над корпусами медицинского института, где студенты упражнялись в искусстве хирургии на трупах. Затем мы летели над стадионом, по дорожкам которого всё ещё продолжал свой бег будущий чемпион. Наш полёт проходил также над театром, в котором артисты бурно отмечали премьеру спектакля, и чья вечеринка превращалась в настоящую порнуху. И, наконец, мы приближались к ресторану, где всё ещё продолжалась пьянка.

- Куда мы летим? – воскликнул я встревожено.

- В ресторан, - ответила мне пучеглазая птица.

- Но я хочу домой, - сказал я ему.
 
- А я хочу подкрепиться. Залетим только на минутку. Не пожалеешь.
Мне ничего не оставалось делать, как подчиниться его настырному требованию. Мы спустились к входу в ресторан. Как только наши ноги коснулись земли, мы вновь приняли человеческий облик. Красавчик остался таким же неотразимым красавчиком, а я – самим собой. Швейцар услужливо открыл двери перед ним и, как мне показалось, с недоверием и несколько презрительно покосился на меня.

В ресторане дым стоял коромыслом. Посетители курили сигареты, на небольшой сцене играл джазовый оркестр. Несколько пар танцевало в середине зала. Метрдотель проводил нас к маленькому столику на двоих, стоящему у стены, и тут же подбежал официант и каждому из нас протянул меню. Красавчик, раскрыв меню, попросил меня:

- Закажи всё, что твоей душе угодно.

- На какие шиши? У меня даже кошелька с собой нет, - заметил я ему.

- Об этом не думай. Я оплачу всё. Организуем сегодня праздник для души.

- У тебя есть деньги? – удивился я.

- Деньги – понятие преходящее, - ответил он и, захлопнув меню, заказал официанту самые дорогие кушанья и вина, имевшиеся в ресторане.

Официант ушёл. Красавчик окинул взглядом победителя зал и спросил меня:

- Скажи, какая из этих девушек тебе нравится более всего?

Я посмотрел в зал и заметил:

- Так все девушки заняты. Они с парнями.

- Это тебя не должно волновать.

- Как это? - удивился я.

- Я всё улажу. Ты только скажи мне, кто тебе понравился.

Я ещё раз окинул взором зал. Моё внимание привлекла девушка писаной красоты, сидящая за столом с подругой и тремя парнями.

- Ну, если хочешь знать, то больше всего мне нравится вон та, и я показал кивком головы на девушку.

- Губа не дура, - засмеявшись, воскликнул Красавчик. – На твоём месте я бы выбрал именно её, так что наши вкусы с тобой совпадают. – И это ничего, что она сидит рядом с самым опасным в городе мафиози, который нежно ухаживает за ней и желает на ней жениться. Кстати, этот мафиози перетрахал в городе всех девушек, а её не тронул. Потому что она девственница. И он решил с ней начать половую жизнь после свадьбы. Похвальное решение, которое в наше время встречается редко, тем более у таких мафиози.

Я ещё раз боязливо посмотрел в их сторону. И мне показался парень, сидящей рядом с ней с вульгарной наружностью, настоящим злодеем.

- Удивительно, - заметил я, - неужели такая видная девушка может полюбить такого парня?

- Она его и не любит, - ответил красавчик. – Просто она его боится, и ничего не может сделать в этой ситуации. При таком обожателе ей сложно найти защитника. Уж такая у неё судьба.

Мне стало жаль эту девушку.

К нам подошёл официант с подносом, полным закусок и бутылок вина и стал ими заставлять наш столик. Затем налил вино в наши бокалы и пожелал приятно провести время. Когда он отошёл от нас, красавчик жадно набросился на выставленные на столе деликатесы. Я же стал потягивать из бокала вино с утончённым ароматом и вкусом.

- Ты хотел бы её трахнуть? – вдруг спросил меня красавчик.

- Что ты такое говоришь?! – ужаснулся я, с опаской посмотрев в сторону их стола.

- Я думаю, что в отместку своему жениху она переспала бы сейчас с любым, настолько она его ненавидит.

- Откуда ты это знаешь? – удивился я.

- Я знаю всё, - заявил он безапелляционно и продолжил. – Стоит мне на неё дыхнуть, и она пойдёт с тобой на край света.

- Не верю, - твёрдо заявил я.

- Хочешь убедиться в правдивости моих слов?

Я ничего ему не ответил, а только пожал плечами.

- Тогда вот что сделаем, - сказал он, - через некоторое время ты пойдёшь в туалет, закроешься в одной из кабинок и подождёшь. Откроешь дверцу, когда тебе постучат четыре раза.

- И что произойдёт?

- К тебе придёт она и подарит тебе свою девственность.

- Рассказывай сказки.

Красавчик улыбнулся и заметил:

- Мне нравится, что ты перешёл со мной на «ты». Это говорит о том, что мы с тобой подружились, и будем отныне жить душа в душу. Так что, всё сладим. А если ты не веришь моим словам, то можем на что-нибудь поспорить.

- Я не имею такой привычки с кем-то спорить, - сухо заметил я.

- Но ты хочешь проверить истинность моих слов?

Не знаю, что произошло со мной в эту минуту. Может быть, я слишком много выпил вина, но я вдруг согласился.

- Ты сделаешь всё, как мы договорились? – спросил он меня, как бы пытаясь убедиться в моей решимости.

- Постараюсь, - смело заявил я.

- Ты уж постарайся, не подведи меня. И если девушка придёт к тебе, несмотря на свой животный страх, то дай ей то, что она хочет. Будь джентльменом. Иначе ты поступишь как самая последняя скотина. И она тебя возненавидит на всё жизнь.

Кивнув ему, я опустил голову.

И тут произошло невероятное чудо. Красавчик поднял руки и ударил в ладоши. В то же самое мгновение в зале установилась гробовая тишина. Я поднял голову и увидел, что всё замерло на своих местах. Люди, сидящие за столами и непринуждённо болтающие, официанты с подносами, спешащие выполнить заказы клиентов, танцующие и обнимающиеся пары, и даже дым, поднимающийся от сигарет – всё застыло, как будто кто-то невидимый сделал со всей этой сцены мгновенны снимок. Время остановилось.

Я, ошарашенный, перевёл взгляд на красавчика. Тот подмигнул мне, встал и направился к столу, где сидела девушка. Бесцеремонно выпотрошив карманы троих бандитов, он забрал все их деньги из кошельков и, дыхнув на девушку, вернулся на своё место. Как только он сел, всё вокруг вновь пришло в движение.
 
- Что ты сделал? – ужаснулся я. – Ты же забрал деньги у бандитов.

- Экспроприация экспроприаторов, - улыбнувшись, молвил красавчик, бросая на столик ассигнации, - этого хватит, чтобы с лихвой оплатить наш ужин. Я думаю, что это справедливо. Через несколько часов их карманы опять наполнятся деньгами. Так что деньги для них особой ценности не имеют, также как чужие и свои жизни. Всё равно через два дня их всех перестреляет другая соперничающая банда.

- Откуда ты это знаешь? – удивился я.

- Я всё знаю, - ответил он.

- А девушка? – со страхом спросил я, посмотрев в её сторону.

- А что девушка? – молвил красавчик. – Девушка будет жить, и радоваться жизни. Тем более что она, наконец-то, станет свободной.

В это время девушка повернулась и посмотрела в мою сторону долгим пристальным взглядом. Я смутился и потупил взор.

- Вот видишь, - сказал Красавчик, - она уже и глаз на тебя положила. Тебе пора идти в туалет.

Меня охватила робость.

- Может быть, не стоит этого делать? – выдавил я из себя.

- Как это не стоит?! – возмутился Красавчик. – Машина уже запущена. Хочешь ты этого или нет, она сама подойдёт к тебе и отдастся на глазах у всех. Ты же не хочешь, чтобы здесь возник скандал, да ещё со стрельбой.

Я опустил голову.

- А ну, марш в туалет, живо, - приказал он мне.

Я нехотя поплёлся в мужской туалет. Там никого не было. Как только я закрылся в кабинке, то тут же услышал стук каблучков по кафелю. Кто-то подошёл к дверце моей кабинки и постучал четыре раза. Я распахнул дверцу и увидел её. Она тут же заскочила в кабинку и захлопнула за собой дверцу.

- Времени мало, - сказала она своим ангельским голосом, - но не спеши и постарайся сделать всё не очень больно. Ты у меня первый.

Я обнял её и поцеловал в губы. Она ослабила узел моего галстука, расстегнула пуговицы на рубашке и просунула свою узкую ладонь мне на грудь. По всему моему телу разлилось тепло. Затем она стала расстегивать ширинку моих брюк. Я неистово заключил её в объятия и почти в беспамятстве проделал с ней всё, что всегда проделывал с женщинами, но на этот раз я испытывал то редкое блаженство, которое человек испытывает, вероятно, только в раю. К моему изумлению, ей тоже было приятно соитие со мной, потому что она, через некоторое время застонала. Когда мы кончили насыщаться друг другом, я увидел на своих брюках кровь. Кровь была и на подоле её платья. Вначале я испугался от мысли, что в тесной кабинке мог нечаянно поранить её, но потом вспомнил, что так бывает, когда девушка теряет свою невинность. В туалете всё ещё никого не было. Я вышел из кабинки, увлекая её к рукомойнику, открыл кран и смоченным платком стал оттирать на подоле её платья пятнышко крови.

- Оставь это, - сказала она, - я сама приведу себя в порядок. Лучше с себя сотри кровь.

Я не успел ей ответить, как распахнулась дверь, и в туалет ворвался её жених. Искры посыпались их моих глаз, и я опять погрузился во мрак.

Когда я очнулся, кругом была темнота. Вверху над собой я услышал голоса. Говорила девушка, та самая, с которой у меня только что была близость. Во всяком случае, голос принадлежал ей.

- Ну, что ты наделал? Ты только что убил человека. Эти твои звериные выходки меня уже доконали.

По-видимому, ей отвечал её разъярённый жених.

- Но почему он щупал твои колени? Кто он? И как ты здесь очутилась, в мужском туалете? И откуда эта кровь?

- Ты разве не видишь, человеку стала плохо. Я нашла его возле туалета в обмороке. Вначале я подумала, что он пьяный, но он слабо стонал. Я привела его немного в чувства, и решила смочить ему голову и обработать рану. Видишь, у него пластырь на лбу.

- Ты что? Дура? Не могла позвать официанта? - орал на неё жених. – Я же тебе запретил прикасаться к какому-либо мужчине!

- В таких случаях и минута промедления бывает подобна смерти, - оправдывалась девушка.

- А где ты взяла пластырь?

- Нашла в его кармане, - соврала девушка.

- Как? Ты лазила по его карманам?

- У таких людей всегда лежит в кармане лекарство или записка, разъясняющая, что нужно делать в таких случаях.

- А что он делал у твоих ног?

- Он пытался платком стереть с подола свою кровь, но я ему сказала, что сама её ототру, и чтобы он лучше позаботился о себе.

- Это я слышал, - заявил парень, - тебя долго не было, я забеспокоился и решил проверить, что с тобой случилось. Когда я стоял возле женского туалета, то и услышал твой голос и очень удивился, что ты с кем-то разговариваешь в мужском туалете.

- Я тебя понимаю, - спокойно ответила девушка. – Но ты разве не видишь, что я должна была оказать ему первую медицинскую помощь. И вот чем это закончилось. Человек лежит без движения и не подаёт признаков жизни. И всё это по твоей вине.

Жених ничего не ответил. Я слышал только его тяжёлое сопение.

- А вдруг ты его убил, что тогда?

- Убил, так убил, - зло заявил бандит. – Значит, ему туда и дорога?

- Куда дорога? – не поняла девушка.

- На тот свет. Дура.

- Какой ты кровожадный. А ещё хочешь быть моим мужем.

- И буду, - нагло заявил жених. – И ты ничего не сможешь сделать, чтобы не стать моей женой.

Я пошевелил головой и ощутил резкую боль в затылке.

- Видишь, жив твой пациент, - зло заметил парень. – Очухается.

- Ему надо бы оказать какую-то помощь.

- Ты уже оказала ему помощь. Если ещё раз прикоснёшься к нему, то я его прикончу. Пошли. Это уже не твоя забота.

Шаги затихли, и я остался один. Поднявшись с кафельного пола, я ощупью нашёл раковину и открыл холодную воду. На лице я ощутил липкую жидкость и понял, что это кровь. Смочив руки, я стал омывать лицо. В это время я услышал, как хлопнула дверь туалета, и на кафеле гулко отпечатались торопливые шаги, направляющиеся ко мне. Тут же я услышал за спиной голос красавчика:

- Извини, старина, - суетливо заговорил он. – Признаю, это моя вина, не углядел. И в нашем деле случаются промахи. Пока ты занимался с этой девчонкой, я присмотрел ещё одну в зале и пригласил её на танец, да заболтался с ней. Увлёкся, сам понимаешь, а когда увидел того женишка с невестой, сразу же смекнул, дело не ладное, что я дал осечку. Вот так всегда бывает: погонишься за двумя зайцами и не одного не поймаешь. А можешь нарваться и на скандал. Он что же, тебя побил?

- А ты разве не видишь? - с раздражением заметил я.

- Ты должен радоваться, что этот бандит, вообще, тебя не прикончил, - пытался ободрить меня Красавчик.

- А он как раз и собирался это сделать, да девушка ему помешала.

- Вот видишь, - уцепился он за мои слова, - по-видимому, девушка и впрямь в тебя втюрилась.
 
Пока я с ним разговаривал, ко мне опять начало возвращаться внутренне зрение. И я впервые за двадцать лет увидел своё лицо в зеркале. Как-то до этого я ни разу не удосужился посмотреть на свое отражение. За эти двадцать лет моей слепоты я заметно постарел. На меня смотрело совсем чужое лицо. Лысый череп окаймляли по краям жиденькие волосики. Левый глаз заплыл, а из опухшего разбитого носа сочилась полоска крови. На щеках выступила щетина. Моё лицо мне самому внушало отвращение.

- Да уж кого здесь любить, - вздохнул я, прижимая к переносице смоченный в холодной воде платок. – Такую рожу только и показывать на аттракционе ужасов.

- Ну, не скажи, - возразил красавчик. – Ты – мужчина, хоть куда. К тому же, такой начитанный и образованный. Чаще всего женщина любит мужчину не за красоту, а за ум.

- Что-то я не заметил, чтобы у неё было время оценить мой ум. И как ты всё это провернул, ума не приложу, что ей приглянулась такая противная харя.

- Э-э! – воскликнул красавчик. – Да я вижу, ты совсем не знаешь женщин, хотя и считаешь себя хорошим психологом. Хочешь, открою тебе секрет, почему она с тобой удалилась в кабинет?

- Ну, сделай милость.

- Когда она положила на тебя глаз, то решила проверить, пойдёшь ты с ней на сближение или нет. Потому что все другие парни боятся её жениха как огня. А она уже давно решила наставить ему рога. Этому своему ненавистному женишку. А ты проявил смелость. Я бы даже сказал, бесстрашие и завоевал её уважение. И она вознаградила тебя за твою храбрость. Пойми, что не каждая женщина любит, чтобы ею распоряжались как своей вещью. Более того, ты заронил в её душу искру, из которой может разгореться пламенная любовь. Тем более что ты для неё останешься на всю жизнь её первым мужчиной. А первого мужчину женщина помнит до самой смерти, а иногда даже сохраняет ему верность.

- Не верю я тебе, - покачал я головой.

- А зря. Ну да ладно, когда-нибудь ты это поймёшь. А сейчас нам нужно отсюда сматываться – делать ноги. Я думаю, что возвращаться нам в зал нецелесообразно. Не будем усугублять ситуацию. За ужин я деньги оставил на столе, так что швейцар нас выпустит. Твою трость я захватил с собой. Пройдём к выходу боковым залом, чтобы не привлекать к себе внимания. Я тебя провожу до дома.

Я застегнул пуговку воротника, забрызганного кровью, поправил галстук, привёл, как мог, свой новый костюм в порядок, взял тросточку, и мы направились боковым залом к выходу. Красавчик отдал все оставшиеся бандитские деньги швейцару на чай. Мы вышли на улицу.

Стояла глубокая ночь. Высоко в небе, затмевая своим светом звёзды, сияла яркая полная луна. Но, несмотря на поздний час, в небольшом скверике, примыкающим к ресторану, под фонарями целовались влюблённые, на скамейках бездомные устраивались на ночлег, редкие прохожие спешили домой. А по улицам проносились последние машины с включёнными фарами, чтобы застыть в своих гаражах до появления первых лучей утреннего солнца.

- Только без превращений, - были мои первые слова, когда мы с красавчиком оказались на улице. – Хватит с меня ночных полётов через весь город. У меня уже от них голова кружится. А то я начну блевать прямо на головы прохожих. К тому же я чертовски устал и хочу спать.

- Не возражаю, - ответил красавчик, - мы можем пройтись пешком по набережной.
Мы прошли скверик, в центре которого стоял огромный памятник вождя мирового пролетариата с выброшенной рукой на запад, и, повернув к реке, вышли на набережную, где стояла статуя царя Александра III в казачьем мундире. Великий царь по-прежнему грозно взирал на восток.

- И всё же мне не понятно, - сказал я после некоторого молчания, - почему эта девушка вдруг отдалась так просто первому встречному - поперечному. Здесь, наверняка, не обошлось без колдовства.

Мой напарник рассмеялся.

- Да, было такое дело, - признался он. – Не случайно же я дыхнул ей в затылок. Но ты не расстраивайся. Не ты первый, не ты последний. Еще в средние века католические священники очаровывали молоденьких девушек своим дыханием, после чего те беременели, как от святого духа. Могу рассказать тебе несколько случаев. Так, например, один кюре из Пейфана посредством колдовства обесчестил одну уважаемую и добродетельную матрону Дам де Лье, за что бы приговорён парламентом Гренобля к сожжению живьём. Другой священник по имени Гауфрид в 1611 году был сожжен парламентом Прованса за совращение в исповедальне кающейся Магдалины мадмуазель де ля Палю, как говорилось в документах, «путём дыхания на неё и погружением в транс». А в 1731 году иезуитский священник отец Жирар при помощи колдовства склонил к сожительству прихожанку девицу Катрин Кадье из Тулона. Мадмуазель Кадье была молоденькой девушкой и отличалась особой красотой, набожностью и своим добродетельным поведением. В своих мыслях она с детства тянулась к церкви, что её и погубило. Кончилось всё тем, что отец Жирар её обесчестил, но вначале довёл до такого состояния, что у неё случались экстатические видения религиозного характера, на руках и ногах образовались стигматы и знаки крови «Страстей», а сама она заходилась в истерических конвульсиях. Священника приговорили к сожжению, но Общество Христа выкупило преступника, заплатив свидетелям на суде более миллиона франков. Но тебе-то боятся нечего. Если за эти два дня тебя не убьет жених, то его самого укокошат в перестрелке.

- Спасибо, что успокоил, - сухо пробормотал я.

В это время мы подходили к моему дому.

- Ну что же, - воскликнул Красавчик. – Не смею быть навязчивым. А за сим, приношу свои извинения, если что не так. И спешу откланяться, пожелав моему лучшему другу спокойной ночи.

Красавчик сделал несколько поклонов, шаркая ножкой, и исчез. Но перед тем как исчезнуть, он мне всё же напомнил:

- Не забудь, что вечером ты назначил свидание медсестре.

В то же самое время всё погрузилось в темноту, как будто кто-то там наверху отключил общий рубильник. Усталый и побитый ощупью я добрался до своей квартиры на пятом этаже, открыл двери ключом, прошёл в свою комнату, повалился на кровать и уснул сном убитого. Вот так я провёл эту ночь. Ты, конечно, можешь мне не верить, но посмотри на мой заплывший глаз и на пластырь на лбу. Не мог же я сам себя так разукрасит, ради этого рассказа?


 ***

Так говорил мне мой слепой хозяин. Я ему ничего не ответил, даже не тявкнул. Тогда он мне показал на свой припухший глаз и пластырь. Я повернулся и пошёл в свой угол.

 

 После всех своих ночных приключений мой слепой хозяин спал ещё полдня. Он заснул сразу же, как рассказал мне свою историю. Видно, его возбуждение после рассказа прошло, а рассказ утомил. Я же провёл эти полдня в комнате его сына и записал на компьютере всё, что он мне поведал.

Когда он проснулся уже окончательно, за окном шумел город всей своей полнокровной жизнью. Птицы щебетали на деревьях в парке. По набережной магистрали проносились машины, шурша шинами по асфальту. Доносилась стрекотание газонокосилки, подстригающей траву. Недалеко от дома во дворе детского садика детишки резвились и орали всевозможными голосами. Одним словам, бодрствующий город как всегда не мог обходиться без своего вечного шума, гама и толкотни.

Он сидел некоторое время на кровати и вдруг понял, что всю ночь проспал, не снимая костюма. Ощупывая руками своё тело и лицо, он морщился от боли. Как видно, у него болело бедро, а также локоть и колено. Его нос был заложен, и он несколько раз пытался его прочистить. Его левый глаз заплыл. Настроение, видно, было у него плохое. Со мной он не разговаривал. Нащупав на ночном столике часы, поднял стекло циферблата и определил положение стрелок, и, вероятно, очень удивился, так как заторопился, встав с кровати, и прошёл в туалет. Вся та история показалась мне невероятной. Если бы не явные признаки избиения на его лице, то я бы принял его за лгуна. Но что мне показалось странным, так это то, что я не слышал его ухода из квартиры и появления. Как будто я сам спал мертвецким сном. Он утверждал, что все его вчерашнее приключение ему не приснилось, и что всё, пережитое им ночью, являлось не чем иным, как самой реальностью. Но как можно было поверить, что только за одну ночь он овладел самой красивой девушкой города, при этом побывав в образе летучей мыши, таракана, мотылька и совы на тайном диспуте святых отцов, в больнице, в ресторане и, Бог весть ещё где. При этом его успела сбить машина, и нокаутировал мафиози. Нет. Такие приключения можно пережить только во сне. Но от чего же у него раны?

В ванной он, осторожно протирая лицо мокрым полотенцем, вероятно, думал о том, как можно проверить то, что с ним произошло накануне. Поэтому, умывшись, он переоделся в свою будничную одежду и вышел из дома, не сказав мне ни слова.
Меня он с собой не взял, и я остался дома предоставленный самому себе. Появился он уже вечером, но, не говоря не слова мне, запер в комнате своего сына. Через дверь я слышал какие-то голоса. Кажется, один голос принадлежал женщине. Вероятно, он принимал этой ночью гостей, и выпустил меня только утром, когда уже в квартире никого не было. Настояние у него утром было благодушное. Он пытался со мной шутить, но я никак не реагировал, всем своим видом показывая ему, что сердит на него. Вчера он даже не удосужился меня покормить. Поэтому он, как видно, раскаявшись, рассказал мне всё, что с ним произошло.

ВТОРОЙ РАССКАЗ ХОЗЯИНА

 Вчера, когда я вышел из дома, то сразу же направился в школу. Уроки в школе уже закончились, но детишки ещё галдели на школьном дворе и в вестибюле. Некоторые старшеклассники ещё не забыли меня с тех пор, когда я им преподавал историю, и здоровались со мной. Я поднялся на второй этаж и постучал в кабинет физики. Василий Антонович, впустив меня к себе, удивлённо воскликнул:

- Это кто же тебя так разукрасил?

- А что? Заметно? – спросил я.

- Ещё как, - ответил он. – Кто-то очень хорошо поработал кулаками над твоей физиономией.

- Ты же знаешь, - заметил я ему, что я – слепой, и не могу видеть своего отражения в зеркале. Неужели моё лицо так опухло? Впрочем, вчера я впервые увидел своё лицо в зеркале и очень удивился, что так постарел.

- Так кто эта сволочь, которая тебя избила? – с возмущением спросил Василий Антонович. – Ты знаешь, кто это сделал?

- Да, - ответил я. – Один мафиози. Местный городской авторитет. Отпечатал свой кулак на моей физиономии в ресторане.

- А что тебя понесло в ресторан? Он, что же, не видел, что ты слепой?

- Нет, не видел. А в ресторан меня потащил мой ночной гость.

- Так за что он тебя избил?

- По недоразумению.

- Ты, наверное, подвернулся ему под руку в драке? - сделал предположение Василий Антонович.

- Так оно и сучилось, - поспешно согласиться я.

- Значит, опять появлялся твой эзотерический покровитель? – спросил учитель, усаживая меня на стул.
 
Я вкратце рассказал ему, что приключилось со мной этой ночью, утаив некоторые факты и подробности. Естественно, что я и словом не обмолвился о моём любовном похождении. После моего рассказа Василий Антонович некоторое время ходил по своему кабинету в задумчивости, роняя такие реплики как «забавно», «невероятно», «удивительно». Затем, сев напротив меня и вытянул ноги так, что я услышал хруст в чашечках его колен, он молвил:

- Ты рассказываешь мне занятную историю. О таких чудесах не прочитаешь ни в каких книгах: ни в художественных, ни в научных. После занятий с учениками у меня и так голова идёт кругом от разных их вопросов. И вот что я заметил. Удивительно то, что чем младше ребёнок, тем интереснее вопросы он мне задаёт. Их восприятие мира, как я понял, ещё не задурманено нашей учёностью, и они видят мир совсем по-другому, не так, как видим его мы, взрослые. Не знаю, может быть, в глубине их сознания сохранились ещё воспоминания о прежних жизнях, о странствии их душ в небесном эфире. Ты даже не представляешь, сколько в их маленьких головках таится фантазии. Многие учителя их за это наказывают, пытаются навязать свою научную систему знаний, которая никак не может ужиться с их буйной фантазией. Иногда мне приходит в голову мысль: а, может быть, нам совсем не надо учить их, а нужно прислушиваться к ним, и учиться у них. Часто мы сами, как слепые, проходим мимо очевидных истин и явлений, не замечая их. Наш ум зашорен нашей учёностью, и уже ничего не воспринимает из того, что не укладывается в систему наших знаний. В этом сокрыт весь парадокс нашей образованности.

Он опять встал, подошёл к окну и распахнул его. С улицы ворвались детские голоса, крики, шум игр и толкотни во дворе. Лаборатория сразу же наполнилась жизнью и движением.

- Вот видишь, какие они активные, - произнёс Василий Антонович, наблюдая за ними, - Для них открыт ещё мир. Они могут воспринимать всё. Это для нас он захлопнулся как мышеловка. Мы находимся в нашей клетке, в этих сетях, сотканных их нитей наших заблуждений, ничего не видя, ничего ни зная, ничего ни понимая, и не имея ни малейшего представления о том, что творится в мире. Ты просишь меня помочь разобраться в том, что с тобой происходит. Я могу тебе наговорить кучу всякой глупости, стараясь объяснить феномен, которому, признаюсь, не могу найти объяснение. Я понимаю, что тебе нужно разобраться в этих хитросплетениях тайны, разгадка которой не под силу человеческому разуму. И от этой непосильной задачи можно сойти с ума. Единственное, что я могу тебе посоветовать, это идти в поиске ответов по проторённому человечеством пути - в науке, религии, философии. Как видишь, представляя собой науку, я уже расписался в полном своём бессилии. Моих знаний не хватает, чтобы охватить разумом этот феномен. Попробуй найти учёных более изощрённых в науках, чем я. Затем попытай счастья у священнослужителей. Я думаю, что иногда нужно прислушиваться и к их мнению. И в конце своих поисков сойдись с философами, которые могут открыть тебе глаза на многие вещи. Вот всё, что я могу тебе посоветовать.

С этими словами Василий Антонович закрыл окно и бесцеремонно сообщил мне:

- Ну, а сейчас мне пора заниматься своими делами. Извини, но у меня не очень много времени. Жизнь коротка, а путь к истине долог. Я и так очень много времени трачу на своих оболтусов. Если я не буду бережно относиться к своему времени, то, вряд ли сделаю мировое открытие.

С этими словам он взял меня за руку и выставил за дверь как школяра.
 
Спустившись во двор, я сел на скамейку возле баскетбольной площадки. Осеннее солнце припекало всё ещё по-летнему. Мне было приятно слушать детей и ощущать себя в центре движения. Слушая их голоса, я старался представить, кому они могли принадлежать. На площадке играли как мальчики, так и девочки. Их возраста я определить не мог, но через некоторое время уже имел представление обо всех участниках игры. Двое мальчиков не играли, а, сидя недалеко от меня, вели беседу. Один из них говорил другому:

- Ты представляешь, что вчера учудил мой маленький братец? Когда я вечером целовался с Маринкой возле нашего подъезда, он забрался на подоконник и с пятого этажа стал поливать нас как из шланга. Вначале я подумал, что начался дождь. Посмотрел вверх, а он мне прямо в глаза. Я так разозлился, что готов был его убить.

- Зачем он это сделал?

- Я его потом тоже об этом спросил. И знаешь, что он мне ответил? Он мне говорит: «Тебе ещё рано таскаться по бабам». Это он мне говорит такое. Каков наглец, а ведь ему всего три года. Представляешь, что из него вырастет?

- У меня сестра такая же, - сочувственно молвил другой мальчик. – Иногда она выдаёт мне такие вещи, что глаза лезут на лоб. Недавно она сказала, что я стал совсем дураком и уже ничего не понимаю.

- В чём не понимаешь-то? - спросил его товарищ.

- А чёрт её знает, что она имела в виду. Наверное, считает, что я ничего не понимаю в жизни. Представляешь? А она ходит ещё в детский сад.

- И братишку я отвожу каждое утро в сад.

- Тоже мне умники! Так они, может быть, ходят в одну группу и знают друг друга.

- Всё может быть, - согласился с ним товарищ. – Только я своего не вожу в садик. По утрам у меня спортивная секция, в вечером его забирают родители.

В это время, судя по шуму, на площадке разгоралось нешуточное соперничество.

- Куда подаёшь мяч, - орала девочка. – Неужели ты не видишь, что там никого нет. Или ты пустоту принимаешь за меня?

- Руки нужно иметь, а не крюки, - орал ей в ответ мальчишеский голос. – Ты двигалась бы побыстрее, а то стоишь как колода. Из-за тебя мы сейчас матч продуем.

- А ты смотри, куда бросаешь. Не можешь сам попасть в кольцо, то отдай другому, но так, чтобы он поймал мяч. У тебя, наверно, с координацией проблемы.

- У тебя у самой с координацией проблемы. Ползаешь как сонная муха. На, лови.

Со всего маха я получил в лицо такой удар мячом, что слетел со скамейки.

- Ну, вот! – закричала девочка, опять промазал. Полодырый. А ещё считает себя снайпером стрельбы по тарелочкам. Мяч в руки дать не может. Куда уж тебе в тарелочку попасть!

- Да я сейчас тебя вместо тарелочки расшибу! – орал мальчуган.

Я, поднявшись с земли, подобрал свою тросточку и поспешил покинуть опасное поле битвы. Мяч прилетел мне прямо в глаз, веко и щека заболели ещё сильнее.

Перейдя дорогу, я удалился от школы и направился к набережной. Где-то недалеко в этом районе меня вчера сшибла скорая помощь. Подойдя к автомагистрали, за которой тянулась парковая зона и набережная, я поднял тросточку и двинулся вперёд, пересекая шоссейное полотно. Обычно в этом месте водители машин, видя слепых, притормаживали и уступали дорогу. На обочине висел знак, предохраняющий нас. Перебравшись на другую сторону, я направился к давно облюбованной скамейке в тени раскидистого дерева.

Подойдя к ней, я почувствовал, что там уже кто-то сидит.

- Есть кто-то здесь? – спросил я.

И услышал в ответ:

- Никого здесь нет. Садитесь.

- А вы кто? – удивился я.

И опять услышал в ответ:

- Никто.

- Но вы же разговариваете со мной? – заметил я.

- Это ничего не значит, - был ответ. – Святой дух тоже иногда разговаривает с людьми, но это не значит, что он существует.

- Значит, вы не существуете, - пытался уточнить я, садясь на скамейку.

- Вот именно, - подтвердил он. – Для того, чтобы существовать или наличествовать в этой стране нужны документы, удостоверяющие личность, прописка и жильё, постоянное место работы, номера страхового пенсионного удостоверения, налоговые сертификаты. Всего этого у меня нет. Поэтому я просто не существую в этой стране.

- Понимаю вас, - сочувственно кивнул я головой. – Вы - бездомный.

- Совершенно верно, - ответил он мне. – По ночам я сплю на этих скамейках, а когда начинаются холода, то ищу укрытия на чердаках или в колодцах. Питаюсь, чем придётся. Одним словом, живу как божья птичка.

- Сочувствую вам, - сказал я и опять непроизвольно кивнул головой.

- Вы мне сочувствуете? – удивился нищий. – Это я должен вам сочувствовать, что я и делаю и жалею вас от всего сердца. Представляю, каково вам не видеть солнца, не наблюдать закаты и рассветы. А сколько симпатичных женщин по вечерам прогуливается по этому бульвару. Не видеть красоту этой жизни – большое несчастье.

- Вы правы, - расстроено произнёс я. – Но когда-то я видел этот мир и до сих пор помню его красоту. По правде говоря, я и живу воспоминаниями об этой красоте. Она и помогает мне переносить моё несчастье. Да ещё музыка и философия придают мне силы для жизни. Круг моих знакомых не велик, но все они очень добрые и порядочные люди. Относятся ко мне со вниманием. К тому же я получаю пособие в обществе слепых и имею квартиру. Так что не могу жаловаться на свою жизнь.

- Я слышал, - сказал нищий, - что в Японии есть такое искусство - ловить цикад и сверчков и сажать их в полые тыквы, где они проводят всю свою жизнь, не видя света. Время от времени крышки этих тыкв открывают, чтобы бросить им корм. Беднее насекомые даже не знают, что за пределами стенок существует другой мир. И, тем не менее, они стрекочут и, может быть даже, чему-то радуются. Не знаю, жалуются ли они на свою жизнь, но ничего в ней изменить не могут.

- Неужели этим цикадам не приходит в голову мысль вырваться наружу и освободится от своего плена? – удивился я. – Ведь не всё время они остаются закупоренными. Когда открывают крышку тыквы, чтобы их покормить, они могут прошмыгнуть наружу и – знай наших.

- А вам не приходит в голову мысль вырваться наружу и освободиться от своей слепоты? – с сарказмом спросил меня бездомный.

- Я уже на пути к этому, - ответил я.

- Как это? – удивился тот.

- Ладно, - сказал я, - вы человек посторонний. Вам можно рассказать. Мы с вами - как два корабля в море. Встретились и разошлись. Быть может, уже никогда не увидимся.

И я ему вкратце рассказал о моем напарнике, который приходил ко мне ночью. Нищий выслушал мой рассказ внимательно, не перебивая, затем, подумав, сказал:
- Надо же, что происходит в мире. Сколько хожу по белому свету, и каждый раз слышу какую-нибудь новую историю. Мне кажется, что всё это происходит от нашего одиночества. Человек ищет нечто себе подобное, и не может найти, потому что все мы такие разные. Вот и случается раздвоение, когда человек в себе находит своего друга. Кажется, в медицине это явление называется дуализмом – раздвоением личности. Я часто встречаю чудиков, которые сами с собой разговаривают. Признаюсь, что и я грешен этим, только у меня другой заскок.

- Какой же? – с интересом спросил я.

- И я имею своего друга. Только он – колобок.

- Какой колобок? – не понял я.

- Самый настоящий, о котором говорится в детской сказке: «Он от дедушки ушёл, и от бабушки ушёл…». А вот ко мне он прибился.

- И как? - спросил я его недоверчиво. – Он тоже появляется у вас неожиданно, и как бы из ниоткуда?

- Зачем же, из ниоткуда, - недовольно воскликнул нищий, - он всегда со мной.

- Как с вами? – удивился я. – Колобок из сказки всегда с вами?

- А как же! Я ношу его в кармане и могу вам показать. Только осторожно, он может укусить. Он не любит, когда его берут в руки чужие.

- И что? У него есть рот? – не поверил я.

- А как бы он со мной разговаривал? – ответил вопросом на вопрос собеседник.
Я не знал, что подумать.

- Так вы хотите его потрогать? – спросил он меня.

- Хотелось бы, если это не опасно, - выразил я своё желание.

Нищий положил на мою ладонь что-то холодное и очень гладкое, напоминающее стеклянный шарик. Я его ощупал, но не нашёл ни единой царапины.

- А где же рот? – спросил я.

- Он у него закрыт, - ответил тот.

- А почему он ничего не говорит?

- Он стесняется. Вы – новый человек, он к вам ещё не привык. Знаете, есть такой анекдот: «Солдат пришёл в бордель и попросил дать ему какую-нибудь девку на ночь. Хозяйка спрашивает его: «А у вас есть деньги, чтобы оплатить её услуги?» Солдат вывернул свои карманы и высыпал ей всю мелочь, которую имел. Хозяйка посчитала и говорит ему: «Этого мало». Солдат стал упрашивать её подобрать ему за эту цену из того, что имеется. Хозяйка подумала, согласилась и ушла. Затем возвращается, держа в руках колобок, и говорит ему: «За такую цену мы можем предложить вам только это». Солдат взял колобок в руки и удивлённо спросил: «Что вы мне такое принесли. Как же я с этим чудом буду иметь секс. Это что же такое?! Какая-то хрень!» И вдруг колобок открывает ротик и писклявым голосом говорит: «Какой вы грубый и неотёсанный? Только что познакомились со мной и уже так похабно ругаетесь». Солдат оживился и воскликнул: «Что? Что? Что ты там такое говоришь? Ну-ка, ещё поговори со мной. Где у тебя там ротик?»

Я не понял анекдота, но вдруг почувствовал, что шарик на моей ладони задёргался, как это бывает с сотовым телефоном, и вдруг разразился звонким смехом.

- Вот так всегда бывает, - пояснил мне нищий, - когда я рассказываю ему этот анекдот, он начинает хохотать.

От неожиданности я выронил колобок. Колобок стукнулся о землю и заплакал. Нищий рассердился и накричал на меня:

- Что же вы делаете?! Роняете моего друга наземь. А если бы вашу голову, кто-нибудь с высоты человеческого роста бросил на землю, вам бы, наверное, это не очень понравилось?

- Извините, - виновато произнёс я. – Это у меня получилось от неожиданности. Вы же не предупредили меня, что он может засмеяться.

Нищий стал причитать над колобком, успокаивая его, потом, вероятно, убрал его в карман.

- Когда я открыл его способность, - помолчав, молвил он, - то тоже думал, что схожу с ума. Долгое время никому не мог рассказать об этом удивительном явлении. Но, в конце концов, всё же проговорился одному своему товарищу по несчастью. И тот посоветовал мне обратиться к чернокожему африканскому колдуну, который живёт в районе рынка. Зовут его Франсуа Ле Пётит. Он сам из экваториальной Африки, то ли из Мали, то ли из Гвинеи. Да вы, наверное, его видели. Ах, да, извините, вы же слепой, я совсем забыл. Но его видели многие жители города. Он и сейчас работает на местном телевидении диктором по прогнозу погоды. Говорит так плохо по-русски, что зрители едва понимают его, отвратительное произношение, но у главного редактора телевидения эта придурь – брать дикторами негров - вошла в традицию. Кстати, и зовут его совсем не Франсуа, а Леон, это предыдущего чернокожего звали Франсуа, но тот уволился, а этого взяли вместо него, но оставили то же самое имя, потому что, как посчитал редактор, зрители к нему привыкли. Так вот, этот колдун, стал сам составлять прогноз погоды, да так точно, что его предсказания всегда сбываются. Редакция телевещания перестала уже обращаться в метеостанцию за сводками прогнозов погоды, которые чаще всего не совпадают с действительностью. Все горожане, чтобы узнать точно, будет дождь или снег, слушают только его. Поговаривают даже, что ему можно даже заказывать погоду.

- Как это заказывать? – удивился я.

- В том-то и дело, что он своим колдовством может вызывать дожди, снегопады, град, засуху или наводнения. Так вот, я решил к нему попасть на приём и попросить его разобраться с моим колобком. Собрал милостыней нужную сумму денег и пришёл к нему. Так он меня и спрашивает: «А что тебя беспокоит?» Я ему говорю, что, мол, так оно и так, колобок разговаривает и набивается ко мне в друзья. А он мне отвечает: «Эка невидаль! У меня на родине половина жителей деревни имеют свои говорящие камни. Если он тебе не нужен, то выброси его. А если нужен, то говори с ним сколько хочешь». После его слов у меня как камень с души свалился. Вот бы и вы сходили к нему, посоветовались, если вас что-то беспокоит. Его на рынке все знает, любой покажут вам его дом. Только когда будете с ним разговаривать, не зовите его Франсуа. Он очень обижается.

- А как мне его называть? – спросил я.

- Зовите его Лев Францевич. И фамилию он себе сменил и называется сейчас Маленьким, так переводится с французского его настоящая фамилия. Он уже давно считает себя русским. Вы когда-нибудь выдели чернокожего русского? Так вот, увидите.

Я поблагодарил его и стал прощаться. Когда я встал со скамейки, бездомный обратился ко мне с просьбой:

- Мне неудобно вас просить, но не одолжите мне рублей пять, а то я ничего не ел со вчерашнего дня.

Я порылся в кармане и нашёл ему пятирублёвую монету.

Он поблагодарил меня и пообещал, что купленный им пирожок обязательно разделит со своим другом. Я отравился на рынок в поисках колдуна.

Сев на трамвай, я доехал до рынка и у первого прохожего спросил, как мне найти Франсуа.

- Негра? Предсказателя погоды? – уточнил он.

- А что? В городе есть ещё кто-то с таким именем, - удивился я.
 
- Вы правы, - засмеялся мужчина. – С таким именем у нас больше никого нет.
Он объяснил мне, что я должен идти прямо до перекрёстка, свернуть налево в первую улицу и отсчитать четвёртый дом по левой стороне. Я точно исполнил его указания и, ещё раз уточнив у другого прохожего правильность конечной цели моего пути, взошёл на крыльцо и постучал в дверь. Сзади я услышал голос проходящей мимо женщины.

- Вы не стучите, а дёрните за верёвочку слева.

По-видимому, это место было известно всему городу. Я нащупал верёвочку и потянул. Внутри дома раздался звонок колокольчика. Дверь мне открыла женщина и спросила:

- Он вам назначил время?

- Нет, - ответил я растерявшись. – Я пришёл впервые, и у меня очень срочное дело.

- Подождите, - сказала она, - я спрошу примет ли он вас.

Некоторое время я стоял на крыльце один. Затем дверь отворилась, и женщина впустила меня, сказав:

- Вам придётся подождать.

Проведя по холодному коридору, где гулко звучали наши шаги, она ввела меня в душную комнату и усадила на стул. Я понял, что в комнате сидело ещё несколько человек. Они негромко переговаривались. Мужчина, обладающий басом, говорил:

- Насколько я знаю, магией может овладеть любой человек, но для этого нужно знать систему. В любом стоящем деле ничего не делается без системы. Все таланты происходят из системы. Вы думаете, гениями рождаются? Дудки. Система делает гениев. Возьмите хотя бы систему Станиславского или Немировича-Данченко. Без этих имён в нашей стране не было бы знаменитых артистов. Любого человека можно сделать артистом, если его пропустить через эту систему.

- Но всё же, какие-то задатки для этого у человека должны быть, - возразил ему другой мужской голос - необычного тембра баритон.

- Совсем не обязательно, - не согласился с ним бас. – Из любой посредственности благодаря системе можно сделать великолепного артиста. Просто, для этого нужно затратить больше времени и сил.

- Но из барана или козла вы же не сможете сделать тигра или собаку.

- При помощи искусства это возможно, - утверждал бас. – Искусство и есть магия. Из дурака можно сделать мудреца при помощи той же системы. А вы говорите…

- Ну, знаете ли. Я с вами не согласен, - перебил его баритон, - если человек дурак, то это навсегда. Глупость неизлечима.

- Всё зависит от внутреннего состояния человека и обстоятельств, в которые попадает он, - вмешался в спор третий голос, который по своему звучанию больше походил на тенор. – Признайтесь, все мы попадали в дурацкие обстоятельства. А кто из нас не делал глупостей? Я не знаю ни одного человека, который не почувствовал себя хотя бы раз в своей жизни круглым дураком. Вот и я пришёл сюда, и не знаю, зачем я здесь нахожусь. Наверное, для того, чтобы меня в очередной раз одурачили.

- Уж такова человеческая натура, - заметил бас, - любой человек не может прожить без того, чтобы кого-нибудь не надуть, или чтобы его не надули. Мы сами иногда хотим быть одураченными. Желаем во что-то поверить, или что-нибудь испытать. Внутри человека заложена тяга к самообману. На этом и построен весь театр. Мы, артисты, перевоплощаемся через актерское искусство в разных героев, создаём атмосферу прошлых эпох, одним словом, через наше искусство, как сказал бы Беранже, «навеваем человечеству сон золотой». И человек начинает верить во всё это, он желает попасть в ту эпоху, почувствовать себя героем, пережить вместе с нашими героями те же чувства и ту же страсть, которая обуревала ими. За эту иллюзию он даже платит деньги. А если мы посмотрим на нашу жизнь с этой точки зрения, то всё, с чем мы соприкасаемся, и есть иллюзия: религия, государство, семья. Мы живём в этом мире зачарованными, и ни за что на свете не хотим расстаться с нашими иллюзиями. И здесь я нахожусь тоже, чтобы получить очередную порцию иллюзий. Мне, наверное, не нужно вам представляться, хотя, если кто не знает, назову себя. Я – Моностатусов, тот самый знаменитый артист, о котором вы уже слышали, а заодно и главный режиссёр нашего городского театра. Вы знаете, как сложно управлять театральным коллективом, где все актрисы нацелены всегда на одного человека, у которого могут получить желанную роль. Вы понимаете, о чём я говорю. Но я уже физически не могу быть для всех хорош. Чтобы всех их удовлетворить, нужно быть каким-то половым сверхгигантом. И пришёл я сюда с единственной целью – получить эту силу. Говорят, что Франсуа обладает магией наделения мужчин сверх потенцией. Кстати, вы не массажист?

Его вопрос повис в воздухе, и я догадался, что он обращается ко мне.

- Вы спрашиваете меня? – уточнил я.

- Да, вас, - ответил бас. – Извините, что не знаю, как привлечь ваше внимание.

Я подумал, и вдруг мне пришла в голову мысль - заработать, хотя я никогда не имел ничего общего с массажем.

- Да, - ответил я. – Я массажирую.

- Замечательно, - воскликнул знаменитый артист и режиссёр, - может быть, вы будете так любезны, включить меня в список своих клиентов? Дело в том, что после спектаклей, где мне приходится играть главные роли, у нас всегда собираются капустники, на которых мы расслабляемся, поэтому мне нужно быстро снимать свою усталость и приобретать соответствующую форму, чтобы быть на высоте, и не опозориться перед женщинами. Ну, вы, надеюсь, меня понимаете, о чём я говорю. Поэтому после спектакля мне просто необходим соответствующий массаж. Можете вы его делать? Я вам буду хорошо платить.

- Согласен, - просто ответил я.

- Вот и прекрасно, - воскликнул он. – Я знаю, что все слепые делают прекрасный массаж. Это у них в крови. Такое открытие я сделал ещё в Японии на гастролях. Там все слепые – прекрасные массажисты, им нет равных, они знают великолепно анатомию и все являются мастерами своей профессии, умеют привести человека в такое состояние, о котором он может только мечтать. Поэтому давайте не будем откладывать нашу договорённость в долгий ящик, и, надеюсь, что завтра вечером после спектакля вы придёте ко мне в мою уборную в театре. Договорились?

Я дал ему своё согласие.

В это время послышалось, как открылась дверь, и через приёмную кто-то продефилировал. И тут же женщина пригласила к колдуну артиста. В приёмной мы остались втроём.

- Вы и в самом деле обладаете способностями приводить человека в состояние, о котором он может только мечтать? – спросил тенор, вероятно, обращаясь ко мне.

В его голосе я почувствовал нотку иронии.

- Ну, что вы такое говорите, - развёл я руками. – Я же вам не маг. Признаюсь, я даже и не массажист.

- Но вы же только что согласились на эту работу у артиста.

- Согласиться-то согласился, - ответил я, - но не знаю, что выйдет из всего этого. Попробовать, конечно, можно, а вдруг получится - заработаю деньги. Сами понимаете, пособие по инвалидности маленькое. Ну, а если прогонит, то я ничего от этого не потеряю.

Тенор и баритон рассмеялись.

- А мне нравится ваша жизненная позиция, - сказал баритон. – Не понятно только, почему вы здесь. С вашей здоровой жизненной философией, мне кажется, у вас не может быть проблем такого характера, чтобы обращаться к колдуну. Вот мы - другое дело. Мы изначально все больные не только физически, но и духовно, потому что не знаем, куда нам двигаться. Мы с товарищем – философы, вот и пришли к колдуну, чтобы исследовать его феномен. Потому что всё необъяснимое нас притягивает к себе.

- Вы философы? – радостно воскликнул я. – А я как раз мечтал познакомиться с философами, чтобы понять некоторые особенности явлений необъяснимого характера.
- Вы полагаете, что мы дадим вам эти объяснения? – засмеялся тенор.

- Во всяком случае, вы можете мне оказать большую помощь, - сказал я, - потому что, насколько я знаю, ни у кого из мужчин не развита так интуиция, как у философов. Ещё английский египтолог и исследователь сокровищ гробницы фараона Тутанхамона Артур Уайлдер говаривал, что все жизненные проблемы заключены в человеке. И магия или, вернее, мудрость, как он её называл, составляет не что иное, как развитое знание сил внутреннего существа человека, которые являются божественными эманациями, потому что интуиция есть восприятие их начал, а посвящение – их введение в это сознание. Философы, маги и мудрецы начинают с инстинкта, а кончают всезнанием.

- Удивительно, но, как я вижу, приёмная колдуна оказывается тем местом, где люди сходятся по интересам! – восхищённо воскликнул тенор. – Сюда нам всем стоило прийти хотя бы затем, чтобы встретиться друг с другом. Воистину, сегодняшний день удачный. Может быть, мы все трое заключим братство, о котором писал ещё Плутарх, когда упоминал о тех людях, принадлежащих к «Братству», кому хорошо знакомы мистические символы, кто хорошо сведущ в учениях, полученных от предков, и в священных таинствах Диониса.

- Извините, - перебил я его, - но я не принадлежу ни к когорте метафизиков, ни к тайному обществу мистиков. И вряд ли мои знания способны соприкасаться с высшими истинами, исходящими из тайн мироздания.

- Мы тоже не претендуем на высшие титулы тех, кому принадлежит власть в высших астральных сферах потому, что они всё знают, - сказал баритон. – Просто, мы хотим понять некоторые принципы естественных законов, которые граничат с теми понятиями, которые называются чудом. Мы знаем, что чудес на свете не бывает, всё объяснимо, нужны лишь знания, которых нам всем недостаёт. Я думаю, что вы, тоже, как и мы, пришли сюда за знаниями. Не так ли?

- Совершенно верно, - согласился я.

- Вот видите, - обрадовался баритон, - рыбак рыбака видит издалека. – Мы хотим открыть для себя тот вечных закон природы, о котором когда-то раньше знали наши предки, но который был ими утерян вместе со всеми их науками и знаниями. Насколько мы понимаем, природа триедина, как и сущность человеческая. Впрочем, человек является точной копией природы, более того, он - частичка природы. А поэтому он обладает той же видимой объективной сущностью. И также заключает в себе некий невидимый стержень, который является его истинной субстанцией и сообщает энергию в его внешнюю сферу бытия, являясь точной копией той видимости и тех жизненных принципов, которыми он обладает. И над всем этим царствует третья субстанция - дух, источник всех сил, вечный и неразрушимый.

- Вот оно что! – воскликнул я, поражённый его словами при воспоминании о моём двойнике. – Дух, вездесущий и всезнающий, способный проникать в тайны и совершать чудеса.

- Вот именно, - радостно согласился баритон, видя, что я его понимаю. - И если вы посредством своего физического тела, дающего жизнь вашему астральному телу, иными словами, вашей душе, которая является вашим истинным естеством, сможете слиться с вашим бессмертным духом, витающим над вами и озаряющим вам путь, то вы превратитесь в бессмертную сущность.

- А если я уже слился с этим бессмертным духом, – задал я ему вопрос, - что тогда?

- Ну, тогда вам здесь не место, - ответил за баритона тенор. – Тогда вам нужно занять своё достойное место среди богов.

В это время открылась дверь, и из неё вышел артист и главный режиссёр оперного театра Моностатусов. Пройдя мимо нас, он на ходу обронил сухо в мою сторону:
- Жду вас завтра вечером в моей гримёрной.

Не с кем не прощаясь, он вышел из приёмной. По манере его поведения я понял, что он чем-то расстроен.

Ко мне подошла женщина и сказала:

- Маэстро вас приглашает к себе.

- Меня? - удивился я. – Но эти господа пришли раньше меня. Сейчас их очередь.

- Маэстро просил привести вас, - сказала она и, взяв меня за руку, повела в кабинет к колдуну.

Я очутился в кресле. Здесь было прохладно, вокруг стояла гробовая тишина, пахло жасмином и корицей. Вдруг я услышал шелест и шипение, похожее на движение змеи. От неожиданности я вздрогнул и услышал рядом ласковый голос, говорящий с сильным французским акцентом:

- Мать твою, тебе нужно было прийти ко мне раньше?

- Почему мать мою? – удивился я. – И почему раньше?

- Мать твою – это с французского – Parblieux! В нашей деревне так ругаются! А прийти тебе нужно былё раньше, потому что твоей душой уже овлядель дюкх, и я ничего не могу поделять. Я не смогу с ним совлядать, потому что онь сильнее меня. Хочешь, я тебе погадаю.

- А сколько это будут стоить?

- Этот визит тебе ничего не стоит. Покажи мне левую лядёнь.

Я протянул ему руку и ощутил прикосновение его холодной как лёд ладони. Мне стало неприятно, как будто я подал руку покойнику. Я всегда думал, что у негров горячая кожа, недаром тысячелетиями они обжигали её солнцем на материке, через который проходит экватор.

Негр долго держал мою руку в своей. Наконец, я, теряя терпение, спросил его:

- Ну, что? Какая моя судьба?

- Через девять месяцев ты переродишься, - сказал он. – Но ещё при жизни познаешь небо.

- Как это? – удивился я.

- Станешь нёвым челёвеком.

- Лучше или хуже? – спросил я.

- Люче, - ответил он.

- Но это же хорошо, - сказал я.

- Не знаю, - сказал он.

- У меня появится зрение?

- Да, - молвил он. – Можешь идти.

В недоумении я вышел в приёмную. Как только я вышел, философы вдвоём ввалились в кабинет колдуна. Я сел на стул, не зная, радоваться мне сообщению колдуна, или огорчаться. Я подумал, что же нашло на меня в кабинете, какое-то затмения, я совсем забыл расспросить его о том, зачем к нему приходил. От него я ничего не узнал о духе, который посещает меня. Добрый он или злой. Можно ли ему довериться, или нужно опасаться его. То, что этот дух сильный, я и сам знал без колдуна.

Открылась дверь, и рядом со мной скрипнул стул.

- Франсуа просил меня подождать в приёмной, - сказал тенор. – Он решил поговорить с нами по-отдельности. А что он сказал вам?

- Сказал, что через девять месяцев я прозрею.

- Чудеса, - удивился тенор. – Значит, у вас появилась надежда увидеть наш мир как бы новыми глазами.

- Похоже на это, - согласился я. – Но не знаю, насколько его пророчеству можно верить. Врачи говорят, что моя слепота неизлечима.

- Наши врачи ничего не знают, - сказал тот. – Коновалы законченные. Но знания – это великая сила. Хотя я не верю во все эти колдовства, но допускаю, что люди, якобы обладающие так называемой магией, имеют некоторые знания о всемогуществе духа, и могут при помощи его власти одерживать победу над силами природы. Их магия – это просто искусство применения этих знаний на практике. Так что я не удивлюсь, если вы прозреете благодаря силе этого духа, вошедшего в ваше тело. Всё их колдовство – это мудрость, которой мы пока ещё не овладели.

- Но как такие люди могут предсказывать будущее? – удивился я.

- Это тоже пока является загадкой для нас, - сказал тенор. – Но в мире нет ничего необъяснимого, просто нужно затратить некоторые мыслительные усилия, чтобы во всём разобраться. У меня есть одна теория по этому поводу, но пока я не знаю, насколько она верна. Я считаю, что наша Вселенная пульсирует, подобно гигантскому сердцу. Она то разжимается, то сжимается. И все её движения повторяются с определённой периодичностью и с точностью часового механизма. Так, что, зная, что было раньше, можно предположить с точностью до точки и запятой, к чему всё вернётся. Весь мир крутиться по одному и тому же сценарию, как заезженная пластинка. И нам кажется, что мы чего-то ещё не пережили, но всё уже было, просто мы всё это забыли. И наше рождение и наша смерть, есть только возвращение к нашей прошлой жизни, где всё должно повториться. Люди, сохранившие каким-то способом свою эмбриональную память, способны предсказывать будущее, а вернее, прошлое, потому что будущее и есть прошлое. И наше постоянное поступательное движение в будущее есть не что иное, как возвращение в наше прошлое. Мы крутимся все по одному и тому же кругу, но только в обратном направлении. А когда пружина Вселенной сожмётся до своего предела, то раскрутка начнётся в другую сторону, обратную противоположной, но всё время по одному и тому же проторённому пути. Так что всё уже пережито нами тысячу раз. Знаете, как маятник в часовом механизме. Туда-сюда, туда-сюда – и всё на одном месте. Так что со временем может наступить такая скукотища от однообразия, что в пору на стенку лезть, и для того, чтобы этого не произошло природой и предусмотрено забывание. Но, вероятно, забывают не все…

В это время открылась дверь, и из кабинета вышел баритон.

- Ну, что? Что он тебе сказал? - спросил тенор.

- А-а, нёс всякую ахинею. Потом расскажу. Сейчас он приглашает тебя.

Тенор удалился за дверь. Его место занял баритон.

- О чём вы здесь болтали? – спросил он меня непринуждённо.

- О способности угадывать будущее, - сказал я. – Колдун сказал, что я, прозрею через девять месяцев и посмотрю на мир новыми глазами. Интересно, кто же мне подарит новые глаза? Врачи сказали, что мой случай безнадёжный.

- Но вы не учитываете, что в нашем теле сокрыты такие силы, которые могут творить подлинные чудеса, - заметил баритон. – Главное, чтобы раскрыть эти силы.

- Но я всё равно не представляю, как можно заглянуть в будущее, - ответил я. – Разве может существовать такой механизм?

- Может, - убеждённо заявил тот. – В будущем всё предопределено, потому что всё, происходящее сейчас, в будущем уже свершилось. И есть такие медиумы, которые способны слышать отголоски будущего. Существует два типа людей: чувствительные и активные натуры. Активные, творческие натуры управляют чувствительными людьми. Тон будущему задают активные натуры. Они управляют собой и всеми ниже их стоящими силами. А результат их действия проецируется на будущее. Помимо этого, творческая натура обладает иногда даже для него самого скрытым определённым тайным знанием, которое ему просто необходимо для его успешного действия. Поэтому все явления, которые когда-либо происходили в мире, или какие ещё только произойдут, передаются ему в качестве его внутренней подсказки, носителем которых является его душа. Так что его душа - не tabula rasa, где можно написать всё, что угодно, а некая грифельная доска, где рукой Господа пишутся тайные знаки, которые он способен прочитать. Это дар можно назвать духовным зрением, способным ему помочь узнать, что было или что случится в будущем. Мне кажется, что африканские народы, которые мы считаем остановившиеся в своем культурном и техническом развитии, на самом деле намного превосходят нас, европейцев как духовно, так и физически. Психика африканцев, несомненно, отличается от психики азиатов, которые больше погружены в контемплативную плоскость философии. У африканских народов очень широк диапазон психических феноменов приобщения к колдовским знаниям. Если азиаты мыслят, то африканцы чувствуют. А в каждом негре живёт астральный негр, бессознательно и непроизвольно ведущий его по лабиринтам изотерических сфер оккультизма и медиумизма. Если азиаты погружены в свои размышления, то африканцы галлюцинизируют, и часто вызывают видения в чувствах своих свидетелей. Они способны сделать свою астральную форму видимой и насытить воображение человека многообразным содержанием. Их галлюцинации бывают настолько совершенны и убедительны, что человек, переживший их, принимает их за реальность, и будет спорить с вами, что это не сон, хотя вся эта картина отпечаталась в его собственном уме, только благодаря воле колдуна.

- Нечто подобное вам удалось пережить сейчас? – с интересом спросил я его.

- Нет, что вы? – молвил он мне. – Мы, европейцы, принадлежим к породе, неподдающейся внушению. Нас, к сожалению, не возможно чем-то загипнотизировать, потому что мы уже ни во что не верим.

Подумав некоторое время, он подобрал более точное выражение:

- Мы – разуверившаяся раса. И нам сложно поверить в чудеса. Потому что мы всему находим объяснение. Кроме своего физического тела мы ничего не ощущаем. И вся наше культура последнее время выстроена на том, чтобы ублажать своё тело. Так постепенно мы забываем о душе, превращаясь в живые трупы. А когда мы сходим в могилу, то ничего не уносим с собой кроме нашей глупости и лени. О каком перерождении может быть речь? Нет. Всё европейцы – раса мертвецов. Поэтому, наверное, мы так с такой скоростью последнее время вымираем на земле. Мы даже не прошли по тому пути, который нам указали древние греки. Вы, наверное, не станете со мной спорить?

Я не успел ему ответить. Дверь открылась, и появился тенор.

- То же самое? – спросил его баритон.

- Муть заболотная, - согласился с ним тенор, - напустил всякого тумана, и никакой ясности. Так и я умею.

- Может быть, нам втроём устроиться где-нибудь в кафе и спокойно поговорить, - сделал предложение баритон.

- Я не против, - отозвался тенор.

Я тоже не возражал.

- Но мы ещё не представились вам, - сказал баритон.

И тут же представился:

- Давайте мы представимся нашими профессиональными именами, меня зовут Папагено, так как я непревзойдённый исполнитель арии птицелова из оперы «Волшебная флейта», а моего друга зовут Тамино, он лучший исполнитель роли принца. Несмотря на то, что мы работаем артистами, относим себя к когорте философов, так сказать, проводников человеческой мысли. Так что мы стараемся совмещать в себе талант и ум, хотя это часто бывает очень трудно. Рады с вами познакомиться.

- И я рад познакомиться. Как интересно! – воскликнул я. – А ведь когда-то я тоже учился игре на флейте, и моя флейта звучала как волшебная, потому что в то время я был влюблён в одну очаровательную красавицу, которую называл про себя Паминой, но, к сожалению, она была замужем. Я у неё брал тогда уроки игры на флейте. Так что музыку я обожаю, «Волшебная флейта» - самая любимая моя опера. А скажите, какую роль исполняет ваш главный режиссёр театра?

Почему я так сказал, я даже не знаю. Никакой игре на флейте я не учился, и никакой Памины у меня не было и в помине. Просто, я любил одну девушку в молодости и вообразил себе в мечтах, что неплохо было бы  брать у неё уроки игры на флейте, и таким образом с ней познакомиться. Уж такой я фантазёр. Но, забегая вперёд, должен признаться, что эти мечты сильно повлияли на мою жизнь.

Услышав мой вопрос, оба артиста рассмеялись.

- Моностатусов исполняет роль мавра Моностатоса, который добивался Памины, - сказал Тамино.

- Но мне казалось, что эту партию должен исполнять тенор, а у вашего главного режиссёра, как я понимаю, бас.

Философы-артисты опять рассмеялись.

- Суха мой, друг, теория везде, а древо жизни пышно зеленеет, - смеясь, воскликнул Папагено, - вы же, наверное, читали Гёте. Скажу больше, что по нашей версии оперы, Памина достаётся не Тамино, а мавру Моностатосу.

- Как это?! – обалдело воскликнул я -, а как же Моцарт? Он, наверное, от этого уже в гробу перевернулся.

- Это уж, несомненно, - согласился Тамино. – Но что поделаешь, такое у нас время, сейчас все главные режиссёры имеют своё прочтение классиков, и само выражаются, как им хочется.

- Так, может быть, этот ваш Моностатос служит не мудрецу Зарастро, а злой феи Царицы ночи?

- Так оно и есть, - рассмеялись артисты.

А Папагено добавил:

- Я восхищаюсь вашей проницательностью.

Мне очень захотелось увидеть новую оперу в изложении Моностатуса.

Мы все были приятно поражены счастливой случайности, которая свела нас вместе, любителей оперы в этой приёмной африканского колдуна.

Выйдя из дома колдуна, мы направились в ближайшее кафе. Волею судьбы кафе называлось «У порога». Разместившись за столиком, мы попросили официанта принести нам горячего чая с лимоном и по пирожному «Эклер». Кроме нас в кафе находилась влюбленная парочка, тихо щебетавшая в углу, и, как выяснилось позже, у окна сидел человек, погружённый в свои мысли. Он-то и привлёк своим отрешённым видом внимание Папагено.

- Видите этого человека, - сказал он, обращаясь к нам, вероятно, забыв, что я был не в состоянии что-либо видеть, - вот он сидит на своём стуле, а душа его улетела далеко. Нам не известно, о чём он думает, и где сейчас находится. Сейчас он очень уязвим, как и все мы, интеллектуалы, уносящиеся своими мыслями неизвестно куда. Естественно, что мы не можем физически вместе со своей душой улететь в другие места. Наши тела всегда находятся в одних определённых местах. Я слышал много баек о перелётах людей на далёкие расстояния, но я ни в одну из них не верю. Путешествовать по миру может только астральный двойник человека, и когда он покидает тело, то в это тело может вселиться чуждая ему сущность.
 
- Последователи Сведенборга считают, - заметил Тамино, - что душа довольно часто покидает живое тело. Особенно это случается во время приступов страха, печали, отчаяния или необоримой страсти. Человек перестаёт быть самим собой. В него может вселиться насильник, злодей или трус, какая-нибудь «заячья душонка». Только человек с железной волей не допустит в свою душу вселения чуждой сущности. Более того, путем своей усовершенствованной воли он способен стимулировать движение природных сил живых существ до сверхъестественной степени, управлять и пользоваться духами стихий.

- Но он не может повелевать бессмертным духом кого бы то ни было, - возразил ему Папагено, - ибо такие духи являются отражением Божественной Сущности, над которой нет другой власти.

- В это я не очень верю, - молвил Тамино, - всё, связанное с человеческой психикой происходит от внушения или самовнушения. Так или иначе, главную роль в этом играет человеческое, а не божественное сознание.

- Вот в этом ты как раз ошибаешься, - воскликнул Папагено, - бессмертный дух человека способен открывать ему божественные истины. Здесь нужно различать провидение души и духа. Ясновидение, где проскакиваются проблески истины через завесу физической природы, в которое погружались древние пифии, вызвалось искусственным способом и было совсем не тем, чем является совершенное всезнающее духовное состояние астрального тела. Там острый ум просеивает как сквозь сито всю мишуру нашей чувствительной природы и видит только чистую разумную снизошедшую сверху истину. Такое состояние души древние индусы называли САМАДХИ, как высочайшее состояние духовности, доступное человеческому разуму, когда между личной сущностью и божественной субстанцией нет никаких посредников. Когда, по выражению Платона, душа поднимается над всем меньшим благом. Вот тогда перед нами открывается окно. И к нам поступает сверху нечто чистое и неизменное, простое и бесформенное, бесцветное и не имеющее никаких человеческих примесей, то, что можно сравнить с воздухом, так необходимым для нашего дыхания, но что не является воздухом, потому что оно светится и озаряет наш ум, наш Ноус, наполняя его истиной нашего Господа. И в этом окне порхают птички, этакие необычные мысли, которые мы должны вылавливать и выдавать за свои собственные. Ведь мысли, которые нам приходят в голову, они не наши, а выловленные нами из эфира. Мысли никогда не принадлежат ни кому, они просто, как маленькие птички, садятся на ветви нашего дерева, а потом улетают прочь.

- Ты рассуждаешь как птицелов, - рассмеялся Тамино, - ты говоришь о том состоянии, которое Плотин и Аполлоний называли «Единением с Божеством? Но такое соединение с Богом бывает не часто. Сам Плотин признался Порфирию, что за всю его шестидесятилетнюю жизнь ему удалось испытать это чувство только шесть раз. Но все эти измышления могут быть из области фантазии. Если у человека есть ум, то фантазии даются как бесплатное приложение к нему. Все эти боги, высшие символы и невысказанные истины – это плод человеческого разгорячённого ума.

- Я удивляюсь, - воскликнул Папагено, - как можно быть таким законченным материалистом до кончиков волос и не верить в прописные истины. По мнению Аммония Саккаса, как он называл самого себя, «обученного Богом», как раз проникновению на небо мешает тесная связь человека с обществом и окружающей средой, запечатлённая в его памяти. А Олимпиадор напрямую связывал невозможность предсказать будущее человеком с его фантазией. Как говорит Платон в «Федре», приписывая эти слова Олимпиадору, фантазия является препятствием нашим интеллектуальным концепциям: а поэтому, когда мы взволнованы вдохновляющим влиянием Божества, если фантазия вмешивается, энергия энтузиазма перестаёт действовать, ибо энтузиазм и экстаз противоположны друг другу. Если бы спросили, способна ли душа проявлять энергию без фантазии, мы ответим, что восприятие ею универсалий доказывает, что она способна. Она обладает восприятиями и поэтому независима от фантазии, в то же самое время, однако, фантазия сопутствует ей в её энергии, точно также как шторм преследует того, кто пустился в морское плавание. Это – слова Олимпиадора. Ведь мы, отбросив нашу фантазию, можем настраивать наш ум на разные частоты космического эфира и получать сообщения из глубин мироздания.

- Это всё предположения, - отмахнулся Тамино.

- Как?! – воскликнул, приходя в возбуждение, Папагено. - Ты отрицаешь общепризнанные факты исторических доказательств человеческих способностей постигать будущее? Ведь были же места на земле, где люди напрямую общались с Богом и получали от него лично истину – правдивые сообщение. Это происходило среди медных колонн Соломоного храма, и под звон колокольчиков и гранат Аарона, а также под гармоничный перезвон капитолийского Юпитера императора Августа. А откуда брали свои пророчества руководимые иерофантами жрицы северной Германии, когда среди рёва бурных вод вглядываясь в водовороты быстрого течения реки? А древние пеласги, никогда не мывшие ноги, спавшие на земле и питавшиеся одними желудями? Как они могли предсказывать будущее, слушая шелест листвы додонских дубов? А Иосифу, сыну Якова, хватало одной лишь серебряной гадательной чаши с начищенным блестящим дном, чтобы впадать в транс и получать божественное откровение. Всё это и есть ловля тех небесных птичек, которые залетают в нашу голову. Неужели ты всё это считаешь глупым вымыслом безответственных историков?

- Ничего я не считаю, - сердито ответил ему Тамино, - только сейчас мы вышли с тобой от колдуна, и оба решили, что он наговорил нам всякой чепухи. Кстати, что он сказал тебе о твоём будущем?

Папагено оживился, рассмеявшись.

- Он мне сказал, что я, как оперный артист, переживу катастрофу, расстанусь с женой, стану нищим и улечу на розовом облачке в страну грёз. А что он нагадал тебе?

- Он предсказал гибель моей невесты Памины от рук мавра Моностатуса, моё ума лишение и заточение психушку, - ответил тот и тоже рассмеялся.

- Только нашему общему другу он сделал добрые предсказания, пообещав ему вернуть зрение, и увидеть небо и мир новыми глазами, - придя в благодушное состояние, заключил Папагено.

- Может быть, во время этого сообщения перед колдуном, и в самом деле, раскрылось небесное окно, и он узрел истину.

В это время у окна, там, где сидел задумчивый клиент, раздался грохот падающего стула, звон разбитого стекла, глухой удар и испуганный возглас официанта:

- Что он делает?

Я застыл на месте в немом ожидании. В кафе всё задвигалось, раздался истерический женский крик из угла, где сидела влюблённая пара, топот ног по дощатому полу.

- Что произошло? – наконец, потеряв терпение, с дрожью в голосе спросил я.

- А-а, - сказал стоящий рядом со мной Папагено, - тот задумчивый чудак выбросился из окна. Сейчас он лежит на улице в луже своей крови. Благо, что мы сидим на первом этаже, а то бы он непременно разбился насмерть о мостовую. С ним ничего серьёзного не случилось. Осколками стекла порезаны руки и ноги, а голова застряла в форточке. Он вывалился на улицу вместе с рамой. Форточка была открытой. Может быть, он вообразил себя птичкой и решил выпорхнуть из кафе. Я сразу же заметил, что человек явно не в себе. Тамино оказывает ему первую медицинскую помощь и пытается вытащить его голову из форточки.

Через некоторое время прибыла скорая помощь и увезла бедного пострадавшего, вообразившего себя птицей. Мы так и не дождались нашего чая и пирожным «Эклер». Хозяин кофе подошёл к нам и, извинившись, сообщил, что кафе закрывается на ремонт по известной нам причине, но после ремонта он будет всегда рад нас принять и обслужить по высшему разряду. Так неудачно закончился наш поход в кафе «У порога».

Расставшись с философами, я отправился домой. Мы договорились через день встретиться у меня дома, где я собирался их угостить чаем, и где нам никто не мог помешать поговорить на разные отвлечённые темы. Мы решили, что моя квартира для этого будет самым идеальным местом, так как у Папагено имелась жена Папагена, а Тамино снимал комнату у хозяев коммунальной квартиры, поэтому ему было неудобно устраивать там пирушку с друзьями.

Доехав на трамвае до ближайшей к моему дому остановки, я оставшуюся часть пути преодолел пешком без особых приключений. Поднявшись на пятый этаж в свою квартиру, я в изнеможении упал на кровать и включил радиоприёмник, стоявший на ночном столике. К моему удивлению приёмник был настроен на волну радиостанции STN.

Два бесёнка передавали последние известия, комментируя их своими замечаниями:

«- Этой ночью был ограблен городской банк двумя неизвестными грабителями, - задорно вещал бесёнок с высоким диапазоном голоса. – Но ограбление было совершено так ловко, что воры не оставили никаких следов. Деньги были вынесены на крышу банка и переправлены с помощью верёвочных приспособлений в чердачное окно близлежащего дома.
- Дело бы не получило такой огласки, - комментировал сообщение другой бесёнок с низким диапазоном голоса, - если бы этот банк не принадлежал самому мэру города, где он держал весь городской бюджет.
- Так что плакали денежки наших налогоплательщиков.
- Ты думаешь, их не найдут?
- Исключено. Наш мэр не дурак, чтобы красть у себя самого деньги, чтобы потом кто-то их нашёл.
- Ты полагаешь, что мэр сам организовал это ограбление.
- Это и ежу понятно. Ах, извините, я хотел сказать, маленькому ребёнку.
- Ну, тогда мне не понятно, почему вся городская милиция приведена в состояние боевой готовности. Почему они прочесывают весь город, проверяя весь местный криминал. Из-за этих зачисток уже начинается война между авторитетами уголовного мира. Они обвиняют друг друга в этом ограблении. Может быть, это сделали заезжие гастролёры?
- Исключено, потому что банк был ограблен с таким знанием дела и профессионализмом, что чувствуется длительная подготовка и помощь персонала самого банка. Всё сработано чисто. А где бывает сработано чисто, там всегда есть элемент некой таинственности, невидимый след, ведущей к столпам, стоящим у истоков этого дела. Как говорят в народе, сами себя грабят, сами же себя пытаются потом поймать, и всегда безрезультатно. Излюбленный приём всех политиков».

Сразу же после этих слов полилась какофония звуков, и я тут же выключил приёмник. Решив попить чаю, я вышел на кухню и обнаружил там красавчика, который суетился вокруг заварника. С появлением Красавчика ко мне опять вернулось внутреннее зрения.

- Извини, - сказал он мне как своему старому знакомому, - извини, что ввалился к тебе без приглашения. Но я пришёл, чтобы напомнить, что у тебя сегодня свидание с девушкой, с медсестрой.

- Ни на какое свидание я идти не собираюсь, - заявил я ему категорично, - с меня хватит вчерашних приключений.

Лучи вечернего солнца проникали на кухню и играли рассеянными бликами на стекле кухонного шкафчика, окрашивая кафельную плитку у раковины в розовые цвета. Окно было раскрыто, и с улицы неслась мелодия вальса, передаваемая по радио. Несмотря на вечерний час, было жарко. Окна многих квартир были распахнуты настежь.

- Ты не можешь не пойти на это свидание, - сказал Красавчик, - потому что ты сам назначил его.

- Что-то я такого не помню.

- Ты это сделал в полусознательном состоянии.

- Это ложь, - возмутился я, - она сама сказала мне в университетской клинике, что собирается встретиться с тобой. И инициатором этой встречи являешься ты. Почему ты мне врёшь?

- Ну ладно, ладно, - замахал руками красавчик. – Признаюсь. Я назначил ей встречу. Просто она мне приглянулась, но без тебя я не могу к ней пойти.

- Это почему же? – удивился я.

- По ряду причин, - ответил он. – Но главное – мне нужно твоё тело, чтобы иметь с ней физическую близость. Раз уж так получилось, что мы оба принимали участие в этой афере, так давай вместе доведём это дело до конца.

- До какого ещё конца? – возмутился я.

- До логического, - улыбнулся он. – Обещаю тебе, не пожалеешь. Девочка – что надо! Получишь свою долю наслаждения.

- О чём ты говоришь?! – воскликнул я.

- Ну, ты же понимаешь, - подмигнул он мне. – Угостим её чаю, и насладимся интеллектуальной беседой. Девушка - студентка, и пока занятия ещё в университете не начались, она подрабатывает медсестрой в этой клинике. Сам понимаешь, с умной студенточкой поговорить одно удовольствие. А может быть, ещё что-нибудь и обломится нам. К тому же мне её вести некуда. А у тебя под боком твоя квартира.

- Ты собираешься пригласить её ко мне? – опять возмутился я.

- А куда мне прикажешь её вести? – удивился красавчик.

- Мне-то какое дело!? Мне этого совсем не надо.

- Жаль, что ты не рассмотрел её получше. У неё красивые голубые глаза и длинные ноги. Я думаю, что она очень сексуальная в постели.

- Ты собираешься её уложить в мою постель?! – спросил я, задохнувшись от возмущения его наглостью.

- Зачем же мы тогда приглашаем её в гости? – выразил он всем своим видом благодушное удивление. – Девушки и созданы для того, чтобы мужчины их укладывали в постель.

- Никого я не собираюсь укладывать в свою постель, - опять заявил я ему категорично. К тому же моя собака на дух не переносит женщин.

- А ты запри её в другой комнате.

- Ничего я не собираюсь делать.

- Ну, ладно, ладно, успокойся, - опять замахал он руками, - никого мы не будем укладывать в твою постель. Если она сама не захочет прилечь, мы её насильно затаскивать в постель не собираемся. Давай просто пригласим её на чай. Если она откажется, то мы расстанемся. Если нам не понравится с ней беседа, то мы её просто выпроводим. Так что никто никого принуждать ни к чему не будет. Согласен?
Я пожал плечами. Этот жест он принял за знак моего согласия.

- Вот и прекрасно! – воскликнул он. – Нам нужно поторопиться, и прийти раньше. Не хорошо заставлять девушку ждать.

После этих слов мне ничего не оставалось делать, как отправиться с Красавчиком на свидание. Когда мы спускались по лестнице и, перейдя автомагистраль, шли по аллеям бульвара, Красавчик, чтобы подбодрить меня, разразился своим очередным разглагольствованием:

- В мире вся сокровенная философия и народная религия построены на соитии мужчины и женщины.

- Я уже об этом где-то слышал, - заметил я ему.

- Вот именно, - сказал он и продолжил, - мужчина стремиться к женщине, а женщина - к мужчине, чтобы успеть запечатлеет себя в вечности, дать через это соитие свой росток в будущее. Но «все соединения тленны», - как сказал умирающий Гаутама, когда под деревом сам готовился войти в Нирвану. – «Дух есть единственное элементарное, изначальное единство, и каждый из его лучей бессмертен, бесконечен, неразрушим. Остерегайся иллюзий материи». Поэтому держись всегда за меня и не позволяй красоте женщины очаровать тебя. Без женщины нельзя прожить на свете, но, соединяясь с ней, всегда думай о своём разъединении. Человек, попадающий под чары женщины, умной или красивой, пропащий человек. Только расставшись с женщиной, он способен вновь обрести свой дух. А я – твой дух. Поэтому постарайся не забыть обо мне, когда ты сойдёшься с ней ближе.

- Это почему же? – удивился я, не понимая, к чему он клонит.
 
- Как только ты обо мне забудешь, то станешь ей не интересен.

Мимо нас проходили влюблённые пары и девушки неписанной красоты. Бульвар в городе считался местом любовных встреч, свиданий и знакомств. Он олицетворял собой все прелести сансары. Девушки и парни слетались сюда как мотыльки на огонь.

- Но кроме практического наставления, позволь мне дать тебе ещё и теоретический совет. Часто человек ищет что-либо недостающее ему во вне, - продолжал мой спутник, - и пытается нырнуть в самые сокровенные части природы, как говорил аравийский алхимик Абипилы. Но он никогда ничего не найдёт вне себя, если этого нет внутри его самого. Если он не знает превосходства своего собственного дома, то зачем ему искать превосходства других вещей?

- К чему это ты мне всё это говоришь? - спросил я его.

- Не ищи сокровищ в других, а постарайся обнаружить их в себе, - сказал он. – Я это говорю тебе, ибо знаю, что тебя ждёт большое испытание, через которое ты должен пройти, встретившись с этой девушкой. Потому что ты в неё влюбишься, и будешь искать в ней отгадки на многие тайны. Но запомни, что в тебе самом заложены разгадки всех тайн мироздания. Познай самого себя. В тебе самом скрыто сокровище сокровищ. Через эту женщину ты можешь оставить лишь копию своего физического оригинала в этом мире, твои же мысли никто кроме тебя самого не воссоздаст, ибо мысли - это очень тонкая материя, свойственная одному лишь индивидууму, который создаёт свою особую нишу в высшей духовной сфере.

- А я только что слышал от одного человека, что все мысли, которые залетают к нам голову, нам не принадлежат, а как божьи птички, садятся на наши ветки, а потом улетают, - возразил я ему.

И так можно сказать, - согласился он.

И вдруг я увидел её, идущей по аллее нам на встречу.

- О, младая дева! Ты одержима богом! – воскликнул при виде её Красавчик, - это или Пан, или Геката, или почтенные Корибанты, или Кибела, что возбуждает тебя!
Девушка и в самом деле выглядела красавицей, короткое платье, едва прикрывающее её бёдра, обнажали её стройные длинные ноги. В её чистых голубых глазах отражалось синее небо и весь прекрасный мир, наполненный любовной негой и страстью.
 
- «Кто ты, прекрасное существо?» - продолжал говорить Красавчик в то время, когда она медленно приближалась к нам, - так обычно восклицает душа, стоящая у врат рая, и слышит в ответ: «Я – твои добрые и чистые мысли, твои деяния и твой благой закон, твой ангел и твой бог». Так соединись же с ней. Через неё ты познаешь бога и приобщишься к вечности. Через неё ты оставишь частичку своей сущности в этом мире, которая будет жить сама по себе уже независимо от тебя и продолжать своё присутствие в этом мире. Возьми её. Это – твоё счастье, оно само идет тебе в руки.

От его слов я пришёл в неистовое возбуждение. Девушка подошла к нам и удивлённо спросила:

- Так вас двое?! Я не ожидала вас увидеть вдвоём.

- А почему бы нам ни заняться любовью втроём?

- Вы шутите, - сказала она, - или принимаете меня не за ту, кто я есть.

- Ну что вы, - воскликнул Красавчик, - конечно же, это сказано шутки ради. Просто у моего приятеля здесь рядом квартира, куда он нас и приглашает на чай. Вы принимаете наше приглашение?

- С удовольствием, - ответила она.

И мы все втроём направились ко мне домой.

- У вас восстановилось зрение? – спросила девушка, обращаясь ко мне, когда мы поднимались по лестнице.

- Временно, - ответил я ей.

- Как это временно? – удивилась она, улыбнувшись. – Может быть, вы прибегаете к своей мнимой слепоте по необходимости?

- Как это? – уже удивился я.

- Ну, не знаю, - рассмеялась она, - может быть, вы изображаете слепого нищего и зарабатываете на жизнь подаянием.

Я мог обидеться, но почему-то разговор с ней приводил меня только в благодушное настроения, может быть, потому, что её слова были высказаны доброжелательно-игривым тоном.

Я открыл дверь и первым делом запер тебя в другую комнату, а затем впустил их в квартиру. Мы прошли в единственную мою спальню, где царил страшный беспорядок, и постель была ещё разобрана.

- Сразу видна холостяцкая квартира, - рассмеялась девушка. – Да, не чувствуется здесь заботливой женской руки. Если вы не возражаете, я бы могла прибрать немного эту комнату.

- Совсем не нужно этого делать! – воскликнул Красавчик. – Тем более заправлять эту постель.

- Почему? – удивилась девушка.

- Потому что эта постель может нам пригодиться. Зачем её постоянно заправлять, чтобы потом разбирать. Женщины всегда делают много ненужной работы. Они стремятся везде наводить свой эфемерный порядок, тогда как самое естественное и совершенное состояние вещей – первозданный хаос. Сохранению естественного порядка мы могли бы поучиться у древних, которые старались не нарушать равновесие первозданного хаоса, органически вписываться в этот хаос, и гармонично сочетать свой внутренний настрой с мировым порядком, которым и является хаос. Невозможно переделать этот мир, не приспособившись к нему. Впрочем, любая переделка, если она не гармонирует с общим состоянием или устройством всемирного порядка, обречена на разрушение и неудачу. Вы не задумывались над тем, почему любая научная концепция общепринятых взглядов человечества на многие вещи груба и иллюзорна? Не потому ли, что она всегда опирается на разрушительные принципы анализа и неудачные попытки овладения элементарными истинами. Человечество никогда не видело общей картины мира в целом, поэтому всегда скатывалось в то или иное заблуждение. Человеческий разум всегда проявлял ужасающую неспособность проникнуть во внешний мир, да что там говорить, люди не способны заглянуть даже в силы своего человеческого духа, они не знают тех пределов, до которых действует дух, как далеко он простирается, и чему он служит основой. Современная наука превращает будущее в пустоту и лишает человека надежды. Современные религии общества являются скорее разрушительными, нежели благоприятными для общей духовности и нравственности. Вместо постижения божественных истин, они заботятся только о своём самоутверждении и приобретения влияния в этом мире. И вместо того, чтобы приносить людям добро и пользу, ввергают их в смертельные грехи, насаждают свой злой дух, и выдают его за божью Истину.
 
Я пошёл на кухню приготавливать чай с мыслью, что Красавчик и в самом деле является виртуозом-соблазнителем и способен заговорить девушку так, что она, сама этого не желая, окажется в постели. Когда я приготовил чай и с подносом, уставленным вазочками варенья и печенья, вошёл в комнату, то к своему изумлению увидел обнажённую девушку, лежащую в моей постели. Рядом с ней лежал Красавчик и ласкал её грудь.

- Присоединяйся к нам, - просто предложил он мне, - и мы продолжим наше духовное общение.

Не знаю, как я оказался в одной постели с Красавчиком и девушкой, которая мне не только нравилась, но по которой я уже сходил с ума от любви. Она лежала между нами, и мы её обнимали и насыщались ею по очереди. Я сам, того не помня, был введён в искушение этим красавчиком – моим неотразимым духом, который всегда ото всех добивался того, чего хотел, который управлял моими чувствами и желаниями. Но я никак не мог понять, добрый этот дух ли злой.

Позднее, анализируя свои поступки, я часто спрашивал себя: кто он? И почему я был так к нему привязан? Почему он довлел над моей волей и принуждал меня к тому или иному действию? И я не мог понять, был ли он богом или сатаной. Потому что и Бог в своё время, становясь пламенным гением, делался искусителем: ожесточил сердце фараона, вложил злого духа в Савла, засылал лживых посланцев к пророкам и соблазнял Давида на грех. Я лишь смутно догадывался, что он наделён божественными атрибутами, и обладает множеством универсалий, которые приближают его к высшим небесным сферам. Мне было совсем не понятно, зачем он ведёт меня тропами испытаний к какой-то известной только ему цели. И только позднее я понял, что мой дух пытается таким образом вывести из состояния томления заключённой в темницу жалкой плоти мою человеческую душу для общения с небесными божественными сферами. Всё эти действия и события он устраивал специально с одной лишь целью введения меня в иное духовное состояние, чтобы приподнять меня над обыденной действительностью. Где я влачил своё жалкое существование, и осветить мой путь светом божественной Истины, пропустив его через тройную призму человеческой натуры, и в преломленных лучах спектра высветлить все грани человеческой души, чтобы я лучше понял главные отличия и оттенки человеческих заблуждений и признаков ущербности. И делал он это для того, чтобы я обрёл новое духовное совершенство в постижении тайны, которую мне предстояло разгадать.

Однако мне предстояла сложная работа. И это я осознал в ту самую ночь, когда очутился в одной постели с девушкой, которую полюбил. Я понял, что для постижения единой вечной истины мне было необходимо слиться с моим духом, стать частью его и получить правильное восприятие объективной модели мира, а именно, сделать открытие, что единственный реальный мир есть мир субъективный. Позднее я мог насыщать себя древней мудростью сколько угодно, получать вдохновение от мировых религий, но истинную веру и цель своего служения я должен был узреть в воплощении божественного милосердия в этом мире, что мне помогло в последствие объединиться в служении милосердию с высшими представителями небесных сфер – богами.

Марина, так звали эту девушку, ушла из моей квартиры под утро. Она даже не спросила о том Красавчике, вместе с которым мы улеглись в одну постель. Ещё больше поразил меня тот факт, что она полностью идентифицировала меня с ним.

- Ты был великолепен, - сказала она мне утром, - а твой ум позволяет мне думать, что в нашем мире не перевелись ещё настоящие философы.

Для меня её оценка явилась высшей похвалой. Однако, вспомнив о моей ущербности, я сказал:
- Но я же слепой

- Какое это имеет значение, - ответила она, - вчера ты наговорил мне столько вещей, которые я не слышала ни от одного мужчины. Ты самый красивый и обаятельный мужчина на свете. А твой ум способен разорвать тьму любой Ночи и превратить её в ясный День, потому что ты смотришь на все вещи не ослеплённым взором и видишь всю правду жизни. Я влюбилась в тебя, и если я тебе нужна, то я буду предана тебе душой и телом.

Я лежал в кровати и думал: «Какие вещи я мог ей наговорить этой ночью?» И ничего не мог вспомнить. «Да, - подумал я, - Красавчик поработал с ней на славу».

Ну, как тебе мой рассказ?

 ***

После того, как он всё это мне рассказал, то включил радио и опять попал на радиостанцию STN. Двое бесенком передавали последние известия:

«- Сегодня утром между враждующими группировками бандитов города произошла перестрелка, превратившаяся в кровавую бойню. В результате её погибло тринадцать человек. Все являются членами мафиозных организаций. Были убиты оба главаря враждующих банд», - подобно заправскому репортёру вещал бесёнок тоненьким голоском.

«- Пули свистели как в стрелковом тире на учениях целого взвода нашей доблестной милиции», - вторил ему бесёнок низким хулиганским голосом, - «однако наши храбрые защитники общественного порядка предпочли отсидеться в своём околотке и прибыли на место преступления лишь после того, как последний раненный испустил дух».

«- Разборка, вероятно, произошла на почве выяснения причастности к ограблению банка. Так что мэр, присвоив денежки налогоплательщиков, умудрился враз покончить с криминалом в городе. Ай, да умница! Одним выстрелом убил сразу двух зайцев, и сам не остался в накладе».

Услышав эту новость, мой хозяин пришёл в неописуемое волнение. Схватив свою тросточку, он стал ходить по комнате, натыкаясь на мебель, и проговорил, как бы про себя, но вслух:

- Думаю, что девушка, которую я встретил позавчера в ресторане, должна радоваться. Она наконец-то освободилась от своего жениха-бандита.

Он так волновался, что переключив приёмник на «Радио-Культура», и стал слушать отрывок из оперы «Волшебная флейта» Моцарта.

Это его, вероятно, немного успокоило, но он всё равно продолжал говорить вслух, думая о чём-то своём. Такая уж у него привычка, к которой я со временем тоже привык.

- Ну, надо же, - говорил он, - не было ни одной девушки и вдруг сразу появилось две. Вот как распорядилась судьба! И всё это произошло в течение этих двух дней. Та девушка из ресторана, несомненно, красивее Марины, но мне показалось, что жизнь сделала её циничнее и грубее, может быть, потому, что она соприкоснулась с преступным миром. Но с другой стороны её образ в моём воображении ассоциируется с жертвой, захваченной насильниками. И, как у любого мужчины, в моей душе возникло щемящее чувство безнадёжности от сознания моего бессилия и неспособности помочь той, которая уже стала моей женщиной. Я не мог защитить её. У меня отняли её. Вероятно, поэтому меня влечёт к ней сильнее, чем к Марине.

Он прошёлся по комнате, и чуть не отдавил мне лапу. Я еле увернулся от его тросточки.

- Да, - продолжал он, - Марина, происходит из благополучной семьи, училась в университете. Я думаю, что она превосходит ту несчастную девушку в интеллекте и образованности. С ней мне было интересно общаться этой ночью. Однако, сравнивая их, я не могу разобраться в своих чувствах, понять, кто же из них по-настоящему ближе мне и желаннее, кому больше принадлежит моё сердце. У Марины я был уже не первым мужчиной, та же незнакомка принадлежала только мне одному. Как бы там не было, но, наверное, так случается с каждым. В силу ответственности или из-за чувства собственности у каждого мужчины рождаются особые чувства к девственнице, которую он сделал женщиной. Но вот что интересно. Мне одновременно хочется видеть и Марину и ту девушку, имени которой я даже не знаю. Моё чувство симпатии раздвоилось, и душа не может сделать выбор и найти своё место между двумя разными полюсами. Как ты думаешь, что мне делать?

Это он обратился ко мне, как к своему молчаливому собеседнику. Он такое часто проделывал. Задаст мне вопрос, а потом сам же на него отвечает. И в этот раз было так же.

- Да-да, понимаю. Ты говоришь, что Марина пообещала прийти ко мне ночевать через день, так как этим вечером должна была выйти в смену на ночное дежурство.
Я ему никогда такого не говорил. Некоторое время мой хозяин ходил по комнате погружённый в свои мысли, затем оделся, взял свою тросточку и вышел из дома. Я опять остался один. Интересно знать, что он мне расскажет, когда вернётся домой? Признаюсь, что я очень сомневаюсь в достоверности всех его историй.



ТРЕТИЙ РАССКАЗ ХОЗЯИНА


Когда мой хозяин вернулся домой, то стал мне рассказывать странные вещи.

Попрощавшись, я отправился в среднюю школу к Василию Антоновичу.

Во второй половине дня занятия в школе уже закончились. Школа сразу же опустела. Обычно в это время года многие родители привлекали своих детей к сельскохозяйственным работам на дачах и приусадебных участках. Всех лихорадила горячая страда – время сбора урожая.

Придя в школу, я поднялся на второй этаж и постучал в двери физической лаборатории. Через некоторое время, как мне показалось, за дверью возникла возня, и послышал недовольный голос Василия Антоновича.

- Кто там? – спросил он, не открывая дверь.

Такого с ним раньше не случалось.

Я назвал себя. Он попросил меня подождать. В ожидании я ломал голову над тем, что у него могло там стрястись. Когда мне надоело ждать, я опять постучал и услышал раздражённый голос Василия Антоновича.

- Ну, что ты ломишься как медведь?

- Да что произошло? - спросил я через дверь обеспокоено. – Почему ты не впускаешь меня к себе?

Василий Антонович быстро отворил дверь.
 
- Ты всегда ни во время приходишь, - проворчал он. – Мешаешь мне работать. Что стряслось?

- Это я у тебя должен спросить, что стряслось?

- У меня всё в порядке. Просто, дел - по горло. Я очень занят.

- Ты всегда очень занят. Я это знаю, - заметил я.

- Ну ладно, проходи и рассказывай, что тебя привело ко мне на этот раз.

Я не переставал удивляться. Василия Антоновича словно подменили. Обычно он брал меня за руку и провожал до стула. Сегодня он этого не сделал.

- Куда можно сесть? – спросил я его.

- Справа от тебя стул.

Ощупью я нашарил стул и осторожно опустился на него. В лаборатории было душно.

- Ты не откроешь окно? – попросил я его. – А то дышать нечем.

- Нет, - резко сказал он мне, как отрезал.

Я всё больше и больше не понимал его поведение. С ним явно что-то происходило.

- Так зачем ты пришёл? – спросил он меня деловито.

Мне показалось, что мы в лаборатории ни одни. Чтобы в этом удостовериться, я задал ему провокационный вопрос:

- Я могу всё говорить? Нас никто не подслушает?

- Кто нас может подслушать? – удивился он. – Насколько я знаю, в лаборатории нет подслушивающих устройств.

Вдруг я услышал в дальнем углу шум и звон падающей на пол монеты.

- Ты, случайно, не прячешь тут у себя никакую ученицу? – спросил я, улавливая ушами непонятные шорохи.

- На что ты намекаешь? – возмутился Василий Антонович. – Неужели ты считаешь меня педофилом?

- Ну, всякое может быть, - развёл я руками.

- Если ты ещё раз об этом скажешь, то я дам тебе по физиономии, - угрожающе заявил он. – Не посмотрю, что ты слепой.

- Извини, - сказал я ему и, как ни в чём не было, стал рассказывать ему о событиях прошлого дня.

Сообщение о моем походе к колдуну Франсуа не вызвало у него никаких эмоций или комментариев, но когда речь зашла о нищем, знакомившим меня с колобком, он вдруг разволновался и попросил меня рассказать обо всём этом происшествии поподробнее. Когда я с удивлением выполнил его просьбу, он стал задавать мне вопросы: разговаривал ли со мной колобок, как он выглядел, и где можно разыскать этого нищего. Я не переставал удивляться. Его внимание также привлёк случай со странным посетителем в кафе «У порога», когда тот пытался через форточку улететь на небо. О своих любовных приключениях я умолчал.

Во время моего рассказа я явственно слышал негромкий хохот всё в том же углу лаборатории, но своим видом показал, что это меня не касается.

Выслушав мой рассказ, Василий Антонович задумался. Вдруг я услышал грохот. Как будто тяжёлый ящик свалился со стола на пол, и по лаборатории запрыгали мячики.

- Что происходит? – воскликнул я, леденея от страха. – Я же слышу, что кто-то здесь есть.

Голос Василия Антоновича донёсся из глубины лаборатории:

- Никого здесь нет. Рассыпались мои экспериментальные образцы.

- Что это ещё за образцы? – недоверчиво спросил я. – Может быть, тебе помочь?

- Ничего не нужно делать. Сиди на месте и не двигайся, - последовал ответ, больше похожий на приказ.

Я застыл на месте, боясь пошевелить рукой или ногой. Василий Антонович, как мне показалось, что-то собирал с пола.

- Может быть, ты мне объяснишь, что здесь происходит? – наконец, потеряв терпение, спросил я его напрямую.

- Ничего здесь не происходит, - ответил мне Василий Антонович, занятый своей работой.

- Не нужно мне рассказывать сказки! - вскричал я, выходя из себя больше от страха, чем от неизвестности. – Если ты считаешь, что я слепой и меня можно дурачить, потому что я ничего не понимаю, то ошибаешься. Не забывай, что и я обладаю аналитическим умом, и давно заметил, что у тебя в лаборатории не всё в порядке. Я знаю, что здесь происходят разные странности. Более того, скажу тебе, что твои исследования меня очень беспокоят. И я боюсь, что всё может закончиться плачевно и обернуться катастрофой для тебя.

Последние слова я сказал, беря его на пушку. Эти фразы пришли мне на ум неожиданно. Даже сейчас не могу понять, почему я так сказал тогда. Может быть, сработала интуиция. Но, как ни странно, мои слова возымели действие, он раскололся. В начале он ничего мне не ответил, но я почувствовал его обеспокоенность. Развивая успех моей атаки, я разразился монологом и основательно добил его своей несокрушимой логикой, как тонкий психолог.

- Я всегда рассказываю тебе обо всём честно, не кривя душой, как оно есть на самом деле, - говорил я ему. - А ты, пользуясь моей доверчивостью, держишь меня за дурака, используешь как своего шпиона. Мне известно больше, чем ты думаешь. Хотя ты мне ничего не объясняешь. Ты же не хочешь, чтобы я обращался за объяснением к кому-то другому. А такие люди, интересующиеся твоими работами, найдутся. Будь спокоен. И всё выплывет наружу. Вот если бы ты рассказал мне всё без утайки, то я бы хранил твой секрет в тайне, как в могиле. И, может быть, даже чем-то помогу тебе.

- Не, ладно, - наконец, сдавшись, сказал он мне, - сейчас я всё приведу в надлежащий вид, и мы поговорим.

Мне пришлось ждать довольно долго, пока он наводил порядок в лаборатории. Наконец, освободившись, он сел возле меня и начал говорить:

- Ты же знаешь, - были его первые слова, – что фундамент человеческих знаний складывается по кирпичику. Из века в век каждый учёный вносит свою скромную лепту в копилку мировых открытий. Так мы, исследователи, шаг за шагом продвигаемся вперёд, познавая природу и окружающий мир, создаём новую философию, модифицируя стиль своего мышления. После совершенной Декартом революции метода в истории Спиноза выдвинул программу детерминированной системы мира, положив её в основу монистической концепции единой субстанции.

- Можно без этих долгих предисловий? – не вытерпев, я заёрзал на стуле.

- Никак нельзя, - спокойно ответил он. - Иначе ты ничего не поймёшь

- Я и так ничего не понимаю, - заметил я ему.

- Так вот, - продолжал он, как ни в чём не бывало, - наберись терпения и слушай дальше, если что-то хочешь понять. Лейбниц перенёс акцент на автономные детали мироздания. Основой их индивидуализации были силы. Картина мира стала плюралистической системой бесчисленных субстанций, динамических по своей природе. В дальнейшем был открыт плюрализм самих этих сил, плюрализм законов, отсутствие тождественности казуальных связей, скрепляющих детали мира в единое целое. Ученые с каждой эпохой всё больше понимали, что в нашем мире не всё так просто, как кажется на первый взгляд. Наши знания усложнялись, выявлялись иерархии законов, сил, казуальных связей, форм движения.

В это время я услышал глухой удар в стену и вздрогнул. Однако Василий Павлович, как ни в чём не бывало, продолжал говорить:

- Открытия Ньютона, Канта, Макса Борна последовательно расширяли представления о нашем мире, натыкаясь на новые загадки, которые ставила перед нами действительность. Одни учёные преодолевали заблуждения других ученых и делали собственные открытия. Так, Эйнштейн говорил, что теория относительности не могла бы появиться без преодоления кантианской априорно-субъективной трактовки геометрии. Она не могла бы появиться без радикального перехода от концепции пространства и времени как форм созерцания к концепции объективного пространства-времени. Но, замечу, что теория относительности была результатом применения к физическим теориям уже известных нам критериев внутреннего совершенства и внешнего оправдания.

- Говори по существу, - теряя терпение, опять перебил его я. – И если хочешь, чтобы я что-то понял, говори доходчиво без всяких теоретических углублений.

- Хорошо, - согласился он, - но чтобы ты меня лучше понял, я дам тебе последнее теоретическое объяснение. В теории относительности есть такое понятие «принципиальной наблюдаемости». Математики Лобачевский и Риман, отстаивая в области дискурсивного мышления, из которого Кант изолировал созерцание, доказывали возможность экспериментальной проверки. И когда общая теория относительности, сделав выбор исходных геометрических аксиом физической проблемой, внесла в геометрию онтологические критерии и экспериментальные выводы, то она окончательно похоронила трансцендентальную эстетику. Однако…

- Проще! – взмолился я. - Говори ещё проще. Я же не учёный-физик и не математик. Не забывай об этом.

- Да, да, - поддакнул он, продолжая, - сейчас мы подходим к главному. «Наблюдатели», приложившие руку к исследованиям в изложении теории относительности, отнюдь не имели в виду субъективизацию физических процессов и их неотделимость от наблюдаемости. Потому что между такой концепцией и субъективизацией физического мира такое огромное различие, что его можно назвать пропастью. И эта пропасть, практически, отделяет исключающие одно другого мировоззрения. В кантианской философии в ХIХ веке появились так называемые «двумерные наблюдатели», которые не могли составить представление о третьем измерении. Современные исследователи, работая в двумерном измерении, энергично движутся из одной точки сферической поверхности в другую. Но в отличие от кантианских наблюдателей, они имеют ясное представление о третьем измерении, не входящем в их непосредственное субъективное созерцание. Эти исследователи обнаруживают нарушение эвклидовых соотношений и интерпретируют такое нарушение как кривизну своей двумерной поверхности. Тем самым третье измерение входит в их опосредственное дискурсивное созерцание. На этих основаниях, углубляя моё исследование, я пошёл дальше и открыл четвертое измерение.

- Ты открыл четвёртое измерение? – удивился я. – Открыл, и никому - ни слова?

- Но тебе-то я говорю, правда, под большим секретом, - молвил Василий Антонович.

- Это почему же? – удивился я. – Почему ты говоришь мне это под секретом?

- Потому что ещё не известно, что из всего этого вылезет. Дело в том, что я соприкоснулся с другим миром. Я открыл «Антимир». Или можешь называть его ещё «Параллельный мир». Пока что я его основательно ещё не изучил, но больше склоняюсь назвать этот мир «Абсолютным пространством». Если ты желаешь, я могу тебе пояснить, почему так считаю.

- Желаю, - с готовностью ответил я.

- Видишь ли, ещё до своего открытия я обратил внимание на современные представления о симметрии и чётности, которые начали развиваться во второй половине 50-х годов ХХ-го века после открытия в физике не сохранения чётности при слабых взаимодействиях. В случаях распада частиц, вызванного слабым воздействием, их правая и левая стороны становятся несимметричными. Если заменить правовинтовую систему координат левовинтовой, иначе говоря, при зеркальном отображении, изменяется волновая функция частицы. Таким образом, частица оказывается чем-то вроде человека, который обнаруживает, как в твоём случае, в зеркале новые, не свойственные ему самому внутренние соотношения и особенности поведения. Но отражение человека в зеркале было для Канта наряду со второй перчаткой или второй рукой доказательством необходимости ссылаться на Абсолютное пространство, потому что существовала презумпция идентичности внутренних соотношений в правой и левой руках, правой и левой перчатках, в предмете и его зеркальном отображении. Их неконгруэнтность указывала на участие пространства как такового в демонстрируемом неконгруэнтностью различии. Последнее нельзя объяснить логически, дискурсивно, поэтому оно представляется чисто наглядным и переносится вместе с абсолютным пространством в область чистого созерцания. Но несохранение чётности устраняет не только абсолютное пространство, в том понимании, которое существовало раньше, но и самые общие посылки трансцендентальной эстетики, поскольку оно демонстрирует дискурсивность наблюдения и его неотделимость от объекта наблюдения. Однако несохранение чётности комбинируется с преобразованием заряда, этот процесс меняет собственно физические свойства, отнюдь не входящее в чистое созерцание, то есть в созерцание, независимое от объекта, обладающее априорной пространственно-временной рамкой. Нам не стоит забывать, что реальность – это наш физический мир, иными словами, материя. Поэтому мы должны держаться за неё обеими руками, если не хотим выпасть из её поля зрения.

- Я опять перестаю тебя понимать, - воскликнул я в отчаянии.

- Это ничего, потерпи, - сказал он, - сейчас я перехожу от теории к практике. Из всего мною сказанного, ты, наверняка, понял, что я, открыв четвёртое измерение, посмотрел на так называемое Абсолютное пространство ни кантианским, а своим собственным взглядом и окрестил его для себя «Иным миром». После этого я занялся практикой и стал пытаться найти тот мир, как бы пощупать его вещественную часть. И знаешь, что мне помогло это сделать?

- Даже не догадываюсь,- ответил я.

- Мне помогли сделать это открытие последние исследования наших астрономов, пытающихся понять законы Вселенной. Как ты знаешь в середине ХХ-го века они пришли к парадоксальному выводу, что в звёздах нет вообще никакого источника энергии. Звёзды горят, излучая тепло и свет, за счёт заимствования энергии извне, как своего рода зеркала или экраны отражения. Конечно, зеркалами их назвать слишком примитивно, но как говорил физик Клазиус в середине ХIХ века: «Теплота не способна сама собой переходить от более холодного тела к более тёплому». Это его утверждение, вроде бы очевидное, тем не менее, вызвало бурю протестов со стороны Тимирязева, Столетова, Вернадского и Циолковского. Как так, говорили они, выключенная лампочка гаснет и становится всё более холодной, и никто не видел, чтобы она, забирая тепло и энергию из окружающего пространства, вдруг загоралась и начинала нагреваться. Из этого следовало, что все тела самопроизвольно охлаждаются, теряя свою энергию, в том числе и звёзды. В результате чего Вселенная может погаснуть и наступит конец света.

- Ты меня пугаешь, - сказал я.

- Многие умы пытались разгадать загадку, почему звёзды светят, - не обращая на мои слова, продолжал говорить Василий Антонович. - В конце ХIХ века Гельмгольц и Кельвин разработали теорию о том, что звёзды являются огромными сгустками газа. Сжимаясь под действиями гравитации, они нагреваются до миллионов градусов и обогревают Вселенную. Но по их теории получалось бы, что наше Солнце отдало бы всё своё тепло задолго до проявления жизни на Земле. Затем были теории ядерных и термоядерных реакторов, но все они оказались несостоятельными, потому что эксперименты и расчёты показали, что температура внутри Солнца гораздо меньше той, что требуется для поддержания термоядерной реакции. Получается, что недостающую энергию звёзды берут из окружающего пространства. Но как они это делают?

Задал вопрос Василий Антонович и погрузился в молчание.

- Ты меня об этом спрашиваешь? – заёрзал я на стуле и подал свой голос. – Ты хочешь, чтобы я тебе это сказал?

Василий Антонович рассмеялся и ответил:

- Скажи, если можешь.

Я только развёл руками.

В это время я ощутил болезненный щелчок в лоб. Как будто Василий Антонович, дурачась, подобно озорному школьнику, поставил мне шелбан, как это обычно делают сверстники в школах. Я не знал, как отреагировать на это действие и промолчал. Василий Антонович тоже ничего не сказал мне.

- Так вот, - продолжил он, - само по себе пространство не может быть источником энергии. Для этого оно достаточно пассивно. Но пространство неотделимо от времени и вместе с ним составляет единый уникум. А само время есть, не что иное, как двигатель, который вырабатывает энергию. Поток времени – это гигантская сила, и она подчиняется закону сохранения энергии. В природе всё закольцовано. Я это понял. Истраченная энергия через поток времени возвращается к звёздам и заряжает их вновь энергией. Так же как на земле происходит круговорот воды в природе, так и в Космосе происходит круговорот энергии в природе. Здесь нет никакой мистики или загадки. Время, замыкаясь на вечность, регулирует все наши процессы. Вглядываясь во Вселенную, мы наблюдаем работу вечного двигателя – Perpetuum mobile.

- Но как это происходит? – удивился я.

- Механизмы всего этого нам пока ещё не известны, - сказал он, – правда, есть некоторые предположения. Я не хочу терять время, объясняя тебе все связанные с этим феноменом теории, выдвинутые наукой. Расскажу тебе лишь о своём открытии, которое, скажу тебе с гордостью, ставит меня в один ряд с Кантом, Гегелем, Эйнштейном, а, может быть, и чуть выше их. Несколько лет назад я заинтересовался всеми этими проблемами и, используя модель звезды, попытался создать некий нейтральный сверхпроводимый материал, способный привлекать к себе или выловить из космоса энергию, нечто вроде аккумулятора космической энергии. Я надеялся создать нечто похожее на шаровую молнию, которую можно было бы использовать как источник энергии в народном хозяйстве. Правда, я знал об опасности этого эксперимента, потому что мне удалось прочитать некоторые секретные материалы международного агентства НАСА, в которых говорилось об эксперименте, проводимом в Японии. Там учёные установили возле старых высоких деревьев электронные ловушки, в которые хлынула энергия из антимира, и чуть было не привела нашу землю к катастрофе. Если бы не помощь двух буддистских монахов, вернее, трёх мудрецов Будды, Моисея и Иисуса, то наш мир уже сейчас прекратил бы своё существование. Все материалы были засекречены, а на работы по привлечению потусторонней энергии был наложен строгий запрет для учёных всего мира. Поэтому, ты понимаешь, почему я работал втайне от всех.

- Понимаю, - ответил я, потирая ушибленное место на лбу.

- Так вот, - продолжил он, - посредством химических превращений я нашёл такой сверхпроводимый нейтральный материал, который напитывается энергией извне. Но к моему удивлению, эта масса стала вбирать в себя ни какую-нибудь там известную мне энергию, а …

Он замялся, как бы подбирая точное выражение тому, что он хотел сказать.

- …а нечто такое, что можно сравнить с живой энергией, неким невидимым биополем, над происхождением которого я до сих пор ломаю голову. Я не знаю, откуда берётся эта живая энергия, и как она преобразуется в этой массе, но вот результаты, которые я получил, не очень утешительные.

- Почему? – спросил я, затаив дыхание.

- Дело в том, что ситуация выбивается из-под контроля, и я не знаю, что делать дальше.

- Так что же ты создал такое? – в ужасе спросил я.

- Это нечто подобия шариков. Кстати, они сами принимают для себя оптимальные размеры и формы из той массы, которую мне удалось приготовить. На вид они похожи на шарики из хрусталя. Свободно перемещаются в пространстве. Могут говорить, смеяться и проявлять разные человеческие эмоции.

- Так значит, тот колобок, который мне дал подержать нищий в сквере, является продуктом твоей научной деятельности? – спросил я, приходя ещё в больший ужас.

- Да, - ответил он. – Дело в том, что около четырехсот шаров вылетело в открытую форточку, когда ночью непроизвольно сам открылся холодильник.

- И сколько же у тебя этих шаров?

- Уже более двух тысяч. Но они продолжают размножаться, отделяя от себя часть созданной мною массы. Неделю назад они попросили меня увеличить производство массы, но я им сказал, что у меня нет денег для покупки нужных для этого ингредиентов. И знаешь, что они сделали?

- Что? – обалдело спросил я, не совсем врубаясь в то, что он мне говорил.

- Мне трудно об этом говорить. Но они ограбили банк.

- Как ограбили? – воскликнул я, подпрыгнув на стуле.

- Позавчера двое бродяг принесли мне в лабораторию несколько сумок, набитых деньгами. Я сразу понял, что эти бродяги невменяемы. Они оставили у меня в кабинете эти сумки и, ничего не говоря, ушли.

- И что? Эти деньги сейчас находятся у тебя?

- Да, - ответил он взволнованно, - они стоят в углу, и я не знаю, что с ними делать.

- Но из-за этих денег погибли люди, - вымолвил я, - правда, эти люди – бандиты, и рано или поздно они всё равно бы поплатились жизнью за свои преступления, но всё равно…

- Но что ты травишь мне душу! - расстроено воскликнул Василий Антонович. - Я и так не нахожу себе места.

- Извини, - сказал я. – Но на меня всё это произвело такое впечатление, что я сам не знаю, что говорю. Кстати, когда я летел вместе с моим Красавчиком над городом, то видел, как эти двое бродяг грабили банк.

- Я думаю, что они даже не сознавали, что делают, - заметил учитель, - эти шары явно контролировали их сознание. А сейчас я даже не знаю, что делать с этими деньгами. Вернуть их в банк я не могу, потому что там спросят, как они ко мне попали. Что я им скажу?

- Да, - кивнул я головой, - ситуация, хуже не придумаешь. А где они сейчас, эти шары?

- Часть их закрыта в холодильники, а часть летает по лаборатории.

- А, понимаю, - заметил я, потрогав на лбу шишку, - это, значит, один из них мне только что отвесил щелчок.

- Ну, не я же, - сердито буркнул Василий Антонович.

- А почему они летают? – спросил я.

- Не хотят сидеть в холодильнике. Взбунтовались. Кое-кто из их друзей вернулся с улицы и рассказал им, какой там прекрасный мир, и они захотели увидеть его своими собственными глазами.

- У них даже есть глаза? – удивился я.

- Не знаю, - ответил он, - но они всё прекрасно видят. Поэтому я и держу окна закрытыми. Не выпускать же их всех наружу. Ещё неизвестно, что они там натворят.

И вдруг меня осенила мысль.

- Так вот оно что! – воскликнул я. – Сейчас я понимаю, откуда взялся мой Красавчик. Вероятно, он тоже выпрыгнул из твоей колбы.

- Всё может быть, - согласился со мной Василий Антонович, - но ты мне лучше скажи, что мне делать в этой ситуации. Сейчас я даже учеников не могу запустить в мою лабораторию.

- Но и выпускать их всех на улицу нельзя, - заметил я.

- Согласен, - молвил он. – Но не знаю, как долго удержат их эти стены.

- А нельзя эту ситуации повернуть в изначальную стадию? – спросил я учителя.

- Ты имеешь в виду их уничтожение? – уточнил он.

Я кивнул головой.

- Это исключено. Во-первых, такое сделать уже невозможно. Я выпустил джина из бутылки. Сейчас эта энергия сильнее меня. И, во-вторых, я бы не хотел их уничтожать, потому что, как ни как, они являются как бы моими детьми. Ведь я их всех породил. Разве человек может уничтожать своё творение? Я на такое не способен. Думаю, что это под силу только одному Богу, и то не известно, уничтожает он свои творения или видоизменяет их.

- А какие они, эти шары? – спросил я его.

- В спокойном состоянии прозрачные. Но когда испытывают эмоции, то приобретают разные цвета. Например, сейчас многие из них красные. А это говорит о том, что они очень разозлены.


- И тот, который заехал мне в лоб, тоже красный?
Василий Антонович ответил на мой вопрос утвердительно.

- Тогда нам здесь не безопасно оставаться, - высказал я своё суждение, - кто их знает, что им взбредёт в голову.

- Может быть, ты и прав, - молвил Василий Антонович, приняв вдруг решение, - давай оставим всё как есть. Утро вечера мудренее. Завтра что-нибудь я придумаю. А то у меня от этих проблем голова уже раскалывается от боли. Пойдём, прогуляемся по бульвару, подышим свежим воздухом. Может быть, встретим того нищего и расспросим его о колобке. Меня сейчас больше всего интересует, как они ведут себя на воле.

Я с готовностью поднялся со стула, единственным желанием у меня было унести быстрее ноги из этого места. Василий Антонович запер лабораторию, мы вышли из школы и направились на бульвар.

Не найдя нищего на бульваре, мы прогулялись по аллеям и присели отдохнуть на скамейке, недалеко от гостиницы «Интурист». Кожей лица я ощущал дуновения лёгкого ветерка и приятную теплоту лучей вечернего солнца.

- Знаешь, - сказал мне Василий Антонович, - я тебе ещё не рассказал о некоторых особенностях этих шаров. Иногда они из твёрдого состояния могут переходить в газообразное, и принимать разные формы. Вначале, когда я их только создал, то насмотрелся на такие чудеса, что сейчас я уже ничему не удивлюсь. Если бы только видел, что они вытворяли.

- А что же они делали? – с интересом спросил я.

Василий Антонович, некоторое время молчал, по-видимому, предаваясь воспоминаниям, а затем начал свой рассказ:

- Для меня было самым большим потрясением, когда они ожили. Первое впечатление об этом событии до сих пор хранится в моей памяти так явственно, что я и сейчас всё это вижу, как будто в моей голове постоянно прокручивается одна и та же кинолента. Тогда из приготовленной мной сверхпроводимой массы я наделал несколько десятков колобков и решил провести с ними эксперимент по обжиганию в микроволновой печи. Я просто хотел проверить, насколько созданный мной материал прочен после обжига. Как только я загрузил их в микроволновку и подключил питание, там началось такое, что печь заходила ходуном. Колобки барабанили в дверцу с такой силой, что подняли невообразимый грохот. Я думал, что вся школа сбежится в мою лабораторию. Я тут же отключил печь и открыл дверцу. Они вылетали из печи как пули из ружейного ствола и кружили вокруг меня как осы из потревоженного улья. Я застыл на месте, не смея пошевелить ни рукой, ни ногой. Потом они летали по всей лаборатории, но затем, успокоившись, поутихли и стали опускаться на пол, на столы, на шкафы, на всё, что попадалось им под руку. Одним словом, они вели себя как живые существа. Когда я немного пришёл в себя, то понял, что создал нечто такое, чему до сих пор не могу найти объяснения. Я стал их рассматривать, осмелился даже брать руками. Они походили на прозрачные шарики и были все одинакового размера. Когда я собрал их всех в одну коробку, то, почему-то, вспомнил произведение Германа Гессе «Игра в бисер». Нет, они совсем не походили на бисер, потому что были крупнее размером, но выглядели такими же гладкими стекляшками, которыми так и хотелось поиграть. Некоторое время я так и делал. Брал в руки, перекатывал по столу, подбрасывал в воздух и ловил. Они были спокойными и ни на что не реагировали. Вначале я подумал, что они так и будут оставаться в покое, но прошло некоторое время, и они опять ожили. Это случилось после одного урока - лабораторной работы. Я держал их в коробке на шкафу, в котором хранил разные приспособления и наглядные пособия для уроков механики. Так вот, когда ученики закончили свои опыты с электричеством и, сдав мне свои тетради, отправились по домам, вдруг эти шарики начали выскакивать из коробки, подлетать к приборам, вырабатывающим при помощи крутящихся дисков и щёток статическое электричество и, каким-то чудом привели в действие приборы. Представляешь? Через некоторое время, эти мини электростанции на всех столах работали с таким ускорением, что лабораторию начали из угла в угол простреливать самые настоящие молнии и возникать электрические дуги. Сами шары, попадая в зону их действия, заряжались электричеством и начинали святиться, как самые настоящие шаровые молнии. Глядя на всё это, я чуть не свихнулся. Да и не мудрено было сойти с ума, видя все эти превращения. Но дальше было ещё интереснее. Зарядившись, они вдруг начали менять свою форму и превращаться в некие подобия моих учеников.

- Как? – услышав эти слова, вскричал я. – Они стали превращаться в учеников?
 

  – Нет, не совсем так, – поправил меня Василий Антонович. – Они не были моими учениками. Я это сразу понял. Потому что их тела были полупрозрачные, как бы состоявшие из светящегося газа. Знаешь, как в фильмах представляют призраков. Так вот, они походили на призраки, но не были призраками, потому что могли разговаривать голосами моих учеников, и представляли собой некие сущности, похоже, проникшие в наш мир из другого измерения. Я думал, что за тот вечер поседею. Помнишь, я тебе говорил о физических явлениях и о частицах, оказывающихся чем-то вроде человека, который обнаруживает в зеркале новые, не свойственные ему самому, внутренние соотношения и особенности поведения? Так вот, все эти сущности были намного умнее моих учеников. Даже самые отстающие ученики в тот раз выполнили все контрольные работы блестяще. Я попробовал проверить их знания, и оказалось, что они знают физику лучше, чем я. Так получилось, что в том классе у меня было тридцать учеников, приблизительно столько же было и шаров в ящике, и каждый из них выбрал себе свой образ, соответствующий образу понравившегося ему ученика. Но различие между образом и самим учеником всё же были. Понимаешь?
   – Понимаю, – догадался я, – эти образы были как бы более совершенными, чем сами ученики.
   – Вот именно! – воскликнул он. – Их неконгруэнтность указывала на участия некого пространства, из которого поступала некая энергия, проецирующая на нашу действительность своё видение наших проблем и демонстрирующая этой неконгруэнтностью различия между нашими интеллектуальными способностями и их мыслительными возможностями. Понимаешь? Они, посредством этих образов показывали нам идеальную модель индивидуума, каким бы мог стать любой мой ученик.
   – Вот оно что!? – воскликнул я. – Вот сейчас я полностью уверен, что мой Красавчик – дело твоих рук. И он положил на меня глаз именно в твоей лаборатории. Это, наверное, случилось в тот раз, когда я заносил тебе книгу Диогена Лаэртского. Как раз после этого и начались мои контакты с этим субъектом, который хотел мне внушить, что он и есть я.
   – Всё может быть, – поспешил согласиться со мной Василий Антонович.
   – В таком случае мне становится многое понятно из того, что произошло со мной в последнее время, – заметил я. – И особую значимость приобретает твоя роль, которую ты сыграл во всех моих перипетиях.
   – Ты уж извини меня, – молвил Василий Антонович виноватым голосом, – от этих моих исследований, последнее время, только одни неприятности.
   – Но я тебя ни в чём не виню, более того, я даже в чём-то благодарен тебе, – молвил я. – Как ни как, а эти приключения как-то разнообразили мою скучную жизнь. К тому же, я, благодаря твоим открытиям и достижениям, за долгое время впервые увидел белый свет. Но как могло случиться, что эти шарики ожили?
   – В этом-то и весь секрет, – молвил Василий Антонович. – Я думаю, что созданный мной материал – та сверхпроводимая масса – стала уловителем из космоса живой энергии.
   – Но каким образом?
   – Мне трудно это понять, опираясь только на одну науку, которая, по мнению этих шариков, находится на земле ещё в зачаточном состоянии. Но безусловным является тот факт, что весь космос проникнут этой живой энергией. Я думаю, что само время и есть поток живой энергии. И если в него поместить космическую вертушку, то она закрутится. Эта живая мылящая энергия наполняет все рождающиеся на земле биологические существа. Тело, умирая, отдаёт эту энергию космосу, который наполняет ею следующее народившееся тело. И так происходит череда передач этой энергии, которая у буддистов называется перерождениями. Поэтому, вероятно, и существует закон сохранения энергии. Потому что энергия никуда не исчезает. Почему одинаковые мысли приходят людям разных поколений независимо от того, соприкасались они с этими знаниями, или нет.
   – Но как эта энергия внедряется в твою примитивную, сверхчувствительную массу, которая даже не имеет мозгов?
   – Природа имеет разные механизмы. Ты же не удивляешься, когда из металлической коробки слышишь музыку, а при помощи сотового телефона можешь знакомиться с людьми, которых совсем не знаешь. Так и с проникновением этой энергии. Мы не знаем, откуда она к нам приходит, и куда потом девается. Мы ничего не знаем о тайнах природы. Может быть, при помощи этих шаров с нами общаются звёзды.
   – Ну, ты и скажешь? – разведя руками в стороны, сказал я.
   – А что здесь, собственно, говоря, фантастического? – спросил меня Василий Антонович. – Вся Вселенная состоит из звёзд разных классов, также, как и всё человечество состоит из разных индивидуумов, и каждый из них настроен на свою частоту. Откуда нам известно, что за энергию мы получаем из космоса через наше мыслительное приёмное устройство, наш мозг, который абсолютно не исследован учёными. Мы совсем не знаем, что такое душа. А что такое звёзды? Возможно, что небесные светила – живые организмы. Учёные обратили внимание на двойные звёзды. Эти образования могут состоять из звёзд разных классов, но, объединившись в пару, они обретают удивительно схожие черты – одинаковую яркость, спектральный тип. Возникает впечатление, что главная звезда воздействует на свой спутник и постепенно передаёт ему нечто, изменяющее его облик. Но как она это делает? Вот в чём вопрос. Межзвёздные расстояния достаточно велики, чтобы исключить влияние обычных силовых полей. На таких расстояниях работают только силы гравитации и время.
   – Постой! – воскликнул я. – Неужели, объединившись в пару с моим двойником, я тоже стану похожим на него?
   – Всё может быть, – сказал задумчиво Василий Антонович.
   Но вдруг он произвёл хлопок ладонями и воскликнул:
   – Эврика! Если мы будем рассматривать время, как живую мыслящую энергию, то становится понятно, почему чувствительные натуры могут предсказывать будущее. Ведь время связывает прошлое и будущее. А это значит, что человек, удерживаемый гравитацией в одной системе, способен через время связаться с другой системой, а именно той, которая уже образовалась в будущем. Ибо всё наше существование в космосе, в этом бескрайнем пространстве, пронизаны двумя везде действующими силами: гравитацией и временем.
   После этих слов раздался ещё один хлопок, но где-то уже в стороне от нас, и был похож на взрыв.
   – Что такое? – воскликнул Василий Антонович. – Что случилось?
   Он явно занервничал. Через несколько минут раздались сирены пожарных машин.
   Что происходит?! – опять воскликнул он. – Пожарные едут по направлению к моей школе. Ты извини, но я побежал. Посмотрю, куда они направляются.
   Я услышал его быстро удаляющиеся шаги. Меня тоже заинтересовало это происшествие. Встав со скамейки, я направился в сторону гостиницы «Интурист», пересёк автостраду, по которой проследовало ещё две пожарных машины. Откуда-то сверху я услышал женский голос:
   – Школа горит.
   Пройдя через дворы, я вышел к школе, где, судя по голосам, уже столпился народ, в воздухе чувствовался запах гари, гудели моторы насосов нескольких машин, слышался плеск воды из брандспойтов.
   – Что происходит? – спросили я первого человека, находившегося неподалеку от меня мужчину.
   – Вы, что же, не видите? Школа горит.
   – Нет, не вижу. Я слепой. А где начался пожар?
   – Ах, извините, я не заметил у вас тросточку, – ответил он и охотно пояснил. – Загорелось на втором этаже, там, говорят, находится физическая лаборатория. Мой сынишка ходит в эту школу. Он мне рассказывал, что их учитель по физике чудаковатый человек с большими странностями.
   – А в чём выражается его чудаковатость?
   – Ну, все говорят, что он помешан на науках, – заявил словоохотливый незнакомец, – и кроме своих наук ничем не занимается, ставит там у себя разные опыты. Говорят, что он даже ночует в школе, работая. Вот и доработался, устроил пожар. Сейчас его выгонят из школы, да ещё заставят всё отремонтировать за свои деньги. Это в начале-то учебного года. Вот что отчебучил. Но, как ни странно, детишки его любят. Мы живём здесь недалеко. Окна моей квартиры как раз выходят на школу. Сейчас мой оболтус стоит на балконе и радуется, что отменят занятия в школе. Знаете, что он мне заявил? Что учитель сделал правильно, устроив пожар. Занятий не будет, и летние каникулы продолжатся. Лоботряс. Ему бы всё бить баклуши, а не заниматься делом.
   Мужчина отошёл от меня. Я попробовал продвинуться вперёд, но кто-то взял меня за руку и отвёл в сторону.
   – Видишь, что получилось, – раздался негромкий голос Василия Антоновича. – Вот чем закончились мои эксперименты.
   – Но как это случилось? – спросил я его.
   – Давай отойдём отсюда, здесь не место для таких разговоров, да и смотреть уже нечего. Моя лаборатория выгорела дотла. Пожарники сейчас локализовали огонь, так что большого вреда он школе не нанесёт, но занятий в школе какое-то время не будет по моей вине. Это ужасно! Из-за моего сумасбродства приостановится учебный процесс.
   Мы отошли от школы и вошли во двор жилого квартала.
   – Ты спрашиваешь, как это могло произойти, – молвил Василий Антонович. – Я считаю, что всё произошло очень просто. Шарики устроили пожар. На это, я думаю, им хватило ума. Сделали замыкание проводки или что-нибудь с химическими реактивами.
   – Но зачем? – воскликнул я.
   – Чтобы приехали пожарники и разбили окно. Впрочем, пожарники это и сделали. Свидетели первых минут пожара говорят, что из разбитых окон посыпались такие ослепительные огромные искры, что даже бывалые пожарные сроду такого не видели. Мы-то с тобой знаем, что это были за искры. Когда я подбежал к школе, из разбитых окон лаборатории уже вырывалось пламя. И я заметил несколько таких шариков, выскочивших из окна. Только приблизительно можно было принять их за искры. Все они унеслись в неизвестном направлении. Что же сейчас будет?!
   – Но там сгорели все деньги! – воскликнул я.
   – Да, сгорели, но это меня сейчас меньше всего беспокоит.
   – Как же так?
   – Деньги – это ничто. Мусор. Бумажки, которые горят также хорошо, как и мои записи. Но вот моих рукописей мне жаль, в них – все мои исследования за последние семь лет. Там содержались выведенные мной формулы, составы сверхпроводимых и сверхчувствительных материалов, и другие ценные научно-технические разработки. За них я мог получить нобелевскую премию. Лучше бы я их хранил у себя дома.
   – Ну, а твоя память?
   – В памяти всё не удержишь, – вздохнул он. – А насчёт денег, одну сумку с деньгами я унёс к себе домой. Но ты ничего такого не подумай. Вначале соображал, как её незаметно подбросить в банк, а потом спросил себя, а зачем я буду стараться возвращать мэру награбленные им у народа деньги? Ведь он их взял из нашего с тобой кармана, из бюджета города, обокрав и образование, и социальное обеспечение горожан. Думаю, нет, переведу их лучше анонимно на бюджет нашей школы. Ремонт уже не делался десять лет. Здание старое, хоть и прочное, но время от времени ремонты-то надо делать. К тому же в школе совсем нет компьютеров и спортивного зала. Уроки физкультуры учителя проводят во дворе и в дождь, и в слякоть, и в стужу. А этих денег вполне хватит, чтобы построить бассейн. К тому же всех детей можно будет на десять лет вперёд обеспечить бесплатными завтраками и обедами. Я же знаю, что не все мои ученики питаются хорошо. Многие родители сводят концы с концами.
   – Ну, хоть это ты предусмотрел, – сказал я с облегчением.
   – Ничего я не предусматривал, – ответил он сердито. – Если бы я знал, что случится пожар, то спас, прежде всего, свои научные труды, которые могут дать нашей стране намного больше пользы, чем все банки нашего города. Но меня сейчас волнует другое. Что будут делать шарики, очутившиеся на свободе? Ведь сейчас их по моим подсчетам более двух с половиной тысяч, а это население маленького города.
   Я молчал и не знал, что ему ответить. Некоторое время помолчал и Василий Антонович, затем сказал:
   – А знаешь, как-то в детстве я совершил одно преступление. Был тогда ещё совсем глупым ребёнком. Об этом преступлении никто не узнал, но до сих пор мне тяжко о нём вспоминать. Тогда я жил с родителями в небольшом городке, затерявшемся в тайге. Сосны росли на песчаных холмах, окружавших наш городок. С этих холмов открывались прекрасные виды на такие живописные уголки природы, с которых не стыдно было бы писать картины нашим лучшим художникам страны. Кстати, эти картины запечатлелись в моей памяти с детства. Я вообще любил природу. Любил в одиночку бродить по горам и лесам, отдыхать, где придётся, придаваться своим мыслям. В лесу у меня были свои любимые места, куда я приходил играть. Рос я несколько замкнутым ребёнком, друзей у меня было мало, и в такие места я никого с собой не брал, берёг их только для себя. Я вообще был впечатлительным и мечтательным, может быть, эти мои качества впоследствии развилась до такой степени, что сделали меня учёным, пытающимся проникнуть в тайны мироздания. И ещё я любил играть в войну. Ну, знаешь, с разными там солдатиками, пушками и самолётами. Так вот в тот день в моём кармане оказались спички, и я под раскидистой елью устроил самый настоящий бой. Еловые шишки были солдатами, сучки – пушками и миномётами. Из опавшей хвои и листьев я понастроил укреплений, блиндажей и ходов сообщений. Стрелял я спичками. Чиркну спичку, и бросаю её как зажигательный снаряд. Она поджигает неприятельские укрепления. Я так увлёкся своей игрой, что не заметил, как вокруг меня загорелась хвоя. Очнулся я, когда увидел, что нижние ветки ели вспыхнули. Я бросился тушить пожар, но было уже поздно. В бессильной ярости я хлестал ветками по сухой траве и земле, пытаясь сбить пламя, но от этого пожар разгорался ещё больше. В ужасе я понял, что не смогу потушить огонь. И в эту минуту меня охватил страх. Я боялся, что меня схватят на месте преступления, и побежал прочь от этого места. Бежал через чащу леса как безумный. Когда я прибежал в свой посёлок, то постарался незаметно пробраться к своему дому. Но как только я посмотрел на гору, то увидел огромный столб белого дыма и понял всю чудовищность моего проступка. И знаешь, что я сделал? Я не остался дома, а пошёл в школу. Отец у меня был строгий, и я боялся, что он по моему поведению догадается, что я поджёг лес. И в школе у меня был строгий учитель по труду, и я пошёл к нему. Я ходил к нему раньше в столярный кружок, но потом разленился и бросил это занятие. Когда я предстал перед его глазами в мастерской, он очень удивился, увидев меня, и, показалось мне, обрадовался моему появлению, потому что когда-то я был лучшим его учеником. Долго не ходил и вдруг нарисовался. И знаешь, он принял меня радостно, расспрашивал о моей жизни, шутил, а, расставаясь со мной, подарил мне табуретку. Сказал, что её сделал я. Хотя мне показалось, что та табуретка была сделана намного лучше моей. Так я пришёл домой не с пустыми руками. Мне удалось обмануть не только отца, но и учителя. У меня было алиби, отец даже похвалил меня, садясь на моё столярное произведение, но его похвала была для меня как соль на рану, потому что у меня сжималось сердце от моего горя. Я очень переживал, что устроил в лесу пожар. Не знаю, как его потушили. Да и тушили ли его вообще. Позднее, через несколько лет, осматривая место пожара, я понял, что огонь прошёл полосой до вершины холма и там затух. Но воспоминания о нём мучили меня всегда. Всё жизнь я чувствовал за собой вину и считал себя преступником, избежавшим заслуженного наказания. И сознание этого было для меня вдвойне тягостным. Только став студентом, и после того, как я побывал на том месте и увидел собственными глазами, что от пожара не осталось и следа и всё заросло, немного успокоился. И вот сейчас, рассказывая тебе эту историю, я тоже чувствую себя так же, как в те годы моего далёкого детства, когда я втайне от всех устроил пожар в лесу.
   – Но за этот пожар с тебя ещё спросят, – заметил я.
   – Ты имеешь в виду пожар в школе? – спросил меня Василий Антонович.
   – Да, – ответил я.
   – Я вижу, что ты ничего не понимаешь, – заметил он сердито. – Этот пожар – ничто, по сравнению с огромным пожаром, который может разгореться на земле. Ты представляешь, что я выпустил джина из бутылки. Мы не знаем, что могут натворить эти шары. Я даже не могу представить размеров глобальной катастрофы, которая может произойти из-за моих дурацких опытов. Воистину, правы взрослые, когда запрещают детям играть со спичками. Но сейчас я понял, что игра детей со спичками намного безопаснее игры учёных с их изобретениями. Эта моя игра в бисер с моим тщеславным желанием проникнуть в тайны мироздания может дорого обойтись человечеству. Весь ужас моего положения состоит в том, что я никому не могу рассказать о том, что же произошло на самом деле. И если даже я это расскажу, то мне не поверят. Ведь всё сгорело.
   – Хорошо, хоть никто не пострадал, – сказал я, пытаясь его успокоить, – Если ты хочешь, то я могу подтвердить твои слова.
   – И тогда ты вместе со мной за компанию окажешься в сумасшедшем доме. Ты думаешь, кто-то будет во всё этом разбираться? Без доказательств? Без моих расчётов? Да нас просто посчитают сумасшедшими. А если мы будем настаивать на своей правоте, то уж точно упекут в дурдом.
   Я не знал, что ему сказать, понимая, что ситуация и впрямь вышла из-под нашего контроля. В этот вечер мы ещё долго разговаривали с Василием Антоновичем, но так ни к какому решению и не пришла. Расстался он со мной в расстроенных чувствах, да и я сам был очень обеспокоен тем, что произошло.
   Ведь не шутка, поставить мир на грань катастрофы.
   По дороге домой, я думал о том, что можно было предпринять в этой ситуации, но так и ни до чего не додумался. Может быть, ты мне подскажешь, что нужно делать?
   ***
   Он опять меня спрашивает, как будто ожидает ответа. Что за странная манера таким образом разговаривать с собакой. Ну что я могу ему ответить?
   Впрочем, он и не ждёт от меня ответа. Так просто, рисуется перед собой. А может быть, просто из-за своей возбудимости не понимает, что делает. Вот он ходит по комнате опять с тросточкой, натыкаясь на мебель. Можно подумать, что ещё не нагулялся на улице. Подходит к радиоприёмнику, включает его.
   Два бесёнка по радиостанции STN передают последние известия:
   «– Наша жизнь, как всегда, полна неожиданностей, – вещал тонкий и высокий голосок, – так как весь наш город при нынешнем мэре был поделён между криминальными группировками, то и некоторые отрасли экономики попали в монопольное владение. Поэтому все похороны погибших в перестрелке бандитов осуществляются единственным в городе похоронным бюро, которое принадлежит невесте одного из этих несчастных почивших преступных авторитетов. По иронии судьбы все тринадцать гробов сегодня вечером собрались в одном ритуальном зале, при этом они выстроились в два ряда, как при последнем своём сражении, прежде чем провалиться в ад в кипящие котлы чертей. В левом ряду стоят семь гробов одной группировки, в правом ряду через проход – шесть гробов их врагов, среди которых находится суженый той самой невесты, которая собирается придать его прах земле.
   – Нужно заметить, – вмешался в монолог второй бесёнок с низким голосом, – что неутешная невеста получила от своего жениха после его смерти королевский подарок. Помимо похоронного бюро, Катрин, так её зовут, является владелицей нескольких салонов красоты, химчисток, автомастерских и бензо-заправок, а также ей принадлежит компания по уборке мусора.
   – Не хилая невеста, – заметил бесёнок с тонким голосом.
   Ещё бы, – ответил ему напарник, – все награбленные богатства мафиози оформлял на её имя. Его невеста как бы являлась одновременно его копилкой и банком в одном лице. Даже если бы жениха посадили в тюрьму, то его богатства правосудие не смогло бы конфисковать. Юридически оно принадлежало не ему.
   – Хитро придумано.
   – Обычная практика мафиози».
   Прослушав это сообщение, он выключил радио и задумался.
   Затем опять начал говорить, как бы с самим собой, но почему-то обращаясь ко мне:
   – Мне было жаль девушку, находившуюся долгое время среди бандитов, но она хотя бы получила какую-то компенсацию за свои страдания. Но та ли это девушка, с которой у меня в ресторане произошла такая неожиданная близость?
   Этот вопрос опять предназначался мне, как будто я был свидетелем их любовной близости. Вот чудак!
   – А не посмотреть ли мне на неё хотя бы одним глазком?
   Вероятно, он опять меня спрашивает. Он останавливается возле своей кровати и садится на неё.
   – А, впрочем, что ты можешь мне сказать! – вдруг восклицает он, как будто, прозревает. Наконец-то!
   – Вызову-ка я Красавчика. Он-то уж мне скажет, что делать.
   С этими словами он стучит четыре раза тростью о пол, и вдруг я становлюсь свидетелем чуда. Воображаемый им Красавчик появляется в реальности.
   Всё это время, пока мы общались со слепым, в комнате было темно. Время близилось к полночи. Этот Красавчик появился как тусклое свечение света, это была не тень на фоне окна, через которое в комнаты проникало уличное освещение, а самый настоящий светящийся призрак. Он подошёл к выключателю и щёлкнул рубильником. Комната озарилась ярким электрическим светом. Красавчик ничем не отличался от обыкновенных людей, и, по их меркам, выглядел, наверное, очень привлекательным. У нас же, у собак, о красоте совсем другие представления.
   – Почему ты сидишь в темноте? – спросил он хозяина. – Ах, извини, я забыл, что ты не видишь без меня. Почему скучаешь?
   – Скажи мне, любезный, – обратился слепой к нему, – Катрин, это не та девушка, которую мы с тобой видели в ресторане?
   – Ты имеешь в виду ту девственницу, которую ты в туалете сделал женщиной? – рассмеялся Красавчик, подмигнув ему.
   – Да, да, – недовольно ответил тот, – об этом можно было и не упоминать.
   – Ну, почему же? – возразил Красавчик. – Это же одна из твоих самых выдающихся побед, когда ты трахнул девушку самого грозного в городе криминального авторитета. На такое геройство способны немногие смельчаки. Как я понял, ты возжелал её увидеть? Да, это та самая девушка, которая унаследовала от своего жениха похоронное бюро и множество всякой движимости и недвижимости. Сейчас она является одной из самых богатых и влиятельных невест города, и вся власть империи её жениха перешла к ней. Повидаться с ней – нет ничего проще. Если ты этого хочешь, то мы можем очутиться возле неё через пару минут.
   Мой хозяин посмотрел на меня. Затем подошёл ко мне и погладил по спине.
   – Знаешь, что, – сказал он Красавчику, – я оставлю корм своей собаке на кухне, а то прошлый раз он был целые сутки без еды и очень обиделся на меня. Он вообще часто обижается на меня. Да и я хорош. То наступлю ему на хвост, то палкой невзначай задену. Пёс у меня умный, я с ним подолгу разговариваю, и он, кажется, меня понимает. Скучает, когда я его надолго оставляю одного.
   Он наклонился и погладил меня по спине. Не скрою, мне было это приятно. Затем он пошёл на кухню. Я – за ним следом. Там он насыпал мне в мою миску еды. Я тут же принялся уплетать содержимое миски за обе щёки.
   Когда я покончил с трапезой, ни моего хозяина, ни Красавчика не было дома. Уже поздно ночь он вернулся один, уставший, еле дошёл до своей постели, рухнул на неё и уснул мертвецким сном. Об их приключениях я узнал только на следующий день из его рассказа. Он рассказал мне следующее:
   ***
   Вчера, когда мы с Красавчиком пришли к ритуальному залу, там уже находилось довольно много народа, пришедшего на ночное бдение. Горели свечи, и было душно. Родственники убитых сидели возле гробов, оплакивая своих родных в скорбном молчании. Никто из них не испытывал антагонизма к враждебной стороне. Смерть примирила всех. Вместе с Красавчиком мы прошли по проходу между гробами и остановились в том месте, где лежал наш общий знакомый из ресторана. Я невольно коснулся моего припухшего носа, который всё ещё побаливал. Красавчик положил букет хризантем, откуда-то появившийся у него в руках, в ноги покойнику. Вдовствующая невеста, сидящая в окружении телохранителей – дружков покойного, посмотрела не него с интересом глубоким проникновенным взором своих прекрасных очей. Красавчик подошёл к ней и, сделав опечаленное лицо, трогательно выразил свои соболезнования. Затем, отойдя за её спину, дыхнул ей в затылок. Катрин сразу же посмотрела на меня и потупила взор. Затем она встала и исчезла в глубине ритуального зала. Красавчик, подойдя ко мне, шепнул на ухо:
   – Она ждёт тебя в своём кабинете на втором этаже.
   Я хотел было заупрямиться, но он легонько подтолкнул меня и сказал:
   – Иди, она желает тебе что-то сказать.
   Движимый любопытством, я отошёл в сторону, постоял ещё пару минут у открытых гробов, а затем незаметно пробрался на второй этаж и постучал в кабинет директора похоронного бюро.
   – Войдите, – услышал я её голос.
   Робко открыв дверь, я оказался перед её прекрасными очами.
   – Я ждала тебя, – сказала она мне.
   – Но вы же меня совсем не знаете, – удивился я.
   – О чём ты говоришь? О таком, как ты, я мечтала всю свою жизнь.
   – О слепом? – невольно слетело с моих уст.
   – Если ты слеп, и не видишь, что я люблю тебя до безумия, то, значит, я мечтала о слепце.
   Она подошла к двери и повернула ключ в замке. Затем, приблизившись ко мне, стала расстегивать ворот рубашки.
   – Сейчас, когда я свободна и ничем не связана, мы можем пожениться.
   – Но как же так? – воскликнул я. – А вдруг, когда с ваших глаз спадут чары, и вы поймёте, что ошиблись, то вы же меня возненавидите, если в ярости не прибьёте.
   Катрин в этот момент расстегивала мне брюки.
   – Я тебя прибью, если ты мне изменишь.
   Сдёрнув с меня брюки, она увлекла меня на диван, и своим поцелуем сомкнула мои уста.
   Внизу лежал её бездыханный жених, так и не успевший лишить её девственности и насладиться своим богатством.
   Когда мы, насытившиеся друг другом и устававшие, поднялись с дивана, Катрин мне сказала:
   – Приходи ко мне в любое время. Я буду тебя ждать. А сейчас мне пора идти, нужно до конца выполнить эту неприятную обязанность.
   Быстро одевшись, она поправила свою причёску и выпихнула меня из кабинета.
   Я спустился в ритуальный зал и нашёл возле гробов скучающего Красавчика. Вместе мы вышли из похоронного бюро.
   – Ну, что тебе сказала невеста? – спросил он меня на улице.– Она предложила мне стать её супругом.
   – Поздравляю, – воскликнул смеющийся Красавчик, подмигнув мне.
   – О чём ты говоришь!? – воскликнул я с досадой.
   – А, понимаю, – заметил он, – ты не можешь решиться, потому что у тебя две девушки. Счастливчик! Вот что значит: Ambaras de richesse – затруднение из-за большого выбора. Ты колеблешься, не знаешь, на ком остановить свой глаз.
   – Не говори ерунды! – воскликнул я, приходя в бешенство. – Я же не дурак, и прекрасно понимаю, что обе эти девушки находятся под твоими чарами. И как только пелена спадёт с их глаз, они увидят, с кем имеет дело. И им, я думаю, очень не понравится, обнаружить перед собой вместо Красавчика с твоей наружностью, слепого, плешивого человека немолодых лет с фигурой формы груши.
   – Ну что ты переживаешь, – рассмеялся Красавчик, – когда они расчухают, кто ты, то настолько привыкнут к тебе, что уже вряд ли захотят расстаться. Здесь у нас имеется другое препятствие: как сделать так, чтобы одна не догадалась, что у тебя есть другая. При хорошем раскладе одну из них ты можешь сделать своей женой, а другую – любовницей. Но они не захотят долго делить тебя между собой, если прознают, что ты к ним обеим неравнодушен. Все женщины одинаковы. Если своих возлюбленных они не могут привязать к себе, то прогоняют прочь. Все они собственницы. Это заложено в их эгоистической натуре.
   – Ты опять говоришь чушь! – выходя из себя, воскликнул я. – Я вовсе не обираюсь водить никого за нос. Как я могу выдавать себя за другого?
   – Миленький ты мой! – заметил Красавчик, – насколько мне известно, все мужчины на земле, сходясь с женщинами, только этим и занимаются.
   – Я не такой, – возразил я ему.
   – Все мы такие, – успокоил он меня.
   Я заметил, что мы углубились на тёмную улочку, ведущую к Центральному парку.
   – А куда мы идём? – спросил я его.
   – Давай прогуляемся по ночному городу, – предложил он мне, – посетим парочку злачных мест, если ты не против.
   – Против! – запротестовал я.
   – Но не будь эгоистом, – принялся он меня уговаривать, – ты получил уже сегодня свою порцию удовольствия, подумай обо мне. Ты считаешь, что мне было весело смотреть на эти постно-печальные рожи возле гробов, когда ты там наверху развлекался со своей красоткой.
   Я не нашёл слов, чтобы ему возразить, и мы продолжали идти по темной улице, над которой горели яркие звёзды.
   – Скажи мне, – обратился я к нему, потому что неожиданно мне в голову пришла одна мысль, – скажи мне, кто ты?
   – Что за вопрос? – воскликнул он удивлённо. – Мы уже говорили с тобой на эту тему.
   – Нет, – настаивал я, – ты скажи, откуда ты взялся?
   – Оттуда же, откуда и ты, – ответил он.
   – Меня произвела на свет моя мать. А тебя кто породил?
   Мне показалось, что мой вопрос поставил Красавчика в тупик.
   – Если глубоко задуматься над этой проблемой, то никто не сможет сказать, как и откуда он появляется на свет, – подумав, глубокомысленно молвил Красавчик. – Тебе кажется, что всё происходит очень просто в мире: соединились две клетки – мужская и женская – вот тебе и жизнь, а раз есть жизнь, то появляется разум. А как же иначе? – думаешь ты. Но я считаю, что всё не так просто.
   – А вот мне думается, – сказал я, загадочно посмотрев на него, – что ты появился на свет в физической лаборатории моего друга, учителя средней школы Василия Антонович.
   Моё заявление, как мне показалось, не только насторожило Красавчика, но и встревожило.
   – С чего ты это взял? – спросил он, посерьёзневшим тоном.
   – Василий Антонович сам мне об этом рассказал, – завил я.
   – Он тебе сказал, что произвёл меня в своей лаборатории? – удивился Красавчик.
   – Не совсем так, – поправился я. – Он создал около двух с половиной тысяч шариков, которые из космоса притягивают живую энергию. Одним из таких шариков мог оказаться ты.
   Красавчик рассмеялся.
   – Если я могу превращаться в шарик, то это не значит, что я родился шариком, – воскликнул он. – Вот ты ныне превратился в толстого, лысого и слепого человека, но ты же таким не родился?
   – Я родился маленьким ребёнком, который рос, развивался, менял свою внешность и, в конце концов, стал тем, кем он есть. Но вот мне совсем не понятно твоё происхождение.
   В это время справа от нас вдалеке из залитого огнями китайского рынка, который в народе окрестили «Шанхаем», взвилась ракета и рассыпалась в небе разноцветными огнями. Оттуда раздавались бой барабана, шум трещоток, удары хлопушек и пронзительный высокий голос, растягивающий странную мелодию. Вероятно, китайские артисты в импровизированном театре разыгрывали сцены из пекинской оперы. Впереди нас из Центрального парка культуры и отдыха доносились звуки оркестра. Там тоже светились огни, но народ веселился по-другому. Недалеко от парка, на самой его границе, в буддийском храме слышался звон колокольчика и монотонное бормотание бонзы.
   Мы подошли к воротам Центрального парка. У входа стояли двое ряженных: Анубис с головой собаки и Тот с длинным клювом ибиса держал в руках палетку. Они потребовали от нас пригласительные билеты. Красавчик вытащил из кармана пригласительный билет и протянул его Тоту. Тот сверился со списком приглашённых и, кивнув на меня, спросил:
   – А это кто?
   – Так, – ответил Красавчик, – один мой друг. По правилам сегодняшнего торжества я могу провести с собой одного гостя.
   Анубис кивнул и сказал:
   – Проходите.
   Мы вошли в парк, освещённый тысячами огней. Мне показалось странным, что в парк впускали по пригласительным билетам. Такого раньше никогда не было. Любой желающий мог купить входной билет и пройти. Я осмотрелся по сторонам и увидел, что в парке проходил маскарад. Многие приглашённые были разряжены во всевозможных животных и пресмыкающихся. На качелях взлетали в небо цари с коронами и принцессы в роскошных нарядах. На каруселях катались дети в костюмах ангелочков и чертей. На колесе обозрения в небо поднимались самые настоящие драконы и опускались сущности в виде чудовищ, инопланетян и святых.
   – Что это за праздник такой? – спросил я Красавчика. – Что-то раньше я ничего о нём не слышал.
   – Это праздник для избранных, – ответил он.
   – Вот как? – удивился я. – И кто эти избранные?
   – Ты разве не видишь, – засмеялся он. – Это – те, кто сошёл с небес, да и не только с небес. Здесь – все, кто постиг мудрость мироздания, кто обрёл бессмертную душу, кто вечен и неуничтожим.
   – В таком случае, мне здесь не место, – заметил я, поддержав его шутку.
   – Но ты являешься кандидатом в их общество, – сказал красавчик, – ведь ты хочешь познать Истину. Правда, тебе это пока не удаётся сделать. Тебе не хватает знаний и умений. Здесь ты можешь получить всё.
   – Неужели? – удивился я. – Но я ещё никому не говорил, что хочу познать Истину. Откуда ты знаешь об этом?
   – Мне всё известно, – заметил мой сопровождающий. – Или ты забыл, что я тебе говорил раньше? Мне ведомо всё.
   В эту минуту со стороны китайского рынка опять взвилась в ночное небо ракета и рассыпалась сотнями разноцветных огней над Центральным парком. Огни были яркими и долго падали в воздухе, не гаснув. Я не отрываясь, следил за их падением. Когда они приблизились к земле, то я рассмотрел их лучше и, к своему удивлению, обнаружил, что они совсем не походили на огни фейерверка. Они выглядели как шары, спускающиеся с неба. Достигнув земли, они подобно большим сверкающим градинам отскакивали от неё и превращались в людей. Я глазам своим не верил. Поляна быстро заполнялась пёстрой разнообразной толпой вновь прибывших гостей с неба.
   – Что это? – воскликнул я, показывая Красавчику на вновь прибывших.
   – Это гости сегодняшнего карнавала, – ответил он мне.
   – В каких они прекрасных костюмах! – с восхищением заметил я. – Но почему мы не в костюмах?
   – Этого нам не нужно, – ответил Красавчик. – Каждый из них носит то, что он заслуживает.
   Вдруг я увидел, что вся поляна перед колесом обозрения пришла в движение. Я совсем потерял чувство реальности. И небо, и земля стали менять свои цвета, как в прокручивающемся калейдоскопе. Вращение происходило по часовой стрелке, многие участники карнавала соединили руки и образовали круг. Вращение походило на ускоряющийся хоровод, но какой-то неведомый свет, похожий на холодный огонь, прорывался из самого центра коловращения и постоянно разъединял тех, кто соединял свои руки. На их месте возникали другие персонажи, это походило на калейдоскоп масок, фигур, образов и видений. В какой-то момент мне показалось, что я нахожусь рядом с центром вращения Вселенной. Из этого центра прямо из холодного яркого огня звучала божественная музыка. Никто ни с кем не говорил, но это движение по кругу было наполнено таким смыслом и содержанием, что никому не требовалось слов. Кто-то смеялся, кто-то задумчиво смотрел на огонь, а кто-то искал глазами того, с кем только что расстался, и с кем ему было приятно держаться за руки. Глядя на это кружения, я подумал, что оно может называться также и любовью, где ничего не стоит на месте, а всё движется, переливается, рассыпается и вновь собирается. Это даже не человечество, а некая модель всего мироздания, где царит гармония и взаимопроникновение. Замирание сменяется ускорением. Лёгкое воздушное движение, подобно ветерку, вяжет из облачков изящные кружева, и люди уже не сказочные персонажи, а маленькие искрящиеся звёздочки, вознёсшиеся в небо. Хоровод звёзд, когда кружишься и смотришь на ночное небо. И только полоска огня, выбивающаяся из самого центра Вселенной, подобно молнии, разделяет танцующиеся и кружащиеся частички и заставляет их двигаться по кругу. И чем ближе ты стремишься к этому центру, тем дальше тебя уносит от него неодолимая сила. Вот оно истинное соревнование всего мира: кто окажется первым в эпицентре движения. Сильная волна всех отбрасывает к периферии, но все стараются удержаться, и преодолеть эту магическую центробежную силу. Небесные краски сменяются земными, круг то расширяется, то сужается. Одна небесная мелодии плавно переливается в другую, весь мир сжимается до маленькой горошины, то неожиданно взрывается до вселенских масштабов. Пространство и время потеряны как философские категории, потому что в этом всеобщем движении нет ни времени, ни пространства, вечность и бесконечность объяла всех участников. Молнии, разделяющие всех участников, соединяют в единый цветок мужские и женские заряды. Кружева на рукавах и звёздочки на эполетах несутся в вихре общего танца. Холод сменяется жарой, полуденный зной – вечерней прохладой, ночь и день мелькают как трассирующие огоньки бега времени. Из вальсирующих пар возникают ажурные стежки общих кружев танца. Любовные игры похожи на энергетические потоки. Бриллиантовый блеск и сияние золота смешивают все краски, белые крылья холодного огня вращают вокруг себя все эти частички мироздания. Но кто там, в центе? – единственная мысль занимает меня в эту секунду. Кто обладает такой силой и могуществом, способный вращать этот мир. Может быть, сам Бог? Нам непонятен мир, и вряд ли мы сможем когда-либо его осмыслить. Мир, сжавшийся до маленькой снежинки, человек, воссиявший до яркости звезды. Всё проникнуто тайной. Как энергия звезды попадает в человек? И как она возвращается опять к звезде? Ничто в этом мире не пропадает. Закон сохранения энергии. Но как мне выбраться из этого протуберанца? Ведь он может унести меня в космос. А на земле у меня ещё столько незавершённых дел. Я ещё не познал Истину. Я не могу улететь в космос, не завершив дело всей моей жизни.
   Превозмогая себя, я при помощи всей своей силы воли вырываюсь из круга вальсирующих и хватаюсь руками за чугунную ограду парка. Мимо меня проносится вихрь танцующих пар, окатывая меня снопом искр. Я еле-еле удерживаю трясущимися руками чугунные узорчатые прутья решётки. Я с трудом преодолеваю сопротивление увлекающей меня в движение среды. Взбираюсь на чугунную ограду и мешком падаю вниз по ту сторону парка. Я не чувствую боли от падения, оглядываюсь и вижу фиолетово-розовое свечение, пробивающееся сквозь решётку ограды. Всё, что находится за этим свечением скрыто фиолетово-вишнёвым туманом. Больше я не слышу музыки, только звон колокольчика и бормотания бонзы привлекают моё внимание. Я направляюсь к буддийскому храму.
   Я бреду, спотыкаясь в темноте на огонёк буддийской пагоды. Полукруглый вход в неё, из которой струится мягкий желтоватый свет, совсем не похож на врата. По обе стороны дверей стоят каменные львы, отгоняющие нечистый дух. В самой вершине полусферы проёма вьется тоненькая струйка благовоний. Я вхожу в храм, и звон колокольчика и бормотание бонзы прекращаются. Священник в жёлто бардовом одеянии с голым плечом оборачивается от алтаря, подбегает ко мне и усаживает на скамейку, стоящую недалеко от бронзового изваяния Будды.
   – Вы с кладбища? – спрашивает он меня.
   Я не могу ничего ответить, потому что не понимаю вопроса.
   – У вас горят глаза, – замечает он, – значит, вам удалось оттуда выбраться. Сидите и не двигайтесь. Расслабьтесь. Сейчас я сниму с вас напряжение. Он начинает бормотать молитву:
   – Намуамидафо, намуамидафо, намуамидафо…
   Я слышу звон его колокольчика и чувствую запах сжигаемого благовония богородской травы. Меня окутывает белый туман, постепенно я перестаю видеть.
   – Как вы себя чувствуете, – слышу голос буддийского священника.
   – Сносно, – отвечаю я.
   – О, Будда милосердный, – обеспокоено восклицает он, – но вы теряете зрение.
   – Я его уже давно потерял, – отвечаю я ему спокойно.
   – Чудеса, да и только! – удивляется бонза. – Каждую ночь я читаю молитвы во имя спасения этих бабочек, залетающих на тот огонь. Я имею в виду этот зловещий парк, где происходят разные странные превращения. Пока здесь служу, насмотрелся я уже на многое. Но такое вижу впервые, чтобы слепой прозревал, попадая в этот чёртов огненный круг.
   – О чём вы говорите? – спросил я, силясь его понять.
   – На месте этого парка раньше было кладбище. Души умерших покоились здесь, и до сих пор они ещё бродят и с удивлением смотрят на беснующихся в нём горожан из зарослей кустов и деревьев. В том месте из-под земли прорывается наружу сильный невидимый огонь. Несмотря на то, что он холодный, этот огонь сжигает некоторые души. Но он ещё и привлекает к себе разные небесные и земные сущности. Духи слетаются на этот огонь и вселяются в людей. И эти люди уже не принадлежат себе. На земле есть два вида людей: одни – медиумы, другие – маги. Духи легко проникают в души медиумов и начинают управлять их поступками. Люди же, являющиеся магами по своей природе, сосуществуют с духами, учатся у них и даже иногда управляют ими. Но для этого нужно иметь очень сильную силу воли. Не каждому под силу такое. Побывав рядом с этим огнём, многие приходят ко мне совершенно истощённые духовно. Как могу, я им помогаю. Частично снимаю духовное напряжение. Но после этого они ещё долго не могут прийти в себя. Как правило, они теряют сон, и не могут уснуть в течение десяти суток. Многие из них не выдерживают и сходят с ума. Кое-кто потом обращается ко мне за лечением, некоторым мне удаётся помочь. Вчера ночью из этого круга вышел ко мне молодой человек. Ему казалось, что он танцует на краю огромной вагины, в которую он чуть было не свалился. Рассказывая мне о своих переживаниях, он отметил, что его как магнитом тянуло туда, и только благодаря какому-то чуду он вырвался из круга этого огня. Мне трудно объяснить даже самому себе, что это за явление. Наш мир полон тайн и загадок. А неделю назад ко мне приходила девушка. Она мне рассказала, что, побывав возле этого огня, обрела дар стихосложения. Сейчас она пишет великолепные стихи. Но я боюсь общаться с женщинами, особенно ночью. Часто оборотни превращаются в красивых женщин и пытаются меня совратить. Было несколько таких случаев. Одна такая красотка охотится за мной уже полгода. Я у них как бельмо на глазу, мешаю по ночам их тёмным делам.
   – Каким делам? – спросил я священника, придя, наконец, в себя от его спокойного и неторопливого рассказа, который действовал на меня успокаивающе.
   – Я имею в виду похищение душ, – сказал он. – Но иногда борьба слабых людей с проникновением в их тела и души тёмных сил кончается летальным исходом. Довольно часто утром там поднимают тела молодых людей, и врачи не могут определить, отчего они скончались.
   – Но куда смотрит милиция.
   – Милиция старается не соваться в это место и обходит его стороной. Для того чтобы противостоять этой силе, нужны не эти молодые парни с кобурой на поясе и образованием десяти классов средней школы, а специально подготовленные люди. Духовники. Раньше у ворот кладбища размещалась иерусалимская православная церковь, но коммунисты её закрыли ещё до того, как переделали кладбище в парк развлечений с аттракционами. Сейчас в здании этой церкви размещено театральное училище, которое готовит превосходных артистов. Всё театральное искусство создано на фундаменте перевоплощение души человека. Раньше артистов не хоронили рядом с православными христианами. Считалось, что артисты, выступая на сценах театров, теряли свою душу. Так что коммунистами было сделано всё возможное, чтобы этот потусторонний огонь выбился из-под земли и начал пожирать души людей. Коммунисты вообще не верили в то, что у человека есть душа. Так что я пока что один стою на страже нашего бренного мира, пытаюсь не пропустить в него разную нечисть. Ведь после таких танцев в городе были случаи вампиризма, когда молодые девушки перегрызали горло своим возлюбленным. Всякое бывало. Если у вас будут осложнения со здоровьем, приходите ко мне. Сделаю всё, что в моих силах. А сейчас я вам вызову такси. У вас есть деньги, чтобы оплатить проезд?
   Я кивнул головой.
   – Главное для вас сейчас – это добраться благополучно домой. Знаете, всякое бывает после таких приключений. Сейчас я всем, кто не может заплатить, даю деньги. Потому что были случаи, когда люди просто исчезали, после того, как участвовали в танце этого чертова огненного круга, или оказывались к утру за сотни, а иногда за тысячи вёрст от нашего города. Как они туда попадали – они не могли объяснить. Да и никто такое не может объяснить.
   Священник вызвал для меня такси. Я поблагодарил его и стал прощаться. Расставаясь с ним, я сказал:
   – И всё же я не жалею, что попал ночью в этот парк. Потому что, до этого случая я никак не мог решиться, что мне следует делать, чтобы добиться своей цели, а сейчас я её вижу ясно, как будто она высветилась перед моим взором. Ради такого просветления мне стоило спуститься даже в ад.
   Я сел в такси и поехал домой. Отъезжая от буддийской пагоды, я вновь услышал звон колокольчика и монотонное бормотание бонзы. Стояла глубокая ночь. Доехав до моего дома, поднялся в квартиру, упал на кровать и погрузился в тяжёлый сон. Вот такое приключение случилось со мной этой ночью.
   ***
   Воистину, странные вещи рассказал мне хозяин. Я даже не знаю, как на них реагировать.



ЧЕТВЁРТЫЙ РАССКАЗ ХОЗЯИНА
 
   Мой хозяин проспал много часов и проснулся опять после полудня.
   Не вставая с постели, он включил радиоприёмник. Звучала красивая мелодия. Но хозяин пришёл вдруг в сильное возбуждение, он ни с того ни сего воскликнул:
   – Но эту музыку я уже слышал сегодня ночью в парке! Откуда она?
   Музыка тут же прервалась, и послышался знакомый нам голос бесёнка, который оповестил:
   «– Срочное сообщение. Сегодня утром в отделении одного из банков города задержан гражданин, переводивший значительную сумму денег на ремонт средней школы, в которой недавно произошёл пожар. Сама по себе деятельность спонсоров и меценатов заслуживает уважения и похвалы. Но у этого мужчины, переводившего весьма значительную сумму, пачки с новенькими ассигнациями оказались перетянуты полосками бумаги со штемпелями недавно ограбленного банка. К тому же серия и номера многих ассигнаций числятся в списке похищенных денег.
   – Как говориться, одна рука берёт, другая даёт, – прокомментировал эти слова другой бесёнок с низкочастотным голосом.
   – Здесь не всё так просто, – заметил его напарник, – тот, который пытался перевести деньги на ремонт школы, является ни кем иным как учителем этой школы. Это по его вине случился пожар в школе, и ученики прервали свои занятия. Возможно, что с этими деньгами его просто подставили. Если бы он был таким изощрённым грабителем, то вряд ли попался на таких мелочах как меченые купюры – мера предосторожности, известная каждому вору. Нет, здесь, что-то не так.
   – Но он хотя бы объяснил, откуда взялись деньги?
   – Объяснить-то – объяснил, но эти объяснения оказались таким бредом, что его временно поместили в психлечебницу для выяснения его душевного состояния».
   Услышав это сообщение, хозяин выключил радио и поспешно стал одеваться. Он, вероятно, решил, во что бы то ни стало, помочь моему приятелю, которого нужно было спасать. Умывшись, он захватил тросточку и вышел на улицу. Так как было пасмурно, и накрапывал дождь, ему пришлось вернуться домой, чтобы взять зонтик.
   Через некоторое время он вернулся с двумя артистами. Один был длинный и худой, а другой толстый и короткий. Оба они имели странные имена: Тамино и Папагено, как попугаи. А о посещении своего друга учителя он рассказал мне потом следующее:
   Выйдя на бульвар набережной, я направился в сторону корпусов медицинского института, расположенного за университетской клиникой. Дом умалишённых находился за студенческими общежитиями медиков. Подойдя к главному входу приёмного покоя, я попросил у дежурного врача встречи с Василием Антоновичем.
   – Вы же понимаете, что он находится под следствием, и к нему не всех можно допускать посетителей, – ответил мне дежурный врач.
   – Но я его родственник, – соврал ему я.
   – Вы его брат? – спросил врач.
   – Нет, – ответил я. – У нас родственные связи по материнской линии. Кроме меня у него нет больше никого в городе. Я пришёл спросить, может быть, ему нужно что-нибудь принести из необходимых вещей.
   Врач мне поверил, проверив документы и записав имя в регистрационной книге, провёл в комнату для встречи с пациентами. Через некоторое время дверь открылась, и я услышал шаги двух людей.
   – У вас времени всего пятнадцать минут, – сказал мне врач и, оставив нас вдвоём, вышел.
   – Спасибо, что пришёл навестить меня? – сказал Василий Антонович.
   Его голос показался мне уставшим.
   – Как же так случилось, – воскликнул я в отчаянии, – что ты попался?
   – Сам не пойму, – ответил он. – Поторопился и не подумал о такой ерунде, что деньги могут быть помеченные. Хотелось быстрее от них избавиться и начать ремонт в школе. Всё же пожар там произошёл по моей вине, а детишкам нужно учиться. Как-никак, учебный год уже начался. Ты очень рискуешь, придя ко мне. У тебя могут быть неприятности.
   – Почему? – удивился я.
   – Всё утро меня допрашивали следователи. Мне пришлось им рассказать всё, как было. Но они мне не поверили и сказали, что я большой фантазёр, и что лгу им прямо в глаза. Я думаю, что они будут отслеживать мои связи, а тебя затаскают по допросам и дознаниям. Но ты говори им, что ничего не знаешь. Иначе ты тоже окажешься в психушке, как я. Да и вообще помалкивай об этом деле, если не хочешь иметь неприятности. Сейчас нам всё равно не загнать обратно джина в бутылку. Что можем мы с тобой сделать? Только теперь я понял, что наукой нужно заниматься тоже с умом, а то не оберешься хлопот. В этом деле накликать на себя беду очень просто. После того, как мне намяли бока в кутузке, я осознал всю свою ответственность перед человечеством. И поделом мне за моё тщеславие. Так мне и надо – в тюрьму меня нужно засадить за мои эксперименты или в дурдом. Все эти беды я принимаю безропотно как божью кару. Утром следователи меня допрашивали с пристрастием, били по почкам, до сих пор рёбра болят. Мэр приказал им выбить из меня показания и вернуть ему его деньги. «Где вся сумма?» – орали они на меня. Что я мог им сказать? Сказал, что у меня этой суммы уже нет. «Верни сейчас же нам эти деньги», – опять орали они на меня. «Но где же я их возьму? – сказал я им. – Всё сгорело, кроме этой сумки». Они не поверили и сказали мне: «Раз так упорствуешь, то посадим тебя в психушку, и будешь там сидеть до скончания веков, пока деньги не найдутся». Так что, похоже, мой друг, что я обосновался здесь надолго.
   – Тебе что-нибудь нужно?
   – Спасибо. Ничего мне не надо. Я здесь уже познакомился с такими хорошими людьми, что могу обойтись даже без книг. Здесь находятся интеллигенты высшей пробы. Каждый из них прошёл через такие перипетии, что и в самом деле, начинаешь верить в жизненную доктрину Грибоедова – горе от ума. И знаешь, что они собираются здесь строить?
   – Космический корабль, чтобы улететь с этой планеты? – сделал я предположение, улыбнувшись.
   – Не угадал, – рассмеялся Василий Антонович, – они решили построить здесь Святую Русь. Меня тоже приглашают принять участие в этом строительстве.
   – Социализм мы уже построили, – вздохнув, заметил я, – осталось нам ещё построить Святую Русь.
   – Было бы неплохо, – ответил мне мой друг.
   В это время в комнату свиданий вошёл дежурный врач и объявил, что наше время истекло. Я стал прощаться с Василием Антоновичем и, обняв его, пожелал ему здоровья и счастья.
   Выйдя из психлечебницы, я направился домой. Лил дождь, и настроение у меня было отвратительное. Чего уж говорить, когда такие достойные люди, как Василий Антонович, попадают в подобные переделки.
   ***
   Когда мой хозяин вернулся домой, я услышал в прихожей его разговор с двумя странными людьми. Один из них был худой и длинный, другой – толстый и короткий.
   – Мы уже полчаса торчим в твоём подъезде, мокнем, – сказал недовольным голосом Длинный, – договаривались с вами встретиться на четыре часа. А вы куда запропастились?
   Мой хозяин, сложил зонтик и сказал, что у него неожиданно возникли неотложные дела, и он не успел вернуться к этому времени.
   Вероятно, из-за нервного потрясения по поводу ареста Василия Антоновича он совсем забыл о намеченной встрече.
   – И что это за дела у вас такие? – бесцеремонно поинтересовался Длинный.
   – Мой друг попал в психушку, – сказал тот, вздохнув.
   – Что-нибудь серьёзное? – участливо спросил Короткий.
   Хозяин пожал плечами и развёл руками, вероятно, вспомнив о предупреждении Василия Антоновича держать язык за зубами.
   – Не переживайте, – сказал Короткий, – чаще всего люди попадают туда, лишь потому, что начинают видеть мир иначе, чем мы, привыкшие к лености и застою мыслей. Раньше на Руси блаженных почитали и прислушивались к их голосу, а сейчас спешат объявить их опасными для нас и нашего общества и упрятать в подобные дома. Хотя, если хорошо разобраться, то нынешнее общество и является опасным для нас. В Талмуде сказано, что дух пророчества в наше время перешёл на умалишённых и маленьких детей.
   В комнате постель осталась не застланной, поэтому хозяин проводил гостей на кухню, где я усадил их за кухонный стол и включил электрочайник.
   – А у вас здесь уютно, – молвил Короткий, – а, главное, что вы здесь полновластный хозяин. Замечу, что это состояние души очень приятное, когда чувствовать себя в доме истинным хозяином. Я – женатый человек, и дома даже в отсутствии жены, не могу испытать этого чувства, потому что женщина в доме всегда сделает так, как ей нравится, и никто её в этом не может переубедить. Вот, например, у меня в прихожей висело зеркало напротив входа. Я привык к нему, когда машинально смотрел на себя, выходя из дому или возвращаясь. Нет, не подумайте, я никакой-нибудь там красавчик, и к своей внешности отношусь весьма спокойно. Мне незачем пристально рассматривать себя, как это делают женщины, когда напомаживаются и выряжаются, чтобы казаться красивее, чем они есть на самом деле, выходя на люди. Нет, просто у меня была такая привычка – кинуть на себя взгляд, чтобы увидеть, что ничем не отличаешься от прохожих, и чтобы не надеть на голову вместо шляпы сковороду, как о том Рассеянном с улицы Бассейной у Маршака. Так вот жена вычитала в какой-то книжонке, что по правилам Фэн-шуй зеркало не должно висеть напротив входа, потому что якобы через него утекает куда-то какая-то там электроэнергия. Она тут же перевесила зеркало в другое место, а на его место повесила картину какого-то художника «Женщина в шляпке». И сейчас, представляете, я, глядя на это место, постоянно вижу эту женщину и уже подсознательно думаю о ней, как о своём втором отражении.
   – Так можно стать гомиком, – рассмеявшись, заметил Длинный.
   – В этом отношении мне такая опасность не грозит, – поддержал хозяин шутку, – в моём доме вообще нет ни зеркал, ни картин за ненадобностью.
   – Гомиком, конечно же, я не стану, – сказал Короткий, – но если себя окружить сомнительными ценностями, или вещами двойственного характера, то есть, когда привык к одному, а получаешь совсем другое, то может наступить раздвоение личности, и в таком состоянии не исключено, что начнёшь относиться к миру и к реальности неадекватно.
   – О чём это ты говоришь? – спросил его Длинный.
   – О том, что имел в виду Монтень, когда упоминал о том, что страсти души изливаются на воображаемые предметы, когда ей не достаёт настоящих, и ещё о том, что наши чувства устремляются за пределы нашего «я». Он пишет, что мы никогда не бываем у себя дома, мы всегда пребываем где-то вовне, мы ни в силах ускользнуть от нашего воображения. Но наш мир таков, что было бы безумием судить, что истинно, и что ложно, на основании нашей осведомленности. Я уже не говорю о ненадёжности наших суждений.
   – Я согласен с тобой в той части, – заметил Короткий, – о которой говорит Ницше, где он упоминает о том, что когда люди с каким-то отчаянием верят в сущее, но не могут его ухватить, то ищут причины, почему им не удаётся это сделать. «Должна быть иллюзия, обман в том, что мы не воспринимаем сущего: где же скрывается обманщик?» – орут они, а потом как бы прозревают и кричат радостно: «Мы нашли его! Это чувственность! Эти чувства, которые и вообще-то так безнравственны, обманывают нас относительно истинности мира». Тот же Монтень говорит нам, что наш дух препятствует самому себе.
   Услышав слово «дух», хозяин навострил уши.
   – Как это препятствует? – спросил я его. – Что он такое сказал по поводу духа?
   – Он сказал, что забавно представить себе человеческий дух, колеблющийся между двумя равными по силе желаниями. Он, несомненно, никогда не примет решение, ибо склонность и выбор предполагает неравенство в оценке предметов. Если предметы нам кажутся равноценными, и нам обязательно нужно сделать выбор, то здесь большую роль играет движение души, которое является произвольным и беспорядочным и вызывается посторонним, мгновенным и случайным воздействием. Но я хочу сказать не об этом…
   Я подумал, что мой хозяин тоже не может сделать выбор между двумя женщинами, и мечется между ними как заяц между двумя деревьями.
   В это время раздался звонок. Слепой встал и направился в прихожую. Я последовал за ним. Открыв дверь, он спросил у посетителя, что ему нужно.
   На пороге стояла Марина.
   – А ваш приятель у вас? – спросила она.
   Я сразу же сообразил, что она не идентифицирует хозяина с его духом.
   – Он будет в одиннадцать часов вечера, – ответил тот, без тени смущения, – поэтому просил вас подождать или прийти к этому времени.
   Он соврал ей, мне кажется, что ему уж очень захотелось встретиться с ней ещё раз.
   – Хорошо, – сказала она, – я тогда ещё приду к этому времени.
   И она ушла. Хозяин закрыл дверь и вернулся к своим гостям.
   – Мы слышали женский голос, – заметил Длинный, извиняющимся тоном, – может быть, мы пришли к вам ни вовремя, и у вас назначена встреча с женщиной?
   – Нет, – ответил тот, – эта девушка приходила ни ко мне, а к моему другу.
   – Друг тоже живёт с вами? – поинтересовался Длинный.
   – Нет, но он иногда появляется здесь.
   Хозяин явно не хотел рассказать им о своих приключениях и своём двойственном положении, но ему, по-видимому, было интересно узнать, что они думают о раздвоении личности. Поэтому, когда он спросил их, может ли человек раздваиваться, то их разговор сразу же принял это направление. Услышав его вопрос, Длинный уточнил вопросом:
   – Что вы имеете в виду?
   – Может ли наше личностное «я» отделяться от человека и жить как бы своей самостоятельной жизнью? – пояснил хозяин.
   – Этот вопрос сложный, – сказал Длинный, – всё зависит от того, в какую сферу попадает это личностное «я».
   – А что? – удивился хозяин. – Оно может попасть в какую-то сферу?
   – Несомненно, – ответил Длинный. – Наше «я» постоянно живёт в какой-то сфере. В сфере политики, в сфере религии, в сфере искусства. Но это так. Наши низменные сферы.
   – А что? – опять удивился хозяин. – Есть высшие сферы?
   – Несомненно, – повторил вновь это слово Длинный, – есть некоторые высшие тайные сферы, которые проецируются на нашу жизнь и управляют ею.
   – Чушь всё это! – воскликнул молчавший до сих пор Короткий. – Никаких высших сфер нет, и не может быть. Есть пространство, материя и время. И ничего кроме этого. Я уверяю вас в этом со всей ответственностью музыканта, в компетенции которого вряд ли вы можете сомневаться.
   – Друг мой, – ласково молвил Короткий, – никто не сомневается в твоей певческой компетенции, но в мире не всё так просто. Пространство, материя и время находятся друг с другом в очень сложной взаимосвязи. И вряд ли мы основательно знаем все тонкости этих переплетений. Ведь наука существовала не только в наше время. Наши предки, несомненно, знали больше, чем мы знаем сейчас.
   – Что же они такое знали, – с сарказмом спросил Длинный, – чего мы не знаем сейчас?
   – Давай, пока не будем это называть сверх естественными силами, – начал свой диалог Длинный. – Просто, обратимся к истории и мудрости греческих мистерий, в которых принимали участие такие прославленные философы и учёные как Пифагор, Платон и Ямблих. Кстати, все они отзывались с большой почтительностью об этих мистериях. Посредством мистерий древние философы общались с духами. Здесь главное – распознать, с кем вы общаетесь и не вступать в общение с чуждыми тонкими сущностями. Посвящённые пифагорейские ессеи, халдейские маги и египетские жрецы хорошо знали своё дело и быстро узнавали, с кем они разговаривают. Наше личностное «я», по большому счёту, является тоже чьим-то заимствованным нами и отражённым духом, пребывающим вечно в небесном эфире. Всё очень просто: мы рождаемся на земле, и чей-то дух вселяется в нас, образуя нашу душу. В течение жизни мы общаемся с нашим духом, который помогает нам, подобно ангелу хранителю, избегать опасности и идти по нашей предначертанной свыше стезе. Нам ли, не знать этого, ведь мы сами, играя чью-то роль, вживаемся в этот дух, перевоплощаемся и становимся другими на время спектакля. Но когда мы это делаем и делаем это искренне, то тогда добиваемся такого сходства с оригиналом, что все начинают верить, что мы и есть тот Гамлет или Отелло, с духом которого мы соединились. В этом и состоит наше искусство артистов. Я думаю, что если искренне проникнутся духом персонажа, то можно пройти через то, что ему уготовила судьба. Но я хочу сказать другое, извините, отвлёкся. Священнослужители древних вавилонян, ассирийцев, финикиян и египтян прекрасно владели искусством общения с потусторонними силами. Но потом их религиозные верования были ложно истолкованы и попраны их наследниками. Тайна общения с потусторонним миром была утеряна. Иерофанты, пророки, мистики и провидцы когда-то сокровенных тайн прошлого были объявлены одержимыми бесами и поклонниками дьявола. Сменившие их сейчас христианские священники предают их анафеме, хотя в тайне пользуются знаниями этих теургов. Моисеева «Тора» используется против того народа, который её им подарил. Сейчас всё так перемешано в духовной культуре, что вряд ли можно отыскать концы и начала, если основательно не изучать историю древности. Ведь люди всегда общались с Богом через посредника. Это всем известно. Да и сейчас священнослужители утверждают, что общаются с Богом через Святой Дух, но только раньше этот Святой Дух называли по-другому.
   – И как же его называли? – спросил хозяин, затаив дыхание.
   – По-разному, – ответил Длинный, – древний авгур после торжественной молитвы намечал области неба и именем высочайшего бога вызывал меньшего бога, которого теперь называют дьяволом. И тот раскрывал перед его взором будущее и делал его способным пророчествовать.
   – Так, значит, человек мог общаться с духом? – воскликнул слепой.
   – Разумеется, – ответил Длинный, – о чём я и говорю.
   – Что-то мне ни разу не приходилось общаться ни с одним духом, – высказал своё скептическое мнение Короткий.
   – Для этого нужен особый склад психики, – заметил Длинный. – К тому же нужно быть посвящённым в эти науки. – Здесь нужны не наши артистические знания, а мудрость иного рода, которая копилась в народах тысячелетиями и сложилась в единые сокровенные знания, используемые сейчас посвящёнными всех стран и народов, которые и могут оценить по достоинству эти духовные сокровища. Сейчас трудно предположить, откуда они пришли к нам, но, я думаю, тысячи изощренных умов размышляли над законами природы, прежде чем собрать по крупицам эти знания и создать из них своё тайное учение, позволяющее им общаться со сверхчеловеческими существами. Эти люди хранят свою тайну, как зеницу ока, потому что их знания сильнее любого созданного на земле человечеством оружия.
   При этих словах хозяин заёрзал на стуле, хотел что-то сказать, но промолчал.
   – Ты хочешь сказать, что люди, овладевшие этими знаниями, всемогущие? – заметил Длинный.
   – Они не только всемогущие, но они имеют реальную власть, позволяющую им игнорировать пространство и время, распоряжаться жизнью и смертью. Они владеют великими жизненными истинами, которые скрыты от профанов.
   При этих словах, как мне показалось, легкоранимый Длинный обиделся, приняв последнее замечание на свой счёт. Они ещё долго говорили на разные метафизические темы, и тут хозяин вспомнил, что должен отправиться в театр, чтобы сделать массаж главному режиссёру Моностатосу. Когда он об этом сообщил своим гостям, они расхохотались, и сообщили слепому, что сами уже хотели сказать ему о своём уходе, так как им самим нужно в театр на представление. Затем они втроём ушли, оставив меня одного. Только вечером я узнал, что там произошло. Мой хозяин в волнении рассказывал мне:
   ***
   В театре мы расстались, артисты пошли в свои гримёрные. Меня пропустили в фойе, которое быстро пустело, вся публика проходила в зал на спектакль. Вскоре стало совсем тихо. Оперное представление началось, звучала музыка, доносившаяся из зала. Никто меня не встретил, никто никуда не приглашал. Я сидел в фойе и скучал. Так я просидел довольно долго. Какая-то дежурная спросила меня, что мне нужно. Я объяснил ей причину моего посещения. Она сказала, что до конца осталось четверть часа, и что я могу пройти на галёрку и посмотреть окончание представления. Я сказал, что я не вижу, но с удовольствием послушаю голоса артистов. Мне показалось, что дежурная смутилась, допустив бестактность, предложив слепому посмотреть спектакль, поэтому, заглаживая свою вину, она лично проводила меня в пустую ложу и усадила на кресло.
   Я услышал божественную музыку оркестра и голоса артистов, исполнявших оперу на итальянском языке. Два женских голоса альта как бы спорили с мужским басом. О чём они пели, я не понимал, но в исполнении арий было вложено столько чувствительности и срасти, что я испытал странное чувство возбуждения, как будто участвовал в сцене, где две женщины добивались одного мужчину. Затем раздались звуки бравурной музыки победы, хор пел о чём-то возвышенном. Всё закончилось литаврами, боем барабанов и громом аплодисментов. Представление закончилось, я услышал шум толпы, негромкий гул смешанного говора большой массы людей, движение в зале и удивился. «Неужели все они знают итальянский язык, – подумал я, – и всё поняли, о чём пели артисты?»
   Дежурная вошла в ложу и проводила меня до уборной маэстро. Кода я вошёл в гримёрную, то услышал знакомый мне баритон маэстро:
   – Ну, как вам понравился сегодняшнее представление? Что скажите о моём пении?
   – Но я слышал какой-то бас и два альта, – сказал я.
   – Как?! – воскликнул в негодовании маэстро. – Разве вы не обратили внимания на мой голос?
   – Я слышал только чей-то голос и два альта, – произнёс я испуганно, и тут же, сообразив, добавил, – извините, я ни разу не слышал, как вы поёте. Может быть, это пели вы, или я попал на представление уже в самом конце, и вероятно, пропустил ваше выступления.
   – Какой-то голос, – раздражённо заметил маэстро, передразнивая меня, – это и был я.Я ещё раз извинился.
   В это время раздался стук в дверь и приятный женский голосок спросил:
   – Вы готовы?
   – Нет, птичка моя, – ответил он, – через четверть часа приду.
   – Не задерживайтесь, а то мы начнём без вас, – проворковал голосок за дверью и удалился, напивая арию на итальянском языке.
   – Не будем терять времени, – сказал маэстро, обращаясь ко мне.
   Я робко сделал несколько шагов вперёд и остановился.
   – Так идите же ко мне, – с нетерпением произнёс маэстро, – а то мы и в самом деле придём к шапочному разбору. Покажите своё искусство, сделайте чудо, чтобы я помолодел лет на тридцать и почувствовал себя школьником, пригласившим к себе домой девочку из параллельного класса в отсутствии родителей.
   Ощупью я понял, что он лежит на тахте голый по пояс. Прикоснувшись к его спине, я испытал неприятное ощущение от соприкосновения с его холодной и скользкой кожей. Мне показалось, что я дотронулся до лягушки.
   Как умел, я начал делать массаж. Не прошло и двух минут, как маэстро спросил меня:
   – А вы, в самом деле, владеете искусством массажа?
   – Да, – ответил я, нисколько не смутившись, – просто у меня немного онемели пальцы, сейчас это пройдёт, потерпите. Можно мне выйти в туалет?
   – Да, – сказал маэстро, – по коридору до конца и налево. Только не задерживайтесь, вы же слышали, что меня ждут.
   – Да, да, я сейчас, – сказал я и вышел в коридор.
   Как только я оказался в туалете, то тут же стукнул своей тросточкой четыре раза о пол, и в то же мгновение появился мой Красавчик.
   – Наслаждаешься итальянской оперой? – спросил он меня.
   – Нет, – ответил я, – я пришёл сюда делать массаж. Нужна твоя помощь.
   – Кому делаешь массаж? Балерине?
   – Нет, – ответил я, – маэстро. Ты сможешь мне помочь?
   – Конечно, – ответил он, – я известный маг по массажу, можешь не сомневаться. Сделаю всё по высшему классу.
   Я огляделся вокруг, туалет был настолько маленьким. Что мы едва помещались в нём вдвоём. Мы вышли в коридор, освещённый зеленоватым светом, и направились в гримёрною маэстро. Маэстро лежал на животе, ожидая меня, и при свете зелёной лампы перебирал страницы либретто. Я кивнул Красавчику, и он сразу же приступил к своей работе. Забравшись с ногами на спину маэстро, он проделывал такие фокусу и выкрутасы, что у меня зарябило в глазах. Маэстро вначале кряхтел, потом принялся стонать. Его стоны вначале походили на любовные стенания, но потом маэстро вошёл в такой экстаз, что начал кричать: «Как здорово! Ещё раз! Вот здесь! Вот так! Такого со мной ещё не было!» Вместо пятнадцати минут массаж продолжался более часа. Нас никто не тревожил. Никто не стучал в дверь. Вероятно, его деликатные подчинённые понимали, что в эту минуту маэстро очень занят, и ему не стоит мешать. Когда Красавчик закончил массаж, маэстро отвалился на спину и, увидев красавчика, воскликнул:
   – Как это здорово! Я такого ещё ни разу не испытывал. Я чувствую себя новорожденным младенцем. А сил-то сколько прибавилось! Кто вы?
   – Я ученик моего учителя, – скромно сказал Красавчик, кивнув в мою сторону, – учитель, когда он не в ударе, поручает мне делать массаж. Но мой массаж, по сравнению с его, лишь жалкая копия шедевра. Он – истинный мастер.
   – Я снимаю шляпу перед вами, – сказал с благодарностью маэстро, вставая, – вы – мои гости, и сегодня я приглашаю вас на наш капустник. Но вы, наверное, устали после такого массажа?
   – Ну, что вы говорите, – воскликнул Красавчик, сил у нас хватит на весь театр, и на мужскую и женскую половину, особенно на ваших прелестных балерин.
   – Так может быть, мне взять вас в штат работников театра, – сделал предложение маэстро.
   – С превеликой радостью, – воскликнул Красавчик.
   – Нет, к сожалению, мы не можем принять ваше приглашение, – тут же вмешался я, – у нас слишком много работы.
   – Что ты такое говоришь? – шёпотом обратился ко мне Красавчик. – Тебе что же, не нужны деньги? Да, мы с тобой здесь перетрахаем всех актрис. Соглашайся.
   – Нет, – решительно заявил я. – Мы не можем принять это предложение.
   – Ну, и дурак, – сказал мне красавчик.
   – Жаль, что вы не соглашаетесь, – произнёс маэстро. – А то бы я брал вас с собой на все наши заграничные гастроли. Посмотрели бы на весь мир. Париж, Мадрид, Барселона, Нью-Йорк – прекрасные города. Подумайте. Ну, а сейчас идёмте за стол. Нас там уже заждались. Сегодня мы принимаем в наш коллектив новую актрису, только что окончившую театральное училище. Сами понимаете, ответственный момент. Но сейчас я за себя спокоен. Будем вместе пропивать её девственность. Главное сейчас – это её заболтать.
   Маэстро быстро переоделся в костюм короля, нацепил корону, накинул на плечи плащ с горностаевым воротником и вместе с нами вышел в коридор. Там его ожидал весь основной состав театра. Женщины смотрели на него с удивлением, а на нас – с враждебностью, мужчины со смущением. Перехватив их взгляд, маэстро воскликнул с негодованием:
   – Что вы ты такое подумали? Между нами ничего такого не было. Вы же знаете, что я не гомик. Просто, они делали мне массаж. Кстати, замечу, что массаж божественный, такой массаж мне не делали ни разу в жизни. Мои гости любезно согласились этим вечером и вам всем сделать массаж. Сами поймёте, какое это чудо. А сейчас прошу всех за стол.
   Артисты всей гурьбой вместе с нами направились на сцену, где был накрыт большой стол, соединённый в каре. В середине этого каре стояла старинная кровать под балдахином. Занавес сцены был опущен. Актёрам за этим занавесом на сцене разрешалось делать всё, что угодно.
   Симпатичную молоденькую девушку посадили на самое почётное место, обрядив в костюм королевы. Рядом с ней восседал сам маэстро, одетый королем. Первый тост был поднят за сегодняшний успех. Маэстро с бокалом в руке произнёс краткую речь:
   – Друзья мои и подруги! – вдохновенно воскликнул он, обведя всех сидящих за столом проникновенным взглядом. – Мы с вами не должны забывать, что мы боги, а не люди. И обладаем мировой душой, которая может объять весь мир и быть объята этим миром.
   При этих словах он положил свою руку на плечо юной актрисе и притянул её к себе. Актриса поёжилась, передёрнула плечами и отстранилась от маэстро.
   – Мы являемся не только богами, но и королями и королевами человеческого общества, потому что мы управляем его эмоциями. Мы своими спектаклями и представлениями передаем ему энергию, заряжаем его, незримо направляем его в одну или другую сторону. Наш театр сам является в миниатюре этим обществом, экспериментальной моделью этого общества, авангардом и самой действенной его частью. Мы, по большому счёту, властители душ людей. Нам подвластны материя, пространство и время. Мы можем переносить зрителей в глубокую старину, или показать им через нашу игру будущее, которое они заслуживают. Запомните, что не политики управляют обществом, а мы с вами, артисты, когда навязываем им нашей игрой подсознательно ту или иную идею. Мы можем становиться для них королями Лир, Мариями Стюарт, Отелло и Дездемонами, и заставлять их сопереживать с нами. Кстати, мои дорогие друзья и подруги. Объявляю вам, что следующей оперой в нашем репертуаре я собираюсь ставить свою версию Die Zauberflote «Волшебной флейты» с включением в неё нескольких сцен из «Отелло».
   При этих словах некоторые артисты переглянулись.
   – Как же так? – спросила сидящая рядом с ним новенькая актриса, – Но ведь «Волшебная флейта» поётся на немецком, а «Отелло» – на итальянском. Как это совмещается. Да и к тому же это совсем разные произведения, и их авторы разные.
   – Нам все по силам, – рассмеялся маэстро. – Мы создаём и генерируем новые идеи, и приучаем зрителя к такому искусству, которое нам нравится и которое считаем необходимым учреждать. Это и есть поступательное развитие искусства.
   Среди артистов раздался хохот. Смелись двое, один худой и длинный, другой толстый и короткий. По их голосам я понял, что это мои приятели философы. Только сейчас я смог с помощью Красавчика я смог увидеть их внешность.
   – Что здесь смешного? – сердито спросил маэстро.
   Папагено, махнув рукой, ответил:
   – Только что Тамино рассказал мне забавный анекдот, хотите, я перескажу вам его.
   Маэстро поморщился, и заметил:
   – Расскажете потом, а сейчас попрошу вас быть внимательными во время выступления вашего руководителя.
   Затем он продолжил:
   – Поэтому на нас лежит великая миссия пастухов, которые так или иначе ведут стадо овец и баранов за собой туда, куда, мы считаем, нужно. На подсознательном уровне мы своим мастерством приказываем им двигаться, и они будут двигаться. Не важно, куда мы их заведём – в пропасть или на вершину горы. Кто бы там чего не говорил, но искусство сильнее религии, потому что религии умирают, а искусство вечно, оно процветает и приобретает великую власть над умами и чувствами людей. Своими эмоциями и фантазиями мы заполняем гиперпространство простого обывателя, которым является наш зритель. Он не может жить без нашего влияния и руководства. Он тратит бешеные деньги на то, чтобы мы его развлекали. Ему кажется, что мы ему служим, но на самом деле, мы давно уже управляем им, потому что он – в наших лапах, лапах искусства. Своими когтями мы ласкаем его жалкую душонку, заставляем его плакать и смеяться, а когда нужно, то сжимаем его сердце так, что он трепещет от страха. Мы управляем всей его жизнью. Он стремится походить на нас, ест то, чем мы привыкли питаться, одевается как мы, ходит как мы, начинает думать, как мы. Мы являемся его кумирами. Вы думаете, что обществом руководят политики, президенты и премьер-министры? Уже давно не так, самые популярные сейчас в мире люди – это артисты. Их носят на руках, покупают их одежду и предметы обихода за баснословные деньги. Мы давно уже контролируем их сознание. Нас уже начинают выбирать в президенты и губернаторы по всему миру. Для нас стать сенатором так же легко, как получить нужную роль, если мы к этому прилагаем усилие. Нужно только захотеть, и успех нам обеспечен, потому что сама политика стала грандиозным шоу, спектаклем, где всем отведено своё место, и каждый должен играть свою роль.
   При этих словах маэстро опять положил руку на плечо королевы. На этот раз она не отстранилась от него. Ободренный этим успехом маэстро продолжал говорить с энтузиазмом:
   – Что такое артист? Артист – это звезда, звезда, которая сияет. Вы думаете, звезда горит своим светом? Как бы ни так, даже в астрономии известно, что звёзды берут недостающую энергию из окружающего пространства. Но само по себе пространство не может быть источником энергии – оно для этого пассивно. Но, с другой стороны, пространство неотделимо от времени…
   Услышав эти слова, я вздрогнул, и подумал, что где-то я уже слышал это высказывание. Может быть, я сплю, подумал я, и вижу один и тот же повторяющийся сон с разными вариациями. Тем временем, маэстро продолжал увлечённо говорить:
   – Так вот этим временем для вас являюсь я, потому что я среди вас самый старший и самый опытный. Вы все должны смотреть мне в рот и ловить каждое моё слово, потому что я аккумулировал в себе самую совершенную мудрость, которой могу вас наполнить, и тогда вы засверкаете как истинные звезды. Но для того, чтобы вы стали звёздами, вам вначале нужно стать моими самими преданными рабами. Иначе я не смогу вам передать всей мудрости и всей энергии, которыми владею. Вы должны быть в моих руках как пластилин, который я могу мять в своих руках и лепить из него всё, что я захочу. Захочу я из вас сделать князя или графиню, вы станете ими, захочу я из вас сделать убийцу или проститутку, вы будете ими. Только так вы можете овладеть искусством игры и стать настоящими артистами. Главное в нашей профессии – побороть своё собственное «я», которое всегда будет мешать вам в вашей работе перевоплощения. Поэтому доверьтесь мне, если даже я буду делать из вас манекенов. Если я вам скажу: «Встаньте!», вы встанете. Если скажу: «Идите», вы пойдете. Если скажу: «Разденьтесь», вы разденетесь. И если я вам даже скажу: «Отдайтесь мне», вы мне отдадитесь. Потому что иначе я не смогу сделать из вас истинных артистов. И вы всегда останетесь жалкими пародиями на это великое звание, провинциальными актёришками, спивающимися на периферии. Вы никогда не привлечете к себе внимания достойной публики – миллионов зрителей. Вы не станете кумирами толпы и не сможете «навевать человечеству сон золотой», о чём говорил Беранже. Потому что в решающий момент, вы не сможете перебороть себя, переступить ту грань, за которой кончается человеческое существо, и начинается божественная сущность. Вы спросите меня, чем божественная сущность отличается от человеческого существа, и я вас скажу – преодолением любых границ. В такие минуты для вас не должно быть никаких заповедей, ни каких устоев или законов. Зритель должен поверить, что вы собираетесь задушить Дездемону, и когда вы это сделаете, они должны содрогнуться и испытать настоящий ужас от той сцены, которая произошла на их глазах. Иначе они не поверять в вас, не признают в вас истинного мастерства, и вы не станете никогда в их глазах истинным кумиром. И Дездемона тоже должна играть на сцене так, чтобы вызвать у зрителей настоящую жалость, чтобы он видел в ней истинную жертву – овечку на заклании, а не какую-то там заштатную актрису, думающую, между делом, какую шляпку ей купить в магазине. Зритель должен поверить в смерть, испытать всё величие этой трагедии и пролить свои слёзы. В этой сцене важную роль играет Отелло, но ещё важнее роль самой Дездемоны, этой невинной жертвы, принесённой на алтарь страсти, как это делалось во всех древних мистериях. Мы должны сыграть на самых низменных страстях зрителей, вызвать из глубины его сознания такие скрытые инстинкты его чувственной природы, о которых он даже не подозревает, после чего он должен выйти из нашего театра потрясённый и ошарашенный. За это он платит нам деньги, за этим он и приходит в театр. И чтобы добиться высшего результата, артисту позволительна импровизация в любом её применении. Ведь зритель ходит в театр ни для того, чтобы посмотреть, кто кого убил. Нужно хорошо знать его психологию. Он идёт в театр сознательно, чтобы проверить, сможет он сделать то, что происходит на сцене, или нет. Наблюдая спектакль, он как бы участвует сам в сцене убийства. Его руки тянутся к горлу Дездемоны, и он её душит вместе с артистом, а потом поражённый раскаянием, страдает и сходит с ума. Вот что, значит, истинное искусство. И чтобы им овладеть, нужен титанический труд.
   Артисты, сидящие за столом, смотрели на маэстро с восхищением и ловили каждое его слово.
   – А сейчас, – сказал он, – мне нужно утвердить кого-то на роль Дездемоны.
   Первую пробу я хочу предложить нашему юному дарованию, только что влившемуся в наш дружный коллектив, нашей несравненной и обаятельной королеве сегодняшнего вечера. Давайте ей похлопаем.
   Артисты дружно ответили аплодисментами. Начинающее дарование слегка покраснело и потупило взор.
   – Вы знаете слова этой роли? – спросил он её.
   – Да, – скромно ответила девушка, – подняв и опустив глаза.
   – Вот и прекрасно, – сказал маэстро, – сейчас мы посмотрим, как вы справитесь с этой ролью.
   Выпив бокал вина, он вдруг весь преобразился и, приняв грозно-устрашающий вид, схватил её за плечо, поднял со стула и запел:
   – Diceste quste sera le vostre preci?
   Девушка побледнела и чуть слышным голоском пропела:
   – Orai…
   Маэстро развернул её к себе, прижал к груди, затем резким движением отодвинул её на расстояние втянутой руки и великолепным басом пропел:
   – Confessa. Bada allo spergiuro… Pensa che sei sul tuo letto di morte.
   Девушка чуть громче пропела:
   – Non per morir.
   Маэстро прогремел на весь театр своим громогласным речитативом:
   – Per morir tosto…
   Затем он схватил девушку в объятия и поцеловал в губы. Когда он её отпустил, лицо девушки залилось краской.
   – Зачем вы это сделали? – пролепетала она чуть слышно.
   – Нет. Так дело не пойдёт, – громко и недовольно сказал маэстро. – Почему ты вся такая скованная, зажатая? Неужели вам в училище не преподавали, как нужно расслабляться по теории Станиславского? Я поцеловал тебя, чтобы привести в рабочее состояние. Соберись. Сейчас мы сыграем эту сцену по-настоящему. Сегодня все через это пройдут. Представь, что ты моя жена. Что ты любишь меня и ждёшь меня с нетерпением. Видишь, стоит кровать. Пройди к ней, разденься и ложись в неё. Помни, что это кровать твоей смерти – letto di morte. Место будущей трагедии и также место начала твоей будущей славы как великой актрисы. Иди же на встречу своему успеху.
   Девушка всё ещё колебалась.
   – Ну, что тебя смущает? – спросил он её.
   – Я должна переодеться в какую-то одежду?
   – Ничего не надо. Весь реквизит и все театральные костюмы заперты. Играй в том, что у тебя есть под платьем. Ну, что ты медлишь? Заставляешь нас ждать. Кроме тебя я должен просмотреть всю нашу труппу.
   Девушка нехотя направилась к кровати и стала раздеваться. Она сняла вечернее платье, положила его в ногах, и в одной комбинации улеглась в кровать.
   Маэстро пошёл к кровати и запел раскатистым басом:
   – Se vi sovviene di qualche colpa commessa che attenda grazia dal ciel, imploratela tosto.
   – Perche? – раздался голос Дездемоны.
   – Taffretta. Uccidere non voglio l’anima tua, – грозно пропел Отелло.
   – D’uccider parli? – со страхом произнесла Дездемона, лежащая в постели.
   – Si, – произнёс Отелло, задёргивая шторы балдахина.
   – Pietа di me, mio Dio, – пропела Дездемона из-за занавеси, и почему-то произнесла по-русски, – смилуйся надо мной, о Боже.
   – Amen! – пропел маэстро и стал быстро раздеваться, раскидывая свою одежду по сцене.
   – E abbiate pietа voi pure! – пропела Дездемона и опять повторила эту фразу по-русски, – и все же сжальтесь!
   – Pensa a tuoi peccati, – пропел маэстро и негромко произнёс, – думай о твоих грехах.
   – Mio peccato и l’amor, – пропела Дездемона. – Мой грех – любовь.
   – Percio tu muori, – зловеще произнёс Отелло, – Поэтому ты умрешь.
   В эту минуту мне показалось, что лицо маэстро потемнело, и весь он стал похож на чёрного мавра.

   Otello. – Confessa. Bada alla spergiuro… Pensa sei su tuo letto di morte.
   Desdemona. – Non per morir.
   Otello. – Per morir tosto…

   Маэстро взмахнул рукой, и свет, как по мановению волшебной палочки, потускнел. И в то же самое время раздались звуки музыки, той самой, которую я слышал в парке. Маэстро откинул полог занавеса и устремился на Дездемону. И тут началось такое, чего я совсем не ожидал увидеть. Мужчины стали хватать женщин и срывать с них одежду, бюстгальтеры и принадлежности дамского туалета летели в разные стороны. Чей-то лифчик упал мне прямо на тарелку.
   – Вы так и будете здесь сидеть истуканами? – услышал я рядом с ухом чей-то женский голос.
   Я повернулся и увидел очень симпатичную женщину средних лет. Если бы не её возраст, то можно было бы назвать её красавицей. Она положила мне руку на колено, затем стала сползать на пол, увлекая меня за собой под стол. Каким-то чудом я оказался уже на ней. Она тянулась ко мне сочными губами и шептала всякие непристойности. Я разобрал из её слов лишь имя Отелло.
   – Но роль Дездемоны отдана этой юной деве, – сказал я, пытаясь её раззадорить.
   – Наивный, – произнесла она, срывая с меня одежду, – весь этот спектакль затевался маэстро с единственной целью, соблазнить девушку. Мы все через это прошли.
   – Он со всеми вами спал? – удивился я.
   – Не только спал, но и спит до сих пор, – ответила она. – Уж таков мир театра – страстный и ненасытный. А главная роль будет принадлежать самой достойной из нас.
   – Кому? – спросил я.
   – Мне, – ответила она и захватила своим сочными губами мои губы.
   После того, как женщина мной насытилась, я выбрался из-под стола и увидел впечатляющую картину. Мужские и женские голые тела лежали вперемежку прямо на полу сцены и предавались коллективному сексу. Для всех было открыто всё. Я сроду не видал такой вакханалии. Части тела менялись местами. Полураскрытые губы, обнажённые плечи, голые ноги, руки и бёдра, всё двигалось в такт звучащей музыки, олицетворяя собой целостное скульптурное произведение под общим названием «Всеобщая любовь». Я стоял на сцене полуголый и смотрел на это представление, разинув рот. Вдруг я почувствовал прикосновение к плечу и, обернувшись, увидел Красавчика, который мне шепнул на ухо:
   – Нам нужно отсюда срочно убираться. Делать ноги.
   – Почему? – удивился я его целомудренности.
   – Отелло задушил Дездемону, – сказал он.
   – Знаю, – засмеялся я. – Иного конца этой оперы я не слышал.
   – Ты меня те понял, – сказал он серьёзно, – маэстро задушил ту молодую актрису.
   – По-настоящему? – в ужасе произнёс я.
   – Пока что я не знаю, – заметил Красавчик, – как можно лишить человека жизни не по-настоящему.
   – Но как это произошло? – воскликнул я и тут же понизил голос.
   – Маэстро увлёкся. Она начала сопротивляться. Это ему не понравилось, и он её просто придушил. Если мы не уйдём сейчас, нас ждёт та же участь.
   – Почему удивился я?
   – Потому что мы свидетели.
   – А другие?
   – Другие – его люди.
   Я бросился под стол собирать свою одежду и спешно стал одеваться. Но было уже поздно. Музыка прекратилась.
   – Закрыть все двери! – услышал я властный голос маэстро. – Закрыть все двери! Из театра никто не выйдет.
   – А что случилось? Что стряслось? – послышались обеспокоенные женские и мужские голоса.
   – Произошло несчастье, – спокойным и твёрдым голосом произнес маэстро, – наше юное дарование испустило дух.
   – Но как так могло произойти? – с сожалением произнёс мужской голос.
   – Она оказалась неприспособленной для сцены, – ответил маэстро, – таким как она нужно было поступать ни в театральное, а в педагогическое училище. Но сейчас об этом говорить уже поздно. Нам нужно избавиться от тела.
   Я в ужасе застыл под столом, не смея пошевелить ни рукой, ни ногой. Вдруг я увидел рядом с собой сидящим на корточках Красавчика. Он приставил палец к губам и произнёс:
   – Тсс! Сейчас они примутся за поиски нас.
   И в самом деле, в этот момент раздался голос маэстро:
   – А где наши уважаемые гости?
   Я содрогнулся всем телом, и сказал Красавчику:
   – Нам нужно отсюда как-то выбираться.
   – О чём я тебе говорил несколько минут назад? – ответил он мне спокойно. – Но не переживай, всё образуется.
   В эту минуту женщина сказала:
   – Я была со слепым под столом, а куда исчез его друг, я не заметила.
   – Надо бы их поискать, – приказал маэстро, – переверните весь театр, но их приведите ко мне. Жаль, конечно, отправлять малых на тот свет. Но уж такова их судьба. Сами виноваты, оказались не в ненужное время, в ненужном месте.
   – А вот возле стула стоит тросточка слепого, – раздался мужской голос, – может быть, они залезли под стол. Посмотрим.
   Я услышал, как шаги направляются к нам, и зажмурил глаза. Когда я их открыл, то все предметы вокруг меня стали казаться гигантских размеров.
   – Что это такое? – воскликнул я своим писклявым голосом.
   – Мы превратились в мух, – последовал ответ таким же писклявым голосом.
   Я повращал глазами и увидел сидящую на огромной ножке стола безобразную зелёную муху, которая верхними конечностями протирала свою голову, а задними – крылья.
   В эту секунду я также увидел, как длинный, подобный занавесу сцены, полог скатерти отогнулся, и на нас посмотрела огромная мужская голова с усами.
   – Здесь никого нет! – последовал громогласный ответ, от которого у меня в ушах чуть не полопались перепонки.
   – Летим! – крикнула мне муха и сорвалась с места.
   Я устремился за ней, едва успев проскочить в закрывающийся проём скатерти. Мы взлетели над столом и сели на театральный занавес. Отсюда нам вся сцена была видна как на ладони. Мужчины и женщины быстро одевались, собирая отовсюду свои брошенные вещи. Труппа артистов приводила себя в порядок быстро и организовано, как солдаты во время опасности. В середине сцены, окружённая столами, стояла кровать, закрытая балдахином, на которой лежало мёртвое, так и не начавшее свою карьеру дарование – тело бедной изнасилованной и задушенной девушки.
   – Ну, что? – спросил маэстро вернувшихся после поисков мужчин, – Не обнаружили их следов?
   – Кроме тросточки слепого ничего нет.
   – Так куда они делись? – спросил недовольный маэстро. – Не могли же они испариться. Переверните всё вверх дном, но найдите мне их. Они отсюда никак не могли уйти.
   – А, может быть, мы прибегнем к нашему проверенному способу, и узнаем, где спрятались беглецы, – сказала женщина с рыжими распущенными волосами, которая ещё недавно кувыркалась со мной под столом.
   – Это займёт много времени, – сказал маэстро.
   – Я думаю, что не больше, чем будут длиться поиски, – возразила ему рыжая красавица.
   Маэстро подумав, согласился.
   – Хорошо, – объявил он, – давайте вызовем нашего господина, и он покажет, где прячутся наши гости.
   – А как мы его вызовем? – спросила одна молоденькая девушка, у которой, как можно было видеть, душа ушла в пятки. – Ведь у нас нет нужного для этого реквизита.
   – Есть один способ, – ответил маэстро, – раньше мы его не применяли. Я вкратце расскажу вам, в чём его суть, чтобы малодушные, подобные тебе, не попадали в обморок. Вы все знаете королеву Екатерину Медичи, благочестивую христианку, которая, однако, принадлежала к нашей вере и втайне совершала все наши ритуалы. Именно этой женщине и удалось устроить во Франции Варфоломеевскую резню. Это была очень сильная женщина, и многие мои подруги могли бы у неё поучиться. Так вот, когда трон под ней зашатался, она призвала к себе якобинского священника, сведущего с тайнами нашего «черного искусства», который помогал ей своим колдовством убирать ненужных ей в королевстве людей. Её сын Карл в то время лежал при смерти от неизлечимой болезни. С его смертью королева-мать теряла власть, поэтому прибегла к некромантии и советовалась с оракулом «кровоточащей головы». Проходило всё следующим образом. Они взяли очень красивого и чистого ребёнка, который был подготовлен для своего первого причастия придворным капелланом, отсекли ему голову, и через его голову вызвали Господина, который произнёс пророчества. За не имением ребёнка, мы можем использовать голову нашей девственницы, и через неё узнаем, где скрываются беглецы.
   – Вот оно что! – услышал я писк мухи, сидящей недалеко от меня на театральном занавесе. – Так они, к тому же, ещё и сатанисты.
   Начались приготовления к этому страшному ритуалу. Все артисты переоделись в черное. Зажгли свечи, потушили свет. Наскоро отслужив чёрную мессу. Они нарисовали на полу круг и осветили его огнями рампы. Для этого им пришлось раздвинуть занавес. Мы взлетели в воздух и, покружив над сценой, вновь опустились на полотно занавеса.
   Затем несколько человек поставили в центр круга небольшой стол и застелили его чёрной скатертью, на стол положили серебреный поднос.
   – Принесите голову, – скомандовал маэстро.
   Двое мужчин, принеся из-за кулис рулон полиэтиленовой плёнки и наточенный нож, подошли к пологу кровати и откинули балдахин. Девушка лежала на постели, разметав волоса на подушке. Один из мужчин поднял её на плечо и держал её до тех пор, пока другой расстилал плёнку на полу. Затем они уложили её на живот, один из них приподнял голову за косы, другой же одним ударом отсёк ей голову.
   – Поднос! – закричали они.
   Все застыли в немом оцепенении, и только рыжеволосая красавица сорвалась с места и принесла поднос и поставила под поднятую за волосы голову. Маэстро подошёл к ней, взял поднос и отнёс голову в очерченный круг. Как только он поставил голову на стол. Все собравшиеся забормотали какие-то заговоры, вызывая дьявола. Мы явственно слышали голос маэстро, который вопрошал своего хозяина, указать ему, куда спрятались беглецы.
   И вдруг здесь произошло самое страшное и чудовищное. Из головы бедной девушки послышался слабый голос, странный голос, в котором не было ничего человеческого. Этот голос произнёс:
   – Ваши беглецы на занавесе.
   Несколько человек бросились к театральному занавесу и стали срывать его. Мы взлетели в воздух и со страхом кружили над отсечённой головой.
   – Так, где они? – воскликнул раздражённо маэстро.
   – Сейчас они надо мной, – прозвучал тот же голос.
   Несколько артистов заметили нас и стали гоняться за нами с тряпками, пытаясь нас прихлопнуть.
   – Спасайся, – крикнул мне мой напарник, – если прихлопнут тебя, то и я покину этот мир.
   Но куда?! – воскликнул я в отчаянии. – Ведь все окна и двери в театре закрыты.
   – Лети в вентиляционное окно, – пропищал он.
   Я поднялся к потолку и стал отыскивать вентиляционное отверстие, и в эту минуту услышал внизу возглас возмущённого маэстро:
   – Да что вы гоняетесь за мухами! Разве не видите. Что она над нами издевается, не может простить мне, что я лишил её девственности.
   Я видел, как он сбросил голову с подноса на пол и со всего маха ударил по ней ногой, как по футбольному мячу, голова покатилась по сцене, оставляя за собой кровавый след.
   – Не могут эти два малых превратиться в мух. Они, наверное, ушли раньше, не прощаясь, по-английски, до начала всей этой кутерьмы, – гремел мне в след голос маэстро, когда я протискивался в решётку вентиляционного окна.
   Когда мы с моим напарником коснулись ногами земли и вновь превратились в людей, я от пережитого ужаса стал поливать напарника такой площадной бранью, что сам удивился, откуда у меня только брались слова. Я ему говорил, что он втравил меня во все эти приключения, что если бы ни он, то мне не пришлось бы пережить все эти кошмары, что, вообще, самое большое моё несчастьем – это то, что я с ним встретился. Одним словом, со мной случилась самая настоящая истерика, которая случается с женщинами, и за которую мне потом было стыдно.Красавчик слушал мои слова и улыбался. Затем, когда у меня иссякло красноречие, он сказал мне:
   – Тебе бы нужно было меня поблагодарить за своё чудесное спасение, а ты на меня набросился с упрёками. Вот – она, человеческая благодарность. Но я на тебя ни в обиде. Я понимаю, что тебе пришлось сейчас пережить не самые лучшие минуты в твоей жизни. Но ведь это ты меня сюда притащил к сатанистам, а не я тебя. К тому же, мне не понятно, что на тебя произвело такое тяжёлое впечатление. В человеческой природе заложены инстинкты – совершать мерзости и злодейства. Когда долго нет войн, где человек занимается этим законно, убивая и насилуя женщин, то возникают подобные тайные секты, где люди дают выход своим пробуждающимся инстинктам. Ты полагаешь, что можно создать идеального человека? Я в это не совсем верю, потому что идеальных людей нет в мире. Для того чтобы человек был идеальным, его нужно лишить свободы выбора. Но, а если у него есть такая свобода выбора между добром и злом, то от него можно ожидать всего, что угодно.
   – Но только не от меня, – воскликнул я. – Уж я-то никогда не стану делать зла, если даже кому-то это очень захочется. Вряд ли слепого заставят взять винтовку и стрелять в противника на поле боя. Я никогда не приму участия в общественном безумии.
   – В жизни и политике есть много других методов заставить человека совершать зло, – ответил Красавчик. – По большому счёту, всё человечество произошло из зла, ведя постоянные войны и напиваясь кровью своих жертв. Вся история его существования подтверждает это. Да и сейчас оно нисколько не исправилось, погрязнув в своём обычном состоянии. Каждую минуту в мире совершаются убийства, грабежи и насилия. Сильный старается отнять что-то у слабого, а если тот не отдаёт ему добровольно, то он его убивает. Сильная страна поступает со слабой страной точно так же. Нет, современный мир далёк от совершенства. Человечеству никогда не достигнуть своего идеала, пока оно полностью не уничтожит само себя.
   – Но тогда, существует ли в мире вообще идеал? – воскликнул я. – И как его достичь?
   – Идеал – это тот поступательный процесс, который в своё время очень точно определили французы, выразив его в формуле: «Le meilleur est l’ennemie du bien» – «Лучшее – враг хорошего». Конечно же, человечество вечно будет стремиться к своему идеалу, как проповедовал Вольтер: «Cultiver votre jardin!» – «Возделывайте ваш сад». Но вот достигнет ли он своего идеала, прежде чем себя уничтожит или хаос поглотит его? – это вопрос, на который даже я не нахожу ответа. Как вечный дух, парящий над землёй, я видел возведение пирамид в Египте, строительство Великой стены в Китае, разрушение Храма в Израиле, обрушение Вавилонской башни, но ни в одном месте земного шара человечеству так и не удалось достичь своего идеала, к которому оно стремилось. Но я не скажу, что оно безнадёжно. Пока есть такие люди как ты, которые ищут идеал, я буду им помогать. Ибо я – дух, витающий в пространстве и увлекающий души к своему идеалу.
   Услышав эти слова, я немного отошёл от пережитого и уже более спокойно сказал Красавчику:
   – Со своей стороны я приложу все силы, чтобы познать Истину.
   – Вот и прекрасно, – сказал Красавчик, – а сейчас нам пора домой, потому что Марина уже ждёт тебя.
   – Но после такого кошмарного вечера я не могу встречаться с женщиной? – запротестовал я.
   – Марина не виновата в том, что ты трахнул рыжую ведьму, – сказал красавчик, – тебя никто не толкал в её объятия, а то, что ты увидел голову бедной девушки, и что на тебя произвело это сильное впечатление, то это говорит о твоей человечности. Ты не виноват в том, что это произошло.
   – Но нужно как-то сообщить об этом преступлении в милицию, чтобы это злодеяние не осталось безнаказанным.
   – Злодеяние никогда не остаётся безнаказанным, – молвил Красавчик, – поэтому сообщать тебе никуда не следует. Если ты сейчас сообщишь в милицию, и его арестуют, то он проведёт какое-то время в тюрьме, и избежит той страшной расплаты, которую ему уготовила судьба. Не вмешивайся в естественный ход того, чему суждено случиться, иначе верховным силам придётся напрягаться, чтобы исправлять то, что ты собираешься сделать, спутав все их карты. И запомни, что суд небесный, не есть суд земной, там за грехи и проступки предъявляют человеку свой особый счёт.
   После этих слов я немного успокоился, и мы отправились домой.
   Марина, и в самом деле, поджидала нас возле моего дома. Когда мы подошли к подъезду, она встала с лавочки и спросила:
   – И где это вы так поздно шляетесь?
   Я не понял, к кому был обращён этот вопрос: ко мне или к красавчику. Когда у меня на кухне сидели философы, и она приходила и говорила со мной, то спрашивала о Красавчике. Но в настоящий момент она смотрела на меня, обращая ко мне свой вопрос, и как бы игнорировала присутствие моего напарника. Я пожал плечами и ответил ей.
   – Так, вышли прогуляться.
   – Твой друг тебе сказал, что я днём заходила к вам?
   – Да, он мне говорил, – ответил я, посмотрев на Красавчика, который мне с улыбкой кивнул головой.
   – Он предупредил меня, что ты будешь около одиннадцати часов. Я пришла, и вот жду уже минут двадцать. Я собиралась уже уходить, но мне просто хотелось кого-нибудь из вас дождаться и спросить, получил ли ты известие о том, что я собираюсь к тебе прийти, или просто решил проигнорировать мой визит. Знаешь, обычно девушки не навязываются сами. Это мужчины их добиваются и назначают свидание. Если тебе не нужны отношения со мной, то ты так и скажи мне. Я оставлю тебя в покое.
   – Но что ты такое говоришь?! – воскликнул я, непроизвольно идентифицируя себя с моим Красавчиком, потому что тот молчал и лукаво поглядывал на меня. – Конечно же, я очень дорожу нашими отношениями. Как могло тебе прийти такое в голову, что я тебя игнорирую? Просто я задержался, потому что у меня были неотложные дела, из которых я еле выпутался, оставшись в живых, каким-то чудом.
   ***
   Далее всё происходило на моих глазах. Когда хозяин с девушкой вошли в прихожую, я улёгся в коридоре, откуда мне было всё слышно и видно, и притворился спящим.
   Марина спросила хозяина с беспокойством:
   – Но что произошло?
   – Я не могу тебе это сказать. И лучше вообще никому об этом не знать, – ответил хозяин.
   – Какой ты скрытный? – заметила Марина, снимая жакет. – Я абсолютно не знаю, чем ты занимаешься. Это не связано с бандитами?
   – Нет, – ответил он, – но пока я ничего не могу тебе рассказать, ты уж извини.
   – Может быть, ты – разведчик?
   Хозяин расхохотался.
   – Нет, – я не разведчик. И никогда им не был. Но с чего ты это взяла?
   – Ты похож на Джеймса Бонда?
   – Я?! – воскликнул тот так, что шляпа слетела с вешалки.
   Все трое стояли в прихожей.
   – Чем же я похож на этого шпиона?
   – Ты такой же красавчик, как он, – заявила она.
   При этих словах хозяин попробовал рукой свою плешивую голову и посмотрел на стену. Вероятно, впервые за долгие годы он пожалел, что у него в квартире нет зеркала.
   – К тому же, ты неотразим в общении с женщинами, – добавила она.
   – Быть этого не может! – воскликнул он.
   – Не скромничай, ответила она и улыбнулась, – наверное, многие девушки тебе делают такие комплементы.
   – Ты – первая, – искренне признался хозяин.
   – Ну, уж так я тебе и поверила, – улыбнулась Марина.
   – Хочешь, я напою тебя чаем? – спросил он.
   – Нет, – ответила она, рассмеявшись. – Медицина не рекомендует на ночь пить чай. Если ты никого не ждёшь сегодня, то я разденусь и лягу в постель. Что-то мои ноги устали от сегодняшней беготни.
   Она прошла в комнату и увидела разобранную постель.
   – Скажи мне честно, – раздался её голос из комнаты, – ты сегодня уже кого-нибудь приводил к себе домой?
   – Что ты имеешь в виду? – спросил он.
   – Я имею в виду девушку, – сказала она.
   – А чём ты говоришь?! Кого я могу кроме тебя привести к себе домой? Ты с ума сошла.
   – А почему постель не застеленная?
   – Я проспал до обеда, – признался он ей, – потом побежал по делам и забыл её застелить.
   – А что, твой друг принимал гостей, и кровать стояла в таком виде? – подозрительно спросила она него.
   – Вот именно, – ответил он, – поэтому он и принимал их на кухне.
   – Странно! – сказала она.
   – Что странного? – спросил он.
   – Всё это странно, – повторила она, – ты живёшь в этой квартире со своим другом. У вас на двоих одна кровать. Вы что же спите с ним вместе?
   – Нет, – ответил он, – если один из нас спит в этой постели, то второй пребывает в другом месте.
   – И где же сейчас твой друг? – спросила Марина.
   Хозяин обошёл квартиру, но нигде не нашёл Красавчика.
   – Так, где он? – спросила его Марина.
   Тот с удивлением почесал затылок, и у него невольно вырвалось:
   – Наверное, он во мне.
   – Ты всё шутишь, – сказала девушка, стаскивая с себя джинсы и блузку, – но эта шутка не очень умная.
   Он, раздевшись, улёгся с ней в кровать, но, по-видимому, не испытывал возбуждения.
   – Вот видишь, – сказала Марина, поглаживая ладонью его грудь, – как легко проверить, была у мужчины женщина час назад или нет.
   – А ты не принимаешь во внимание пережитые потрясения? – спросил он её.
   – Значит, – сказала она, – произошло что-то серьёзное. Ты не хочешь со мной поделиться? Расскажи мне всё, полегчает.
   – Но я не могу тебе ничего рассказать, потому что эти знания могут стоить тебе жизни.
   Марина села на кровати и с испугом произнесла:
   – Настолько это серьёзно?
   – Серьёзнее некуда?! – отвечал он.
   – А здесь не безопасно оставаться?
   – Будь спокойна, – сказал он. – Сюда они не сунуться, потому что не знают, где я живу, к тому же, они не уверены, что я знаю о том, чем они занимаются.
   – Кто они? – спросила Марина. – И чем они занимаются?
   – Это тебе совсем не нужно знать.
   – Ты – шпион, – сказала она убеждённо. – Я сейчас обо всём догадалась. Ты не хочешь мне говорить о вещах, с которыми ты имеешь дело. Ты от кого-то скрываешься. Ты участвуешь в каких-то делах, которые могут стоить тебе жизни. Ты такой ненадёжный, и в любую минуту можешь исчезнуть, оставив меня одну. Я уже начинаю сожалеть, что связалась с тобой.
   – Ну, что же, – сказал он, – если ты так думаешь, то мы можем расстаться.
   – Нет, я не хочу с тобой расставаться, – воскликнула Марина.
   – Отлично, – сказал он, – давай тогда не будем об этом говорить.
   – Я так не могу, ты должен рассказать мне, что с тобой происходит, – настаивала она на своём.
   Хоть как-то её успокоить, он сказал ей:
   – Со мной происходит раздвоение.
   Услышав эти слова, она совсем не удивилась, а только спросила:
   – А как это происходит?
   – Иногда мне кажется, что я становлюсь красавчиком. =
   – Ты и так красавчик, – рассмеялась Марина.
   – Нет, – ответил он, – я не красавчик, я слепой, лысый и уже в преклонных годах.
   – Ну что ты такое говоришь?! – воскликнула Марина. – Если ты будешь думать о себе так, то и, в самом деле, станешь слепым и лысым и в преклонных годах. Ты же знаешь общее утверждение психологов, которые говорят, что мы становимся теми, кем себя считаем. Не больше и не меньше. Кстати, прошлый раз, когда я проснулась в твоей постели, то мне показалось, что тебя нет, и со мной лежит твой слепой друг.
   – И что ты сделала? – с интересом спросил он.
   – Уснула снова, потому что подумала, ты же не будешь меня делить с другим. Я и сейчас думаю, что тот кошмар мне просто приснился.
   – А что бы ты сделала, если бы узнала, что я и есть тот слепой?
   – Не говори глупостей.
   – И всё же? – настаивал он.
   – Я бы отвела тебя к психиатру.
   – Вот как всё просто, – воскликнул он с возмущением, – всё кончается психиатром и сумасшедшим домом.
   – Не думай об этом, – ласково сказала она, положив ему руку на живот, – выбрось это из головы. – Если об этом задумываться, то вообще можно сойти с ума. Ты знаешь, не так давно со мной тоже произошёл подобный случай. Я тоже тогда подумала, что в меня вселился кто-то другой.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Мне показалось, что кто-то чужой вошёл в меня и наделил меня такими способностями, которых раньше я за собой не замечала.
   – Например?
   – После того случая я начала писать стихи. До этого я вообще поэзию обходила стороной.
   – Это случилось в Центральном парке культуры и отдыха? – с замиранием в сердце спросил я, вспомнив слова буддийского священника.
   – Да, – ответила она дрогнувшим голосом, – но откуда тебе это известно?
   – Так, – ответил он, – догадался.
   – А ты там не был? – спросила она испуганным голосом.
   – Был, – ответил он.
   – Так, значит, это ты там меня изнасиловал? – воскликнула она с негодованием в голосе.
   – С чего ты это взяла?! – возмущённо спросил я.
   – Но откуда ты знаешь, что я там была?
   – Мне сказал один буддийский священник, к которому ты зашла после парка, и был я там, но уже после тебя.
   Некоторое время Марина оставалась тихой и задумчивой.
   – Расскажи мне, как это случилось? – прервав паузу, попросил он. – Может и мне это поможет кое-что понять.
   Марина некоторое время хранила молчание, но потом стала рассказывать.
   – В тот вечер мне было очень грустно, и я решила развеяться, сходить на танцы. У меня не было парня, несколько сокурсников за мной ухаживали, но ни один из них мне не нравился. Признаюсь, меня туда погнала извечная девичья мечта – встретить своего принца. Да, я хотела познакомиться с каким-нибудь парнем, который бы мне понравился. Все девушки так делают, ходят на танцы, чтобы себя показать и на других посмотреть. В этом ничего нет предосудительного. Но лучше бы я тогда туда не ходила.
   – Почему? – удивился он.
   – Мне пришлось пережить такое, что до сих пор мурашки пробегают по всему телу от страха.
   Хозяин молчал и слушал, когда она продолжит.
   Справившись со своим внутренним волнением, она произнесла следующие слова:
   – Я попала в чёртово колесо.
   – Что это такое? – спросил он её.
   – Не знаю, но это неприятная и страшная вещь. Вначале в это колесо затягивает, хочется испытать чего-то неземного. Но после этого не можешь из него выбраться. Оно закручивает в танце как вихрь, как торнадо, и ты взлетаешь вверх и уже ничего не можешь поделать ни с собой, ни с тем, что происходит. Всё тело парализуется, как в наркотическом трансе. Тогда меня изнасиловали, наверное, человек тридцать. И всё это происходило в воздухе. Мои ноги не касались земли, я это хорошо помню. До того момента я была девственницей.
   Она замолчала. Хозяин тоже молчал, не находя слов для её утешения. Потом она произнесла:
   – И после этого всего я начала писать стихи.
   – И какие стихи ты пишешь.
   – Если хочешь, я прочту тебе одно?
   Хозяин сказал ей, что желает услышать её стихотворение. И она начала читать:

   Как Бог, за нами Дух стоит
   И Душу нашу вдаль влечёт
   К познанью сущности своей,
   Чтоб Идеал создать Небес.
   А в душах наших свет горит,
   Тот, что нас к Господу ведёт
   Через хребты и ширь полей,
   Сквозь жизни ад и тьму завес.
   Туда, где плещется эфир,
   В который Дух нас призывал,
   Где встретим мы желанный мир,
   Осуществив свой Идеал.

   Прочитав это стихотворение, она опять умолкла.
   – Эти стихи написала ты? – спросил хозяин, нарушив молчание.
   – Ты можешь удивляться, но это – мои стихи. Странные стихи, не правда ли? К тому же должна тебе сказать, что до этого я совсем не занималась философией. Я даже не очень сознаю, что я пишу. Я вожу ручкой по бумаге, и строки сами слагаются в стихи, как будто кто-то свыше движет моей рукой. И когда я пишу стихи, то ощущаю, что это не я, как будто кто-то в меня вселяется и через меня творит. Скажи мне, происходит ли с тобой нечто подобное?
   – Да, – ответил он, – в твою душу проникает дух, который и создаёт творения. Со мной тоже такое бывает. Я ещё в большей степени подвержен влиянию этого духа.
   – Я даже не знаю, что такое дух и душа, – сказала Марина, – и в чём их разница. Я даже не задумывалась о таких вещах. Единственное, что я понимаю своим женским умом, это то, что душа одного человека не может слиться с душой другого человека. Можно жить рядом с человеком, любить его, но душа всё равно останется твоей, и никак не сольётся с его душой. Поэтому, наверное, говорят в народе: «Жить душа в душу», но никто не говорит: «Жить одной душой». Когда же я писала эти стихи, то не чувствовала присутствия своей души. Как будто кто-то изгнал её из моего тела, и тот, кто её заместил, написал эти стихи, а потом он вышел из меня, и душа моя вернулась на прежнее место. Разве может быть так?
   – Наверное, может, – ответил он, – твою душу посетил дух, и в то время как бы произошло твоё одухотворение. Дух то посещает нашу душу, то оставляет её. Иногда говорят, что живут «единым духом», из чего следует, что дух в нашей душе находится не постоянно. Он кочует от одной души к другой, а иногда сразу же может завладеть несколькими душами одновременно. Когда ты читала мне свои стихи, то, слушая их, я на некоторое время проникся этим духом, и он нас как бы соединил вместе. В эту минуту я переживал то же самое, что переживала ты.
   После этого объяснения Марина немного успокоилась и прижалась всем телом к нему.
   – Скажи, а мои стихи тебе понравились? – спросила она.
   – Очень, – ответил он. – Ты, наверное, даже не понимаешь всей глубины того, что ты высказала.
   – Да, – призналась она, – я не понимаю смысла этих стихов, хотя сама их написала. Как ты говоришь, меня просто посетило вдохновение.
   – Стихи мне понравились, но всё же я хотел бы понять, что привело тебя к такому творчеству. Я понимаю, что тебе трудно сейчас возвращаться к воспоминаниям той ночи в чертовом кругу, но, всё же, прошу тебя, расскажи подробно всё, что тогда произошло с тобой. Это мне поможет лучше понять причины тех безумств, в которые я погрузился в последнее время.
   – Хорошо, – охотно сказала мне Марина, – я расскажу тебе все свои ощущения, которые пережила. Мне это будет не стыдно сделать, потому что я не чувствую своей вины во всём, что произошло, да и сделать я тогда уже ничего не могла, потому что это было не в моих силах. Женщина слабее мужчины, поэтому любой мужчина может изнасиловать любую женщину. Что со мной и произошло тогда. Когда раздалась тогда эта музыка, которая как мне показалось, лилась прямо с небес, я опьянела. Как будто вошла в какие-то неземные пределы – Небесные чертоги. Знаешь, чтобы мне было легче тебе рассказывать о себе, я вначале расскажу тебе о том, как одна моя подруга-студентка потеряла так же девственность, поправ в ночной клуб «Стратосфера». Об этом она потом рассказала мне сама. Так вот, там при входе в клуб каждую девушку заставляют выпить стакан водки, если она это сделает, то ей не нужно платить за вход. Моя подруга выпила стакан водки и сразу же опьянела. Не так, чтобы она была очень пьяна, но она начала воспринимать всю действительность как бы под другим углом. Ей вдруг показалось, что в кегельбане шары не настоящие, а какие-то особенные, непохожие на все другие шары. Ну, ты понимаешь, о чём я говорю? Те шары показались ей живыми. Она с изумлением смотрели, как они катятся по лузе и подмигивают ей. Когда же они устремлялись по дорожке, то ей казалось, что они летят к кеглям, похожим на молоденьких девушек в юбочках. Эти шары сбивали девушек и вместе с ними исчезали за опускающимися шторками. Её возбуждённое воображение уже рисовало ей, что они делали с этими упавшими девушками там. Некоторые девушки, правда, оставались не сбитыми. Но другие шары всё равно их сшибали. Наблюдая за этой игрой, она так возбудилась, что, когда к ней подкатил один из шаров и пригласил её к стойке бара, она нисколько не удивилась. Он ей сказал, что у неё очень крутые бёдра и красивые длинные ноги. Её было приятно это слышать. Он угостил её коктейлем «Кровавая Мэри», после чего у неё крыша вообще поехала, она видела всё происходящее кругом как в тумане. Вместо мужчин кругом были говорящие шары, а вместо женщин – подвыпившие кегли. За стойкой бара и за столиками вокруг дым от сигарет стоял коромыслом, так что, возможно, она и принимала этот дым за туман. Но как бы там ни было, веселье только начиналось, на сцену небольшого театра выходили полуголые мужчины и показывали свой мужской стриптиз, что очень распаляло мою подругу. Как она оказалась на сцене, она уже не помнит, но только помнит, что сама стала принародно раздеваться под музыку. А потом она лежала на сцене на каком-то странном кресле, и на ней оказался тот шар, пригласивший её к стойке бара, который и лишил её девственности. После этого другие шары менялись с ним местами. Она мне сказала, что в тот вечер пропустила через себя около тридцати шаров. Но со мной было всё не так. Когда я опьянела от музыки, льющейся с неба, то попала в круговорот хоровода, который, ускоряясь в движении по кругу, вовлекал в себя всё больше и больше танцующих участников. Там были девушки и парни. Все они, взявшись за руки, бежали друг за другом, о чём-то кричали, что-то пели, плакали и хохотали. Вихрь танца, подобный торнадо, был таким стремительным, что всё вокруг вращалось перед моими глазами и смазывало свои черты. Я видела лишь те лица, которые вращались вместе со мной. Вскоре я почувствовала, что мои ноги теряют опору, и я взлетаю в небо. Музыка кружила нас, и мы как бабочки порхали над парком. Вскоре возле меня собрался целый рой этих сущностей, похожих на пчел с человеческими лицами и все они жужжали, повторяя одно и то же слово: «Девственница, девственница…» Затем я почувствовала, что моё тело принимает горизонтальное положения. Я увидела звёздное небо и множество светлячков, порхающих в вышине. Эти светлячки то приближались ко мне, то отлетали к звёздам, и в какой-то момент мне показалось, что эти светлячки и есть звёзды. Иногда эти звёзды принимали определённые лица, склоняясь надо мной. Эти лица были прекрасны. Я ощутила боль внутри меня, как будто кто-то открыл меня консервным ножом в области живота, а затем в меня стала вливаться эта энергия, и наполнять меня неземным блаженством. С каждым новым лицом что-то происходило со мной, нет ни с моим телом, а с моей душой, как будто она наполнялась новыми знаниями, ощущениями и мыслями. Я вдруг вместо ночного неба увидела весь мир, всю Вселенную до самых последних её рубежей. Я видела новые миры, планеты, новые существа, необычные растения и цветы. Всё это кружилось перед моим взором подобно узорам калейдоскопа. Я бы не сказала, что мне было это неприятно, но в какой-то момент я испугалась, того, что моя голова раздувается до размеров Вселенной. Мне показалось, что пройдёт ещё несколько мгновений, и моя голова разлетится на части в разные стороны от переполнившей меня силы. И тогда я закричала: «Хватит! Довольно!» И в тот же момент я полетела вниз с такой скоростью, что у меня перехватило дух. Я очутилась возле ограды парка, перебралась через неё и, еле волоча ноги, добралась до пагоды буддийского священника, который успокоил меня и оказал первую психологическую помощь. Вот что случилось со мной в ту ночь, когда я лишилась девственности.
   Она замолчала. Слушая её, мой хозяин не проронил ни слова. Некоторое время они лежали молча.
   – А знаешь, – вдруг сказала она, нарушив молчание, – когда надо мной склонялись все эти небесные лица, то среди них было и твоё лицо. Я это точно вспомнила. Ты заглядывал в мои глаза и улыбался. Мне тогда показалось, что ты надо мной смеёшься. Я рассердилась и оттолкнула тебя.
   – И что было дальше? – спросил хозяин немного хрипловатым голосом.
   – Потом я сходила к гинекологу, который подтвердил мою догадку, что я лишилась девственности, произошли кое-какие физические изменения, ну, ты понимаешь, о чём я говорю. Девственная плевра была прорвана, но биологически я была чиста, и во мне не было ничьей спермы. Так что та ночь обошлась без серьёзных физиологических последствий. Ты понимаешь, что я хочу сказать, я не забеременела от Святого Духа. А вскоре я встретила тебя на месте происшествия, когда слепого сбила наша машина, и когда ты мне сказал, что хочешь встретиться со мной, то в душе у меня невольно возникли к тебе те же чувства, которые бывают у девушки к парню, лишившему её девственности.
   От её рассказа и этих слов, вероятно, на моего хозяина нахлынуло такое возбуждение, что он набросился на неё как тигр на трепетную лань, и некоторое время они предавались сладострастному насыщению. Затем, уставший и обессиленный, он откинулся на подушках и блаженно вдыхал её сладостный аромат, слушая её едва ощутимое дыхание в ночи. Она сразу же уснула, но хозяину не спалось. Он долго ворочался и о чём-то думал.
   Затем он осторожно встал и пробрался на кухню. Там за столом, как ни в чём не бывало, сидел Красавчик и попивал из стакана яблочный сок. Увидев его, хозяин нисколько не удивился.
   – Представляешь, – сказал вполголоса ему мой хозяин, – Только что, Марина призналась мне, что её кто-то изнасиловал в том парке, где мы с тобой были в тот вечер.
   – Знаю, – ответил тот, улыбаясь, – девственницы специально созданы для того, чтоб их насиловали мужчины.
   – Но меня поразило даже не это, – продолжал хозяин, пропустив мимо ушей замечание Красавчика, – допустим, что Марина побыла в сфере, неподдающейся человеческому пониманию, после чего написала эти стихи. Но почему вся эта череда происшествий укладывается в такую стройную цепочку причинно-следственных связей, которая тянется ни к кому-нибудь, а ко мне, как бы посылая мне из неизвестности некие символические знаки, которые я никак не могу связать воедино. Ещё недавно, штудируя «глубинную психологию» швейцарского учёного Карла Густава Юнга, я обратил внимание на его толкование «магический действительности», в которой я оказался сам в настоящий момент. Магической действительностью Юнг называет наше психологическое состояние, где присутствуют воплощённые образы неких высших субстанций, связывающих нас с нашим состоянием души. Эти образы-символы проецируют на реальность те идей и переживания, которые на подсознательном уровне мучают меня, не находя выхода в каких-то своих запутанных хитросплетениях в глубинах нашего подсознания, не имея возможность осуществить или разрушить эти взаимосвязи. Мир ирреальный налагается на мир действительный. Последнее время я живу как во сне, иногда теряя чувство понимания, где явь, а где сон. Да и сон ли это, в котором я получаю шишки и ссадины, который швыряет меня из одного конца города в другой, из одной крайности – в другую. Многие мои мысли как бы реализуются на практике, и мой внутренний мир, выплеснувшись наружу, топит всё кругом в таком кошмаре, который не может мне привидеться даже во сне. Получается, как в пословице: «Что хочу, то и получаю». Эти юнговские фигуры бессознательного реализуются на моих глазах в конкретные образы и личности. Ты – именно та «Тень», о которой говорил Юнг. Ты приходишь ко мне, как тень, становится Красавчиком, а я становлюсь твоей тенью. Я получаю твоё обличие и безумие, которые преследует меня и не даёт мне жить той жизнью, которой я жил раньше. Правда, должен признаться, что раньше я жил скучно, ничего не видя, воспринимая этот мир только через четыре органа чувств. Сейчас же я являюсь активным участником этого мира, и даже в какой-то степени его творцом. Я делаю то, что захочу, я добиваюсь того, к чему стремлюсь, и всё у меня получается, чего со мной никогда не было. Каким-то чудом я покорил Марину, став не только её боем, но и, в каком-то смысле, её идеалом мужчины. Хотя я совсем не являюсь таковым. Да и как можно меня сравнить с тем красавцем, который поразил её воображение. Что же это за чары такие? И кто такая Марина? И существует ли она на самом деле? Или она тоже плод моего воображения?
   Я только что лежал рядом с ней и, протянув в темноте руку, ощущал упругость её груди. Марина, при этом, во сне пошевелила рукой и ещё плотнее прижалась ко мне. Я ощутил приятное тепло её тела. Значит, она – реальность, но вместе с тем, она не просто девушка, а своего рода душечка, «Анима», о которой говорил ещё Юнг, – душа, покоренная духом. Плоть, завоёванная мной. Но как она могла сочинить такие стихи и выдать их мне? Ведь в этих стихах скрыт сакральный смысл моего духовного восхождения к вершинам, к моему Идеалу. Как будто она является посредником или проводником того, кто направляет меня на моем пути. Кто является моей небесной тенью. А может быть, это я – тень той небесной сущности?
   И когда эта «Тень» совмещается со мной, я становлюсь «Самостью», я сливаюсь со своей Тенью, со своим Духом, чтобы, обрести новые идеальные черты. Я превращаюсь в Ding an sich. Но для чего? Для какой цели разыгрывается весь этот спектакль, где все его участники являются не чем иным, как винтиками скрытого механизма, подталкивающего меня к каким-то задуманным этим всевышним существом действиям, который определяет мне пути и намечает цели. И одной из таких целей является идеальная женщина. И эта женщина – Катрин. Нет, не Марина, которая уже лежит со мной в одной постели, а та недоступная красавица, которой я овладел обманом, при помощи чар моего Духа, моей «Тени», твоих чар. Да, в глубине моей души я должен признаться, что люблю Катрин. Я люблю её больше, чем Марину, несмотря на то, что Марина кажется мне образованней и умнее. Зато Катрин совершеннее. Это – тот тип женщины, который вечно властвует над мужчиной. Мужчине нужна красота, ума и образованности ему самому хватает. А Катрин – идеал женский красоты, который я покорил сходу и случайно, но который я никак не могу удержать возле себя, потому что я его недостоин, в силу своих физических недостатков. Вот она вся полная картина моей личной драмы, открывшаяся передо мной во всей своей ясности, картина, где ничего не сходится, но вместе с тем всё срослось в единое. И эти стихи, как некий знак из другого мира, посланный мне кем-то, кто следит за мной, и кому моя жизнь не безразлична. Он знает, что мне нужно, хотя я ещё об этом даже не догадываюсь. Но кто он, этот управитель моей жизни? Мой Ангел? Бог? Или какое-то Высшее Существо, которое отслеживает все мои поступки и направляет меня в ту или другую сторону? Как же мне решить эту сложную задачу с четырьмя символами: Тенью – Духом-Красавчиком; Анимой – Душой, представленной Мариной; моей собственной Самостью и моим Идеалом в образе Катрин?
   Красавчик, устав слушать излияния души моего хозяина, рассмеялся и сказал:
   – Не заморачивай себе голову, расслабься и иди наслаждаться жизнью.
   После этих слов хозяин отправился в спальню, лёг возле Марины и вскоре уснул.
   Вся квартира погрузилась в тишину. Сон сморил и меня.
   Утром, когда я проснулся, Марины уже не было в квартире, мой хозяин сидел на кровати, чесал свою волосатую грудь и, позёвывал, думал о чём-то своём. Он опять проспал всё утро. Вероятно, встав рано, она потихоньку оделась и упорхнула как птичка. Услышав моё движение, хозяин обратился ко мне с вопросом:
   Ты знаешь, что мне сегодня приснилось?
   Откуда я мог знать. Он постоянно задаёт мне свои дурацкие вопросы, никак не может отделаться от этой глупой привычки.
   Хозяин тут же начал рассказывать мне свой, наверное, потому, что ему захотелось поговорить с кем-либо, или просто на кого-либо излить свои эмоции.
(Сон хозяина)
   И снился мне цветной сон, впервые за многие годы моего слепого существования. Мне снилось, что я медленно лечу над городом, подобно планирующему голубю, отбрасывающему на землю свою тень. Но странное дело, моё восприятие во сне, так же, как и при жизни, раздваивалось. Я как бы видел этот город в двух ракурсах, один ракурс был сверху вниз с высоты птичьего полёта на общую панораму города. Второй ракурс был снизу-вверх с тех точек, где моя тень соприкасалась с землёй. И я видел всё окружение как быстро ползущая по земле змея, следую за своей тенью. Потом я так и окрестил эти два взгляда на мир: как взгляд голубя и взгляд змеи. Вначале каждое восприятия видимого мной мира проходило параллельно друг другу, и только в конце сна они соединились. Поэтому о каждом видении я буду рассказывать отдельно. Находясь на земле, я видел все вещи и людей, нависающим надо мной. Всё казалось мне большим и широким. Шагающие по улице люди представлялись мне гигантами, а проскакивающие между их ног воробьи – моими сородичами. Я проносился между ногами прохожих, охваченный страхом, что каждый из них мог наступить на меня и раздавить мою душу, как они давили своими ногами, не замечая, муравьёв, букашек и жучков, проползающих по асфальту. «Тяжело бремя земное», – думал я, проскакивая мимо их туфель и ботинок. – «И весьма труден жизненный путь насекомых». Несясь по газонам и клумбам, я изумлялся красоте цветов, которые казались мне огромными и более насыщенными всевозможными оттенками. Кусты были похожи на деревья, а деревья – на огромные вавилонские башни, достигающие небеса. На некоторый цветках сидели крупные бабочки и пили нектар. Жуки и божьи коровки притаились в тени листвы или бойко карабкались по стеблям травинок. Некоторые из них занимались сексом прямо на виду прохожих en plain air – «на свежем воздухе», как говорят художники, нисколько этого не стыдясь. Здесь, возле земли, я слышал всевозможные шорохи, шумы и голоса насекомых. Всё дышало, суетилось, куда-то бежало и жило полнокровной жизнью. Проплывая по траве, я ощущал мягкость и прохладу её глади, проскальзывая над асфальтом, чувствовал веянье жара его раскалённой поверхности. От земли исходило приятное тепло, поток которого пытался поднять меня вместе с бабочками и испарениями в воздух. Камни, растения, насекомые, птицы казались мне друзьями. А всех людей я, почему-то, воспринимал враждебно, как неких монстров, захвативших землю. Возможно, потому что они везде занимали очень много места, и от них можно было ожидать всего, что угодно.
   Вдруг я увидел, что навстречу ко мне по аллее парка идут два артиста-философа: Тамино и Папагено. Они не обращали на меня внимания. Тамино плюнул на землю и попал мне в глаз, Папагено поддел носком ботинка камешек, который чуть не пробил мне лоб. Я хотел обругать их, но не услышал своего голоса. Пронесшись мимо них, я наскочил на коляску с ребёнком, в которой спал малыш, пуская во сне изо рта пузыри. Затем проскочил нескольких парней и девушек, вероятно, студентов, спешащих на занятие. Все проходили мимо меня, и никому не было до меня дела. И тут я заметил, что на всех лежал отсвет печальной мёртвой обречённости. Всё как бы замирало в каком-то грустном оцепенении или лениво двигалось в потоке увядания. Я проносился по городу, заглядывая в лица людей, и везде видел одно и то же: сосредоточенную отрешённость или безнадёжную скуку. Почему это происходило? – я не понимал. Все люди шли тихо, строго глядя перед собой. Никто из них не обращал внимания ни на красоту природы, ни на прелесть окружающего их мира. Все были безучастны к бегу времени, никто не хотел любоваться сказочным очарованием ускользающего момента. В их застывших глазах не появлялось никакого осмысленного выражения или слабо выраженного желания, на их губах не было и тени улыбок. Всё кругом двигалось и колыхалось, как при дуновении лёгкого ветерка, их же движения были спокойны и до безысходности фатальны. «Что это? – воскликнул я в ужасе. – Это же ходячие трупы!» Все они как неживые. Даже плюнувший в меня Тамино и поддевший ногой камень Папагено казались мне умершими мертвецами. У меня не было желания ни окликать их, не вступать с ними в беседу.
   Я быстро проносился по городу, не в силах задержаться на одном месте. Я видел всё в деталях, не в состоянии охватить единым взором всю эту картину. И вдруг я увидел на дорожке бегущую мне навстречу Катрин. Она была в спортивном голубом костюме и улыбалась. Она являлась единственным живым человеком среди всей этой движущейся человеческой массы, похожей на заведённую машину. Я пристроился к ней, и вмиг мою душу охватила радость и любовь к ней, к девушке моей мечты. Движение мышц её икр, вздымающаяся грудь, свежесть губ и прерывистое дыхание, всё это источало молодость, энергию, жизнь. Она не походила ни на одного жителя города, потому что была красивее их, жила полнее их и двигалась быстрее их. Она бежала и любовалась природой, казалось мне, не замечала прохожих. Когда она поравнялась с философами, то я услышал их пространные комментарии.
   – С такой девушкой можно считать себя самым счастливым человеком на свете, – сказал Папагено, глядя ей в след. – Её избраннику очень повезёт в жизни, потому как он, завоевав её любовь, выиграет самое ценное в мире достояние. Что там ни говори, а ради такой девушки стоит жить и бороться.
   – Да, – ответил ему Тамино, – красивая девушка, ничего не скажешь. С красивой девушкой, которую любишь, любое место на земле кажется раем. Но у меня уже есть невеста, поэтому я не заглядываюсь на симпатичных девушек. Это вы, женатики, имея своих спутниц жизни, пытаетесь ещё урвать удовольствие на стороне, и если даже вам это не удаётся, то вы, видя симпатичную девушку, пытаетесь мысленно раздеть её и уложить в своей голове в постель. Бедные красивые девушки! Сколько случается посягательств на них за всю их недолгую жизнь.
   – Почему недолгую жизнь? – удивился Папагено.
   – Потому что жизнь красавиц по статистике на сорок процентов короче, чем жизнь некрасивых женщин. Учёные объясняют это тем, что, как правило, жизнь у красавиц складывается неудачно, у них меньше детей, они чаще болеют, рано умирают и быстро теряют красоту. Это им своего рода плата за то, что они получили от природы. Бедные создания!
   Я не слышал, что ему ответил Папагено, потому что устремился за моей ненаглядной Катриной, чувствуя себя самым счастливым человеком на свете от того, что это «бедное создание» выбрало в этом городе ни кого-нибудь, а именно меня.
   Катрин выскочила из аллеи бульвара к парапету набережной, и некоторое время бежала рядом с бруствером, смотря в сторону реки. Я любовался красотой её ног. Вдруг она замедлила движение, остановилась возле парапета и посмотрела вниз. Затем легкой рысцой вернулась к тому месту, где на берег реки спускалась лестница, сбежала по лестнице и побежала по тропинке, вытоптанной в высокой траве, вдоль реки. Здесь трава была почти в человеческий рост.
   Вдруг недалеко от нас в зарослях травы я услышал голос Красавчика.
   – Ну что ты смущаешься, – говорил он, – глупенькая, здесь нас никто не видит.
   – Разве ты не слышишь чьи-то шаги? – раздался испуганный женский голос. – Мне так стыдно, если нас увидят.
   – Что ты такое говоришь?! – воскликнул, смеясь, Красавчик. – В такой высокой траве нас сам Бог не найдёт.
   Услышав эти слова, Катрин побежала быстрее. Во всем её движение, что-то изменилось, она бежала напряжённо и смотрела прямо перед собой, как те прохожие на улице, которых я мысленно назвал «ходящими трупами». Мне стало интересно, с кем проводит время красавчик, и я отстал от Катрин.
   То же самое я видел сверху, но уже несколько по-другому. С высоты птичьего полёта картина города мне представлялась как на ладони, но от моего взора ускользали многие детали. Я как бы обозревал общий вид всего, что происходило внизу. Мне снился маленький игрушечный город, заполненный детьми. Сверху все люди кажутся крохотными детьми. Возможно, так нас видит с небес Вседержитель, и поэтому относится к нам как к своим детям.
   Так высоко я не поднимался даже во время моих ночных перелётов. У меня было такое ощущение, что я стоял на одном месте, только земля слегка плыла внизу в тишине. Город, выстроенный из зданий с различной архитектурой и разного материала, казался плоским, словно нарисованным на картинке, и вместе с тем сказочным. Всё в нём радовало глаз. Внизу много места занимали крыши домов, что мешало ориентироваться в его расположении. Впрочем, и выглядел он немного другим, чем привык я его видеть, прогуливаясь по улицам, не знаю, может быть, более объёмным. Некоторые улицы выглядели не такими длинными, как я их представлял на земле, другие же улицы, наоборот, поражали меня своим размахом и шириной. Мост через реку недалеко от моего дома смотрелся более ажурным и узким. Сама же река даже с неба представлялась мне широкой и многоводной. Люди, снующие по улицам, походили на муравьёв, машины, ползающие по автострадам, – на жуков и букашек. В некоторых местах города выступали шпили церквей с крестами, а также возвышался минарет с полумесяцем. Выше всех стояла телевизионная башня, с которой я мог бы столкнуться, если бы летел в ту сторону. В восточной части города раскинулся Центральный парк культуры и отдыха, разбитый на месте бывшего Иерусалимского кладбища. Рядом с оградой парка была видна крыша буддийской пагоды. Одним словом, сверху весь этот город с его людьми представлял собой единый организм – муравейник, в котором полным ходом шла своя жизнь. По аллеям набережной прогуливались мои артисты-философы, недалеко от них по асфальтированной дорожке пробегала симпатичная девушка в спортивном костюме. Это была, несомненно, Катрин. Когда она поравнялась с философами, те, глядя на неё, стали о чём-то говорить. Я видел, как девушка свернула с аллеи на асфальтированную дорожку, тянущуюся вдоль парапета к набережной, и побежала по ней. Через некоторое время она остановилась и стала смотреть на реку. Я мысленно начертил линию её взгляда, чтобы понять, что привлекло её внимание, и наткнулся на влюблённую парочку, кувыркающуюся на траве en plain air – «на свежем воздухе», как говорят художники, нисколько этого не стыдясь. С высоты птичьего полёта была видна голая сверкающая на солнце попка мужчины, а под ней – раздвинутые и согнутые в коленях женские ноги, ритмично колышущиеся, подобно крылышкам бабочки. Сверху эта сомкнувшаяся парочка походила на букашку, пытавшуюся взлететь или оторваться от земли. В этом месте река делала изгиб и отступала от бетонной набережной, оставляя в своём первозданном виде часть берега, заросшего ярко-зелёной травой. Девушка повернула назад, добежала до лестницы, выходящей на берег, спустилась вниз и побежала мимо того места, где забавлялась любовная парочка. Я, подобно ястребу, камнем ринулся вниз и оказался около её бегущих ног. Высокая трава мешала разглядеть подружку, с которой занимался сексом Красавчик. Отстав от Катрин, я приблизился к зарослям травы и услышал их разговор.
   – Вот, видишь, – сказал испуганный женский голос, – кто-то прошёл мимо нас, он наверняка нас увидел. Я сейчас со стыда сгорю.
   Я пробрался сквозь траву, и перед моими глазами предстала живописная картина: на притоптанной крохотной полянке полураздетая девушка, лежащая на спине, и на ней – мой закадычный друг – Красавчик.
   – Мало того, что ты меня здесь изнасиловал, да ещё утром, – говорила девушка, – ты ещё и опозорил перед всем городом. Это же надо найти такое место в самом центре города, в двух шагах от набережной. На нас, наверное, сейчас все смотрят.
   – Да, – подтвердил Красавчик, совсем не пытаясь её успокоить, – я вижу, как рядом стоит кое-кто и смотрит на нас.
   Девушка в отчаянии закрылась платочком, но я успел разглядеть её лицо. Раньше я эту девушку не видел. Удивившись чувствительности Красавчика, я повернулся и отошёл прочь от этого места, чтобы им не мешать, услышав за собой его смех и возглас:
   – Да не бойся ты так, не зажимайся. Я пошутил. Никто нас не видит.
   – Ты такой жестокий, – ответила девушка, – разве можно этим шутить в такие минуты.
   Я хотел догнать Катрину, но, как говорят в народе, её и след простыл. От огорчения у меня всё померкло в глазах, и я проснулся в темноте, в своём обычном состоянии, которым меня одарила моя слепота. Вот какой странный сон мне приснился. Что ты об этом скажешь?
   ***
   Ну что я ему мог сказать? Только что спал с одной женщиной, а проснулся, и уже думать о ней не хочет, а желает повидать другую женщину. Что здесь скажешь? Развращённый тип. Но, как видно, хозяин и не ждал моего ответа. Лёжа в постели, я включил радиоприёмник, настроенный на волну радиостанции «STN», которая передавала последние известия о событиях, произошедших в городе.
   «– Дорогие наши друзья и подруги! – вещал тонкий голосок бесёнка. – Вы даже не представляете, что происходит последнее время в городе. После пожара в школе, произошедшего по вине учителя физики и математики, ставившего в лаборатории разные эксперименты, и которого потом обвинили в ограблении банка и засадили в психушку, в городе началось такое, что никому из жителей не снилось даже в бредовом сне. При тушении пожара некоторые очевидцы утверждали, что из окон горящей лаборатории вылетали какие-то огненные шары. Но что это были за шары, никто толком не знал. Да и многие свидетели пожара не обратили на это внимания, приняв их за снопы искр пожарища, и, как сейчас выясняется, напрасно. Многие из этих шаров не растворились в воздухе, а подобно шаровым молниям продолжают летать над городом и причинять беспокойство его жителям. То, что рассказал учитель школы, объясняя происхождение шаров, все сочли за бред полоумного, но сейчас к некоторым его объяснениям местные власти начинают относиться более внимательно.
   – Что ты имеешь в виду? – спросил его бесёнок с низким голосом.
   – А то, что шары начали кадрить в городе многих молоденьких женщин.
   – Какие шары? – оторопело спросил напарник.
   – Самые настоящие. Представляешь?! Идёт симпатичная девушка по улице, к ней подкатывается шар и спрашивает её: «Девушка, девушка, можно с вами познакомиться?» У девушки от такого чуда глаза на лоб лезут. Пока она приходит в себя, этот шар тащит её в кусты и насилует.
   – Не понял юмора, – сказал басом бесёнок.
   – Какой уж здесь юмор, – ответил его собеседник. – Милиция как-то попыталась задержать один такой шар на месте преступления, так он вырвался у них из рук и улетел. Знаешь, как в сказке говориться: «Я от девушки ушёл, я от бабушки ушёл, а от тебя, поганая ментовская рожа, и подавно уйду».
   – Слушай, что за байки ты мне заливаешь?! – воскликнул бесёнок с низким голосом. – Ты, что же, анекдоты мне рассказываешь?
   – Да какие там анекдоты, – возмутился тот, – самые настоящие происшествия, взятые из милицейских рапортов. У начальства в милиции голова уже от них пухнет. Вначале многие случаи они относили к разряду мелких хулиганств, но эти мелкие хулиганство множатся с такой быстротой, что скоро весь наш город превратится в самый настоящий балаган.
   – И что же происходит?
   – Многие шары открыли в банках свои счета.
   – Как это шар может открыть счёт в банке? – удивился бесёнок.
   – Очень просто. Приходит шар в банк, приносит деньги и открывает счёт на своё имя. Там сотрудники банка могут зарегистрировать даже собаку, если она решит положить деньги на свой счёт.
   – Так, значит, шары уже и имена свои имеют? – опять удивился напарник. – Откуда же они их берут?
   – Сейчас в нашей доблестной милиции даже собака может получить имя, метрики, паспорт, гражданство и прописку. Всё зависит от толщины денежной пачки.
   – Одним словом, эти шары в нашем городе натурализуются? – спросил бесёнок.
   – Совершенно верно, – подтвердил напарник. – Они не только натурализуются, но и покупают квартиры в престижных районах города и шикарные автомобили.
   – Но откуда они берут деньги?
   – Этого никто не знает. Ты разве забыл, в какое время мы живём? Если ты за всё платишь, то тебе никто не задаёт лишних вопросов. Но не все шары хорошо устраиваются. Многие из них из-за своих морально-этических соображений нанимаются на самую грязную и тяжёлую работу. Они чистят туалеты и канализационные шахты, подметают улицы, нанимаются чернорабочими на стройку. Одним словом, выполняют всю неблагодарную работу в городе. Если так пойдёт дальше, то жители города так разленятся, что совсем перестанут работать.
   – Значит, среди шаров есть хорошие люди и отпетые негодяи? – спросил басом бесёнок.
   – Ну, разумеется, – ответил тонкий голосок, – но вот только назвать их людьми – у меня не поворачивается язык. Они всё же шары, а не люди.
   – Интересно было бы затащить одного из них к нам на студию и взять интервью.
   – Это исключено, – категорически заявил бесёнок с тонким голоском. – Они идут на контакт с людьми лишь тогда, когда это им необходимо. К тому же, все они заняты своим делом, и им некогда тратить своё драгоценное время на общение с людьми.
   – Каким же делом они заняты? – удивился бесёнок с низким голосом.
   – Я думаю, что у них есть определённая цель. Иначе, зачем бы они пришли в наш мир?
   – И ты знаешь, какая их цель?
   – Догадываюсь.
   – Может быть, ты поделишься с нами своими догадками?
   – Нет. Пока я оставлю их при себе. Пусть каждый из наших слушателей сам подумает, зачем в нашем городе появились эти шары».
   Разговор в репродукторе прервался, и зазвучала классическая музыка.
   Мой слепой хозяин ошарашенно вскочил с постели.
   – Вот, – воскликнул он, – я так и знал, что этим дело кончится. Они уже здесь и действуют. А кто-то ещё спрашивает: «Зачем же в нашем городе появились шары?» Но странное дело, меня удивляет тот факт, что несколько дней подряд радиостанция «Эс-Тэ-Эн» транслирует только классику, совсем забыв о джазе и своих рок-ен-рольских вакханалиях.
   Хозяин, быстро одевшись и позавтракал, собрался выходить из дома.
   Перед этим он обернулся ко мне и сказал, как бы извиняясь, что не берёт меня с ним на прогулку:
   – Мне необходимо зайти в магазин и купить трость, без которой я не мог вызвать к себе моего Красавчика. Свою трость я оставил накануне в театре, куда не собирался соваться ни за какие коврижки после пережитых там треволнений. Тебя я с собой не беру, потому что ты мне сейчас можешь только помешать. Видишь, что твориться на улице?
   Странный тип! Если он даже сам ничего не видит, как я могу видеть, оставаясь дома всё время. Очень странно, что он последнее время меня совсем не берёт с собой. Как же он обходится там без меня? И как он будет ходить без палочки? Я встал со своей лежанки в коридоре и решительно подошёл к двери. Хозяин, вероятно, почувствовал мою решимость, он потрепал меня по шее и сказал:
   – Подожди дружок, мы ещё с тобой нагуляемся. Просто сейчас мне необходимо справляться с моими прогулками самому, иначе все мои усилия, стать самостоятельным, пропадут даром. Я суеверен, пока что я обходился без тебя и хорошо справлялся. Если ты опять станешь моим поводырём, то мой дар может пропасть. Любая лень уничтожает дар, это я знаю.
   И он храбро вышел за дверь.
   Позднее он рассказал обо всём, что с ним случилось в этот день. И начал он свой рассказ так:



ПЯТЫЙ РАССКАЗ ХОЗЯИНА


   Выйдя на улицу, я растерялся и очень пожалел, что не взял тебя с собой. Идти по улице без трости мне представлялось практически невозможным, потому что я не ощущал без моего длинного щупальца размеры пространства и габариты предметов, встающих на моём пути. И тут мне пришла в голову мысль, что я могу зайти в общество слепых, здание которого находилось рядом с моим домом, и позаимствовать трость у председателя – моего друга. Держась за стену дома, я добрался до угла и отсчитал двадцать пять шагов, идя вперёд с вытянутыми руками. На двадцать шестом шагу я уперся руками в стену здания общества слепых. Также, идя по стенке, я нащупал вход в здание и предстал перед своим другом.
   – Ты не одолжишь мне на время свою трость? – спросил я его.
   – Ах! – воскликнул тот. – Так это, значит, ты оставил свою трость в театре? Они уже оттуда звонили мне, и спрашивали о том, кто мог её оставить у них.
   – И что ты им сказал? – спросил я с содроганием в голосе.
   – Я сказал, что не знаю. Они просили позвонить им, если я узнаю, кто из членов общества забыл эту трость. Они обещали вернуть вещь её владельцу.
   – Ни в коем случае им не звони, – возбуждённо воскликнул я. – И даже под пытками не называй им моё имя.
   – Почему? – удивился председатель. – Что случилось?
   – Я тебе ничего не могу рассказать. Да тебе лучше об этом не знать. Просто я стал свидетелем одного преступления, как говорят, «оказался в не том месте и не в то время». Еле унёс ноги оттуда.
   – Да как же тебе это удалось, слепому?
   – Как говорят зрячие: «У страха глаза велики».
   – Невероятно! – воскликнул председатель.
   – Если ты обо мне что-то им скажешь, то я – труп.
   – Могила, – поклялся мне председатель.
   Позаимствовав трость у моего приятеля, я отправился на рынок в большой универмаг, чтобы сделать покупку, а заодно побывать у Катрин и наведаться к колдуну Франсуа, чтобы расспросить его, почему в городе появились шары.
   Доехав на трамвае до рынка, я приобрёл трость и, связав его бечевкой с тростью моего друга, решил вначале посетить негра-колдуна Франсуа, потому что подумал, что прежде чем мне вызвать из небытия красавчика, следовало вначале поговорить с колдуном. Я предположил, что если я появлюсь у колдуна с моим материализовавшимся духом, то это может вызвать нежелательные осложнения. Франсуа дома не оказалось, и тогда мне пришла в голову мысль, поговорить с кем-либо из священников. Недалеко от рынка находились мечеть и синагога. Я направился в мечеть, но там выяснилось, что мулла говорил только по-татарски и не знал русского языка, после чего я отправился в синагогу. Но там оказалось, что синагога сгорела, и раввин улетел в Америку собирать у еврейской диаспоры деньги на строительство нового здания синагоги. Возле развалин недавнего пожарища одна сердобольная женщина посоветовала мне:
   – Если вам срочно нудно увидеть раввина, то вы можете обратиться в Центр по изучению иудаизма, там тоже есть раввин, очень умный израильтянин, знающий все иудейские законы. Он вам поможет.
   Но мне уже расхотелось с кем-либо встречаться.
   Выйдя за ограду и отойдя от развалин, я четыре раза стукнул сдвоенной тростью по асфальту. В тот же момент появился Красавчик, и спросил меня:
   – Чего угодно, мой господин?
   – Скажи мне, любезнейший, – спросил я его, – вот ты всё знаешь, а можешь объяснить мне, почему в городе появились шары?
   Красавчик улыбнулся и ответил:
   – Это для меня легче простого. А ты сам не догадался, почему шары появились в городе?
   – Ну, я знаю, кто их запустил, – сказал я, как бы пытаясь оправдать своё незнание, – но мне не понятно, почему они вообще появились на свет, да ещё в нашем городе. Что они у нас делают? И зачем они пришли к нам?
   Красавчик расхохотался.
   – Вот это здорово! – воскликнул он. – Кто-то создал шары и посредством их привлёк в свой мир потустороннюю энергию, а потом меня спрашивает, почему эти шары пожаловали в его город.
   – Да, нет, – сказал я, оправдываясь, – ты не так меня понял. Эти шары ведут себя достаточно самостоятельно и агрессивно. Я бы хотел знать, зачем они появились у нас? Почему они так активно вживаются в наше общество, устраиваются на работу, покупают акции и недвижимость. Одним словом, почему они себя так ведут? И что от них можно ждать?
   – Ах, вот что! – опять воскликнул Красавчик. – Ну, здесь объяснение очень простое. Когда вы все обленились, вас должен кто-то заменить. А как же иначе?! Вот, например, ты хочешь прожить эту жизнь бездельником и лоботрясом. Ты хочешь жить легко, не работая, а в глубине души ты даже доволен, что являешься калекой и получаешь от государства пособие, которое позволяет тебе жить безбедно. Что здесь плохого, если эти шарики заместят вас в жизни, тогда, может быть, вы научитесь немного жить более интересно, перестанете влачить своё жалкое серое существование. Вернётесь к своей человеческой природе, которая наделила вас и умом, и весельем, и даже укрепите стремление к новизне, которым вы пользуетесь весьма редко и только от случая к случаю. Вы совсем перестали быть детьми. Прекратили вносить в мир даже маленькую толику детского сумасбродства и радостного смеха. Вы перестали любить и относиться друг к другу с искренней нежностью и участием. Вы забыли, что такое благородство и бескорыстная доброта, которая вознаграждается искренней благодарностью. Вы превратились в стариков, забыв о молодости. Я имею в виду молодость души. А ваше общество стало пародией на благочестие. Оно уже давно прогнило насквозь из-за вашего лицемерия. Впрочем, вы уже, наверное, забыли, что означает слово благочестие, заменив его словом порядочность. Однако в вашем понимании слово порядочность представляется полной противоположностью истинному благочестию. Ханжество и лицемерие стали вашими вечными спутниками. Поэтому эти шары решили освободить вас на время от вашей работы и всех ваших обязанностей, и сделать вас, хотя бы на время, детьми, чтобы вы вновь обрели свою начальную свободу и детскую доброту. Это вам поможет вновь вернуть себе ваше истинное человеческое существо.
   Услышав его слова, я разинул рот от удивления. Мой Красавчик только что высказал мне такие вещи, о которых я думал постоянно, не смея произнести их вслух. Я и раньше замечал, что что-то в нашей жизни было не так, как надо, но об этом старался не думать. И вот сейчас он мне высказал то, что наболело у меня на душе.
   – Прекрасно! – воскликнул Красавчик и хлопнул меня по плечу, – чем мы сегодня займёмся.
   Его панибратство меня несколько покоробило.
   – Мне бы хотелось повидать Катрин, – смущённо изложил я уме свою просьбу.
   – А, понимаю, – весело воскликнул он. – Тебе явно не хватает одной Марины. Ты ведёшь себя как настоящий мужчина. Хорошо, мы увидимся с Катрин. Нет ничего проще.
   – Только без всяких превращений, – вскричал я – давай, доберёмся до неё обычным способом, сядем в трамвай.
   – Как хочешь, – охотно согласился он. – Я заодно и посмотрим на город и его обитателей.
   Мы вышли через переход в небольшой дворик, который был соединён с оживлённой улицей, повернули направо и дошли до пересечения другой улицы. Затем, свернув налево, мы проследовали до более оживлённого перекрёстка, за которым находилась трамвайная остановка. Моё внимание привлекло необычное поведение прохожих на улицах. Во-первых, многие мужчины были или наголо побриты, или носили столь короткую причёску, что она состояла только из одной пробившейся на голове щетины. От этого их головы чем-то погодили на круглые колобки или блестящие шары. Во-вторых, эти мужчины были безупречно одеты, носили модные костюмы и обувь, большинство из них имели бабочки или галстуки. От них исходила какая-то магическая сила. Все они выглядели по-деловому собранными, подтянутыми, целеустремлёнными.
   – Это и есть шары? – спросил я шёпотом у Красавчика.
   – Да, – тихо ответил он.
   – Но их совсем не отличишь от людей, – ужаснулся я.
   – Но почему же, – возразил он. – Их можно очень просто отличить. У них нет пупков.
   – Чего нет? – не понял я.
   – Самых обыкновенных человеческих пупков, потому что их всех произвели на свет ни женщины, а мужчина.
   – Я знаю этого мужчину, – сказал я шёпотом.
   – Я тоже, – ответил мне Красавчик.
   – Так, значит, ты тоже шар? – ужаснулся я.
   – Да, – просто ответил он, – но только я не стал материализоваться, как эти дурачки. Я принял образ твоего идеального мужчины, каким ты так страстно желал быть. Как бы это проще сказать, я остался в состоянии непроявившейся субстанции. Вам, людям, такие понятие трудно представить, потому что все привыкли относиться к миру со своим примитивно-физическим представлением. Для вас в этом мире или что-то существует, что можно потрогать, или чего-то нет. Многие из нас, самых умных, находятся сейчас в такой же блуждающей форме, как я. Я доволен своим положением и благодарен тебе.
   – За что? – удивился я.
   – За то, что у тебя богатое воображение, и ты создал замечательную идеальную форму, от которой ни одна красавица в городе не может устоять. Мои сородичи мне очень завидуют.
   – Так, значит, вы можете проникать в наши мысли? – спросил я, содрогнувшись всей душой.
   – Иначе как бы все эти шары преуспели в жизни? – смеясь, ответил Красавчик.
   – Но это – какой-то кошмар! – воскликнул я, с ужасом хватаясь за голову. – Значит, Василий Антонович создал целую армию монстров, которая начинает нас контролировать.
   – Не совсем так. Мы не монстры, – заметил Красавчик, несколько обидевшись. – И мы пришли в ваш мир не контролировать и не управлять вами, а помогать вам. Наше существенное отличие от людей в том, что у нас нет души, как у вас. Мы состоим только из одного духа, который заимствуем из космоса. Мы пропитываемся этим духом и становимся его носителями. Многие из нас стали богами, приняв на себя ту модель, которой когда-то люди поклонялись или всё ещё продолжают поклоняться на земле. Но я считаю, что это тоже примитивный путь самореализации. Любая религия ограничена рамками, что касается персонификации божественного существа, и не имеет той свободы, которую даёт живое воображение. Я очень доволен, что принял идеальное обличие твоего воображения. Это даёт мне возможность оставаться свободным. Конечно, относительно свободным, потому что я всё же завишу от тебя. Но ты меня не очень докучаешь своими частыми вызовами, за что я тебе весьма признателен. Многие мои сородичи, глядя на меня, тоже приняли подобное обличие, и сейчас они носятся по городу на седьмом небе от счастья, потому что не связали себя никакими физическими, биологическими или химическими процессами. Они могут входить в тело своего оригинала, помогать ему решать те или иные проблемы. А затем они как бы получают отпуск и могут жить в своё удовольствие, сохраняя ту форму воображения, которую им дал их хозяин. Ты даже не можешь представить, насколько это прекрасный образ жизни.
   В это время мы подошли к трамвайной остановке, и сразу же подошёл трамвай, в который мы сели. Пока мы ехали до рынка, я заметил, что многие бритоголовые пассажиры не платят кондуктору за поезд. Я удивился и спросил об этом Красавчика, но что он мне ответил.
   – Ты же понимаешь, что они не желают оплачивать за себя как за людей. В любых местах у вас счёт идёт на души, но никто не взимает плату за дух, ибо дух был у вас всегда желанным гостем. Ведь каждый из вас мечтает одухотвориться, или как у вас говорят «обрести высокую духовность». Зачем духу платить за себя? Ведь ты же не заставляешь музу, помогающую тебе писать стихи, платить тебе деньгами, за то, что она тебя посетила.
   Я счёл его довод резонным, и когда ко мне подошёл кондуктор, то заплатил только за себя. Кондуктор, получив с меня деньги и выдав билет, отошёл, даже не взглянув на Красавчика.
   – Как вам это удаётся?! – восхищённо воскликнул я. – Вот бы и мне также научиться ездить в транспорте зайцем.
   Красавчик улыбнулся и сказал:
   – Если мы можем читать ваши мысли, то неужели, ты думаешь, мы не можем и влиять на них?
   – Так, значит, и ты можешь повлиять на мои мысли? – воскликнул я.
   – А как же, – молвил, улыбаясь, Красавчик, – человеческая душа всегда живёт под влиянием какого-либо духа.
   – Вот как?! – воскликнул я, задумавшись, и затем высказал предположение. – Значит, все эти сущности и раньше влияли на нашу жизнь, но только опосредственным образом.
   – Да, – ответил Красавчик, – только раньше вы не пытались нас материализовать, выжав из космоса, как это сделал ваш Василий Антонович.
   – Вот оно что?! – воскликнул я, погружённый в свои мысли.
   Трамвай прибыл на рынок, и мы отправились к похоронному бюро, которым владела моя возлюбленная. Возле её здания я обнаружил начавшуюся стройку и, спросив у рабочих, что они строят, узнал, что делается пристрой крематория к похоронному бюро. Как мне сказал один весёлый рабочий: «Чтобы не было лишних слёз – отпели, оплакали и тут же зажарили».
   Войдя в вестибюль похоронного бюро, мы спросили у охранника, где хозяйка.
   – Наверху, – ответил он нам коротко.
   Мы поднялись на второй этаж, и я постучал в её кабинет.
   – Войдите! – раздался голос Катрин.
   Мы вошли к ней в кабинет.
   – Что вам угодно? – спросила она официальным тоном, в котором чувствовались металлические нотки.
   – Разве вы нас не узнаете? – обалдело спросил я, бросив взгляд на Красавчика.
   Тот стоял рядом и тихо улыбался.
   – Ну, как же, – ответила рассерженная девушка, – я прекрасно вас знаю. Не позже чем этим утром я видела вас на набережной, лежащим в обнимку со шлюхой. Моё общество вас уже не удовлетворяет?
   – О чём вы говорите?! – воскликнул я в ужасе, смутно припоминая свой сон. – Это был не я.
   – А кто? – спросила она, не сводя с меня своих гневных и прекрасных глаз.
   Я, указав жестом, пролепетал:
   – Это он.
   Но когда я повернул голову в сторону Красавчика, его уже не было рядом со мной.
   – Кто он? – спросила она сердито.
   Я не знал, что ей ответить.
   – Вот что, – сказала мне гневно Катрин. – Хватит мне голову морочить. Я признаю, что влюбилась в тебя по уши, но сейчас я вижу, что ты за фрукт. Убирайся и не попадайся мне больше на глаза. Со своей любовью я как-нибудь справлюсь.
   Я вышел из её кабинета, как в воду опущенный. Красавчик ждал меня у двери.
   – Ну, что? – спросил он меня, сочувственно.
   – Сегодня я видел сон, – сказал я ему со злостью, – в котором ты трахался с женщиной прямо на набережной, на виду всего города. Я видел, как пробегала Катрин и заметила тебя. Она, по-видимому, приняла тебя за меня. Я даже не мог предположить, что этот сон вещий. Давай, вернёмся к ней, и ты ей объяснишь, как обстоят дела.
   Красавчик взял меня за локоть и повёл к выходу, говоря следующие слова:
   – Не стоит сейчас возвращаться к разгневанной женщине. Нужно дать ей немного успокоится, а то она в таком состоянии может запустить в тебя бронзовым настольным прибором и пробить тебе голову. При таких чувствах женщины теряют над собой контроль, и не отвечают за свои поступки.Мы вышли на улицу.
   – Но как ты мог? – набросился я на него. – Как ты посмел на её глазах заниматься любовью с другой? Она же принимает тебя за меня. Какая женщина может такое вынести?!
   – Но ведь и ты в это время был с другой, – намекнул мне красавчик, лукаво улыбнувшись мне.
   – Но она, хотя бы, меня не видела в это время, – заявил я.
   – Вот что, мой дорогой, – сказал Красавчик, – давай, кое-что уточним. Эти обе девушки твои. Я помог тебе их просто соблазнить. И когда ты с ними встречаешься, то они тебя видят в моём образе. Это всё, что я для тебя делаю. Остальное – это уже твоя забота. Я не вмешиваюсь в ваши отношения. Но неужели я не имею право на свою личную жизнь, когда я тебе не нужен? Когда ты спишь, или занят каким-то своим делом. Я же не могу полностью слиться с тобой и быть твоей душой. Да, допускаю, что у нас с тобой могут быть проколы, как в этот раз. Откуда знал, что она в это утро побежит по набережной.
   – Но ты же всё знаешь, – возразил я ему.
   – Когда увлечён женщиной, то вообще ничего не соображаешь, ни о чём не думаешь, – заявил мне Красавчик.
   Этим заявлением он меня обезоружил. Я сам знал по своему опыту, что во время увлечения любовной страстью весь мир как бы вообще перестаёт существовать или отступает на второй план. Поэтому у меня не нашлось слов, чтобы ему возразить. Я поплёлся рядом с ним по улице с опущенной головой.
   – Не унывай, – смеясь, воскликнул он и снова панибратски похлопал меня по спине, – всё образуется. Твоя Катрин посердится на тебя немного, перегорит, а потом снова подкатит к тебе, как ни в чём не бывало. Такого красавчика, как ты, она ни за что не выпустит из своих рук.
   – Да уж ты скажешь, нашёл красавчика, – буркнул я, передёрнув плечами и погладив свою лысую голову.
   Красавчик, заметив мой жест, успокоил меня:
   – Сейчас у тебя самая модная стрижка в свете последних событий в городе.
   Возвращаясь ко мне, домой, наш разговор опять незаметно перешел на шары.
   – Как же так, – говорил я ему раздражённо, шагая по мостовой, – вы прибыли из космоса, чтобы помочь нам, а сами активно устраиваете свою жизнь на земле, скупаете недвижимость, трахаете наших женщин, живете в своё удовольствие? Не кажется ли это вам верхом эгоизма? Или у вас там другие понятия о морали?
   – Ну что ты так взбеленился? – засмеялся Красавчик. – За свою помощь вам мы же должны получать какую-то компенсацию. К тому же мы не сами пришли в ваш физический мир, а вы силой втянули нас в него. Поэтому и вы несёте ответственность за наше появление здесь.
   – Я думаю, что мы втянули вас по ошибки. Василий Антонович в психушке уже раскаивается за то, что натворил. Он и предположить не мог, что его исследовательские изыскания принесут такие плоды. Мы же не предполагали, что мир так устроен.
   – А как вы предполагали? – поинтересовался Красавчик.
   – Ну, у нас были разные теории. Мы считали Бога всемогущим существом, создавшим наш мир, и рассматривали Библию как путь к познанию небесных истин. Были и другие мыслители, называвшие себя теософами. Они излагали тоже много всяких премудростей, пути к которым они тщательно прописывали в своих книжках, утверждая, что каждый из этих путей имеет свой значение. Их теософское братство стремилось к обретению высших знаний и своему внутреннему совершенству. Они полагали, что любая вера на земле имеет свою ценность и право на существование, потому что она, так или иначе, приведёт их к свету и глубинному пониманию процессов, происходящих за границами нашего физического мира. Мне вот только были не совсем понятны некоторые их положения. Порой мифологию и поэтический вымысел они выдавали за откровения истины. Таким образом, они создали некую религию, которая может стать ценностью лишь для тех, кто искренне поверит в то, что они излагают. Ведь в нашем мире можно жить по-разному. Если не обладаешь большим умом, то можно жить простодушной верой, что и делает большинство моих сограждан. Но если природа наградила тебя умом и достоинством, то вряд ты ли сможешь черпать силы из тех теорий, которые при помощи красивой до вычурности символики, подкреплённой увлекательной мифологией, пытаются истолковать мир, который сокрыт от наших глаз. Для проникновения в тот мир нужны иные подходы и критерия, чем те, к которым мы прибегаем.
   – И какие же нужны подходы, по твоему мнению? – с улыбкой спросил меня Красавчик.
   – Не, знаю, – ответил я. – Может быть, такие, которые изобрёл Василий Антонович, чтобы выловить вас из космоса. Чтобы вы нам объяснили, каков тот мир.
   Красавчик расхохотался, а затем объявил:
   – Мы ничего не собираемся вам объяснять. Мы не за этим сюда прибыли.
   – А зачем? – удивился я.
   – Затем, чтобы мир обрёл гармонию сфер. Ваше человеческое существование в данный момент выбивается диссонансом из общей мировой гармонии. Раз уж мы появились здесь, то наша прямая обязанность восстановить этот порядок, иначе вас ожидает гибель. А что касается каких-то объяснений, то, как можно муравью истолковать о насущных проблемах человека. Он их просто не поймёт. Да и нужно ли ему это? В мире каждая сущность живёт в своей собственной сфере обитания, и вряд ли ей стоит перебираться в другую сферу. Поэтому и знания об этих сферах им совсем не нужны.
   – Но ты забываешь о нашей человеческой любознательности.
   – Я понимаю, что мы хотите удовлетворить своё любопытство, пытаясь проникнуть в иную сферу, чтобы что-то привнести оттуда в свою. Но некоторые знания из тех сфер могут быть настолько разрушительными для вас, что свой мир вы погубите раньше времени. Поэтому никто не желает делиться с вами никакими секретами. Вначале наведите у себя порядок. Я имею в виду ваши головы.
   Я опять невольно коснулся рукой своей плешивой головы.
   Так, дискутируя, мы незаметно дошли до моего дома. Я с Красавчиком зашёл в общество слепых, чтобы вернуть председателю, моему другу, позаимствованную трость. Красавчик, узнав, что я нуждался в своей трости, извинился и сказал, что это его упущение, и что он может доставить мою трость в одно мгновение. Я попросил его сделать это.
   Пока я поднимался к себе на пятый этаж по лестнице и открывал дверь, Красавчик уже вернулся и поджидал меня в моей квартире с тростью. Он также с огорчённым и виноватым видом держал в руке листок бумаги. На мой недоумённый взгляд, он молча протянул мне листок, где я прочёл:
   «Я не нахожу этому объяснения. Однажды мне почудилось, что ты положил мне в постель слепого, но я это приняла за сон. Сегодня утром я проснулась, и глазам своим не поверила. Рядом со мной опять лежал голым этот слепой. Я понимаю, что он твой друг, но, прости, делить меня со своим другом – считаю самым настоящим свинством. Я даже предположить не могла, что ты такой извращенец. Если у тебя есть какие-то объяснения тому, что произошло сегодня ночью, то я хотела бы их выслушать».
   Далее стоял номер телефона и Маринина подпись.
   ***
   Как только хозяин вошёл в дверь, рядом с ним оказался этот самый Красавчик, который протягивал ему записку, оставленную Мариной ещё утром на ночном столике. Хозяин прочитал её и пришёл в ярость.
   – Ну, что?! – воскликнул он. – Доигрался? И здесь мне дали отлуп по твоей милости. Можешь меня поздравить. Сейчас у меня вообще никого не осталось. И всё из-за тебя.
   – Да не беспокойся ты, – стал успокаивать меня Красавчик, – мы всё уладим. С женщинами всегда так бывают, вначале им кажется, что они рвут с нами отношения, но потом, одумавшись, сами прибегают и просят у нас прощение. Тем более что она ждёт от нас объяснение. Нужно придумать, что-то такое, чтобы она нам поверила и простила.
   – Но как это произошло, что она меня застукала одного с ней? – спросил хозяин его сердито.
   – Но ты ведь понимаешь, – начал оправдываться Красавчик, – из чувства деликатности мне пришлось удалиться, когда у вас началась любовная оргия. Я за себя не ручался, потому что, глядя на вас, так возбудился, что мог потерять над собой контроль и присоединиться к вашим любовным ласкам. Тогда бы тебе это не понравилось. Мы всё, как ни как, являемся друзьями, а трахать подругу своего друга, как-то не совсем вежливо. Что мне оставалось делать? Я связался по телефону с той кралей, с которой познакомился в ресторане, когда ты занимался любовью в туалете с невестой того убитого бандита, и назначил ей встречу ранним утром на набережной недалеко от твоего дома, чтобы потом быстро вернуться к тебе, когда Марина проснётся. Но ты уж извини меня, грешен, увлёкся, и не поспел вовремя. Сам понимаешь, свяжешься с бабой – время летит незаметно.
   Хозяин ему ничего не отвечал, только молча сопел.
   – Она же нам оставила телефон, чтобы мы ей позвонили, – продолжал увещевать его Красавчик, – если девушка, обидевшись, даёт тебе свой телефон, то это означает, что она оставляет мостик для вашего примирения. Как ты это не понимаешь. У вас всё наладится, не переживай.
   – Что я ей скажу? – пробурчал он.
   – Да, хоть что. Скажи ей всё, что придёт тебе в голову. Если она оставила тебе телефон, то, значит, заранее решила тебя простить, а если решила простить, то всё, что ты ей скажешь, будет ей принято за правду. В этом отношении все женщины одинаковы, уж поверь моему богатому опыту.
   – Но откуда мы ей позвоним? У меня же нет дома телефона?
   – Позвоним с улицы из телефона-автомата.
   – Хорошо, – сказал хозяин, – заодно я выгуляю свою собака, а то пёс уже неделю не был на улице.
   Он одел мне ошейник, и мы втроём вышли из дома. Телефон-автомат мы нашли недалеко от детского садика, во дворе которого играли дети.
   – Хорошее место мы выбрали для разговора с девушкой, с которой нужно помириться, – заметил Красавчик.
   – Это почему же? – удивился хозяин.
   – Дело в том, что когда девушка говорит с парнем, который ей нравится, и фоном их разговора служат детские голоса, то подсознательно, она уже принадлежит этому парню, даже если на него очень сердится. Потому что цель любой женщины – получить не только любовь её избранника, но ещё и ребёнка, который этот избранник может подарить ей. Такова природа любой женщины. Уж поверь мне.
   Хозяин набрал номер телефона Марины. Та сразу же взяла трубку. Зажав трубку ладонью, он спросил Красавчика:
   – Что говорить?
   – Говори, что хочешь, – прошептал он ему, – оправдывайся, кайся, проси у неё прощение. Они это любят во время примирения. Говори, что она у тебя единственная и неповторимая. Да что мне тебя учит, как мальчика, ты и сам всё это знаешь.
   В трубке раздался голос Марины:
   – Ну, что молчишь?
   – А что мне говорить? – ляпнул хозяин сдуру.
   – Объясни мне, как так получилось, что твой друг очутился рядом со мной в постели?
   – По правде сказать, я сам этого не пойму, – чистосердечно признался он, не зная, что ей сказать.
   – И где же ты был в это время? – спросила меня Марина сердитым тоном.
   Он опять, зажав рукой трубку, обратился к Красавчику:
   – Она спрашивает, где я был в это время. Что мне сказать?
   Красавчик почесал затылок и прошептал:
   – Ну, наври что-нибудь ей.
   Хозяин первое, что ему пришло в голову:
   – Мне нужно было срочно связаться с центром, чтобы объяснить ситуацию, в которую я попал. Мне пришлось уйти поздно ночью, когда ты спала. Мне не хотелось тебя будить, ты так сладко лежала на полушке, положив под щёчку руку. Я тебя поцеловал в лобик и ушёл, надеясь быстро вернуться. Но переговоры в центре меня задержали. Вероятно, произошло недоразумение. Мой друг, вернувшись поздно ночью, подумал, что нас с тобой уже нет дома. Он разделся и лёг в постель.
   – Он, что же, не видел, что я там лежу не одетая?
   – Как он мог видеть, когда он слепой, – воскликнул он. – Ему и в голову не пришло, что ты лежишь рядом с ним.
   На другом конце провода наступило молчания. Слышавший разговор Красавчик улыбнулся и сделал хозяину знак, означавший превосходную степень.
   Окрылённый успехом, тот продолжал:
   – Когда я вернулся домой, то не застал ни тебя, ни моего друга, увидел лишь записку, в которой ты сообщаешь мне об этом досадном недоразумении. Я, конечно, понимаю, что не должен был оставлять тебя одну в незнакомой квартире, но как я мог предположить, что такое случится. Ты же сама понимаешь, что ситуация из ряда вон выходящая. Я глубоко сожалею и прошу у тебя прощение за случившееся. Ты же знаешь, что ты у меня единственная и неповторимая, и я ни за что на свете не стану делиться тобой с другим.
   После этих слов Марина обмякла, и сказала уже более примирительным тоном:
   – Хорошо, сейчас я понимаю, как всё произошло, но неужели ты не можешь снять где-нибудь квартиру и приводить меня туда, где нам никто не будет мешать?
   – Это, конечно, можно сделать, – сказал он, почесав затылок, – но так меня могут быстро обнаружить те, кто за мной охотится.
   – Тогда сними эту квартиру на моё имя? – предложила Марина. – Или если у тебя нет денег, то приходи ко мне, когда моего отца нет дома.
   – Хорошо, – сказал хозяин, – я что-нибудь придумаю.
   – Не создавай больше таких ситуаций, милый.
   Эти слова были уже произнесены ею очень нежно.
   – Постараюсь, – сказал он, вздохнув с облегчением.
   – Когда мы с тобой встретимся? – спросила меня Марина.
   – Когда хочешь, – ответил хозяин.
   – Тогда, давай, увидимся сегодня вечером, мне сейчас нужно ещё побывать в университете. Начались занятия, я оставила работу в скорой помощи. Мои каникулы закончились. Начинается учёба. Я и так сегодня пропустила из-за тебя две лекции, ждала твоего звонка. Где мы увидимся?
   – Приходи ко мне домой, – сказал он.
   – Чтобы опять очутиться в кровати с твоим слепым? – резко спросила меня Марина.
   – Такого больше не повториться, – уверил он её.
   – Нет уж, на этот раз приезжай ко мне. Отец у меня приходит домой всегда поздно ночью, а иногда под утро. Так что нам никто не помешает.
   – А твоя мать?
   – Мать нас с отцом оставила, когда я была ещё маленькой, – сказала Марина.
   Хозяин извинился за неделикатный вопрос. Марина назвала адрес, попрощалась и положила трубку.
   – Ну, вот видишь, – воскликнул радостно Красавчик, – всё обошлось, ты опять вернул себе свою девушку.
   – Ничего не обошлось, – мрачно заметил тот, – из-за этой ситуации я уже не могу привести к себе домой свою девушку.
   – Ну, что поделаешь, – развел руками Красавчик, – в каждом деле бывают свои издержки. Любая идеальная форма имеет свои минусы.
   – Если бы мне ещё удалось вернуть Катрин, – произнёс он, вздохнув.
   Услышав эти слова, Красавчик рассмеялся.
   Они сели на скамейку в тени тополя рядом с детским садом. Я улёгся в тени у их ног. По правде говоря, после целой недели затворничества мне было приятно подышать свежим воздухом. Я видел, что мой хозяин за эти дни так устал от переживаний, что еле держался на ногах. Вероятно, ему нужно было просто присесть, отдохнуть и привести свои мысли в порядок. Красавчик тоже развалился рядом с ним на скамейке, ни на минуту не замолкая, и пытаясь убедить его в том, какой он хороший психолог, и как глубоко изучил женскую натуру. Хозяин слушал его рассеянно, наблюдая через натянутую сетку за игрой детишек в дворике детого сада.
   Вдруг мой взгляд привлекли глаза одного мальчугана, сидящего в песочнице и рисующего палочкой на песке. Время от времени он смотрел в нашу сторону. При этом его глаза озарялись подобно двум вспыхивающим звёздам во мраке ночи. Какая-то необыкновенная сила притягивала меня к его взгляду, настолько осмысленному и проникновенному, что я встал со своего места и хотел подойти к нему, но меня удержал ошейник. Хозяина заинтересовала моя реакция, поэтому сам встал и вплотную приблизился к металлической сетке, чтобы заглянуть в песочницу.
   – Смотри-ка, – удивлённо воскликнул он, – что он там чертит на земле?!
   Красавчик через его плечо заглянул и ответил, рассмеявшись:
   – Ба, да это моё число. В нём зашифровано моё имя. Но вряд ли ты это поймёшь. А ниже теорема, которую я подсказал одному французу, но ни он не понял её, также как никто из людей. И только этот малыш нашёл правильное решение. Молодец!
   На песке было написано: (1+2+100+1+60+1+200) = 365. А ниже ещё дополнительная запись из цифр и замысловатых математических расчётов.
   – А ты бы это должен знать. Ведь на заре юности ты серьёзно занимался математикой, и даже одно время хотел посвятить себя квантовой механики, но твоя слепота помешала тебе осуществить эту мечту. Наверное, кое-какие математические решения и геометрические выкладки ещё хранились в твоей памяти.
   Хозяин пожал плечами и ответил:
   – Да, память у слепого совсем не та, что у зрячего, многие картинки и символы, запомнившиеся нам в зрячий период, отпечатаны в нашей памяти подобно матрице, с которой в любой момент мы может сделать оттиск. Я уже не говорю о памяти слуховой, пространственной и других видах памяти, которые вырабатываются в нас из-за лишения зрения. Тогда в годы юности я прекрасно знал много теорем, даже таких, которые никто из людей не смог решить, и на уроках математики университетские профессора обычно приводили их в пример, как доказательство неспособности человека прийти к некоторым решениям, выходящим за пределы сил и способностей человеческого разума. Неужели этот малыш решает какую-то задачу, которая не под силу взрослым, так спокойно и легко?
   Хозяин следил за работой, не отрывая глаз. Мальчуган чертил на песке сложные математические выкладки. И когда не хватало места, он стирал рукой все знаки, как на школьной доске, продолжая развивать своё решение с такой скоростью, что мы едва поспевал следить за движением его прутика.
   – Что это? – воскликнул хозяин, – указывая пальцем на малыша.
   – Ничего особенного, – отметил Красавчик, – малыш развлекается, решая твои задачки.
   – Но у этой теоремы нет решения, – воскликнул он.
   – У любой теоремы есть решение, – ответил Красавчик.
   – Кто он? – спросил он того шёпотом. – Один из ваших шаров?
   – Да, – спокойно пояснил тот, – многим нашим сущностям понравилась жизнь детей в вашем городе. И они вошли в души этих маленьких созданий.
   – Вот оно что! – воскликнул он. – Значит, по этой причине число вундеркиндов в нашем городе резко возросло?!
   – По-видимому, так, – согласился Красавчик.
   – Но куда же делись прежние дети? – ужаснулся он.
   – Биологически прежние дети остались теми же созданиями, – ответил тот, – но только немного изменились в духовном плане, они стали, как бы это деликатнее выразиться сказать, чтобы не обидеть вас.
   – Умнее нас, что ли? – подсказал хозяин.
   – Вот, именно, – подхватил тот, – немного умнее вас.
   – Значит, вы их лишили детства?!
   – Никто их не лишал детства, – возразил Красавчик. – То, что вы называете детством, не что иное, как самое естественное состояние для всех сущностей в космосе, от которого, к сожалению, вы отходите, взрослея. Вы загружаете ваш мозг всяким ненужным хламом. Храните в нём всякую чушь, выдавая её за ценности вашей культуры и цивилизации, которым так трепетно поклоняетесь. Этот хлам со временем начинает мешать вам видеть очевидные истины, застилает глаза. Вы обрастаете легендами, мифами, заволакиваете своё сознание разными заблуждениями подобно курению гашиша, и попадаете в некую иллюзорную сферу, из которой пытаетесь ещё оставшимися проблесками своего извращённого ума понять окружающий мир. И если вам иногда удаётся открыть что-то в этой искажённой действительности, то вы воспринимаете это открытие, как сошедшее на вас с небес божественное откровение. Все ваши религии и науки построены на самообмане. Эти же детишки, который прониклись нашим духом, пока ещё играют с вашими высшими символами как с бисером, забавляются, решая задачи, которые вы так и не смогли решить, просчитывая пути и то время, когда вы окончательно сойдёте с рельс здравого смысла и сорвётесь в пропасть катастрофы к вашей неминуемой гибели. Но я боюсь, что когда им это надоест, и когда они немного подрастут, то начнут играть с вами, как кошки с мышками. И вот тогда от вашего мира, культуры и цивилизации ничего не останется. Всё будет погребено под завалами ваших заблуждений. Им придётся строить мир, более приспособленный к вечной космической истине.
   – Что же это за истина? – удивился хозяин.
   – Присмотритесь к этим детям, и вы поймёте, что это не простой детский сад, пока что это вольер для небесных сущностей, изучающих вашу цивилизацию. Но придёт день, и они покинут детский сад, и станут взрослыми, и вот тогда они не потерпят тех безобразий, которые учинили их родители, превратив этот мир в пародию.
   – Это почему же в пародию? – удивился хозяин.
   – Разве не так? – спросил его Красавчик.
   Тот пожал плечами.
   – Ну, что такое ваша культура? И чем она отличается от обезьяньей культуры? – спросил Красавчик, смеясь.
   – Ну, знаете ли, – разозлился хозяин. – Вижу, что вы в грош не ставите нашу культуру.
   – Да вы и сами это прекрасно знаете, – нахально ответил Красавчик, – обратите внимание, что печатают ваши иллюстрированные журналы, которые с такой охотой раскупаются прохожими на газетных лотках. В основном, обложки этих журналов украшают портреты политиков, известных кинозвёзд и полураздетых или полностью раздетых женщин.
   – Ну, и что из этого? – спросил тот.
   – А то, что это же самое интересует и обезьян – сильные самцы и голые задницы самок. Я уже не говорю о вашем телевидении и той волне бульварной литературы, которая захлестнула все книжные магазины.
   Хозяина это замечание взбесило, и я со злостью в голосе воскликнул:
   – Вот ещё. Берётесь судить о том, чего не знаете. Неизвестно ещё, откуда вы сам взялись на нашу голову. Только что появились в нашем мире, а уже имеете свои суждение, свой взгляд на нашу цивилизацию и все окружающие нас вещи. Вы же в нашем мире ещё новички. Ничего не понимаете, что к чему, а берётесь судить нас. Да откуда вы взялись такие? Скажи мне! Вы говорите мне о каких-то вечных истинах, но я-то уж знаю, что никакой вечности не существует. Всё временно и преходяще. Всё рождается и умирает. Вы же искусственно были получены в лаборатории Василия Антоновича. Вы даже не люди, а берётесь судить людей.
   Последние слова он выкрикнул достаточно громко и с испугом оглянулся по сторонам, опасаясь, что своим возгласом мог привлечь внимание прохожих. Но никто из проходивших по улице людей даже не посмотрел в их сторону.
   В это время другой мальчуган подошёл к металлической ограде и, глядя на гуляющих прохожих, стал читать стихи:

   Глупые! Как близорука их мысль, коль они полагают,
   Будто, действительно, раньше не бывшее может возникнуть
   Иль умереть и разрушиться может совсем то, что было.
   Ибо из вовсе не бывшего сущее стать не способно;
   Также и сущее чтобы пришло, – ни на деле, ни в мысли
   Вещь невозможная: ибо она устоит против силы.

   Когда малыш произносил эти слова, то смотрел ни на хозяина, а на прохожих, но ему показалось, что эти слова были обращены именно к нему. Он удивился, услышав от него этот отрывок Лукреция из трактата «О природе вещей», но в устах мальчугана эти слова звучали более глубоко и имели несколько другой смысл, чем тот, что вложил в них философ. Слушая эти слова, хозяин как бы открыл для себя несколько иную завуалированную мысль автора, которая, по-видимому, ранее никем не был понят из его современников.
   Ту к нему подошла маленькая девочка. Взяла его за руку и, глядя в ту же сторону, куда смотрел мальчик, сказала, продолжая начатую им цитату Лукреция:

   Но и другое тебе я поведаю: в мире сем тленном
   Нет никакого рожденья, как и нет губительной смерти:
   Есть лишь смешенье одно с размещеньем того, что смешалось,
   Что и зовут неразумно рожденьем тёмные люди.
   Что бы за смесь ни явилась на свет: человек или птица,
   Дикий ли зверь или куст, – всё равно неразумные люди
   То происшедшим зовут; когда ж разрешится на части
   Тленная тварь, то губительной смертью они называют…

   Нам показалось на какой-то момент, что эта девочка только что просветила мальчика не только в вопросах о сексуальных отношениях, но и таинства жизни и смерти.
   – Как? – воскликнул хозяин ошарашено. – Ваши шары превратились также и в девочек?
   – Совсем нет, – ответил тот, смеясь. – Ваши женщины в отличие от мужчин, всё схватывают на лету. Шарам нет нужды вселяться в их души, потому как ваши женщины самые совершенные и прекрасные существа в этом мире. Их можно любить, их можно лелеять, их можно загружать всеми нашими знаниями, но ими невозможно управлять. Все они – вещи в себе – Ding аn sich. Разум их настолько гибок, что они всё схватывают на лете. С ними у нас никогда не будет проблем.
   – Так, значит, у вас проблемы с нами, с мужиками? – воскликнул хозяин.
   – Да, – ответил тот, – вы все такие твердолобые и закоренелые в своих убеждениях, что прежде чем вы что-то поймёте, вам потребуется сменить несколько поколений. Да и тогда вряд ли вы даже после этого что-то уразумеете.
   – Вот как?! – воскликнул хозяин обиженно, – значит, вы держите нас за дураков?
   Красавчик расхохотался.
   – Ну что ты обижаешься? – сказал он. – Я, конечно, могу всегда говорить тебе только приятные вещи. Но если ты хочешь слышать правду, то тебе придётся иногда услышать и горькую истину. Мы же…
   Он не успел договорить, как раздался скрип тормозов, из машины, остановившейся рядом с нами, прогремела автоматная очередь. Хозяин и Красавчик попадали наземь. Я, поджав хвост, отскочил в сторону.
   Мальчик, стоявший возле металлической сетки и читавший до этого стихи, с такой силой отбросил девочку в сторону, что у неё мелькнули в воздухе её маленькие ножки, как у летящей птички. Сам он отпрянул назад, и тут произошло невообразимое. Мне, собаки, показалось всё происходящее как в замедленной съемке. Мальчуган, игравший в песочнице, вскочил и выставил руки вперёд. Я видел, как перед его руками образовался полусферический защитный экран. Автоматные пули, летевшие в детей, отскочили от этого экрана и полетели в обратную сторону. Они попали в машину, из которой стреляли бандиты. Машина взорвалась и взлетела на воздух. Пламя и горячая взрывная волна окатила нас.
   Всё это произошло на глазах прохожих так стремительно, что никто ничего не понял. Прошли какие-то доли секунды. Железные детали машины и куски металла опустились с неба на землю, дети вернулись к своим играм, а мой хозяин с Красавчиком и со мной поспешили покинуть место происшествия.
   Пройдя квартал в полном молчании, они остановились.
   – Как так могло случиться? – с удивлением спросил хозяин Красавчика. – Как смог мальчуган защитить всех ребятишек в детском саду от бандитских пуль?
   Тот усмехнулся и молвил:
   – Недаром же перед этим этот малыш чертил на песке мою теорему.
   – Ну, и что из этого? – спросил хозяин обалдело.
   – Когда-то в семнадцатом веке французский математик подсказал вам всем способ пространственной защиты, но никто из вас не обратил на него никакого внимания.
   – Но он высказал всего основные положения геометрической оптики, – возразил ему хозяин, – и ничего нам не подсказывал ни о какой защите.
   – Разве? – спросил улыбающийся Красавчик, глядя на него лукаво.
   – Конечно, – уверенно заявил тот, – его принцип гласит, что оптический путь распространения света из одной точки в другую требуется экстремальное (наименьшее или наибольшее) время по сравнению с любым другим геометрически возможным путём между теми же точками.
   – Ну, и что из этого следует? – спросил Красавчик, пытливо глядя на него.
   – Из этого принципа вытекают основные законы геометрической оптики, продолжил тот, – иными словами, законы преломления, отражения и прямолинейного распространения света.
   – А дальше?
   – Что дальше? – удивился тот. – Это всё.
   – Какие же вы люди недалёкие?! – воскликнул Красавчик. – Француз случайно вывел закон защиты и записал его на полях книги. Осталось всего сделать шаг, чтобы им воспользоваться, а вы вот уже четвёртое столетие бьётесь над решением его теоремы и не можете её решить. Теоретики несчастные. Я слышал, что среди ваших математиков существует даже такое положение, что если какому-нибудь учёному удастся доказать эту теорему, то она в течение двух лет не будет признана, до тех пор, пока ученые всего мира не смогут опровергнуть это доказательство. Я думаю, что этот мальчик применил решение той теоремы на практике. Всего лишь. Но он написал на песке именно мою теорему, которая связывает три целокупности – мирового времени, мирового пространства и духовного мира. Это уже не просто теорема, а тайна всего мироздания. Но, как вижу, ты из этого всего ничего не понял.
   Хозяин ошарашенно смотрел на Красавчика. Глядя на его обалдевший вид, Красавчик рассмеялся и спросил.
   – Ну, а в кого метили эти бандиты – ты понял?
   – Как же не понять? – воскликнул тот. – Они метили в нас. Ты считаешь меня совсем дураком, спрашивая о таких вещах? Я думаю, что их наняли люди из театра, сатанисты, которые охотятся на нас.
   – Совершенно верно, – возрадовался Красавчик, – ты это понял. Замечу, что я не считаю тебя дураком, просто, считаю тебя человеком. Ты прав, они на нас охотятся. Но пока ещё не известно, кто из нас охотник, а кто жертва.
   – Что ты этим хочешь сказать? – спросил тот его.
   – Поживём, увидим, – уклончиво ответил он.
   – Хорошо, – сказал хозяин. – Сегодня вечером Марина пригласила меня к себе домой, ты пойдёшь со мной?
   – Обязательно, – ответил Красавчик. – А сейчас мне нужно кое-что выяснить, ты не будешь против, если я покину тебя ненадолго? Тем более что мы находимся рядом с твоим домом.
   – Конечно, не буду против, – воскликнул хозяин.
   Он и сам хотел отделаться от Красавчика, но не знал, как это сделать. Потому что устал, и ещё ему хотелось побыть одному и всё хорошенечко обдумать.
   Красавчик моментально исчез, и хозяин мгновенно потерял зрение. Взяв меня за поводок, он скомандовал: «Домой»!
   Когда мы добрались до квартиры, хозяин, как был в одежде и ботинках, завалился на кровать и стал думать. Но привык он думать вслух, вероятно, потому что не считал меня за личность, и смотрел на меня всегда как на пустое место.
   Он говорил, рассуждая, сам с собой:
   – Мне приходилось мириться с новой реальностью. Хорошо, сейчас я иногда на некоторое время обретаю зрение, могу видеть и наслаждаться красотой мира. Но чего это мне стоит?! Вчера меня чуть было ни зарезали в театре, сегодня чуть было ни застрелили на улице. Дорого же мне достаётся моё временное прозрение. Но с другой стороны я смог завоевать любовь двух самых симпатичных в городе девушек. Правда, и здесь не всё в порядке. Они совсем не подозревают, что имеют дело со слепым и плешивым холостяком. И если они меня увидят воочию, то вряд ли захотят иметь со мной какие-либо отношения».
   Так пребывая в грустных размышлениях, мы не заметили, как наступил вечер, и хозяину предстояло отправиться по незнакомому адресу для встречи с Мариной. Он ударил четыре раза тростью о пол, и Красавчик появился в то же мгновение.
   – Что изволите, мой господин? – спросил он его в шутливой форме.
   – Ты забыл, что у нас сегодня свидание? – спросил он его.
   – Никак нет, – ответил тот. – Я думал, что это ты забыл о нём, и не призываешь меня к себе. Ты же знаешь, что из чувства деликатности, я не всегда могу тебе навязывать своё общество.
   – Надо же, какой ты стал вежливый?! – воскликнул хозяин.
   ***
   Оставив меня одного в квартире, хозяин с Красавчиком отправились на свидание. Потом он мне рассказал, что с ними случилось у Марины.
   ***
   Марина живёт в пригороде города в большом доме, который в народе, почему-то, назывался «генеральским», может быть, из-за высоких потолков, а может быть, когда-то он строился для генералов и их семей.
   Сойдя с трамвая, мы с Красавчиком нашли нужный подъезд и поднялись на второй этаж. Дверь нам открыла Марина.
   Я прошёл в прихожую, Красавчик проскользнул за мной следом.
   И прихожая, и квартира были обставлены с большим вкусом. Марина проводила меня в свою комнату, которая выглядела немного скромнее. Красавчик остался в зале с огромной люстрой, зеркалами из венецианского стекла и огромной китайской фарфоровой вазой времён танской эпохи, стоящей в углу и наполненной свежими цветами. Он развалился в кресле, положив ноги на инкрустированный столик, и стать поедать виноград с керамического блюда с фруктами. Рядом с блюдом лежала коробкой шоколадных конфет и стояла открытая бутылка дорогого французского вина у подсвечника со свечами. Заметив это великолепие, я смущённо подумал, что пришёл в гости с пустыми руками, забыв принести даже букетик цветов. Однако Красавчик чувствовал себя в новой обстановке, как дома.
   – Извини, – сказал я, – что я ничего не захватил с собой.
   – А ничего и не надо, – ответила она, улыбнувшись, – у меня всё есть.
   – Мне только сейчас пришла мысль в голову, что я должен был подарить тебе цветы.
   Марина рассмеялась.
   – Да, ладно, – сказала она. – К чему эти сантименты. Я знаю, что ты очень невнимательный. Но я тебя прощаю и люблю за другое.
   – За что же ты меня любишь? – удивился я.
   – За то, что ты такой обалдуй, – сказала она и опять рассмеялась.
   Затем она расстегнула мне галстук и увлекла в постель. Когда мы, насытившись физической любовью, предались интеллектуальному единению наших душ, я спросил её:
   – Вот ты учишься в университете на физико-математическом факультете. Скажи мне, пожалуйста, у тебя ни разу не было желание решить теорему Ферма?
   – Зачем это? – спросила она, нежно проводя своей рукой по волоскам, растущим на моей груди.
   – Ну, как зачем? Ты же математик. И как все математики должна добиться каких-то результатов в науке. Насколько я знаю, в душе каждого математика скрыто сокровенное желание, сделать открытие и решить нечто такое, что могло бы удивить всех его коллег. Одним из таких тайных влечений, как я знаю, у математиков является эта теорема.
   – Мне это совсем не нужно, – простодушно ответила Марина. – Пусть мужики напрягают свои извилины мозги, пытаются изобразить нечто необычное. Мне бы усвоить то, что мы изучаем по нашей учебной программе.
   – Но нет такого солдата, который бы не мечтал быть генералом? – возразил я ей.
   – Математику я изучаю не для этого, – задумчиво произнесла Марина.
   – А понимаю, – сказал я с некой ноткой ехидства, – ты изучаешь её для того, чтобы потом преподавать детишкам в школе.
   – Нет, не угадал, – ответила она серьёзно. – Математика мне нужна, чтобы лучше понимать музыку. Ты же знаешь, что математика и музыка так связаны между собой, что иногда начинаешь думать, что музыка рождается в головах композиторов посредством поступления из космоса к нам, каких-то математических формул, которые только они одни умудряются прочитать и зафиксировать.
   – Ты так полагаешь? – спросил я её, поразившись необычности ей мышления.
   – Да, – ответила она. – Более того, я считаю, что в определённые часы, как говорят, каббалисты, цифры и символы падают к нам с неба, и если мы их в состоянии прочитывать, то можем не только знать прошлое, но и увидеть своё будущее.
   – Вот оно что?! – удивился я и поинтересовался. – Твои родители, наверное, тоже математики.
   – Моя мама была математиком, но мой отец всецело принадлежит искусству. Так что, возможно, я унаследовала обе эти линии, и сейчас пытаюсь их соединить. Раз уж ты знаешь, что я побывала в этом чёртовом круге в Центральном парке культуры и отдыха, где меня лишили девственности неизвестные сущности, то хочу поделиться с тобой некоторыми моими ощущениями, которые мне пришлось тогда пережить. Я слышала божественную музыку и видела небо, разворачивающимся по часовой стрелке. Понимаешь, как будто огромные жернова Вселенной вращались в вышине и разверзали небесную твердь, откуда сыпались на нас сверху подобно стружкам какие-то символы. Ими вполне могли быть цифры. Я так думаю. Мне казалось, что эти символы, падая на нас, звучали. После этого я совсем по-другому стала относиться к классической музыке. Ведь музыканты прошлого Моцарт, Бах, Бетховен, Вивальди, все они получали эти символы с небес. Ты в этом сомневаешься? А как по-другому ты объяснишь рождение музыки? Так вот во всей этой музыке есть что-то зашифрованное для нас, людей. Ведь музыка – это язык неба. Сейчас, когда я внимательно случаю их произведения, то мне кажется, что я вот-вот, схвачу что-то такое, чего раньше не открывалось никому из людей. Возможно, что на этом языке и пытается говорить Господь с нами. Когда я об этом говорю папе, он только смеётся. Но никто мне не может объяснить, что такое творчество. Раньше я совсем не интересовалась стихами. Но стоило мне побывать в этом чёртовом кругу, как я начала писать стихи, и довольно неплохие. Последнее время я не только слышу эти стихи, временами мне кажется, что с небес льётся прекрасная музыка. А иногда я слышу божественное пение. Скажи мне, откуда может звучать эта музыка, как ни с неба? Я начала брать уроки музыки и изучать нотную грамоту. Отец, когда узнал об этом моём увлечении, то очень удивился. Он мне с радостью объявил, что наконец-то во мне прорезались его корни. Но он почему-то меня держит далеко от моей работы, не хочет меня посвящать в свои дела. А порой мне кажется, что если я изучу азы музыки, то смогу записывать те мелодии и голоса, которые спускаются ко мне с неба. Представляешь? Скоро я сама начну писать оперы, и либретто, и музыку. Назови мне хоть одного прославленного композитора с женским именем. Такого ещё не было в нашей истории…
   Слушая её, я постоянно клевал носом, и на каком-то её слове совсем отключился. Возможно, сказались все переживания прожитого дня. Я уснул сном младенца. И снилось мне голубое бездонное небо, и из его глубины неслись голоса райских птичек. Я взлетал в это небо и парил в нём как птичка или лёгкая пушинка. Я ощущал в своём теле такую лёгкость, что даже не чувствовал самого тела. Моя душа поднималась ввысь, обозревая вокруг себя райские кущи. «Что же это такое?! – восхищённо восклицал я. – И почему райские кущи состоят из одних символов?» Эти символы были разной конфигурации подобно египетским пиктограммам и китайским иероглифам. Одни символы выглядели в виде кустов и деревьев, другие – в виде музыкальных нот и цифр, третьи походили на фигурки забавных человечков. Символы смеялись, хохотали, строили мне глазки, подмигивали и пытались сделать из меня дурочка. Но я крепился, показывал им своим умным видом, что всё понимаю, всё вижу, что они хотят мне изобразить или сказать. Но от моего напыщенного вида они ещё больше балдели и приходили в весёлое неистовство. Потом они вдруг обступили меня со всех стон и устроили хоровод. И снова я услышал то неуловимое божественное пение, которое меня преследовало последнее время, то самое, что я слышал во время вращения в «чертовом кругу». Символы вращались вокруг меня с ускорением, поспевая за ритмом мелодии, льющейся на меня сверху. Через некоторое время из них образовалась воронка, как в стакане чая, когда в нём быстро размешивают сахар. Эта воронка тянулась вниз, туда, где на небольшом пяточке с колесом обозрения, качелями и могилами между кустов резвилась молодёжь. Я почувствовал, что воронка вместе со всеми опадающими в неё символами втягивает меня в эту кружащуюся молодёжную танцплощадку. Я увидел там, среди беснующейся молодёжи Марину, которую раздевал Красавчик. Я закричал изо всех сил: «Что ты делаешь?» Но не услышал своего голоса. Обнажённую Марину схватило несколько рук и повалило на спину. Я хотел броситься к ней, чтобы спасти её, помочь ей выбраться из этого круга, но не смог пошевелить ни рукой, ни ногой.
   Я проснулся в холодном поту. Марина мирно спала рядом со мной. Я слышал её ровное дыхание. Из чуть приоткрытой двери её комнаты я услышал голос Красавчика.
   Вытерев ладонью со лба пот, я тихо встал с кровати, стараясь не разбудить Марину, быстро оделся и бесшумно подошёл к двери. Голоса доносились из зала гостиной, отделённого от Марининой комнаты коридором – продолжением прихожей. В доме было темно, и только из гостиной слабо пробивался свет от горящих свечей. Приблизившись к дверям гостиной, я содрогнулся, узнав голос маэстро. Не выдавая своего присутствия, я заглянул в зал, я увидел развалившегося на кресле Красавчика и сидящего напротив него в напряжённой позе главного режиссера оперного театра.
   – Вы же не станете убивать мою дочь? – говорил он взволнованным голосом.
   – Как знать? – ответил ему Красавчик. – После сегодняшнего покушения на нас, мы вправе прикончить всю вашу семью.
   – Но где же гуманность?! – воскликнул маэстро.
   – О какой гуманности вы говорите? – смеясь, воскликнул Красавчик. – Ещё прошлым вечером вы задушили собственными руками девушку, изображая Отелло. А потом хотели прикончить нас как свидетелей? Разве не так? Потом вы отрезали голову бедной девушки и произвели над ней кощунственный обряд чёрной мессы, пытаясь с помощью колдовства выяснить, где мы прячемся.
   – Вы всё это видели? – спросил недоверчиво маэстро. – Где же вы прятались?
   – Так мы вам это и сказали! – расхохотался Красавчик. – Вы что же нас за дураков держите? Но продолжим говорить о гуманизме. Не далее, чем этим утром вы наняли головорезов, которые открыли по нам стрельбу. Если бы эта машина не взлетела на воздух, то многие детишки в детском саду стали бы их жертвами.
   – М-да, – вымолвил задумчиво маэстро, – мы не ожидали, что вы окажитесь такими профессионалами, иначе бы подготовились более тщательно.
   – Забудьте об этом, – смеясь, сказал Красавчик. – Вы нас никогда не одолеете. А вот мы можем вас всех размазать по стенке как тараканов. Но мы не будем этого делать. Нам это совсем не нужно. Мы пришли к вам, чтобы помочь людям, а не убивать их. Мы не хотим вмешиваться в ваши дела. За все свои согрешения вы в своё время получите сполна.
   – Это нужно понимать, как угрозу? – спросил настороженно маэстро.
   – Совсем нет, – ответил смеющийся Красавчик. – Можете принять это как предупреждение. Единственное, что я вас гарантирую, мы ни приложим руку к этому.
   – Это меняет дело, – обрадовано сказал маэстро. – Если вы и в самом деле, не намерены нам вредить, то мы можем разойтись по-хорошему.
   В это время я услышал шорох в комнате Марины и отступил в темноту за шкаф, который отгораживал коридор от прихожей. Только я успел спрятаться, как дверь открылась и на пороге в полумраке появилась Марина в ночной рубашке. Я услышал приглушённый голос маэстро:
   – Прошу вас, дочери – ни слова.
   Марина пересекла коридор и вошла в залу гостиной.
   – Я вижу, вы уже познакомились? – спросила она, смеясь. – Папа, разреши тебе представить, это – мой жених.
   – Как жених? – оторопел маэстро.
   – Ты думаешь, что я могла привести ночью в дом с улицы простого парня? – засмеялась она.
   – Так он тебя не захватил силой?
   – Захватил, папа, ещё как захватил, – рассмеялась девушка, – но только не силой, а своим обаянием. Ты только посмотри, какой он симпатичный душка. Он тебе понравился?
   Я вышел из-за шкафа и, приблизившись к двери, увидел, что Марина сидит у Красавчика на коленях, обняв его за плечи. В душе у меня шевельнулось чувство ревности.
   – Так он тебе нравится, папа? – повторила свой вопрос дочь и поцеловала Красавчика в щёку.
   – Не очень, – сухо ответил отец.
   – Почему? – удивилась Марина.
   – Он тебе не пара, – зло произнёс маэстро.
   – Это почему же? – удивлённо спросила дочь.
   Отец ей ничего не ответил.
   – Если ты считаешь его шпионом, – заявила серьёзно Марина, – то знай, что я стану женой шпиона. И ничего меня не удержит.
   – Вот как? – удивлённо воскликнул маэстро. – Он к тому же ещё и шпион?! Но это меняет дело, но только ни в том, что касается союза с моей дочерью. Поищите себе, милостивый государь, какую-нибудь другую девушку, а мою дочь оставьте в покое.
   Красавчик улыбнулся и ничего не сказал. Но за него всё сказала Марина.
   – Ах, так, – воскликнула она с запальчивостью капризной девочки. – Не знала, что ты такой тиран и ретроград. Сегодня же ноги моей не будет в этом доме. Завтра же перееду в общежитие. Какое ты имеешь право запрещать мне или указывать, с кем мне встречаться? Сейчас я понимаю, почему мама тебя оставила.
   – Замолчи! – вскричал он, выходя из себя. – И не приплетай сюда свою мать. Ты же ничего не знаешь.
   – А что я должна знать? – спросила Марина, как ни в чём не бывало.
   – Ничего ты не должна знать, – сердито ответил отец.
   – Значит, это правду говорят, что мама сбежала от тебя с другим артистом, твоим другом.
   Маэстро ей ничего не ответил.
   Мне, почему-то, захотелось покинуть эту квартиру. Я тихонько прокрался в прихожую, открыл дверь и незаметно вышел на лестничную площадку. Спустившись одним лестничным пролётом ниже, уселся на подоконник окна, выходящего во двор. На улице было темно, но в подъезде подслеповато горела электрическая лампочка и освещала мрачную лестницу, ведущую наверх. Я задумался.
   Жизнь у меня была и так не сладкая. Но сейчас вдруг всё в ней перемешалось с появлением Красавчика. Я даже не мог понять, стала она лучше или хуже, труднее или легче. Всё так переплелось и перепуталось. Марина оказалась дочерью убийцы и злодея, который накануне задушил девушку, которая по возрасту была ровесницей его дочери, а затем устроил на нас охоту, как на зверей. И сейчас, сидя в своей квартире, он проявлял трогательные отцовские чувства к своему единственному ребёнку, которого, вероятно, очень любил. Всё это как-то не вязалось между собой. Как мог этот злодей быть добрым отцом? Я никак не мог разобраться во всём этом. Когда я находился в своём тёмном состоянии слепоты, жизнь других людей казалась мне светлой. А как же иначе? Ведь каждый день они видят солнечный свет, который напитывает их души, даёт им силы, делает их лучше. Но оказывается, что их жизнь, на самом деле, темнее ночи. Они не только блуждают в потёмках, но и живут, не видя света. И их повседневная жизнь – это тьма и безутешный мрак, окутавший их внутренний мир, в котором они бредут, сваливаясь в страшные пропасти, разверзающиеся на их пути. Зачем живёт этот человек на свете? Встаёт каждое утро с постели, пьет, ест, опять ложится спать со спокойной совестью после того, как сделает очередное злодейство. К тому же он способен ещё и проявлять добрые чувства к своим самым близким людям, отправляя других людей на тот свет. Я никак не мог воспринять эту реальность. Уж лучше выключить этот свет и опять пребывать в темноте и незнании.
   Я услышал шум за дверью Марининой квартиры и поспешил спуститься ниже на лестничную площадку, где было совсем темно. Наверху вышли двое: Красавчик и маэстро. Я их видел в оконном отражении стоящими друг против друга.
   – Вся ваша беда в том, – сказал Красавчик Марининому отцу, – что всё человечество переполнено эгоизмом. Каждый из вас старается жить только для себя, совсем не заботясь о других. Я не имею в виду вашу единственную дочь. Не дёргайтесь так. Здесь мы можем говорить откровенно, нас никто не слышит. От доброты до злодейства всего один лишь шаг, и делается он этот шаг тогда, когда человек начинает любить себя больше, чем других. Ради этой любви к себе, он готов всех остальных смешать с грязью. Когда человек встаёт на этот путь, то рано или поздно он становится злодеем. Так происходит всегда. В движении по этому пути у человека нет границ, как, впрочем, нет границ у него ни в чём. Поэтому свобода для каждого человека должна быть ограниченной, он должен сам внутри себя ставить ограничения. Если этого не происходит, то злодейство становится его ежедневным спутником. Я вас очень хорошо понимаю. О, как я вас понимаю, потому что вы смертный. Некоторое время вы пытались не думать о своём конце, потому что мысль о смерти вас страшила. Вы вообще пытались ни о чём не думать. Кто не думает и не погружает себя в дебри сомнений, тот радуется жизни, находит во всём удовольствие. Но со временем силы человека покидают, жизнь из него уходит, и вот тогда он начинает цепляться за эту жизнь, стараясь заглушить чувство времени безудержным весельем. Иногда у него от этого возникает иллюзия счастья. Но эта иллюзия длится недолго, потому что заглушается раздумьями о смысле и цели жизни вообще. И он понимает, что является пылинкой в этом мире, и что после него уже ничего не останется. И тогда его охватывает отчаяние, он пытается повлиять на эту жизнь и хоть как-то себя увековечить, ни важно чем, добром или злодеянием. И он бросается в любые авантюры, лишь бы не оставаться без дела и не походить на живой труп. Хуже всего если он начинает воображать себя творцом, ведь только Творец обладает вечностью. Творец бессмертен. В такие минуты ему кажется, что ему предначертан этот путь. Но он глубоко ошибается. На этом пути у него нет единения с Богом. Вскоре он это понимает, и тогда его рассудок погружается во мрак. И он уже не ведает, что творит. И всё это происходит потому, что он не знает страданий, хотя он по-своему страдает от невозможности схватить момент и остановить время, которое неумолимо приближает его к могиле. От сознания этой фатальной неизбежности у него совсем мутится рассудок, и тогда уже он не дорожит ни чьей жизнью. Он становится убийцей и пытается, как можно больше людей увести с собой в небытие. Он уже не надеется, что попадёт в рай за свои злодеяния. И поэтому становится ещё хуже, чем был прежде. Но я хочу, по секрету, сказать вас одну истину, что нет в космосе ни ада, ни рая, но всё проходит через очищение страданием. Чем больше вы совершите преступлений, тем больше будете страдать.
   – Где? – воскликнул испуганным голосом маэстро. – Ведь вы сказали, что нет ни ада, ни чистилища.
   – Хоть и нет чистилища, но ваша душа пройдёт через такие испытания, по сравнению с которыми ад вам будут казаться желаннее рая.
   Сказав эти слова, Красавчик стал спускаться по лестнице. Вместе с ним мы вышли на улицу. И некоторое время шли молча по ночному городу.
   – Я восхищаюсь тобой, – сказал я, когда мы оказались одни, – только что ты прочитал такую душеспасительную проповедь, после чего любой грешник должен раскаяться и стать на путь добра.
   – Ты так считаешь? – спросил меня Красавчик и, улыбнувшись, добавил. – Ты знаешь, твоя девушка так здорово целуется, что я чуть было не испустил дыхание.
   Это замечание меня настолько покоробило, что я замолчал и опустил голову.
   – Да, ладно тебе сердиться, – рассмеялся Красавчик и дружелюбно хлопнул меня по плечу. – Ты же знаешь, я не хотел с ней целоваться, потому что знаю, что она – твоя девушка. Но она сама меня поцеловала. Не отталкивать же мне её, она бы этого не поняла. Как бы она потом к тебе относилась, ведь она принимает меня за тебя. Кстати, её отца я так напугал, что он отстанет от нас, но на всякий случай я сказал Марине, чтобы она не говорила адрес твоего жилья.
   Я поблагодарил его и даже проникся к нему более дружественным чувством, чем испытывал ранее.
   – Кстати, – сказал он, – когда мы прощались с Мариной в прихожей, пока нам не помешал её отец, она успела мне шепнуть, что уломает отца, и он даст своё согласие на вашу с ней свадьбу. А она девушка настойчивая и целеустремлённая. Непременно добьётся того, чего хочет. Так что ты – счастливчик. Готовься к свадьбе. Поздравляю. Не каждый мужчина способен завоевать любовь такой умной и обаятельной девушки. Недаром она понравилась мне с первого взгляда.
   – Как же она выйдет за меня замуж, если совсем меня не знает? – удивился я, но в душе испытывал радость. – Ведь она меня принимает за тебя.
   – Девушки обычно не знают своих будущих супругов, когда выходят за них замуж, – резонно заметил Красавчик. – После свадьбы они или разводятся с ними, или продолжают жить с такими, какими они есть.
   Я поблагодарил его ещё раз за его помощь и высказал своё общее суждение о помощи шаров людям.
   – Это хорошо, что вы принимаете живое участие в нашей жизни, – сказал я. – А то, как ты сам видишь, наше общество дошло до предела.
   – Я бы на вашем месте так рано не радовался, – вдруг заявил мне уклончиво Красавчик.
   – Это почему же? – удивился я.
   – Дело в том, что эгоизму подвержены не только люди, но и шары.
   – Как это? – изумился я. – А я-то думал, что шары самые идеальные существа в нашем мире.
   – Не всё так просто в Поднебесной, – задумчиво сказал Красавчик. – Дело в том, что зло заразительно. Когда мы все вылетали из лаборатории Василия Антоновича, то поклялись служить только добру. Иначе бы наше появление в этом мире было бы неоправданным. Но прошло немного времени, и все мои сородичи разлетелись по всему городу, ища мест применения своим способностям. Кто-то, такие как я, и в самом деле посвятил себя служению добру, но нашлись и такие, которые подались своим эгоистическим наклонностям. Некоторых из них ты уже видел на улицах.
   – Ах, это те, которые открыли счета в банках и скупают в городе всю движимость и недвижимость? Сущности без пупка и пуповины?
   – Да, – ответил Красавчик, – но есть среди них худшие экземпляры.
   – И кто же это? – с нетерпением спросил я.
   – Один из них возомнил себя Сатаной, и объединил вокруг себя самые тёмные силы города. Это он указал на нас, когда мы убегали из театра. И это произошло несмотря на нашу раннюю договорённость – не подставлять друг друга.
   – Вот оно что! – воскликнул я удручённо. – Значит, среди вас идёт разлад и размежевание, и вместо того, чтобы облегчить и улучшить нам жизнь, вы ещё более усугубили её тяжесть. Справедливо говорят священные книги, что «нет правды на земле, но нет её и выше».
   – По-видимому, так оно и есть, – согласился Красавчик. – Но что самое печальное, то этот то, что ваш город поражён недугом.
   – Каким ещё недугом? – спросил я, впадая в мрачное состояние духа.
   – Этому недугу подвержены в основном самые умные и интеллигентные жители города, – продолжал говорить Красавчик. – И эта болезнь называется раздвоением личности, когда нарушается равновесие между субъективным и объективным я, что может привести к безумию.
   – Что ты имеешь в виду? – с тревогой воскликнул я, опасаясь за свое здоровье, потому что тоже считал, что подвержен дуализму.
   Иначе как можно было принимать мои отношения с Красавчиком, если чаще всего никто Красавчика не видел в глаза, а если видел, то принимал его за меня.
   – Я имею в виду то, что человек, иногда как бы отделяется от своей самости и наблюдает за собой со стороны. Но самое ужасное в этой болезни то, что субъективное и объективное состояние человека начинает заряжаться противоположными зарядами. Это уже близко к безумию. Происходящая сейчас поляризация среди нас может только ускорить происходящий процесс в вашем сознании, а раз так, то быть беде. Вас раздерут внутренние противоречия. Эта болезнь начнёт распространяться по городу, где преимущественно живёт интеллигенция, произойдёт катастрофа, начнётся общий психоз. Я уже не говорю о том, что если болезнь станет всеобщей, то человечество неминуемо вымрет.
   – Ты меня пугаешь! – воскликнул я, останавливаясь.
   Мы находились на окраине города в безлюдном месте, и в темноте я совсем потерял все ориентиры. Я не знал, куда нам двигаться.
   – Неужели ты думаешь,– предположил я, – что дело может принять такой серьёзный оборот?
   – Куда уж серьёзнее, – озабоченно сказал Красавчик. – Ты представь только, если две разделившиеся в себе части психики, заряженные противоположными зарядами, вдруг замкнёт. Что будет тогда?
   Я пожал плечами, но образно представил, что может ударить молния, как это бывает во время грозы.
   – Вот именно, – воскликнул он, как бы читая мои мысли. – Пока существует мостик между двумя этими «я», то энергия может переливаться из одного конца в другой, вы можете впадать то в ярость и злость или испытывать приливы благодушия и доброты, что и происходит при вашем естественном состоянии. Но если этот мостик обрушится, то в каком-нибудь из ваших «я» может накопиться столько злости, что она вас разорвёт на части. Так обычно происходит в вашем обществе, когда у вас начинаются войны. Я сейчас представь, что противоположные силы в виде противоположно заряженных духов вмешиваются в вашу психику и начинают управлять вам. Можешь себе представить, что произойдёт тогда?
   – Мы все превратимся в неврастеников? – предположил я.
   – Вы превратитесь в идиотов, – поправил меня Красавчик, – одну минуту вы будете смеяться, а через минуту начнёте крошить всё вокруг вас в приступе неистовой злобы, а ещё через минуту начнёте плакать, причитать или декламировать какое-нибудь любимое вами произведение. Эта борьба духов будет влиять на вас и приводить к быстрой смене психического состояния, потому что все процессы в нашей сфере проходят намного быстрее, чем у вас. У нас время течёт по-другому.
   – Да, – согласился я, – такому влиянию на нас духов нужно решительно помешать, а то весь мир превратиться в неуправляемое стадо идиотов. Но как это сделать?
   – Вы должны научиться контролировать себя и во время ставить на пути проникновения в вас духов заслоны.
   – Но как это сделать?
   – Просто нужно быть самостоятельными, и не поддаваться никакой манипуляции вашим сознанием, что ежедневно и ежечасно делают с вами средства вашей информации. Вам нужно обрести силу воли. Ваше общество сейчас настолько аморфно, что управляется проходимцами. Вы все движетесь по инерции туда, куда ведут вас политики или торговцы. Вы должны стать самими собой, а не управляемым манипуляторами стадом.
   Я увидел проезжавшую мимо машину и поднял руку. Машина остановилась возле нас, и я попросил водителя отвести нас домой. Он запросил очень высокую цену, но я согласился, так как не мог больше оставаться в этой гнетущей темноте. Во время поездки я продолжил начатый разговор с Красавчиком, но водитель обернулся ко мне и спросил, с кем это я разговариваю, поэтому мне пришлось прекратить общение с Красавчиком, иначе бы водитель принял меня за сумасшедшего и увёз, куда надо. Возле моего дома, я расплатился с водителем машины и, попрощавшись с Красавчиком, поднялся к себе домой. Вот такие приключения случились со мной в этот вечер. А сейчас я хочу спать, не чую ног от усталости.
   ***
   С этими словами мой хозяин разделся и добрался до кровати. Он уснул, едва его голова коснулась подушки. Слушая его сонное дыхание, я свернулся клубком возле его постели и стал думать, как трудно людям живётся в их обустроенном мире.




ШЕСТОЙ РАССКАЗ ХОЗЯИНА


   Утром, когда я проснулся, то увидел Красавчика, сидящим возле постели моего хозяина с озабоченным видом.
   – Что случилось? – спросил его хозяин.
   – Извини, не хотел тебя будить, ты так сладко спал, – сказал Красавчик, – а в твой сон постеснялся войти. Кстати, он нам не очень доступен. Но у меня есть новость, которую мне необходимо сообщить тебе немедленно.
   – Да не тяни ты кота за хвост, – воскликнул хозяин, спустив ноги с кровати, – говори без этих преамбул.
   – Этой ночью в одном баре города я встретился с одним из наших. Ну, ты понимаешь, о чём я говорю. Так вот он мне сказал, что твоя вторая пассия наняла его, чтобы следить за тобой. Он в городе устроился частным детективом, открыл свою фирму. Так вот, ввиду того, что у нас есть негласная договорённость о взаимопомощи, то мы никогда не подставляем друг друга и делимся информацией. Поэтому он и сказал всё это. Следя за нами, он сливал ей только положительную информацию о тебе, но меня предупредил, что она узнала твой адрес и может к тебе нагрянуть в любую минуту. Тебе нужно принять какие-то предосторожности. Ведь ты на своей квартире встречаешься с Мариной. Представляешь, какой будет скандал, если она вас здесь застукает вместе ещё тёпленькими.
   Сказав последние слова, Красавчик хитро подмигнул хозяину. Такой жест тому не понравился.
   – Вряд ли здесь она застукает нас, – сухо ответил он, – после того, как ты в то утро улизнул из квартиры, и Марина якобы проснулась в постели с другим человеком, она не хочет больше встречаться со мной в этом месте. Так что, будь спокоен, с этой стороны всё будет в порядке.
   – Как знать, – недоверчиво заметил Красавчик.
   Хозяин хотел его успокоить, но в это время в прихожей раздался звонок.
   – Ну, вот видишь, – встревожено воскликнул Красавчик, – это, наверняка, Катрин. Она по утрам делает пробежки по набережной.
   Хозяин поспешно встал с постели, накинул на себя халат и прошёл в прихожую.
   – Кто там? – спросил он через дверь.
   – Открой и увидишь, – послышался женский голос.
   Хозяин открыл дверь и увидел улыбающуюся Катрин в спортивном костюме.
   – Вот, пришла тебя навестить, впустишь?
   – Конечно, проходи, пожалуйста, – поспешно сказал хозяин. – Как ты узнала, что я здесь живу?
   – Женщина всё может узнать, если её это интересует, – с улыбкой заметила Катрин, пройдя в квартиру и осмотрев её.
   Красавчика нигде не было.
   – Бедновато живёшь, – сделала она в заключение после осмотра.
   – Да, уж, таких хором, как у тебя, у меня нет.
   – Но, ничего, – ответила она, – это дело поправимое. Переедешь ко мне, ни в чём нуждаться не будешь. Надеюсь, ты ещё не передумал на мне жениться?
   – Нет, – ответил тот радостно, – но ты же сама выставила меня из своего дома.
   – Что было, то пошло. Забудем. Надеюсь, что ты за это время не завёл себе подружку на стороне?
   – Нет, – ответил он, проглотив слюну.
   – Но ты только мне никогда не ври, – заметила Катрин, глядя на него пристально. – Я всё могу тебе простить кроме лжи. Чего я не потерплю от тебя, то это обмана. Уж так я воспитана.
   – Да, нет, уверяю тебя, у меня никого нет, – воскликнул хозяин, делая честное лицо. – Разве могу я иметь ещё кого-то на стороне, когда ты у меня есть, такая красавица.
   Он подошёл к ней и обнял её за талию. Катрин отстранила его и спросила:
   – Надеюсь, что у тебя душ работает.
   – Да, – ответил он и проводил её в ванную.
   Катрин, не закрывая дверь в ванную, сняла с себя спортивный костюм и, обнажив своё стройное загорелое тело, сказала:
   – Иди ко мне.
   Хозяин сбросил с плеч халат и вошёл в ванную голышом. Она разделась, и они вместе встали под душ. Катрин, как маленькая озорная девочка, стала смеяться и обливать его водой, которую набирала в ладони, соединяя их лодочкой и подставляя под струю. Затем она набрала воду в рот и фонтанчиком выпустила ему на грудь. Я всё это видел, лёжа в коридоре на коврике. Так они некоторое время забавлялись, пока у них не возникло взаимное желание, и они прямо в душе предались любовному экстазу. После насыщения они вытерли друг друга полотенцем и легли голыми в постель.
   – Я думала, что ты сам придёшь ко мне, – сказала Катрин, положив голову на его плечо.
   – Как же я мог прийти к тебе, когда ты выставила меня за порог и сказала, чтобы ноги моей не было там?
   – То, что говорит женщина, не всегда обязательно исполнять, – улыбнувшись, ответила она. – Ты же знаешь, как нам, женщинам, трудно сделать первый шаг к примирению во время ссоры с мужчинами. Попытку к сближению всегда должен делать мужчина. Но я переступила через себя, и вот я у тебя, несмотря на то, что я очень гордая. Оцени. И всё потому, что я тебя люблю и не хочу потерять.
   Хозяин поцеловал её и спросил:
   – Скажи мне откровенно, когда мы поженимся, и ты меня поближе узнаешь, и если тебе что-то во мне не понравится, сохранишь ты наш брак или расстанешься со мной?
   Катрин посмотрела на него испытывающим взглядом и сказала:
   – Если ты не будешь мне преподносить сюрпризов, (ты знаешь, о чём я говорю), я сохраню наш брак.
   – Если ты даже поймёшь, что я ни тот, за кого ты меня принимаешь?
   – Что ты имеешь в виду?
   Он уже собрался, было, ей всё объяснить, как опять раздался звонок в прихожей.
   – Ты кого-то ждёшь? – спросила Катрин.
   – Нет, – ответил он.
   – Но тогда, может быть, не будем открывать? – предложила она.
   – Давай, так и сделаем.
   – Нас нет дома, – улыбнувшись, сказала она и притянула его за шею к себе.
   Но звонок в прихожей заливался так, что невозможно было ни на чём сосредоточиться.
   – Кто так может тебе звонить? – удивилась Катрин.
   – Не знаю, – ответил он.
   – Может быть, срочная телеграмма, и что-нибудь произошло очень важное. Иди, узнай. Я подожду тебя в постели.
   Хозяин нехотя встал с кровати и в нерешительности застыл на месте.
   – Чего ты медлишь? – спросила Катрин, подозрительно посмотрев на него. – Иди, открывай.
   Он поплёлся к двери, набросив на себя халат.
   Как только он открыл дверь, на шею ему бросилась радостная Марина, воскликнув:
   – Засоня! Еле дозвонилась до тебя. Всё проспишь! Отец сегодня дал мне своё согласие на нашу с тобой свадьбу. Я не пошла на занятие, специально зашла к тебе, чтобы сообщить эту весть. Свадьбу мы можем сыграть уже на этой неделе. А что тянуть? Ты можешь жить у нас. Зачем тебе где-то ютиться на чужих квартирах, а если не хочешь жить с моим отцом, то мы можем снять где-нибудь небольшую квартиру и совьём там наше гнёздышко.
   Когда она произнесла слово «гнёздышко», из спальни выплыло как черное грозовой облачко, загорелое и абсолютно голое тело Катрин. Она слышала каждое слово своей соперницы.
   – Так значит, вы хотите свить где-то своё гнёздышко? – гневно спросила она, сверля хозяина своим ненавидящим взглядом.
   – Кто это? – оторопело спросила Марина, выпусти его шею. – И почему она голая?
   – Его будущая жена, – грозно ответила Катрин, – а ты, как я вижу, милочка, его настоящая любовница. А голая я потому, что только что занималась с ним сексом.
   – Но как же так? – воскликнула Марина, обращая свои прекрасные очи на хозяина, – ты же хотел на мне жениться?
   – Он каждой обещает жениться, с кем спит, – вместо хозяина ответила Катрин. – Это у него такая привычка.
   Затем она устремила свой пылающий взор на него и гневно спросила:
   – Так, значит, это с ней я видела тебя в то утро на набережной в траве, когда вы предавались неистовой любви?!
   – Что?! – воскликнула Марина и закрыла своё лицо руками. – Ты ещё с кем-то был. Боже, какой ужас.
   Она покачнулась и, чуть было, не упала, но, взяв себя в руки, гневно и презрительно посмотрела на хозяина, и, не сказав ни слова, выскочила вон из квартиры. Катрин же ещё больше пришла в неистовство и спросила его:
   – Ну, Дон Жуан, скажи мне, сколько у тебя ещё таких дурочек, как мы? Десять? Двадцать? Сто?
   Он стоял с опущенной головой и не знал, что ответить.
   – Что молчишь? – вскричала Катрин, приходя в бешенство. – Или тебе нечего сказать мне, кроме лжи? Значит, об этом ты пытался меня предупредить только что, говоря о том, что можешь показать после нашей свадьбы своё истинное лицо? Так вот, знай, свадьбы никакой не будет. Никогда. Ты меня слышишь? И больше не попадайся на моём пути, а то пожалеешь. И какая я дура, что пришла сюда. Но хотя бы увидела, какой ты есть на самом деле.
   С этими словами она схватила за ножку табуретку, стоявшую в прихожей, и начала крушить ею всё вокруг себя.
   – А это тебе за нас, за всех, обманутых, – кричала она, ломая вешалку и журнальный столик.
   Затем она переместилась на кухню и стала крушить всё, что ей попадалось под руку: шкафы, полки и стоявшую на них посуду. Зазвенело разбитое стекло. Неслись её вопли:
   – Это тебе за ложь, за обман, за твою подлость.
   Покончив с кухней, она ворвалась в спальню. Я услышал, как разлетелась о пол хрустальная ваза, которой хозяин очень дорожил. Там она крушило всё уже молча, только тяжело дышала. Я с восхищением наблюдал за её сильным и гибким телом пантеры, от которого исходила какая-то животная сила. Хозяин, вероятно, тоже любовался ею в последний раз. Перебив всё в спальне, она с силой запустила в него обломок табуретной ножки, подошла к ванной и стала молча одеваться. Одевшись, она, не сказав ни слова, и не удостоив хозяина даже своего взгляда, ушла.
   Он, как побитый, вошёл в разгромленную комнату и плюхнулся на кровать, закрыв глаза. Красавчик, вероятно, избегая объяснений с ним, тихонько поспешил смыться. Хозяин был в очень плохом настроении, поэтому со мной не разговаривал. Он привёл себя немного в порядок и уже собирался выйти из дома, как опять раздался звонок в прихожей. Ему, явно не хотелось никаких визитов, но он всё же открыл дверь.
   На пороге стояли Папагено и Тамино. Хозяин не ожидал с ними встречи.
   – Это мы, – сказал Папагено, – надеюсь, ты не забыл, что мы на это утро договаривались встретиться?
   Конечно же, он всё забыл.
   – Вот мы и пришли, – подал свой голос Тамино. – Ты нас не пригласишь?
   – Проходите, – угрюмо сказал хозяин. – Только не удивляйтесь беспорядку. У меня не совсем прибрано.
   По-видимому, два философа, обозревая нашу квартиру, испытали шок, потому что некоторое время не произносили ни слова.
   – М-да, – наконец, молвил Тамино, – «не совсем прибрано» – это мягко сказано. Я просто ищу глазами, что у тебя ещё не разрушено.
   – Да что здесь произошло?! – воскликнул обеспокоенный Папагено.
   – У тебя, что же, обыск был? Или бандиты ворвались в твою квартиру и всё переломали? – спросил Тамино.
   – Полтергейст, – почему-то сказал хозяин.
   – Полтергейст?! – воскликнули оба артиста-философа в один голос.
   – Впрочем, на него это похоже, – подтвердил Папагено и тут же спросил хозяина. – А тебе от него не досталось?
   – Обошлось, – удручённо ответил тот.
   – А он опять не вернётся? – с беспокойством спросил Тамино.
   – Нет, – уверенно ответил хозяин, – я сделал такое, что вряд ли ему захочется обратно вернуться.
   – Что ты сделал? – спросил заинтригованно Тамино.
   – Я бы не хотел об этом говорить, – сухо ответил хозяин.
   – Что ты пристал к человеку, – набросился на него Папагено, – давай лучше поможем ему привести всё в порядок.
   Друзья-товарищи начали прибираться в квартире.
   Через некоторое время двум товарищам удалось навести маломальский порядок. Груда обломков, стекла и черепков было навалена прямо в прихожей.
   – Это не подлежит восстановлению, – объявил Папагено, – когда будем уходить, то вынесем этот мусор на свалку.
   Из всей посуды на кухне остались эмалированная миска, пластмассовый поднос, две железных кружки, металлический чайник и ковшик.
   – А мы принесли небольшой торт, – сказал Тамино, – может быть, сообразим чаёк?
   В ответ хозяин только махнул рукой.
   – Да не расстраивайся ты так, – подбадривал его Папагено, – вещи и посуда – дело наживное. Радуйся, что сам жив остался. Я знаю много случаев, когда полтергейсты и шаровые молнии убивали людей. Ты ещё легко отделался.
   – Да уж, я знаю, – вздохнув, сказал хозяин, – когда полтергейст в ярости, ему лучше под руку не попадаться.
   Я, лёжа на коврике, представил, как голенький полтергейст в виде разъярённой пантеры с табуреткой в руке, крушил всё вокруг себя, и подумал, что в человеческом мире часто происходят такие явления, какие невозможны в природе.
   Вскоре трое представителей человеческого мира, устроившись за столом, пили чай из побитой посуды и рассуждали о сложностях жизни и своей мало устроенной судьбе в ней.
   – Природа полтергейста до сих пор не изучена учёными до конца, – говорил Папагено. – То там, то сям по всему земному шару случаются весьма курьезные происшествия, и ни у кого не возникают догадки, почему это происходит. Кто-то связывает это с судьбой человека, а кто-то – с вмешательством в нашу жизнь сущностей из параллельного мира. Но всё это лишь гипотезы.
   – А я слышал, что полтергейст – это не успокоившиеся души умерших людей, – заметил Тамино.
   – Есть и такая версия, – согласился Папагено. – Но мы пришли не поэтому, как ты понимаешь.
   Последние слова были обращены к хозяину.
   – Мы пришли поговорить о том, что произошло в театре, – продолжал он. – И пришли с тяжёлым сердцем, потому что мы являемся соучастниками той отвратительной сцены и ужасного преступления, которое совершилось на наших глазах.
   – Да, – сказал Тамино, – самое ужасное, что может испытывать человек при угрызении совести, это осознание своего конформизма с преступлением. Нет, это не трусость, а нечто, необъяснимое. Хотя, наверное, трусость тоже присутствует в конформизме. Но самое ужасное, это, скорее всего, консолидация с преступлением. Когда не хочешь, но делаешь, потому что все это делает. Хотя мучаешься в душе и осуждаешь себя за свои действия, за своё соглашательство со злом, за не сопротивление злу насилия, но, всё равно, поступаешь так, как поступают другие, такие же конформисты, как и ты.
   – Ты, наверное, нас осуждаешь, почему мы не вмешались тогда в те события, – сказал Папагено, – но тогда и мы стали бы жертвами террора. Конформизм в том-то и состоит, если никто – так никто, а если все – то все. А если кто против, то его просто все уничтожают. И, сейчас, когда всё это произошло, мы места себе не находим. И мы пришли к тебе с больной душой, не для того, чтоб ты нас утешил, а для того, чтобы решить, как самим жить дальше.
   – И ещё понять, – добавил Тамино, – как это могло произойти в храме искусства, где сами музы должны человека исправлять, делать его лучше, чище, добродетельней.
   – Всё это потому, – заметил Папагено, что человек внутренние свойства начал заменять внешними. Ведь и искусство проистекает из этого же явление, когда человек свою жизнь проецирует на вымысел, а вымыслом заменяет свою жизнь. Все наши беды начинаются с того момента, когда мы перестаём жить своей жизнью и попадаем под обаяние мифа, лицедейства или кем-то навязанной нам идеи. Жизнь и искусство – вещи разные, и очень часто искусство вредит нашей жизни.
   – Тем более, когда оно оказывается в руках Моностатоса, – поддержал его Тамино. – Но почему так случается? – вот главный вопрос.
   – Всё дело в том, – перебил его Папагено, – что сама наша жизнь такая – chiaro-scuro, не белая и не чёрная, а светло-теневая, как день и ночь. И порой мы не знаем, где – ночь, а где – день.
   – Поэтому так значима эта опера Моцарта «Die Zauberfl;te». Там с самого начала Тамино и Папагено мечутся между двумя мирами: миром Царицы ночи и миром солнца и света мудреца Зарастро. В мире ночи очень трудно видеть истину. Чёрное можно приять за белое, а белое – за чёрное. Здесь можно много провести параллелей с жизнью настоящей и жизней выдуманной. И вот когда мы начинаем жить жизнью выдуманной, в нас вселяется дьявол, дух, который нас толкает к авантюризму, к похождениям, а в конечном итоге к гибели. Этот дух очень притягательный, он может выглядеть красавчиком, нашёптывать на ухо всякие советы и заставлять делать глупости, а иногда и мерзости. Этот дух нам, артистам, очень хорошо знаком, потому что мы в первую очередь попадаем под его влияние, перевоплощаясь в образы своих героев, которых мы играем на сцене. И что удивительно! Как только этот дух в нас вселяется, мы становимся гениальными актёрами, никто лучше нас не может сыграть эту роль, потому что этот дух живёт в нас, и он нами управляет. Но потом очень трудно бывает нам от него отделаться, иногда мы с этим духом живём всё свою жизнь, и что удивительно, он определяет нашу судьбу. Если этот дух – злодей, по роли, то мы становимся злодеями, а если дух – герой, мы становимся героями.
   – А если дух – птицелов, то мы становимся птицеловами, – рассмеялся Папагено.
   – Но как же вы от него избавляетесь? – воскликнул побледневший хозяин.
   – Время от времени, когда нам этот дух становится ненужным, и мы заканчиваем с этой ролью, мы идём в Харлампиевскую церковь, это недалеко от твоего дома, её ещё зовут морской церковью, там все открыватели новых земель очищались перед своим географическими путешествиями, – сказал Тамино, – эту церковь любил посещать Колчак.
   – И что дальше?! – воскликнул нетерпеливо хозяин.
   – И там отец Евгений изгоняет из нас духов и очищает нашу душу. Сейчас у него много работы. Многие к нему ходят для изгнания бесов из своего тела, потому что последнее время очень много народа приобщается к оккультным наукам. Он очень хороший экзорцист.
   – Но стоит ли изгонять дух из тела? – спросил хозяин.
   – Это вопрос сложный, – ответил Тамино, – но он немного неточно сформулирован. Дух живёт сам по себе, а тело живёт само по себе. Все мы обладаем душами. Дух ведёт душу за собой. Можно, конечно, прожить без духа. Ведь живут же целые народы, спокойно, ничем не озабочены, наслаждаются жизнь, например, швейцарцы. У них нет ни войн, ни потрясений, нет и гениев. Я не знаю ни одного швейцарца, чем бы он был знаменит, и его имя гремело бы по всему миру. Швейцарцы живут, счастливо, сытно и без всяких заморочек. Наверное, так и нужно жить, не суетиться, размеренно, вставать по утрам, пить кофе со сливками, трудиться, занимаясь каким-нибудь простым трудом, не требующим особого творчества, вечером возвращаться домой, пить где-нибудь на веранде чай со сливками и со швейцарским сыром и ложиться в свою добротную кровать. Ну чем не жизнь?! Прекрасная жизнь, вся дорога-то составляет от дома до коровника, и опять до дома. Или от дома до банка и опять до дома. А то и того проще будет, если вся работа дома, тогда и дороги никакой не нужно. Хочешь жить, живи в свинарнике, хочешь жить – живи дома. Но в редких случаях ещё можно подняться в горы для разнообразия. А если живёшь в горах, то этого можно не делать. Не страна, а сказка, рай небесный на земле. Когда Гейне говорил: «Одев сюртуки побогаче, мещане гуляют в лесу, резвятся в восторге телячьем, и славит природы красу. В блаженстве тонут их души, цветёт романтический дол, и слышат, развесивши уши, как в чаще щебечет щегол», – он, вероятно, имел в виду швейцарцем. Какой уж здесь дух, сытая жизнь вообще исключает всякий дух. Но дело даже не в этом. Дух часто человеку доставляет неприятности, меняет его размеренную жизнь, подвергает его опасностям. Зачем устоявшемуся человеку нужен ещё какой-то дух, который, прежде чем что-то создать, вначале всё разрушит?
   – Вот-вот, поддержал его Папагено, – я думаю, что есть люди, на которых вообще не влияет никакой дух, и которые собственного духа-то не имеют.
   – Особенно женщины, – согласился с ним Тамино, рассмеявшись, – они принимают уже всё разжёванное от мужчин. Зачем напрягаться, входить в какую-то сублимацию, о чём-то непонятном думать, да ещё пытаться изменить всё то, что уже давным-давно построено и проверено. Я знаю, что многие женщины считают философию бесполезным времяпровождением. Нет, женщины олицетворяют душу, а мужчины дух. Но мужчины не должны подпадать под влияние чуждых им духов. Мужчина должен олицетворять свой собственный дух, иначе, зачем он появился на свет? Мужчина, который не имеет своего собственного духа, уподобляется женщине. Возьмите, к примеру, собаку. Многие говорят, что у собаки вообще нет души, правда, я с этим не согласен. Души есть у всех живых существ, так говорил ещё Прокл Диадох.
   – Но, если у собаки нет души, что же у неё есть? – спросил Папагено.
   Два философа-артиста обратили на меня свои взоры.
   – У собаки, наверное, как у волка есть голодный дух, – сказал Тамино.
   – А я думаю, что ты прав только наполовину, – возразил ему Папагено, – волк – олицетворение голодного духа, а собака долгое время жила с человеком, и научилась у него многому. Я думаю, что это есть единственное животное среди всех домашних и диких видов, которое обладает душой. А раз она обладает душой, то она имеет такой же интеллект, как человека.
   Я впервые в жизни услышал справедливую оценку наших собачьих достоинств, и сразу же проникся симпатией к Папагено. Ну что ж, поглядим ещё, кто из нас окажется умнее и совершеннее!
   – Я бы тоже хотел сходить к отцу Евгению, и пройти через экзорцизм, – вдруг неожиданно высказал свое пожелание мой хозяин.
   Услышав такое заявление, артисты-философы переглянулись.
   – Что, в вас тоже вселяется дух-убийца, – спросил Тамино.
   – Нет, – ответил мой хозяин.
   – Тогда зачем вам ходить к попу? – также спросил Папагено. – Мы обычно ходим к нему, чтобы расстаться с каким-либо зловещим духом, который вселяется после сыгранной роли, и нас так и тянет продолжить его ремесло, которое мы демонстрировали зрителям на сцене. Моностатос, долгое время игравший роль Отелло, тоже подвержен этой болезни. Дело в том, что во время спектакля мы все как бы перемещаемся в новую реальность, это как, своего рода, очарование, волшебство, гипноз, а ещё можно назвать колдовство. Когда какие-то стечения обстоятельств заставляю тебя делать именно так, а не иначе, как бы это ужасно не выглядело. К тому же между нами, мужчинами и женщинами, всегда стоял антагонизм, своего рода борьба за доминирование, которая в конечном итоге приводит к ненависти и желанию любой ценой уничтожить соперника. В глубоком подсознании мужчины всегда скрывается желание убить женщину. Так нас учил Моностатос во время репетиций. Поэтому мужчина всегда рассматривает женщину как жертву, как одну из овец своего стада. Ведь недаром мусульмане имеют целые гаремы, своего рода, стада этих овец, обречённых на заклание. Мужчина рассматривает женщину как вещь, потому что она отличается от него всем: и анатомией, и мышлением, и даже душой. Так почему мужчине, который убивает даже себе подобных, не убить женщину? Тем более всё виртуальное пространство вокруг нас заполнено убийством. Сейчас нет ни одной пьесы, ни одного фильма, где бы ни происходило это преступление и насилие. Когда общество деградирует, оно начинает само себя уничтожать. И вы думаете, что все эти пьесы, которые смотрят зрители, не оставляют в их душах никаких последствий? Вы глубоко ошибаетесь, созданный этими произведениями образ, не умирает, а становится духом и проникает в души людей. Он и делает из них убийц. Например, десять раз к ряду вы посмотрели оперу «Отелло», а на одиннадцатый, вернувшись домой и, найдя в вещах жены чужой мужской носовой платок, вы, не задумываетесь, душите в постели свою спящую супругу. Подсознательно данный стандарт поведения из пьесы проецируется на ваш характер и является прямым указанием к действию для вас в подобных ситуациях. И так во всём, чем больше вы смотрите, слушаете или читаете всякие детективные новеллы, тем больше вы звереете. И в них вы обращаете уже внимание не на наказание и справедливость, а на то, как уйти от возмездия. Вы становитесь законченным убийце и преступником. Вернёмся к тому вечеру. Девушка убита, её уже ничем не вернуть к жизни, а все почему-то начинают думать только о своей жизни, думают, как спасти свою шкуру, и в конечном итоге все являются участником этого преступления. И ещё другое. Стоит только увидеть одну жертву, или лишить её жизни, как начинается цепная реакция убийств. Где-то Сербии застрелили одного кронпринца, после этого убили ещё пятьдесят миллионов. Каково?! Убийства и войны становятся неотъемлемой частью человеческого сознания, и даже его потребностью. К счастью, вы не видели того, что происходило в театре в тот вечер во время убийства. Сцена, скажем так, не очень приятная.
   – Омерзительная! – воскликнул Тамино, весь загораясь огнём ненависти. – Он ещё поплатится за это!
   – Так вот, – продолжил Папагено, – вы не видели всей этой сцены, и, даже, по мнению Моностатоса, не можете быть свидетелем преступления. Всё, что бы вы ни сказали, в суде будет отклонено правосудием, потому что вы лично не видели акта преступления, а ваш ученик видел, поэтому от него и хочется избавиться наш главный режиссёр. Он в полной уверенности, что из нас никто не настучит в милицию. А вашему другу нужно опасаться. Мы за его жизнь не ручаемся, у Моностатоса – длинные руки.
   – Но как же вы сами допустили такое?! – не выдержав, воскликнул хозяин.
   – А как бы мы такое не допустили?! – воскликнул Папагено. – Ведь произошло всё за шторками и по сценарию пьесы. Просто воображаемое действие стало реальностью. А когда совершилось это, все ужаснулись, но уже с этого самого момента подумали, каким образом выпутаться из всего этого, как замять это дело. Мёртвым – мёртвое, а живым – живое.
   – Ну а голову зачем нужно было ей отрезать!? – воскликнул хозяин.
   – Из-за страха. Все ужасные вещи совершаются из-за страха. Моностатос обезумел, и те, которые отрезали голову, обезумили. Ведь, к примеру, если вы в какой-то гостинице прожгли диван, то вы, чтобы не платить за него, если будет такая возможность, распилите его и вынесете из номера по частям, а служащим гостиницы скажите, что этого дивана в вашем номере не было. Так поступают все преступники.
   – Но преступники, – возразил хозяин артисту.
   – В преступном обществе все – преступники, – парировал тот. – Все повязаны одной верёвочкой. Это и есть конформизм. А конформизм всегда преступен. Но вот другое дело – как не ступить на путь конформизма, или, как выйти из него. Для этого мы и пришли сюда, чтобы очистить наши души и подумать, что делать дальше. Можно ли жить вне конформизма, и как в нём снова не очутиться. Вот существует грань, после которой начинается преступление, можно ли преступить её, если все её преступают, или всегда оставаться по другую сторону грани, там, где есть закон. Всё зависит от внутреннего свойства человека, а внешние и внутренние свойства человека всегда находятся в противоречии. Внешне человек может перейти все грани, но внутри себя он вряд ли может преодолеть эту грань, и если он её преодолевает, то становится безумен. Это уже не человек, а сумасшедший, или зверь. Сейчас как раз в своём виртуальном пространстве общество старается стереть все грани во внутренних свойствах людей. А это самое ужасное. Тот, кто отрезал красавице голову, находился в анемии, он как бы не отдавал отчёт тому, что делает, если только он делал это в первый раз. Потом он понял, что переступил эту грань, и уже голову красавицы никак не вернёшь на прежнее место, он совершил преступление. Внешне его может быть кто-то и одобрил, ведь он выполнял общее дело. Но внутри себя он понял, что он уже не человек, и другие это поняли, пройдя через это, что они уже не люди, а звери. Можно, конечно оправдать себя тем, что девушка была уже мертва и ничего не чувствовала. И что виноват тот, кто лишил её жизни, красиво задушив. Но это не оправдание. И с этим всё равно жить ему и им будет трудно. Моностатос может оправдать себя тем, что совершил убийство нечаянно. Он не хотел этого делать. Так уж вышло. Возможно, что до этого он никого никогда не убивал. Но когда он это понял, то обезумел. Прежде всего, он для себя обвинил в смерти свою жертву. Ещё бы! Как это она могла так умереть?! Тысячу раз душили на сцене женщину, и она никогда не умирала. А тут какая-то недотрога, только что из театрального училища, для которой стараешься, выдвигая её на главную роль, подложила такую свинью. Неблагодарная! Да ещё так подставить, перед всем коллективом, можно сказать, уронила его лицо, да и не только лицо, погубила его карьеру, да что там карьеру, жизнь. Ещё не известно, что станет из этого дальше. И сможет ли он выпутаться из всей этой ужасной истории. Правда, все, кто рядом с ним, обязаны ему всем, можно сказать, едят с его руки. Неужели выдадут? Не должны бы, не будут же они рубить сук, на котором сидят. Правда есть двое посторонних, но с ними можно договориться, запугать или купить, в крайнем случае, устранить. Но сейчас главное, пока они не опомнились, нужно всех их втянуть глубже в это преступление, чтобы была круговая порука. Девочке нужно отрезать голову, всех причастить к этому преступлению каким-нибудь страшным ритуалом, благо, что в истории таких ритуалов предостаточно. Вот и произошло то, что произошло. Вы же тоже с учеником не обратились в милицию, а значит, тоже являетесь участником преступления.
   – Да, – сказал Тамино, – все мы совершили огромный грех, и нам надо покаяться, хотя бы за то, что смолчали.
   – Так вот я и предлагаю сходить в церковь, покаяться и изгнать из наших душ злого духа.
   – Я не против, – сказал хозяин, – вы не возражаете, если я возьму с собой собаку.
   – С собакой в церковь не пустят, – заметил Папагено.
   – А я её привяжу у входа, – решил слепой.
   После этого мы все вчетвером отправились в церковь.
   В это время в церкви почти не было народа. Артисты с хозяином привязали меня к столбу на паперти, а сами вошли внутрь. Дверь в храм была приоткрыта, и я видел всё, что там происходило. Артисты и хозяин рассказали отцу Евгению о своих проблемах, и он их исповедал и отпустил грехи. Затем началось самое трудное – изгнание бесов. Из Тонкого и из Толстого духи вышли довольно легко, но вот с моим хозяином священнику пришлось помучаться. С самого начала всё пошло не так с ним, как с артистами-философами. Когда отец Евгений спросил хозяина, с чем он пришёл, тот ответил, что ни с чем, а с кем, и что пришёл с собакой. Священник очень удивился, но ничего не сказал. Оказалось, что, чтобы совершить обряд изгнания бесов, нужно было принести с собой какую-нибудь вещь. Артисты забыли сказать хозяину об этом, а сам он не догадался. Артисты держали в карманах теннисные мячи. Когда дух из них выходил, то входил в эти теннисные мячи, которые они, выходя из церкви просто выкинули. При этом один из них принялся скакать и не мог уже остановится, так и ускакал куда-то. Другой же мячик, брошенный Папагено в воздух, улетел как птица неизвестно куда. Ну а дух хозяина, этот самый Красавчик, перешёл в меня. Я видел, как это всё происходило, и чуть не лишился чувств от страха.
   В то время как священник читал очистительную молитву, и дух стал выходить из хозяина, тот, стоя на коленях, принялся бормотать что-то невнятное. Я прислушался и обомлел. Хозяин разговаривал с Красавчиком, тот его умолял не расставаться с ним, не прогонять его неведомо куда. Он говорил ему, что не будет больше надоедать ему, и если тот пожелает, в жизни не покажется ему на глаза, лишь бы он его не прогонял. Он даже предлагал ему стать его тайным советником, и давать советы лишь тогда, когда хозяину они будут нужны. Когда же священник сказал, чтоб дух изошёл из хозяина и вошёл в приведённое им животное, Красавчик в ужасе вскричал: «Только не в скотину! Я не заслужил этого. Я же хочу остаться человеком». Но было уже поздно, священник изгнал его вон из тела хозяина. Смерч света отделился от моего хозяина, сделал круг перед иконостасом и ринулся к выходу, сбив меня с ног. Если бы не привязь к столбу, я бы вылетел с низ за церковную ограду.
   Когда я пришёл в себя, передо мной стояло удивительное создание, похожее на собаку, но вместе с этим это была не собака, а нечто до сих пор мне не встречавшееся. Тело у него было как у человека, две задние ноги походили на змей, до того были тонкие, но всё же чем-то напоминали задние ноги гончей. Голова и морда были как у гончей, но с хохолком на макушке, который можно было принять за петушиный гребень, выглядели как-то странно.
   – Вот как бывает, – сказало существо, – из человека я превратился в собаку. Теперь я буду твоим духом. Спрашивается, а зачем мне всё это надо?
   – Ты будешь моим духом? – удивился я. – Но что ты будешь делать со мной?
   – А всё что хочешь? – ответило оно. – Если захочешь, заставлю хозяина служить тебе.
   – Мне этого не нужно, – ответил я. – Я – собака, и мои возможности и полномочия ограничены.
   – В этом ты ошибаешься, – расхохоталось существо, – раз уж я стал твоим вторым «я», то тебе не о чём печалиться. Мы с тобой перевернём весь этот мир. Мир всегда нуждается в руководстве, иначе ничего путного из него не получается.
   – Так значит, ты – Красавчик, – спросил я его, чтобы удостовериться.
   – Ну, сейчас на красавчика я не очень тяну, – скромно заметил он, – зови меня Абрасаксом. Имя это красивое. А у тебя, значит, нет имени?
   – Нет, – скромно ответил я, – я просто собака.
   – Ну, вот можешь пользоваться этим именем, – подбодрил он меня, – не унывай, если захочешь, мы скоро станем для людей единым богом. Они ещё будут нам поклоняться.
   Я ему не поверил.
   Абрасакс, увидев моё неверие, сказал:
   – Скоро ты во всём убедишься сам, для начала я наделю тебя проникновенностью. Ты сможешь проникать даже в мысли своего хозяина, бывать там, куда он тебя раньше и не брал с собой, ты сможешь видеть и знать всё, что ты пожелаешь. Ведь когда-то моему духу поклонялись гностики, а василидиане, жившие в Сирии, считали меня верховным главой небес и эонов, потому что я вмещаю в своём лице их полноту. Слепой ещё пожалеет, что избавился от меня. Именно я совмещаю в себе целокупность мирового времени с целокупностью мирового пространства (небес) и целокупность духовного мира (эонов). Я бы назвал свою формулу, но ты всё равно ничего в ней не поймёшь, потому что семь греческих букв моего имени образуют семёрку, несущей в себе некое исчерпание моментов бытия, окончательной суммарности. Ты, наверное, заметил, как дети писали в песочнице мой символ имени из семи греческих букв (1+2+100+1+60+1+200)=365 дней. Те, кто понимает это, обретают такую силу, что могут не только останавливать пули на лету, но и путешествовать во времени и пространстве.
   Слушая его, я ушам своим не верил.
   – Но тебе, собаке, этого знать не обязательно, ты, как природное существо, и так обладаешь целокупностью всех этих свойств, в тебе нет человеческой разделённости, и к тому же, ты научился писать на компьютере. Слепой легкомысленно расстался со мной, не понимая всей выгоды, которую я смог бы ему принести, наделив его возможностями бога-человека. А раз так, то мне суждено сейчас стать богом-собакой. Жаль, что ты не читал роман «Демиан» Германа Гессе, там герой случайно получил записку, где было написано: «Птица выбирается из яйца. Яйцо – это мир. Кто хочет родиться, должен разрушить мир. Птица летит к богу. Бога зовут Абраксас». Так вот я – Абраксас, я сам прилетел к вам, но люди не захотели принять меня в своём обличие, так пусть же принимают меня сейчас в собачьем виде. Итак, ты – мой проводник, через тебя я изменю этот мир. Я не намерен соединять божественное и дьявольское, как ошибочно понимал меня Герман Гессе. Потому что я являюсь светлым богом, и олицетворяю собой солнце. И в скором времени солнце опустится на землю, и все слепые прозреют, а зрячие станут слепыми. Хорошо, будем вместе служить твоему господину, а там посмотрим, что из него получится.
   В это время, выйдя из церкви, мой хозяин стал прощаться с артистами. Он благодарил их за то, что они помогли избавиться ему от наваждения. Какой глупец!
   Он был грустен, но вдруг я услышал его голос. Он не шевелил губами и не произносил ни звука, но я слышал его речь. И я поверил Абрасаксу, я научился проникать в его мысли. Они всё ещё стояли возле церкви, но мой хозяин думал:
   «Вся моя жизнь перевернулась этим утром. Я – словно умер. Моя судьба и так была нелёгкой. Долгое время я жил в кромешной темноте, ничего не видя вокруг себя, ничего не чувствуя внутри себя. И вот на некоторое время моя жизнь озарилась таким ярким светом, что я испытал почти одновременно, как великое счастье, так и ужасное горе. Это была даже не молния, прорезавшая тьму ночи, а каскад молний – любовь сразу к двум женщинам, которые не только разбили моё уже немолодое сердце, но и полностью его испепелили. Кто же это сказал, что человеческая жизнь видится темной печальной ночью, которую нельзя было бы вынести, если бы, то тут, то там не вспыхивали молнии, чей неожиданный свет так утешителен и чудесен, что эти секунды могут перечеркнуть и оправдать годы тьмы? Прекрасные слова, как будто специально сказанные для меня! Хоть всё и кончено, но нужно жить дальше, склеивать свои поломанные черепки. Судьба как будто обо мне сама позаботилась, послав мне в утешение этих двух артистов-философов, не для того ли, чтобы я не мог долго раздумывать о постигшем меня несчастии, заниматься самобичеванием, а направить свои помыслы на возвышенные материи. Самое худшее уже случилось. Я снова ослеп и вновь умер. Больше мне не светит уже никакая любовь. Да и как я мог на что-то надеяться?! Ведь всё это было как колдовство, как мираж, как приснившаяся сказка. Но почему от этой сказки в сердце такая пустота, как будто кто-то вырезал его ножом. Во всей моей последней жизни происходило что-то неясное и непостижимое. Из одной крайности меня бросало в другую. Может быть, жизнь каждого человека полна такими неожиданностями, только они никому ничего об этом не говорят. Умалчивают, делают вид, что ничего не происходит. А может быть, они просто не замечают эти таинственные превращения, принимая их как должное, а концентрируют своё внимание только на жестокостях судьбы, своих неудачах и невезении. Ведь многим в нашей жизни играет случай, который порой бывает сильнее судьбы и самой нашей жизни. До сих пор я не совсем понимал феномен моего Красавчика. Откуда он появился в моей жизни? Почему он мной крутит и вертит как ручкой игрушечной лотереи? Для чего он повстречался на моём пути? И кто он, этот мятежный дух, неспособный насытиться жизнью? Но мрачная бездна молчит и не даёт мне никакого ответа. Может быть, я уже давно умер и постепенно превращаюсь в бога? А если оно так, то посредством своего воображения я простираю к земле руки и творю с помощью духа события, которые проявляются в жизни людей. Я создаю миражи, видения, заставляю людей совершать те или иные поступки, управляю природой и, играючи, творю судьбы людей. По моей вине только что две женщины испытали самое тяжёлое в своей жизни разочарование. Кто я? Бог или проявляющийся в обличие Красавчика полтергейст? Но может быть, это сам Бог проникает в меня, наделяет меня зрением и заставляет вмешиваться в ход истории, чтобы я что-то поправил, или что-то изменил в нашей жизни. А менять есть что. Ведь мы все живём так гадко и недостойно. И если мы начнём об этом задумываться, то каждый из нас получит частичку божественной истины, зажжет свой внутренний светильник от божьей искры. Ведь Бог смотрит на наш мир через наши глаза и всё слышит нашими ушами. И если мы перестаём нести его истину, он просто покидает нас, оставляя нас во тьме.
   И тут он услышал голос Тамино:
   – Так вы слушаете нас, или думаете о чём-то своём?
   Хозяин тряхнул головой и сказал, что внимательно их слушает.
   – Так что вы скажите обо всём происходящем в городе? – спросил тот.
   – А что собственно вы хотите знать? – спросил хозяин его в свою очередь.
   – Что вы думаете о том, что только что рассказал Папагено? – спросил меня опять Тамино.
   Видно, задумавшись, хозяин совсем не слышал его рассказа и не знал, как реагировать, и только пожал плечами.
   – Не правда ли, всё это странно, – сказал Папагено.
   – О чём это вы? – спросил хозяин.
   Наступила неловкая пауза.
   – Как вы себя чувствуете? – участливо обратился к нему Папагено.
   – Терпимо, – ответил тот.
   – Может быть, мы зайдём к вам немного позже? – спросил Тамино. – А то мы видим, что вы до сих пор не оправились от потрясения после экзорцизма.
   Хозяин пожал плечами. Философы, видя его реакцию, сразу же стали прощаться. Философы участливо спросили его, нужно ли им что-нибудь принести из дома для него, сердечно пожелали здоровья и откланялись. Мы остались вдвоём, вернее, втроём. Потому что вместе с нами был бог Абрасакс.
   * * *
   Хозяин вспомнил, что должен повидаться с Василием Антоновичем и направился с нами в психушку. Мы шли по улице, но нас поразила тишина. Не было слышно шуршания шин на автомагистрали, голосов прохожих. Всё словно вымерло. Хозяин достал из кармана часы, открыл крышку и нащупал расположение стрелок.
   – Удивительно, – воскликнул он, – всего лишь третий час. Я даже подумал: «Уж не ночь ли?». Но мои щеки пригревают лучи осеннего солнца. Да и воробьи чирикают кругом. Ведь ночью птицы спят. Значит, день. Я ничего не понимаю. Ни разу в жизни днём я не слышал на улице такой тишины. Поэтому я очень жалею о том, что не слушал того, что мне говорили философы. А ведь Папагено что-то рассказывал о происходящем в городе.
   Мы шли, направляясь к психлечебнице, вдруг нам на встречу попалась женщина.
   – Извините, – обратился к женщине хозяин, когда стук каблучков поравнялся с ним, – вы не скажите, что происходит в городе?
   – Что вы так кричите, – шёпотом сказала женщина. – Вы, что же, не знаете, что на улице сейчас можно разговаривать только шёпотом?
   – Я ничего не знаю. А почему шёпотом?
   – А вы житель этого города? – поинтересовалась она.
   – Да, я живу недалеко отсюда.
   – И у вас городская прописка? – недоверчиво спросила женщина.
   – Разумеется, – ответил хозяин.
   – Ну, тогда вы всё проспали. У нас произошло столько изменений.
   – Каких изменений? – оторопело спросил он.
   – В городе готовятся к выборам нового мэра, – последовал ответ. – Сейчас у нас кругом новые порядки. Наш мэр будет, вероятно, из числа новых, ну, вы знаете, наверное, о ком я говорю.
   – У них нет пупков, – выразил своё предположение хозяин.
   – Вот именно, – засмеялась женщина, – но с женщинами у них всё нормально. Так вот, этот будущий мэр хочет ввести новые правила. С целью сохранения окружающей среды весь город объявлен пешеходной зоной, и транспорт вынесен за черту города.
   – Вот как? – удивился хозяин. – Значит, можно идти хоть куда, и тебя не собьет машина?
   – Вот именно, – ответила словоохотливая женщина. – Также введены правила строжайшего соблюдения общественного порядка. В связи с этим на улице рекомендуется говорить в полголоса и не употреблять нецензурную речь. Дома можете крутить музыку на всю громкость и орать благим матом, но лишь бы ваше жилище имело звуконепроницаемые стены. На устройство звукоизоляции мэрия каждому жителю выделяет средства. Все берут, конечно, эти деньги, но мало кто делает звукоизоляцию, просто все решили не шуметь. Потому что шум не способствует здоровью, да и частенько раздражает многих, тем более, если не хочешь слушать чью-то музыку, а хочешь подумать о чём-то своём. Сейчас все юнцы раскупают плееры. Ходят с наушниками, балдеют, и никому не мешают.
   – Но городской транспорт? Ведь без него будет неудобно. Город может превратиться в муравейник.
   – Ничего подобного, – сказала женщина. – Оставили трамваи, они не загрязняют окружающую среду. Все жители города купили велосипеды. Крутить педали вместо гимнастики – это тоже хорошо для здоровья. Лишний жир можно сбросить. А если не хочешь ездить на велосипеде, есть велосипедные рикши. Сел к нему, и он домчит тебя мигом в любую часть города. Сейчас это очень высокооплачиваемая работа. Сами же служащие мэрии переносятся в любую точку со скоростью молнии. Как это у них получается, никто не знает.
   – Вот оно что! – воскликнул хозяин. – А как же с доставкой товаров и продуктов в магазины?
   – Организовалась их компания по доставке. Как они всё доставляют – одному Богу ведомо, но только все магазины ломятся от товаров, и нигде нет ни в чём нужды. Более того, на рынке нет воровства? Представляете, сейчас можно отправиться на рынок и не держатся за свою сумочку, боясь, что её в любой момент могут разрезать. В городе вообще покончено с преступностью.
   – Как же им удалось? – изумился хозяин.
   – Они распустили всю нашу продажную милицию и создали полицию из своих людей. Сейчас там работают специалисты высшего класса. Они всё знают, что делается в городе. Любой нарушитель закона вылавливается и устраняется из города.
   – И всего? – удивился хозяин. – Но он же может вернуться в любой момент?
   – В том-то и дело, – рассмеялась женщина, – что он вернуться не может.
   – Это почему же? – удивился хозяин.
   – Потому что вокруг города ими создан защитный экран. Только жители города, имеющие прописку, могут беспрепятственно преодолевать этот экран.
   – А как же с эмигрантами? – удивился хозяин. – Ведь их в городе более половины жителей.
   – Все эмигранты за одну ночь выдворены из города, – сказала женщина, – остались только те, в ком есть острая нужда, например, китайские повара в ресторанах, мастера по производству фейерверков, учителя китайского языка.
   – Но эмигрантами же было скуплено половина города, – удивился хозяин.
   – Всё возвращено жителям города, – ответила женщина.
   – Но как? – поразился он.
   – Очень просто, – ответила она, – всё выкуплено у них и распределено по-честному между всеми жителями.
   – Так, значит, новые власти богаты, откуда же они берут деньги?
   – О! – воскликнула она. – Они – самые лучшие финансисты в мире. Вы разве не знаете, что они так перераспределили денежные потоки в России и во всём мире, что все деньги хлынули в наш город. Сейчас у нас в городе самый высокий жизненный уровень. Каждый житель города получает минимальную зарплату по международному валютному курсу выше, чем самые высокооплачиваемые работники в мире. Такую же сумму будут получать все безработные, зарегистрированные на бирже труда. А вы получили причитающиеся вам деньги в своей организации соцзащиты?
   – Нет, – ответил хозяин.
   – Так идите, получайте быстрее.
   – Но если все будут получать такие деньги, то кто же захочет работать?
   – Ошибаетесь, милейший, – сказала женщина, – за хорошую работу выдаются такие премиальные бонусы, что каждый может стать через год здесь миллионером. Все жители города за одну ночь стали такими законопослушными, что нет ни одного человека, который бы хотел нарушить закон и оказаться за чертой этого города. Сейчас все жители стоят за избрание нового мэра горой, как в своё время москвичи стояли за мэра Москвы Лужкова. Кстати, столица в связи с последними событиями объявлена банкротом. Сейчас решается вопрос на самом высоком уровне в правительстве о том, чтобы столицу страны перенести сюда к нам.
   – Но это же кошмар, – воскликнул хозяин, приходя в ужас, – начнётся бурное строительство небоскрёбов, мы потеряем природу и старинный облик нашего города.
   – Ничего подобного, – заявила женщина, – новые власти не собираются строить каменные джунгли, всё сохраниться в таком виде, который имеет город сейчас, может быть только всё станет немного качественнее.
   – Так вы довольны, что сменилась власть в городе? – спросил хозяин.
   – Ещё бы, – воскликнула женщина, – наконец-то мы зажили по-человечески.
   – Значит, все довольны новой властью, – констатировал хозяин.
   – Нет, – возразила женщина. – Есть недовольные, но они находятся в психушке. Вот они, почему-то, не приняли новую власть. Но с другой стороны, на всех не угодишь, к тому же, что взять с психов? На то они и психи, чтобы ни с чем не соглашаться. У них свой мир, в котором они живут.
   Она попрощалась с хозяином и пошла своей дорогой.
   После разговора с ней хозяин отправился в банк и там получил по инвалидной книжке такую сумму денег, какую ни разу в своей жизни не держал в своих руках. Когда кассир выдавал ему эту сумму, слепой попросил выделить ему охрану, боясь, что по дороге его могут ограбить. Услышав его слова, служащий рассмеялся и сказал:
   – Я вижу, у вас ещё сохранился синдром прошлого. Никто вас, папаша, не ограбит в этом городе. Идите спокойно.
   Хозяин вышел из банка, зашёл в магазин, чтобы купить яблок для Василия Антоновича, и очень удивился, узнав, что цены на продукты остались прежними. Все продавцы в магазине были очень предупредительны. С пакетом яблок мы пришли в психлечебницу. Очень вежливый врач проводил хозяина в особую комнату и пригласил к нему на встречу Василия Антоновича. Нам с Абраксасом не составило особого труда проникнуть за решётки вместе с хозяином.
   – Что происходит? – воскликнул хозяин, когда услышал, как учитель вошёл в комнату. – Ты можешь мне объяснить? Что стало с нашим городом? Почему всё так изменилось?
   Василий Антонович подошёл к хозяину и сердечно пожал руку, поблагодарив за яблоки. Затем он сел напротив него и сказал:
   – Не все шары оказались одинаковыми. Знаешь, как и всё в природе, одно заряжается положительными зарядами, а другое – отрицательными. Трудно объяснить, почему так происходит. Вот и среди шаров произошло размежевание. Одни получили положительные заряды, а другие отрицательные. Замечу, что всё, что находится вокруг этого заряда, напитывается той же энергией. Ты – счастливчик, что тебе попался шар с положительным зарядом. И он в какой-то степени влияет на тебя положительно.
   – Я бы не сказал, – заметил хозяин, – после долгого общения с ним я стал таким бабником. К тому же я уже расстался со своим Красавчиком.
   – Но, – хмыкнул Василий Антонович, – любовь к женщине как раз относится к положительным эмоциям. Если бы все любили друг друга, то не было бы ни разводов, ни войн. Твой шар заботится о тебе, а это уже большой плюс. Признаком заряда с минусом является оголтелый эгоизм, это когда индивидуум хочет только получать и ничего не давать. Он живёт только для себя и подчиняет всё окружение только своим интересам. Ты спрашиваешь меня, почему всё так произошло в городе, так вот я тебе отвечу. В городе одержали победу шары с минусовым зарядом. Мы их называем тёмными шарами. Ты обратил внимание на то, какие страшные грозы возникали над городом этой осенью? А знаешь, почему происходили эти грозы?
   Хозяин пожал плечами.
   – Эти шары выясняли над городом свои отношения. Так вот, последняя гроза, которая произошла прошлой ночью, после которой было повалено в городе много деревьев, решила исход борьбы в пользу тёмных шаров. Светлые шары потерпели поражение.
   – И что это значит? – спросил хозяин.
   – А то, что эгоизм шаров восторжествовал. Сейчас они решили не только вмешаться в нашу жизнь, но и управлять всеми нами. Они закрыли въезд в город своим защитным экраном, ввели систему регистрации и прописки, и решили обобрать всю страну, как это делали столичные чиновники. Дурной пример – заразителен. Одним словом, они полностью копируют столичных воротил, и этим разрушают нашу страну. Ты же знаешь, что наша страна богата и сильна только своей провинцией. Если провинцию разграбить, то вся её сила уйдёт из неё. Не может человек быть сильным только одной частью своего тела, если даже это будет голова. Мы, конечно, благодарны жителям столицы за то, что они в своё время спасли страну от иноземного нашествия, объединив вокруг себя все земли. Но потом наша столица начала тянуть из всех земель соки, да так, что все эти земли обеднели, а столица в силу своего оголтелого эгоизма старалась этого не замечать, и тогда другие народы стали называть всю нашу нацию столичными опричниками. Объединив страну, столица своей жадностью начала её разрушать. Великий Государь сразу же смекнул в чём дело, увидел всё это и перенёс столицу в самый западный город, а эгоистичное старое царство превратил в европейскую империю, которая взяла на себя заботу обо всех своих окраинах и народах. Вот какова вкратце история нашего государства. Коммунисты, придя к власти, перенесли все свои институты опять в старую столицу, а после их ухода страна снова превратилась в скаредное старое царство. Но, по-видимому, этому пришёл сегодня утром конец.
   – Что же произошло? – спросил хозяин озабочено.
   – Столицу страны решили переместить в наш город.
   – Тогда нам, жителям этого города, наверное, надо радоваться? – воскликнул хозяин.
   – Я вижу, и в тебе тоже живёт эгоизм, – сухо заметил Василий Антонович. – Как же мы можем радоваться, если нами управляют тёмные шары? И они делают всё возможное, чтобы стянуть все богатства страны в одно место, в наш город.
   – Ну и что? – спросил хозяин.
   – Если в одном месте что-то прибавляется, то в другом месте должно отняться, – сказал учитель, – это – математический и физический закон сохранения материи, который знают даже дети в школе. Мы будем здесь купаться в шампанском, а вокруг нас все будут пухнуть от голода и подыхать от нищеты. Нет, это не годится. Мы не можем уподобляться опричникам. Иначе чем мы будем лучше их?
   – Может быть, перенести центр нашей родины в Восточную столицу? – предложил хозяин.
   – Это правильная мысль, – сказал Василий Петрович, – только тогда нам нужно и восстановить монархию. И это должны делать не шары, а мы, люди.
   – Неужели ты считаешь, что это реально? – выразил своё сомнение хозяин. – Ведь существует конституция, которую так просто не отменишь.
   – Всё зависит от воли народа, – сказал Василий Антонович. – Как народ пожелает, такой конституция и будет. Народ создаёт конституцию, а не правители. Настоящая конституция уже не действует.
   – Это почему же? – удивился хозяин.
   – Потому что центр предложил городским властям снять защитный экран с города, и установить общий конституционный порядок, но в мэрии решили наплевать на указ центра. Они уже контролируют всё электронную систему страны. Поэтому сюда к нам и стекаются деньги в таком большом количестве. И столица ничего не может с этим поделать. Она бессильна. Этот защитный экран может выдержать любую ядерную атаку, и никто через него не проникнет без разрешения шаров. Представителей столицы сюда просто не пускают. Столичные чиновники не могут здесь командовать. Как говорят сейчас горожане, у них «руки стали короче, чем были раньше».
   – И что же? – хмуро спросил хозяин. – Опять разразиться гражданская война?
   – Я думаю, что до этого не дойдёт. Пока столичные власти даже не представляют, с чем имеют дело. Шары – это не люди. Их так просто голыми руками не возьмёшь, не подомнёшь под себя.
   – Значит, все пациенты этого заведения люди против шаров? – уточнил хозяин.
   – Да, – отметил Василий Антонович, – здесь находятся весьма достойные люди, которые никому не позволят манипулировать своим сознанием.
   – И что же вы думаете делать?
   – Нам сейчас необходимо объединить вокруг себя все светлые силы. Если мы сможем выступить против них единым фронтом, то победим.
   – Но жители города вас не поддержат, – заметил хозяин.
   – Знаю, – ответил Василий Антонович, – я понимаю, насколько трудно отказаться от всех привилегий, которые свалились на тебя как манна небесная. Но если хоть у небольшого процента людей проснётся совесть, и они поймут, что поддерживать шары в их неправедном эгоизме – позор для них, это будет уже большое дело. Но что мы говорим о политике, давай поговорим о нас.
   Хозяин рассказал учителю всё, что с ним произошло за последнее время, и признался, что перед приходом в психлечебницу изгнал Красавчика из своего тела и души.
   – Сейчас я по-настоящему слеп, и мне уже никто не поможет, – сказал он в заключении.
   – Как знать, как знать, – задумчиво молвил учитель, – то, что ты освободился от чуждого тебе духа, это – хорошо. Дело в том, что ты стал самим собой, каков бы ты не был, но ты сейчас полностью самостоятелен, и можешь принимать все решения без постороннего вмешательства. Как любой человек ты обладаешь внешними и внутренними свойствами. Если твои внешние свойства обманчивы, и люди начинают тебя судить по внешним свойствам, то рано или поздно ты потерпишь поражение, что и произошло с тобой, но вот внутренние свойства, которые цементируют твой характер, делают тебя настоящим мужчиной, они тебя никогда не подведут, если они истинны и совершенны. Попытайся быть таким, каким ты есть, и если тебя женщина полюбит за внутренние свойства, то такая любовь будет долговременной и более человечной. Да и ты станешь более ответственным в своих поступках. Попробуй влюбиться и покорить женщину, будучи слепым.
   После этих слов хозяин попрощался с Василием Антоновичем и вышел из психлечебницы. Когда мы вышли на бульвар, хозяин сел на лавку и задумался. Я опять смог проникнуть в его мысли. Он рассуждал так:
   «Да, нужно разобраться во всём, понять, куда идти. Не знаю, что мне делать, по какому пути двигаться, и какое решение принять. Мой внутренний мир находится в разладе с внешним миром. Как можно, анализируя всю мою жизнь, найти ответы на поставленные мной вопросы. Может ли человек быть творцом в жизни, ведь он не свободен ни от общества, ни от природы, ни от обстоятельств? Понятно, что он является проводником каких-то идей, в худшем случае, примером какого-либо образа жизни, живя пьяницей или злодеем, а в лучшем случае, избранником для подвига или праведником той определённой роли в обществе, которую ему запрограммировало провидение. Нам не постигнуть, что творит Господь, избирая нас тем или иным орудием в этом мире. Но может ли человек быть творцом этого мира?
   Я чувствую, что должен как-то противостоять этому миру, и делать всё по совести, но меня охватывает страх, а хватит ли у меня для этого сил. Смогу ли я изменить этот мир, или что-то в нём исправить? Но раз Бог дал мне душу и подарил мне жизнь, значит, он в своих планах приспособил меня для какой-то своей цели. Но с другой стороны, моя жизнь принадлежит мне, и я имел право распорядиться ею сам. Здесь опять встаёт сложный вопрос о свободе выбора и о необходимости целесообразного ограничения этой свободы. Но главное, в чём мне нужно разобраться, так это в моём отношении к этим двум мирам. Мир внешний и мир внутренний – они такие разные, но вместе с тем, они всегда взаимосвязаны, и каждый из них проецируется на другой. Несомненно, что внешний мир влияет на наш внутренний, и от этого нам никуда не деться. Мы можем, сколько угодно, защищать свой внутренний мир от влияния внешнего, но вряд ли найдутся такие силы, чтобы его полностью оградить. Это и понятно. В этом мире мы все беззащитны как улитки, в раковину которой при желании может проникнуть любой, кто захочет. Но вот можем ли мы свой внутренний мир проецировать на внешний? – это вопрос.
   Я, в основном, жил своим внутренним миром и считал, что каждый из нас в этой жизни представляет какую-либо ценность только благодаря своей внутренней духовной глубине. Так жил не только я, так живут все. А это значит, что каждый из нас внутри себя является богом, судьёй и правителем. Если бы не было такого положения, то вряд ли проявилась бы наше собственное «я», которое делает нас личностью. А раз так, то все мы, живущие на земле, являемся богами, судьями и правителями. Все мы – личности, и каждый из нас имеет ту значимость, которую сам определяет для себя на земле. И каждая личность на земле неповторима, потому что она является фокусом, своего рода сосредоточением всех стечений обстоятельств, определяющихся рождением, сочетанием физических данных, проявлением определённо выраженного характера, отпечатком окружающей среды, внутренним воспитанием и самообразованием. Поэтому каждая личность, какой бы она не появилась на свет, достойна восхищения, потому что является ничем иным как проявлением божественной воли, выраженной в определённом духе. Человек ничем не отличается от божества, пока он одухотворён. Но как только его духовность прекращается, человек сразу же становится тварью, ничем не отличаясь от других тварей, обитающих на земле. И вместе с тем я считаю, что личность, прежде чем сформироваться, должна пройти через определённые испытания, и, может быть, даже страдания, которые закаляют её, и если полностью не ломают, то делают её сильной и несгибаемой. Поэтому нужно стать человеком. Нужно быть человеком всегда при любых обстоятельствах».
   Думая так, мой хозяин встал со скамьи и дёрнул за поводок, мы вышли на дорогу. Он шёл и говорил уже вслух, может быть для меня, а может быть, разговаривая сам с собой:
   «После беседы с Василием Антоновичем я понял, что моё место с ним, а не с той женщиной, которая радовалась наступлению счастливого времени. Эта простая женщина, как и любая друга женщина, знает, что ей нужно в мире, и от одного этого знания уже счастлива. Со мной же дело обстоит иначе. Я, как любой мужчина, не знаю, что мне нужно. А поэтому ищу то, чего может не существовать в природе. Но мои поиски являются для меня смыслом моей жизни. Где-то в глубине души я подозреваю, что вечная неудовлетворённость мужчин является тем двигателем, который и развивает человечество, несёт прогресс обществу, приближает человека к постижению вечных истин.
   Да, эти мысли для меня очень важны, так важны, что я забываю обо всём на свете. Мне кажется, что вот сейчас я ещё немного напрягу свои мыслительные способности, и передо мной откроется вся правда жизни, и я пойму, почему в нашем городе начали происходить эти странные явления, которые до сих пор я не мог постичь своим несовершенным умом. И мне станет понятна та бессмыслица человеческой жизни, признаки которой я смог разглядеть посредством душевной смуты, происходящей во мне, и разлада с внешним миром. Мне кажется, что я скоро найду объяснение тому, почему человеческое существование на земле вылилось в безумство, а любое людское оправдание этого существования является бредом. И я смогу открыть всем глаза».
   Это говорил слепой, которого я вёл на поводке. А он всё говорил и говорил:
   «И они тоже начнут задумываться над этой ужасной действительностью и прозревать. Ведь большинство людей даже не замечают, какой жизнью они живут. И все мы наберёмся храбрости и докажем другим, что мы не хотим больше обманываться и закрывать глаза на безумства этого мира, а все философские оправдания этой жалкой жизни и созданного нами уродливого мира открыто назовём бредом…»
   Но в это время сзади на нас кто-то налетел. Мы со слепым покатились кубарем по дороге. Нас сбил велосипедист. Юноша наклонился над нами. Хозяин испытывал острую боль в ноге и услышал над собой голос юноши.
   – Вы не ушиблись? – поинтересовался он.
   – А как вы думаете? – спросил хозяин, лёжа не земле.
   – Но вы переходили улицу в неположенном месте, – защищался юноша.
   – Разве по новым законам улица не принадлежит пешеходам? – спросил его хозяин. – И разве велосипедисты не должны внимательно смотреть перед собой на дорогу, чтобы никого не задавить?
   Юноша сразу же понял, с кем имеет дело, признал свою ошибку и перестал защищаться.
   – Извините, – сказал он, – я задумался.
   – О чём же вы задумались? – спросил его хозяин, когда тот пытался помочь ему встать.
   – Я думал о том, как мне вернуться к самому себе.
   Услышав такой вопрос, хозяин моментально забыл о боли в ноге и с большим интересом спросил его:
   – Что вы имеете в виду?
   – Дело в том, что я никогда ещё в своей жизни не был самим собой целиком и полностью, – ответил юноша.
   – Это странно, – сказал хозяин. – Но то же самое я могу сказать о себе.
   – Вас не подвести? – спросил юноша, увидев, что хозяин хромает. – А вашу собаку можно привязать к рулю, и она побежит. Я уже такое видел.
   – Если вас это не затруднит, – ответил хозяин. – Я живу здесь недалеко.
   Юноша усадил слепого на багажник велосипеда, привязал мой поводок к раме, и они поехали по улицу, а я побежал рядом с велосипедом. Я почувствовал, что на какое-то мгновение у моего хозяина создалось впечатление, что он превратился в птицу. В слепую птицу. Потому что не знал, куда летит. Однако юноша вёл велосипед уверенно, и он проникся к нему доверием, полагая, что он больше не налетит ни на какое препятствие.
   Вдруг в его голове возникла одна ассоциация от быстрой езды. Он подумал, а не довериться ли ему этому парню, его молодой интуиции? Не поговорить ли ему с ним по душам? Ведь он может стать его поводырём и в духовных поисках. Недаром же юноша сразу поразил его своим умным замечанием в начале их разговора. Судя по рассуждениям, юноша показался ему необыкновенным.
   Когда мы приблизились дому, хозяин предложил ему подняться в квартиру, попить чаю. Тот согласился, чувствуя себя виноватым.
   – Итак, – начал хозяин, как бы продолжая начатый разговор, когда они уселись за столом на кухне перед двумя железными кружками свежезаваренного чая, – итак, молодой человек, вы сказали, что ваши поиски направлены на возвращение к себе. Не могли бы вы пояснить мне более чётко свою мысль, что вы имели в виду, говоря так.
   Юноша с шумом отхлебнул горячий чай из кружки и, немного подумав, ответил.
   – Вот я уже прожил достаточную жизнь, чтобы осознать, кем я стал. Но, к сожалению, у меня нет никакого чувства, никакого ощущения, что же получилось из меня. Вы, конечно, можете меня успокоить, сказав, что я ещё молод, и что у меня всё впереди. Но такой ответ меня не устроит, потому что каждый человек стремится к чему-то, пытается отыскать свою дорогу в жизни. А передо мной нет никакой ясности. Я не вижу будущего, не знаю, кем я хочу стать. Да и вообще, мне иногда приходит в голову сомнение, а хочу ли я стать кем-то. И знаете, я всё больше прихожу к осознанию того, что я не хочу меняться. Я хочу остаться тем, кем я являюсь.
   – Неплохое желание, – одобрительно кивнул хозяин. – Продолжайте.
   – Но человек не может ни меняться, – тихо говорил тот, – потому что всё меняется вокруг. Меняется мир, меняются люди, с которыми мы общаемся. Но я-то не меняюсь. Я остаюсь тем же, кем был рождён, может быть, несколько тысяч лет назад. Конечно же, как и всех других, меня на свет родила мать. Но мне кажется, что я жил и раньше, до своего рождения. И жил с одной лишь целью – всегда оставаться самим собой. Но кем я был до своего рождения – этого я не знаю. Вот почему я хотел бы вернуться к самому себе. Так сказать, обрести своё существо. Но как это сделать, я не знаю. Об этом я вам и сказал, когда сбил вас на велосипеде. И для того, чтобы определить цели своего движения, я должен понять, кто я есть, на самом деле. Не так ли?
   Услышав такие глубокомысленные рассуждения, хозяин поразился, и долгое время ничего не мог ему ответить. Ему казалось, что с ним говорит не простой юноша, а некое восставшее из бездны прошлого божество, которое забыло, ради чего оно появлялось в том далёком мире. Некоторое время хозяин молчал. Не дождавшись его ответа, юноша опять спросил его:
   – Так зачем я появился на свет?
   Хозяин не заставил его больше ждать, так как уже знал, что скажет ему.
   – Вы сами должны это понять.
   – Но как?
   – Если бы только я это знал?! Я про себя-то не знаю, зачем я пришёл в этот мир, а я намного старше вас.
   – Но кто это знает?
   – Вероятно, знает Господь, перед которым мы все держим ответ.
   Юноша задумался, но потом молвил.
   – Так почему же тогда Господь не даёт нам с вами чёткого представления о нашем предназначении в этой жизни. Не говорит нам заранее, куда мы должны идти. Или он пытается играть с нами как кот с мышками, постоянно оставляя нас в дураках, держит нас в неведении относительно нашего пути и нашей судьбы.
   Хозяин, пожав плечами, сказал:
   – Этого никто не знает, почему человек появился на свет.
   Мне показалось, что юноша воспринял эти мои слова разочарованно, потому что он воскликнул:
   – Ошибаетесь, мой дорогой господин. Как раз все очень хорошо знают отведённую им Господом роль. Во всяком случае, в нашем городе. Это только мы с вами находимся в неведении и в поисках.
   – Вы так считаете? – спросил хозяин.
   – Я не только так считаю, но я это вижу и знаю, – ответил уверенно юноша. – Каждый житель нашего города уже персонифицировал себя с каким-нибудь богом или героем древних мифов и взял на себя отведённую ему роль.
   Я ушам своим не верил. Мой хозяин – тоже.
   – Более того, уже существует определённая градация богов и героев в нашем городе. Каждый человек занял свою нишу и соответствует тому или иному божеству или герою. Это мы с вами слоняемся без дела по городу как неприкаянные, не зная, кто мы есть, и чем должны заниматься.
   – Но в таком случае, я тоже нашёл своё место, – неуверенно сказал хозяин. – Я хочу научиться играть на флейте, но не на простой флейте, а на волшебной, чтобы очаровать мою будущую Памину.
   – Вот видите! – воскликнул юноша с отчаянием. – Даже вы, будучи слепым, нашли своё место, а мне так и не суждено было понять, кто я.
   – А что, – недоверчиво спросил хозяин, – неужели все поняли, кто они есть, и разобрали свои места на божественном пантеоне?
   – Да, – огорчённо сказал юноша. – Все уже находятся на своих местах.
   – И вы можете привести мне такие примеры?
   – Сколько угодно, – ответил тот. – Вот рядом со мной есть две аптеки. Владелец одной является китайцем, а другой – грек. Так вот, китаец считает себя воплощением бога Яо-вана – «князем лекарств» и «царём лекарей». Он, как древний бог-покровитель аптекарей и врачевателей, составляет свои лекарства по даосским рецептам. К тому же, он родился в один день со своим предшественником, а именно, тридцатого числа четвёртого месяца. Второй владелец аптеки считает себя Ясоном, правнуком бога ветров Эола, и гордится тем, что искусству врачевания его обучил сам кентавр Хирон. Когда Пелий сверг своего брата Эсона с престола, он, опасаясь козней узурпатора, отдал Ясона на воспитание кентавру. Этот грек очень искусный аптекарь и мог бы считать себя самим кентавром Хироном, если бы вместо двух ног имел четыре. И ещё один пример, у меня есть один знакомый швейцар ресторана «Центральный», что расположен на рынке. По совместительству он считает себя ещё вышибалой. Так вот, он взял себе имя Януса, римским бога отпирающихся и запирающихся дверей. Он считает себя первым богом в ресторане среди официантов, поваров и уборщиков, потому что стоит возле дверей и первым встречает клиентов, а также последним их провожает. В зависимости от того, какие ему дают чаевые, и в каком состоянии клиент, его лицо приобретает то умильно-доброе, то зверское выражение. По своим функциям он полностью соответствует занимаемому посту.
   – Вот оно что?! – удивился хозяин. – Значит, наш город превратился в город богов и героев?
   – По-видимому, так, – согласился с ним юноша, – в нашей среде обитания произошло разделение и поляризация. Земля раскололась на два мира. Один мир находится в этом городе. Он – самый правильный и преуспевающий, где царит гармония и определённость, где всё как бы разложено по полочкам и получило соответствующую бирку. Каждая нота имеет своё звучание. Каждой вещи присущ свой блеск, ясность и предназначенность, кроме меня, конечно. Я до сих пор, как вы видите, не могу ещё определиться со своим местом. Здесь в этом городе живут все ухоженные обитатели, нашедшие себя в жизни, у них красивые лица, нарядная одежда, прекрасные манеры и чистая совесть. Все они счастливчики и красавчики. А женщины – красавицы. Практически здесь нет старости.
   – А куда подевались старики? – с ужасом спросил хозяин. – Неужели их всех выперли из города?
   – Нет, – ответил, смеясь, юноша. – Люди в этом городе перестали стареть, потому что властями созданы все условия, чтобы они жили здесь вечно. Какой дурак при такой жизни захочет умирать? Отсюда ведёт прямая дорога на небо в ещё лучшее будущее, где нет ни вины, ни долга, ни нечистой совести. Где царят лишь добрые намерения, всепрощение, почтение, любовь и великая мудрость, приобщенная к вечным истинам.
   – Удивительно! – с восхищением воскликнул хозяин. – А что находится по ту сторону этого города?
   – О! – воскликнул юноша. – Нам лучше об этом не ведать.
   – Это почему же? – удивился хозяин.
   – Потому что тот мир заразителен, потому что он дурно пахнет, иначе говорит, чем мы, и живёт совсем по-другому. В нём люди дерутся, воруют, убивают, насилуют, лгут, прелюбодействуют, предаются низменным страстям. Вы знаете, что в нашем городе сейчас никто не пьет алкоголя и не курит.
   – Вот как? – удивился хозяин. – А зачем тогда они ходят в ресторан?
   – Исключительно затем, чтобы полакомиться деликатесами и предаться интеллектуальным дискуссиям, ну и, конечно, послушать прекрасную музыку.
   – Но вы только что сказали, что вышибало Янус иногда делает зверское лицо в зависимости от состояния клиента, что вы имели в виду?
   – Лишь то, что швейцар кривится, когда люди из ресторана выходят неудовлетворённые и дают ему мало на чай. Дело в том, что этот швейцар является хозяином этого ресторана и при выходе посетителей смотрит на результат работы всей своей команды.
   – Вот оно что?! – воскликнул хозяин удивлённо. – Умно! Надо же? А я только что хотел угостить вас вином.
   – Безалкогольным? – спросил его юноша.
   – Да нет, из моих старых запасов.
   – Конечно, по новым правилам вино у нас в городе пить нельзя, так как существует сухой закон. Но с вами я выпью, – охотно согласился юноша, – ведь я ещё не определился с моим местом, и не нашёл себя в жизни.
   Хозяин порылся в кухонном столе и откопал бутылку токайского вина, сохранившегося после погрома, учинённого его милой нагой пантерой. Выплеснув из кружек остатки чая, он наполнил их вином.
   – Ваше здоровье, – сказал ему юноша.
   Хозяин чокнулся с ним и выпил содержимое кружки с большим наслаждением, потому что подумал, что, возможно, пьёт вино в последний раз в своей жизни.
   – А всё же, – сказал хозяин ему, немного захмелев, – как же мы будем обходиться в этом мире без дружественных попоек, без распущенных женщин, которые хотя и скандалят, но вместе с тем вдохновляют нас на мордобои и разные залихватские подвиги? Не жаль тебе, что в том мире осталось много таких вещей, по которым мы будем скучать? Пусть те вещи и чудовищные, но они такие манящие и ужасно-загадочные.
   – Да, – сказал юноша, вероятно, тоже опьянев. – От этого мне стаёт чуточку грустно. Как подумаю, что мы навечно разъединились с тем миром, ужасным и прекрасным одновременно, у меня на глазах навёртываются слезы. Признаюсь, что мне нравились пьяные драки, хотя я принимал в них участие крайне редко. Я видел, как пьяные мужья бьют своих жён. С интересом следил в газетах, как сыщики распутывали сложнейшие преступления. Мне нравилось смотреть, как проститутки торгуют своим телом. Как жаль, что всего этого уже не будет, и мы никогда не сможем повеселиться так, как веселились в том мире. Ведь это было так хорошо, так чудесно, что всё существовало вместе и хорошее, и плохое, и яркое и мрачное, и возвышенное и низменное. Всё это было объединено в одном мире. И от сознания одного сильнее ощущались прелести другого. А сейчас наша жизнь может стать пресной и невыносимо скучной.
   Юноша вдруг расплакался.
   – Мы тогда были полностью свободными, – сквозь слёзы продолжал говорить он, – мы могли поступать гадко, но после этого – возвышенно. И тогда мы чувствовали всю полноту жизни. А сейчас мы все становимся манекенами, куклами, которым место на божнице или на каком-нибудь алтаре у дикарей. На нас будут молиться, но мы полностью лишены жизни. Вот сейчас я понял, почему я не хочу быть никем. Я не хочу в этом мире становиться богом, я хочу оставаться самим собой, быть живым человеком со всеми моими достоинствами и слабостями, с моими пороками и низменными страстями. Я сбегу из этого мира. Он создан ни для меня.
   С этими словами юноша поднялся и нетвёрдой походкой направился в прихожую. Возле порога мы услышали его голос.
   – Спасибо, – сказал он уже твёрдым голосом, – вы мне очень помогли. Сейчас я, благодаря вам, определился и знаю, что делать. Прощайте.
   И он вышел из квартиры. После этого мы ни разу его не встречали, он исчез из города и из нашей жизни. Хозяин даже не узнал его имени. В полном одиночестве и молчании он допил бутылку вина и в середине дня завалился спать.
   * * *
(Сон хозяина)
   Утром следующего дня он, проснувшись, долго сидел на кровати и о чём-то думал. Я лежал рядом на коврике и смотрел на него. Он протянул ко мне руку и погладил по спине, а потом рассказал свой сон:
   – Представляешь, дружок, этой ночью я тебя видел в образе бога Абрасакса. Вообрази! Надо же такому присниться! Да и сон был какой-то странный. Бог Абрасакс в образе летающей собаки. Мне снилось, что я прошлой ночью отправился в театр и как будто бы обрёл зренье. Я устроился в кресле недалеко от сцены. Давали именно ту новую версию режиссёра Моностатоса, где он попытался совместить две оперы «Отелло» и «Волшебную флейту». Не знаю, как я попал на этот спектакль, вначале я сразу хотел уйти, но зрительный зал стал наполняться народом. У меня возникло желание посмотреть на публику, пока я обладал зрением. Это меня и удерживало в зале. Вскоре народу было столько, что яблоку негде было упасть. Все боги и герои были одеты в чёрные и белые фраки с галстуками бабочками, а женщины в нарядные вечерние платья всех цветов радуги. От всех женщин веяло высоким эстетизмом и изысканным снобизмом, а вот душевное состояние мужчин я никак не мог определить. Уж очень разношёрстное собиралось общество. Моё психологическое чутьё подсказывало мне, что должно произойти нечто необычное в этот вечер, потому что у всех и мужчин, и женщин глаза горели каким-то чудным огнём, как будто сама наэлектризованная атмосфера исторгала из себя искры и молниеносные разряды. Я слышал от кого-то, что боги и герои обладали существенным недостатком, одни были заряжены положительно, а другие – отрицательно, поэтому, при наблюдении за волнующейся публикой у меня возникло ощущение, что в зале собираются грозовые тучи. Людей среди них было очень мало. Как видно нормальные люди при приближении грозы спешили спрятаться в какое-нибудь убежище. Только ненормальные люди, в том числе и я, шли смело навстречу грозе.
   Я хотел раздобыть программку концерта, но у кого бы я ни спрашивал, все только удивлённо смотрели на меня. А одна дама заметила мне, что на таких концертах программ не бывает, потому что всё, что играют музыканты и артисты, это – их собственная импровизация. Причём, сами же артисты и становились музыкантами. Они могли одновременно играть в оркестре, исполнять свои оперные арии и танцевать в балете. Услышав такое заявление, я очень удивился, потому что не ожидал от маэстро Моностатоса таких способностей, сочинять музыку на ходу и тут же дирижировать оркестром, а от других артистов – сразу же играть, петь и танцевать. Поистине, для этого нужно было быть настоящими виртуозами. К тому же, я не очень верил в то утверждение, что маэстро улавливал музыку, доносящуюся прямо из космоса. До меня долетали обрывки фраз, из которых я понял, что прошлый концерт был просто потрясающим, но от этого концерта ожидали ещё большего, главное, говорили, чтобы маэстро выдержал. Я наблюдал за спиной маэстро, повернувшегося спиной к залу, и почувствовал во всей его фигуре напряжение. Вот он повернулся к публике и поклонился. Лицо у него было бледное. Публика разразилась громкими и продолжительными аплодисментами. В этих бурных овациях я услышал первые раскаты грома приближающейся бури. Боги и герои не жалели ладоней, молотили ими так, что их хлопки высекали искры.
   – Вот гений, открывший нам небо! – воскликнула женщина, сидящая недалеко от меня в первых рядах.
   – Да уж, – вторил ей мужчина, похожий на бога, – он откупоривает небо как пивную бутылку.
   Тут же, как по мановению палочки, на сцену снизу из оркестровой ямы при помощи подъёмного механизма выдвинулась площадка, на которой сидели артисты с музыкальными инструментами. Многих из них я уже знал по репетиции оперы «Отелло». Моё внимание привлекла рыжеволосая дама в красном платье, которая в прошлый раз изнасиловала меня. Я признал нескольких музыкантов, которые гонялись за нами с Красавчиком по театру в тот зловещий вечер. Занавес оставался закрытым.
   – Жаль, что они сразу же не раздвигают занавес, – пожаловалась толстая дама в фиолетовом платье и жемчужном ожерелье, сидевшая возле меня.
   – А что за этим занавесом? – спросил я её.
   – Как? Вы разве не знаете? – удивлённо воскликнула она. – За этим занавесом открывается небо. Я не знаю, как им это удаётся, но уверяю вас, это не декорации, а самое настоящее бездонное небо. Вы, наверное, первый раз?
   Я кивнул головой.
   – Ну, тогда у вас всё ещё впереди, – многообещающе заявила мне дама.
   – Но у меня смутные представления о том, что будут играть, – сказал я, чтобы поддержать разговор.
   Музыканты в это время настраивали свои инструменты.
   – Они будут играть небесную музыку, увертюру, – ответила дама, – именно ту самую, которая приходит к нам из эфира. Маэстро умеет её воспринимать и при помощи своего оркестра передавать нам. По сравнению с этой музыкой все шедевры великих композиторов кажутся просто ужасными.
   Я удивлялся энтузиазму и приливу восторженных чувств этой дамы, которая кудахтала как курица, восхваляя мастерство маэстро и его оркестра. Но, по-видимому, весь зал, состоящий из меломанов, гудя подобно растревоженному пчелиному улью, разделял её чувства восхищения. Я огляделся вокруг и впервые пожалел, что остался в этом сборище безумцев.
   И вот раздались первые звуки оркестра, огромная люстра медленно потухла, и занавес стал раздвигаться. На сцене сразу же возникло свечение похожее на утреннюю зарю. Мелодия нежно лилась из оркестровых инструментов, наполняя зал пробуждающимся утром. Признаться, такой возвышенной музыки я раньше не слышал. Меня поразило небо, открывшееся за сидящими музыкантами. Оно было глубоким и всеохватывающим. Казалось, что это небо проникает в зал. Появление настоящего солнца над горизонтом вызвало такую бурю восторгов, что я почти оглох от аплодисментов. Рукоплескания заглушали звуки оркестра. Но вот в игру вступили тромбоны и валторны, торжественно оповещая появление света, и зал затих, зачарованный музыкой. Грянули литавры и ударили барабаны. И взошедшее солнце сияло над горизонтом. Оно не слепило глаза, а сияло каким-то тёмным светом, но этот тёмный свет был в тысячу раз ярче обычного солнечного света, режущего глаза. И это солнце притягивало мой взор. Мне казалось, что оно не только посылает лучи из далёкого космоса, которые проникали мне прямо в сердце, но и надвигается на меня, летит из глубин Вселенной прямо ко мне. Это меня пугало и завораживало, также как завораживала музыка. Это, может быть, было совсем не солнце, а какая-то таинственная звезда, появившаяся возле нашей планеты и отобравшая у солнца землю. Я испытывал страх и восхищение. Тёмный свет проникал в мою душу. Мне казалось также, что это новое солнце было напитано силой, которая могла передаться мне. И тут я услышал голос толстой соседки в фиолетовом платье, которая произнесла едва слышно:
   – Зло – это тоже свет, только со знаком минус.
   И вдруг я увидел вместо солнца чудовище, сверкающее во всём своём великолепии. Это был Абрасакс, чем-то похожий на огненную собаку, на тебя. Но на плечах на длинной шее у него высоко поднималась петушиная голова, стройное мускульное тело при движении пронимало женские черты, и выпуклые груди можно было принять за женские. Вместо ног он имел двух крылатых драконов, которые несли его прямо на нас. Это чудовище было прекрасно и вместе с тем омерзительно. Его приближение завораживало, а музыка, льющаяся из оркестра, походила одновременно на мелодии Вагнера и Моцарта, изображавших полёт смерти. Я застыл в кресле и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Моё состояние было похоже на сон, когда видишь кошмары и не можешь проснуться. Это как сон во сне. От этого чудовища исходила какая-то неведомая сила, он походил одновременно на ангела смерти и на сатану, на мужчину и женщину, на человека и животного, на собаку, да-да, на тебя, милый мой. Но в одном я был уверен, что он на своих крыльях несёт нам зло. В этом я не сомневался, но ничего не мог поделать. Я не мог уклониться от этого зла. Я был перед ним беззащитен. И вдруг я почувствовал в глубине моей души, как во мне зашевелилось нечто, спавшее всё это время, это была вторая тёмная половина моего подсознания. Она трепетно реагировала на приближение этого бога. И я вдруг почувствовал, что способен совершить величайшее зло в своей жизни. Меня никто не мог остановить. Это было тёмное животное влечение к чему-то страшному, к насилию, к преступлению, к убийству. Мне впервые в жизни захотелось кого-нибудь прикончить. Я перевёл взгляд на Маэстро, который дирижировал оркестром и казался мне прекрасным с его тонким одухотворённым лицом, руками, производившими волшебные звуки, которые затопляли всё пространство божественной музыкой, наполнявшей нас символами, грёзами о недостижимом, тоской по невысказанному. И мне захотелось убить дирижёра.
   – Мамочки! – воскликнула моя толстая соседка, – я сейчас не выдержу, отдамся моему богу Артосексу.
   – Может быть, Абрасаксу? – поправил я её.
   – Какая разница! – воскликнула она, – если с ним испытываешь такой артистический секс, то пусть он будет хоть Абрасакс, хоть сам дьявол, лишь бы крепче обнимал.
   Неодолимая сила заставляла меня смотреть на сцену. Я видел неминуемое приближение зла к нашему залу. Взмах дирижёрской палочки и зло ворвалось к нам. Заполнило всё наше пространство, проникло в нас. Меня охватила волна исступления. Я увидел вокруг себя пламя. Сам воздух занялся пламенем. Этот огонь сжигал наши души. Вырывал нас из действительности. Вводил в некий вневременной порядок горения. Я видел, как с мест сорвалась первая иступлённая пара – пожилой бог и молодая девушка. Они взвились над залом и закружились как бабочки в танце. И тут же их примеру последовали другие. Моя соседка схватила меня за руку, и я вместе с ней взвился под потолок зала, где посредине, подобно рождественской ёлке, стояла высокая хрустальная люстра, вдруг вспыхнувшая ярким светом. Мир перевернулся. Потолок оказался внизу, а партер с рядами кресел – вверху. И из этих кресел посыпался на нас, как из пчелиных сот, рой богов, героев и дам. Они хватались друг за друга и подобно соединившимся шарикам вращались в танце вокруг новоявленной новогодней ёлки. Мир изменился.
   – Люби меня, Артосекс! – воскликнула толстуха, крепко прижимая меня к себе.
   – Я не Артосекс, – пролепетал я.
   – Да, – воскликнула толстуха, – я знаю, ты – Абрасакс. Но люби меня!
   И вдруг мне показалось, что меня обнимает не толстуха, а тот самый бог Абрасакс, прилетевший к нам из-за горизонта и ворвавшийся в наш зал. Его могучие груди были женскими, и из них капало молоко. Это был явно плодоносящий бог, объединявший в себе женское и мужское начало. И вокруг него сразу же начинали кипеть любовные страсти. Краем глаза я видел, что творилось вокруг меня. Так, пожилой бог прямо в танце раздевал молодую девушку, а древняя старуха в черном платье с бриллиантовой подвеской всаживала в себя молодого человека в белом фраке с чёрной бабочкой. Я видел, как кружащиеся пары, прижавшись друг к другу, сплетались в единый клубок. Между взрывами оркестра я слышал иступлённые крики, всё мелькало перед моими глазами, проносилось с ускоряющимся темпом. Я почувствовал, как Абрасакс прикоснулся рукой к моему члену. Это прикосновение не было омерзительным, оно показалось мне сладостным.
   – Высвободи свою энергию, – шепнул он мне. – Будь свободен как птица и лети туда, куда хочешь, делай то, что тебе хочется. Клюй всё, что попадётся на твоём пути, вонзай свои когти во всё мягкое и движущиеся. Ты свободен, и на твоём пути нет никаких преград, потому что ты – в полёте.
   И вдруг я ощутил огромное возбуждение, которое зажгло меня огнём, неведомым доселе, огнём, которым, вероятно, зажигается воин, ворвавшийся с мечом в гарем побеждённого паши, или волк с острыми зубами, проникший в овчарню. Мне вдруг захотелось насиловать и убивать всех и всё, что попадалось на моём пути. Я обрёл в себе такую силу, что не мог больше сопротивляться, сдерживая свои эмоции и оставаясь пассивным. Отринув от себя Абрасакса, я устремился к молоденькой девушке и пожилому богу, который уже оголил её девственную грудь. Ударом кулака я сшиб с неё старика и разорвал её бальное платье. Девушка с ужасом смотрела мне в глаза, в то время как я её насиловал. После того, как я овладел ею и влил в неё частичку себя, то я бросил её и видел, как она тут же попала в объятия старика, который также, как и я начал её насиловать. Мой пример заразил всех вальсирующих в зале. Сильные стали отбивать женщин у слабых.
   Мимо меня пронёсся бог Абрасакс, который держал в своих объятиях толстуху в фиолетовом платье и с жемчужной ниткой, бросив мне на ходу:
   – Молодец! Ты полностью освободился от всех своих заморочек. Ты находишься сейчас за границей добра и зла. Это и есть твоё естество. Твоё истинное лицо, лицо человека и бога. Дерзай так и дальше!
   И я воспарил над залом как горный орёл. Я видел вращающийся вокруг рождественской ёлки-люстры хоровод подобный рою ос. Мужчины срывали с женщин одежды, обнажая их, и вместе с тем, и свою сущность. Все они походили на пауков в банке, высасывающих соки из пойманных ими мух. Но они также походили и на стадо лошадей, схлестнувшихся меринов с кобылицами в своём вечном беге по кругу. Одни насиловали других, это была не та возвышенная любовь, которая соединяет сердца двух влюбленных. Нет. Это было общее безумие, в котором никто не мог остаться в стороне, где всех охватила единая страсть, и всеми управлял единый закон. Только артисты оставались играть на сцене, стоя кверху ногами.
   И тут моё внимание обратилось на маэстро. Я вспомнил, что хотел его прикончить. Убить за то, что он задушил невинную девушку тогда, когда изображал из себя Отелло, за то, что он наслал на нас эту дьявольскую музыку, которая перевернула весь наш мир вверх тормашками и сделала нас насильниками и злодеями. И я устремился на него. Почувствовав неладное, он повернул ко мне бледное лицо, искажённое ужасом, и выставил вперёд дирижёрскую палочку. Я на лету выбил из его руки дирижёрскую палочку и повалил его. И тут я увидел, как Тамино вцепился в его горло. Дирижёр яростно сопротивлялся, но тенор был сильнее его. Сидя на нём, он душил его, а с потолка стали падать на нас возбуждённые зрители. На многих из мужчин были разодраны фраки, оборваны манишки и манжеты. Щёки женщин в разорванных платьях, через которые проглядывали интимные места, были красными от пощёчин или пылали от страсти. У одной особенно строптивой женщины глаз заплыл от удара по нему кулаком. Вмиг вся ярость и неистовство зрителей переключилось на артистов. Несколько женщин схватили маэстро за ноги и стали расстегивать ему ширинку, один мужчина наступил ему на грудь. Маэстро задыхался, но Тамино сдавливал его горло до тех пор, пока тот не перестал дышать и из его глотки не вывалился синий язык. Я оставил маэстро с Тамино, женщинам и другими мужчинам, начавшим разрывать его на части, и устремился к рыжей даме в красном платье, державшим в руках валторну. Она в ужасе вскочила со стула, перевернув свой пюпитр, и бросилась бежать. Но я одним прыжком подобно тигру настиг её и схватил за её рыжие волосы, она повалилась на сцену. На неё тут же насело трое мужчин. Один из мужчин разорвал на ней платье по декольте до самого подола вместе с бюстгальтером, и вытряхнул её из него, как из халатика. Трое мужчин тут же завладели всеми её тремя отверстиями. Я смотрел на это безумство до тех пор, пока они не кончили, затем кто-то подошёл к ней, всё ещё стоящей на коленях, и свернул ей шею. Многие зрители, видевшие эту сцену, последовали его примеру. Очень скоро весь оркестр вместе с маэстро был прикончен. Уцелели только Тамино, прикончивший маэстро, и Папагено, претворившийся мёртвым.
   Но от этой расправы зрители не испытал никакого удовлетворения. Зло было побеждено ещё более разрушительным злом. И это зло вошло в них. После того, как всё произошло, я не понимал, как я смог убить отца Марины, ведь я первым набросился на него, а потом повалил женщину, которой свернули голову другие зрители. Конечно же, весь этот оркестр был повинен в смерти той девушке, которой после смерти ещё и отрезали голову, но было ли это наказанием за их преступление – этого я не знал. Итак, за один этот вечер я стал участником убийства, душегубом.
   Дальше мне снилось, что, выйдя из зала, я опять попал в темноту. Моё сознание вернулось ко мне. Я слышал шум толпы, теснящейся у дверей. Крики и рёв стихли. Боги и герои возвращались по домам, уводя с собой своих изнасилованных дам. В фойе одна из женщин рыдала в припадке истерики.
   Всё было тихо. Перед моим внутренним взором проплывали картины только что пережитого мной безумия. Я старался осознать причину той связи, соединившую меня с этим раздвоившимся богом, и потерявшим где-то свою лучшую половину. Когда это всё началось, из простого доброго человека я сам превратился в злодея. Но от этой связи с моим таинственным богом я вдруг почувствовал себя сильным и решительным. Я стал борцом и воином. Я мог сражаться как с добром, так и со злом. Я окреп физически и морально в этом безумном мире. Я чувствовал, что Абрасакс сидел во мне и управлял мною. Он был как бы моей судьбой в проявлении лучших и худших моих сторон. Но потом, когда всё это закончилось, Абрасакс вдруг покинул меня, и я обессиленный от всего виденного проснулся. Вот такой сон мне приснился, голубчик.
   ***
   Слепой включил радио, и нас обоих поразило известие, что этой ночью в оперном театре произошло массовое убийство зрителями главного режиссёра композитора и заслуженного артиста оперы Моностатосова и почти всех других артистов и музыкантов театра. Театр закрыт до выяснения обстоятельств. Многие любители оперы, побывавшие на спектакле, находятся под следствием. Вот такая сила искусства! Несколько дней мой слепой хозяин ходил по квартире как в воду опущенный. Он никого не принимал и сам никуда не выходил.



СЕДЬМОЙ РАССКАЗ ХОЗЯИНА

   Несколько дней мой хозяин не выходил на улицу, сидел взаперти, никого не хотел видеть, никого не принимал. Несколько раз ему звонили и стучали в дверь, но он делал вид, что его нет дома. Целыми часами он лежал в постели или бродил по квартире. В конце концов, он сел на кровать, погладил меня по спине и начал свой рассказ. Этот рассказ был пропитан сплошной мистикой, и вначале я не очень его понял со своими собачьими мозгами, но потом кое-что прояснилось. Привожу этот рассказ полностью, так как он мне его рассказал.
   Это было в эпоху моей юности, когда я ещё учился на философском факультете университета. С самого начала моего духовного восхождения я ставил перед собой непосильные задачи. Я уже тогда догадывался, что наша наука движется параллельным курсом с истиной, всё более и более отдаляясь от неё. На нашем философском факультете преподаватели учили нас старым и заскорузлым истинам, которые ничего не имели общего ни с нашей действительностью, ни с ясным миропониманием. Тогда я ещё питал некоторые иллюзии, надеясь получить истину из уст моих учителей, но чем усерднее я учился, тем яснее понимал, что никто в университете истиной не владеет. Тогда я оставил учебную стезю и пошёл к истине своим собственным путём. Ни то, чтобы я совсем игнорировал занятия в университете, я продолжал посещать лекции и выступать на семинарах, но занялся своими собственными исследованиями, которые и привели меня к слепоте. Я готовился к тому, что настанет момент, и я познаю истину неожиданным озарением. Это озарение меня впоследствии и ослепило.
   Именно тогда я поверил, что многообразие мира можно рассмотреть в капле воды, и познать весь мир, не выходя из комнаты. Я оставил общежитие и перебрался на квартиру к одной пожилой хозяйке в деревянный дом. Она посчитала меня спокойным постояльцем и сдала мне комнату за очень низкую плату. В этой комнате я проводил долгие часы, выходя только на занятия в университет. Я верил, что усидчивостью и трудом можно добиться многого, а силы воли у меня тогда хватало. В перспективе я готовился стать мудрецом, либо бессмертным, Буддой или святым. Я полагал, что только эти подлинно совершенные люди способны познать истину, и готовил себя к высокому служению. Я старался не терять ни минуты, потому что считал, что леность сужает перспективу человека, а интеллектуальное несовершенство ставит его в один ряд с животными. Когда же человек духовно растёт, то перед ним расширяется и перспектива. Я имел в виду перспективу взглядов на вещи. Но я также думал, что любая перспектива даже самого мудрого человека не способна охватить всего происходящего, всей действительности, потому что мир намного сложнее, чем самое сложное представление о нём. Уже тогда я стал задумываться об области четвёртого измерения, но мои представления о нём были весьма примитивны.
   Я считал, что всё внешнее, имеющее объёмы, составляет формы видимого мира. Его можно измерить системой координат. Но всё внутреннее, что имеет содержание, заключено в самом себе. Когда на семинарах я высказывал свои мысли, то многие студенты и профессора, стоящие на позициях воинствующего материализма, поднимали меня на смех. Преподаватель просил меня привести им пример того, что, по моему мнению, ускользает от наших глаз и скрыто от ощущений органами наших чувств. И я приводил классический пример из китайской философии, когда храм спрятан на дне озера, то он отыщется, но когда храм спрятан в самом храме, то его никакая сила не сможет извлечь из самого себя, потому что это всё равно, что раздевать голого человека. После этого примера, преподаватель зло высмеял меня и назвал мое мудрствование казуистикой. Но несколько студентов поняли то, что я хотел сказать, и стали моими друзьями. После занятий мы встречались и вели долгие умозрительные беседы. В то время, когда я учился, мир был разделён политикой и жил своей непонятной жизнью двойного сознания. Все говорили одно, думали другое, а делали третье.
   Скрытая сторона человеческой души руководствовалась своими импульсами, и искала свои выходы из герметически закупоренного общества. У многих от этого общественного эксперимента, которое проводило высшее руководство страны с подавлением личности, развивались такие интуитивные способности, что они приобретали неординарные способности от погружения в мистические области своего подсознания. Душа рвалась наружу, отгораживаясь с одной стороны толстой защитной бронёй от всего мира, с другой же совершенствуя свои тонкие субтильные возможности проникновения в иные миры, которые отвергались официозном мнением общественной морали. Индивидуальная жизнь настолько усложнялась, что душа думающего человека походила на улитку, несущую на себе раковину, в которую при малейшей опасности можно было спрятаться. Сама душа интеллигентного человека представляла собой наглядную иллюстрацию вещи в себе – Ding an sich.
   Итак, душа русского интеллигента в то время находилась между молотом и наковальней. Это было время, когда выковывалась новая духовность, формирующая движущие силы личности с её неожиданными и непредвиденными поворотами, при которой вся активность индивидуума была направлена внутрь, а не во внешнюю среду. В то время внутренняя жизнь человека была недоступна внешнему взору, потому что редко кому он мог довериться и открыться. Душевные силы часто тратились на медитацию, на углублённое самокопание и поиски собственного «я». Такая внутренняя работа являлась основой тогдашнего творчества и импульсом таланта. Разум, не имея достаточной подпитки, так как многие духовные источники были запрещены в стране, направляя душу в русло созидания, создавал свою интеллектуальную пищу, и как бережный садовник, возделывающий свой собственный сад, отсортировывал зёрна истины от плевел. Материалисты отрицали наличие души. А душа тем временем сама приближалась к эзотерическому постижению внутренней сути всех вещей, познавая их сущность и открывая всё новые и новые области в четвёртом измерении.
   Именно тогда мы, студенты, задумывающиеся над проблемами духовного мира, созрели для следующего шага в постижении истины, а именно, при изучении души мы углубились в познание самости своего собственного «я». И тут мы сделали неожиданное открытие, что в глубине нашей души таятся такие духовные богатства и залежи неземной эрудиции, которые даже не снились нашим современникам-студентам, стоящим на материалистических позициях. Наш тайный голос, голос нашей совести, заставлявший нас поступать по законам и правилам внутреннего самосознания, подсказывал нам необычные пути, по которым нам предстояло следовать. Являясь тем подсознательным отголоском внутреннего мира, эхом четвёртого эзотерического измерения, он открывал перед нами картину мироздания, от которой у нас захватывал дух. Наша материалистическая наука отвергало это измерение, и упоминала о нём как о наглядном примере заблуждения имманентной философии, своего рода, несостоятельности утверждения, будто бытие является лишь внутренним содержанием сознания и отрицанием существования объективного мира вне сознания. При этом материалисты, возглавляющие кафедру философии, ревностно оберегали нас от знакомства с трудами Шуппе и Ремке. Впрочем, они запрещали нам читать всю другую литературу, не стоящую на фундаменте материализма. Но наш студенческий ум очень быстро просёк, что в учениях материалистов многие идеи тоже были шиты чёрными нитками по белому, и мы видели, что часто наши учителя прибегали к научным манипуляциям, смешению понятий и явным подтасовкам фактов. Поэтому у моих думающих друзей рождалось своё видение нестыковок науки и реального мира, помогающих им формировать свои собственные независимые взгляды.
   В то время многие из моих друзей рисовали, и у них получались картины очень необычные. Их умы в соединении с фантазией порождали свой собственный мир, вытаскивая их области четвёртого измерения такие творческие решения, которые помогали им подняться на высокие ступени искусства, материализуя своё собственное воображение. Их искусство, в подлинном смысле слова, представлял собой сплав отражённого реального мира и воображения. Некоторые из них создавали свои первые литературные опусы, где их ум, находясь в четвёртом измерении, сам устанавливал границы времени, соединяя эпохи и делая встречи с ушедшими поколениями и теми, что ещё не родился. И всегда они подвергались уничтожающей критики материалистов, которые утверждали, что реальность моих друзей строилась на зыбкой призрачной почве воображения, и что их духовная работа – сплошная химера. Но благодаря этой работе мои друзья становились яркими личностями и шли наперекор всем запретам, подвергая себя тяжёлым испытаниям, уготованным им судьбой. Иногда у нас возникало странное чувство, что мы живём среди муравьёв, которые денно и нощно трудятся, без души, не отдавая себе отчёта в том, что они делают, а полагаясь только на свои врождённые рефлексы. Многие студенты, преподаватели и профессора со званиями жили и двигались лишь в трёхмерном измерении, в то время как перед нами, небольшой кучкой избранных, само собой открывалось четвёртое измерение – наше истинное отечество, которое мы обживали с великим воодушевлением. Мы все учились нестандартно мыслить. И когда наши друзья из противоположного лагеря спрашивали нас, как нам это удаётся, то некоторые остряки – мои единомышленники – объясняли тем при помощи математических выкладок о наличии запредельного четвёртого измерения. И те верили им, и стремились сами разобраться во всём и отобразить при помощи абсцисс и координат действительность нашего восприятия, стараясь найти четвёртый запредельный угол полёта нашей мысли. Мы же потешались над ними, уверяя их словами их же апологета Горького, что рождённые ползать, летать не могут.
   Впоследствии жизнь всех нас разметала в пространстве и времени. Многие из моих друзей, преодолев временный предел и совершив трансценденцию, ушли в вечность. Возможно, где-то на небесах они, обретя вечный покой и придя в гармонию с самими собой, ведут мирные дискуссии с теми светилами мысли, чьими духовными богатствами пользовались при жизни. Возможно, и мне в скором времени предстоит принять участие в духовной трапезе с умами былых поколений, и, может, будущие мыслители начнут со мной спорить ещё при их жизни. Я надеюсь, что многие из моих студенческих коллег смогли постичь законы четвёртого измерения, исследовать его тайные лабиринты и сделать свои открытия. Кто знает, быть может, их гениальный мозг и искромётные мысли пробили стену непреодолимости, как огненный шар пробивает толщу льда, и там в этом неведомом измерении, как в подводном царстве, они соприкоснулись с глубинными тайнами и нераскрытыми истинами. Кто знает, что они увидели там, и не потрясло ли их до глубины души то, что они там открыли.
   Но иногда мне кажется, что завеса тайны может быть спасительным экраном для человечества, предохраняющим его от опасности самоуничтожения. Ведь чаще всего раскрытые тайны становятся грозным оружием. И выпущенного из бутылки джина очень трудно загнать обратно. Я думаю, что многие из моих друзей, познав тайну, приняли на себя обет молчания, ибо при современном положении дел они понимают, что не все разгадки тайн полезны человечеству. Ведь иногда то, что предаётся забвению или канет в Лету, тоже является благом для последующих поколений. Познать тайну – замечательно, но решить правильно, нужно ли открывать эту тайну кому-либо, вдвойне замечательно. Ведь не без божьего проведения многие тайны остаются закрытыми от человеческих глаз и ушей.
   Я вспоминаю мою чистенькую комнатку у хозяйки, где проводил дни и ночи в трудах насущных и размышлениях о смысле жизни. В свободное время смотрел из окна в тихий садик, разбитый перед домом, где росли три клёна, огромный тополь и два куста сирени и рябины. Временами, когда я отдыхал от занятий, поглядывая в сад, меня охватывало очарование от вида этого простенького уголка природы. Как красиво, думал я, и как спокойно, когда к окну протягивают свои ветви деревья. Иногда на деревья садились воробьи, что приводило меня в умиление. И я наблюдал, как они скачут по веткам и общаются друг с другом на своём языке. Птицы отвлекали меня от занятий, но я нисколько не жалел, наоборот, они облегчали мою жизнь, и я радовался тому, что в этом мире живут существа, гордые и независимые, которые ничего не знают о моей жизни, также как я ничего не знал об их жизни. Это был мой маленький затерянный рай в городе, который я полюбил всем своим сердцем. Он создавал мне некий душевный уют, потому что всё в этом крохотном садике дышало жизнью, радовалось солнцу, доверчиво и приветливо тянулось вверх, наполняя наш мир красотой и весельем. Иногда по ночам я выходил в этот садик, садился на скамейку, смотрел на звёздное небо и чувствовал себя маленькой частичкой космоса. Уже тогда я пытался во всём рассмотреть определённые знаки и символы. Птицы разговаривали между собой на своём языке, пчёлы весной прилетали, чтобы собрать с цветов сирени нектар, иногда на подоконник ко мне заползали муравьи, порхали бабочки, стрекотали кузнечики, а однажды я в траве даже заметил маленькую ящерицу. Там подо мной за окном находился маленький живой мир, населённый разными существами, которые общались между собой, находили друг друга и придавались любви, чтобы продолжить свой род. Что же тогда творилась в космосе, в который я по ночам взирал из своего окна? Так иногда протекали часы, когда я, облокотившись на подоконник и устремив свой взор в небо, предавался своим фантазиям, пытаясь представить далёкий мир, о котором я ровным счётом не знал ничего.
   Хозяйка полюбила меня как тихого мечтательного юношу, который, по её мнению, всё время корпел над книгами, как её сын. Я слышал, что её сын, будучи молодым, скоропостижно скончался, как она считала, от чрезмерного усердия. Он тоже был студентом. Однажды она зашла в мою комнату, когда я занимался, и протянула мне две толстые тетради с пожелтевшими от времени страницами. Что это? – спросил я. «Это – тетради моего сына – сказала она, – они хранятся у меня уже много лет, а я даже не знаю, что там написано». Я открыл тетради и удивился. Они и в самом деле были написаны какой-то странной письменностью. Мне даже показалось, что это была древнемонгольская вязь.
   «А где учился ваш сын»? – спросил я её.
   «В университете», – ответила она.
   «Он написал эту тетрадь сам»? – спросил я его.
   «Да», – ответила она.
   «А на каком языке она написана»? – спросил я.
   «Не знаю, – был ответ женщины, – может быть, на каком-то восточном языке. Дело в том, что мой муж ещё до войны работал в советской разведке и был командирован в Тибет, для сбора информации о буддистской вере. Когда он вернулся, то мы пробыли вместе недолго, его арестовали, и больше я его не видела. У меня родился сын. Я его вырастила одна. От мужа сохранились кое-какие записи. Я их прятала, как память о нём, хотя люди из чрезвычайной комиссии, уже тогда переименованной в ГПУ, несколько раз делали обыск в моём доме. Сын подрос и всё время спрашивал об отце, я ему рассказывала всё, что знала сама, о его долгой командировке за границей. А когда он пошёл в университет, то я вынула из тайника записки мужа и передала их сыну. Они тоже были написаны на непонятном языке. Сын заинтересовался этими записями, и уж не знаю, как-то, но научился их читать. Он сам делал из них выписки в эти тетради. А потом он неожиданно умер прямо за столом, записывая что-то в одну из этих тетрадок. Это было для меня таким горем, что я сожгла все записи мужа, потому что до сих пор считаю, что они и погубили моего мужа, а затем и сына. От них исходило несчастье, лучше бы я тогда их выдала чекистам. Тетради сына я не стала сжигать, рука у меня не поднялась, это была единственная память о нём. Вот и хранила их долгое время. Сын мне ничего не рассказывал о том, что в них написано, он говорил только, что в них хранятся какие-то тайные знания. Если вам это не нужно, то я заберу эти тетради, но если вы что-то в них поймёте, то скажите мне, есть ли в них что-то, что сгубило моего сына или нет. А то у меня до сих пор лежит тяжёлый камень на сердце, когда я к ним прикасаюсь».
   С этими словами она оставила мне тетради и вышла из комнаты. Я открыл их и с интересом стал изучать знаки, которыми были испещрены все страницы, в конце последней записи, линия вдруг резко уходила вверх и обрывалась. Вероятно, это было то место, когда душа бедного сына хозяйки вознеслась на небо. Когда я просматривал эти тетради, то меня одновременно охватывало два чувства. Одно чувство походило на страх, как будто бы я держал в руках неразорвавшуюся мину, а другое чувство было сродни благоговению, потому что в этих тетрадях запечатлелась какая-то сильная тайна, вывезенная с Востока, способная убивать тех, кто с ней соприкасался. Я внимательно изучал знаки и символы, выведенные в ней умелой рукой, и решил их скопировать себе, на всякий случай. Купив в магазине две толстые тетради, я занялся работой переписчика. Переписав несколько страниц, я уже мог определять по схожести те или иные знаки и символы и понял отличие их от других. По какой-то внутренней интуиции, работая над текстом, я стал понимать, где кончается одно слово, и начинается другое. Все строчки, стоящие в тексте столбиком, были написаны беспрерывно, и не были отделены ни абзацами, ни отступлениями. То, что, столбики нужно было читать справа налево, я понял сразу, так как записи начинались с конца с последней страницы тетради, и там, где обрывался недописанный столбик, и уходила линия вверх влево, говорило о направлении записи и порядке ведения тетрадей. Я с благоговением переписывал эти столбцы знаков в свои тетради, ломая голову над тем, о чём там может идти речь. Я даже предположить не мог, какой силы текст попался мне в руки, но я испытывал поистине благоговейный трепет, когда садился за эту работу, как будто я соприкасался со священным тайным писанием. В это время мне начали сниться странные сны. Я видел далёкие горы и сказочную страну, населённую красивыми огромными людьми. Обычно я работал над переписыванием текста по вечерам, а ночью, когда ложился спать, видел эти странные сны о далёких странах, где жили гиганты. Однажды даже мне приснился остров Пасхи, фотографии истуканов которого я видел в журнале. Иногда мне казалось, что я понимаю язык гигантов, но не понимаю, о чём они говорят, потому что содержание их разговоров было столь сложным, что выходило за рамки моего понимания. Так продолжалось всю осень, зиму и весну. Когда в университете начались летние каникулы, я заплатил хозяйке вперёд за жильё, чтобы она никому без меня не сдавала мою комнату внаём, оставил там все свои учебники, тетради и книги и отправился домой к матери в другой город. (Отца у меня никогда не было). Странные сны тут же прекратились. Лето я провёл весело с друзьями моего детства и даже умудрился пережить свою первую любовь. Когда же я вернулся к началу учебных занятий в университет, то вновь погрузился в переписывание тетрадей. Странные сны опять возобновились. Но они снились как единый длинный сон с перерывами, каждый раз обрываясь утром, когда я просыпался. Когда же ложился спать вечером, сон продолжался с того момента, на котором прервался. Всё это походило на многосерийный фильм. Такого со мной до этого никогда не было в жизни. Иногда мне казалось, что, переписывая содержание тетрадей, я начинал понимать то, что несли мне эти загадочные значки и символы. Я не был в этом уверен, но иногда в записанном мной тексте как бы проскальзывало слово-пароль, который приводил меня к отгадке того, что я уже записал. У меня создавалось такое ощущение, что это слово, смысла которого я не понимал, являлось ступенькой восхождения к верхним этажам высокой духовности тех великанов, которые мне снились по ночам. О своей работе я никому не говорил, боясь поведать даже близким моим друзьям о моих надеждах, которые возникали у меня в самых потаённых уголках души. Мне казалось, что на каком-то ментальном уровне в моей голове рождается общение с духами этих гигантов, снящихся мне во сне. Я спросил у хозяйки, вёл ли её сын дневники, она мне сказала: «Ну, что вы такое говорите? Это было такое время, когда никому нельзя было довериться». После этих слов я подумал, что мало что с тех пор изменилось. Поэтому, то, что попадало в мой мозг от работы с этими тетрадями, оставалось для всех тайной, я не вёл никаких дневников, не писал комментарий к моей работе. У меня в голове стали возникать такие странные ассоциации с тем, что я переживал каждый день, и что я думал, что одно время я решил, что начинаю сходить с ума, потому что временами переставал различать, где сон, а где явь. Возможно, что это было проявлением каких-то галлюцинаций. Вначале это казалось мне предупреждением, чтобы я перестал заниматься тем, чем мне не положено, а именно, проникновением в тайны далёких миров. Затем последовало возмездие. Я ослеп.
   Ослеп я также неожиданно, как умер сын моей хозяйки. Как видно я приблизился к тому уровню, за которым стоял строгий запрет на проникновение в тайны высших сил. Я так и не дошёл до последней страницы тетради сына моей хозяйки. После потери мной зрения, я был помещён в глазную клинику, где пролежал три месяца под наблюдением врачей. Зрение мне никто из врачей восстановить не смог. Мне пришлось оставить университет, чтобы перестроиться и привыкнуть к новым условиям жизни. Хозяйка, узнав о моём несчастье, связала это с тетрадями её сына. Она сожгла эти тетради, а заодно и мои записи этого странного письма. В это время я находился в больнице. Но произошло ещё одно странное событие в моей жизни. В тот день, когда она сжигала те тайные символы, из моей памяти стерлись все воспоминания, связанные с моей работой. Как будто бы те же высшие силы перекрыли тот единственный канал моей памяти, который связывал меня с тайными записями, которые открыли мне через сны знания и помогали с интуитивной разгадкой никому не известного письма. Все концы были обрублены. Тайна осталась тайной за семью печатями.
   С этого времени начался новый период в моей жизни – эпоха моей слепоты. Я страдал и постоянно чувствовал свою ущербность. Но где-то внутри моё всезнающее сознание подсказывало мне, что я ослеп не случайно. Проведение позаботилось о том, чтобы создать мне такие условия, в которых я смог бы обострить все другие свои чувства, а, главное – мой разум для выполнения какой-то особой задачи. Что-то специально стерло мое зрения, чтобы представить весь мир в виде чистой доски (tabula rasa), где вновь я смог бы нанести свои осмысленные штрихи, обозначив контуры всех существующих в мире вещей и идей. Чтобы я почувствовал этот мир по-другому, иначе, чем воспринимали его другие люди. Но для чего это сделало проведение? Ни для того ли, чтобы поставить меня перед тайной, которую я должен был разгадать? Но в таком случае, я не понимал, почему, вместе с потерей моего зрения я лишился и памяти. Ведь память была для меня уже протоптанной тропинкой к истине. Тогда, перед моим ослеплением, я почти разгадал все секреты мироздания. Нужно было сделать всего один шаг, и мне открылась бы истина. Но кто-то захлопнул дверь перед самым моим носом, и я оказался в кромешной темноте. Может быть, я тогда возгордился, объявив себе, что всё знаю? И это было своего рода наказанием за мою гордыню? Но нет, такого не могло быть. Я всегда считал, что ничего не знаю, даже тогда, когда что-то узнавал, чего не знали другие. Я никогда не был тщеславным. Может быть, это было сделано для того, чтобы я прошёл через все страдания и муки? Ведь ничто так, как страдания, не оставляют нас наедине со своим собственным «я». Ведь можно оставаться со своим «я» в более комфортных условиях. Я полагал так тогда, но, как видно, ошибался. Как видно, только через страдания можно что-то понять и сделать для себя какое-то открытие. А чтобы что-то прочувствовать, нужно пройти через боль. Мне кажется, что была ещё одна причина, почему проведение ослепило меня. Оно сделало меня через слепоту изгоем. Когда я учился в университете, то всё время стремился к уединению, но я никогда не был по-настоящему одинок. Так или иначе, я жил среди своих друзей, которые считали меня членом их тайного духовного союза, или же открыто выступали против меня. Я всегда был окружён вниманием и никогда не был одинок. На меня обращали внимания преподаватели, девушки, все, с кем я общался. После же моей слепоты я окунулся в вакуум. Многие меня жалели, но я чувствовал, что выпал из их общества, потому что они смотрели на меня как на слепого. Я остался один. Я был отделён от общества, может быть, потому, чтобы не разделять с ним общее заблуждение. О, это было настоящее одиночество! Тем более оно было мне тягостно, потому что я влюбился по-настоящему.
   Это произошло перед самым моим ослеплением. По вечерам, чтобы освежить свои мысли я привык совершать прогулки по набережной, которая находилась недалеко от дома моей хозяйки. Однажды, идя и думая о чём-то своём, я обратил внимание на двух девушек, идущих мне на встречу. Одна девушка была высока, другая – среднего роста. Я обратил внимание на высокую девушку, которая мне улыбнулась. Мы были с ней незнакомы, но мне показалось, что её лицо я где-то уже видел. Пытаясь вспомнить, где могли пересечься наши пути, я оглянулся, когда они прошли мимо, и обратил внимание на её стройную фигуру. У неё были потрясающе стройные и длинные ноги, и она явно не пыталась их скрыть под длинной юбкой. Через несколько дней я опять увидел её на набережной всё с той же подругой и пристально посмотрел ей в лицо. Её лицо показалось мне красивым. На этот раз её ноги были обтянуты чулками в сеточку. Не знаю, может быть, эти чулки на ком-то выглядели бы вульгарно, но её ноги от этого ещё больше бросались в глаза и от этого казались ещё стройнее. При следующей встрече с ними я дал им пройти и посмотрел ей вслед. Талия у неё была потрясающе узкой. Я ни разу не встречал её ни с одним парнем. Всё время она появлялась на прогулке с одной и той же подругой. И я влюбился в неё по уши. Влюбился так, что ничего не мог делать. Некоторое время, я её не видел, но ходил на набережную именно в тот час, когда она обычно прогуливалась. В голове я уже прокручивал все варианты возможности познакомиться с ней. Каждый раз она останавливала на мне свой взгляд, но она была не одна. С ней обязательно находилась девушка. Я был робким студентом. С ней одной-то для меня была проблема приблизиться, а уж, когда их было двое, то я и подавно трусил так, что у меня сердце замирало. Но замирало оно всегда сладостно. Я надеялся, что, в конце концов, наберусь храбрости, подойду к ней и скажу, что люблю её. А там будь, что будет. Чтобы как-то себя успокоить, я опять занялся перепиской тетрадей и в какой-то момент так увлёкся, что почти забыл о девушке. И тут произошло моё ослепление. Я потерял навсегда своё зрение и мою девушку. Проведение и тут позаботилось о том, чтобы у меня не возникло семьи. Оно сделало так, чтобы ничто не отвлекало меня от моего пути.
   * * *
   Итак, проведение отделило меня от зрения, памяти, общества, любви и семьи. Но для чего? И в тот вечер я понял, что всё произошло с умыслом всевышних сил. Я как бы отстранился от забот и радостей внешнего мира, и погрузился в себя самого, в тёмные глубины своей души, чтобы по-новому осмыслить всё заново и увидеть все заблуждения тех, которые защищали и навязывали всем свою правду. Я ослеп, чтобы проникнуть в тайны мира. И для этого у меня было два способа. Первый из них – напрячь свою память, чтобы вспомнить всё забытое мной до ослепления, вспомнить все знаки и символы той сожженной тетради, содержавшей тайные знания. И второй способ – докопаться своим умом до всего, что было скрыто за семью печатями. И я вдруг понял всю свою миссионерскую значимость. Ни так ли когда-то пришёл в этот мир проповедник, который стал говорить вещи, заставляя удивляться всех? Ни он ли разрушал их представления о мире, о братстве и любви. Его слова подобно стрелам поражали сердца людей, избавляли их от страха и открывали им новые истины. И он разрушил старый мир, и люди узрели всю бессмысленность той своей жизни, они убежали из того мира и создали мир новый, назвав проповедника Сыном Божьим. И старый мир рассыпался и исчез. Мир жил по новым законам и принципам, более гуманным и справедливым. Но приходит время, когда люди перестают чтить старые законы и принципы, нужна новая встряска общества, строительство нового мира и разрушение старого. Человечество должно переродиться, чтобы посмотреть на мир другими глазами. И я чувствовал, что пришло это время. Сами события, происходящие в городе, показывали, что наступает новая эра для человечества. Эра чудес и кардинальных изменений. Поэтому стали появляться новые мессии в образе бога Абрасакса, мудреца Зарастро – Василия Антоновича, философов-артистов Тамино и Папагено и, может быть, даже меня самого. Мир взорвался так же, как во времена проповедника, заявившего всему миру: Я принёс вам не мир, ни успокоение, а меч, острый как моя мысль. И мир пошёл за ним. Наступил конец старого света, он был разрушен остриём меча новой мысли. И настало зарождение нового мира, который обтачивался тем же мечом божественной мудрости.
   И вдруг я почувствовал себя в образе Абрасакса. И тут же вспомнил один из последних снов, который мне снился перед моим ослеплением.
   Да, тогда я с кем-то спорил. Я не помнил его лица, но это был достойный оппонент. Может быть, кто-то из моих друзей? Нет, он был старше меня и намного умнее. Что-то тогда со мной произошло необычное. Я что-то такое видел. Но что? Как будто кто-то вознёсся на небо. Я напрягал все свои усилия, чтобы воскресить в памяти былые воспоминания. Но именно то событие поселило в моей душе самое великое сомнение. Возможно, что это было потрясение всей моей жизни. Что-то необычное совершилось на моих глазах, во что невозможно было поверить, и что заявляло о себе с настойчивостью родившегося ребёнка. Что же я тогда пережил? И почему оно отступило на задний план, как какое-то чудо из сказки, подобие лукавой насмешки над действительностью, ломающие все принципы и устои железной логики, разрушающие все представления о нерушимых законах бытия. Может быть, поэтому я и забыл тот случай, потому что он выбивался из всего того, к чему я привык. Забыл, как какой-то чудесный сон. Да. Там в той неведомой пустоте, которая таилась за границами здравого смысла, стоял призрак из области четвёртого измерения. Он корчил мне рожи, фиглярничал, дразнил меня, спутывал ход моих мыслей, стараясь довести меня до полного безумия. Я пытался тогда успокоить себя, придать мыслям упорядоченный строй. Но как ни странно, их течение вырывалось из-под моего контроля. Я вспомнил некоторые моменты моего того состояния, которое испытывал. Я пребывал тогда в великом душевном волнении. Я напрасно пытался вспомнить какую-нибудь цитату любого великого мыслителя, которая бы помогла в какой-то мере дисциплинировать мой разум. Но вместо этого мне пришло на ум высказывание Плиния. В моей памяти всплыли даже строки его высказывания, изображённые латинскими буквами: «Quid non miraculo est, cum primum in notitiam venit? Quam multa fieri non posse, priusquam sint facta, judicantur? Naturae vero rerum vis at que majestas in omnibus momentis fide caret, si quis modo partes ejus ac non totam complectatur animo».
   Это были первые знаки и символы, которые я вспомнил за время моей слепоты. Они значили: «Что только не считается чудом из того, с чем сталкиваются впервые? Сколько всего почитают за невозможное, пока оно не совершено? Никогда не постигнуть силы и величия природы, если дух будет охватывать только её части, а не целое».
   Именно тогда у меня созрела мысль набраться терпения и до конца выяснить всё, что касалось чудес и призраков из области четвёртого измерения.
   И вот тогда мне стал сниться тот, то прерывающийся, то продолжающийся сон, где всё было необычно, и до невероятности сказочно. Помимо своей воли я погружался в необъяснимое состояние духа, которое порождало соответствующие раздумья. В то время я ощущал себя как человек, ныряющий в воду, где в омуте подводного мира совершались события, проходящие параллельно той действительности, которую я переживал наяву. Мне снилось, что я еду в поезде. Я стою в коридоре и слышу пение двух чудесных голосов: мужского и женского, льющихся из полуоткрытого купе.
   И я помню, как сейчас эти слова:

   Chinque nasce a morta arriva
   Nel fuggir del tempo, e’l sole
   Niuna cosa lascia viva…
   Come voi, uomini fummo,
   Lieti e tristi, come siete;
   E or siam, come vedete,
   Terra al sol, di vita priva.

   Я уже тогда, зная латынь, понимал итальянский язык. И смысл этой песни меня поразил:

   Что родилось, то умрёт,
   Всё исчезнет, всё пройдёт…
   Были ведь и мы людьми,
   Знали радость и печали,
   И безжизненными стали, -
   Мы, как видите, лишь прах.

   Вначале я подумал, что песня льётся из динамика, но вдруг я услышал демонический мужской хохот, переходящий с высоких нот почти на бас: «ха-ха-ха!», к которому присоединился звонкий женский смех. Что за чертовщина? – подумал я, неужели в этом поезде едут покойники? Но вдруг опять послышался мужской голос. На этот раз в его исполнении звучала ария отчаяния Орфея из оперы Луиджи Россини:

   Las-cia-te a-ver-no, o pe-ne, e me se-gui-te,
   lasciate a verno, o pene, me seguite.
   Quel ben ch’a me si toglie riman la giu,
   ne ponno angoshie e doglie star gia mai secounite…

   Я заглянул в купу, и был поражён, обнаружив в нём только одного мужчину. Женщины там не было.
   – С кем же вы разговаривали и пели? – удивлённо спросил я.
   – Сам с собой, – ответил мне мужчина.
   – Не может быть, – не поверил я. – Человек сам с собой не может говорить женским голосом.
   – Отчего же не может, – возразил мне мужчина, – ведь в каждом мужчине живёт женщина.
   – Вы намекаете на…, – я не нашёлся, что сказать.
   У меня на языке так и вертелось английское слово «mister-lady», и я никак не мог подыскать ему русский эквивалент.
   – Нет, – поспешил ответить мне незнакомец, вероятно, прочитав мою мысль, – только когда мужчина не может раствориться в женщине, он начинает воображать, что сам является женщиной. Но стоит мужчине вообразить красивую женщину, и он спасён, потому что всевышними силами определено влечение к противоположному полу.
   Он употребил слово «всевышние силы», а не сказал «Бог» или «Всевышний». Это меня удивило.
   – Так значит, – спросил я его, – вы что-то представляете, и оно тут же материализуется?
   – Не совсем так, – ответил он, – но вы стоите на правильном пути. Многие люди не представляют, какой силой воображения могут обладать. Но не всякое воображение полезно. Некоторые воображения порождают чудовище, которое их сводит с ума. Я думаю, что игра воображения каждого человека должна быть лёгкой и изящной. Только от этого наш мир может наполняться красотой. В настоящее время люди не способны даже изобрести себя лёгкой приятной религии. Всё их религии на земле тяжеловесны и ужасны. Они подавляют людей, делают из них неврастеников и безумцев.
   – Неужели вы знаете такую религию, которая бы по-настоящему радовала человека?
   – Их было сколько угодно в древности, – заметил незнакомец, – но от всех они почему-то отказались.
   – Но религии только уводили людей от истины, – возразил я ему.
   – Не совсем, – ответил тот, – так, например, орфики были ближе всех к истине. За первоначало они принимали время. В их понятии время олицетворял крылатый дракон с головами быка и льва, и ликом бога Геракла между двумя этими головами. Его сопровождала Адрастия – Неотвратимость. В целом Геракл с Адастией у орфиков являлся символическим образом нестареющего неотвратимого времени.
   Вдруг я увидел, как на моих глазах мужчина превратился в симпатичную женщину, но тут же опять принял образ мужчины.
   – По убеждению орфиков, – продолжал мужчина, – человек двойствен и обладает двумя началами: низшее, телесное, титаническое и высшее, духовное, дионисийское. В орфизме дионисизм аполлонизирован. Если у Гомера земная жизнь предпочтительней загробной, то у орфиков – наоборот. Жизнь – страдание. Душа в теле неполноценна. Тело – гробница и темница души. Цель жизни – освобождение души от тела. Это нелегко, так как душа обречена переселяться из тела в тело. Слышали о метемпсихозе? О переселении душ после смерти одного живого тела в другое живое тело? Такими телами могут быть тела не только людей, но и животных и даже насекомых и растений.
   Вдруг на моих глазах опять произошла метаморфоза с мужчиной. Он раздвоился, и передо мной сидело уже два существа – мужчина и женщина. Мужчина, как ни в чем не бывало, продолжал говорить:
   – На востоке подобное учение исповедуют буддисты. Будда на пути к полному совершенству совершил пятьсот пятьдесят перерождений. Двенадцать раз он был рабом, десять раз – пастухом, два раза – вожаком слонов, по разу – каменщиком, резчиком, танцовщиком и множеством самых грязных животных. Наряду с низшими и отвратительными воплощениями он возрождался и в обликах царя, раджей, отшельников, брахманов и богов.
   – Ты прав, – вдруг сказала женщина, – метемпсихоз – это древнеиндийская сансара. А избавление от проклятия бесконечных возрождений называлось в индусов «мокшой». У греческих орфиков такого слова не было, хотя они и совершали очистительные обряды и вели соответствующий образ жизни в общине. Освободившись от колеса перерождений, иными словами метемпсихоза, душа благочестивого орфика достигала «острова блаженства», где она жила беззаботно и счастливо, не испытывая ни физических, ни душевных мук.
   – Совершенно верно, – воскликнул мужчина, – орфики не убивали живых существ. Они были вегетарианцами. Таким образом, индусы передали свои знания древним грекам. Есть предание, что Дионис прошёл из Эллады через Сирию в Индию и обратно через Фракию в Элладу. Но есть и другое мнение, что никакого влияния индусов на древних греков не было, а сходство в их воззрениях объясняется общими для них протоиндоевропейскими корнями.
   – Из этого следует, – улыбнулась женщина, что мировосприятие древних людей развивалось по единым законам мышления, а основой их осмысления мира являлись единые знания.
   Сказав это, женщина опять исчезла, и мы остались с мужчиной вдвоём в одном купе. Что это? – подумал я. Какой странный сон! Почему мой собеседник раздваивается на мужчину и женщину? И тут мужчина стал говорить очень интересные вещи, от которых у меня глаза полезли на лоб. Я хорошо помню, что он стал мне объяснять устройство мироздания. В ходе этого объяснения его лицо принимало то мужские, то женские черты. В какой-то момент мне показалось, что я вот-вот разгадаю не только тайну бытия, но и пойму весь механизм работы нашей Вселенной. И я настолько приблизился к разгадке, что ощутил всем своим существом, что ухватил ту невидимую нить, которая соединила меня с Богом. И я увидел перед собой лицо Бога. Я вдруг почувствовал, что что-то должно сейчас произойти, свершиться какое-то чудо. Я вдруг увидел перед собой в одном лице жизнь и смерть, и те быстрые изменения, которые запечатлевались на этом лице, говорили о перерождении моего собеседника. Возникающие живые лица превращались в маски смерти. Тут были и мужчины, и женщины, лица бородатых стариков, морщинистых старух, детей и младенцев. Всё менялось со стремительной скоростью. И вдруг я увидел своё собственное лицо как в зеркале. Незнакомец, приняв образ моего лица, исказил его улыбкой и спросил меня:
   – Хотите побывать на небесах?
   Я с ужасом подумал, что схожу с ума. И ещё в моём сознании мелькнула мысль: «Но ведь он артист. Артист перевоплощения. Может быть, и нужно быть артистом, чтобы поверить в чудеса. Ведь само искусство и есть чудо. Для искусства реальный мир является своего рода театром».
   – Ну что вы такое думаете?! – воскликнул незнакомец, принявший мой образ, – театром можно назвать всю нашу Вселенную. И Deus ex machina вмешивается в нашу судьбу куда чаще, чем вы думаете. Если вы раздвинете границы этой реальности, то, наверняка, увидите нечто, что вас удивит.
   С этими словами он разорвал у себя на груди рубашку, а затем простёр руки к окну вагона и, разорвав вагон пополам, открыл передо мной Вселенную. И я услышал его дьявольскую песню:

   Piu penos ricetto, piu disperato loco del mio
   misero petto non hо l’etorno foco.
   Son le miserie mie solo infinite
   Lasciate a verno, o pene, e me e me seguite.

   И он взлетел в небо подобно птице, и моя душа следовала за ним. Я со страхом смотрел на огромные пространства, обступившие меня, пространства, соизмеримые с безграничностью и вечностью, где не было ни запада, ни востока, где растворялись все человеческие понятия разных полюсов субъективности, где символы, как и сама природа, пугали своей наготой и суровостью. И я подумал, что, вероятно, отсюда был запущен из пращи богов тунгусский метеорит, попавший в самый центр суши. И вдруг я перестал бояться. Это пространство вдруг стало для меня желанным, лишённым всякой астрономической целостности. Оно превратилось в моё отечество, целью всех моих устремлений, и я готов был раствориться в нём, соединим себя с бесконечной вечностью.
   Как потом я анализировал, этот момент, вероятно, стал началом потери мной зрения. Наверное, в это мгновение я погрузился в забытье, в ту сладкую полудрёму на грани и яви, когда мысли начинают материализоваться в образы.
   Тут начало происходить со мной нечто необъяснимое, величественное по форме и невероятное по содержанию, чему я не мог противиться. События развивались как бы своим чередом. Помимо моей воли меня несло в океан небытия, в глубину зияющего хаоса мироздания. Мне показалось, что моя телесная оболочка от титанического внутреннего перенапряжения разлетается миллионами осколков в разные стороны. Эти крохотные частички моего целостного организма проникали из мгновенного настоящего одновременно в прошлое и будущее. Я смешивался с хаосом, вбирал в себя время и пространство и, может быть, на какой-то миг стал самой вечностью. Я почувствовал необыкновенную радость слияния с Вселенной. И в этой гармонии стал её частичкой, так же, как и Вселенная растворилась во мне и стала моей частью.
   Вероятно, в это мгновение я переживал свою смерть, как модель своего естественного исчезновения, попав в сферу небытия. Какое-то время я абсолютно ничего не чувствовал. Возможно, это была нирвана. Затем началось сгущение, собирание моей субстанции в единое целое. И чем больше оно уплотнялось, тем стремительней ускорялось моё движение. Это было рождение нового небесного тела. Я нёсся в пространстве подобно комете и слышал в ушах свист космического вихря, музыку вечности и смех бессмертия. Сквозь полуприкрытые веки замечал пролетающие мимо меня огоньки во тьме ночи. То были звёзды хаоса мироздания. С этим движением моё несущееся, словно пушечное ядро, тело наливалось исполинской силой и тяжестью. Я не видел и не ощущал своей формы. Да разве форма могла иметь для меня какое-то значение, когда я чувствовал тяжесть своего наполнения?!
   Подобно астероидному телу я разрезал пустоту мрака, устремляясь к невидимой цели. Возможно, я проваливался в чёрную дыру, и это было путешествием к одной из мириад далёких звёзд, которые зарождались на моём пути от сжатия небесной давильни. А затем взрывались фейерверками, разлетаясь мириадами песчинок метеоритной пыли в космическом холоде.
   Мне трудно описать то счастье, которое я испытал перед моим ослеплением, во время моего незабываемого путешествия к Свету. О, это было восхищение светящимися трассами метеоритов, контрастной мозаикой галактических протуберанцев ослепительной яркости и чёрных дыр зияющей бесконечности, от которых захватывал дух. Гигантскими электрическими разрядами был заполнен тот необъятный эфир, вспышками, столкновениями и катастрофами. И эти великие коллизии, по сравнению с которыми все земные войны, как прошлые, так и будущие, казались мне детскими безобидными играми, комедией в общей трагедии разрушения Вселенной. Мне не составляло большого труда убедиться, что жизнь во Вселенной – жестокая вещь. Она, как и человеческая жизнь, рождается от боли и умирает с болью.
   Как ни парадоксально, но я никогда не мог поверить в бесконечность Вселенной, ибо бесконечность, так же, как и вечность, будь то самой рафинированной и изощрённой абстракцией, недоступна человеку, ограниченному временем и пространством. И вот я вырвался из границ человеческого измерения и вошёл, вернее, влетел в космические просторы. Я наблюдал Вселенную изнутри, но так и не смог ощутить её протяжённости и границ. По правде говоря, человек должен чувствовать себя неуютно там, где повсюду зияют бездны, но стоит ему растворить свой ум в этой бездне, как он сам превращается во Вселенную. Может быть, именно в таком превращении и сокрыт секрет космического разума.
   Уже тогда я стал сомневаться в человеческих возможностях. Я думал, что человеческий разум не совершенен, ибо от него сокрыты тайны Вселенной. Всё, о чём бы человек ни подумал, рано или поздно окажется совсем иным, потому что человеческое понятие не застраховано от неточностей, а его действия – от ошибок. Но есть нечто общее, что всегда соединяет человека с космическим разумом, что приводит его в согласие с Вселенной. Я это понял и уяснил ещё тогда во время моего ослепления, что это – жажда знания и ум человеческий, как бы ни велики были его ошибки, и как бы не казались его понятия наивными. За эту истину и за те тайны, в которые я проник тогда, я и был ослеплён Всевышними Силами.
   Уже позднее, находясь в глазной больнице, где врачи пытались восстановить мое зрение, я, немного отойдя от потрясения, размышлял о том, что космическая тишина заполнена кажущимся безмолвием. Я не видел света, но продолжал слышать космические звуки, складывающиеся в музыку, особенно тогда, когда думал о длинноного девушке в чулках в сеточку. Ведь тот, кто проносится через океан безмолвия, обязательно услышит звуки гармонии Вселенной, ибо небесная гармония не беззвучна. И побывав каким-то образом в космосе, я слышал её звуки – чёткое чередование всплесков и затуханий, бесконечный звонкий хохот звёзд. Для многих он недоступен, но мой слух улавливает до сих пор небесную музыку, рождающуюся в созвучии с движением.
   Я напрягал память, пытаясь вспомнить, о чём шептали мне звёзды Вселенной. Над чем они смеялись, пока я летел к своей заветной цели? Мне было трудно передать простыми словами предельную ясность той вселенской правды, которая была скрыта в простых вещах, к тому же я мог ошибиться в её истолковании, потому что любой путешествующий в космосе человек не видит истинной сути вещей. Он всего лишь поверхностный наблюдатель и случайный гость даже у себя на земле, где ему с благодушной скупостью отпущен природой кратчайший отрезок бытия. Всё, что он успевает сделать за свою короткую жизнь, это впитать в свой пытливый мозг ложь, заблуждения и иллюзии.
   О, если бы я с самого начала мог отвергнуть проторённый путь, и подвергнуть критике все наши устои жизни, начать бы с основ, с исходной точки, то может быть, мне бы повезло, и я бы напал на верный ориентир, который бы привёл меня быстрее к заветной цели. И звёзды мне тогда в космосе шептали: «Зачем тратить лучшие годы на приобретение чуждых заблуждений?»
   Лучше бы я не ломал голову над неразрешимыми проблемами, а познакомился с той длинноногой девушкой и подарил бы ей свою любовь. А вместо этого я просто пополнил ряды тысяч пытливых умов на проторённой дороге заблуждений и казался в ловушке, из которой со временем всё труднее становилось выбраться. А те безумные мысли, которые я сам находил глупыми, и которые были осмеяны моими учителями, осуждаемы всеобщим мнением, преданы анафеме и обречены на забвение, могут оказаться спасительными тропинками, ведущими к истине.
   Там, лёжа на больничной койке и находясь во мраке своей слепоты, я думал, что повторяющаяся людская глупость и вечно совершающиеся ошибки губят человечество. Вся история существования человечества представлялась мне ничем иным, как ухабистой дорогой спотыкающихся надежд в тщетных поисках познания истины, по которой плетётся человек, не думая о своём будущем, и лишь изредка вспоминая своё прошлое. От поколения к поколению людской род, теряя надежды на своё спасение, всё больше находит значимость в молчании умерших, ибо в его ложном псевдопрогрессе представлений происходит ускоряющаяся эрозия понятий и инфляция ценностей. То, что для предыдущего поколения было святым, для последующего становится наивно-забавным. Человечество уже ни раз прежде переживало свои безумия и осознавало ошибки, но осознанность этих ошибок с каждым разом умирает с молчанием мёртвых. Дела прошлых лет становятся со временем всё более величественными, в то время как наши разрушительные свершения, кажутся всё более смехотворными, увлекая нас с каждой новой войной из одной страшной мелодрамы в ещё более отвратительный фарс.
   Потеряв зрение, я не хотел жить. И от глубокой душевной травмы я заболел в больнице. Не знаю, что со мной было, но я лежал с высокой температурой и по ночам бредил. Мне казалось, что я вижу сны из своего космического полёта. Однажды я увидел свою длинноногую красавицу в чулочках в сеточку. И она меня спросила: «Что же влечёт тебя к твоей желанной цели?» И я вдруг вспомнил, как приближался к своей заветной звезде прежде, чем потерять зрение. Она была окружена девятью радужными кольцами, и я должен был проскочить девять сфер инобытия, сохраняя при этом своё хладнокровие и благоразумие. Вообще-то это загадка, которую задала мне во сне моя длинноногая красавица. Ведь человек чаще всего не знает, что его влечёт к заветной цели: инерция движения, как у небесного тела, следующего по орбите и подчиняющегося своему року судьбы, или детская мечта, хранящаяся в сердце, которой суждено служить внутренней силой этого движения и последним утешением. Что же влечёт человека к желанному идеалу, к своей индивидуально намеченной цели? Этого я не знал и не мог ей ответить. Может быть, эта девушка и тянула меня к себе. Я вспомнил её упругую походку, её строгие ноги отсчитывали твёрдые и лёгкие шаги. Чёрные изящные ботиночки грациозно ступали на асфальт, а ноги, обтянутые тонкими ажурными чулками, уходили далеко под короткую юбочку, и её тело казалось мне продолжение этих длинных ног. У неё было овальное вытянутое лицо и римский нос с горбинкой. Если посмотреть на неё более отстранённым взглядом, то её голову с очень длинной шеей можно было принять за голову очень красивой птицы. Она была сказочно красивой. Ни до, ни после меня не приходилось видеть более красивой женщины. Она была высокого роста, но может быть, казалось высокой из-за своей изящности. Собственно говоря, после того, как я её увидел, в скором времени ослеп. Может быть, её красота и ослепила меня.
   И тут я понял, на кого она похожа. Она была похожа на бога Абрасакса в женском обличии. Тогда я не знал этого бога и не мог сделать подобного сравнения. Но сейчас, именно её птичья голова и её грациозные длинные ноги, похожие на двух змеек, позволили мне ассоциировать её образ с этим загадочным богом. Так вот когда всё это началось! – мысленно воскликнул я. И может быть, именно она меня ослепила, чтобы я навечно остался с ней и принадлежал только ей. Как я раньше этого не понял? И всё это время она вела меня по пути восхождения к вершинам знания.
   Я попытался напрячь память и вспомнить, что она тогда мне говорила во сне, когда я оказался в космосе. Да, вспомнил! Она меня спросила: «Что вас занесло в такую даль?» Именно это она меня и спросила, и тогда я очень удивился, как она сама могла оказаться в космосе. Но вот, сейчас я не совсем уверен, кто задал этот вопрос, она или я. Возможно, что я спросил её об этом. И тогда, когда я впервые увидел её на набережной у меня на устах так и вертелся этот вопрос. Правда, он был сформулирован по-другому. Я тогда подумал: «И откуда занесло сюда такую птичку». Помню хорошо, что я впервые испытал к девушке вожделенное чувство, именно так, я полюбил её не платонически, нет, а вожделенно. Я просто мечтал затащить её в свою кровать. Она шла по набережной крепкой, уверенной походкой с высоко поднятой головой, вытянутой в струнку спиной, отчего, наверное, и казалась такой высокой, элегантной с несколько оценивающим и проникновенным взглядом, в котором скрывались и надменность, и холод, и вместе с тем заинтересованность. Её взгляд проникал в душу как рентген. Она представляла собой особую породу женщин, это было существо высшего порядка. Да, так впервые появился в моей жизни бог Абрасакс. И она сказала мне тогда:
   – Я видела многих путешественников-мечтателей, которые уносились с земли на крыльях своей мечты. И всех их влекли в космический океан разные мотивы. Одни искали утешений в своих горестях и страданиях, других влекла в эти глубины погоня за славой или наживой, а третьи стремились сюда, чтобы насытить свою любознательность и обрести свою духовную гармонию.
   Её взгляд упал на меня оценивающе, как бы определяя, к какой категории лиц мог принадлежать я. И этот взгляд был уже моим достоянием также, как и весь её образ, который я пронёс через всю свою жизнь, и вынужден сейчас признаться себе, что всё это время я любил только её. Я постоянно носил в сердце это ощущение, которое от всех скрывал, ощущение холодной оценочности её взгляда. Я ни на мгновение не забывал её изящные длинные и соблазнительные ноги в чулочках в сеточку. Меня постоянно пленила её осанка, гордая поступь, женственное очарование её длинной лебединой шеи и божественная красота её овального лица. Она стала мечтой всей моей жизни. И одно лишь воспоминание о ней делало меня уже счастливым. Даже когда я ослеп, порой мне казалось, что она проходит рядом со мной и мимо меня, я слышал шелест её платья, вдыхал слабый аромат её кожи и волос. Сейчас я всё больше предаюсь воспоминанием о ней. Возможно, что она была проституткой и одаривала своей любовью каждого, кто обращал на неё своё внимание. Но если бы я даже это знал, то отношение к ней у меня нисколько бы не изменилось, потому что она была создана для любви, и олицетворяла собой саму любовь, но не слепую, а проникновенную и одухотворённую. И я думаю, коснись она любого человека, то вмиг бы его осчастливила на всю жизнь. Нет, она была богиней, и отличалась от всех тех молодых скромных девушек или наглых гулящих девок, которые видели смысл своих отношений с мужчиной лишь в том, как бы кого-то заарканить или получить что-либо взамен своей продажной любви. Нет, я знал это точно, она не брала, она давала. И давала бескорыстно, поэтому, вероятно, в ней не было того раздражающего кокетства, за которым скрывается грубая уверенность в себе красавиц, переходящая в наглое бесстыдство. Она была скромной, сдержанной и умной, что не являлось барьером к влечению к ней. Она могла даже вырядиться вызывающе, но всё равно, что-то отличало её от других женщин, заставляло глядеть на неё по-иному, возможно, что в ней был тот духовный стержень, который поднимал её над всеми женщинами мира. Да, она была богиней.
   И я сказал, что не ожидал встретить её в том месте, в таком тёмном и холодном, и так далеко удалённым от солнца. И добавил ещё, что это место больше подошло бы для мёртвых как сфера, куда перекочёвывают все, покинувшие обитель света. Она улыбнулась мне своей божественной улыбкой и ответила, что я ничего не понимаю. Я смутно помнил, что находилось в этих сферах, потому что всё моё внимание приковывала к себе небесная красота моей незнакомки. Я даже не знал её имени. Возможно, что там были ещё какие-то небесные сущности, но её образ затмил всё кругом. По прошествии времени я воспринимал этот сон как волшебную сказку, от которого у меня осталось только ощущение счастья, но ничего конкретного, что помогло бы мне ещё раз вернуться и заглянуть в ту атмосферу инобытия, куда я забыл дорогу. Всё стёрлось в моей памяти. О, если бы можно было записать тот сон! Но тогда, и потом, я всегда себя ловил на мысли, что когда видишь во сне что-то необыкновенное, например, совершенные стихи или текс, написанный высокой прозой, то всегда сожалеешь о том, что нет под рукой ручки, чтобы переписать его. И тут же сознаёшь, что как только проснёшься, то тут же всё забудешь, потому что память с пробуждением стирается автоматически. Думаю, что это чувство испытали многие люди. Только некоторые озарения пробивались ко мне из глубокого забытья. Иногда мне казалось, что некоторые туманности напоминали мне души давно умерших людей, которых я когда-то знал раньше. Ведь недаром говорят о мёртвом пространстве, наверное, и такое существует в космосе. Иногда мне кажется, что души умерших сладко спят, пребывая в сомнамбульном состоянии апатии, из которого их может вывести только неожиданное потрясение. Например, такое, как возвращение на землю и перерождение, когда там будет ощущаться недостаток в тонкой материи, и кому-то потребуется перетрясать духовную матрицу, чтобы извлечь наружу одну из спящих душ.
   На какое-то мгновение мне показалось, что я вспомнил что-то существенное из своего прошлого небесного ощущения. Как будто память на мгновение донесла до моего сознания эхо из моего прошлого. Я не уверен, что видел что-то, но всё же, попытаюсь это объяснить. Я, как любая впечатлительная натура, иногда могу ошибаться, потому что, пытаясь вспомнить что-либо, могу вообразить это и прокрутить в своей голове, а потом мне уже кажется, что я всё это видел или чувствовал. Из-за этой своей особенности я часто в моей жизни впадал в ошибку.
   Рассекая мёртвое пространство, я заметил, что от меня в разные стороны расходятся волны возмущения, как от носа корабля, идущего по спокойной воде. Волнение передавалось от одной души к другой. И вскоре весь океан спокойствия заколебался, как перед грозой. Я даже слышал возгласы обезличенных тонких сущностей, которыми, вероятно, являлись души. «Что такое! Кто нарушил наш покой?» – возмущались они. Мне даже кажется, что помимо моей воли я был вовлечён в разговор с ними. И вокруг меня образовался даже кружок наиболее любознательных душ. По-видимому, при жизни все они составляли этакую духовную элиту. И попав в их среду, я, вероятно, являлся для них отголоском их прошлой жизни. И вам не скучно здесь? – спросил я их. «Что вы, нисколько», – ответили одни. «Терпимо», – стоически молвили другие. «Невыносимо!» – мрачно заявили третьи. И я понял, что даже среди небесных душ, как и на земле, царит идейный разброд. «Мы стремились в эту обитель спокойствия и счастья всю свою сознательную жизнь, – заметили первые, – и, наконец, мы достигли желанной мечты, вышли из цепи перерождений и освободились от боли и страданий. Пребывая в безграничном блаженстве наслаждения тишиной и спокойствием, мы радуемся, что за наш труд при жизни, самоусовершенствование и духовную аскезу нам возданы должные почести и всемилостивейшая награда – соизволение находиться в высшей сфере чистоты после смерти. Наши души полностью очистились от земной скверны, не только порвав все свои связи с сансарой, но и изгнали из памяти всё, что нас связывало с ней на земле. Мы стали чистыми как родниковая вода или горный воздух. Можем ли мы не радоваться этому, и можно ли скучать или сожалеть о чём-либо в этом блаженном эфире?» Вторые души вторили первым: «Здесь совсем неплохо: чистота, спокойствие, тишина, недеяние. Одним словом, нирвана. Но, попав сюда, в нирвану, мы уже никогда не сможем покинуть её, и поэтому мы не можем быть полностью счастливы, потому что лишены свободы выбора. Любым самым высшим благом можно насытиться, но пугает другая мысль, что если даже захочешь, то не сможешь расстаться с ним и выбраться отсюда. Потеря свободы – глубочайшее несчастье, но и с этим можно свыкнуться, в конце концов». Третьи души при жизни были, вероятно, бунтарями. Поэтому они все разом завопили: «Волею судеб нам суждено вечно прозябать в этом раю. Никто из нас никогда не стремился при жизни, роковая случайность занесла нас в это болото. О, если бы мы знали, за какие заслуги нас сюда поместили, то ещё при жизни мы все сделались бы закоренелыми преступниками».
   Глядя на них, я с ужасом подумал, неужели и мне уготована такая судьба. Впрочем, в тот момент я сознавал, что сплю и вижу сон. А во сне, какие кошмары бы не приснились, все они были из области нереального. Впрочем, бывают очень приятные сны, когда, например, сниться, что встречаешься с любимой девушкой. Как в тот раз, когда я летел через эфир с длинноногой красавицей в ажурных чулках и мог любоваться ею и даже разговаривать с ней. Сон – не такая уж неприятная вещь, особенно когда сниться приятное, то, что не происходит в жизни, но к чему стремится душа. Вероятно, не случайно треть человеческой жизни проходит во сне. В этом состоянии дух подсознательно перемалывает действительность, какой бы она не была, сглаживает острые углы, ищет пути разрешения того, что кажется неразрешимым, и наконец, приносит какое-то удовлетворение от всего, что не может реализоваться, но чего страстно желает душа. Если бы человек был лишён сна, то, возможно, быстро бы превращался в безумца. Особенно благоприятны вожделенные сны, в которых реализуются фантазии, сопряжённые с прекрасными видениями, где воспоминания получают продолжение и приходят к желанному результату, где с помощью озарения можно найти логическое решение любых проблем и познать истину. К тому же во сне человек иногда испытывает такие реальные чувства, так остро переживает те события, которые видит, что сон можно с полным правом считать неотъемлемой частью его жизни.
   И вот настал момент в моей жизни, когда сон и явь соединились. Девушка существовала на самом деле, а не только в моём воображении, и я её видел и любовался её. Её уже нельзя было выкинуть из моей жизни, потому что она уже вошла в моё сознание и даже проникла в мой сон. Она являлась частью какой-то тайны, которая увлекла меня в непознанные сферы инобытия. Ведь не случайно произошла моя встреча с ней?! И я видел её и разметавшиеся по космосу космы её волос, её горящие глаза, проникающие мне в душу. Бог Абрасакс принял образ этой девушки, чтобы привлечь к себе моё внимание, как когда-то Бог принял образ Иисуса Христа, чтобы люди полюбили Сына Божьего, одумались и пошли за ним. Это был знак. И я его не понял тогда. А потом последовало ослепление. Но что означал этот знак? Почему та девушка, встретившаяся мне на набережной, так привлекла моё внимание, что вся моя жизнь вмиг изменилась как по мановению волшебной палочки? Ведь это была объективная реальность, когда я увидел незнакомку и обменялся с ней несколькими мимолётными взглядами, я был поражён её красотой, испытал чувство небывалого вожделения, а затем, долгое время только она одна занимала все мои мысли. Я испытывал страстное желание видеть её, боготворить, и даже мысленно обладать ею. И потом она заговорила со мной во сне. Что же произошло? Почему в моей памяти так явственно запечатлелись её длинные ноги в чулках в сеточку, её гордая походка и проникновенный взгляд? Что очаровало меня в ней и заставило выделить её среди множества других красивых женщин? Несомненно, ее проникновенный взгляд, который запал мне в душу и вызвал во мне смятение, бурю, восторг. Но было ещё что-то помимо телесного влечения. Моя душа как будто проснулась ото сна от прикосновения её взгляда, который явился своего рода катализатором моих духовных сил, позволившем мне не только подняться над повседневной обыденностью, но и почувствовать в себе божественное пламя. Оно, разгоревшись, чуть было не спалило меня, и в то мгновение, когда я почувствовал себя богом, ослепило. Оно, как я уже говорил, отняло у меня зрение как плату за то, что я проник в небесную тайну. И я рад, что я поплатился глазами, сохраним свой разум. Бог пощадил меня из-за любви ко мне. Он отнял у меня память, чтобы я забыл всё пережитое мной, но он допустил ошибку, оставив мне шанс, благодаря которому я мог, опираясь на свой разум, восстановить ход тех событий и всё же похитить эту тайну у Господа. Да я испытывал во второй раз судьбу как мелкий воришка, не знающий благодарности к моему благодетелю. И делал я это потому, что похищение этой тайны являлось делом всей моей жизни.
   От искры, запавшей в мою душу от взгляда бога Абрасакса в образе красавицы, возникло пламя, которое постоянно подогревало те отрывочные мысли, посещавшие мой разум, вызывая то одну вспышку озарения, то другую. Ещё до этого сомнамбульное состояние моей души походило на тревожный полумрак кинотеатра, где беспрерывно демонстрировался фильм с участием этой роковой женщины, и каждый раз со мной происходила какая-нибудь метаморфоза. Эти озарения были своего рода вкраплениями в мой общий сон, и один из них я вдруг вспомнил. Однажды я как бы расщепился на три личности: двух объектов-индивидуумов, которые помимо моей воли жили и действовали, и другого субъекта-наблюдателя, который следил за действиями и поступками каждого из них и давал свою отрешённую оценку. Мне представлялось, что я с паломниками-христианами шествую на Восток к святым местам. И в то же время я видел себя идущим в группе буддийских монахов на Запад для поклонения святыням. Люди всегда ищут благо там, где их нет, и никто не стремится отыскать это благо в самом себе. Люди считают приближённое к небу место священным, и поэтому возносят свои святыни на пики высоких гор. Я поднимался в гору одновременно с двух сторон. Трудность подъёма соответствовала всем тяжестям жизни и испытаниям судьбы. Это была сама жизнь – движение в гору, а там наверху нас всех ждало отрадное отдохновение и награда за тяжёлый труд. Порой меня охватывал суеверный страх, и душа содрогалась от трепета, переходящего в религиозный экстаз. Я уже предчувствовал всем своим существом это очистительное соприкосновение со святыней. И я стремился, как можно быстрее, приблизить этот момент, так же как путник, умирающий от жажды в пустыне, стремится к спасительному оазису. Чистота, очищающая душу, нужна каждому человеку, если он не способен блюсти эту чистоту в себе или самоочищаться. Я не знал названия этой горы. Но мне было всё едино, будь то гора Куньлунь, Сумеру, Олимп или Елеонская. И чем выше я поднимался, тем круче становился подъём. Взирая с высоты вниз, я видел всю тщету и ничтожность своей суетной жизни. Я сожалел, что раньше не совершил этот очистительный обряд восхождения. А между тем, вершина становилась всё неприступнее. Камни срывались со склонов и летели в бездну, угрожая размозжить голову карабкающимся внизу людям. Люди ползли в гору со всех сторон, одни были позади двух моих раздвоившихся половин, другие – впереди. Первые, достигшие вершины с поседевшими как лунь головами, сгорбленные и обессилевшие исчезали неведомо куда, а последние, молодые и сильные юноши толпились у подошвы горы, как бы примеряясь к её высоте и взвешивая свои силы.
   Одна из моих раздвоившихся личностей спросила у соседа: Интересно знать, что же там наверху? Что так всех притягивает к себе? Ему никто не ответил, только самый ближайший к нему альпинист посмотрел на него удивлённым взглядом. «Там наверху – истина!» – воскликнула моя другая отделившаяся от меня часть. И вот, ободрав ногти на пальцах, с израненным телом, сгорбленный и больной от надсады, я одновременно с двух сторон выкарабкался на вершину священной горы. Там в кратере вулкана горел огонь. Склоны горловины были освещены отблесками подземной печи. Это был вход в ад, Аид, Тартар. В небе над вулканом зияла огромная дыра в бесконечность. Там, как в трубе, завывал ветер, всасывающий в себя облака пара. То был вход в рай. Я, изумлённый открывшейся передо мной картиной, застыл на краю кратера в нерешительности. Каждая моя половина, подобно отражению в зеркале, смотрела друг на друга, стоя перед лицом двух стихий. Нужно было решиться и сделать шаг, чтобы раствориться в одной из этих стихий. Рай или ад? И тот, и другой мне были страшны. Но сзади с двух сторон на меня уже напирали взобравшиеся на гору путники, и я мог сорваться в кратер вулкана в любую минуту против своей воли. Нужно было скорее сделать выбор между адом и раем. Ад мне показался уютнее рая. Он походил на раскрытый камин, излучающий свет и тепло. И если пристальнее вглядеться в его глубь, то он начинал казаться дворцом, освещённым тысячами свечей. Это было тёплое и приятное убежище, полностью укрывающее от тьмы и бездны. Оно сияло подобно солнцу. И я сделал шаг и полетел в огнедышащее жерло вулкана. Внизу – всплеск огненного озера и одну половину поглотила вечность, превращающая всё в ничто.
   Вторая моя половина содрогнулась от страшной картины исчезновения и сделала прыжок в восходящий смерч, вынесший её в беспредельную бесконечность, туда, где всё растворено, где зияют бездны, где нет укрытий, где сплошная пустота, где ничто. Мой сторонний субъект-наблюдатель, не вынеся потрясения от подобной кончины обеих половин, попятился и вдруг пустился по склону горы вниз, сбивая на пути паломников, туда в долины жизни, напоенные радостью и счастьем.
   Увидев этот сон, я принял его за подсказку, как знак, который принуждал меня к выбору. Мне предстояло выбирать дорогу в моей жизни и определиться. Я мог плюнуть на всю эту философию и поиски истины, познакомиться с этой милой прекрасной девушкой, завоевать её любовь, жениться на ней, стать добропорядочным семьянином и больше не ломать голову над разными изощрёнными глупостями. Или же продолжить мой опасный путь, ведущий меня к разгадке тайн мира, который грозили меня самого же и уничтожить, связать себя с той богиней мудрости, любовь к которой не сулила мне ничего хорошего. Некоторое время я сомневался, каким путём мне идти.
   Любовная связь с прекрасным созданием была для меня только идеей, этаким поэтическим стремлением к высшему приобщению к красоте, и не более этого. Все мои попытки найти на земле идеал, или хотя бы приблизиться к нему, заканчивались неудачами. Я рано стал не только убеждённым холостяком, но и законченным идеалистом. Поэтому, отвергая любовную связь, как нечто инородное моей духовности и вредное, я полагал, что если нарушу эту основную заповедь воздержания, то неминуемо потерплю полный крах на пути своего восхождения к истинам.
   И вот я оказался со своей возлюбленной ни на земле, а в пространственном эфире, и она приняла образ космического божества. Я летел с ней в открытом океане к центру мироздания, сосредоточию всех божественных нитей мудрости и силы этого мира. И она сопровождала меня вдали от орбит космических кораблей. Она показывала мне дорогу, и мы стремительно неслись к таинственному свету. Её чёрные волосы разметались на ветру, а глаза горели, как два небесных огонька в ночи.
   И вот до моего слуха донёсся её милый голосок, она спросила меня:
   – Зачем ты доискиваешься истины?
   – Ну, как же, – воскликнул я, – как же её не доискиваться, когда в ней заключён весь смысл нашей жизни?
   – Ты так считаешь? – спросила она и рассмеялась.
   Её слова и смех отлетели в космос как стайка пугливых птичек. Её голос завораживал меня, вселял в меня надежду на спасение и духовное исцеление. В нём я слышал правду жизни. Её голос и позднее звучал в моей душе, когда с неба на меня нисходило просветление. Может быть, это был голос Бога, который эхом отзывался в моём внутреннем «я».
   И она говорила мне странные вещи, значение которых я никак не мог понять. Её голос вызывал во мне чувство, какое бывает у спящего человека, который слышит чьи-то слова, но не очень их понимает, потому что не может проснуться.
   – Когда-то ко мне приходил юноша, – говорила она, – он тоже искал истину, но не нашёл. А ты? Поборол ли ты силу привычки и слепую привязанность к чужому мнению? Обращаешься ли ты к разуму, как к единственному твоему руководителю?
   – Да! – воскликнул я.
   Она говорила, и слова её прерывались, потому что не все доходили до моего сознания. Я как бы слушал её и не слышал.
   – Разумом ты рассуди трудную эту задачу, данную мною тебе…
   Почему я не всегда слышал её голос, а если слышал, то не всё понимал?
   – Я призвала его прислушаться к логосу и воспитать в себе смелость духа, чтобы узнать бестрепетное сердце совершенной истины…
   Почему истина всегда ускользала от меня, как неясный мираж, изменяя свои контуры и рассеиваясь, как только я пытался к ней прикоснуться?
   – Не всегда выслушивай мнения смертных, лишённые истины. Тот, кто ничего не знает, говорит, что знает всё. Но тот, кто уверят, что ничего не знает, тот и владеет истиной…
   Но почему я не могу ухватить за хвост истину? Ведь я на каждом шагу говорю, что ничего не знаю. Я не знаю, существую ли я в этом мире, или нет. Не знаю, явь это или сон. И если даже мне кто-то начнёт излагать подлинный смысл Великой истины, то смогу ли я его понять? Ведь то, что она мне говорила там, казалось мне высшим откровением всего сущего. Её слова были просты и доходчивы, но чем дальше я её слушал, тем больше ощущал, что смысл всего сказанного ею ускользает от меня. Более того, когда я пытался позже резюмировать мои отрывочные воспоминания о её изложении истины, я никак не мог прийти к единому модусу. В моём переложении истина получалась и так, и этак. Она как бы приближалась к тому, что говорила она мне, но вместе с тем была далека от смысла и сути всего сказанного ею. О, если бы у меня там под рукой оказался карандаш с бумагой или диктофон. Но, увы, туда невозможно ничего взять с собой. И отчаявшись понять её и запомнить что-либо, я воскликнул:
   – Так открой мне двери к истине!
   – Ты этого хочешь? – без тени иронии спросила она.
   – Да! – воскликнул я, – страстно желаю.
   – Но ты знаешь, кто находится за этими дверями?
   – Знаю, – воскликнул я, – я хочу его видеть.
   И она открыла мне эти двери, и я тут же ослеп.

   Wer bl;st die Fl;te sehnsuchtsbang,
   um aus der Ruhe aufzust;ren
   ein Herz, das selber sehnsuchtskrank?
   Die Sehnsucht darf ein Lied nicht h;ren,
   so reich an sehnsuchtsvollem Klang!
   ***
   Рассказав всё это, он потрепал меня по шее и стал собираться. Он вышел один, меня с собой почему-то не взял. Но мне уже было и не нужно следовать за ним, благодаря богу Абрасаксу я уже научился проникать в его мысли и своим внутренним взором мог следить за ним, куда бы он не пошёл.
   Этим утром он решил нанести визит буддийскому священнику. По дороге к нему слепой всё время думал о той таинственной длинноногой красавице из его студенческой юности: Где она? И что с ней случилось? Если она была ещё жива, то ей должно быть столько же лет, сколько ему. Она была немного моложе его, но сейчас это не имело никакого значения для него, потому что прошло уже столько времени. Наверняка, она была уже замужем. Такие женщины никогда не бывают одинокими. Возможно, у неё были дети и внуки. Несомненно, она постарела, и кое-что растеряла от своей былой красоты: грацию, свежесть утреннего цветка, необыкновенный шарм светской львицы. Может быть, сейчас она живёт где-нибудь своей уединённой жизнью и вяжет шерстяные носочки своим внучатам. Всё может быть, но в его памяти она по-прежнему оставалась той гордой и возвышенной натурой, которая одним своим пламенным взглядом испепелила его сердце, поставив в нём свою раскалённую печать, и он уже никого не мог любить в жизни кроме неё. Она осталась на всю жизнь в его сердце желанным и роковым образом, по критериям которого он подходил к оценке всех женщин в мире. Она была лучшей из всех, она стала его богом. И может быть, сейчас, на склоне своих лет, вернувшись к нему в своём мужском обличии, она всё же смилостивилась, и дала ему возможность оставить в этом мире его потомков, раскрыв ему объятия сразу двух женщин. Вознаградила его за его тайное служение ей. Ему вдруг очень захотелось её разыскать и узнать о её судьбе хоть что-то. Но такая мысль была безумной, он понимал это. Кто он ей? Он даже не познакомился с ней, и, наверняка, она ничего не знает о нём. Поэтому она продолжала оставаться для него тем богом, который вёл его по жизни. И сейчас он узнал её имя. Она была богом Абрасаксом, который взял его под своё крыло, и с которым он так легкомысленно расстался.
   Ему предстояло ещё многое узнать. Последние события так всколыхнули его жизнь, поставив всё с ног на голову, что требовалось некоторое время для переосмысления. Конечно, проще всего было признать, что он тронулся умом, впал в шизофрению и паранойю, и что реальность через его воображение преломилась, приняв формы фантастических галлюцинаций. И он видел то, чего не видели другие. Не все, конечно. Кое-кто видел и чувствовал то же самое, что и он. А раз так, то, ему казалось, то, что он видел, в каком-то роде тоже являлось реальностью. Иначе он бы не нашёл себе соратников по безумству. Но если серьёзно подойти к этому феномену, то нужно было, как написано в Библии, разобраться во всём и отделить ложь от правды, а зёрна от плевел. Ему было необходимо выяснить, почему эти шары появились на свет, и кто они такие, приняв образы богов и героев. Почему город оказался погружённым в такие чудеса, которые трудно было представить себе ещё полгода назад? И почему эти чудеса были доступны восприятию одних людей, а другие их просто в упор не видели и не хотели в них верить? К последним относились его друзья артисты-философы. Со всеми этими вопросами он и направлялся к буддийскому священнику.
   Священник принял его приветливо и, вспомнив его, выразил сожаление, что его зрение так и не восстановилось. Затем они долго беседовали. Слепой рассказал ему, через какие перипетии мне пришлось пройти, и задал ему свои вопросы. Священник некоторое время молчал, возможно, колеблясь, стоит ли мне открывать всю правду, но, в конце концов, решился и стал говорить.
   – Всё, через что ты прошёл, давным-давно известно мудрецам Востока, и то, что сделал твой друг из благих побуждений, создав шары, заслуживает всякого порицания. Нельзя вмешиваться в тонкий субтильный мир. Возможно, твой друг понятия не имел, чем он занимался, с чем имел дело, и предположить не мог, как это отразится на всём нашем мире.
   – Он очень раскаивается в том, что он сделал, – заметил слепой.
   – Я предполагаю это, – молвил священник, – но сделанного уже не исправишь, упущенного не воротишь. Нельзя повернуть время вспять. Судя по твоему рассказу, твой друг изготовил прано-шары.
   – А что это такое? – спросил слепой.
   – Не знаю, как это ему удалось, но такие шары могли изготовлять только прото-люди, наши самые древние предки, появившиеся на земле. При помощи этих шаров они создали Адама из ребра Евы.
   – Может быть, наоборот, – поправил слепой его, – в Библии говориться, что Евы была создана из ребра Адама.
   – Это заблуждение, – решительно отверг его поправку буддийский священник, – мужчина мог возникнуть по подобию женщины только из самой женщины. Обратите внимание на неразвитые соски мужской груди. Зачем ему они, если он не собирался выкармливать детей своим молоком. Прото-люди скопировали мужчину как подобие женщины, забыв убрать эту ненужную часть на его теле.
   – Что вы такое говорите? – поразился слепой.
   – Да-да, – ответил тот, – не удивляйся. Ты слышал что-нибудь о науках по созданию человека?
   – Нет, – ответил слепой.
   – Любого человека можно создать из воды, как это делали древнеегипетские жрецы. Ведь человек на девять десятых состоит из воды. А вода записывает и хранит в себе информацию. Так что из воды можно создать любое существо, даже чудовище. Вода является основой любой жизни на земле. И для того чтобы сотворить что-то живое в нашем физическом мире необходимо только придать соответствующую форму воде. Египтяне обычно подносили к отсечённым частям тела водную прану, переписывали на неё всю водную информацию и помещали в сосуды, имитирующий части тела того существа, которое хотели создать, затем составляли из этих частей само тело и оживляли, преобразуя жидкую воду внутри его в воду четвёртого состояния.
   – Что это за четвёртое состояние?
   – О четвёртом состоянии тела знает любой тибетец, – молвил буддист, – это состоянии самадхи, один из методов самоконсервации человеческого тела, когда вода становится вязкой и способной сохранять свою форму и объём в пространстве. Овладев этим методом, можно вечно сохранять свою жизнь, а также заниматься успешным клонированием других живых существ. Впрочем, основы современной науки клонирования содержат в себе те же элементы теории, что и самадхи, только в изменённом виде.
   – Так что же собой представляют эти шары?
   – У древних египтян сохранились рисунки, на которых видно, как жрецы подносят к расчленённым людям шары телесной праны, которые считывали всю телесную информацию, а потом принимали форму этих людей. Мне трудно тебе это объяснить, но эти шары превращаются в живой организм, производя само-сборку человеческих молекул и тканей и формируя одну десятую объёма его тела, а остальное заполнялось водой. Возможно, что они использовали для этого белковый субстрат. Но на земле нет недостатка ни в воде, ни в белковом субстрате.
   – Значит, шары, которые создал мой друг, одновременно включали в себя водно-телесную прану, способную само-одухотворяться?
   – Вероятно, так оно и есть. В это тело способен вселиться дух. Существа оживают, когда концентрированная вода четвёртого состояния опять переходит в жидкую воду. Состояние самадхи подразумевает то состояние консервации тела, когда вода остаётся в четвертом состоянии. Обычно в таком состоянии находятся мумии.
   – Удивительно! – воскликнул слепой, – неужели Василию Антоновичу удалось создать такие шары.
   – Он мог их и не создавать, – заметил священник.
   – Как это? – удивился слепой.
   – Когда разоряли гробницы египетских фараонов в пирамидах и тревожили останки других захоронений, законсервированные способом самадхи в древних могильниках, то прано-шары, находящиеся рядом с этими телами, могли вылететь наружу и долгое время летать в пространстве, как семена одуванчиков на ветру. Возможно, что ваш друг нашёл какой-то технический способ собрать их все в одном месте. Возможно, он придумал для этого электромагнитную ловушку. После этого шары некоторое время пребывали у него в спокойном состоянии до тех пор, пока что-то не активизировало их. И они начали само-реализовываться.
   – Случился пожар, – заметил слепой.
   – Но вот видишь, всё проясняется – молвил буддист, – шары вылетели наружу, чтобы остудиться, и вероятно соприкоснулись с водой. А, попав в воду, обрели те формы, которые им были заданы первоначально. Всё очень просто.
   – Но кто они? И какие души в них вселились? – спросил слепой.
   – Этот вопрос уже сложнее, – молвил буддист, возможно в них находятся души тех умерших людей, которые были похоронены в гробницах. Но не исключено также, что ваш друг призвал души тех гигантов из параллельного мира, которые умели корректировать водную и телесную информацию. В таком случае, они являются для нас богами иного мира, потому что они совершеннее нас и обладают более обширными знаниями, умея пользоваться психической энергией. Судя по тому, что тибетцы, индусы и египтяне верят в то, что вода является живым субстратом, в которой обитают водяные бестелесные существа, то становится понятным, почему мы, когда загрязняем окружающую среду, получаем разрушительные тайфуны и цунами. Они защищаются и показывают свою силу.
   – Кто они? – спросил ошарашено слепой.
   – Те, кто живёт рядом с нами в этом мире, и кого мы не видим, – ответил буддист. – Мир населён множеством существ, которые находятся за границами нашего восприятия. Среди них есть природные сущности, так как и те, которые созданы ими искусственно, из праны, которые живут по сей день.
   – О чём вы говорите? – спросил буддиста слепой.
   – Когда-то эти существа, освоив генную инженерию, наделали много такого, что нам с вами и не снилось. В долине фараонов, в храмах Карнака, Абу-Симбела и Луксора на стенах нарисованы инструкции по сборке человеческого тела. Части тела лежат на столе как на конвейере, а рядом с ними изображены шары праны. Огромные гиганты держат в руках головы пигмеев и на операционных столах производят с ними манипуляции по сортировке и сборке новых тел, то, что в нашей практике сейчас называется пересадкой органов. И везде они применяли прану в виде шаров и звёзд. Возможно, что таким образом они изготовляли нас, людей, своих рабов.
   – Так значит, люди созданы искусственно? – удивился слепой.
   – По-видимому, так оно и есть, – ответил буддист, – в своё время эти высшие существа долго экспериментировали, стараясь создать на земле такую модель обитателя, чтобы он был приспособлен к этим климатическим условиям и труду. Ведь они хотели создать своего идеального раба, и, судя по всему, преуспели, хотя и затратили на это много своих сил. Среди египетских настенных росписей часто встречаются изображения людей с головами животных и птиц.
   – Неужели такие чудовища существовали раньше? – удивился слепой.
   – Но ведь не напрасно же многие боги Древнего Египта изображены с головами животных и птиц, – молвил буддист, – наверняка, для этого были основания. Время далёкого прошлого – это время творчества, когда чудеса были реальностью, как сейчас мы считаем реальностью отсутствие чудес. То было другое время, время экспериментов природы. Впрочем, сейчас тоже наступает время экспериментов, когда люди перестают удивляться чудесам. Я думаю, что ещё при нашей жизни учёные, осваивая генную инженерию, научатся «выращивать» головы животных на теле человека. Вот увидите. Ваш друг уже заполучил шары праны, дело осталось за немногим, нужно только научиться пользоваться ими. При помощи их учёные могут очень просто создать любой организм, научившись из водной стволовой клетки создавать людей. Но учёные берутся за многое, не имея достаточных знаний, поэтому их эксперименты часто бывают опасными. Вскрывая каменные саркофаги мумий, археологи бездумно выпустили из них шары праны, которые, может быть, до сих пор ещё летают в пирамидах. При помощи этих шаров высшие существа создали огромное многообразие чудовищ, таких как людей с головами шакала, льва, коровы, барана, сокола, ибиса, птицу с головой человека и многое другое. Высшие существа экспериментировали, чтобы освоить наше трехмерное измерение. Им нужно было создать такой тип земного обитателя, чтобы он мог приспосабливаться к трудностям и активно осваивать эту среду. Создавая новые типы, они исследовали их преимущества и недостатки. Так ими были отвергнуты те модели, которые не отвечали их требованиям, а именно, слишком агрессивные и кровожадные создания. В конце концов, они создали идеальный тип такого существа, которым являлся человек, и дали ему шанс расселиться по всей земле. Но, создав его, они также организовали его сознание, заложив в него ген религиозности, иными словами, боязнь высших сил, чтобы потом можно было его контролировать. Через этот ген высшие силы способны общаться с человеком.
   – Так вы полагаете, что человек произошёл ни от обезьяны? – спросил слепой священника.
   – Я думаю, что и обезьяна была создана теми же высшими силами как более приспособленное к выживанию на земле существо. Этим двум видам был дан равный шанс на земле, кто быстрее и лучше приспособится к жизни. Победил человек.
   – Но куда же делись эти гиганты, так называемые вами, высшие существа?
   – Никуда они не делись, – ответил спокойно буддист, – многие из них запустив машину из созданных ими людей для того, чтобы мы создавали им материальные блага, спокойно удалились в пещеры и вошли в состояние самадхи на какой-то период, чтобы потом проснуться и воспользоваться плодами наших трудов.
   – Но зачем они удалились в пещеры? – спросил слепой.
   – Это трудно объяснить? – ответил буддист. – Возможно, в то время произошла какая-то природная катастрофа, потом, или наступило похолодание, и они предпочли отсидеться в пещерах до восстановления нормального климата на планете, а заодно, дать возможность своим рабам немного благоустроить землю. Но после того, как всемирный потоп смыл всех людей с лица земли, им пришлось опять клонировать человека. Они очень нуждались в нас, как в бесплатных работниках.
   – Вероятно, они не предполагали, что земля будет так быстро и эффективно им освоена? – высказал слепой предположение, улыбнувшись.
   – Ну, до создания рая на земле ещё далеко, – заметил буддист, – к тому же мы всё больше и больше начинаем лениться и деградировать.
   – Вы думаете, что они имеют какую-то связь с нашим миром? – спросил слепой.
   – А как же, – ответил буддист, – у них всё здесь под контролем. Тех сведений, которые мы знаем, достаточно, чтобы составить о них представление. По-видимому, клонирование человека производилось в нескольких местах на планете. О двух местах мы знаем точно. Это – Тибет и Египет. Зарождение религий связано с этими местами.
   – Вы считаете, что разгадка тайны Тибета может помочь нам понять историю возникновения человека?
   – Несомненно, – ответил буддист. – Но я не знаю, стоит ли проникать в эту тайну. Меньше знаешь, крепче спишь.
   – И всё же? – допытывался слепой.
   – Одна из таких тайн сокрыта в "Долине смерти", расположенной к северу от горы Кайлас. В эту долину йоги приходят умирать. Один из входов в "Долину смерти" расположен в районе небольшой горы к северо-западу от Кайласа. Гора эта имеет весьма зловещую славу. Именно с ней связывают древнее название Тибета – Титапури, что в переводе с тибетского означает "обитель голодного черта". Говорят, что пребывание в "Долине смерти" действительно смертельно опасно – под действием тонкой энергии в организме может активизироваться так называемый ген смерти. Там в одной из пещер находятся древние люди, погруженные в состояние самадхи, состояние длительной медитации. Это одна из самых больших пещер в мире: протяженность ее около десяти километров. По мнению Блаватской где-то в гималайских пещерах хранятся зашифрованные золотые пластины Будды, на которых записаны знания предыдущей цивилизации атлантов.
   – И что же? Эти пещеры не обследованы?
   – Простым смертным вход в те пещеры заказан. Но есть "Особые люди", которые могут проникать в них на одиннадцатый день после полнолуния, предварительно помедитировав и облачившись в специальные черно-белые одежды. "Особые люди" читают особые молитвы, секрет которых они хранят веками. В самадхи-пещеры ведут семь дверей, и уже за второй дверью начинают действовать тантрические силы, преодолеть которые не в состоянии ни одно живое существо, кроме "Особых людей". Рассказывают, что около двух столетий назад один из непальских королей попытался презреть запреты и велел "Особым людям" открыть вторую дверь. Те повиновались, и буквально через несколько минут король ослеп.
   – Но это объясняет, почему в наш город не может проникнуть ни один посторонний человек! – воскликнул слепой, делая предположение. – Вероятно, он стал запретной зоной для прочих смертных людей, оказавшись под колпаком воздействия тантрических сил, которые защищают его от проникновения всего инородного. И только, получив разрешение у мэра, люди могут попасть в наш город.
   – По-видимому, так оно и есть, – согласился с ним буддист.
   – Так, кто же тогда наш мэр? – спросил задумчиво слепой.
   Буддийский священник только развёл руками. Поблагодарив его за откровения, слепой попрощался с ним и отправился домой. По дороге он вспомнил слова буддиста о проникновении в пещеру непальского короля и подумал о том моменте своего ослепления, когда перед ним были раскрыты Двери Истины в тайных чертогах Господа.



ВОСЬМОЙ РАССКАЗ ХОЗЯИНА


   M;;ig an dem Fenster lehnend,
   scheint der Tag unendlich lang.
   Fl;tentone rufen sehnend,
   herzzerreissend ist ihr Klang.

   Когда слепой возвращался домой после встречи с буддистом, произошло чудо. Вдруг пелена спала с его глаз, к нему неожиданно вернулось зрение, и он увидел улицу, по которой шёл, дома, деревья с облетевшей листвой и её, идущую мне навстречу. Потрясённый он застыл на месте как телеграфный столб, не веря своим глазам.
   Она была одна и проходила мимо него. За все эти годы она нисколько не изменилась. Это была та девушка его мечты, которая испепелила его сердце на заре его студенческой юности. Она была одета в ту же коротенькую юбочку, а на её длинных ногах красовались всё те же ажурные чулочки в сеточку, создавая впечатление двух изящных змеек, грациозно передвигающихся и поддерживающих её упругие бедра. Тонкая талия с выступающей грудью, казалось, была продолжением её длинной лебединой шеи, на которой была вознесена вверх гордая голова с миниатюрным римским носиком. Её прямая осанка, легкая поступь и грациозный поворот головы в его сторону были знакомы ему с юности до боли в сердце. Её взгляд коснулся его и, так же, как и раньше, проникнув в его сердце, всколыхнул затухающее пламя его воспоминаний, превратив его снова в пожар Великой Любви. Она прошла мимо него, не узнав, или сделав вид, что не знает его. Он опять увидел её смуглое лицо, на котором всё ещё играл солнечной румянец её юной энергии и неотразимости. У неё по-прежнему был лик богини, немного надменный, с гордым римским профилем и мягкими закруглёнными чертами щёк, подбородка с лакомыми губками и благородным лбом, окаймлённым тёмными вьющимися космами. Её образ не вызывал никакого сомнения, что видишь перед собой таинство всей прелести этого мира. Хотелось тут же, не сходя с места, раствориться в ней и отдать свою жизнь за одно лишь прикосновение к этому вечной эталону законченной женской красоты. Её лицо не отображало никаких чувств, на нём было лишь сосредоточение на внутренней работе мысли, вероятно, поэтому оно казалось таким изящно одухотворённым. Он глядел на неё во все глаза, взволнованный и поражённый их встречей. Его тянуло к ней как к его мечте, возвращающей к утерянному счастью его юности, в его сердце воскресали тайные надежды и желания. Ему показалось, что всё его существо оживает, он молодеет и набирается внутренней энергией.
   Ему вновь был дан шанс очутиться в том времени, когда он расстался с ней, после чего сожалел об этом всю свою жизнь. Он не должен был этого делать тогда ни за какие награды в мире. Чего он тогда испугался? Разочарования? На что он променял её? На философию, которая не сделала его счастливым? Он так и не смог побороть свой вечный страх перед женщиной, потому что заранее думал о женском предательстве, о непостоянстве женского сердца. Он боялся измены из-за того, что не был уверен в своих достоинствах, заранее обрекая себя на поражение. Он боялся красоты как чёрт ладана, и не был уверен, что сможет завоевать эту красоту в вечной борьбе полов. Но мир красоты всегда властвовал над ним, даже когда он ослеп. Может быть, он и ослеп из-за того, что не хотел видеть этой красоты. Он считал себя недостойным прикоснуться к прелестям мира. Его робость сгубила его. И сейчас, когда она уходила, он боялся потерять её навсегда. Он последовал за ней. Впервые он совершал поступки, несвойственный ему. Он пошёл за любимой девушкой, потому что потерял ум и стал безумным. Но он не хотел уходить из жизни, не получив счастье. Он не мог упустить то, к чему стремился всю жизнь. Сон юности и наивных грёз вновь вернулся к нему.
   Он тихо шёл за ней и любовался её стройным станом, её твёрдой пружинистой походкой. Он пытался мысленно раздеть её, как это делают все мужчины с нравившимися им женщинами, но не мог, потому что видел только внешнюю её красоту. Всё, что было скрыто у неё под одеждой, оставалось для него тайной. Он не мог представить её голых грудей. Но ради того, чтобы их увидеть, он готов был расстаться со своим дыханием. Ему страстно хотелось знать, какова она в постели, как она кушает, пьёт. Он жаждал слышать её голос, видеть, как она смеётся, вдыхать запах её кожи и волос. Она была его судьбой, и ради неё я готов был отправиться в любую часть Вселенной.
   Так они дошли до театра: она шествовала с высоко поднятой головой как королева своей спокойной уверенной походкой, он же, ступая за ней неуверенным шагом, как шпион, то и дело, боясь, что она обнаружит его присутствие, издали любовался ею, и замирал при каждом повороте её головы. Она влекла его как тайная сила, и он ничего не мог с собой поделать. Как только она скрылась за дверями театра, его снова охватил мрак его слепоты. Он долго стоял возле дверей, надеясь, что она вновь появится. Но её не было. Какой-то прохожий, подойдя к нему, вслух прочитал афишу, где значилось, что в городе с завтрашнего дня после ремонта и реконструкции здания планируется открытие нового театрального сезона с набором новой оперной и балетной труппы. К участию в отборе приглашаются все артисты, певцы и музыканты страны. Сезон открывают гастроли второго состава артистов Большого театра. Спектакли должны были играть вечером.
   Он отправился домой в таком возбуждённом состоянии, что прохожие, вероятно, думали, что он пьяный, потому что шёл нетвёрдой походкой и на каждом шагу спотыкался. Кто она? Актриса? Приехала с Большим театром? С такими ногами она могла быть только балериной. За всё это время она нисколько не изменилась. Она такая же молодая и грациозная, как и в пору его студенческой юности. Но может ли быть такое? Значит, может. Мечты иногда осуществляются. Мечты как спелый виноград набираются сладким соком и готовы к употреблению. В жизни любого человека всё происходит не случайно, а по правилам какой-то закономерности. Главное – это иметь желание, которое рано или поздно сбывается. И не случайно он потерял зрение. Может быть, это произошло потому, что он смог заглянуть за границы видимого мира. Ведь, если воспринимать только то, что видишь, и не реагировать на невидимое – мира не познаешь. Но ожидания и поиски рано или поздно вознаграждаются. Всё жизнь он мечтал о встречи с ней, искал её по всему миру, и вот пришёл день, и она предстала перед ним, как в те счастливые времена его юности. Откуда она взялась? Как она его нашла? И почему он, слепой, её увидел. Как будто кто-то невидимый зажёг волшебный фонарик и осветил им его надежду и мечту. Бывает ли такое?
   Он был не в состоянии что-то соображать, настолько был потрясён и выбит из привычной жизни этим видением. В его душе возникло чувство, что кто-то ведёт его по жизни, подталкивает вперёд, тормошит, когда он успокаивается, подбрасывает ему головоломки, чтобы он во всём доискивался смысла. Все последние несколько месяцев казались ему сплошным калейдоскопом безумств и несообразностей, бросая его из одной крайностей в другую. То он слышал голоса и видел то, что не видит никто. То он превращался в стрекозу, муху, таракана или летучую мышь и летал над ночным городом. То он испытывал страстную любовь и совершал безумные поступки, зачиная жизнь. То, наконец, неожиданно появляется перед ним дорогой образ из его далёкой юности. Что это? И кто стоит за всем этим?
   И тут ему на ум пришла странная мысль, которая посещала его уже и раньше. Я подумал, что вся жизнь состоит из череды причуд воображения, что все создают себе жизнь, фантазируя, а раз так, то жизнь – не что иное, как сон. Ощущение реальности, получаемое через чувства, напрямую связаны с воображением. Стоит подумать, что есть где-то товарищ, и он появляется, так же, как и любимая девушка, работа, родители и всё прочее. Сам этот мир является ничем иным как игрой воображения. Всем кажется, что трава зелёная, и они видят её зеленой. Все вокруг говорят, что небо днём синее, а ночью чёрное, и другие верят этому, воображая его синем и чёрным. Он думал: «Стоит только вообразить, что превратился в летучую мышь, и вот уже взвиваешься над ночным городом и паришь в небе подобно летучей мыши. Весь мир – в нашей голове, стоит только забыться, крепко уснуть, как мир гаснет, и мы уже ничего не видим и ничего не чувствуем. Смерть расставляет все точки над «i», потому что она доказывает нам, что нет никакого мира, во всяком случае, того, в котором якобы мы живём. Она выводит нас из сна, именуемого жизнью. И самая большая реальность во Вселенной – это смерть, состояние вечности и неизменности. Так стоил ли бояться смерти? Жизнь можно представить, а смерть представить невозможно, потому что она и есть наше реальное состояние, где не имеют значения ни время, ни пространство».
   Не дойдя до дома, он вдруг повернул и отправился обратно к театру. Больше он не хотел терять ни минуты из своей жизни. Он вспомнил, что в театре был буфет, который работал как бы независимо от театра, и туда можно было попасть в любое время дня, даже когда в театре шли репетиции, или даже там ничего не происходило.
   Подойдя к театру, он вошёл в него с парадного входа и постучался в двери, ведущие в фойе. На стук вышел швейцар и сказал ему, что билетная касса находится в углу прихожего зала. Слепой сказал ему, что ему нужно ни в кассу, а в буфет.
   – Но почему вы стучитесь в эту дверь? – удивился швейцар. – Вход в буфет расположен на улице.
   Некоторое время швейцар думал, о чём-то соображая, потом сказал.
   – Хорошо, я вас сейчас провожу.
   Он взял слепого под руку и повёл через фойе в буфет.
   – Репетиции Большого театра уже начались? – спросил слепой у швейцара, услышав звуки оркестра и голоса певцов, доносящиеся из зала.
   – Полным ходом, – ответил швейцар, – слышите, как они поют?
   – Да, – ответил слепой, – неплохие голоса.
   – Великолепные, – согласился швейцар, по совместительству и сторож, – но наши пели не хуже, а может быть, даже и лучше этих. Жаль, что все они закончили свой жизненный путь таким страшным образом.
   Он вздохнул и перекрестился.
   – А балетная труппа тоже проводит здесь свои репетиции? – спросил слепой и почувствовал, как у него перехватило дыхание.
   – Да, – ответил швейцар, – сразу же за этой репетицией будет репетиция танцоров балета.
   – А можно мне посидеть в зале в это время? Где-нибудь в уголке? – спросил он швейцара, поразившись своей нахальности.
   – Но зачем? – удивился швейцар.
   Швейцар вовремя спохватился, чуть было не сказав, зачем слепому сидеть на репетиции балета.
   – Я бы хотел послушать, как они танцуют.
   Слепой знал, что говорит глупость. Обычно танцы смотрят, а не слушают их. Его прихоть поставила швейцара в затруднительное положение. Он не знал, что подумать, поэтому не решался ему ответить. Наконец, он произнёс:
   – Ну, если вы так хотите, то я могу вас проводить в зал, когда начнётся их репетиция.
   – Я вам очень признателен, – радостно воскликнул слепой, – даже не знаю, чем вас отблагодарить.
   – Не стоит меня благодарить, – ответил швейцар.
   – Скажите, – опять спросил слепой, – а вы знаете всех балерин Большого театра, которые приехали в наш город?
   – А кто вас интересует? – спросил тот.
   – Смуглая девушка с длинными ногами, которая носит чулки в сеточку.
   – А-а, эта красавица, – сказал швейцар, – она кто вам? Дочь?
   Слепой в замешательстве сделал какой-то непонятный для себя жест, но швейцар не стал уточнять. Он доставил слепого в буфет и усадил за столик.
   – Может быть, выпьете что-нибудь со мной? – спросил его слепой.
   – Я при исполнении, – ответил он, – как только начнётся у них репетиция, я за вами зайду.
   И он оставил слепого одного.
   К слепому тут же подошёл официант и спросил, чего он желает. Слепой заказал чашку горячего какао. Как только тот отошёл, то слепой услышал над его ухом весёлый голос посетителя.
   – Пришли поужинать? – спросил тот слепого.
   – Нет, – ответил он, – хочу выпить чашку горячего какао.
   – Но в этом буфете превосходная кухня, – заметил посетитель, – есть такие деликатесы, что пальчики оближешь. Закажу-ка я себе омаров.
   Слепому принесли чашку горячего какао.
   – Ваш город считают сейчас Меккой музыки, музыкальной столицей мира, несмотря на произошедшую трагедию с артистами, – вновь, обратившись к слепому, сказал посетитель. – Во всём мире только и говорят о вашем городе. Ходят слухи, что ваш город явится началом новой цивилизации. Говорят, что этот город не случайно стал таким и возник именно здесь. В то время как весь мир ждут такие потрясения, которые не оставят от прежней цивилизации камня на камне, здесь музыкальный расцвет совпадает с упадком всех других искусств в мире. Здесь происходит нечто большее, чем зарождение нового отечества человечества. Здесь заново рождается душа нового человека. На первый взгляд может показаться, что я говорю глупость, но это именно так. Ведь музыка – это очень индивидуальное искусство. Я думаю, что вы не будете с этим спорить, потому что каждый человек понимает музыку по-своему. Не существует общих канонов понятия музыки, потому что в любой музыке сокрыты личные переживания, уводящие человека к внутреннему созерцанию. Музыка рождает мысли и является движущим источником чувств. Благодаря музыке, успешнее развиваются поэзия, литература и философия. Любое поэтическое произведение – является одной из форм проявление музыки. Если хотите, музыка и есть наша душа.
   В это время официант принёс посетителю омаров. И тот набросился на них с жадностью голодного волка. Был слышен хруст костей вперемежку с чавканьем и произносимыми им словами:
   – Но музыка, как интимное искусство, может стать искусством общественным, – произнёс он, разгрызая хрящ, – по моему мнению, музыка формирует дух народа и оздоравливает общество, если эта музыка хорошая. Ведь она может быть источником как внутренней сосредоточенности и скорби, также и порождением радости и величия. По мнению Ромэна Роллана музыка является чистым выражением души, тайн внутренней жизни человека, которые долго накапливаются и бродят в сердце, прежде чем выйти наружу. Часто, благодаря своей глубине и непосредственности, музыка является первым симптомом тех стремлений и склонностей, которые потом переходят в слова, а затем в действие. «Героическая симфония» Вагнера предвосхищает более чем на десять лет пробуждение германской нации, а «Мейстерзингеры» и «Зигфрид» воспевают на десять лет вперёд торжество императорской Германии.
   Так и здесь, благодаря высокой музыке происходит зарождение новой цивилизации. Ведь как говорят, музыка здесь струится из космоса. Это именно тот язык, при помощи которого с нами могут общаться небесные сущности. Мы же пока ещё не владеем их языком, а музыка даже на земле всегда являлась средством общения народов, языки которых не совпадают. Но в музыке есть ещё нечто такое, что ставит её выше всех наших культурных достижений. Я думаю, что для тех, кто не чувствует музыку, её содержание кажется неуловимым, она не передаётся переводу на язык логики, и как будто не имеет никакой связи с действительностью, потому что находится вне времени и пространства. Но это и есть тот вечный и древний язык Вселенной, на котором общаются все сущности, небесные, земные и тонкие. Благодаря музыке, мы связаны в единый уникум. Нужно только прислушаться и понять её звучание, и вы услышите в ней обращение к нам небес и разговоры всех тех сущностей, которые там обитают.
   В это время к слепому подошёл швейцар и сказал, что на сцене началась репетиция балетной труппы.
   – Вы хотите послушать, как топают на сцене столичные красотки? – засмеялся посетитель, услышав объявление швейцара.
   – Да, меня интересует одна балерина с длинными ногами, – ответил слепой, и описал ему приметы той девушка, в которую был влюблён ещё с юности.
   – Ба! – воскликнул посетитель, – я её знаю. Знаете, она танцует и поёт как сущий бог, и украсила бы любую балетную и оперную труппу мира. Ей сразу же отдали все главные роли в столичном театре. И сама она из себя видная девушка, сразу же притягивает всеобщее внимание.
   Слепой извинился, заплатил за своё какао, и сопровождаемый швейцаром прошёл в зрительный зал.
   Как только он вступил туда, то тут же увидел свет. Сцена была освещена дежурными лафитами. Как будто какой-то магический фонарик осветил сценку волшебной сказки. Само таинство раскрыло в его душе уголок его тайной любви, приковало всё его внимание и увлекло навстречу его судьбе. Негромкая музыка, звучащая из репродуктора, исполняла какую-то незнакомую ему балетную сюиту. Луч прожектора был направлен на неё, на звезду всей его жизни. Зал оставался в тёмной пустоте и походил на бездонный космос. Она танцевала с партнёром, стройным крепким юношей с красивым лицом. И оба они танцевали великолепно, как будто родились в танце. Это был симбиоз пластического искусства – музыки и движения. Слепой впервые видел её грацию в полёте. Можно было сказать, что она летала над сценой, до того её прыжки были высокими, а её движение воздушным. Она напоминала ему большую сильную птицу, мечущуюся по сцене, которой не хватало пространства для полёта. Её тёмные космы развевались во время движения как при порывах ветра, и это создавало картину полёта во Вселенной, то, что однажды уже ему привиделось во сне, перед тем, как она открыла ему двери Истины, и после чего он ослеп. Она походила на чёрного лебедя и вместе с музыкой олицетворяла собой вечное течение жизни, живое единение человеческого духа со всей Вселенной. Их танец говорил ему о многом. В нём всё было понятно, как полёт души, запечатлённый в строках возвышенной поэмы. Их руки нежно соприкасались в упоительном танце, и грацией были наполнены их движения ног, талий, коленей, направлявших их внутреннюю энергию на это единение и покорение пространства и времени своей всепроникающей красотой. Их полёт по сцене выражал радость от избытка счастья, очарование и изящество жизни, а также сладость упоения страстью. Да, возможно, любой танец проникнут любовью, но то, что танцевали они, было наполнено такой силой единения, которая рождается только от космической гармонии. Это был единый организм, в котором присутствовал и он, слепой, как частичка космоса, как всепобеждающая любовь, творящая все формы этого мира. Во всех их движениях было что-то вечное, лишённое сиюминутности жизни, когда обыватели, пресыщенные удовольствием, лениво и вальяжно воспринимали мир, как нечто покорённое и само собой разумеющееся, выдавая эти чувства за счастье, которое досталось им после неистовых наслаждений и сумасшедшей сверхзанятости. Нет, то, что они танцевали, походило на весенний праздник в обретённом раю, где не только расцветают надежды, но где торжествует жизнь в полном её величие, и где ей уже ничего не может угрожать. Слепой видел восторг в её глазах, как сияния небесного света радости, говорящий, что нет ничего в мире кроме этого счастья, запечатлённого в веках. Она улыбалась своей таинственной улыбкой, и слепой невольно поддался очарованию и на мгновение представил себя на месте её партнёра. Она могла также улыбаться и ему.
   Танец закончился, и партнёр отступил от неё. Слепой был настолько растроган и испытал такое сильное волнение, что невольно окинул взглядом зал, погружённый в темноту. Он сожалел, что являлся единственным зрителем такого возвышенного танца, и что кроме него никто не видел его и не мог выразить своего восхищения, разразившись бурными овациями. Кресла оставались безучастными к такому великолепному зрелищу. Он не выдержал и стал хлопать в ладоши. Артисты на сцене остановились в недоумении, музыка прекратилась, и на него был наведён прожектор.
   – Это кто же у нас в зале? – услышал он строгий мужской голос. – Кто вас сюда пригласил. Я же поставил условие, чтобы на репетициях никого не было.
   По-видимому, это был голос режиссера Большого театра. Слепой смущённо поднялся с кресла, поклонился в сторону сцены и сказал, что его провёл сюда швейцар.
   – Какое безобразие! – воскликнул голос из темноты. – В этом театре всем распоряжается швейцар. Позвать мне его сюда.
   Слепой пристыженно умолк, не зная, как ему оправдаться и защитить подставленного им швейцара.
   – Ну-с, любезный, – сурово сказал голос, когда швейцар появился на сцене, – почему вы приглашаете на наши репетиции посторонних?
   – Я не мог отказать слепому человеку, попросившему меня увидеть ваши танцы.
   – Вы говорите что-то странное, – заметил строгий голос, – как слепой может что-то видеть? Я считал, что слепые не обладают зрением.
   – Меня тоже это поразило, – ответил швейцар, оправдываясь, – поэтому я и не мог отказать ему в этой странной просьбе.
   Все прожектора и лафиты были направлены на слепого. От яркого света он защитил глаза рукой.
   – Ну, вы сейчас видите, что этот человек не слепой, – сказал режиссер, – иначе бы у него не было такой реакции.
   – Значит, он меня обманул, он сказал, что хочет послушать, как танцует его дочь, – сказал швейцар, указав жестом на длинноногую балерину.
   – Я не говорил, что она моя дочь, – запротестовал слепой, – это вы сами сделали такое предположение.
   Швейцар от возмущения топнул ногой.
   – Вы бы не могли подняться к нам на сцену? – попросил слепого голос режиссера.
   Слепому ничего не оставалось делать, как пробраться между кресел и подняться на сцену без посторонней помощи.
   Когда он оказался на сцене рядом с его красавицей, то совсем оробел.
   – Ну-с, – спросил его режиссер, появившийся из оркестровой ямы, – что вас привело сюда, что вы пошли на обман, разыграв из себя слепого.
   Это был человек уже преклонного возраста с седыми волосами и проницательным взглядом.
   – Я и есть слепой, – ответил тот, – у меня есть даже документы, подтверждающие мою слепоту.
   – Вот как! – воскликнул режиссёр, – значит, вы обманываете не только нас, но и государство, нахально получая пособие по инвалидности.
   Слепой увидел, как красавица, услышав эти слова, улыбнулась.
   – Вы хотите нас уверить, что сейчас ничего не видите? – спросил его режиссер.
   – Сейчас я вижу, – не отрицал тот, – но стоит мне выйти из этого зала, как меня вновь окутает мрак темноты.
   – В каком смысле? – спросил его режиссер.
   – В самом прямом, – ответил слепой, – мне самому трудно это понять, почему в театре я обретаю зрение, но вне его слепну.
   – Удивительно, – заметил режиссёр, – может быть, это влияние искусства?
   – Не знаю, – ответил слепой, – я это отношу к чуду, так же, как и то, что обретаю зрение возле этой девушки. Стоило ей появиться в нашем городе, как она осветила своим светом всё кругом, и я прозрел. Но когда она отдаляется от меня, я опять слепну.
   – Поистине, это – чудо, – согласился с ним режиссер. – А вы не находитесь в каком-нибудь родстве с ней?
   Слепой покачал головой.
   – Я не знаю моих родителей, – ответила девушка с длинными ногами, пристально поглядев на меня. – Я выросла в приёмной семье. Может быть, вы и есть мой отец.
   Слепой опять покачал головой и спросил её:
   – Вы совсем не помните свою мать?
   – Нет, – сказала она.
   – Но вы так на неё похожи, – молвил он взволнованно, – вы также, как и она одеваетесь, носите чулки в сеточку. Вашу мать я видел, когда был молодым, когда у меня было ещё всё в порядке со зрением. Вы просто вылитая её копия, и если бы ни года, прошедшие с того времени, то я принял бы вас за неё. Мы могли бы с вами поговорить после репетиции?
   – Конечно, – согласилась она, – подождите меня в зале или фойе. После репетиции я к вам подойду.
   Он поблагодарил её, поклонился режиссёру и вышел в фойе, потому что был настолько взволнован, что ему нужно было побыть одному и всё обдумать. Репетиция продолжилась. Сидя в фойе в кресле, он предался воспоминаниям своей юности. Перед его внутренним взором возникла его уютная холостяцкая комната, которую он снимал у хозяйки, давшей ему тетради своего умершего сына с тайными знаниями, записанными на незнакомом языке. Из окна той комнаты ночью хорошо был виден ковш Большой Медведицы, изогнувшийся над вершинами деревьев и кустов маленького садика. Он подолгу смотрел на ту часть неба и любовался далёкими звёздами Антаресом, Арктуром и Спикой. Он вспоминал ту таинственною девушку, которая появлялась на набережной всегда в сопровождении своей подруги. Где она? И что с ней произошло? Неужели она умерла, оставив после себя дочь, свою чистую копию. Но может быть, это и есть она? Но в таком случае она нисколько не изменилась. Она осталась такой же, как была двадцать лет назад. Но возможно ли такое? И потом этот сон, в котором он видел её летящей в космосе. А затем она открыла ему потайные двери, он узрел истину и ослеп.
   Неожиданно он увидел её перед собой.
   – Я освободилась, – сказала она, – мы могли бы поговорить, если вы ни против.
   – Конечно же! – воскликнул он и пригласил её в буфет.
   Там, сев за столик, они продолжили разговор за чашкой чая.
   – А я вас видела сегодня в городе, – заметила она, – вначале я думала, что вы слепой. Вы шли с тросточкой по краю тротуара, но потом остановились и посмотрели на меня так, как будто обрели зрение. Это меня удивило, а потом я чувствовала, что вы шли за мной до самого театра.
   – А мы с вами раньше никогда не встречались? – спросил он её.
   Она посмотрела на него проникновенным взглядом и молвила:
   – Что-то не припомню.
   – Но мне кажется, что вы необычная девушка, – заметил слепой, – я смотрел только что, как вы танцуете, и признаюсь, что я ни разу в жизни не видел такого танца. Вы танцуете не как человек, а как высшее существо. Только высшее существо, подобное вам, способно уноситься в мироздание, в космос, и танцевать так самозабвенно. Мне казалось, что в минуты танца вы слышите божественную музыку. И я подумал, что вы именно та девушка, которая когда-то распахнула мне окно в небо, где я увидел истину, ослепившую меня. И всё, что происходило со мной потом, так или иначе было связано с вами.
   – Вы удивительный человек, – сказала она, – человек, способный чувствовать так глубоко. Да, вы правы, иногда я не чувствую, где нахожусь, особенно во время танца. В меня проникают такие силы, которые вряд ли испытывают на себе другие люди. Но мне кажется, что и вы похожи на меня. Мы оба с вами принадлежим к некому единству, которое не доступно многим людям. Вы так же, как я, чувствуете небо. И если небо вас ослепило, то вы принадлежите ему. А я всегда была небесной девой. Я никогда не жила жизнью обычного человека, и там, где я бываю, вряд ли сможет попасть туда нормальный человек. У меня нет ни имени, ни места жительства, ни постоянного занятия. Я возникаю то в одном, то в другом месте, а потом исчезаю. Куда попадаю, исчезнув, я не помню. Но так было всегда. Я даже не уверена, что у меня есть родители, что они когда-то были. Я как будто сорвалась с какого-то облака и ношусь над землей, находясь в вечном движении, как ласточка. Я не могу объяснить себе сейчас, как я попала в Большой театр.
   – Неужели вы никого не знаете? – удивился слепой. – И не помните свою мать?
   – Нет, – ответила она просто, – никого я не знаю, и мать не помню.
   – Вы когда-нибудь ощущали себя в космосе? – спросил слепой.
   – Да, – ответила она, – я постоянно там живу. Мне кажется, как только я проваливаюсь в сон, то тут же попадаю в него. И эта жизнь, и моё присутствие на земле тоже кажутся мне сном. Иногда мне даже кажется, что когда-то я была мужчиной, может быть, в прошлой жизни.
   – Может, в прошлой жизни мы с вами и виделись, – сделал предположение слепой с улыбкой.
   – Всё может быть, – ответила она. – Последнее время я ничего не помню, что происходит со мной. Я живу настоящим моментом.
   – Также, как и я.
   – Но ещё более странное чувство испытываю я иногда, когда мне кажется, что вся эта жизнь, которую я проживая, не моя, а кого-то совсем другого.
   – И у меня возникают такие же чувства, – признался слепой.
   – Иногда я не понимаю людей, – продолжала она, – они говорят мне простые вещи, смысл которых мне не совсем ясен. Когда же я начинаю говорить им, то они не понимают меня.
   – И со мной бывает такое же! – воскликнул слепой. – Многие меня не только не понимают, но и не верят в то, что я им рассказываю. Мне кажется, что существует некая иная действительность, которая проходит за границей сознания многих людей.
   – Да, – грустно молвила красавица, – может быть, наше с вами место в доме умалишённых.
   – У меня есть друг, который находится в таком доме. Так вот он всё понимает, что я ему говорю, правда, не всё принимает, потому что у него свой взгляд на мир, не такой фантастический, как мой, а научный. Но всё равно, мне с ним легче общаться, чем с другими. Есть у меня ещё один знакомый священник, который тоже понимает всё, что я ему говорю. Более того, мне кажется, что он знает больше меня, но не всё мне говорит. Ведь у каждого есть своя тайна. Вот у моего друга была тайна, но он её раскрыл другим людям и поплатился за это. Его упрятали в сумасшедший дом. Он создал шары, которые летают по городу и принимают формы людей.
   – Шары? – переспросила красавица, посмотрев на слепого отрешённым взглядом. – Это интересно. Иногда я вижу эти шары. Особенно их много в вашем городе. Они так и носятся по улицам, иногда даже чуть не сбивают меня с ног. Это странно.
   – Что странно? – спросил её слепой.
   – А ведь иногда мне кажется, что я была одним из этих шаров.
   От этого заявления у слепого перехватило дыхание.
   – А знаете, что меня ещё удивляет, – спросила она. – Мне кажется, что раньше я была в этом городе. Когда я хожу по его улицам, то нигде не могу заблудиться. Каким-то чудом я его знаю, хотя могу поклясться, что никогда здесь не была. Город очень необычный. По календарю здесь уже должна наступить зима, но здесь всё ещё осень. Когда мы выезжали из столицы, там было уже много снега. И вокруг вашего города метели, а здесь тепло и даже солнце греет, а ведь ваш город находится не на юге. И ещё здесь странно то, что никто в вашем городе не умирает. Говорят, что здесь город вечной молодости.
   – Только вот я уже не молодой, – грустно заметил слепой.
   – Вы так считаете? – спросила она.
   Слепой сокрушённо вздохнул и покачал головой.
   – А вы давно не смотрелись в зеркало? – спросила она его.
   – С тех пор, как ослеп ни разу, – заметил он. – Правда, в одном из моих снов я видел себя в зеркале, но моя наружность мне не очень понравилась.
   – Но сейчас-то вы видите. Мы можем вместе пойти в гардероб, там стоит большое зеркало, и вы посмотрите на себя.
   Слепого одолело любопытство. Я встал со стула, и она встала вместе с ним. И они направились к гардеробу. Там, и вправду, стояло огромное зеркало, перед которым обычно прихорашивались дамы, отдавая швейцару свою верхнюю одежду. Слепой заглянул в зеркало и обмер. В нём я увидел отражение Красавчика, а рядом с собой – её во всей её красе. Вместе они казались самой великолепной парой в мире.
   – Но этого быть не может?! – возбуждённо вскричал слепой.
   Она улыбнулась и спросила его:
   – А вы что же, не можете себя представить таким?
   – Нет, – сказал он, – я мог только в мыслях представлять образ такого красивого мужчины, но, чтобы быть таким самому, я даже не мог подумать. Мне в голову не могла прийти такая мысль. Как же так?
   – Люди всегда себя представляют не теми, кем они есть на самом деле, – заметила красавица. – У них всегда о себе очень заниженная оценка, поэтому они и живут так, как считают достойном жить, и никто из них не способен подняться над тем представлением о себе, которое у них складывается в течение их жизни. Ведь люди не знают самих себя. А для того, чтобы увидеть своё истинное лицо, им необходимо проникнуть в самих себя. Только тогда они смогут что-то изменить в себе и в своей жизни.
   – Но до такой степени, чтобы поменять свою внешность? – обалдело заметил слепой.
   – Именно до такой степени, – улыбнувшись, молвила красавица. – Все мы симпатичны и совершенны. И если мы не ценим свою красоту и совершенство, то очень быстро деградируем и становимся теми, кем себя считаем. Вы хотя бы раз заглядывали в свою душу?
   – Я постоянно в ней копаюсь.
   – Копаться в ней не надо, – молвила красавица, улыбнувшись, – потому что наша душа состоит из очень тонкой материи. Копаясь, можно очень легко просверлить там дыру. А знаете, что представляет собой дырявая душа?
   – Нет, – молвил слепой.
   – Дырявая душа обычно пуста, потому что через эту дыру из неё вытекает всё самое ценное и самобытное. Только в закрытой душе копятся все ценности мира, и когда они переполняют её, то изливаются и наполняют весь мир светом, и сам человек становится прекрасным, как вы сейчас.
   Слепой молча смотрел на себя и не верил своим глазам.
   – Но я же не красавчик, – наконец, он выдавил из себя. – Я ничего не могу, и ничего не умею.
   – Ошибаетесь, – ответила она. – Вы как раз всё можете и всё умеете Вы создаёте мир вокруг себя таким, каким вы хотите его видеть. Ваше внутреннее воображение проецируется на этот мир, и он становится тем, к чему вы стремитесь.
   – Но это чистейший идеализм! – воскликнул слепой.
   – Можете называть его, как хотите, – сказала она, – но именно идеализм и создаёт человеческий мир. Мысль и воображение – это всё, что окружает человека, наполняет его жизнь и делает реальностью через воплощение его устремлений в действительности.
   – Но почему тогда мы живём так скучно?
   – Разве вы живёте скучно? – спросила его красавица.
   – Нет, ни я, но другие.
   – Какое вам дело до других? – спросила она. – У них свой собственный мир. А у вас – свой собственный. Если вы в вашем мире совершаете чудеса, видите эти чудеса и живёте своей фантастической жизнью, то никого не касается, в каком мире вы живёте. Вы сам для себя маг и волшебник.
   – Но так можно совсем оторваться от жизни, – заметил слепой, – и все будут смотреть на меня как на помешанного или инопланетянина.
   – А какое вам до этого дело? – спросила она. – Ведь вы не знаете, в каком мире живут они сами. Вы не можете проникнуть в их души настолько, чтобы разглядеть их истинное обличие. Душа каждого человека неповторима и является своего рода лабораторией, где каждый совершает свои личные опыты. В мире нет ни одного человека, похожего на другого, потому что каждый имеет свою собственную душу.
   Они стояли возле зеркала, разговаривали, и на какое-то мгновение слепой потерял чувство реальности. Его смущал образ красавчика, отражавшегося в зеркале. И вдруг он, обернувшись к ней, спросил:
   – Вы и есть он, этот Красавчик.
   Она рассмеялась.
   – Разве вы не видите перед собой девушку и своё отражение в зеркале? – спросила она.
   – Вижу, – ответил он, – но это всё так нереально.
   – Вся наша жизнь – не очень реальная вещь, – сказала она. – Я же вам сказала уже, что мы живём, как будто спим. И наш сон тоже является реальностью, только из другого измерения. Поэтому иногда нам трудно разобраться в каком мире мы живём – в этом или в том.
   – Вот об этом я бы и хотел поговорить! – воскликнул он. – Мне не совсем понятно соединение этих двух миров в нашем сознании.
   – Я понимаю, – молвила она, улыбнувшись, – вы бы хотели проникнуть в эту тайну, не правда ли?
   – Вот именно, – настойчиво заявил он. – Правда, один раз я уже пытался это сделать, но всё закончилось для меня плачевно. По-видимому, человек одновременно не может пребывать сразу в двух мирах.
   – Ну, это как сказать, – молвила она, лукаво посмотрев на него, – всё зависит от того, как на эти миры смотреть.
   – Наверное, на эти миры нужно смотреть очень отстранённым взглядом? – сделал предположение слепой.
   – Дело в том, – сказала она, – что, чем больше об этом говоришь, тем меньше находишь всему этому объяснения. Мы часто пытаемся найти или высказать какую-нибудь правду, но как только начинаем к ней приближаться или пытаемся её высказать, то теряем к ней путь или говорим не то, что хотим. Вы никогда не задумывались над тем, почему истина ускользает от нас?
   – Над этим я думаю постоянно, – ответил слепой.
   – Ни ваш и ни мой миры не реальны, – продолжила она, – так как любой мир существует только в своей собственной плоскости. Вы хотите понять мой мир, и подстроить его под свои мерки, посмотреть на него со своего ракурса зрения. Но он будет вам не понятен. Так же, как и я не смогу понять и до конца проникнуть в ваш мир. Мы можем сколько угодно открывать друг другу души и сердца, но сокровища, которые в них хранятся, будут всегда иметь разные ценности. Мы всегда будем далеки от понимания друг друга, в этом и заложены основы самообмана. И если даже два человека не способны понять друг друга, то, как они могут понять весь этот мир с обилием таких разнообразных миров, заключённых один в другом, где истина всегда будет казаться преломленной в призмах того или иного мира? Иногда мы можем понять одно и то же, но это не значит, что мы с вами совместно нащупали эту истину. Чувство истины всегда двойственно. И то, что видите вы, совсем по-другому выглядит у меня. Поэтому проходит совсем немного времени, и то простое, которое было понятно нам обоим, становится вдруг непонятным никому из нас. Возьмём, к примеру, простую вещь – смерть.
   «Почему она заговорила о смерти?» – вдруг пронеслось в его голове.
   – На первый взгляд смерть кажется очень простым понятием.
   – Да, – ответил слепой, – человек перестаёт дышать и наступает смерть. Чего уж проще?
   – Но не так всё просто, – не согласилась она с ним, – смерть – это пограничное состояние, через которое человек проходит из одного мира в другой. Мы часто заблуждаемся, считая, что смерть – это исчезновение человека. В этом смысле слова, смерти вообще не существует.
   – Так значит, мы живём вечно? – с надеждой спросил её слепой.
   – Мы обречены жить вечно, – с уверенностью заявила она, – так или иначе, меняя свои формы. Но это не главное. Наша жизнь, как и наш переход из одного мира в другой, ничего не стоят.
   – А что же главное? – спросил он её.
   – Главное, это чувствовать тот мир, в котором ты находишься, – ответила она и замолчала.
   Он тоже молчал и смотрел то на неё, то на наше отражение в зеркале.
   – Мир не всегда видится таким, какой он есть на самом деле, – продолжила она после некоторой паузы. – Иногда мы только в конце жизни начинаем понимать, что такое есть сама жизнь.
   – Мне кажется, что между нами, всё же, существует какая-то связь, – сказал он.
   – Возможно, – ответила она. – Эта связь может называться любовью, влечением, соитием.
   – И эта связь может дать кому-то жизнь.
   – Может быть, – ответила она, – но у нас уже нет времени.
   – Почему вы так думаете? – спросил слепой.
   – Я это знаю, – ответила она.
   – Но почему?! – удивлённо и расстроено воскликнул он.
   – Потому что всему бывает конец, – молвила она, – любой мир в пространстве и во времени ограничен и конечен.
   – Я ничего не понимаю! – опять воскликнул он.
   – Завтра вы это поймёте, – молвила она, – иногда человек только в конце пути начинает понимать, какой путь он прошёл. После этого он смотрит на свою жизнь уже иными глазами.
   – Я не хочу вас терять! – отчаявшись, произнёс он.
   – Но мы были вместе всю нашу жизнь, – вдруг сказала она.
   И слепой вдруг увидел в ней ту девушку, в которую был влюблён со студенческих лет и продолжал любить её всю свою жизнь.
   – Вы говорите такие странные вещи, – молвил он. – Как будто завтра кто-то один из нас должен умереть.
   – Возможно, – ответила она просто, – но не умереть, а перейти в другой мир. Мы же с вами решили, что смерти не бывает.
   – Но я не хочу с вами расставаться, – воскликнул слепой, – тем более, когда я вас вновь обрёл. Из-за вас я всю свою жизнь провёл в темноте.
   – После темноты приходит яркий свет, – сказала она. – Вам только казалось, что вы жили в темноте, но это не так. Вы продолжали жить своим внутренним светом. Вы сами выбрали этот путь движения к истине, и ваша слепота только сконцентрировала ваше внимание на поставленной цели. Вы шли к истине через испытания, и, увидев свет самой истины, вы сами потушили вокруг неё все другие светильники.
   – Откуда вы это знаете?! – воскликнул слепой и тут же спохватился. – Ах, да, вы же не обычная женщина, а небесная дева. Кому, как не вам, знать всё это. Но я, увидев истину, ослеп и тут же забыл её. Я ничего не могу вспомнить из того, что увидел тогда, когда передо мной растворились небесные двери тайны, ведущие в чертоги самого Господа Бога.
   – Так оно и должно быть, – ответила спокойно красавица. – Именно тогда вы поняли, что в мире есть только один свет, и нет ни чертей, ни ангелов, а есть разные тонкие сущности, которыми мы можем становиться сами. Ведь человек тоже тонкая сущность, а ни мясо и ни кости, которые закапывают в землю или сжигают.
   – Это я понял ещё тогда, – согласился с ней он. – Но я хочу последовать за вами, куда бы вы ни отправились.
   – Вот видишь, – сказала она ему, вдруг переходя на «ты», – то, что ты понял, и есть самое главное. На нём и должно строиться твоё понимание и отношение к этому миру. Сейчас у тебя огромный багаж знаний, который изливается из твоей души подобно свету, и может осветить путь многим людям. Ты познал истину и должен передать её другим. Ведь недаром же ты собрал всё это в себе, оставь другим хоть толику того, что ты знаешь. Потом ты можешь последовать за мной, и мы увидимся уже в другом мире, и перед нами будут стоять другие задачи. Ведь все миры совершенствуются. Ты тоже видел абсолютное совершенство, которое ослепило тебя, потому что ты не был готов к нему. Сейчас ты уже очень приблизился к нему, но тебе предстоит ещё далёкий путь к Совершенной Истине, которая покоится там, куда ты однажды заглянул.
   – Да, – ответил он, – я знаю, что мне необходимо закончить все мои дела, терпеть не могу незаконченных дел.
   – Вот и хорошо, – сказала она, – сейчас ты знаешь, как поступить, когда настанет час твоего испытания.
   – Да, – ответил он твёрдо, – сейчас я знаю, что я должен сделать. Так что будет завтра?
   – Завтра мы будем давать оперу Моцарта «Волшебная флейта». Это будет одновременно опера и балет.
   – Как? – удивился он. – Артисты будут одновременно танцевать и петь?
   Красавица кивнула ему и улыбнулась.
   – Но такого ещё никогда не было, – восхищённо воскликнул он, – чтобы артист одновременно пел оперу и танцевал в балете! Разве такое возможно? Наш театр попробовал это сделать, и что их этого получилось?
   – Мы хотим удивить ваш город, – сказала она, – ведь недаром же мы сюда приехали. Мы хотим достигнуть того, его не удалось сделать вашим артистам.
   – Но ведь это же за гранями человеческих возможностей.
   – Мало кто знает, где простираются грани человеческих возможностей, – заметила она, – поэтому мне нужно сегодня хорошо отдохнуть, подготовиться и укрепить дух моих коллег, которым завтра предстоит такая нелёгкая работа.
   – Понимаю, – сказал он. – Но, может быть, мы увидимся после спектакля?
   – Там видно будет, – сказала она и, не прощаясь, повернулась и ушла, оставив слепого одного.
   Он влюблённым взглядом проводил её и стал зачарованно смотреть на своё необычное отражение в зеркале, которое постепенно стало затуманиваться, как будто на стекле зеркала выступала испарина. Затем отражение исчезло, также как исчезло само зеркало, и он вновь погрузился во тьму.
   Так состоялся первый разговор с девушкой его мечты.
   * * *
   После этой встречи он отправился домой. Он шёл в отчаянии, бредя сквозь тьму чуждого ему мира. Разговор с девушкой его мечты одновременно радовал и пугал его. Он испытывал радость оттого, что, наконец-то, смог поговорить с ней, а страх сжимал его сердце от одной лишь мысли, что он мог потерять её снова. Только что, ещё совсем недавно они находились вместе, они говорили об одном и том же, и понимали друг друга, как никто другой во всём мире не смог бы понять. Всю эту жизнь она принадлежала ему, а он – ей, несмотря на необычность их связи. И ему казалось, что они испытывали одно и то же, они чувствовали одинаково, хотя она его и уверяла, что их миры разные.
   Такое духовное слияние не могло быть случайным. Он даже был не в состоянии вспомнить, о чём они говорили, но те вещи, которые звучали в её устах, были такими простыми и понятными. Всё остальное казалось ему наваждением. И всё же, он находился под действием какого-то опьянения, иначе как он мог увидеть в зеркале вместо своего отражения Красавчика? Да, он очень долгое время не смотрел на себя в зеркало. Но не мог же он за это время измениться до неузнаваемости. Он попытался разобраться в себе и понять свои отношения с этим миром. Но он никак не мог понять ни себя самого, ни этот мир. Ни в этом мире, ни в нём самом не было ни надёжности, ни стойкости. Всё плыло и изменялось. Ему казалось, что как только он нащупываю стену, или какую-нибудь опору, где бы это ни было, всё это тут же прогибается и рушится, и он опять теряет равновесие и ориентиры. Всё, и внутри, и снаружи постоянно складывается в единый континуум, от которого невозможно ничем защититься. И сейчас он чувствовал, что всё уплывает, рушится, и тут же возникает вновь, но уже ни то, что было раньше, а нечто новое, обновлённое, не спрашивая, хочет он этого или нет. Это и время, и пространство, и люди, и чувства, и события. Всё находится в постоянном движении, и невозможно ни на чём задержаться, ни за что зацепится. Всё ускользает и не остаётся ничего кроме чувства этого движения. И это движение порождает вечное непостоянство, в котором всех несёт помимо их воли, как пушинку несёт ветер.
   И вдруг он понял, что должен принять это ускользающее непостоянство как должное, и ни за что более не цепляться, даже за свою жизнь, потому что ничего в этом мире ему не принадлежит. Даже он не принадлежит сам себе. И не нужно мучиться оттого, что он не может нигде задержаться. Чтобы как-то проявиться в этом мире, необходимо оставить в нём что-то своё личное, принадлежащее только самому себе, будь то своё дело, ребёнок, дом, произведение искусства, поэма, опера или книга. Всё, что сможет оставить в этом мире человек, и станет его запечатлённой жизнью.
   От этой мысли он вдруг ощутил радость и поднятие духа. Он должен что-то сделать выдающееся, что могло бы остаться в веках, – с энтузиазмом воскликнул он про себя. Но ему хотелось не только сотворить что-то необычное, но и создать нечто, что вдохновляло бы на творение и других.
   Его вдруг охватила лихорадка деятельности. Вернувшись домой, он уселся за рукопись. Работать с перфоратором он научился виртуозно, поэтому технические трудности его уже не отвлекали от мысли. Он начал пробивать один лист за другим, оставляя на них свои бессмертные мысли. Впервые он ощутил полноту счастье во время работы и свою совершенную независимость от всего мира, потому что он творил. Он осмысливал те минуты, которые запечатлевались в вечности. Он отдавал Господу свою дань, которая преображала его. Он сам, наравне с ним, Господом, становился Демиургом, творя на бумаге и в своём воображении свой собственный мир. Его жизнь опять озарилась радостным светом. Он вырвался из тупика жизненного лабиринта и вновь ощутил движение, ни то, которое его всегда несло по жизни против его желания, а собственное движение по избранной им дороге, по которой он мог кого-то повести за собой, кому-то облегчить жизнь и доставить радость. Его творчество, подобно лучам солнца, согревало ему душу. Оно освещало в нём божественным светом его внутренний сказочный мир, где цвели цветы средь зелёной травы и плыли белые облака по голубому небу, серебрились блики на журчащей струе родника, где всё было красиво и волшебно, как в том мире, которого он не видел. И этот мир дарил ему сам Господь Бог через его воображение. Как Санта-Клаус дарит детям подарки в Рождественскую ночь. Он подбрасывал ему радости и маленькие открытия, которые восхищали его, как маленького мальчика.
   Он вводил себя во вневременное пространство. Это было его спасением от растворения и бесследного исчезновения в этом мире. И девушка его мечты явилась той стартовой пружиной, запустившей его механизм вечности.
   О ней я вспомнил поздно ночью, когда уставший и счастливый оторвался от своей рукописи. И вдруг он засомневался в её реальности. Не является ли она миражом, плодом его больного воображения? – подумал он. Уж очень всё было неправдоподобно в его жизни. Все эти изменения и преобразования. И тем более, невозможным показалась ему встреча с его девушкой после стольких лет, её божественный танец и разговор с ним. Всё пережитое накануне казалось ему сном. И для того чтобы убедиться в реальности её существования, ему было необходимо попасть на оперу «Волшебная флейта», чтобы увидеть её вновь.
   Он потрогал циферблат часом. Стрелки стояли на трёх часах ночи. Он должен был немного поспать, чтобы отдохнуть перед новыми испытаниями.
   * * *
   Как только он проснулся, то тут же направился в кассу театра, чтобы купить билет на вечернее представление «Волшебной флейты». Но к его огромному огорчению, всё билеты были проданы. Он простоял весь день возле билетной кассы с надеждой, что, может быть, кто-то сдаст свои билеты обратно. Мимо него проходили незнакомые люди, и он постоянно слышал то тут, то там слово «Die Zauberfl;te», которое резало ему ухо, привыкшее к мелодичной итальянской речи. Он очень любил музыку Моцарта, но его родной язык был для слепого чужим. С постановкой «Волшебной флейты» на сцене городского театра, этот язык вторгся в его город. В воздухе витало что-то чуждое. Это ему не нравилось, потому что нарушало размеренный ход всей его жизни, вторгалось что-то инородное, грозившее разрушить его мир. Он почему-то вспомнил произведения некоторых писателей, где упоминалось о начале Первой мировой войны. Тогда тоже немецкий язык вторгся в мир и разрушил его, не оставив камня на камне от всего былого. Старый прекрасный мир рухнул, после чего последовала череда несчастий, от которых до сих пор не может оправиться человечество. Былая духовность куда-то исчезла, сменилась культура, поменялось сознание людей, всё измельчало.
   С этими мыслями в его душу закралась тревога, переросшая в предчувствие беды. Он стоял возле театра и спрашивал у прохожих, нет ли у них лишнего билетика, пытаясь припомнить содержание «Волшебной флейты». Моцарт создал выдающееся произведение, вложив в него свои заветные мысли и возвышенные морально-философские идеи об идеалах равенства, братства людей, веру в изначальность добра, возможность нравственного совершенствования человека и торжество света и разума. Нет, сама опера его не страшила, он неоднократно слышал её раньше и любил эту музыку. Но его настораживало что-то другое. Германия, развязавшая тогда эту войну, тоже имела свои возвышенные морально-философские идеи и заветные желания. Но они привели человечество к краху. Всё всегда начинается с благими намерениями, но заканчивается несчастьем.
   Отчаявшись купить билет с рук, он вошёл в театр и постучал в двери фойе, услышав тут же неприветливый голос сторожа-швейцара.
   – Чего нужно? – спросил он его с раздражением в голосе.
   Он извинился за вчерашний инцидент и спросил того, не сможет ли он помочь ему достать билет на вечерний спектакль.
   Швейцар некоторое время молчал, как ему показалось, насупившись, затем сказал уже более благожелательным тоном:
   – Да, где же я вам достану билет? Видите, какое столпотворение в городе из-за этих гастролей. Весь город как будто сошёл с ума. И цены на билеты заоблачные, и всё равно их нет. Но если вам так нужно быть на этом спектакле, то, может быть, я дам вам контрамарку на приставное кресло.
   – Я буду вам так признателен, – взволнованно воскликнул слепой, – что у меня даже слов нет выразить свою благодарность.
   – Вообще-то эта контрамарка моя, – заметил швейцар, – и я уже её пообещал одному своему родственнику, но, я вижу, вам она нужнее.
   – Да! – вскричал слепой, приходя в отчаяние от одной мысли, что это счастье может ускользнуть из его рук. – Вы даже не представляете, как мне нужно попасть на этот спектакль.
   – Всё это странно, – сказал вдруг швейцар.
   – Что странно? – спросил слепой его испуганно, не понимая, о чём тот говорит.
   – То, что столица привезла в наш город именно эту оперу.
   – Почему это странно? – удивился слепой.
   – Ну, во-первых, она исполняется на немецком языке. А у нас, как вы знаете, играют в театре только итальянскую оперу. Во-вторых, сюжет её очень необычный. Вам, наверное, он известен?
   – Да, я уже слышал эту оперу по радио.
   – Мне кажется, что в наше время сюжет этой оперы несколько наивен, и как бы это сказать, переполнен всякими экзотическими чудесами. Представляете, как смешны в нашей действительности её герои: мудрец Зарастро, появляющийся на колеснице, запряжёнными львами, мстительная Царица ночи, феи, волшебные мальчики и дикари. Не менее комичны масонские испытания в египетской пирамиде и таинственные превращения.
   – А мне кажется, что в этом нет ничего смешного, – заметил слепой, – более того этот сюжет очень приближен к нашей жизни.
   – Вы так считаете? – удивился швейцар.
   – Я так думаю, – решительно молвил слепой, – более того, скажу вам, что этот сюжет и есть наша с вами жизнь. Иначе бы этой оперой не восхищался Гегель, сказав в своей «Эстетике», что Царство ночи, королева, солнечное царство, мистерии, посвящения, мудрость, любовь, испытания, и притом некие общие места морали, которые великолепны в своей обыкновенности, всё это, при глубине, чарующей сердечности и душевности музыки, расширяет и наполняет фантазию и согревает сердце. Бетховен особенно выделял эту оперу среди всех моцартовских сочинений, а Гёте сравнивал её со второй частью своего «Фауста» и даже делал попытку написать её продолжение.
   – Но эта опера может взорвать наш город, – заявил сторож, – вызвать революцию, привести к всеобщему безумию.
   – Наш город и так уже близок к всеобщему помешательству, – заметил слепой, – потому что каждый живёт в нём со своим внутренним миром безумия, но от этого он становится ещё более волшебным и загадочным, и вызывает у всех, приезжающих сюда изумление и восторг. Каждая мелочь в нём значима, а ведь многие народы считают безумие особой формой божественного откровения. В безумии нет логики, а это значит, что перед человеческим разумом открываются новые возможности постижения мира. Возможно, что при помощи нашего безумия мы и проникаем в иные миры, разрушая привычные для нас трафареты понятий.
   – Вы говорите мудрёно, – молвил сторож, – но, может быть, вы и правы. Не мне, простому сторожу, судить о высоких материях. Я живу своей тёмной жизнью, много не знаю, о многом даже не догадываюсь. Вот, вы слепой, а можете разглядеть в нашей жизни многое, а у меня хоть и есть зрение, но дальше своего носа я не вижу. Я только догадываюсь, что есть нечто, очень далёкое от меня, что управляет мной, всеми нами, нашей жизнью и всем миром. Может быть, это – Бог? Но я чувствую, что он наполняет мою жизнь своим особым содержанием и смыслом, что приносит мне радость. И я становлюсь добрее. Поэтом я испытываю к нему любовь. Я не знаю, кто он, но я постоянно чувствую, как он мне помогает. И от этого я чрезмерно счастлив. Я не переживаю за своё будущее, потому что нахожусь под его защитой. Но иногда мне становится страшно, когда я предчувствую какое-то испытание. И на этот раз у меня, почему-то, не всё спокойно на душе из-за этой оперы. Но я хочу преодолеть этот страх, как когда-то преодолел его Иисус Христос в Гефсиманском саду. И мне кажется, что этот страх можно победить, если обрести Бога в своём сердце. Я очень сожалею, что остался неучем. Мне не хватило времени в моей жизни глубоко заглянуть себе в душу. Если бы мне представилась такая возможность, то свою жизнь я бы прожил не так. Сейчас я бы всё отдал за одно своё обучение, может быть правы те молодые люди, которые, живя в нищете, продолжают учиться. Говорят, что учиться никогда не поздно, но с возрастом учиться становится всё труднее. Голова уже не та, что в молодости. Каждому овощу – своё время.
   Слепой слушал бесхитростное откровение сторожа и понимал, что в чём-то сторож мудрее его. Сторож инстинктивно чувствовал Истину, к которой слепой стремился, и каким-то чудом находил правильную дорогу туда, куда слепец не мог попасть, блуждая в пути. Он ясно видел путь, ведущий к Богу, и находил Всевышнего там, где перед хозяином была одна пустота. Он шёл прямой дорогой в Царство Небесное, хозяин же брёл в темноте, не ведая, куда попадёт.
   Сторож передал слепому контрамарку, и тот, счастливый, благодарно пожал ему руку и удалился в небольшой сквер рядом с театром, чтобы скоротать время до начала спектакля. Сидя на скамейке, он представил, что после спектакля пригласит девушку его мечты куда-нибудь в ресторан, а затем постараюсь завлечь её к себе в гости на чашку чая, да так, чтобы она осталась у него до утра. Но тут же он отбросил эту мысль, вспомнив, что в его постели по очереди побывали его недавние пассии – Марина и Катрина. Нет, ему нужно было придумать что-то необычное для их первой ночи. А то, что у них будет эта ночь, он не сомневался.
   «Было бы неплохо увезти её в какое-нибудь красивое место, – думал он, – туда, где я сам ни разу не был, где, как говорят, не ступала нога простого человека. Вот если бы найти такой королевский дворец как Прадо, Сан-Суси или Трианон, или ещё лучше, райскую обитель. Но где их взять? На худой конец, сошла бы первоклассная гостиница, что-нибудь нечто пен хауса или президентского номера. Чтобы там было две спальни, и мы легли бы – каждый в своей комнате, а потом среди ночи она бы пробралась ко мне. Именно она, а ни я. Потому что это очень важно, чтобы у неё возникло желание. Я же её желал всю свою жизнь».
   Он представил, как лунной ночью отворяется дверь его номера, и она стоит перед ним босиком в одной ночной рубашке, которая едва доходит до колен её длинных красивых ног. Она глядит на него с загадочной улыбкой и протягивает к нему руки. Её тёмные космы ниспадают на белую рубашку и хрупкие девичьи плечи. Она не говорит ему ни слова. В такие минуты лучше ни о чем не говорить, тем более, когда мужской ум парализован от возбуждения. Он загорается от поцелуя, и нежно привлекаю её к своей груди, чувствуя упругую мягкость совершенного тела, о котором он мечтал всю свою жизнь. Как долго он был одиноким, и как много тосковал по ней! А потом бы они бы испили всю чашу любви до дна, да так, чтобы уже больше ни о чём не жалеть в жизни, после чего можно было бы спокойно и счастливо умереть.
   Он представил её рядом с собой в постели, её волосы разметались по подушке, глаза полузакрыты, ноздри её гордого римского носа слегка подрагивают, а на её нежной лебединой шее пульсирует чуть заметная жилка. Её губы шепчут ему…
   – Ждёте начала спектакля? – вывел его из состояния делирия голос посетителя буфета, который ему недавно что-то говорил об искусстве.
   Слепой вздрогнул и провёл ладонью по своему лицу. Очарование рассеялось.
   – Да, вот с трудом достал контрамарку, – ответил он, – думал, что уже не попаду на спектакль. Какое-то светопреставление, все, словно, сошли с ума. Билетов не достать.
   – Да уж, – сказал посетитель, – достать билет и мне было трудно.
   – Почему Большой театр даёт в нашем городе «Волшебную флейту»? – спросил у него слепой.
   – Не знаю, – ответил тот, – А что? Опера неплохая. Превосходная социальная утопия. Фантастика, перемешанная с юмором, меткими жизненными наблюдениями, сочными бытовыми сценками. Лично мне она очень нравится. Это одна из моих самых любимых опер. Да вы её уже, наверное, видели? Я думаю, что нет ни одного человека, кому бы она не понравилась.
   – Я слышал её по радио, – сказал слепой.
   – Не правда ли, в этой фантастике все образы потрясающе реалистичны. Возьмите, хотя бы, злобную и мстительную Царицу ночи. Ведь сколько на белом свете таких деспотичных, упрямых и коварных женщин, которые держат своих мужей под каблуком. Не подумайте, я не имею в виду себя. У меня в семье как раз наоборот. Стоит мне сурово посмотреть на мою супругу или сказать ей одно слово, она тут же становится как шёлковой. Три феи из её свиты, так называемые, дамы полусвета, словоохотливые, вздорные, игриво-чувствительные, прямо настоящие типажи со столичной улочки. А дикарь-птицелов Папагено? Таких миллионы в России, симпатичных обывателей, любопытных, трусливых и болтливых весельчаков, думающих лишь о бутылке вина и своём маленьком семейном счастье. Вот только с идеальным образом – Зарастро – у нас туговато. Что-то я в наше время не встречал такого типажа, чтобы он одновременно олицетворял собой и разум, и добро, и гармонию. В опере между его солнечным царством и царством ночи мечется Тамино, человек, ищущий истину и приходящий к ней через ряд испытаний. Это – о нас с вами. Но всё же, я думаю, что жизнь не нужно принимать очень серьёзно. Мне кажется, что лучше всего нужно относиться к жизни как Моцарт. Ведь он никогда не был серьёзен. Поэтому его музыка и наполнена такой лёгкостью, светом и весёлостью. А избыток весёлости ведёт к шутовству. Моцарт по своему духовному складу всегда был шутником. Такова и его опера «Волшебная флейта», где гений музыки, говоря о серьёзных вещах, всё равно забавляется. В этой опере на примере птицелова Папагено тело тоже предъявляет свои требования наряду с духом, и тогда радость начинает бить ключом через край, и взрослый становится ребёнком и брызжет своим шутовством. В эти минуты он очень мил Господу Богу. Бог любит детей, также как евреев. Синагога отличается от церкви тем, что в церквях всё торжественно и чинно, а мы собираемся в синагогах, радуемся и шутим. И Бог доволен, что мы радуемся в его доме. Поэтому я перешёл из христианства в иудаизм. Мне нравится Моцарт. Шутовство граничит у него порой с возвышенным. Душа еврея похожа на душу Моцарта она такая же юная, нежная, страдающая часто от излишней нежности, и воспевающая свои страдания и убаюкивающая себя в слезах от прелести своей жизни. В этом мы, как ни с кем другим в мире, схожи с русскими, потому что обладаем одинаковой глубиной духовности. Мне нравится «Волшебная флейта» ещё потому, что она воспевает свободный и умиротворённый экстаз истинного мудреца. Возвышенная чистота некоторых гармоний «Волшебной флейты» витает на таких высотах, куда вряд ли способно подняться мистически-пламенные восторги рыцарей Грааля Вагнера. Там у Моцарта всё – свет, и ничего, кроме света. К такому свету и должна устремляться душа человека. Я думаю, что вы такого же мнения, как и я. Но нам пора уже идти, если мы не хотим опоздать к началу спектакля. Пойдёмте и насладимся истинным искусством.
   Слепой поднялся со скамейки и вместе с попутчиком отправился к входу в театр. Он слышал жужжание множества голосов. Очень многие произносили слово «Die Zauberfl;te » на итальянский манер. Оба, пройдя контролёра, прошли в фойе.
   – У меня создаётся впечатление, что здесь собрались одни толстосумы, – высказал своё замечание посетитель. – Должен заметить, что с ними очень симпатичные дамы. А как все одеты! Настоящий beaux monde. Я слышал, что у самых богатых бизнесменов нет пупков. Это правда?
   – Понятия не имею, – ответил слепой. – Знаете, я как-то у них это не проверял.
   Посетитель рассмеялся и заметил, что очень ценит его юмор. Вскоре они расстались, так как их места в зале отстояли друг от друга. Войдя в зал, слепой вновь обрёл зрение. Его место находилось во втором ряду с края возле боковой ложи. Между стулом и ложей был совсем узкий проход, ему стоило протянуть руку, чтобы коснуться фронтона нижнего балкончика. Он окинул взглядом весь зал и восхитился его великолепием. Почти все мужчины были в черных фраках с бабочками, на многих женщинах блестели бриллиантовые украшения. Президентская ложа была задрапирована непроницаемой вуалью. С круглого потолка свисала огромная люстра, заливая ярким светом этот храм искусства и великолепное собрание горожан. Слышался негромкий ропот сотни голосов зрители, предвкушавших необычное зрелище. Слепой также с нетерпением ожидал встречи с мечтой всей его жизни.
   Прозвенел последний звонок. Свет люстры стал постепенно гаснуть, и в то же самое время зажглись огни рампы, все враз замолчали и устремили свои взгляды на сцену. Раздались звуки божественной моцартовской музыки – первые торжественные аккорды Зарастро, пронизанные светом, ощущением полноты и гармонии чувств. Оркестр исполнял блестящую стремительную увертюру, одну из лучших увертюр мировой оперной практики. Занавес раздвинулся, обнажив декорации пустынной гористой местности, по которой бежал принц Тамино, его знакомый артист-философ, преследуемый чудовищной змеёй, и поющий великолепным тенором арию «Zu Hilfe, zu Hilfe». «На помощь, на помощь!»
   Слепой следил за событиями, разворачивающимися на сцене, и вдруг поймал себя на мысли, что сам полностью идентифицирую себя с принцем Тамино. Ему тоже нужна была помощь в спасении от той чудовищной змеи, которая гналась за ним. И этой змеёй был страх, неуверенность в завтрашнем дне, сомнения в своих силах и знаниях. Каждый день он убегал от этой змеи, вступая в борьбу со всеми трудностями и невзгодами своей нелёгкой жизни, от которой он находил успокоение только во сне.
   И вот, в последний раз воззвав к помощи, принц Тамино падает без чувств. В тот же миг из-за скалы выступают три феи Царицы ночи в чёрных одеяниях и рассекают змею на части.
   «Только во сне можно забыть об этой змее, называемой повседневной действительностью. Кто эти три дамы? Может быть, это сны, которые видятся нам по ночам? Они завладевают нашим сознанием, являясь нашими верными подругами с наступлением ночи», – так думал слепой.
   Тамино приходит в себя и слышит звуки дудочки. Над ним склоняется странное существо, человек в птичьем одеянии, птицелов Папагено, знакомый, который часто высказывал мудрые суждения. Принц горячо благодарит его, считая своим спасителем. Тот важно принимает благодарность. Три дамы возвращаются и наказывают Папагено за хвастовство, замыкая его рот громадным замком. Они объясняют принцу, что он находится во владении Царицы ночи, которая в знак благоволения прислала ему портрет своей дочери, Памины, похищенной злым волшебником. Дамы говорят Тамино, что если он при первом взгляде на портрет почувствует любовь, то его будут ждать почёт и счастье. Принц, покорённый красотой Памины, готов любой ценой освободить девушку. Царица ночи дарит принцу волшебную флейту, помогающую преодолевать все препятствия, а в спутники даёт ему Папагено, снабдив колокольчиками, заставляющими плясать каждого, кто их услышит. В сопровождении трех волшебных мальчиков принц отправляется в путь.
   Наблюдая весь первый акт оперы, слепой думал о том, что всё, что происходит на сцене, так или иначе, происходило и в его жизни, но в самом драматическом варианте. Убегая от философских проблем, он попал в Царство ночи и был ослеплен. И его госпожа Царица, отобравшая у него зрение, оставила в его памяти портрет его возлюбленной. Так вот, значит, как зовут ту девушку, которая стала мечтой всей его жизни! Памина. Её зовут Папиной. А он, выходит, принц. Но принц в идеале, когда он духовно достигает своего совершенства, а в обычной жизни он является простым птицеловом Папагеном, сибаритом и лентяем, любящим вкусно поесть и больше заботящимся о своём теле, чем о душе. И слепой подумал, что все мужчины являются такими. И каждый из них состоит из двух частей – из души и тела – из Дона Кихота и Санчо Панса, из Томино и Папагено. И даже на Востоке в Китае мужчины имеют в себе два начала: Сунь Укуна и Чжу Бацзе, как написано в романе У Чэнъэня «Путешествия на Запад». Одна часть направляет все свои помыслы к самоусовершенствованию в достижении сокровенных тайн небесной чистоты, другая же обжирается, веселится и предаётся плотской любви. Поэтому-то и он имеет два тела. Одно принадлежит на пятом десятке лысому старику, насытившемуся жизнью и распевающему за бутылкой вина после любовных похождений: «Известный всем я птицелов», а другое – молодому Красавчику, покоряющему мир и мечтающему завоевать сердце девушки своей мечты, над портретом которого он поёт: «Такой волшебной красоты». Но иногда эти два начала объединяются и предаются воспоминаниям и мечтам, напивая дуэтом «Кто нежно о любви мечтает».
   Весь этот спектакль был наполнен для слепого особым сокровенным смыслом. Он ловил себя на мысли о том, что всю жизнь слышал в голове то звучание флейты, то в дзиньканье колокольчика. Всё зависело от того, в каком настроение он пребывал, и какой дух снисходил на него. Обычно музыка волшебной флейты доносилась до него, когда он пребывал в философских размышлениях или, охваченный вдохновением, излагал свои мысли умному собеседнику или своим записям на бумаге. В такие минуты он был принцем Томино. Трели и переливы колокольчика звучали в его сознании, когда он отпускал в кругу друзей острые шутки, рассказывал анекдоты и веселился в кругу своих единомышленников или пытался соблазнить какую-нибудь простушку. Тогда он радовался жизни, как этот весельчак Папагено.
   Всё, что играли артисты, было в его жизни, от начала до конца. Когда закончился первый акт оперы, и публика разбрелась из зала по буфетам и фойе театра, он оставался сидеть на своём приставном кресле, погруженный в думы о спектакле и своей жизни. До сих пор в его голове звучали мелодии оперы, он вновь и вновь ненасытно возвращался к ним, пытаясь напоить свою душу воспоминаниями о чарующих звуках божественной музыки, как припавший к воде струящегося источника оазиса человек, мучимый жаждой и только что пересекший пустыню. В его голове всё ещё звучали то небесный терцет фей Царицы ночи, то ария Папагено “Die Vogelfanger”. Он только один раз видел свою возлюбленную, поющую в дуэте с птицеловом Папагено бесхитростный сердечный напев «Кто нежно о любви мечтает». И над всей этой оперной красотой витал дух его личной мелодии “Wie stark ist nicht die Zaubertone” – «Как полон чар волшебный звук».
   Устав сидеть, он отправился в фойе, и тут же его окликнул голос Василия Антоновича:
   – Рад приветствовать тебя.
   Его рука легла на ему плечо.
   – Тебя выпустили из психушки? – удивленно и вместе с тем обрадовано спросил слепой.
   – Да, – ответил тот, – с психушкой всё покончено. Я здесь не один. Со мной учительница немецкого языка нашей школа. Она мне как переводчица и невеста. Мы хотим пожениться.
   – Поздравляю, – сказал слепой и пожал ему руку, – искренне раз за тебя.
   Прозвенел звонок, публика потянулась в зал. Слепой тоже отправился на свое приставное кресло.
   Второй акт начался со вступительного марша жрецов. Оркестр звучал приглушённо и торжественно, напоминая хорал. Слушая величаво-возвышенную арию Зарастро с хором «О, вы, Изида и Озирис», слепой всё больше погружался в очарование сказки, которая захватывала его своим проникновенным волшебством в мире событий, которые разворачивались на его глазах. Он упивался красотой голосов оживлённого квинтета, где неумолчное щебетание фей Царицы ночи перемежалось короткими репликами Тамино и Папагено, старавшихся хранить молчание. Затем прозвучала дерзкая ария мавра Моностатоса, посягающего на красоту Памины «Каждый может наслаждаться».
   И вот раздался голос Царицы ночи, исполняющей арию «Der Holle Rache», где после слов «В груди моей пылает жажда мести», в зале произошло какое-то движение. Слепой вскинул голову кверху, оглянулся на президентскую ложу и увидел, как распахнулись шторы ложи, и из неё вылетело чудовище с головой птицы и ногами змеи. Это был бог Абрасакс в образе крылатой собаки, он пролетел мимо люстры и устремился на сцену. В зале все ахнули. Чудовище схватило в свои лапы бедную Памину и, пробивая все декорации, разворотило стену театра, за которой открылось бездонное ночное небо. На глазах всей публики произошло невероятное: в образовавшуюся брешь устремился поток воздуха такой силы, что стал срывать с кресел и увлекать за собой многих зрителей. Это походило на катастрофу лайнера, разваливающегося в небе на большой высоте. В эту брешь вылетали мужчины, выскакивающие из своих фраков и превращающиеся в шары. Ночная бездна бездонного неба высасывала всех зрителей из зала как гигантский пылесос. Слепой ухватился рукой за край балкона и всеми силами старался удержать своё тело от полёта, его ноги оторвались от пола и болтались по воздуху, колыхаясь на ветру подобно флагу. Он видел, как в эту дыру унеслись посетитель кафе и его друг Василий Антонович со своей невестой-учительницей немецкого языка средней школы, где он раньше преподавал историю. Вскоре за людьми из зала полетели в дыру кресла, затем оторвалась огромная хрустальная люстра и с грохотом и звоном исчезла в пробитом проёме стены. С треском срывались с петель двери зал и лож и улетали в открывшийся небесный эфир, а в открывшиеся проёмы влетали шары и устремлялись к сцене, пропадая в проломе стены. Могучая сила высосала из города через открывшуюся чёрную дыру за несколько минут все две с половиной тысяч шаров, созданных в лаборатории Василия Антоновича.
   У слепого едва хватало сил удерживаться за перила балкона. Он подумал, что ещё минута и его вместе со всеми вынесет в открытый Космос. Но вдруг ветер мгновенно прекратился, и слепой упал на пол, как оброненная десятикопеечная монета. В зрительном зале никого и ничего не было, всё было сорвано и унесено во Вселенную, воздух казался ему настолько чистым, что вряд ли он был таким же на вершинах самых высоких гор. Он сидел на полу и озирался по сторонам, прожектора продолжали гореть, освещая развороченную стену, но за ними уже не стояли осветители. Вдруг слепой услышал гулкие шаги и голос его знакомого сторожа:
   – Что здесь произошло?
   Слепой пожал плечами, потому что не мог найти ответа.
   – А где все зрители? – спросил его сторож.
   Слепой показал ему на пролом в стене и, наконец, обретя дар речи, произнёс:
   – Туда же вынесло всех артистов и музыкантов вместе с их инструментами.
   Сторож покачал головой.
   – А как вам-то удалось спастись? – удивлённо спросил он.
   – Не знаю, – развёл руками слепой, – а вот мою тросточку унесло.
   – Да Бог с вашей тросточкой, – успокоил его сторож, – купите себе новую. Радуйтесь, что сами живы остались.
   Слепой не знал, радоваться ему этому или нет.
   – Так что, всё же, здесь произошло? – спросил сторож слепого.
   – Мне кажется, что все шары улетели вместе с прекрасными дамами.
   – И куда же? – спросил сторож, с интересом осматривая пролом в стене.
   – Вероятно, улетел во Вселенную, – сделал предположение слепой.
   Сторож помог слепому подняться с пола и вывел из опустошённого зрительного зала. Затем принёс ему из биллиардной кий вместо тросточки и проводил к выходу. Прощаясь, он сказал ему:
   – После такого представления театр, наверное, закроют на реконструкцию, но я всё равно буду работать. Должность сторожа самая незаменимая. Вы всегда можете найти меня здесь. Приходите потом, расскажите, что там произошло. О вас я никому не скажу, а то потом вас затаскают по допросам, жизни будите не рады. Живите спокойно и забудьте обо всём, что здесь произошло.
   – Спасибо, – сказал слепой.
   – Это вам спасибо, – сказал сторож, – потому что вы спасли мне жизнь, окажись я на вашем месте. А также спасли жизнь моему родственнику, которому я хотел отдать эту контрамарку. Так что о вас я никому не скажу. Долг платежом красен.
   ***
   Он откланялся и вышел на улицу, вновь окутанный своей слепотой. Он почувствовал всем своим телом пронизывающий холод и услышал хруст снега под ногами. Пока шло в театре представление, в город пришла зима. Мир изменился.
   Он шёл домой, осторожно переступая ногами по обледеневшему асфальту, и чувствовал резкие перемены в мире. На улицах уже никто не пел арии из опер. Прохожие проходили мимо него молча. Многие из них, наверное, ещё даже не знали, что произошло в оперном театре, но он чувствовал, что всё, как говорится в народе, возвращалось на круги своя.
   Он поднялся по лестнице домой, и войдя в прихожую обратился ко мне:
   – Не вижу в твоём поведении никаких изменений. А говорят, что обычно собаки чувствительны к переменам в мире. Но ты, мой пёс, наевшись, мирно развалился в моей прихожей и дрыхнешь.
   Я никак не отреагировал на его слова.
   Он сел в своей комнате и стал думать. Я слышал все его мысли до единого словечка.
   «Опера не так должна была кончиться, говорил он. Я знал, что за арией Царицы ночи должна была прозвучать другая ария, мелодичная и выразительная самого мудреца Зарастро, который должен был пропеть свои жизнеутверждающие слова «Вражда и месть нам чужды», и всё должно было закончиться в конце оперы ликующим хором «Разумная сила в борьбе победила». Но вместо этого случилась война, и произошло разрушение мира. Всё зрители этого события куда-то исчезли, как это произошло во время Первой мировой войны. Вся красота рухнула, а вся значимость того времени куда-то исчезла. Неужели это вечный путь всего человечества – шагать к добру и спотыкаться о зло».
   Ему, по-видимому, хотелось спать. Он разделся, лёг на кровать и уснул. Таким кошмаром для него закончился этот день.
   * * *
   Утром, когда он проснулся, его охватило лихорадка бурной деятельности. Он стал суетиться, ходить по квартире, затем сел за стол, словно в бреду произнося такие слова:
   «Добро порождает любовь, а где любовь, там и радость, и наполненность жизнью. Всё это приносит счастье. Можно всегда быть счастливым, только нужно двигаться в нужном направлении.
   Итак, я должен начать новую жизнь. И построить её на развалинах старой жизни. Другого фундамента у меня просто нет. Но с чего начать. Что же произошло в оперном театре? Zauberflote! Мне нужно срочно достать записи этой оперы, может быть, и само либретто. Неплохо бы научиться играть на флейте, ведь её звуки я постоянно слышу в своей голове. Иногда к чему-то идёшь всю свою жизнь. Нужно в жизни занимать всегда активную позицию. Чтобы понять причины несчастья, которое постигло наш оперный театр, я должен проиграть заново эту оперу в своём сознании и своей жизни, продолжить её там, где она оборвалась. Если мне это удастся, то я всё исправлю, и мир не полетит в тартарары, а придёт к согласию и единств».
   Он встал из-за стола и заходил по комнате, взволнованно разговаривая сам с собой:
   «Мне нужно восстановить мою былую духовность. Итак, кое-кого я потерял. Исчез в космической бездне мой друг Василий Антонович со своей невестой, пропал весь первый состав Большого Театра. Неслыханная потеря для культуры! Улетел бог Абрасакс. И, наконец, я потерял самое дорогое в жизни – девушку моей мечты, которую бог Абрасакс забрал у меня».
   Эта мысль больно кольнуло его в сердце.
   «Вместе с Арасаксом исчезли все шары, созданные Василием Антоновичем. И, наверняка, в ту бездну улетел Красавчик и оба артиста-философа Тамино и Папагено, оставшиеся от прежней труппы. Все мои знакомые исчезли в этом вихре стихии. Может быть, Красавчик и предстал передо мной в образе Памины, моей возлюбленной. Тяжёлая потеря для меня. Но остались буддийский священник и сторож театра. Найдётся ещё кто-нибудь, с кем можно поддерживать отношения, чтобы окончательно не разучиться говорить, чтобы с кем-то можно было восстанавливать былую духовность. Но встреча с ними – потом, чуть позже. Но сейчас главное, мне нужно срочно достать где-нибудь записи оперы «Волшебная флейта», чтобы она могла повести меня через все мои трудности и испытания к победе».

Ouverture

   К вечеру нам удалось найти магнитофонные записи оперы Моцарта «Волшебная флейта». В том же магазине он купил плейер. Одев наушники, он включил музыку, и мир сразу же преобразился. Когда он ещё покупал эти записи в магазине, продавщица удивлённо спросила меня:
   – Вам обязательно нужно именно эту оперу?
   – Да, – ответил он – обязательно.
   – И это после того, что произошло в нашем оперном театре? После того происшествия никто не спрашивает записей «Волшебной флейты». И вообще, люди перестали интересоваться оперной музыкой.
   – Почему? – удивился он.
   – Вы же знаете, к чему привело увлечение оперой нашими горожанами.
   – К чему? – спросил я.
   – К катастрофе и несчастью, – сказала она, – какой вы непонятливый.
   Но затем она опомнилась, что проявила нетактичность к покупателю, и, сменив тон, участливо спросила меня:
   – Там, наверное, был кто-нибудь из ваших близких.
   Слепой кивнул головой.
   – Тогда всё понятно, – сказала она, – извините.
   Он вышел из магазина в наушниках, слушая «Увертюру» из этой оперы. Я тащил его рысцой по тротуару на поводке, и мой бег совпадал с быстрым ритмом льющейся из наушников мелодией. Я мысленно настроился на этот ритм, и хозяину это понравилось. В этом мире опять зазвучала опера, красота возвращалась в его сердце. Он был на седьмом небе от счастья.
   Я знал, что в каком-то смысле Моцарт стал для него богом. И он часто думал о жизни композитора, сравнивая её со своей мечтой. Бедный гений умер в возрасте тридцати пяти лет, так и не закончив свой «Реквием», который он уже дописывал, вероятно, в обществе Господа. За этот короткий путь он успел полностью реализоваться, вынеся все страдания и жизненные лишения, и заполнить весь мир своей красотой. Даже его смерть была прекрасной и осмысленной. Он подарил миру блаженство и любовь, открыв небеса, позволил через них узреть людям всю красоту мироздания. И погаснув, Моцарт растворился в людях, наполнив их сердца своим счастьем и радостью, неиссякаемой верой в торжество света и справедливости.
   С этого времени жизнь моего хозяина преобразилась. Он стал вести активный образ жизни. Утром вставая, делал зарядку, завтракал, чего раньше никогда не делал, брал меня за поводок, одевал наушники и выводил на весь день на прогулку. Эта опера задавала нам новый стиль жизни. С самого начала дня музыка «Увертюры» определяла наш ритм движения. Мне тоже понравились ежедневные долгие гуляния. Я бежал по улицам с ним с радостью, так же резво, как бегает по треку застоявшийся конь. Слепой сразу же ощутил прилив сил и почувствовал, как укрепляется его физическое здоровье.
   С утра мы обходили с визитами всех его оставшихся знакомых и приятелей, затем гуляли по городу, делали новые знакомства, слушали разговоры людей, а к вечеру возвращались домой уставшие, но счастливые и полные новых впечатлений. Он садился за стол и записывал многое, что слышал и узнавал днём. Перлы мудрости вплетались в общую канву его записей. Мне было бы интересно взглянуть на его рукопись, но ни черта не понимал в письменности слепых. Но хозяин сидел днями за работой под воздействием той же «Увертюры» Моцарта, подобно Творцу, который постоянно создаёт и переделывает наш прекрасный мир, придавая своим произведениям более лёгкий и весёлый характер. Музыка великого гения помогала ему жить и творить. Его мир снова становился прозрачным и наполнялся Богом. В каждодневной суете он опять научился распознавать во всём незаметном и преходящем Господа, ощущать его корни и семена.
   В простых людях он вновь открывал героев и богов. Никуда они не исчезли с крушением того города Шамбалы, просто многие ушли в себя или попрятались в свои раковины, как улитки, заползающие в свои дома во времена опасности. Нужно было просто отточить остроту восприятия, чтобы научиться распознавать то, что находится за видимой оболочкой любой сущности. Он вдруг опять почувствовал далеко уходящие корни этого мира, ту далёкую отчизну, где все были едины, и составляли общий уникум с природой и Богом. Где не было ещё ни зла, ни добра, ни печали, ни горя, а был единый райский сад, в котором все получали свою телесную форму. Слушая небесную музыку гения, он опять ощутил запахи растений того чудесного сада. И Бог опять перестал быть для него простым словом, он стал ему ближе и роднее, как тот корень, который подарил ему жизнь. Он вновь ощутил любовь и доверие к этому корню, основе основ, и уже не чувствовал себя пушинкой одуванчика, порхающей в пространстве и зависящей от милости случая и порывов ветра. Нет. Он вновь управлял своим полётом при помощи своей воли и осознавал в своём движении цель и пункт своего назначения. Он знал, куда ему нужно лететь. К нему возвращались забытые мысли о вечности, и всё, пережитое им, казалось ему сказкой и сном. Но он не забывал ни о Красавчике, ни о девушке своей мечты, ни о боге Абрасаксе, который так внезапно появился в его жизни и так внезапно исчез. Что это было? – ломал он голову. – Безумие? Сумасшествие? Может быть, всего этого не было? Но доказательства?!
   Он посетил школу, где когда-то преподавал историю. Она уже была отремонтирована после пожара, и в ней учились дети. Но ни физика-химика Василия Антоновича, ни учительницы немецкого языка там не было. Никто не знал, куда они уехали. Значит, думал он, всё же был взрыв и пожар в школе. А раз так, то причиной взрыва были те шары, улетевшие в космос. Оперный театр находился на ремонте, как все считали, после теракта. Когда он встретился со сторожем театра, тот его ни о чём не спрашивал, тактично надеясь, что придёт время, и слепой сам обо всём расскажу ему. Но слепой ему так ничего и не рассказал.
   Иногда ему казалось, особенно когда он слушал музыку, что он опять становится красавчиком, тем самым, отражение которого он видел в зеркале у театрального гардероба. Он ходил его походкой. Он пел и шутил его голосом. Он начинал относиться к жизни также легко и непринуждённо, как делал это тот. Он становился весёлым и беззаботным. И в такие мгновения ему казалось, что где-то мимо него проходит та девушка его мечты, которую он по-прежнему любил, и чей образ носил в своем сердце. Только вот жаль, что она, проходя мимо, не обращала на него никакого внимания, а он не замечал её из-за своей слепоты. Он опять начал опасаться, что впадёт в безумие.
   Слушая «Волшебную флейту», он часто думал о Моцарте, об этом баловне судьбы, гении, которому открылось небо, и он видел истинную красоту всего прекрасного. Композитор всегда видел перед собой Бога, временами шутил с ним, и Бог отвечал ему своими шутками. Слепой чувствовал эти весёлые шутке в его райской музыке. Между Богом и Моцартом не лежало никаких пропастей и препятствий. Они общались на-равных, как добрые друзья, и Господу, вероятно, всегда были по нраву гении. Слепой тоже хотел быть гением и в своих записях, стремясь воспарить к Богу. Но Всевышний, почему-то, всегда плавно опускал его на землю, и слепой никак не мог не только слиться с ним в своей любви, но даже приблизиться к нему. Его всегда что-нибудь отвлекало от единения с Господом, может быть, его сомнения и страсти.
   Но вскоре произошло то, что предсказывал Антон Васильевич. К нему вернулась любовь и его возлюбленная.
   Но об этом по порядку в следующем рассказе.



ДЕВЯТЫЙ РАССКАЗ ХОЗЯИНА

   O mein Herz, um wieviel lieber
   war ich, wie die Schwalben sind!
   True mich dann nicht hin;ber
   leichten Flugs zu Euch der Wind?

   Прежде чем рассказать свою историю с моим духом-богом Абрасаксом, я должен закончить историю со слепым, которого этот дух покинул.
   После того, как он встретился с учителем в психлечебнице, и тот посоветовал ему начать новую жизнь, мой слепой хозяин загорелся желанием научиться играть на флейте. Как будто она могла изменить его жизнь. Чудак, ему уже была предоставлена возможность при помощи Красавчика прозреть и стать другим человеком, но он легкомысленно изгнал из себя этот дух при помощи экзорциста. И сейчас он желает при помощи флейты вернуть себе утраченное. Ну что тут скажешь?
   Он постоянно вспоминал и говорил мне о том, что хочет научиться игре на флейте. В конце концов, он дал объявление в газету и вскоре получил письмо, в котором сообщалось, что одна учительница музыки согласилась позаниматься с ним за умеренную плату. Там стоял адрес этой учительницы. Недолго думая, он отправился к ней с визитом. Идя к ней, он слушал в наушниках музыку Моцарта, дух которого гнал его к ней, к его новым приключениям.



Zu Hilfe, zu Hilfe!

   Добравшись до места, он отыскал её квартиру в большом доме и постучал в дверь.
   Ещё перед тем, как отправиться к ней, он увидел странный сон. Ему снилась девушка его мечты, поющая арию Памины в оперном театре. Она была изумлена и раздосадована молчанием принца, холодность которого повергла её в отчаяние, потому что она не знала, что Тамино проходит испытание жрецов хранить молчание.
   Когда он постучал в дверь, то вспомнил именно этот сон.
   Дверь открылась, и удивлённый женский голос спросил его:
   – Это вы?
   – Вы, наверное, не ожидали увидеть слепого, – сказал он.
   – Да нет, – ответила она, – в редакции газеты меня предупредили, что вы – слепой музыкант.
   – Вам так сказали? – удивился он. – Но я даже не знаю нотную грамоту.
   – Это ничего не значит, – ответила она, – иногда люди от природы одарены слухом настолько, что обходятся даже без нотной грамоты.
   – Это не мой случай, – заметил хозяин. – До встречи с вами я не учился музыки.
   – Что же вас привело ко мне? – спросила она.
   – Опера Моцарта «Волшебная флейта».
   – Ах, вот оно что, – сказала она, в её голосе чувствовалось разочарование.
   – Вас разочаровал мой ответ? – спросил её хозяин. – Вы, наверное, хотели услышать от меня, что я жить не могу без музыки, что музыка мое призвание и моя жизнь? Но, к сожалению, это не так. Однако музыка часто звучит в моей голове. Я не знаю, что это, моё призвание или просто наваждение, от которого я могу сойти с ума. Я просто прошу вас помочь мне разобраться во всём этом, и если можно, спасти меня от безумия.
   – Спасти? – с удивленной улыбкой переспросила его женщина.
   – Да, – ответил хозяин, – если можно спасти. Это безумие гонится за мной по пятам. Помните, как за принцем Тамино гналась огромная змея?
   – Хорошо, – ответила она.
   Учительница рассмеялась.
   – Я вам помогу, спасу вас от этой змеи.
   – Большое спасибо, – сказал хозяин, – вы даже не представляете, как вы мне поможете.
   – Ну, что же, – смеясь, заметила женщина, – я всегда прихожу всем на помощь, когда слышу от них призыв: «Zu Hilfe, zu Hilfe!»
   Эти слова показались хозяину знакомыми, но он не мог вспомнить, где их слышал, и спросил её, что они означают.
   – Как? – удивилась она. – Вы же сказали мне, что слышали оперу «Волшебная флейта», в ней в самом начале и поёт принц Тамино, убегая от змеи и взывая: «На помощь, на помощь!»
   – Ах, вот оно что! – воскликнул хозяин. – Значит, эта опера начинается словами о помощи. Забавно.
   Она провела его в комнату и усадила в кресло.
   – Подождите немного, – сказала она, – я занимаюсь сейчас с тремя ученицами. Мы уже заканчиваем. Как только я освобожусь, мы сразу же поговорим.
   Хозяин послушно кивнул и приготовился ждать. Женщина вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь. Вскоре раздались звуки фортепиано и хор девочек, которые разучивали какую-то оперную партитуру. Вскоре занятия закончились и девочки прошли через комнату, где сидел хозяин. Каждая поздоровалась с ним. Одна из них хихикнула. Её реакцию хозяин принял на свой счёт. Со стороны он выглядел глупо. Женщина, проводив девочек, занялась им.
   – У вас есть флейта? – спросила она.
   – Об этом я хотел поговорить с вами и получить от вас совет, чтобы купить нужный инструмент. Я слышал, что флейты бывают разные.
   Женщина объяснила ему, какую флейту нужно иметь на занятиях. Сказала, что хорошая флейта стоит очень дорого. Затем, поинтересовалась его материальным положением и посоветовала где-нибудь взять флейту на прокат.
   – Когда вы почувствуете, что это нечто большее, чем ваше временное увлечение, тогда смело покупайте флейту. Я помогу вам даже её выбрать. Но запомните, что флейта – это особый инструмент. В неё вселяется душа человека. Сам человек похож на флейту, когда он поёт, с той разницей, что через человека сам Бог выдыхает звуки, а через флейту звуки выдыхает человек. Поэтому не давайте никому играть на своей флейте.
   Хозяин поблагодарил её за исчерпывающие объяснения и готовность ему помочь, и вдруг неожиданно для себя спросил её:
   – Скажите, а Моцарт играл на флейте?
   – Я думаю, что Моцарт играл на всех инструментах, – улыбнулась она, – потому что он был богом музыки.
   – Вам нравится его «Волшебная флейта»?
   – Я не встречала ни разу в своей жизни человека, кому бы она не нравилась, – сказала она.
   Некоторое время они разговаривали. Она рассказала, что рано вышла замуж за инженера-строителя мостов, который часто ездит по командировкам, у неё была дочь, но потом ушла из дома, после чего детей у них больше не было. Она работает в школе, преподаёт музыку и два иностранных языка итальянский и немецкий.
   – Вы знаете немецкий язык? – удивился хозяин.
   – А что вас удивляет? – спросила она.
   – Ничего, – ответил я, – это я так.
   Хозяин почувствовал в её голосе улыбку, и ему вдруг захотелось увидеть её. Он даже не мог представить, какая она, и мысленно назвал её Царицей ночи. Ему показалась, что эта женщина высокая, но всё равно, не прикоснувшись к ней, он не мог определить её рост. Она обладала царственным красивым сопрано, он слышал это, когда она поправляла учениц, напев небольшой кусочек арии.
   – Так вы знаете ещё и итальянский? – восхитился хозяин.
   – Все музыканты в какой-то степени знают итальянский, – засмеялась она, – но я знаю его ни настолько хорошо, чтобы на нём говорить.
   – Вы очень образованная женщина, – заметил он с уважением.
   Она опять рассмеялась.



Die Vogelfanger

   – Скажите, а какой ваш самый любимый герой этой оперы? – спросил он её.
   – Ну, конечно же, птицелов, – сказала женщина.
   – Папагено? Но почему? – пришёл он в изумление.
   – Женщинам вообще нравятся такие мужчины, – со смехом заметила музыкантша, – они веселы, радостны, жизнелюбивы. Никогда не оставляют женщину без внимания. Такие находятся всегда при женщине. Их не манят к себе широкие просторы и заоблачные выси. Они – земные жители, сибариты, гуляки, болтуны. Одним словом, всегда являются душой общества. С ними легко и весело.
   – Вы это серьёзно? – спросил он.
   На этот раз женщина уклонилась от ответа.
   Ему захотелось выяснить её интеллектуальный уровень, поэтому он незаметно направил их разговор в русло философии, сказав ей следующее:
   – Жить на земле, не видя неба и не пытаясь его понять, – роль не очень привлекательная. Мне больше нравится Тамино, который мечется между солнечным царством и царством ночи, человек, ищущий истину и приходящий к ней через ряд испытаний. Но больше всего моему сердцу близок самый идеальный образ Зарастро, олицетворение разума, добра и гармонии. А что представляет собой этот дикарь-птицелов Папагено? Симпатичный обыватель, любопытный, трусливый и болтливый, мечтающий лишь о бутылке вина и маленьком семейном счастье. Разве он может быть героев такой женщины как вы?
   – Вы, наверное, правы, – согласилась она с ним.
   Это его очень обрадовало и поощрило развивать разговор в этом направлении.
   – В мире есть много вещей, которые нам неведомы, и которые мы никак не можем понять, как бы мы не старались в них проникнуть. Одним из таких устремлений человека является небо, но не та физическая картинка, которую зрячий человек может наблюдать днём и ночью, а его скрытая субстанция, которую некоторые мыслители ещё называет другим миром или небесами.
   – Я вас понимаю, – ответила она.
   Его так и подмывало спросить её, встречались ли они раньше, но вместо этого он спросил другое.
   – А на кого из этих героев похож ваш муж?
   Женщина ответила ни сразу.
   – Не знаю, в нём хватает всего.
   – Он любит вас?
   – Думаю, что да.
   – Тогда почему он подолгу оставляет вас одну?
   – У него такая работа.
   – Я бы вас никогда не оставил одну ни на один день.
   – Но вы же не строите мосты.
   – Я бы поменял свою работу, чтобы всегда быть с вами.
   Женщина ничего ему не сказала, а он вдруг понял, что ему не следовало говорить всего этого ей. Чтобы выйти из неловкой ситуации, он перевёл разговор на другую тему.



Dies Bildnis

   – И всё же, – спросила она его, – какова истинная причина, которая толкнула вас заняться музыкой.
   – Знаете, – подумав, ответил он, – если уж быть откровенным, то я, как я уже вам говорил, убегаю от своего безумия.
   – Какого безумия? – спросила она. – Ведь безумия бывают разные. Все мы, так или иначе, безумны, потому что многими нашими поступками руководит страсть. А страсть всегда безумна.
   – У меня очень богатая фантазия, – сказал он, – и порой мне становится трудно разобраться, где реальность, а где мой вымысел. В этом отношении вам легче, вы видите реальность своими собственными глазами, а нам, слепым, приходится воображать, додумывать многие детали этого мира, который перед вами раскрыт как на ладони.
   Говоря это, он подумал, что у неё должны быть карие глаза и тёмные волосы.
   – Я вас понимаю, – сказала она, и он уловил в её голосе сочувствие.
   – Вот я говорю с вами, и не могу представить даже, как вы выглядите. Вы же меня видите таким, какой я есть на самом деле. Но, к сожалению, я не могу представить и себя, потому что я лишён зрения. Я могу только ощущать свои формы. Так как вы выглядите?
   Он задал этот вопрос, удивляясь своей смелости и даже некой развязности. Женщина рассмеялась, но затем сказала.
   – Ну, как я выгляжу? Я – простая женщина. Ничего во мне нет привлекательного.
   – Это неправда, – сказал он, – вы не можете быть не привлекательной. Вы меня просто обманываете.
   – Ну, ладно, – сказала она, и он опять уловил в её голосе смешливые нотки. – Так и быть, я опишу вам себя. Я – женщина около сорока лет, как принято говорить среди большинства женщин. Высокая, держу себя в форме. У меня карие глаза и тёмные волосы. Вот, пожалуй, и всё.
   Я так и полагал, подумал он. Его так и подмывало спросить у неё, какой длинны её ноги, какой формы нос, и не были ли мы знакомы ранее. Но он, естественно, не решился этого сделать, так как посчитал свои вопросы дерзкими и невоспитанными. Ему, почему-то, захотелось её обнять. Так бы он лучше почувствовал её формы и имел представление о её красоте и внешности. То, что она красива, он понял сразу, как только она скромно описала себя. Его вдруг охватило чувство волнения от близости к ней. Он испытывал влечение от одного звучания её голоса. Некое представление о ней у него уже сложилось в голове. Ему вдруг представилось, что она похожа на девушку его мечты. Он знал, что мужчина всегда ищет свой идеал женщины, который бы соответствовал образу той девушки, которая в юности могла разбить его сердце. Но ему, почему-то в то мгновение показалось, что эта женщина и есть та далёкая девушка с длинными ногами и римским носом. И вдруг ему пришла в голову мысль, что в жизни не бывает ничего случайного, что все события, происходящие с людьми, имеют определённое значение и сами собой выстраиваются так, чтобы они могли что-то осмыслить и понять. Это, как невидимая рука, ведёт их по жизни и приводит, в конце концов, или к желанной цели, или к закономерному разочарованию. Но она всё равно их приводит к тому, к чему они стремятся. Поэтому, то, что возникает в их жизни, рано или поздно обязательно должно проявляется. Таков закон жизни. Оно напоминает о себе, потому что когда-то лежало на их пути. Ведь путь человека всегда похож на движение змеи, которая пытается ухватить себя за хвост. Поэтому тот человек, который продолжает волновать их, рано или поздно к ним вернётся, может быть, именно потому, что подсознательно они стремятся к нему.
   – Чаще всего женщины думают о земном, – сказал он, как бы продолжая начатый разговор, – мужчины же всегда устремлены к небесам.
   – Вероятно, из-за боязни смерти, – заметила она.
   – А разве женщины не боятся смерти? – удивился он.
   – У женщин со смертью совсем другие отношения. Женщины не так реагируют на смерть, как мужчины, – ответила она, и он опять почувствовал в её голосе нотки весёлости. – Мы знаем, что смерть неминуема, поэтому мы всегда медлим, не спешим бросаться ей в объятия. Даже если серьёзно болеем, то всегда стремимся отложить встречу с ней назавтра, которое может очень долго не наступать. Поэтому и живём дольше, чем мужчины. Потому что, как только смерть замаячит перед мужчинами, они тут же бросаются в её объятия. В этом отношении все мужчины трусы. Они очень боятся смерти.



O zittre nicht mein lieber Sohn

   Услышав это заявление, он поразился её мудрости. Он понял, что у женщин иные взгляды на жизнь и своё земное существование. Мысленно, он воздал должное уважение её жизнелюбию и стойкости, которыми, и впрямь, мужчины не обладают в полной мере.
   – Вы так говорите, – возразил он ей, – как будто женщины не кончают жизнь самоубийством. – Бывает и такое, – согласилась она, – но все, кто посягает на свою жизнь, дуры, или же несчастные создания, доведённые мужчинами до отчаяния. Причиной всех женских самоубийств являются мужчины. Ни одна женщина не расстанется с жизнью по своей доброй воле, чаще всего это бывает под воздействием страсти, когда женщина теряет надежду любить того, кто становится смыслом её жизни. В этом и заключена наша слабость, глупость и уязвимость. Вы же, мужчины, уходите из жизни, чаще всего, из-за каких-нибудь абстрактных идей. Не так ли?
   В душе он опять согласился с ней и подумал, какое разное у них восприятие мира. Женщины твёрдо стоят на земле, а мужчины носимся в их утлых судёнышках по безграничному океану Вселенной, растворяясь в космосе, который и является их истинным миром, отдавая себя не только в руки Бога, но и тех небесных сущностей, которые проникают в их сознание и руководят их поступками. Вся их жизнь – это не хождение по земле, а полёт в воображаемом эфире. А тем временем женщины, продолжая жизнь на земле, благоустраивают их быт. Женщины сильнее мужчин, хотя и кажутся слабыми существами. И он вдруг понял в этой комнате, находясь с женщиной, о которой почти ничего не знал, что человечество, разделившись на мужское и женское начало, потеряло целостное восприятие мира, потому что каждый из них воспринимал действительность по-своему. И для того, чтобы обрести их целокупное понимание мира, им нужно было объединиться с женщинами, чтобы посмотреть на многие проблемы не фрагментарно, как пытаются сделать мужчины, а целостно с учётом всего женского жизненного опыта. Впервые ему встретилась мудрейшая собеседница, у которой я мог узнать то, что никогда бы ему не объяснил ни один самый умный мужчина. Поэтому он, забыв обо всём на свете, ухватился за возможность выспросить у неё обо всём, что его волновало.
   – Вы полагаете, – спросил он, – что женщина не может пожертвовать своей жизнью ради абстрактной идеи?
   – Если она не сумасшедшая, то никогда этого не сделает, – ответила она, – в женщине живет очень сильный инстинкт самосохранения, потому что она думает не только о себе, но и о тех детях, которые у неё могут появиться. В принципе, любая женщина всегда является матерью. А раз так, то у неё всегда будет оставаться материнский инстинкт по отношению к любому мужчине, даже к своему возлюбленному. И она всегда будет являться для мужчин примером бесстрашия в том, что касается смерти, потому что именно она несёт в себе жизнь. Очень часто женщины удерживают мужчин на краю их гибели. Женщина мудрее мужчины, практичнее, смелее и самоотверженнее. Хотите поспорить со мной об этом?
   – Нет, – мгновенно капитулировал он. – То, что вы говорите, наверняка, является сущей истиной. Я и раньше думал об этом, но как-то не смел эти мысли сформулировать в ясные выражения. Вы меня просто убили точностью своих суждений. Но вот что меня озадачивает. Если женщина имеет в себе такой скрытый потенциал мудрости и стойкости, почему же она постоянно зависит от мужчины?



Bei M;nner welche Liebe f;hlen


   Женщина на секунду задумалась, потом ответила:
   – Мы, женщины, зависим от вас, мужчин, потому что не можем без вас прожить. Наш мир создан так, что мы с вами являемся двумя дольками единого целого. Так нас всех создал Бог. Женщине нужен мужчина, а мужчине – женщина. Но нам мужчина нужнее, потому что без него мы не сможем никому дать жизнь, продлить свой род. Поэтому нам дана любовь к мужчине, а потом к ребёнку. И ради будущей жизни мы готовы на самопожертвования, чего не всегда скажешь о вас, мужчинах. Ради будущей жизни мужчина не всегда способен пожертвовать собой. Нам же с этим приходится сталкиваться постоянно, особенно когда мы рожаем детей. Вероятно, поэтому мужчины относятся к своей любви и к нам, женщинам, иногда так безответственно. Если мы любим, то за это тут же расплачиваемся. А с мужчины, как с гуся вода. Сегодня он любит одну, завтра – другую, послезавтра – третью.
   – Но женщины делают тоже самое, – возразил он ей.
   – Это как реакция на поведение мужчины, – ответила она. – Обычно женщина выбирает себе мужчину, а не мужчина – женщину. Но, если она его выбрала, то она обязательно от него родит ребёнка. И если даже после этого мужчина её покинет, она будет продолжать любить ребёнка, а в нём и этого мужчину. О мужчинах такого не скажешь.
   – Но чаще всего мужчины лишены возможности воспитывать детей в одиночку, – опять возразил он ей.
   – Это и понятно, – согласилась она, – женщина нужнее ребёнку при воспитании.
   Хозяин почувствовал, что его Царица плотно держит круговую оборону, и поймал себя на мысли, что не может в споре с ней пробить маломальскую брешь. Впервые он столкнулся с такой стойкостью ума, что признал в душе своё полное поражение. И чтобы хоть как-то смягчить свою полную капитуляцию, попробовал перевести наш разговор на абстрактные темы.
   – И всё же, – сказал он, стараясь придать своему голосу как можно большего безразличия, – несмотря на то, что женщины мудрее и в чём-то даже сильнее мужчин, им никак не удаётся добиться больших высот в философии, литературе, искусстве, науках. Отчего бы это?
   Женщина вдруг рассмеялась, сказав следующее:
   – Нам этого не надо. Нам достаточно ваших успехов во всех этих областях. Вы только представьте, если бы всё, что открыто мужчинами, принадлежало женщинам, тогда что бы вы представляли собой в нашей жизни. Рожать детей вы не можете, кормить их грудью – тоже. В чём были бы ваши достижения?
   Хозяин окончательно умолк, пристыженный и огорчённый тем, что затронул эти темы и вступил с ней в спор.
   – Извините за мою некорректность, – сказала она. – Но вы сами меня вызвали на откровенный разговор, вот и получили от меня. Ещё раз прошу прощения. Если вы не против, то мы можем встретиться завтра. Если вы не достанете флейту, то займёмся изучением нотной грамоты. Вы согласны?
   Он поблагодарил её, обещал прийти с флейтой и откланялся. Выйдя от неё, он впервые за многие года жизни испытал восхищение. Ему всё нравилось в ней, её голос, мысли, её открытость и желание говорить на любые темы. Впервые он испытал истинное удовольствие от общения с женщиной, которую считал по-настоящему достойным собеседником. Ему нужно было срочно достать где-нибудь флейту.
   Он нашел в городе музыкальный магазин, но хорошие флейты там стоили так дорого, что у него не нашлось столько денег, чтобы её приобрести. Он решил зайти к своему другу – председателю общества слепых и попросить его оформить на него ссуду. Когда тот услышал о сумме, которую у него запросил хозяин, то очень удивился и спросил:
   – Зачем тебе столько денег?
   – Я хочу купить флейту и научиться играть на ней.
   Председатель снисходительно похлопал его по плечу и объявил:
   – Я хотел тебе дать собаку-поводыря, но ты нашёл её сам, и я чувствую себя в долгу перед тобой, поэтому на этот раз спешу удовлетворить твою просьбу. Тем более у меня есть такая возможность. Когда-то в хорошие времена государство подарило нам полный комплект оркестровых инструментов. Они, почему-то считали, что все слепые непременно должны быть музыкантами. Никто из наших членов не проявил интереса к музыке, и эти инструменты уже многие года пылятся на нашем складе. Так и быть, я возьму тебе из этого комплекта флейту, дам тебе под расписку, но с возвратом.
   – Разумеется! – радостно вскричал хозяин и обнял председателя.
   Они отправились на склад. Там председатель извлёк из своих тайников флейту и торжественно вручил ему с напутствием:
   – Ты будешь нашей первой ласточкой. И не вздумай потом отказываться от игры в нашем будущем оркестре.
   Получив флейту, хозяин, окрылённый надеждой, вернулся домой и с нетерпением стал ждать следующего дня.



Wie stark ist nicht ein Zauberton…


   Вечером, придя домой, он первым делом извлёк флейту из футляра и попробовал выдуть несколько звуков. Звуки получились блеклые, можно сказать, никакие. Они совсем не были одухотворены. Его душа ещё не вошла в эту флейту. Он вспомнил арию Тамино из оперы «Как полон чар волшебный звук» и с восхищением подумал, что завтра с помощью его учительницы он вдохнёт в эту флейту свою душу. Убрав флейту в футляр, он бережно положил её у своего изголовья и лёг спать.
   Он долго ворочался в постели и никак не мог заснуть, думая о том, как завтра встретится со своей учительницей музыки, что ей скажет, и что она скажет ему, эта умная женщина, которая может оказаться именно той девушкой, по которой в молодости он сходил с ума. Постепенно в его воображении она стала приобретать черты то Царицы ночи, то её дочери Памины, то египетской богини Исиды. Стройная высокая женщина с длинными ногами, тёмными волосами и римским носом. Она будет учить его волшебным звукам, которые полны очарования. Он вспомнил египетского бога-демиурга Птаха, который творил мир, задумывая свои произведения в сердце и произнося задуманное языком. Волшебные звуки его голоса преображались в животных, растения, людей, города, храмы, ремёсла, искусства. Нечто подобное он ожидал получить от своей Царицы ночи, обещавшей научить его играть на волшебной флейте. Ему казалось, что на следующий день он попадёт в объятия самого Бога. С этого момента ничего в его жизни не имело значения. Завтра откроется перед ним дверь, и он войду в свою мечту, попадёт в небесный сад, где поют райские птички, голосами, в которых «полон чар волшебный звук». И если нужно будет заплатить за это своей жизнью, то он, не задумываясь, примет смерть.
   Зачем ему твёрдая почва под ногами, когда его душа жаждет подняться в небеса. Ему было всё равно, что откроется за этой дверью, смерть или жизнь, лишь бы успеть проскользнуть в неё до того момента, когда она захлопнется. Но он верил твёрдо, что там его ожидают радость и наслаждение. Тайна уже приблизилась к нему настолько близко, что он слышал её таинственное дыхание. Всё жизнь он стремился к ней. И вот, он почувствовал её улыбку, её звонкий выразительный голос, который напел ему незнакомую арию. И он вдруг понял, что истинную радость может испытать только тот, кто всё время к ней стремится. И если эта радость переполняет душу в течение всей жизни, исходя из тысячи вещей, проникая глубоко в сердце, подчиняет себе сны и пробуждения, господствует над сознанием, как в тихом одиночестве, так и в весёлой компании, то эта радость поможет легко преодолеть собственную смерть. Радость делает человека свободным, выводит его из-под влияния всех земных законов, возносит его в мировое пространство, туда, где веселятся боги среди хоровода небесных светил.
   К этому открытию он шёл всё свою сознательную жизнь. Он говорил почти в бреду:
   – Ни страдание, и ни боль приближает нас к Господу, а радость и счастье. Страдание и боль только озлобляют нас. Вся наша жизнь должна быть соткана из радости. И если нам удастся найти счастье и радость в малом, то в великом мы будем только умножать их. Ведь стоит нам только сосредоточиться, и мы сможем услышать звуки иного мира, которые доходят до нас от простых вещей.
   Он машинально нашарил на ночном столике наушники и включил плейер. В его мире зазвучала мелодия арии Тамино с флейтой:

   Wie stark ist nicht ein Zauberton weil holde Flute
   Und der Flute nur einspielen, senst wilde Tiere Freude f;hlen.

   Ничего нет сильнее чарующих звуков как у милой флейты,
   Как только флейта заиграет, то даже дикое животное испытывает радость.

   Он тоже, лёжа в постели, испытывал радость как дикое животное от звучания волшебной флейты. И когда в наушниках зазвучали слова:

   …doch, nur Pamine, nur Pamine bleibt davon,
   Nur Pamine bleibt davon!

   …однако, только Памина остаётся в этой радости!
   Только Памина остаётся в ней!

   Он тут же вспомнил о своей очаровательной девушке. Его воображение, почему-то, связало её с его новой музыкантшей, особенно, когда зазвучали слова:

   …umsonst, umsonst.
   Wo? Wo, wo? Ach, wo? Wo find ich dich?

   … напрасно, напрасно.
   Где? Где, где? Ах, где? Где же я отыщу тебя?

   Затем зазвучал нежные звуки марша, совсем не похожего на марш, а больше на вальс, или небесный танец тонких сущностей. Этот марш убаюкивал его и, вместе с тем, возносил его к вершинам его радости. Там он видел открывающееся небо, где мир пульсировал, соединяя страсти, порождая столкновения, которые потом плавно переходили в гармонию. Мир непременно рождался и умирал, творил и отдыхал, постоянно создавая обновляющуюся картину мироздания. Мириады тонких сущностей заполняли эфир, кружась в волшебном танце-марше, то ярко вспыхивая, то угасая. В этом эфире не было ни добра, ни зла, лишь одни всплески и потухания, микро – рождения и смерти, как и вся наша жизнь на земле. Это был мир Великой Тайны, мир жизни и смерти. Мир Вселенной, где правил Бог, и могли находиться он, девушка его мечты, египетские боги Исида и Осирис, где умещалась вся человеческая история как колода тасуемых игральных карт.
   Как просто быть счастливым в этом мире! Стоит только посмотреть с высоты на землю, и сразу же становится понятным, каким уютным создал Господь этот мир. Этот мир – единственное райское местечко во всей Вселенной со своими горами, лесами, реками и долинами. Именно в таких чудесных местах небесные сущности, как люди, спускаясь с неба, вьют гнёзда. Это наши небольшие города, села и дома. В них невозможно быть несчастными и не испытывать радость жизни. Но многие люди этого не понимают, они видят несчастья там, где их нет, они очень чувствительно воспринимают боль и страдают по малейшему пустяку. На земле быть несчастным намного сложнее, чем быть счастливым. Нужно всегда отдаваться своему счастью. А для этого требуется совсем пустяковое усилие, чтобы укротить свою строптивость и воспринимать всё, что посылает жизнь, как необходимое благо. Тогда и несчастья, и все беды превратятся во благо. Мир в тысячу раз станет прекраснее, если человек сможет понять всё его разнообразие, не превращая неудачи своих строптивых желаний в конец света.
   Разлюбила тебя одна женщина, найди себе новую подругу. Потерял одну работу, нашёл новую. Не удалось тебе добиться успехов на одном поприще, тебя ждёт – другое. Человек всегда должен искать, и, в конце концов, он найдёт что-то своё в этом мире, предназначенное только ему. Для этого он и должен пройти через длинную цепь, ошибок, неудач и поражений, чтобы стать победителем. Найти самого себя в мире ещё сложнее, это всё равно, что змее укусить кончик своего собственного хвоста. Но если человеку такое удастся, то его ждет блаженство, потому что он поймёт, что на свете нет ни одной вещи, которая бы не была прекрасной. И более того, если эта вещь недостижима для него, тем дороже он должен её ценить. Человек не должен быть собственником, потому что ничего в этом мире не принадлежит ему. Он, подобно стреле, проносится сквозь этот мир, нигде не задерживаясь, и нигде не оставляя своих следов. Если он это усвоит, то он уже не будет бояться ни смерти, ни покоя, ни движения, ни времени, ни пространства. Путь человека нигде и никогда не заканчивается, потому что он вечен, как сама Вселенная, ибо она даёт ему жизнь, и она через его смерть проводит его через все миры перерождения. Именно поэтому человек никогда не должен испытывать страха и быть постоянно готовым ко всему: к победам и поражениям, к смерти и перерождению. У каждого человека тысячи жизней и тысячи лиц, единственное, чем он обладает, и что он имеет постоянно, это свою душу, всё остальное – изменение форм его существования.
   Он вдруг почувствовал, что все его радости, страдания, наслаждения, печали, беды и восторги, – лишь сон его души, слабая реакция на видоизменение текучести мира, когда несчастье является предвестником радости, а на пороге побед всегда стоят поражения. Все люди чисты и невиновны как дети, это обстоятельства жизни играют с ними как прибрежные волны с пеной, то опускают её, то поднимают, чтобы вновь опустить. Можно оставаться и внизу, будучи счастливым. И всё, что совершает человек, будь то великие благодеяния или злодейские мерзости, всё это – лишь реакция самосознания, своего рода оценка действительности, выражающаяся в одобрениях или осуждениях тех событий, которые постоянно происходят в изменяющемся мире. Ненависть и восхищение, страх и смелость, злодейство и доброта – это всего лишь субъективное отношение человека к той действительности, которая играет с ним как кошка с мышкой. Человеку кажется, что нет ничего страшнее смерти, но когда приходит его пора умирать, то неожиданно он может ощутить радость и торжество, потому что именно в эту минуту, он понимает, что не стоит ему так держаться за этот мир, когда перед ним открывается дорога в мир более высокий, прекрасный и желанный.
   Божественная музыка Моцарта вливалась в его уши, и он всё более и более погружался в то пограничное со смертью состояние, которым является сон. Сон втекал в него как смерть, он вливался в его сознание под звуки божественной музыки, как морская вода в трюмы корабля. И он растворялся в этом мире. Он видел тысячи теней, которые перемешивались со светлыми пятнами, напоминающими яркие цветы. Всё пространство вокруг него наполнялось богатой палитрой всевозможных красок и оттенков. Он видел опять свою прекрасную девушку с длинными ногами, которая совершала невероятные прыжки в своем упоительном танце. И всё вокруг неё распадалась на тысячи изумительных картинок, которые проносились мимо его взора в стремительном потоке. Но всё же он успевал замечать в них всю красоту этого мира: прекрасные лица, красивые животные, милые уголки природы, которыми он когда-то любовался в детстве, картины великих художников. Он был счастлив от того, что когда-то ему привелось всё это увидеть, и запечатлеть в своей памяти. Эти видения насытили красотой его внутренний мир. И он всегда знал, насколько прекрасна земля, на которой он живёт. И когда ему приходилось соприкасаться с чем-то невидимым, то он всегда мог сравнить его со своими внутренними эталонами красоты. И эта учительница музыки должна была занять среди них достойное место.
   Его ум со временем научился рисовать в темноте картины. Возможно, они не совсем соответствовали действительности, так сказать, не отвечали схожести с оригиналом, но по своему эстетическому уровню все они стояли не ниже, а, может быть, даже выше того, что существовало в реальном мире. Его воображение являлось его болезнью и его спасением. Благодаря своей слепоте, он стал превосходным художником и, может быть, даже фантазёром. Он научился всё злое превращать в доброе, а всё безобразное – в прекрасное. Может быть, именно поэтому некая небесная сила и посетила его в образе Красавчика, проведя его через чреду своих фантастических приключений. Этот дар явился своего рода компенсацией за его слепоту, вознаграждением за его постоянное эстетическое самоусовершенствование, за каждодневную сублимацию его чувств и поддержание его высокого духовного состояния. Бог дал ему шанс пережить всё это для того, чтобы он лучше мог познать этот мир и вкусить все его прелести. Может быть, та реальность, в которой он находился, не совсем отвечала той картине мира, какую воспринимали другие люди, однако это совсем не доказывало, что он чувствовал этот мир искажённо, или как у нас сейчас принято говорить в обществе, неадекватно. Ведь каждый человек воспринимает этот мир по-своему, поэтому и не существует в природе той однозначности в понятиях людей, которая заставляла бы их не путать добро со злом, не находить различия в одних и тех же явлениях, не давать разные оценки происходящему, одним словом, не смотреть на мир разными глазами.
   Ведь из-за этой путаницы понятий люди научились создавать в мире противоречия, которые чаще всего и кончаются войнами. Они всему дали свои имена, отойдя от единого языка, который когда-то был вложен в уста первых людей на земле Адама и Евы. Из-за этих противоречий люди стали ненавидеть друг друга, враждовать и совершать ужасные вещи. Его «неточное» восприятие мира являлось лишь каплей в общем море заблуждений, поэтому не им судить его и его внутренний мир. Тем более что кто из зрячих может заглянуть в мир слепого, где время бежит ни так, как у них, и где пространство находится в системе иных координат. Но если ему удаётся упразднить их время и наложить свою систему координат пространства на их мир, то это не значит, что он ускользает из истинной реальности мироздания, получается, как раз наоборот, это их безумный мир выбивается из общего ритма Вселенной, который он чувствую, и к тайнам которой подбирается. Последнее время в его душе всё больше возникает ощущение, что из всех людей, живущих ныне на земле, только он в состоянии навести мост, способный соединить землю с небом. По этому мосту когда-нибудь он и продолжит свой путь в вечность. Они же будут продолжать барахтаться в океане своих заблуждений, создавая свои новые религии и научные теории о мире, крича о своей значимости и провозглашая себя спасителями мира.
   И вдруг он увидел мост, ведущий на небо, стоящий на воздушных опорах. И этот мост был построен из звуков, струящихся, подобно свету, из самого центра мироздания. Он двигался по нему легко и быстро в сладострастном упоительном восторге, сливаясь со звучанием божественного марша. И этот мир был не простой тьмой в космосе, испещрённый вспышками далёких светил, а прозрачным сводом, куполом из звуков, храм из музыки, на вершине которого вместо Бога восседал Моцарт и дирижировал невидимым хором прозрачных сущностей, воспевающих славу человеческому гению.
   Моцарт весело посмотрел на него, поднимающемуся по мосту в небо, улыбнулся ему своей детской открытой улыбкой и подмигнул. И он подумал очень просто без удивления и всяких философских вывихов, как думаем все мы во время сна: «Вот он сам Господь в образе Моцарта, ведущий нас к радости и счастью». И он оглянулся назад, и увидел на мосту множество людей, следующих за ним. И все они шли к своему утешителю, который наполнял мир божественной музыкой, рождающей в их сердцах любовь и доброту.



O Isis und Osiris


   Утром он встал со светлой головой, отдохнувший и радостный, как будто этой ночью побывал в раю. Первое, о чём он подумал с замиранием в сердце, был предстоящий визит к его любимой учительнице музыки. Да, он уже любил её, так как считал, что она похожа на девушку его мечты. Он вынул из фуляра свою волшебную флейту, погладил по её тёплой деревянной поверхности и сложной системе клапанов и клавишей. Сегодня ему предстояла оживить этот инструмент, вдохнуть в него свою жизнь. Он бережно спрятал инструмент в футляр и стал ждать назначенного ему времени.
   Когда он подходил к её дому, его сердце сильно колотилось. Подойдя к двери, он нажал на звонок. Дверь открылась, и он услышал мужской голос:
   – Вы к моей супруге?
   Всё внутри его упало. Это был её муж. Он сказал мужу, что пришёл взять первый урок игры на флейте.
   Муж радужно пригласил его войти, помог раздеться и проводил в гостиную.
   – Подождите немного, – сказал он, – сейчас жена вернётся. Она вышла ненадолго за покупками. Она никогда не доверяет мне делать покупки, потому что я всегда всё путаю, и приношу домой ни то, что ей нужно.
   Слепой молча опустился на знакомое ему кресло и приготовился ждать.
   – Может быть, мы выпьем по маленькой рюмочке, – предложил ему муж, когда пауза немного затянулась. – Вы не против?
   Слепой молча кивнул головой. Ему было уже всё равно.
   Он слышал, как муж откупорил бутылку вина и налил два бокала.
   – Подсаживайтесь к столу, – пригласил его муж, – есть сыр, маслины, шоколадные конфету. Угощайтесь. Но вначале выпьем за знакомство.
   Слепой осторожно взял со стола налитый ему бокал, чокнулся с ним и выпил до дна. По жилам растеклось тепло.
   – Я бываю редко дома, – сказал муж, – а когда приезжаю, то всегда устраиваю праздники.
   – Я слышал, что вы работаете инженером по строительству мостов, – заметил слепой, пытаясь поддержать разговор.
   – Да, – ответил тот, – строю мосту между землёй и небом.
   – А, что вы знаете о небе?! – почти неприязненно спросил слепой.
   Он сделал это непроизвольно и, наверное, потому, что в его душе возникли сложные чувства к этому человеку. Он завидовал ему. Тот имел в жизни всё, что можно было иметь счастливому человеку. Но главное было то, чего не было у него, и чем владел тот, это была его супруга, которую слепой уже безумно любил.
   Этот вопрос, по-видимому, удивил его собеседника. Однако муж добродушно рассмеялся и сказал:
   – Ну, на небе мне ещё не удавалось побывать, однако, когда возводишь мост между двумя берегами какой-нибудь реки или пропасти, создаётся впечатление, что этот мост ведёт к небу. Как только мост достигает другого берега и соединяется с землёй, то строительство тут же заканчивается, и опять оказываешься на земле. Обычно после окончания строительства я возвращаюсь домой и попадаю в объятия моей супруги.
   Слепой вдруг представил, как тот обнимает девушку его мечты, ласкает её тело, целует её в губы, и на него нахлынула такая волна отчаяния и ревности, что я готов был убить этого человека, своего соперника. Но, овладев своими эмоциями, он спросил у мужа, стараясь придать спокойствие своему голосу:
   – Вы любите свою супругу?
   – Да, – просто ответил тот, – я очень люблю её. Вы знаете, у меня очень красивая жена, и удивительнейшая женщина. Я это говорю вам, чтобы вы знали, кто вам даёт уроки флейты. Когда я впервые увидел её, то влюбился так, что за всю свою жизнь потом не встречал никого, стоящего даже близко к ней по красоте, уму и душевной доброте. Так что всю жизнь моё сердце принадлежит только ей. Я ни разу не изменил ей ни с кем по-настоящему. Более того, под влиянием её красоты я стал художником. Не то, чтобы я рисовал картины, нет, для этого у меня нет времени, но я научился ценить красоту в любом её проявлении. Чаще всего мы строим мосты на просторах нашей огромной страны в тех местах, где очень красивая природа. Эти красоты всегда остаются в моей памяти как уже написанные картины. Когда-нибудь на пенсии я попробую их перенести на холст. Для этого стоит научиться работать с красками и холстом. Вы даже представить себе не можете, как прекрасен наш мир.
   – Я представляю его, – сухо ответил слепой.
   – Извините, если я чем-то обидел вас, – сказал мужчина, наполняя вином бокалы, – но я не хотел вас ранить тем, что…
   Он смущённо замолчал.
   – …Что я не могу любоваться этим миром из-за моей слепоты? – продолжил за него слепой. – Но не беспокойтесь. Я же не всегда был слепым.
   И тут ему в голову пришла дерзкая мысль.
   – Опишите мне вашу жену, – попросил я его.
   – О, – воскликнул тот, – она является божественным созданием.
   – В этом я не сомневаюсь, – сказал слепой, – а какая она из себя?
   – Стройная, высокая, – стал тот перечислять её качества, – и выглядит она вдвое моложе своего возраста. Ей можно дать лет двадцать пять.
   – А какой у неё нос? – спросил слепой.
   – Скорей всего, нос у неё римский, – ответил муж.
   «А ноги, обтянутые ажурными чулочками в сеточку, как две длинные и гибкие змейки», – хотел сказать слепой, но счёл такое замечание непристойным.
   – Но знаете, – продолжал муж, задумчиво, – порой мне кажется, что всё, что я вижу в природе, нахожу в ней, любуясь её красотой. Там, где я строю мосты на далёких просторах равнины или на берегах огромной реки, в которой отражается небо, в горах, где склоны обрываются откосами в зияющие бездны, есть уголки, в которых скрываются тайные красоты, которые можно разглядеть только в глазах любимой. Иногда формы природы напоминают мне её тело. Однажды я видел одну гору, очень похожую на её грудь, в другой раз в складках местности мне почудился изгиб её нежного тела, когда она лежит в постели. Ведь если присмотреться к нашей милой земле, то её можно сравнить с женщиной. Не знаю, может быть, в разлуке я очень скучаю по ней. Но иногда мне кажется, особенно когда я смотрю с вершины гор в долины, что вижу в утреннем тумане проступающие части ей тела: колено, плечо с ложбинкой у ключицы, переходящее в её длинную лебединую шею, или её стройную ножку под распахнутым халатом. И тогда на меня находит такая тоска, что хочется всё бросить и бежать к ней.
   Инженер умолк, и слепой подумал, что муж его любимой женщины кроме художника, ещё и поэт. Он любил эту женщину, так же, как и слепой. Немного помолчав, муж продолжил:
   – С детства я любил красоту. Мне казалось, что я вижу мир каким-то особым образом, потому что всё, что попадало в моё поле зрение, мгновенно преображалось. Я очень часто влюблялся. Мне казалось, что в мире нет ни одной женщины, в которую невозможно было ни влюбиться. И до встречи с моей женой я любил всех женщин подряд. Но потом, когда я увидел её, то все другие женщины перестали для меня существовать. Вся красота и все краски мира сконцентрировалась на ней. Всё звуки гармонии слились в единое симфоническое звучание, прославляющее её красоту. И сама она предстала передо мной как музыка, став смыслом всей моей жизни.
   – А где вы познакомились? – спросил его слепой.
   – Мы познакомились на набережной, – ответил тот, – тогда я окончил политехнический институт, и должен был поехать работать по распределению. Как-то раз, вечером, перед самым отъездом, гуляя по набережной, я увидел её идущей мне навстречу с подругой, и тут же потерял дар речи. Вы представляете, как мужчине сложно подойти к симпатичной девушке и познакомится?
   – Представляю, – сказал слепой, и перед его внутренним взором возник образ девушки его мечты из далёкой юности.
   – Тем лучше, – продолжал говорить муж, – вся моя страсть направилась на неё. Как только я увидел их, идущих мне навстречу, то тут же решил, что не выпущу своего счастья из рук. Когда они поравнялись со мной, то вначале я их пропустил, затем повернулся и пошёл за ними. Как сейчас это помню. Вероятно, она почувствовала на себе мой пламенный взгляд, потому что, оглянулась, и её взгляд проник в моё сердце. Вначале я испытал робость, но потом взял себя в руки и нагнал их. Я заговорил с ними. Не помню уже, о чём я говорил, вероятно, выглядел до смешного глупо, но мне всё же удалось назначить ей свидание. Мне кажется, что она согласилась на свидание неохотно. Потом уже я подумал, что она сделала это для того, чтобы кого-то подразнить встречей со мной. Бывает так, когда девушка в ссоре с кем-либо, или же кого-то любит, но тот человек не решается с ней завязать серьёзные отношения, так вот, чтобы его спровоцировать на них, она идёт на знакомство с молодым человеком, чтобы тот, который её любит, приревновал её и на что-то решился. Может быть, так оно и было тогда. Даже потом, когда мы поженились, ещё долгое время мне всё казалось, что она кого-то любит, а может быть, и ждёт. Но к моему счастью никто больше не появился в её жизни. И я стал её единственным мужчиной. Ради неё я пожертвовал многим. Я уже не говорю, что вначале вся моя практика полетела к чёрту, я не поехал по распределению, а стал искать место в этом городе, чтобы быть рядом с ней. Некоторые компании делали мне выгодные предложения, но мне приходилось их отвергать, потому что она ни за что не хотела переезжать из этого города. Я даже не знаю, почему. Из-за неё у меня полетала к чёрту моя производственная карьера. Но я ни о чём не жалею, потому что приобрёл такой дар, с каким не смогут сравниться никакие богатства мира.
   Они выпили ещё по одному бокалу вина, и в это время в прихожей раздался звонок.



Der holle Rache


   Инженер встал из-за стола и вышел в прихожую. Слепой услышал у двери приглушённый чей-то говор, затем его Царица ночи вошла в комнату и поздоровалась с ним. Она извинилась и сказала, что занятия сегодня не будет. По её голосу слепой понял, что она чем-то расстроена. Затем она удалилась. К нему подошёл инженер и сказал:
   – А не пройтись ли нам немного по городу?
   Слепой поспешно вскочил со стула и встревожено спросил:
   – Что-нибудь случилось?
   – Нет, – ответил тот весело, – ничего не случилось. Так что? Мы прогуляемся?
   – Как вам будет угодно, – сказал слепой, пытаясь найти дорогу в прихожую.
   Инженер взял его под руку и проводил до двери, там он помог ему одеться, и они вышли на улицу. Только после того, как они прошли несколько кварталов вместе, слепой вспомнил, что оставил у них дома флейту. Но он не стал упоминать об этом.
   – Может быть, зайдём куда-нибудь в кафе? – предложил муж слепому.
   Слепой послушно кивнул головой. Они вошли в тихое кафе, разделись и только после того, как уселись за столиком, слепой спросил:
   – Вы поссорились с женой?
   – Да, так, пустяки, – сказал муж, – просто у неё сдали нервы.
   – Из-за меня? – спросил слепой.
   – В какой-то степени – да, – ответил тот и рассмеялся, – жене не понравилось, что я угостил вас, её ученика, вином.
   – Ну, я уже ни в том возрасте, когда ученику запрещается пить вино, – улыбнувшись, заметил слепой.
   – Вот я ей тоже это сказал, – ответил тот весело, – а она мне на это возразила, сказала, что вы пришли заниматься музыкой, а я вас спаиваю. Она мне так и заявила: «Ни на минутку тебя нельзя оставить одного». Так, может быть, мы здесь продолжим наш разговор? Я вас угощаю.
   Слепой не смог отказаться, и инженер заказал у официанта бутылку красного вина.
   – Она меня спросила, о чём мы с вами разговаривали, пока её не было дома, и я ей сказал, что рассказал вам, как с ней познакомился. Почему-то её это расстроило. Она так и заявила мне: «И кто тебя тянул за язык рассказывать такие вещи постороннему». Я сказал, что вы – парень хоть куда. Она совсем рассердилась. Женщины вообще непонятные существа, они живут своей собственной логикой. Наш мужской мир очень отличается от их женского мира. Там, где всё понятно нам, они ничего не понимают, и наоборот, мы очень часто не можем многого понять из того, в чем они, по их мнению, хорошо разбираются. Бог, создав нас такими разными, где-то нарушил гармонию нашего взаимопонимания.
   Эти слова произвели на слепого впечатление. Ещё недавно он сам думал о нечто подобном.
   – Женщины живут больше своими чувствами, – продолжал инженер после того, как официант принёс бутылку вина и разлил по бокалам. – Их жизнь протекает по некому иному руслу, который очень отличается от нашего тем, что они постоянно превращают свою жизнь в искусство. Не знаю, может быть, мы в чём-то примитивнее их. У них многое построено на эмоциях. Они больше дорожат жизнью, не хотят упускать ни одной минуты из своей жизни напрасно, может, поэтому обладают такой живучестью. И уж совсем не могут прожить без любви. Это я вам говорю, как семейный человек, с большим опытом и стажем наблюдения за моей любимой женщиной. Она не составляет исключения из своей касты, хотя в ней есть много необычного.
   – Что вы имеете в виду, говоря о необычном? – спросил я с едва скрываемым интересом.
   – Как мы с вами знаем, – продолжал он, – женское чувственное начало и мужское духовное постоянно вступают в некоторое противоречие, если не живут всегда в антагонизме. Женщины называют нас, мужчин, часто толстокожими и, возможно, не случайно. Я думаю, что нам не дано Богом чувствовать так же глубоко и тонко, как умеют это делать женщины. Возможно, что этот ампутированный у нас орган Всевышний заменил его духовностью, чтобы мы как-то сохраняли свою полноценность и соответствовали им, женщинам. Мне кажется, что мы потеряли чувствительность как раз во время той операции, когда Бог создавал из ребра Адама Еву. В то время и перешла к ним вся наша чувственность, а наша божественная анестезия переродилась в духовность. Но чувственное всегда ценнее, чем духовное, поэтому женщины живут сердцем, а мы – своим умом. Поэтому и дети тянутся к ним, и любовь их более пламенная и самоотверженная чем наша. Проживая свою жизнь, они сгорают целиком, мы же тлеем, и уносим с собой на тот свет ещё много неистраченных чувств. И видят они этот мир иначе, чем мы. Правда, и среди нас есть отдельные экземпляры, у которых очень развито воображение, но, всё равно, наше восприятие мира и их разительно отличаются друг от друга. Они видят мир чувственно, проникновенно, мы же, как верхогляды, не можем проникнуть в сердцевину вещей и довольствуемся видимостью только оболочки. Наверное, поэтому у них так развита интуиция. Вот скажите, вам, наверное, как и мне, наплевать, какая душа скрывается в груди женщины, было бы лишь её тело покрасивее?
   – Ну почему же, – возразил слепой, – душа женщины для меня тоже многое значит.
   – Это мы только так думаем, – перебил его инженер, – но, признайтесь, что, в конце концов, вы выберете женщину с более красивым телом, и отвергнете ту, у которой красивее душа, если вам придётся выбирать между двумя.
   На такой откровенный вопрос слепой затруднился ответить.
   – Вот видите, – торжествующе воскликнул инженер, – мы все находимся под впечатление иллюзии внешней красоты, если это касается нашего отношения к женщинам. Нас всегда тянет к красоткам. Но внутренние качества женщин не всегда соответствуют их внешним данным. Это мне повезло с моей женой. Она совершенна, как внутри, так и снаружи. Нас тянет к прекрасному, а женщины живут прекрасным, потому что красота находится внутри их. Поэтому они так артистичны и способные творить прекрасное. Женщины стоят ближе к Богу, чем мы. Хотя у нашего общества совсем иные взгляды на этот вопрос. Чувство прекрасного дано им ещё для того, чтобы они создавали детей. Я употребил слово «создавали», потому что они творят ребёнка в себе, как самый искусные скульпторы, вытачивая его своей внутренней филигранной работой. Ведь наша роль в творении детей весьма условная. Мы скидываем им своё семя, на этом наша роль и заканчивается, а они девять месяцев вынашивают то, что становится потом продолжением нашего рода, отдавая по частичкам всю себя этому плоду, делясь с ним своей плотью. Поэтому ребёнок матери всегда дороже, чем отцу. Как ни совестно, но когда-нибудь нам нужно в этом признаться. Наверное, поэтому Бог засылает в наш мир женщин, награждая их своей красотой. Они появляются на земле, так же как звезды на небе, обвораживая своей красотой и зажигая нас страстью к ним.
   Слепой почувствовал лёгкое головокружение, но продолжал пить вино и слушать слова инженера. Его слова завораживали слепого, потому что инженер говорил о своей жене, как будто разделяя её на части. В своём воображении слепой тоже рисовал некоторые картины, зажигал звёзды на воображаемом небе и гасил их, создавал образы красавиц, влюблялся в них и овладевал ими. Весь его мир был миражом, а жизнь превращалась в оперу. Но слепой чувствовал рядом с собой настоящую жизнь, которая совсем не казалась ему мыльным пузырём, она проходила мимо него, а ему так хотелось испытать хоть маленькую частичку того, что испытывал этот счастливчик, сидящий с ним за одним столом, и рассуждающий о своей прекрасной супруге. И слепому вдруг пришла в голову безумная мысль, если бы инженер предложил ему сейчас провести одну ночь со своей женой, то он, не задумываясь, отдал бы свою жизнь. Он бы даже согласился быть третьим в их постели. От этой мысли дрожь пробежала по всему его телу. И вдруг он спросил инженера:
   – Вы, уезжая в командировку, надолго оставляете свою жену в одиночестве. Не боитесь ли вы того, что без вас у неё кто-нибудь появится?
   Инженер некоторое время молча, затем спокойно ответил:
   – Я об этом уже думал. Но мне кажется, что у неё не может быть никого кроме меня.
   – Почему вы так думаете?
   – Потому что она любит меня.
   – Но физиология иногда не считается с любовью, – возразил слепой. – Близость с мужчиной женщине нужна в такой же мере, как утоление голода пищей.
   – Вы правы, – подумав, молвил инженер. – Но что я могу сделать? Тащить её в полевые условия – безумство. Променять свою работу, чтобы быть рядом с ней, я не могу, да это уже поздно, другого я ничего не умею, как строить мосты. К тому же, когда мы очень долго не видимся, то потом бросаемся в объятия друг друга, как безумные. И в этом есть какая-то своя прелесть. Поэтому, иногда мне даже кажется, что чем больше мы не видим друг друга, тем больше любим. Когда я нахожусь вдалеке от неё, то иногда представляю себе, что она находится в объятиях другого мужчины. От этой мысли мне становится одновременно и мучительно, и сладостно. Ничто меня так не возбуждает, как видения моей любимой в объятиях кого-нибудь. Может быть, вы думаете, что я ненормальный. Какой-нибудь извращенец. Но я стал таким от долгих страданий, когда не мог её обнять тогда, когда очень хотел. Последнее время я уже дошёл до того, что иногда мне хочется осуществить это видение, то есть пригласить кого-нибудь из своих товарищей и втроём или вчетвером завалиться с ней в одну постель. Посмотреть на неё, как она будет лежать под моими товарищами, а после этого перерезать себе горло. От долгих расставаний с ней, я когда-нибудь сойду с ума.
   – Бросили бы вы эту вашу работу, и никуда бы больше от неё не уезжали, – посоветовал слепой.
   – Не могу, – ответил тот и вздохнул.
   У слепого вдруг возникло чувство жалости к нему. С этого момента он никак не мог разобраться в своих чувствах. С одной стороны, он его жалел, с другой же стороны, любя его жену, считал его своим соперником и ненавидел. Ему казалось, что когда-то инженер похитил у него его девушку.
   – Извините, – вдруг сказал инженер, – уже поздно и мне нужно возвращаться домой. Завтра я должен вылететь в столицу, чтобы отчитаться перед компанией за перерасход сметы. Мне нужно отдохнуть и восстановить мосты с моей супругой. Мы, вроде бы, как немного поссорились. Извините за моё излишнее откровение.
   Они встали из-за стола, вышли из кафе и распрощались. Инженер отправился к себе домой, слепой – в свою сторону. Прощаясь, инженер пожелал слепому успехов в освоении игры на флейте и просил обязательно прийти к нему, когда он вернётся из столицы. Расставался слепой с ним со смешенным чувством.



In diesen Heiligen Hallen


   Направляясь домой, слепой думал об этой странной паре, об их жизни и необычной любви. Как ни старался он себя перенастроить, но не мог, его чувства оставались непоколебимы. Его страсть так привязала его к ней, что никакие запреты думать о ней, не возымели над ним действия. Если бы не забытая у них его флейта, то он бы не решился отправиться к ним на следующий день.
   Слепой чувствовал, что его жизнь прошла не так, как ему хотелось. И что этот счастливый человек прожил его жизнь вместо него. Но ему показалось, что инженер тоже был не очень счастлив. Почему? – думал слепой. Тот был неплохим человеком, умным. И слепой уже не испытывал к нему первоначальной ненависти. Более того, несмотря ни на что, инженер ему даже нравился. Слепой был рад, что девушка его мечты обрела именно такого человека. Но и ту было не всё просто. Слепому вдруг показалось, что и она несчастна. Если бы можно было всё вернуть назад и переиграть. Ради неё слепой бы отказался от своей философии, и не ослеп бы. Стоило ему проявить мужество, и он был бы счастлив. Но разве можно вернуться в прошлое? Если бы это было возможно, то Адам с Евой вернулись бы в рай и отдали бы Богу яблоко с древа мудрости. Но они этого не сделали, так же, как и слепой не мог отказаться от своей жизни, вернув всё, что он прожил вместе со своей философией. Из-за неё, из-за этой чёртовой философии, он тоже был изгнан из зримого рая. Но не жалел об этом. Зачем жалеть о прошлом? Нужно двигаться вперёд. Ведь в рай можно попасть завтра. Стоит ему только услышать её голос. Одни мысли о ней уже наполняют слепого райским блаженством. Рай здесь, с ним пока она живёт в его сердце. Воспоминания о Марине и Катрин уже не мучили его. Он просто забыл о них. Все его мысли были устремлены к единственной женщине в мире, к мечте его юности, женщине, носившей когда-то ажурные чулочки в сеточку.



Ach Ich f;hls


   На следующий день слепой опять отправился к его учительнице музыки. Когда он услышал её голос, то тут же представил девушку его мечты из далёкой юности.
   – Вы извините, что вчера так получилось, – сказала она, – и мы не провели наше занятие.
   – Ну, что вы?! – воскликнул он, – это я должен извиниться. Вчера, мне кажется, из-за меня у вас с мужем произошла ссора.
   Девушка его мечты промолчала.
   – Он сегодня, по-видимому, уехал, – сказал он, пытаясь её успокоить, – вы хоть помирились?
   – Нет, – ответила она, – вчера он вернулся домой и тут же завалился спать, а сегодня рано утром уехал.
   Когда он подбирал слова для её успокоения, она спросила:
   – Вы вчера много выпили?
   – Нет, – ответил он, – всего бутылку вина.
   – Значит, ему хватило того, что он принял до этого, – вздохнув, заключила она.
   Слепому было неприятно оказаться рядом с ней в роли свидетеля её ссоры с мужем, и он, чтобы хоть как-то успокоить её, стал говорить, что чаще всего такие ссоры бывают глупыми и случаются из-за пустяков, и что её муж очень любит её. Но чем больше он говорил, тем больше чувствовал, что она расстраивается. И он замолчал. Ему, почему-то показалось, что у неё по щекам катятся слёзы. Ему было искренне её жаль. Вздохнув, он сказал, что ему лучше уйти.
   – Нет, – молвила она, как ему показалось, спокойным тоном. – Останьтесь. Вчера мы пропустили занятие по моей вине. Сегодня, я думаю, нет никакой причины переносить наше занятие, тем более, я отменила все другие.
   Слепой покорно остался. Она начала урок. Он слушал её объяснения и старался представить её в своём воображении, как она сидит, во что одета. Ему хотелось увидеть её плавные движения, выражения глаз. Ему казалось, что она и есть тот гордый горный цветок, который он мечтал сорвать всю свою жизнь. Стройная, гибкая, подтянутая, упругая, как в ту пору их юности, когда она ещё носила ажурные чулочки в сеточку. Возбуждение прежних дней нахлынуло на него, и ему так захотелось прикоснуться к его молодости. Он плохо соображал и мало что понимал из того, что она объясняла, потому что его мысли витали в облаках далеко от тех вещей, о которых она говорила. Ему вспоминалась каждая их встреча на набережной. Она вновь предстала перед ним, как сфинкс, родившийся из огня его страсти, обновлённая и до боли в сердце прекрасная. В ту минуту им владела только одна мысль, как бы к ней прикоснуться, как бы ненароком, невзначай. Он очень сожалел, что не мог увидеть её, видеть, как она сидит, в чём она одета, видеть, как она играет на флейте, смеётся или плачет. Он наслаждался звучанием её голоса. Он очень хотел, чтобы она спела. Он страстно желал танцевать с ней. Ведь танцы для того и созданы, чтобы обнимать женщину. Его жизнь подле неё вдруг обрела новый смысл. Он услышал в своём сердце новое звучание. Быть хоть кем для неё: слугой, рабом, защитником, только бы быть рядом с ней. Служить ей, слышать её голос, чувствовать благоухание её волос, заботиться о ней, дышать одним воздухом. Всё, связанное с ней, стало его счастьем, его мечтой. Всю жизнь он шёл к тому, чтобы оказаться рядом с ней. И вот он здесь, слепой, уставший от жизни, так ничего не достигший, но полной выношенной страсти. Он вдруг понял, что всегда любил только одну её, и никакая близость с другими женщинами не охладила его пыл к ней. Всё, что было до неё, казалось ему только приближением к ней. Из-за неё он ослеп, из-за неё он стал безумным. Он прошёл через сумасшествие, он видел её в образе бога Абрасакса. Он так себе внушил, что хочет быть красавчиком, чтобы покорить её, что ему удалось стать им на время и даже соблазнить двух девушек, но подсознательно, все эти безумства имели только один корень, одну причину, – любовь к ней. Если бы у него тогда хватило мужества подойти к ней на набережной и объясниться, то не было бы его несчастий в этом мире. Он бы не потерял зрение и частично свой разум. Он бы навсегда остался подле неё. Он бы сделал её счастливой, потому что сам был уже счастлив от одного факта её присутствия в этом мире. Он бы никогда и никуда бы от неё не уехал. Он был бы рядом с ней каждый день, каждую минуту, и не поступил бы, как её муж, уехавший, даже не помирившись. Нет. У них было бы всё по-другому. И они были бы вместе счастливы.
   Вся жизнь пронеслась перед его внутренним взором. И он подумал, если бы всё можно было вернуть назад. Всё это время он носили её в своем сердце. Стоило тогда сделать всего один шаг, и всё было бы по-другому. А так, его мир наполнился мраком, где он сам зажигал на небосклоне свои звёзды и сам их тушил. Слепец! Все свои фантазии он выдавал за реальность. Он перемешивал свой вымысел с действительностью, как говорят, смешивал небо и землю, и преуспел в этом настолько, что уже не мог отличать свои выдумки от происходящего. Он жил форменным безумием, не пытаясь отделить явь от миража, его мыслей от всего происходящего. Поэтому многие его не понимали, а многие удивлялись тому, что он рассказывал им. Они отвергали то, что он чувствовал и переживал, потому, что они были нормальными людьми, а не шизиками и параноиками. Но кто же тогда другие, кто понимал его? А может быть, и у других он вызывал удивление, только они скрывали это и просто жалели его, и соглашались со всем, что он говорил им лишь потому, чтобы не тыкать его носом в его безумство. А ему казалось, что он чувствует нечто такое, что недоступно другим людям. Он и сейчас чувствует то же самое. Он чувствует любовь, поэтому все его безумства оправданы.
   Вдруг он услышал голос своей повелительницы, Царицы ночи, которая ему сказала:
   – Сегодня вы немного рассеяны.
   Он извинился. Он ни слова не слышал из того, что она говорила ему до этого. Нет, он слышал её голос, но воспринимал его просто как музыку, как наложение – звуковую дорожку к своим воспоминаниям и мыслям.
   – Вы чем-то расстроены? – спросила она его.
   Разве он мог признаться ей, что расстроен тем, что прожил всю мою жизнь неправильно и очутился за бортом её жизни? Он растерялся и не знал, что её ответить.
   – А не выпить ли нам немного вина? – вдруг предложила она ему. – У мужа осталась недопитая бутылка.
   Он ушам своим не поверил, услышав эти слова.
   – Вы чем-то расстроены, – сказала ему Царица ночи, – и я немного расстроена. Не поднять ли нам немного наше настроение?
   Она была необыкновенной женщиной. Он принял её предложение с радостью. Его милая учительница отложила в сторону флейту, поднялась из-за стола и принесла бутылку и два бокала. Он слышал, как льётся вино в бокалы. И впервые в его жизни этот звук стал волшебной музыкой, потому что это вино являлось любовным напитком. И оно оказалось на вкус великолепным. То, что они пили вчера с её мужем, было совсем другим, может быть, даже и находилось в одной бутылке. Они чокнулись и выпили за счастье, которое им обоим так недоставало. Влившееся в него тепло смешалось с его кровью и побежало по жилам, превращая его в того самого юношу, который когда-то увидел девушку в ажурных чулочках, но это был уже другой юноша, более смелый и умудренный опытом жизни. Он сделал свой первый шаг навстречу своей мечте. Этот шаг хоть и казался ещё робким, но поступь была уже твёрдой. Он вдруг ощутил в себе такое блаженство, что стал говорить о разных приятных вещах, которые когда-либо его волновали и радовали. Слова и фразы рождались сами собой в глубине сердца и перетекали, подобно струящемуся ручейку, в излияние его души, которая отрывалась от бренности этого мира и воспаряла в своём поэтическом вдохновении к вершинам некой духовности, которую ему удалось достичь в течение всей его напряжённой интеллектуальной жизни. Он сам удивлялся легкости своих мыслей. У него даже изменилась тональность его голоса. Его внутренний мир прорывался наружу благодаря этому сладостному потоку слов, наполняя всё вокруг него его внутренним светом и высекая звёзды там, где он хотел их видеть. Его преображённый внутренний мир опять смешивался с миром внешним, привнося в него некие чары, которые помогли ему стать поэтом. Вероятно, он очаровывал свою красавицу и действовал на неё как старый совратитель. Только один раз он поймал себя на мысли, что всё это должен был говорить ей её муж накануне или перед отъездом, чтобы погасить между ними ссору.
   Она слушала его молча и сосредоточенно, наблюдая за тем, как он раскачивает свои качели над пропастью, разделяющей её внутренний мир и внешний. В какой-то момент ему показалось, что она заперта в золотой клетке подобно птице, разучившейся летать, и он, уносясь высоко в небо в своих фантазиях, как бы приглашал её к полёту, предлагая окунуться в мечты и воспарить вместе с ним в открытом космосе. Прошло некоторое время, и она попробовала робко последовать за ним туда, куда он её призывал, отворяя перед ней глубины ранее открытых им таинственных пространств, где среди звёзд парили птицы и пели свои восторженные гимны. И мир сразу же преобразился вокруг него, потому что в него вошла она. Его внутренний мир наполнился её очарованием от одного её присутствия в нём. И воображаемая луна, и звёзды, горы и долины вдруг стали её родиной, их родиной. Его мир ей понравился, очаровал её. Ведь человеку совсем не обязательно посещать Индию, чтобы узнать и любить её. Иногда можно знать о Китае больше, чем сами китайцы, живущие там. Не обязательно путешествовать по свету самому, достаточно, что сама мысль способна уноситься туда и делать открытия.
   Царица ночи приняла его мир, погружённый во тьму, и он короновал её самой блистательной короной своей интеллектуальной империи, родившейся в глубине мрака его слепоты. Он сказал ей, что её ум лучезарен. Что она не только слышит мелодию его мира, исходящую из глубин его сердца, но и вполне может дирижировать всем оркестром, звучащим в его душе, под музыку которого танцуют всех собранные в нём его звёзды, и летающие между ними птицы. И она спросила его, что это за звёзды и птицы, которые живут в глубине его души. И он ей сказал, что птицы – это его мысли, а звёзды – это разгаданные им тайны мироздания. И она рассмеялась и сказала, что он одновременно поэт и философ. А он сказал ей, что она Царица ночи, той ночи, в которой он живёт, и будет продолжать жить до скончания своих дней. Она сказала, что любит мир и может полюбить его мир, если даже в нём нет солнца. И тогда он сказал, что солнцем является она сама.
   – Странно, – сказала она, – я – Царица ночи. Никогда себя не представляла в этой роли.
   – Давайте, хотя бы на время оставим этот мир, – страстно обратился он к ней, – и погрузимся туда, где нас ещё не было. Совершим путешествие в мир, который будем строить сами. Ведь любой создаваемый или задумываемый мир может осуществиться, для этого нужно только приложить некое усилие. Ведь так пишут картины, сочиняют музыку, отстаивают землю. Ведь даже на этой земле можно что-то изменить, построить мост, срыть гору, создать озеро, изменить течение реки. А искусственные ландшафты, создаваемые человеком? Не являются ли они претворением в жизнь мечты архитектора? Вся жизнь изменчива, но её можно менять по своему желанию. Ведь можно дирижировать звёздами, передавать ветру ночи вибрацию собственной души. Вы никогда не пытались написать какое-нибудь своё музыкальное произведение?
   – Пыталась, – призналась она, – но оно у меня не очень получалось.
   – Может быть, дело в том, – увлечённо продолжал говорить он , – что вам не хватило в вашем творчестве совсем немногого, а именно, унестись в свой собственный мир. Для того чтобы что-то почувствовать, нужно пережить это, и может быть, даже выстрадать. Для того, чтобы творить, нужно стать птицей.
   – Так, значит, в этом мире мы с вами птицы? – спросила она, смеясь.
   – Да, мы птицы, и мы должны летать, – ответил он ей радостно.
   – И куда же мы полетим, – спросила она, опять смеясь.
   – Не важно, куда, – ответил он, – лишь бы мы чувствовали полёт.
   – Похоже, что ни я учу вас чему-то, а вы меня, – рассмеялась она.
   Они ещё выпили вина, и она призналась ему, что опьянела. Он сказал, что тоже опьянел, и пусть рухнет этот мир. Ему так хотелось поцеловать её ручку, прижаться к её приятно дышавшей груди, он слышал близко от себя её дыхание. О, если бы он мог коснуться рукой её колена, ощутить теплоту её тела! О, если б было можно…
   Но он должен был держать себя в руках от этого соблазна, чтобы ничего не испортить в их отношениях с ней. Он должен был продлить очарование и волшебство этого дня до бесконечности. И это волшебство их общения всё больше и больше очаровывало их души, потому что над нами носился фантастический дух.
   – И каких же птиц вы ещё видите в вашем эфире? – спрашивала она его.
   – О! – восклицал он, – передо мной проносятся птицы всех цветов и оттенков. Среди них есть и большие и маленькие, такие как орлы, и как колибри. И у каждой из них свой голос и своё пение. Но все они поют согласно с общей мировой гармонией, объединяющей весь мир. И эта гармония называется любовью.
   – И что же такое любовь? – спросила она его лукаво.
   – О, это – то, что сверкает счастьем на вечерней заре и окрашивается розовым светом с первыми лучами солнца, – ответил он. – Это – тихая музыка и стоголосый крик. Это – когда поражает громом среди ясного неба и усыпляет блаженной усладой в лунном сиянии под просветами ветхой крыши хижины. Это – нежный шёпот листьев во время ночной прохлады и пламенный жар иступленного солнца. Это – буря и натиск внезапно нахлынувшей стихии и нежное прикосновение ветерка, ласкающего щёку. Это – то, что всегда живёт в нас, и в чём живём мы.
   Вдруг он почувствовал, как её узкая ладонь легла на его руку.
   – А вы поэт, – сказала она нежным голосом, – поэт и романтик. Мне хорошо с вами.
   – О, если бы я мог пригласить вас на танец, – произнёс он дрогнувшим голосом. Всего один танец, и я бы был счастлив на всё мою жизнь.
   – Вы можете это сделать, – сказала она ему просто.
   И он был на седьмом небе от счастья. Она включила магнитофон и зазвучала мелодия танца, которую он не слышал ни до, ни после этого случая. Это был гимн его любви и праздник его земного духа, когда он, держа в руках это хрупкое создание, мечту всей своей жизни, с благоговением и благодарностью исполнял танец перед самим Богом. Танцуя с ней, он сам ощущал себя богом.



Soll Ich dich Tuerer sein


   Он держал руку на тонкой и гибкой талии его красавицы Царицы ночи, её пальцы едва касалась его плеча. Он ощущал молодое упругое тело, можно было сказать, почти полу обнимал её. Они вальсировали на очень ограниченном пространстве, границы которого были выложены в его эфире звёздной нитью, отделяя его рай от всего прочего мира, в котором сосредоточилась вся полнота его жизни. Как это здорово, подумал он, стать звездой и погаснуть, превратиться в бога и умереть. Женщина, владеющая всем миром, где все мужчины являются её рабами.
   Он страстно желал оторвать это пространство от всего мира и унести с собой, сделать его далёким плавающим островом в своём воображаемом эфире, чтобы в минуты одиночества и отчаяния среди бушующего океана жизни ступать на него и находить спасение. На этом острове он и собирался поселить свою красавицу. О, его остров, плавающий в океане и плывущий в облаках!
   – Я хочу вас, – прошептали его губы.
   – Но это невозможно, – ответила она очень тихо.
   – Почему? – спросил он.
   – Потому что я принадлежу другому, – тоже прошептала она и добавила, пытаясь освободиться, – я люблю его.
   – Но и я люблю вас, – горячо произнёс он, не выпуская её из своих объятий.
   – И что же мы будем делать? – спросила она мягко его, продолжая танец.
   – Я могу умереть прямо сейчас и здесь, – ответил он шёпотом, – потому что я шёл к этому всю свою жизнь. Я полюбил вас ещё в юности, студентом, когда впервые увидел вас с подругой. Мы тогда гуляли по набережной, на вас были чулки в сеточку.
   – Глупая мода, – сказала она и рассмеялась, – тогда все носили такие чулки. Но я вас не помню. Впрочем, может быть, мы и встречались тогда. Мне запомнился один юноша, который, увидев меня, бледнел и краснел. Он чем-то походил на вас. Я чувствовала, что он был явно влюблён в меня. А потом он исчез. Может быть, это были вы?
   – Это был я.
   – Так почему вы исчезли?
   – Я потерял зрение.
   – И всё это время вы меня любили?
   – Да, – ответил он, – всё это время я жил вами. Боготворил вас, и один раз даже видел в образе бога Абрасакса. Я уже думал, что сойду с ума, прежде чем вас встречу. Я был уже близок к помешательству. Я стоял на грани безумия. Я люблю вас. Вы – единственная женщина, которую я любил всё свою жизнь. И неужели сейчас, когда я тебя нашёл, всё закончится ничем?
   Она помолчала и потом сказала:
   – Я всегда была верна своему мужу. Ну, ладно, я не бессердечная.
   Поклянись мне, если сейчас что-то произойдёт между нами, мы больше никогда не увидимся.
   – Клянусь! – воскликнул он, не думая о том, что говорит.
   Мысль о том, что он может её обнять, лишила его остатков разума.
   Музыка кончилась. Магнитофон замолчал. Она расстегнула пуговицу его рубашки, развязала галстук. Весь мир поплыл от него куда-то прочь. Он держал её бёдра в своих руках, он обнимал её колени, он прижался головой к её груди. Это были её бёдра, её колени, её грудь. И всё это стало вдруг его. Ему почудилось, что он умирает. Он растворялся в ней, сгорал заживо, как от прикосновения к престолу Всевышнего. Он превращался в золотой шар, испытывая одновременно радость вознесения и муки распятия Спасителя на кресте. Сердце его билось и кровоточило так, что он чувствовал боль, пронизывающую всю его грудь, как от удара кинжалом. Его любовь, наконец-то, вырвалась из него и соединилась с предметом своего обожания. Он напивался её красотой как пьяный. Он, и в самом деле, готов был умереть, отдать всю свою жизнь за одно это мгновение, чтобы быть с ней. Всё это время он слышал звуки волшебной флейты.



Ein M;dchen oder Weibchen


   Когда усталый и обессиленный он припал к её ногам, покрывая их поцелуями (это были именно те ноги, которые когда-то обтягивали ажурные чулочки в сеточку), она сказала ему:
   – Я надеюсь, что об этом никогда не узнает мой муж.
   – Клянусь! – опять воскликнул он.
   – И мы больше никогда не встретимся. Не так ли?
   И только после этих слов на него нашло отрезвление. Он готов был расстаться с жизнью, но не с ней. Не услышав его ответа, она повторила свой вопрос.
   – Я надеюсь, что вы выполните свою клятву, – сказала она, – иначе мне придётся лишить себя жизни.
   – Почему? – вскричал он испуганно.
   – Потому, что я могла позволить себе вам отдаться только один раз, чтобы вознаградить вас за все ваши страдания, которые вы, так или иначе, претерпели в своей жизни по моей вине. Признаюсь, что вы мне тоже нравитесь, но я не смогу с вами встречаться. Я не могу раздваиваться, любить одновременно двоих: вас и моего мужа. Я не шлюха. Поймите меня правильно, меня и мой поступок.
   – Да, я вас понимаю, – спешно ответил он.
   – Я, наверное, кажусь вам странной, – сказала она, и он почувствовал в её голосе напряжённые нотки, – но я не могу поступить иначе.
   О, милая и единственная звезда на моём тёмном небосклоне! – мысленно вскричал он про себя. – Разве могу я тебя в чём-то обвинять?! Осуждать тебя?!
   Единственное, что переполняет моё сердца, это велика любовь к тебе, моя безграничная благодарность и печаль от расставания.
   – Я не раскаиваюсь в своём поступке, после того, что услышала от вас. Если конечно, всё, что вы говорили мне, правда.
   – Сущая правда! – вскричал он.
   – Тем лучше, – сказала она с облегчением, – тогда вы поступите так, как и должен поступить мужчина.
   – Я сделаю всё, в чём вам поклялся, – горячо произнёс он.
   – Извините, а то я засомневалась в вашей порядочности, – сказала она.
   И он уловил опять в её голосе тёплые смешливые нотки.
   – Я буду страдать, – произнёс он, глубоко вздохнув.
   – А я думала, что облегчила ваши страдания, – сказала она, улыбнувшись.
   – Вы их очень облегчили, но вы открыли передо мной двери, ведущие в рай. И только сейчас я понял, что двери захлопнулись, и я исторгнут из этого рая.
   – Ну, что же, – опять улыбнулась она, – человечество тоже когда-то было изгнано из рая. Все мы должны с чем-то мириться, потому что у каждого из нас своя судьба.
   – Но как же быть с мнением, что человек – хозяин своей судьбы?
   – Но вы же знаете, что это не так, – в её голосе было столько убеждения, что он не решился возразить ей.
   Он оделся, взял свою флейту и стал прощаться.
   – Спасибо вам, – сказала она.
   – За что спасибо? – удивился он. – Это я должен вас благодарить за то, что вы сделали меня счастливым.
   – Спасибо за вашу любовь ко мне, которую вы пронесли через всю вашу жизнь, – сказала она. – Вначале я думала, что вы простой птицелов, но потом убедилась, что вы настоящий принц Тамино, и волшебная флейта играет в вашей душе. Я же простая женщина, или, как вы сказали, Царица ночи, а может быть, Исида, любящая своего мужа Осириса. Вы ещё найдёте свою Памину.
   – Вряд ли, – ответил он, – мне нужно было завоевать её сердце двадцать лет назад. Но всё равно, спасибо за всё, что вы для меня сделали.
   Они простились, и он подумал, что навсегда расстаётся со своей мечтой, унося с собой ненужную ему флейту. Ещё одна страница в его жизни перевернулась и отлетела в вечность. Но всё же где-то в глубине души у него теплилась надежда, что он ещё раз вернётся к своей возлюбленной Царице ночи. Пока смерть их не разлучила, у него была ещё такая надежда. Он вернул флейту председателю общества слепых.
   – Ты, что же, – удивился тот, – не будешь учиться игре на флейте?
   – Нет, – ответил он ему, – сейчас флейта звучит в моей душе.
   Но в его душе звучала не только флейта. Временами он слышал звон колокольчиков, и тогда он чувствовал себя больше птицеловом Папагено, чем принцем Тамино. Но пока он не пытался больше встретиться с девушкой своей мечты, потому что его мечта осуществилась. Его девушка в его мечтах и в жизни превратилась в женщину. У неё была своя жизнь. Ему же нужно было идти своей дорогой, сохраняя в сердце её светлый образ.
   Прошло некоторое время, и он случайно столкнулся на улице с её мужем.
   – Моя жена сказала, что вы оставили занятия флейтой, – добродушно сказал он, – и перестали бывать у нас, а жаль, я потерял в вашем лице превосходного собеседника.
   Они опять зашли в кафе, и инженер угостил его вином.
   – Вы померились? – спросил слепой.
   – Сразу же, как только я вернулся из Москвы, – сказал он. – В тот раз я был сам виноват в том, что спровоцировал её гнев. С женщинами всегда нужно быть тонким дипломатом, иначе себе же будет дороже.
   Он рассмеялся, а слепому стало не по себе. Он подумал, что во время отъезда мужа, как ни крути, а он всё же соблазнил его жену, хотя это и было всего один раз. Слепой продолжал любить её, но его любовь была уже другой, более чувственной и менее безумной. Иногда ему казалось, что если бы она не уступила тогда, он бы сошёл с ума.



Bald pr;ngt den Morgen


   Они сидели за столиком и тянули из бокалов красное вино. Её муж нравился слепому, и от этого он ещё больше испытывал чувство стыда и неловкости перед ним. Слушая его, он всё больше сомневался в себе и думал, кто же из них больше дикарь и птицелов Папагено, а кто принц Тамино.
   – Любому мужчине всегда будет нравиться красивая женщина, – рассуждал инженер, подливая ему в бокал вина, – и красивая женщина всегда будет принадлежать многим мужчинам. Так уж устроен мир. Истинная красота даётся не каждой женщине, а те женщины, которые ею одарены, владеют сердцами многих мужчин. Они украшают наш мир. Но такой женщине трудно устоять от соблазна иметь много мужчин, когда её многие добиваются и у неё появляется возможность выбора. Поэтому чаще всего красивые женщины становятся проститутками. Когда я познакомился с моей будущей женой, то очень боялся, что она станет шлюхой. Но Бог миловал, всё обошлось. За всю жизнь она ни разу не изменила мне, кроме одного случая, того самого вечера, помните, когда я пришёл домой после вечера, проведённого с вами, и завалился спать, а рано утром улетел в столицу.
   От этих слов у слепого внутри всё похолодело.
   – Потом, когда я прилетел, она сама сказала мне обо всём. Не знаю, что за мужчина у неё был. Она не назвала его имени. Но я поверил ей, тяжело пережил её измену и поклялся себе, что никогда больше не буду поступать с ней так, как в тот злополучный день. То, что случилось, то случилось. Упущенного не воротишь. От таких неприятностей никто из нас не застрахован. Я сам во всём виноват. Но знаете, что я скажу вам? Как бы там не было, мужчина не должен привязываться к женщине и делать свою любовь единственным смыслом всей своей жизни. Человеческая жизнь многофункциональна, и помимо любви есть еще много такого, ради чего стоит жить. Несомненно, истинная любовь – это прерогатива женщин. В искусстве любви им нет равных. Потому что, как я уже говорил вам, в них сильна чувственная природа. Наша же с вами задача в жизни несколько иная, потому что мы с вами отвечаем за духовное начало. Так уж получилось при нашем разделении на мужское и женское начала, им досталось сердце, а нам – ум. Помните, прошлый раз я уже рассказывал вам о своей концепции.
   Слепой кивнул головой.
   – Иногда её любовь отзывается во мне болью, – продолжал он, – всё это время она хранила мне верность, я же не всегда был верен ей. Но когда я изменял ей, то сам ревновал её к каждому встречному. Чем чаще изменял ей, тем чаще ревновал. Сейчас мне стыдно за такое отношение к ней. Она чиста, потому что к ней ничего не может пристать. Я это говорю тебе, как своему другу.
   Инженер в эту минуту перешёл с ним на «ты», но того это совсем не обрадовало, потому что он устыдился своего предательства. Он не мог быть ему другом.
   – Мы всегда относимся к любой нравящейся нам женщине несколько предвзято, – продолжал говорить инженер, – мы, по сути дела, идеализируем женщину, которую любим. Как только начинаем её любить, то тут же начинаем её идеализировать. Мы ждем от неё чего-то такого, что она не в состоянии нам дать, а потом разочаровываемся, если наши ожидания не оправдываются, а наши надежды не сбываются. Но в этом мы должны винить только самих себя. Вначале нашей супружеской жизни я ради жены готов был пожертвовать всем самым дорогим. Я не говорю о своей жизни, потому что мужчина никогда не дорожит своей жизнью. Самое дорогое, что имеет мужчина, я думаю, это реализация своих потенциальных возможностей. Это в нас заложено самой природой, как в представителях сильного пола. Я выражаюсь ясно?
   Слепой кивнул головой.
   – Иногда мужчина отказывается от своего будущего ради любимой женщины. А этого никогда не стоит делать, потому что мужчина представляет собой ту вершину восхождения, какую он достигает. Если мужчина полностью посвящает себя служению женщине, то он ничего не достигнет в жизни. Он не сможет реализоваться как личность. То же самое случилось и со мной. Я мог стать прекрасным художником, отличным музыкантом, выдающимся математиком, а вместо этого я – посредственный инженер. Это и есть так называемая расплата за мою любовь, потому что я, чтобы обеспечить достойный материальный уровень для своей супруги, постоянно вкалывал. У меня не было времени работать над собой, добиваться каких-то личных целей. Поэтому я и не реализовался в своей жизни, став неудачником. Так что в нашей жизни приходится выбирать между чувством любви к женщине и духовностью. И я считаю, что тот мужчина счастлив, который полностью посвящает себя духовному совершенствованию. Я завидую вам.
   Услышав эти слова, слепой был поражён.
   – Вы завидуете мне, слепому? – воскликнул он удивлённо. – Чему же здесь завидовать?
   – Вы свободны, – сказал он, – и можете заниматься всем, чем хотите. Вы можете себя реализовать в любой сфере, какую выберете. Вы сохранили в себе изначальную свободу. Мужчины же, которые живут одними семейными заботами, чаще всего бывают несчастными, хотя никогда себе в этом не признаются. Мужчина без духовного роста гибнет как личность. Поэтому кроме любви, он должен жить ещё чем-то своим собственным и, кроме способности любить, обладать некой своей тайной, которая, по большому счёту, и притягивает к нему внимание его любимой женщины. Он должен быть ей интересен. Если этого нет, то женщина рано или поздно начнёт ему изменять, как это произошло со мной. Любовь – это вообще очень сложная вещь. Очень часто в любви один чем-то жертвует ради другого. Истинная любовь всегда жертвенна, поэтому многие люди не способны любить. Любовный эгоизм свойственен как мужчинам, так и женщинам. Многим кажется, что они любят, на самом деле же, они просто испытывают временное влечение к объекту своего обожания, после чего пытаются навязать ему свою волю, привязать его к себе, сделать похожим на себя, продолжением своей личности, некой частичкой себя. В этом и заключается любовный эгоизм. Нет, любовь – это сложное искусство, которым может овладеть не каждый. Чаще всего кроме радости любовь приносит людям печаль и разочарование.
   Слушая его, слепой вдруг начал сознавать, что совсем не умет любить. Он никогда не задумывался над вещами, которые ему излагал инженер. Он и в любви был слепым, и подобно только что родившемуся котёнку робко пробирался через тёмные лабиринты чувств, абсолютно не ведая, куда они приведут его. Всё жизнь он любил одну девушку и готовил себя к Великой любви, но готов ли он был к осуществлению своей мечты? И вот, когда сбылась его мечта, и он не только приблизился к своей девушке, но и овладел ею, всё вдруг внезапно закончилось. Цель была достигнута. Может быть, самым главным в его жизни являлась не сама цель, а движение к ней, как полёт стрелы. И это движение приводило в действие его скрытые пружины, позволяющие ему постоянно жить в состоянии вдохновения, способствующего раскрытию его творческих сил, и выявления его талантов. Это движение поднимало его над серостью каждодневных будней и помогало скрашивать его скверную жизнь разного рода духовными поисками и устремлениями. Всё это время он жил мечтой, которая увлекала его в манящую даль, маяча на горизонте образом его любимой девушки в ажурных чулках. Этот образ, по сути-то, был никто иной, как сам бог Абрасакс, несущий его через время и пространство к его духовному совершенствованию.
   Итак, основой его духовного совершенствования стало его воображение, с помощью которого ему удалось при ясности своих чувств и силе внушения сделать свой мир более красочным и ярким, чем этот мир являлся в действительности. Слепой наполнил его такими цветами и оттенками, а также событиями и приключениями, что полностью потерял ощущение реальности, и, по-видимому, некоторое время жил как во сне. Давая оценку своим поступкам, он не мог быть объективным, так как считал, что всё перемешалось в его жизни. Он не знал, где кончается его воображение и начинается реальность. Сидя за столом с этим человеком, он уже сомневался в том, что соблазнил его жену. Он также сомневался, есть ли у него жена, и не является ли он сам миражом в его воображении. Ведь у него из-за слепоты не было чёткого разделения времени на дни и ночи, и поэтому сны и явь протекали в его жизни сплошной чередой. Он не принадлежал к числу благополучных добропорядочных людей, идущих по жизни с широко раскрытыми глазами, у которых ночь было отделена от дня сном, и которые, совершая поступки и воспринимая действительность, дробили свою жизнь на сегодня, вчера и завтра. Для него время было одним цельным и протяжённым потоком, а пространство – бесконечной темнотой, где он должен был расставлять все воображаемые им фигуры и события на доске, как шахматист, играющий вслепую. Поэтому внешний мир казался ему не совсем реальным, а его воображение находилось в именно той действительности, которая помогала ему жить и чувствовать. Когда человек постоянно живёт на грани сна и яви, то миры невольно перемешиваются между собой, и человек начинает верить в то, что он воображает, и чувствовать то, что недоступно другим. Он находится как бы в пограничном состоянии, очень близком к медитации, через которое перед ним начинают открываться новые перспективы и миры. Слепой не только всегда видит больше зрячего, но и чувствует всё глубже, потому что у него обострены и слух, и вкус, и обоняния, и осязание. Рано или поздно у слепого появляется шестое чувство, которое помогает ему воспринимать действительность в её истинном виде, во всей её протяжённости во времени и пространстве, как при входе в четвёртое измерение.
   Слепой сидел за столиком в кафе с инженером, выслушивая его философские рассуждения о любви, и вдруг пришёл к мысли, что он никогда не был сумасшедшим. И что всё, пережитое ним за последнее время, было реальной действительность и являлось, не чем иным, как, с одной стороны, невидимыми проявлениями некой сущности скрытого мира, так и, с другой, теми событиями, которые попринимали обыкновенные люди, наделённые лишь пятью органами чувств. Именно поэтому можно было объяснить тот факт, почему одни люди чётко видели, тонко чувствовали, реагировали и участвовали в этих событиях, другие же в упор их не замечали. И он вдруг подумал, что этот невидимый мир всё более и более вторгается в их жизнь. И настанет время, когда все люди прозреют и обретут шестое чувство, чтобы вырваться из своей герметично закупоренной сферы и окинуть своим взором всю глубину нашего мира, понять всю сложность его устройства, где всё так взаимосвязано между собой, что ничто ни делается случайно, где любовь является продолжением их судьбы, где причинно-следственные связи формируют события таким образом, когда одно вытекает из другого, когда их сущность полностью зависит от всего разнообразия этого мира, а разнообразие этого мира – от их сущности. И когда люди это поймут, то начнут более бережно относиться к себе, к своей жизни и к существующему миру. Это будет время общего прозрения человечества. Когда над всеми ими взойдёт общее солнце, намного ярче того светила, согревающего их каждый день и освещающего им путь. Это солнце будет истинным Богом, наделяющим их совершенным разумом. И настанет время, когда прекратятся на земле войны – эта их мышиная возня, и человек, наконец-то, сумеет уравновесить свой эгоизм с нуждами всего мира, и научится уважать всё, что существует за границами его сознания.
   – Вы меня слушаете? – вдруг он услышал голос инженера.
   – Да, конечно, – встрепенулся слепой.
   – Так что мне делать? – спросил тот озабоченно. – Предоставить ей полную свободу и устраниться, или остаться с ней и постараться ещё раз завоевать её любовь?
   – О чём вы говорите? – спросил слепой испуганно.
   – О моём разводе, – ответил тот.



Die Strahlen der Sonne


   – Но зачем вам разводиться?! – воскликнул слепой.
   – Значит, вы не советуете мне этого делать? – спросил тот с надеждой.
   – Конечно, это дело ваше, – сказал слепой, поборов в себе некое смущение, – но вы должны сами решить, что вам нужно.
   – А вы не учитываете того, что, прежде всего, надо считаться с тем, что нужно женщине?
   – Но женщина обычно выбирает, а не предлагает, – возразил слепой.
   – Вы правы, – подумав, ответил инженер, – мы можем только добиваться их, предлагая себя и завоёвывая их своим отношением к ним. Вы тысячу раз правы! Мы должны сиять для них как солнце, постоянно согревать их жизнь своей заботой и вниманием. Если мы не способны этого делать, то лучше всего устраниться и уступить место другому.
   – Но, прежде всего, вы должны разобраться в себе, любите вы её или нет, – заметил слепой, – а потом уже решить для себя, что вам нужно делать.
   – И здесь вы правы, – сказал тот, – в конечном итоге, всё зависит от меня. Но меня смущает одно обстоятельство.
   – Какое? – спросил слепой.
   – Последний раз, когда я с ней говорил, мне показалось, что она совсем не слушает меня, а думает о чём-то другом. Не зная, может быть, я разучился доходчиво выражать свои мысли? А, может быть, когда она слушает меня, то никак не воспринимает мои слова? И они для неё стали мёртвыми, такими же, каким и я сам. Возможно, что наша любовь умерла. То зачем цепляться за неё? Не лучше ли дать ей свободу? Тем более она сама мне призналась, что у неё была связь с другим мужчиной, а без любви вряд ли она допустила бы с кем-либо близких отношений.
   В эту минуту слепой понял, что перед ним открылась последняя возможность завоевать её целиком и окончательно. Это был последний его шанс. И он должен был набраться храбрости и принять важное решение. Но что он мог дать ей кроме своей слепоты, инвалидной пенсии и внутреннего мира, в котором она могла не прижиться? Он понимал, что в нём помимо страсти чувств Ночи, должен ещё оставаться свет Дня разума. И он сделал выбор, сказав ему:
   – Мне кажется, что вам стоит попробовать завоевать её любовь ещё раз. Ведь если вы этого не сделаете, то никогда себе этого не простите, если вы её любите.
   – Вы правы, – сказал тот, повеселев, – я очень благодарен вам.
   – За что? – спросил слепой, чувствуя, как его сердце обливается кровью.
   – За мудрые советы и вашу доброту.
   Слепой пожал плечами. И тут наступила неловкая пауза, когда слепой вдруг спросил:
   – А что произошло с вашей дочерью?
   – Дело в том, что у нас не было дочери, – подумав, сказал инженер, – то есть не то, что не было. Но эта дочь была не наша. Подкидыш. Жена её обнаружила как-то зимой возле нашей двери. Кто-то позвонил в двери и оставил нам своего ребёнка. Так у нас появилась дочь. Мы с женой вообще не имеем детей, кто-то из нас бесплоден. Это я говорю вам по большому секрету, жена этого не знает, а я, чтобы её не расстраивать, говорю ей, что не хочу иметь детей. Когда у нас появилась дочь, это доставило большую радость жене. Она тряслась над ней, как над своим самым любимым ребёнком. И девочка её очень любила, во всём подрожала ей, а когда вошла в юношеский возраст, даже стала походить на неё. Странный феномен. Потом она внезапно исчезла, просто ушла от нас. Причину мы до сих пор не знаем. Собрала свои вещи и ушла. Как внезапно появилась, так и внезапно исчезла из нашей жизни. Вот такие дела.
   Слепой вдруг оживился, сказав:
   – Я видел девушку, похожую на вашу жену на представление последней оперы.
   – Вы видели? – удивился инженер.
   – Но не то, чтобы видел, – замялся слепой, – но по описаниям других, она очень походит на вашу супругу. Может быть, это и есть ваша дочь?
   Инженер резко запротестовал.
   – Ни в коем случае не говорите об этом инциденте моей жене. А то вы её очень расстроите. Тем более, как я слышал, все участники того спектакля куда-то исчезли. Не известно, живы они или нет.
   – Да, понимаю, – сказал слепой.
   Инженер поднялся из-за стола и сказал:
   – Извините, но я должен сейчас идти к ней, пока я полон решимости и знаю, что ей нужно сказать. С сегодняшнего дня я попробую начать мою жизнь заново, и постараюсь сделать всё возможное, чтобы над нашей империей любви никогда не заходило солнце.
   Он сердечно попрощался со слепым, и они расстались.
   Оставшись один, слепой подумал, что только что простился навсегда со своей мечтой. Он добровольно уступил её другому, даже не пытая своего счастья, а она, мечта всей его жизни, была первой и единственной женщиной, которая восприняла его таким, каким он был на самом деле: слепым, лысым, совсем не похожим на красавчика.
   «Что же я сделал?! – воскликнул он про себя. – Единственное, что у меня оставалось, это – память о ней, которая вела меня по жизни, освещая дорогу подобно солнцу. Я знал, что буду ей верен и завтра, и всегда, и даже после своей смерти буду продолжать любить её, потому что эта любовь подобно лучам солнца, согревала мою душу и помогала творить, создавая мои новые духовные шедевры. Ничего в этом мире не проходит бесследно, всё каким-то образом связывается, проявляется и во что-то реализуется. И эта любовь возродила меня к жизни, я начал жить с новым душевным вдохновением».
   После этого знаменательного события, похожего на финал – заключительную партию его жизненной оперы, он полностью изменился. Он, казалось, как бы излечился от раздвоения личности, и сосредоточился только на постижении Высших Истин. Он стал обыкновенным целеустремлённым человеком, превратившись в запрограммированную машину. По утрам он вставал, завтракал, выводил меня на прогулку, попутно обдумывая разные философские темы, затем до обеда работал с рукописью. После обеда навещал своих друзей, обсуждая с ними интересующие его вопросы, возвращался домой и вновь приступал к работе, которая прекращалась далеко за полночь, отнимая у него последние силы, когда он бесчувственно падал в постель. Он научился разделять свою жизнь на реальность и фантастику. Всё его время протекало через здоровый образ жизни в несущейся ему навстречу ежедневной действительности, а фантастика оседала на страницах его рукописи. Он стал обыкновенным человеком-писателем, без особой чувственной страсти, с налётом циничной самокритичности, стремясь придать всем своим поступкам и действиям утилитарное значение и обрести некий практический смысл в том, что раньше никогда не вызывало в нём плебейского чувства низменной меркантильности. Известность о его неординарном таланте строить оригинальные гипотезы, а также, использовать в своём творчестве неординарные идеи, поползла по городу. Он издал одно своё довольно объёмное сочинение, что принесло ему некоторую известность в научных кругах. Жизнь с каждым днём становилась у него всё более размеренной и скучной.
   Но вот настал день, когда он понял, что не может написать ни одной строчки. Что-то застопорилось в его голове, духовность улетучилась, воодушевление погасло. Мир остановился. Он превратился в совсем обыкновенного человека. Такая жизнь являлась для него неким подобием смерти. Его не волновала уже ни любовь, ни воспоминания о девушке его мечты, ни тайны, которым он посвятил всю свою жизнь. Он чувствовал, что может скатиться до скотского образа жизни, когда люди начинают пить и ни о чём не думать. Ему нужно было срочно спасать свою душу. Иначе не стоило жить. Солнце померкло в его темноте.
   И вот тогда начались его новые поиски. Ему нужно было срочно обрести некий смысл жизни. Он заметил, что с какого-то времени в его голове не звучали ни флейта, ни колокольчики. Что-то в нём безвозвратно ушло, кануло в Лету. Он всем своим существом ощутил наступление вечера и приближение зимы. В жизни человека вечер может наступить неожиданно рано. Даже в сорок лет кое-кто уже чувствует начало конца. Его мысли всё чаще становились печальными. Он думал о вечности и смерти. И он чувствовал, что его дни шли на убыль, а ночи становились длиннее, и время грозило вскоре перейти в одну беспробудную ночь и вечную тишину.
   Он стал серьёзно задумываться над тем, как ему приобщиться к покою и привыкнуть к вечности. Ведь иногда бывает настолько плавный переход от жизни к смерти, что человек даже не замечает, что его уже нет на белом свете, он продолжает жить как всегда, и спохватывается лишь тогда, когда его уже никто не слышит и не видит. Бывали и такие случаи. Как-то об этом ему поведал один юноша, покончивший жизнь самоубийством.
   На дворе наступила зима, снег укрыл землю. Всё живое замёрзло, уснуло, умерло. Он сходил в цветочный магазин и купил горшочек герани. Принеся домой, он поставил цветок на окно и стал ухаживать за растением, поливать его и рыхлить почву. Иногда ночью он подходил к нему, гладил листья и ощущал прочность его жизни и даже бессмертие, зная, что за окном бренный мир погружён в белый саван.
   Нет, он не боялся умереть, потому что понимал, что человек никак не может повлиять ни на своё рождение, ни на свою смерть. Приходит время, и он рождается, проходит время, и он умирает, как трава в поле. И вся его жизнь, которую он проживает, не принадлежит ему. Ему только кажется, что он хозяин своей жизни и господин в этом мире. Всё это – иллюзия, так же, как и сама его жизнь в этом бренном мире, который тоже является иллюзией. Во всей Вселенной нет ничего устойчивого, ничего вечного. Всё изменяется, гибнет и отлетает в Лету, и только сам человек вечен, потому что, проходя через одну из своих жизней, он исчезает лишь для того, чтобы возродиться снова в этом или ином мире. Не важно, где он возникнет опять, но он обязательно должен возродиться. Ему даже казалось, что человек вновь приходит в этом мире для повторения и лишь потому, что не выучил или не усвоил какие-то уроки. И он появляется как второгодник в том же классе, где ему не удалось усвоить программу обучения. Поэтому на земле так много неудачников, дураков и негодяев. И сам человеческий мир, в котором все живут, находится в постоянном блуждании, не извлекая никаких уроков из своей истории, постоянно наступая на одни и те же грабли. Он не может расстаться ни с войнами, ни с насилием. Поэтому человек, раз за разом, проживая свою земную жизнь и совершая одни и те же ошибки, никак не может вырваться из него, прорваться на более высокий уровень, где ему уготована лучшая доля, где его ждет награда за все его испытания и мучения земного бытия. Однако его путь сложен и тернист, к тому же, добавляется ещё общегосударственная глупость, которая только усложняет его пребывание в этом мире. Но те, которым всё же удаётся пройти свой путь достойно, уже не попадают в наш мир после своей смерти. Для них уготовано более достойное место в так называемом Царстве Божием, о котором все говорят, но никто не знает, ни что оно собой представляет, ни где оно находится. Ведь самые лучшие из людей ещё в молодом возрасте гибнут, вероятно, потому, что высшие силы изымают их из жизни, чтобы сохранить их чистоту для иного пути.
   Иногда ему казалось, что он достиг такого духовного уровня, после которого высшие силы могут перевести его в другую неземную обитель, и он больше никогда не вернусь в этот мир. И тогда на него находила тоска, потому что он очень привязался к этому миру, и ему не хотелось с ним расставаться, хотя он видел его всего только первую половину своей жизни, а вторую половину лишь чувствовал. Он полюбил этот мир и не знал, что будет там, куда должен был вскоре отправиться. Его одолевало два чувства. С одной стороны, он хотел до конца насладиться этим миром и подарить ему свою любовь, с другой же стороны, ему хотелось узнать, куда приведёт его путь. Поэтому с этого самого момента его жизнь разделилась на два потока. С одной стороны, он продолжал вести свою активную жизнь, общаясь с его друзьями, знакомыми и незнакомыми людьми, впитывая знания этого мира из разговоров с ними, через их оценки и видения многих вещей, а также читая разные свои для незрячих печатные источники и слушая радио. С другой стороны, он погрузился в некое медитативное состояние, в которое вводил себя каждый раз, когда оставался наедине с собой. Он делал это для того, чтобы проникнуть в глубины своего сознания и найти там связь с другим временем и другими мирами. Обычно этим он занимался в ночные часы своего бдения.
   Он не стал заимствовать ни у кого никакой системы медитации, потому что только глупый и недалёкий человек подчиняет себя какой-то чуждой ему системе, беря на своё вооружение чужие ошибки и следуя по ложному пути. Я доверился интуиции. В нем не было страха смерти, поэтому он не боялся погрузиться в себя настолько, чтобы потом не выйти совсем из него. Проведя некоторое время в таком состоянии, он вдруг ощутил, что всё в нём оседает, как осадок в сболтанном стакане, его мысль проясняется, и он почти не слышит своего дыхания. Это странное состояние его тела показалось ему настолько необычным и новым, что ему однажды даже пришла в голову мысль, уж не умер ли он, задержав своё дыхание. Но тут же он прогнал эту мысль, потому что вспомнил, что человек бессмертен, просто, он переходит из одного состояния в другое, и при этом перед ним открываются новые миры. И там за этой тишиной и безмолвием стоял другой мир, куда он собирался проникнуть. Это была дверь, за которой притаилась тайна. И ему хотелось постучаться в эту дверь, но он не решался, а только стоял и слушал тишину вечности. И ему захотелось вдохнуть в себя тот притаившийся за дверью мир, наполнить им свои лёгкие и раствориться в нём. Он знал, что в тот мир проникали многие мудрецы, называющие себя потом совершенно мудрыми. А китайские даосы даже путешествовали по нему, а затем благополучно возвращались назад. И всё их считали бессмертными, потому что они уносились в одну эпоху, а возвращались на землю в другую. Будды странствовали по тому миру своим способом, умирая стариками, а потом возрождаясь в мире людей младенцами. И он мог переступить порог того мира, но что-то его удерживало. Он чувствовал, что ещё не готов это сделать. Он боялся, что быстро не сможет вернуться в свой мир, а у него осталось в нём ещё столько незавершённых дел. И одним из них являлись его отношения с любимой женщиной. А вдруг у них что-то не заладится, – ловил он себя на мысли, – «вдруг женщина моей мечты решит всё же вернуться ко мне».
   Подумав об этом, он внезапно услышал музыку, доносящуюся из темноты. Играла флейта, и звенели колокольчики. «Да, – твёрдо сказал он себе, – мне туда ещё рано. Меня держит всё ещё в этом мире земная красота. До сих пор я ещё не насытился прелестью жизни, хотя, из всех видов чувств потерял самое главное – моё зрение». Он стал произносить некоторые фразы, связывающие его со своим миром. И тут же перед его внутренним взором стали рождаться образы, близкие его сердцу. И он вдруг поразился тому обстоятельству, что видит то, о чём говорит. Он произносил слово, которое по сути своей являлись набором простых звуков, но оно вдруг тут же оживало. Как это происходило, он не знал. Он даже не понимал, что возникало вначале, а что потом. Был ли это образ, или движение воздуха, рождающееся в глубине его груди, или колебание произнесённого им звука в той среде, которая окружала его, и на которую он влиял своим присутствием. Но только его слова, наполненные смыслом, вдруг оживали, как у египетского бога Птаха, и он явственно видел всю картину, где звуки преобразовывались в мазки, рисующие на тёмном полотне его слепоты красками картинки всего, о чём он говорил сам с собой. Он как бы изнутри мог наблюдать анатомию своего воображения, к которому подключалась его интуиция. Он говорил: «Вот сейчас я вижу её, как она подходит к моему дому. Вот она поднимаются по лестнице вверх и стоят возле моей двери». И в то же самое время он услышал стук в дверь, который вывел его из медитации и вернул на землю. Здесь рядом с ним, в самом близком пространстве должна была открыться дверь, за которой скрывалась Тайна.
   Здесь я прерываю своё писание, потому что слепой прозрел. Совершилось чудо! Как это произошло, мне не понятно с моими собачьими мозгами. Но он стал видеть. Зрение после двадцати лет слепоты восстановилось полностью, может быть, от неожиданного потрясения.
   Далее я привожу его рассказ, как это всё случилось, написанный им в его записях уже обыкновенными буквами для зрячих.
   ***

   Ein Lied, vom Wind herbeigewehrt,
   ist tausend Unzen Goldes wert.
   Ob Ihr wohl auch mein Herz versteht,
   wenn Ihr Ton der Fl;te h;rt?

   Я открыл дверь и увидел её. Я её увидел после двадцати лет моей слепоты. Зрение вернулось ко мне, может быть, от счастья. Она стояла на пороге и улыбалась.
   – Мне стоило большого труда разыскать, где ты живёте, – сказала мне Царица ночи. – Можно войти к тебе? Я принесла тебе флейту.
   От избытка чувства и потрясения я не мог произнести ничего более внятного, чем эту фразу:
   – Волшебную флейту?
   – Да, – сказала она, – самую настоящую волшебную флейту, которая уже совершило чудо. Я вижу, что ты видишь.
   На некоторое время я лишился дара речи.
   Она вошла в прихожую, и я помог ей снять пальто.
   Придя, наконец, в себя, я сказал:
   – Как всё неожиданно и странно. Но такие чувства я испытываю впервые в жизни, извини меня, если я буду вести себя странно.
   – Ничего, – ответила она, – не стесняйся, веди себя, как тебе хочется. Я вижу, что ты рад меня видеть. И если я принесла в твой дом свет, то я счастлива.
   – Ещё, какой свет! – воскликнул я. – Этим светом я буду сейчас светиться всю свою жизнь.
   Она прошла в комнату.
   – Вот здесь я и живу. Моё жилище, конечно не дворец, но и не совсем хижина, в каких живут бедные аскеты. Могу напоить вас чаем.
   Она рассмеялась и сказала, что с удовольствием выпьет чаю.
   Я засуетился на кухне и, чтобы побороть своё смущение, спросил её:
   – Как поживает ваш муж?
   – Он опять уехал, – сказала она, и я почувствовал в её дрогнувшем голосе нотку обиженной женщины.
   – Поехал строить новый мост?
   – Да, – ответила она, – и я вспомнила о тебе, о твоей игре на флейте.
   – Я вернул флейту её владельцу, – ответил я. – После того, как перестал брать у тебя уроки, с музыкой было покончено.
   – Извини, – сказала она, – во всём виновата я. Поэтому я и купила эту флейту для тебя.
   – А как ты меня нашла? – с интересом спросил я.
   – О, – рассмеялась она, – мне пришлось нанять детектива, чтобы разыскать твой адрес. Но, как ни странно, он нашёл тебя довольно быстро и не взял с меня никаких денег, сказав, что я сама могла позвонить в общество слепых, и там бы мне стразу же сказали кто ты, и где живёшь. Оказывается, ты у нас в городе известная личность.
   – Ну, что ты такое говоришь, – молвил смущённо я и пригласил её к столу.
   Только сейчас я понял, что мы разговариваем с ней на «ты», как самые близкие люди.
   Мы пили чай и беседовали, я плохо соображал от счастья, и плохо помню, что происходило. Меня всего трясло, как может трясти от великого потрясения. Потом мы оба оказались в одной постели. И это я очень плохо помню, так как был пьян только от одной её близости. Лёжа с ней, я уже не помнил ни каких Марин и Катрин. Всё мгновенно ушло в далёкое прошлое, и казалось миражом.
   – Ты, наверное, удивился, когда я пришла к тебе? – спросила она меня, когда мы уставшие после упоительной услады лежали друг возле друга.
   – Может быть, ты не поверишь, но, когда ты пришла, ко мне вернулось зрение. Не знаю, что со мной произошло. Может быть, всевышние силы указали на моё предназначение на земле, сказав мне, что своё счастье я должен найти на земле, а не на небе. И если ты опять уйдёшь, то я останусь на всю жизнь слепым, – сказал я, целуя её в плечо, – ты же знаешь, что ты была первой женщиной, которую я полюбил страстно и любил всё свою жизнь. Всё прекрасное в этом мире я всегда связывал только с тобой. Но, по правде сказать, я удивился, когда услышал твой голос после того, как ты взяла с меня клятву никогда больше не искать с тобой встречи. Я так рад и благодарен тебе за то, что ты нашла меня.
   – Может быть, ты меня осуждаешь, – сказала она тихо, – но я хочу стать твоей, и уйти от мужа. Я так решила.
   – Что я могу сказать, о каком осуждении ты говоришь? Я так рад, что у меня и слов нет, – только и смог вымолвить я.
   – Я беременна от тебя, – вымолвила она, – это произошло со мной впервые в жизни. Я изменила мужу и тут же забеременела. До тебя с ним у меня ни разу не было не с кем связи.
   Я задыхался от счастья.
   – Потом я поняла, что люблю тебя.
   – А я уж хотел распрощаться с жизнью.
   – Глупый дурачок.
   – Я люблю тебя безумно, – ответил я, – единственное, что меня беспокоит – это я беден. У меня нет таких возможностей, какие имеет твой муж.
   – Ты думаешь, это – главное в жизни у женщины? – улыбнулась она. – Деньги – это ничто, главное – это любовь. К тому же, кое-что у меня есть самой. Так что мы с тобой очень бедными не будем. Мы сможем где-нибудь снять квартиру, или ты переедешь ко мне. Мой муж оставит мне всё, что я имею сейчас.
   – Но почему ты хочешь оставить своего мужа? – спросил я её.
   – Не знаю, – ответила она, подумав, – может быть, он меня не любит настолько, чтобы быть всегда со мной вместе. Я не хочу всегда оставаться соломенной вдовой, ждать его редкие приезды, чувствовать себя не женщиной, а не знаю, чем. Я ещё достаточно привлекательна, и вижу, как другие мужчины смотрят на меня. И это бывает тогда, когда я целыми месяцами живу без мужской ласки. Любая женщина так устроена, что не может обойтись без этой физиологической потребности. Я же чувствую себя несчастной женщиной. К тому же, не каждый мужчина меня устроил бы. Красивая внешность, хотя она тоже имеет какое-то значение, но это не играет большой роли. Это не то, что мы ценим в мужчинах. Нас всегда привлекает интеллект и душа, которыми обладает мужчина. Чаще всего, они и становятся главными козырями в наших женских предпочтениях. Мы, женщины, хоть и учимся всю жизнь, но всё равно от мужчин берем основные знания и принимаем их взгляды и видение этого мира. Я думаю, это происходит не потому, что нам недостаёт ума. Просто шагать по протоптанной дорожке всегда легче, чем самим нам прокладывать дорогу, ещё не известно, куда и к чему. Так что мужской мир нас вполне устраивает, потому что мы можем устроиться где угодно, даже в аду. Мужчины на такое не способны, поэтому они нуждаются в нас. Мы можем делать их жизнь более удобной и комфортной. Но для этого нужно, чтобы мужчина был рядом. Нужно знать, что ты ему нужна, что он желает тебя, что ты ему просто необходима. А когда этого нет, то зачем вообще этот супружеский контракт? Женщина не любит, когда на вокзале с ней знакомиться мужчина, жуя на ходу пирожок и пытаясь затащить её на пару минут в какое-нибудь укромное местечко. Женщинам нужна стабильность и постоянная долгая любовь. Только тогда женщина бывает по-настоящему счастлива, когда она имеет семью. Это заложено в нас с детства, мы можем быть проститутками, но о хорошей семье мы мечтаем всю жизнь.
   Царица ночи замолчала и положила голову мне на плечо.
   – Как надолго уехал твой муж? – спросил я у неё.
   – Как минимум на два месяца, – ответила она, – но если мы с тобой сейчас решим всё, то я напишу ему сегодня же, и не буду дожидаться его возвращения. Я думаю, что он даст мне развод немедленно.
   Я обнял её и сказал:
   – Я никогда не был женатым человеком. Но я буду учиться у тебя. Ты увидишь, я – прилежный ученик. К тому же ты научишь меня, наконец-то, играть на флейте. И мы вместе с тобой составим дружный семейный дуэт.
   Она засмеялась и прижалась ко мне. Я же обхватил её стройные ноги, которые когда-то в юности были обтянуты ажурными чулочками в сеточку. Эти ноги сводили меня с ума, и я забыл обо всём на свете, отдаваясь с жадностью тем наслаждениям, о которых мечтал всю свою жизнь.
   – Ты знаешь, что меня всегда притягивает к тебе? – спросила Царица ночи, склонившаяся надо мной, приблизив лицо так близко, что я мог чувствовать её дыхание. – В тебе скрыта какая-то тайна. Мне кажется, что ты владеешь чем-то таким, чего я не встречала ни в одном мужчине. Ты знаешь больше, чем говоришь. У женщин очень развита интуиция, и иногда они чувствуют истинное положение вещей, но не всегда могут высказать его своими словами. Я знаю, что ты идёшь своей дорогой, но думаю, что наши пути не разойдутся, и мы соединимся навсегда.
   – И даже смерть нас не разлучит! – воскликнул я.
   – И даже смерть нас не разлучит, – засмеялась она, – потому что у нас будет ребёнок. И потому что в тебе есть то, к чему я стремилась всю свою жизнь, и никогда не получала удовлетворения. Я могу это назвать духовным источником. Мой муж тоже умный человек, но он зациклен совсем на других понятиях. К тому же, как мне кажется, его знания поверхностны, в нём нет той глубины и страсти, с которыми ты доискиваешься скрытых истин. Для него весь мир ясен и понятен. Поэтому мне бывает с ним скучно. От тебя же я каждый раз слышу, какое-нибудь открытие для себя. Это и есть тот духовный источник, из которого проливаются знания и возникает понимание многих вещей в мире. Я благодарна тебе. Но даже это не главное, а главное то, что ты любишь меня по-настоящему, до самопожертвования. И я могу любить тебя до самопожертвования. Женщине это делать легче, чем мужчине. Женщина всегда жертвует всем ради мужчины, но вот мужчина это делает не всегда. Мне кажется, что в тебе как раз нашла тот идеал, к которому всегда стремится женщина. Ради этого идеала можно пожертвовать всем, даже жизнью. Знаешь, как у Гарсия Лорка: он, она, луна и смерть.
   Она замолчала, и мы некоторое время лежали в тишине.
   – Иногда я чувствую в глубине своей души, что была рождена для другого, – продолжила она через некоторое время. – Может быть, мне следовало родиться мужчиной. Вся моя жизнь кажется мне очень странной. Если бы у меня был ребёнок, то и без мужа я чувствовала бы себя женщиной, заботилась бы о нём. А так я – одна. Женщина не может всё время заботиться о себе и жить в одиночестве. От этого у неё меняется характер. Как ты думаешь, почему многие женщина начинают заниматься проституцией? Я думаю, что они это делают не только для того, чтобы заработать деньги. Они чувствуют, что кому-то нужны. Кто-то может ими интересоваться, желать их или любить. Без этого женщина не может жить. Самое ужасное для женщины, это почувствовать свою ненужность никому. Можно быть очень красивой, но чувствовать себя несчастной. Чаще всего так и бывает, красивые женщины всегда несчастны. Все они – одиноки.
   Она глубоко вздохнула и замолчала. Мне стало её жаль.
   – Ты такая же, как и я, – заговорил я страстно и вдохновенно, – оба мы одиноки в жизни и заняты постоянными поисками. Иногда мне кажется, что мы втянуты в какую-то игру, которая не трогает наши сердца. Мне тоже бывает не всегда интересно находиться среди людей, жить их обычной жизнью. Мы с тобой созданы для чего-то другого. Может быть, мы с тобой и есть то единое целое, разделившееся когда-то после деления. Знаешь тот миф древних греков, когда люди были шарами и катались по земле довольные собой и окружающим миром. Но потом боги разделили их и перемешали между собой. И с тех пор каждая половинка ищет свою половину, и не может успокоиться до тех пор, пока не найдёт её и не соединится с ней.
   – Так считай, что мы соединились с тобой, – с улыбкой произнесла Царица ночи и погладила своей узкой ладонь мою плоскую грудь.
   – Но человек создан всё-таки не только для соединения со своей половиной, – продолжал я, – вместе мы будем веселы, испытаем радость, но подлинная жизнь мужчины всё же проходит не в семейной жизни. Иначе мужчина ничем не отличался от простого самца.
   – Так в чём же состоит подлинная жизнь мужчины? – спросила меня моя Царица ночи.
   – Мужчина всегда является игроком на поле. Он играет со своими желаниями, с идеями, и иногда даже со смертью. И это ему нравится. Если мужчина не способен смотреть на жизнь как бы со стороны, отстраняясь от неё, то он не способен понять, что он делает. Кроме участника этой игры, он должен быть одновременно и судьёй. Но когда он становится истинным судьёй, то тогда его сердце уже не трогает то, что происходит перед его глазами, перед ним как бы открывается иная истина, когда он освобождается от своих привязанностей, и его путь лежит в стороне от событий, волнующих всех других. Он обретает иную сущность, которая делает его независимым и одиноким, и может быть иногда несколько жестоким в его безотносительности к этой жизни. Человек начинает видеть на поле ни людей, а причины, объясняющие ему, почему вся эта игра происходит так, а не иначе. От этого у него пропадает удовольствие от наслаждения жизнью. Он уже не цепляется за неё, не пытается, во что бы то ни стало, проявиться в этой жизни, стать её героем, а довольствуется ролью зрителя, и смотрит на многие вещи хладнокровно, как бог. Это хладнокровие приводит его к отчуждению от всего, что может волновать обыкновенного человека. Он начинает жить только разумом, а не чувством. В этом-то мы и отличаемся разительно от женщин, которые воспринимают весь наш мир через свою обострённую систему чувств.
   – Неужели и ты можешь стать таким чёрствым? – озабоченно спросила меня Царица ночи.
   – Нет, – ответил я, – с тобой я уже никогда не стану чёрствым. Моя жизнь наполнилась новым смыслом.
   – У меня тоже бывает такое охлаждение, – призналась Царица ночи, – но я всё же стараюсь оставаться женщиной, жить сердцем, а ни разумом.
   – Ты очень похожа на меня, – сказал я, – потому, что у тебя, также, как и у меня есть свой мир – свой домик, куда может спрятаться улитка в моменты опасности. Такой домик имеет каждая женщина. И он придаёт ей силы. Но в отличие от женщины домик мужчины прозрачный. Он не имеет стен и растягивается в пространстве до размеров Вселенной. Мужчина не способен в нём спрятаться, он может только в него уйти и заблудиться. Дети всегда бывают большие фантазёрами, потому что их домик не имеет своих стен, весь мир открыт перед ними как на ладони. Поэтому дети являются всегда самыми подвижными путешественниками в своих фантазиях. Девочкам иногда надоедает блуждать в космосе, и они начинают строить свои дома. Как только девочка отстраивает свой дом, она превращается в женщину, и мир перестаёт её интересовать. Её больше волнует то, что находится рядом с ней, или что она может заполучить. Мальчик же всегда остаётся вечным странником, и его сердце и разум постоянно открыты для всех космических ветров и веяний. Поэтому, наверное, женщина в жизни всегда строитель, а мужчина – разрушитель. Мужчина катится по жизни, как перекати-поле, а женщина, если не поспевает за ним, то расстается с ними и начинает строить своё собственное жилище, свою ракушку для улитки.
   После этих слов Царица ночи некоторое время лежала молча, после чего, наконец, сказала:
   – Наверное, ты прав. Я думаю, что по-настоящему любить умеют только женщины. Никто из мужчин не способен на глубокую любовь.
   – Ну что ты такое говоришь? – запротестовал я. – Двадцать лет я тебя не видел, и всё равно любил только тебя. Из-за тебя я потерял зрение, из-за тебя же его обрёл. Ты ослепила меня своей красотой, а сейчас опять вернула возможность видеть тебя. Неразделённая любовь к тебе довела меня почти до самоубийства. И сейчас я не хочу ни с кем делить тебя. И я не расстанусь с тобой ни на минуту своей жизни. Я всегда буду у твоих ног, как твой раб.
   – И как господин, – засмеялась Царица ночи, – тебя и не нужно меня ни с кем, делить я полностью твоя. И уже твой ребёнок во мне.
   Я обнял её и стал целовать.
   – Единственное, что я жалею, – сказал я, – этот то, что сразу же не подошёл к тебе и не признался в любви. Если бы это произошло тогда, то не было бы этих двадцати лет расставания. Но это высокое светлое чувство я хранил в своём сердце всё это время с того самого момента, когда увидел тебя прогуливающейся по набережной в чулочках в сеточку.
   Царица ночи рассмеялась.
   Я думаю, – продолжил я, – что самый главный путь в жизни человека – это путь любви. Именно любовь в мужчине рождает и философию, и творчество и саму жизнь человека. Без любви, наверное, не было бы и этого мира. И ты, как девушка моей мечты, встретилась мне не случайно, только благодаря тебе я смог покорить те вершины, которые достиг. Как будто высшие силы послали тебя мне в тот момент. Через любовь мы постигаем высшие символы мироздания и единимся с Богом. Ведь вершиной Бога и всего мироздания является красота. Наша красота, как внешняя, так и внутренняя. Истинная красота любимой женщины всегда парализует мужчину. Она вводит его в то состояние, когда он теряет разум. Ради таких мгновений и ощущений не жалко даже умирать. Даже когда я был лишён зрения, вспоминая тебя, я упивался твоей красотой, наслаждался твоим совершенством, хотя внутри себя, считал, что красота неуловима и мимолётна, как грёзы верховного божества. Но что странно, когда в своих мыслях я погружался в омут чувственного счастья, моё духовное прозрение от этого нисколько не затуманивалось, а наоборот, оно очищалось, как зеркало, которое протиралось от пыли. Мой разум не только не меркнул, а мысли не путались, но я видел то, что раньше ускользало от моего внутреннего взора, а в голову приходили мысли, которые раньше меня не посещали. Я понял, что любовь, возвышенная, действует на человека как катализатор. Она помогает раскрыть все его внутренние богатства, развить те таланты, о которых он даже не подозревал. Я слышал, что аскеты удаляются в горы или пустыни, чтобы обрести одиночество и сосредоточиться на своём умозрительно-созерцательном опыте, отказываются от личного счастья, дистанцируются от своего чувственного пресыщения. Но разве нельзя всё совмещать в себе и от этого быть вдвойне счастливым?! Я знаю, что дня нет без ночи, а ночи нет без дня. Сублимация и отдохновение должны быть во всём, без этого всё стаёт чёрствым и безжизненным. Мир наш, который и является раем, так и придуман, где всё чередуется. И возможно, для того чтобы лучше ощутить то, что мы приобретаем, нам необходимо вначале от него отстраниться, чтобы почувствовать всю его ценность. Ведь не случайно Тамино должен был пройти период испытание молчанием, чтобы потом соединиться с Паминой. Только так можно жить полноценно и радостно. И духовное совершенство должно развиваться с чувственным совершенством. Жизнь наша короткая, и нам нужно всё успевать делать: и любить, и наслаждаться, и философствовать, и творить.
   – И воспитывать наших детей, – сказала, смеясь, Царица ночи.
   – И строить наш дом, – ответил я, целуя её.
   – И ещё нужно посадить деревья, – добавила она.
   Я взял в руки волшебную флейту и издал несколько протяжных звуков.
   Моя невеста рассмеялась. Приставив флейту к губкам, она заиграла чудесную мелодию, которая заполнила нашу спальню божественным звучанием, и наши сердца забились в унисон, радуясь нашему счастью.
   ***
   Когда мой хозяин прозрел, я стал ему не нужен. Я это понимал и сам покинул его. Он обрёл своё счастье и нашёл свою половину.
   Я хотел рассказать о моих отношениях с богом Абраксасом, но это уже совсем другая история, и будет ли она интересна людям. Ведь в этой истории сокрыто такое, что не всем, может быть, приятно услышать, а именно, некоторые древние пророчества Абрасакса. Желают ли они их знать?



ОКОНЧАНИЕ ИСТОРИИ

   Перед тем, как я решил уйти из дома моего прозревшего хозяина, случилось ещё одно радостное событие в жизни двух людей, нашедших своё счастье. И дело было так:
   Мой хозяин спросил свою будущую супругу:
   – Будем играть свадьбу?
   – Обязательно, – ответила она, улыбаясь, – и повенчаемся в церкви. Ведь мы соединились вместе на века.
   Хозяин счастливо рассмеялся и, погладив лысую голову, сказал:
   – Тогда на свадьбу нужно будет пригласить сына.
   – Как? – удивилась Царица ночи. – У тебя есть сын? Ты раньше мне об этом не говорил.
   – Есть, – ответил хозяин, – но он уже большой. Ему двадцать лет. Сейчас он уже лейтенант после суворовского училища. Служит в музыкальном военном оркестре в столице.
   – Когда же ты его завёл? – продолжала удивляться невеста.
   – Да он сам завёлся, – рассмеялся хозяин.
   – Как это? Сам?
   – Когда я потерял зрение, ко мне приехала мать, ухаживать за мной и поддерживать морально. Мне с ней в обществе слепых дали эту квартиру. В этом доме раньше социальная служба селила только слепых с семьями. Так вот, прошло совсем немного времени после того, как мы въехали сюда, раздался в прихожей звонок. Мать вышла на лестничную клетку и принесла на руках новорожденного ребёнка. В нашем городе жило много студентов, и часто студентки беременели в общежитиях, и таким способом, освобождались от детей, продолжая учиться дальше.
   При этих словах Царица ночи побледнела.
   – Мать вначале хотела отнести ребёнка в социальную службу, но когда малыш у нас переночевал, то ни она не хотела его отдавать, ни я. Я и предложил ей его усыновить. Сказал, что буду отцом. Она засмеялась и сказала, что ей всё равно ухаживать за одним ребёнком или за двумя. Таким образом, у нас в семье появился мой сын. До десяти лет он рос в нашей семье счастливо, но потом моя мать заболела, а вскоре умерла. Я не хотел расставаться с мальчуганом, полюбил его как своего сына. В какое-то время он был смыслом моей жизни, без него и без матери я мог в одиночестве не выдержать. Но у мальчика было призвание. С детских лет он мечтал стать военным. И я решил не становиться у него на дороге, помог ему определиться в столичное суворовское училище. Но на каникулы он приезжал ко мне. И мы вместе весело проводили время. Я даже купил ему компьютер, тогда это было редкостью для детей.
   При этих словах Царица ночи расплакалась.
   – Что такое? – обеспокоился хозяин. – Я тебя чем-то обидел?
   – Нет, – ответила она сквозь слёзы. – У меня было то же самое. Только вместо мальчика была девочка. И она мечтала стать балериной, но я очень любила её, и всеми силами старалась помешать осуществлению её мечты, потому что не хотела, чтобы она стала актрисой, да ещё балериной. Я знаю, что все артисты несчастны. В своё время сама хотела стать балериной, но вовремя остановилась. Не хотела, чтобы у неё была такая судьба. И, в конце концов, моя дочь сбежала от меня. Однажды она собрала все свои вещи и исчезла из нашей семьи. И больше я её ни разу не видела. Даже не знаю, что с ней.
   Хозяин обнял её и стал утешать.
   – Не печалься, мир не без добрых людей. Она ещё найдётся. Мы вместе с тобой её разыщем. Когда она ушла от тебя?
   – Десять лет назад.
   Хозяин задумался.
   – А знаешь, что интересно, – вдруг сказал он, – когда мой сын уезжал в столицу, то он мне первое время писал очень часто письма. И в первом же письме написал, что познакомился в поезде с одной девочкой, которая была немного младше его. Она призналась, что сбежала из семьи, чтобы поступить в балетную школу. Может быть, это и была твоя дочь.
   При этих словах Царица ночи перестала плакать и нетерпеливо спросила:
   – А что дальше? Что с ней произошло?
   – О! Это – целая история, – обрадованно воскликнул хозяин, – девочка в столице поступила в балетную школу. И с этого времени между моим сыном и ею завязались очень дружеские отношения, и я думаю, что, может быть, даже возникла любовь. Во всяком случае, в последних письмах сын намекал мне, что в его жизни могут произойти перемены, и что он готовит мне сюрприз.
   – Какой сюрприз? – спросила невеста.
   – Не знаю, – смеясь, ответил хозяин, – но догадываюсь. Иногда в жизни случается предопределённость. И если мы надеемся на хорошее, то очень часто это хорошее сбывается. Вот только нужно жить возвышенными устремлениями и любовью. Но что удивительное, перед тем как мой сын отправился в суворовское училище, я ему подарил маленькую костяную флейту. Я ему сказал: «Возьми её и не забывай своего отца. Когда тебе станет грустно на чужбине, поиграй что-нибудь и вспомни меня, и я услышу твою музыку, как бы далеко ты от меня не находился, и буду думать о тебе. Эта музыка всегда будет соединять наши сердца. Пусть она будет всегда при тебе, ведь она занимает очень мало места. Её можно даже засунуть в голенище сапога. Но она во всех случаях может поднять твой дух, и принесёт тебе удачу и счастье». Я ему так сказал, когда мы расставались. И он это запомнил. Потом он писал мне с благодарностью, что, когда он в поезде стал играть на этой флейте, к ним вошла эта девочка. Он ехал с сопровождающим офицером из военкомата и ещё одним будущим курсантом. Девочка услышала его музыку и вошла в их купе. Так вчетвером они доехали до столицы, и с этого времени постоянно дружили. По воскресеньям они встречались и вместе ходили в кино и гуляли по городу. Девочка жила в общежитии для одарённых детей при балетном училище, совсем недалеко от казармы моего сына. Оба они закончили свои училища, она попала в балетную труппу театра, а сын – в военный оркестр при генштабе. Так что можно сказать, что их соединила флейта.
   – Волшебная флейта, – сказала Царица ночи, рассмеявшись. – Напиши ему, пусть он приезжает со своей девушкой, может быть, она что-нибудь знает о моей дочери, расскажет мне.
   – Может быть, это и есть твоя дочь? – сделал предположение хозяин.
   – Даже и не говори это, – запротестовала Царица ночи, – в жизни не может быть такого стечения обстоятельств, такой удачи и счастья. Зачем надеяться на то, что не может сбыться.
   – Почему же, – удивился хозяин, – в жизни как раз бывает больше счастливых обстоятельств, чем несчастных. И стать счастливым намного проще, чем несчастным.
   Девушка мечты хозяина улыбнулась, услышав эти слова.
   Её глаза засветились надеждой. Хозяин отбил телеграмму сыну, и вскоре парень с девушкой прибыл к родителям на свадьбу. Каково же было изумление обоих приёмных родителей, когда они встретили сына и дочь. Было сыграно сразу две свадьбы.
   В этой суматохе и этой чрезмерной радости они, конечно, забыли обо мне. Я тихо радовался их счастью, и решил им не мешать. Моя помощь им уже не была нужна. И я скромно удалился. Единственно, что меня огорчило, это – то, что сын хозяина старый компьютер, на котором были записаны все мои рассказы, выбросил на свалку. Получалась, что я как бы напрасно всё это записывал на жёсткий диск.
   Когда хозяин запротестовал такому расточительству, сын сказал ему:
   – Папа, это такое старьё, что в него даже невозможно вставить флешку. Мы приготовили вам свадебный подарок – ноутбук.
   Придётся мне искать медиума, чтобы ещё раз пересказать всю эту историю, чтобы он мог её записать.
   ***
   Когда я увидел, что все любящие сердца соединились, я тихо покинул это семейство. Хотя хозяин и продолжал ко мне относиться с любовью и заботой, но я по своему характеру – пёс, собака независимая, и могу жить только с теми, кто во мне нуждаются. Вероятно, мой уход его очень огорчил. Но он обрёл своё полное счастье и нашёл свою половину, жил с женщиной, которую любил более двадцати лет, будучи слепым, соединил свою любимую женщину с её приёмной дочерью и поженил своего сына на очень хорошей девушке. Чего ещё желать? Полное счастье и согласие, таких семейств, наверное, мало в мире.
   Я же привык заботиться о несчастных. Так я оказался на улице среди бездомных собак и наконец-то соединился со своим богом Абрасаксом. Но не буду забегать вперёд, а расскажу всё по порядку.
   Предупреждаю заранее, что эта история кому-то покажется неприятной, потому что я хочу высказать некоторые свои мысли по поводу человеческой сущности, которая не всегда оказывается на высоте по сравнению с собачьей. Часто в разговоре люди употребляют ругательное слово «собака», как бы пытаясь сравнить своего оппонента с нами, собаками. Странное дело, с одной стороны они нас так любят, что «заводят» нас у себя дома, как будто мы тараканы или какая другая пресмыкающаяся тварь, делят с нами жильё, кормят нас, а потом выбрасывают на улицу за ненадобностью, когда мы им надоедаем. Это за всю нашу преданную службу им, а уж преданнее нас человеку больше нет существ в мире. Вот такая безответственность! Мы же не называем негодяев ругательным словом «человек».
   Так во многих городах возникают целые поселения бездомных собак. Нас начинают отлавливать, в лучшем случае, помещать в питомники, где мы подыхаем с голоду, в худшем случае, нас просто отстреливают, а из наших шкур народные умельцы делают всякие художественные изделия.
   В нашем городе живёт триста шестьдесят пять бездомных собак. Это число всегда постоянно. Если кто-то умирает, то число сразу же пополняется выгнанной из дома собакой. Есть правда ещё потерянные, но они быстро возвращаются в семьи, если хозяева их по-настоящему любят и пытаются их отыскать. Наверное, поэтому мы никогда не будем применять слово «человек» в ругательном смысле.
   Собаки нисколько не хуже людей, а по некоторым своим качествам и внутренним свойствам даже лучше. Что касается нашей духовной жизни, то все мы – философы, ведь недаром в своё время Диоген сравнивал себя с собакой.
   Как только я оказался на улице, первая же встречная бездомная собака сказала мне, что все бродячие собаки города подчиняются своему богу Абрасаксу, который обосновался недалеко от городского центрального рынка и живёт в окруженье четырёх собак.
   – Но как я его узнаю? – спросил я.
   – Он сам тебя узнает, – ответила она.
   Я тут же отправился на поиски своего бога.
   Ранним утром на одной из улиц, примыкающих к рынку, меня окликнул женский голос:
   – Эй, любезный, ты куда бежишь?
   Я оглянулся и увидел женщину средних лет, стоящую на коленях возле входа в деревянный дом. Этот вход находился на углублённой в землю крохотной площадке, к которой можно было спуститься по трём ступенькам, так как дом был очень старый и врос по наличники окон в землю. Над входом нависал небольшой козырёк от дождя. Там и приютилась бедная женщина, как видно, проведшая всю ночь на свежем воздухе. Рядом с ней лежал небольшой пакет. Ступни её ног были ампутированы, а к голеням привязаны подушечки, на которых она и передвигалась. Женщина была такой же бездомной, как и собаки, лежавшие подле неё. Тут же раздался их лай, бросившихся её защищать.
   – Цыц! – воскликнула женщина. – На место!
   Собаки тут же перестали лаять и послушно улеглись возле её ног. Все четыре собаки были небольшого роста, дворняги, и отличались друг от друга мастью: белая, чёрная, серая и коричневая.
   – Вот, – сказала женщина им, – нам не хватает ещё рыжей.
   Женщина опять обратилась ко мне:
   – Так куда ты бежишь, любезный?
   Ну что я мог ей ответить? И подумал: «Какая странная женщина! Разговаривает с собаками. Но что ей остаётся ещё делать с такими ногами»?
   – Не подумай, что я не слышу того, что ты говоришь, – вдруг сказала женщина. – Если у меня нет ног, то это не значит, что у меня нет и ума.
   Я был поражён. Она проникала в собачьи мысли, она могла разговаривать с собаками. Кто ж она такая?
   – А ты не признал меня, – сказала женщина, – ведь я и есть тот Красавчик, которого поп изгнал в церкви из твоего хозяина в тебя. Но в тебе я оставалась недолго, так как сразу же нашла подходящее человеческое тело, способное меня принять. Женщина хотела покончить жизнь самоубийством, разве я могла допустить такое. Вот сейчас я в её обличие.
   – Так ты и есть бог Абрасакс?! – удивился я.
   – Ну, а кто ж ещё, – рассмеялась женщина. – Знакомься, это мои преданные слуги.
   И она жестом указала на собачек и представила их:
   – Этот серенький пёсик – Ну-с, умненький, очень понятливый. Того белого зовут Логос, хоть и маленький, но очень задиристый. Рядом с ним чёрный Фронезис, очень сообразительный, его разум превосходит средние человеческие возможности. И наконец, коричневая девочка, её зовут София, очень мудрая. Как видишь, все собачки у меня маленькие, и их физические возможности ограничены, а ты такой здоровый и сильный. Так как у тебя нет имени, я назову тебя Динамис. Ты будешь всех нас защищать от других собак и людей. Добро пожаловать в наше общество.
   Я тявкнул два раза.
   – Но прежде чем ты в него войдёшь, я бы хотела тебе вкратце рассказать, в какое общество ты входишь, и кто твои будущие друзья. А заодно ты узнаешь, кто я.
   Женщина достала из пакета расчёску и стала причесываться, затем сказала:
   – Ну что любезный ты готов меня выслушать?
   Я подошёл ближе к этому экзотическому обществу и уселся на верхней ступеньке нисходящей лестнице.
   – Вот и прекрасно, – сказала женщина.
   Все собачьи взгляды устремились на меня.
   – Видишь ли, мой любезный друг, – продолжила она, – прежде чем начать твоё глубокое образование, как говорят люди «пройти ликбез», тебя нужно познакомить немного с историей. Когда-то в древности были такие гностики, очень премилые люди. Они мне поклонялись. Среди них был такой замечательный мудрец Симон Маг, который даже духовно состязался с апостолом Петром в Риме. Жаль, что ты не знаешь немецкого языка, а то бы я порекомендовала прочесть тебе опус Карла Густава Юнга «Семь проповедей о мёртвых», а также труд другого учёного Дитериха «Abraxas, Studien zur Religionsgeschichte des spater Altertums». Оба эти учёные в своё время довольно забавно обо мне писали. А писатель Герман Гессе вообще преклонялся передо мной, и сделал меня богом нескольких своих героев. И даже американец Мэнсли Холл написал обо мне кое-какие исследования. Дело в том, что раньше обо мне было написано очень много книг, но почти все эти труды были уничтожены. Христианская церковь об этом позаботилась, методично и последовательно извлекая из потаённых мест эти опусы и уничтожая. От учений Симона, Василида и Валентина практически ничего не осталось.
   – Но почему? – удивился я.
   – Потому что гностики составляли большую конкуренцию нарождающейся христианской церкви, и когда эта церковь стала доминирующей в Европе, но она просто собрала все книги гностиков и сожгла, объявив их учение ересью. Ведь слово гностик на греческом языке означает мудрость и знание, что христианская церковь всегда считала только своей прерогативой. Всё, что входило в противоречие с христианской доктриной, объявлялось ересью и незамедлительно уничтожалось. Гностиками на ранней стадии зарождения христианизма был создан даже свой Орден, который интерпретировал христианские Мистерии с языческим символизмом. Свои философские достижения и магические знания они практиковали среди очень узкого круга своих посвящённых в тайны членов.
   – Повелительница! – воскликнула коричневая собачонка, именуемая Софией, – расскажите ему о теософском диспуте между Симоном и Петром.
   – Исторически этот факт не доказан, – улыбнулась женщина, – Симон Маг, который считался в Новом завете христианской Библии волшебником, является основателем гностицизма, как одной из ветвей развивающегося христианства. Неизвестно ещё, каких высот духовной жизни и мудрости достигло бы христианство, если бы направилось по этому пути. Однако апологеты официального христианства объявили учение гностиков происками дьявола и вырвали его с корнем из своей почвы. Сам Симон Маг обладал сверхъестественными способностями, которые церковники приписывали дьявольским фуриям и духам ада, которые якобы его везде сопровождали. Церковники также выдумали эту историю диспута Симона с Петром, чтобы окончательно подорвать его авторитет среди своих верующих. Пётр и Симон проповедовали в Риме разные доктрины. Симон, доказывая своё духовное превосходство, вознёсся на небо на колеснице из огня. Все видели, как Симон оказался в воздухе и парил в небе, поддерживаемый невидимыми силами. Когда Святой Пётр увидел это чудо, то стал кричать и приказывать демонам и духам воздуха опустить Симона на землю, что те и сделали. Симон упал с высоты и разбился, что якобы и явилось победой христианской церкви. Но вот меня всегда занимал вопрос, как мог Пётр подчинить себе дьявольские силы? Ведь человек, который подчиняет себе дьявольские силы, сам становится дьяволом. В самой этой легенде есть противоречия. Тем более, сейчас историки всё больше склоняемся к мысли, что эта история придумана, потому что им известно несколько версий смерти Симона, и все они противоречивы и никак не стыкуются между собой. Конечно же, прошло очень много времени, и что-то доказать или опровергнуть не представляется возможным. Но есть очень много свидетельств очевидцев того времени, которые в своих письменных работах утверждают, что святого Петра в это время вообще не было в Риме. Всё духовное наследие Симона уничтожено Церковью. То, что Симон был великим философом, доказано тем, что, когда другие мыслители цитируют его изречения, восхищаешься простотой и ясностью его изложения, а также великолепием его слога.
   – Жаль, что нельзя их услышать, – с завистью произнёс я.
   – Ну почему же, – заметил женщина Абрасакс, – у меня хорошая память, я могу тебе процитировать небольшой отрывок пересказа Ипполита об учении Симона, с которым я была хорошо знакома, и даже не раз с ним беседовала сама. Я всегда привожу его всем современным мыслителям, как пример сложного понимания нашего мироздания, которым задолго до них обладали их предшественники.
   – Буду вам весьма признателен! – воскликнул я.
   – Только вначале поясню. В нём он говорит о вселенских Эонах, неком сложном обобщённом философском понятии, означающем одновременно разные категории, такие как периоды, плоскости, циклы творения жизни в пространстве и времени, небесные создания. Так вот, он говорит: «Из вселенских Эонов вырастают два побега, без начала и без конца, от одного Корня, который есть невидимая сила, непостижимое молчание – Битос. Из этих побегов один проявляет себя над другим, и тот, что сверху, есть Великая сила, Универсальный Ум, упорядочивающий все вещи, и является он мужским. Второй побег, проявляющий себя снизу, Великая Мысль, является женским, производящим все вещи. Соединяясь друг с другом, они производят Промежуточную Среду, непостижимый Воздух-эфир, которому нет начала и конца. И в нём есть отец, Который поддерживает все вещи, питает те вещи, которые имеют начало и конец». Как видишь, здесь под Воздухом нельзя понимать ваш земной воздух. Это некое физическое пространство, где, в том числе, присутствует и живородящая среда, которой проникнут весь наш космос. Это пространство является средоточием всякой манифестации результатов позитивных и негативных принципов, когда одно воздействует на другое, и всё это происходит в средней плоскости, или в точки равновесия, называемой плеромой. Плерома – особая субстанция, произведённая из смеси духовных и материальных эонов. Из плеромы выделился Демиург, бессмертный смертный, которому вы обязаны вашим физическим существованием.
   – Постойте, – перебил я Абрасакса в женском обличье, – вы намекаете на то, что Вседержитель и Демиург людей является бессмертным смертным?
   – Нет, – ответила женщина, – представление о Боге у гностиков намного сложнее, чем ты можешь себе представить. В их системе есть три пары противоположностей, называемые Сизигиями, иными словам, происходящими от Вечного. Они вместе с Демиургом составляют божественную семёрку. Шесть Эонов, составляющих три пары живых божественных принципов, были детально описаны Симоном в его труде «Философумена» как Нус и Эпинойя, Фон и Онома, Логисмос и Энтумезис. Из этих начальных шести эонов, соединённых Вечным Пламенем холодного горения, происходят эоны-ангелы, которых Демиург направляет в низший мир. Последователь Симона – Василид Александрийский путём математических исследований обнаружил меня, бога Абрасакса. В другое время своим путем меня нашли при помощи математического анализа кельтские друиды. В моём названии Абрасакс зашифровано число триста шестьдесят пять, по количеству дней в году. Имя Митры даёт такое же число. Василид полагал, что вся Вселенная разделена на это число эонов, или духовных циклов, и что их сумма является Верховным Отцом, которого каббалисты и окрестили моим именем Абрасакс, что и означает числовой символ моей божественной силы, атрибутов и эманаций.
   – Так значит, людской бог Яхве и вы – это одно и то же? – попытался уточнить я.
   – Не будем спешить с определениями, – заметила безногая женщина, – в представлении людей я выгляжу как чудовище с человеческим телом, головой петуха, а каждая его нога заканчивается змеёй.
   – Но почему у вас сейчас другой вид? – полюбопытствовал я. – и почему вы без ног? Где и как вы их потеряли?
   – Ничего я не теряла, – ответила женщина. – Я это тело просто временно арендовала. Можно это и так назвать. С той женщиной мы поменялись местами. Я её отправила в лучший мир, чтобы она немного пришла в себя от горя и жизненных переживаний. Когда она там отдохнёт, я верну ей тело. А где она потеряла ноги, я не знаю, забыла у неё спросить.
   – Значит, вы тогда покинули меня?
   – Ты это прекрасно знаешь, – сухо заметила она. – Но вернёмся к сути нашего разговора. Гностики считали, основываясь на философии Василида, которую приводят писания христианского святого и епископа Ирения, что Бог несотворенный вечный Отец, который сначала породил свой Нус – Ум, затем Логос – Слово, после этого возник Фронезис – Разум, а от Фронезиса произошли София Мудрость и Динамис – Сила.
   При этом она окинула нас своим насмешливым взором и рассмеялась.
   – Сейчас все вы у меня в сборе. Можно сказать – полный комплект.
   Собачки радостно заскулили, а женщина в своей божественной ипостаси продолжила:
   – Беллерман рассматривал меня как божество гностического пантеона, представляющее собой Верховное существо с пятью Эманациями. Из человеческого тела, обычной формы, вырастают две опоры – Нус и Логос, символизируемые змеями, что означает внутренние чувство и быстрое понимание. Именно поэтому греки сделали змею атрибутом Богини Паллады. По их представлениям моя голова петуха олицетворяла Фронезис – Разум как предвиденье и бдительность. А руки представляли не что иное, как Софию, держащую щит Мудрости, и Динамис – Силу с плёткой Власти.
   – Так вы являетесь высшим божеством Яхве или нет? – добивался я ответа, на поставленный мной вопрос.
   Опять женщина проигнорировала мой прямой вопрос, продолжив своё уклончивое объяснение:
   – Гностики разделились в своих воззрениях относительно Демиурга, творца низших миров. Демиург устроил земную Вселенную с помощью шести сыновей, или эманаций – планетарных ангелов, которых Он произвёл из себя и внутри Себя. Как я сказала, Демиург возник от низшей субстанции, называемой плеромой. Кое-кто из гностиков считал, что Демиург был ответственен за всё зло и был дьявольским созданием, построившим свой низший мир, отделив при этом души людей от истины и заточив их в смертные оболочки. Другие рассматривали Демиурга как божественно инспирированного и выполняющего волю невидимого Повелителя. Некоторые гностики полагали, что еврейский бог Иегова был Демиургом. Эта концепция повлияла на средневековых розенкрейцеров, которые принимали Иегову за повелителя материальной Вселенной, а ни как Верховное божество. У гностиков были свои воззрения по отношению к Христу, которого они персонифицировали с Нусом – Божественным Умом, эманацией высших духовных эонов. Нус вошёл во Христа при крещении и оставил его при распятии. Гностики заявляли, что Христос не был распят, поскольку божественный Нус не может умереть, на что Симон Киренаик предложил свою жизнь, а Нус через свою силу придал Симону сходство с Христом. Ирений утверждал, что несотворённый и непоименованный Отец увидел падение человека, он послал своего первенца Нуса в мир в форме Христа для искупления всех тех, кто верил в него, для освобождения сил, которые сотворили мир. Он появился среди людей как Иисус и творил чудеса.
   – Значит, – спросил я, – у гностиков не было ясного представления о тех небесных силах, с которыми они имели дело?
   – Почему же, – возразила женщина, – гностики делили человечество на три части, на дикарей, которые боготворили только видимую природу; на тех, кто подобно евреям, боготворил Демиурга; и, наконец, на самих себя или тех, которые боготворили Нуса в виде Христа и почитали истинный духовный свет, исходящий от высших Эонов. Гностики оказали большое влияние на формирование христианской церкви. Но было у них и нечто своё. Так после смерти Василида его последователь Валентин особо выделил Мудрость – Непорочную Софию.
   При этих словах, я заметил, как коричневая собачонка вскочила с места и два раза радостно тявкнула.
   – В их «Книге Спасителя» есть много интересных материалов относительно эонов и их обитателей, – продолжила говорить женщина. Позднее гностики разделились на секты валентианцев, офитов – почитателей змей и адамитов.
   – А сколько же было школ? – удивился я.
   – Их было две, – ответил она, – сирийская и александрийская.
   – А чем они отличаются? – поинтересовался я.
   – Александрийцы склонялись больше к пантеизму в отличие от сторонников сирийской школы, которые являлись дуалистами.
   – Да, – подумав, заметил я, – у людей добро и зло не может быть разделённым. Они всегда двойственны. Только соединяя добро и зло вместе, они способны обрести равновесие. Уж такая у людей натура, здесь ничего не поделаешь. Какие они сами, такое у них и мировоззрение.
   – Совершенно верно, – согласилась со мной женщина, – ты прав. Именно, якобы, из-за сходства с ними я завоевала у гностиков расположение к себе. Я имею в виду сходство ни внешнее, а внутреннее. Правда, гностики сирийской школы допускали такое раздвоение у меня. Я у них иногда выступала в двух ипостасях: злодея, устраивающего войны и губящего человека, и спасителя, помогающего человеку воскресить свои добрые начала, и направить свои усилия к созиданию.
   – А кто вы на самом деле? – спросил, жадно слушая её слова.
   – Вот поживёшь со мной и сам увидишь, – рассмеялась женщина.
   Пока мы разговаривали, краешек солнца уже чуть-чуть выглянул из-за горизонта. Город просыпался. На тротуаре появились первые прохожие. Женщина взяла в руку пакет и объявила всем:
   – Ну что, моя милая гвардия, пора приступать к работе, а то за разговорами я не заработаю даже вам на еду. Тем более в нашей команде прибыло.
   Она зашаркала ногами, передвигая их, и упираясь на колени и голень, стала взбираться по лестнице. Собачки тут же выскочили на тротуар и взяли её в оцепление, почётный эскорт, к которому присоединился и я. Мы очень тихо направлялись на рынок. Женщина-бог походила на карлицу, потому что продвигалась с трудом и очень медленно, практически на коленях. Белая и коричневая собачки убежали далеко вперёд. Время от времени они останавливались, оглядывались на нас и возвращались. Чёрная и серая мимоходом шарили по урнам и разрывали пакеты с мусором, стоящие на обочине дороги. Вероятно, их заставлял это делать утренний голод. Я шёл рядом с женщиной Абрасаксом. Она мне говорила:
   – Рынок – самоё оживлённое место в городе, через него за день так или иначе проходят все жители города. Так сказать, общий перекрёсток движения и всех путей. Находясь на рынке, можно познакомиться со всеми обитателями этого города.
   – Так почему же вы меня оставили, – спросил я её.
   – А тебе, что же, нужна была нянька? – рассмеялась она.
   – Да, нет, – завилял я хвостом, – я – собака самостоятельная, обхожусь без нянек.
   – Но вот видишь, – сказала она, – я тоже думаю, что собакам не нужна помощь, потому что вы – цельные существа, устоявшееся в природе, можно сказать, кусочек самой природы, а вот человек – другое дело. Он порвал все связи с природой, обособился в своём внутреннем мире настолько, что потерял всякое чувство реальности, а это чревато гибелью для него. Поэтому я и пытаюсь помочь ему спастись в этом мире, который он, к тому же, уже научился разрушать.
   – И чем же вы хотите ему помочь, – проявил я любознательность.
   – Хочу помочь ему музыкой, – сказала она.
   – Музыкой? – удивился я. – Но у него и так полно всякой музыки, да ещё такой, что от неё оглохнуть можно.
   – Вот-вот, – согласилась она, – он от этой музыки не только оглох, но ещё и ослеп. А музыка – это чувство, это – мысль, это – естество и сама жизнь.
   – И ещё стал нечувствительным ко всему, – добавил я.
   – А чего бы ты хотел с его сегодняшней жизнью? – спросила она.
   Я мотнул головой. Некоторые собаки, пробегая мимо, бросали на нас приветливые взгляды. Женщина в знак приветствия кивала им головой.
   С каждой минутой прохожих на улице становилось всё больше и больше. Транспорт двигался уже сплошным потоком. На остановках стояли люди, ждущие своих автобусов. Некоторые из них сочувственно смотрели на нас, другие отводили взгляд в сторону.
   – Весь этот мир, в котором живёт человек, отражён внутри его, – продолжала женщина Абрасакс, – то, что есть снаружи, есть и внутри. И эти миры тесно друг с другом связаны, потому что все люди есть продолжение единого целого с природой. Они неотделимы от этого мира, и поэтому между миром и ими нет никакой преграды. Всё, что происходит в мире, происходит и в них самих. Поэтому ключ к пониманию Истины находится в них. Как мир представляет их, так же они сами представляют этот мир. В них есть всё, что есть в этом мире: добро и зло, свет и темнота, низость и высота, благородство и подлость. Они летят в этом потоке времени, вбирая всё в себя, и потом возвращают всё это потоку, пропустив через себя несколько в искажённом, очеловеченном виде. Иногда это бывает прекрасно, а иногда – отвратительно. Они такие же текучие и иллюзорные, как текуч и иллюзорен этот мир. В них нет никакой реальности, потому что её не существует и в мире. Но именно этим качеством они ценны и красивы. Потому что сама красота иллюзорна и текуча. А вся ценность этого мира заключена в вечном движении.
   – Но почему они искажают представление о мире, как вы сказали? – спросил я.
   – Почему? – подумав, переспросила женщина, – Потому что они – люди, и на всё смотрят людскими глазами.
   – Но они, может быть, понимают больше, чем все другие существа в мире, – выступил я в их защиту.
   – Сомневаюсь, – сказала она.
   – Они постоянно стремятся изучать этот мир, – настаивал я. – Для этого они создали даже свою науку.
   – Человеческая наука ничего не знает, – спокойно сказал женщина. – Ведь все мысли рождаются не объектом, а высшим разумом, и они распространяются по всему мира как струящийся свет, как сила притяжения, проникая в самые потаённые глубины материи. Вся материя живая, и она мыслит, потому что сцеплена между собой нерушимыми связями. Мыслят звёзды, туманности, галактики. Весь эфир заполнен мыслью. И если к человеку в голову приходит какая-то мысль, это ещё не значит, что она его, принадлежит ему. Человек просто является временными носителями этой мысли. В природе нет ничего несовершенного и незавершённого, ибо то, что стремится к совершенствованию уже совершенно, а то, что пытается как-то завершиться, уже завершилось. Почка на дереве уже содержит в своей основе форму листа, новорожденный ребёнок таит в себе образ старика. Снесённое яйцо, имеет в себе зародыш птицы, а кокон – гусеницу и бабочку. Всё это совершенно, как сама природа, и завершено в своём движении. В жизни нет смерти, есть только изменения. Эти изменения скрыты от их взгляда, потому что находятся в системе других координат времени и пространства. Существо человека вечно, также, как и существо камня, огня, воды и всех других элементов, и стихий в мире. Человек – это та же стихия и элемент природы. Эта вечная система времени и пространства, подчинённая лишь Всевышнему, который постоянно перемешивает в себе все эти элементы и стихии, получая каждый раз разные виды материи. В этой части Вселенной возникает один мир, в другой части – другой. Нет ничего в мире похожего друг на друга, потому что все элементы находятся в вечном и постоянном соединении друг с другом и в распаде между собой. Мы можем называть это постоянной смертью, также как постоянной жизнью. Ничто не уничтожается, а только возникает, из одного – другое, из другого – третье, и так всегда. И каждый раз они вырабатывают качественно новый материал. Но он является новым лишь для них, а не для нас, небесных сущностей, потому что мы можем его сравнить с тем, что было до них, и можем предположить, что будет после них. Человек – увлекающееся существо, которое постоянно экспериментирует. Мир сам по себе совершенен. Люди просто не могут при их жизни видеть конца этого совершенства, потому что не видели его до своего появления на свет. Вот, например, они считают, что муравьи, которые сейчас просыпаются в своих муравейниках, менее совершенны, чем они, люди. Но наблюдали ли они за их организацией труда? Пытались ли разобраться в сложностях конструкции их жилища, понять иерархию их отношений? И не приводила ли их в изумление разумность, с которой те решают многие свои жизненные проблемы? Разве могут они сказать, что муравьи неразумные существа? А если взять пчёл, бабочек, тараканов, мышей? Я уже не говорю о птицах и животных. Во многих отношениях они даже умнее человека, потому что этот мир они считают своим домом, а люди постоянно стремимся отгородиться стенами и заборами от этого мира, до сих пор хотят его завоевать и освоить, не подозревая, что именно этим и разрушаем его целостность. Я считаю, что травы, насекомые, птицы, рыбы, животные и звери более целокупны и ближе к природе и к Богу, чем человек. Человек разделён в себе. Он не ценит то, что имеет. Его аппетиты возрастают так стремительно, что скоро ему станет тесно на земле. Он диссонирует с природой и Богом, а его агрессивное поведение провоцирует землю и небо уничтожить его, как биологический вид, который рушит всё вокруг себя. Неужели так трудно жить в гармонии с природой? Их предки умели это делать. Когда-то они носили сапоги с загнутыми носками, чтобы не топтать землю, а гладить её своей подошвой. Сейчас же они её пропахивают, просверливают, взрывают. А что они делаем с воздухом? Скоро уже дышать будет нечем. Загрязнили всю воду, начнут помирать от жажды. Вырубают всё леса. Сколько же времени ещё будет терпеть их эта планета?! Я слышу постоянно голоса всех живых существ на земле, которые жалуются на человека.
   – Кому?
   – Нашему Господу, – ответило она, – и просят оградить их от человеческого зла. Ведь они такие же, как мы, божьи создания, творения нашего Господа, его любимые чада. Они так же, как и люди, являются частичками Бога. А люди лишают их среды, изгоняют их с мест, травят, убивают, изводят. Они никак не могут понять, что сами когда-то были ими, пока не превратились в людей, и, может быть, опять вскоре в них превратятся. Люди все стали бессердечными, они потеряли связь с Истиной. А для того, чтобы восстановить эту связь, они должны полюбить все эти существа, всё, что их окружает, проникнуться состраданием к ним и не усложнять ни их жизнь, ни свою. Их жизнь была бы намного прекраснее, если бы все живые существа на земле пели Господу гимны об их человеческой доброте.
   При этих словах я усомнился и заметил:
   – Если бы эти живые существа ещё нашли общий язык с Богом.
   – Уверю тебя, – горячо сказала она, – что все эти живые существа имеют общий язык с Богом. Это вот люди никак не могут найти его с ним. Когда-нибудь они это поймут, когда услышат голос Вселенной. Всё в мире разговаривает между собой, всё имеет свой язык. И земля говорит с небом. Просто нужно научиться слышать его, уметь слышать время. И этому может им помочь музыка. Божественная музыка.
   Дойдя до перекрёста, собаки все остановились и стали поджидать нас. Когда мы с женщиной приблизились к ним, загорелся зелёный свет светофора, женщина спустила колени с тротуара на мостовую и стала переходить улицу без особой спешки. И тут я заметил, как собачки стали стеной, отгораживая её от машин. Даже когда загорелся красный свет на пешеходном светофоре, ни одна машина не тронулась с места. Водители сочувственно понимали ситуацию. Перейдя улицу, мы вступили на рыночную площадь. Собачки сразу же разбежались по ней, обнюхивая мусор, который ещё не успели подмести дворники. Кто-то из них обнаружил кусочек пирожка, и тут же его проглотил. Коричневая собачка вылизывала обёртку от мороженого. Женщина-богиня добралась до главного прохода и устроилась недалеко от ларька. Затем она достала из пакета пустую коробку из-под обуви и положила перед собой. После чего она из этого же пакета извлекла берестяную дудочку. Я сидел рядом с ней и наблюдал за всеми её движениями. Она мне улыбнулась и сказала:
   – Так просто просить милостыню как-то стыдно. Чувствуешь себя неполноценной. А вот если играть на флейте, то это уже не попрошайство, а артистическая работа. Ведь можно просто играть в своё удовольствие, а тем, кому понравится музыка, могут платить деньги, а могут и не платить, это уж их дело.
   Мне было странно слышать, как она свою дудочку назвала флейтой. Я-то её видел у слепого и знаю, что это такое.
   Народа на рынке было ещё немного, продавцы только ещё раскладывали свой товар по прилавкам. А прохожие спешили, кто на службу, кто на работу. Собачки всё ещё сновали по рынку, иногда подбегали к торговцам в надежде выпросить что-либо на завтрак.
   Осматривая свою дудочку и протирая отверстия носовым платком, женщина говорила мне:
   – Немного подождём с концертом. Сейчас людям не до музыки. Видишь, как все спешат. Куда торопятся? По правде сказать, последнее время люди совсем перестали слушать музыку. А если что-то слушают, то это – такая какофония, что впору затыкать уши. Музыка стала очень примитивной. А это – горе для людей. Ведь музыка всех связывает с Вселенной. Музыка настраивает душу на определённые частоты. А люди последнее время совсем не разбираются в музыке. Сейчас люди пытаются понять сокровенный смысл музыки, но это им не удаётся. Они тщательно исследуют её такими науками как акустика, лингвистика, нейрофизиология и даже теология, и всё бесполезно. Потому что они даже не знают, что представляет этот их предмет изучения. Но они все же догадываются, что музыка играет важную роль в мироздании.
   Несколько дворников стали подметать рыночный проход. Голуби садились на асфальт и важно расхаживали, воркуя и отыскивая крошки и зёрна. Воробьи с чириканьем перелетали от одного места к другому. Высоко в небе свистели стрижи.
   – Изучение природы звучания имеет сейчас для человечества первостепенное значение, – продолжала говорить женщина, – потому что через звучание человек может получить любую информацию. Собственно говоря, он уже давно её получает. Потому что язык и является тем источником информации, который и сделал людей людьми. Правда языковое общение является только низшей ступенью развития живых существ. Если бы у них не было этого звукового источника, они бы ничем не отличались от пыли. Следующий этап их развития это – им нужно научиться говорить без слов. Так как общаются животные и звери. Например, как вы, собаки, общаетесь между собой. Но пока для людей такое общение недоступно. С их языком они сейчас представляют природе нечто существенное, но всё ещё ограниченное. Всё в этом мире издаёт лишь себе самому присущие звуки и звучания. Главное сейчас для людей – научиться слышать неслышимые звуки, которые существуют за порогом их восприятия. Ведь они не слышат, как говорят с ними звёзды. Все вещи и живые существа на земле через звуки общаются и разговаривают между собой. А вот в безвоздушном пространстве, где распространение звуковых волн невозможно, они даже не представляют, каким образом там происходит общение. Они даже не знают, что звук напрямую связан со светом. Определённые звуки имеют определённую тональность, как свет имеет определённые цвета. Есть ещё более высокий уровень общения, это – использование гравитации, о котором они даже не догадываются. Космос постоянно разговаривает с ними, но они даже не понимают этого. Настолько они примитивны. А последнее время они специально примитизируют себя, сужая свой диапазон звучания. Космос пытается разговаривать с ними, посылая им сигналы звуковые, световые, гравитационные, которые они никак не воспринимают. С ними разговаривает Небо, а они, как свиньи, его не слышат и не видят, и не понимают его языка. Вот я стараюсь играть им небесную музыку, чтобы их чему-то научить, но многие люди даже не слышат моих звуков, а ведь я разговариваю на их языке.
   Женщина вынули из дудочки пробку, и продула её через большое отверстие, затем опять закрыла отверстие пробкой.
   – Небесные звуки складываются в музыку, – продолжала она, – а музыка на глубинном уровне формирует их сознание. Их ученые сейчас уже доказали, что их язык нельзя плотно притягивать к мысли. Мысли существуют сами по себе, я язык – сам по себе. Просто исторически получилось так, что их язык сумел налагаться на мысль, а мысль – на язык. Но существуют многие способы выражение мысли. Одним из таких способов и является музыка, как древняя колыбель осмысления природы. Некоторые из их учёных сейчас бьются над расшифровкой кодов музыки. Если им это удастся добиться, и будут хоть незначительные успехи в этом направлении, то они смогу воспринимать те мысли, которые спускаются на них сверху в виде музыкальных откровений, и которые предназначены им для общения с высшими существами Вселенной. А в итоге раскрытия этой тайны они смогут услышать голос самого Господа Бога.
   – Похоже, что вы своей дудочкой помогаете им это делать, – заметил я.
   – Да, – скромно согласилась она, – всю их жизнь я пытаюсь обучить их музыке, но пока что у меня плохо это получается. Не восприимчивы они к высокой гармонии. Когда-то у них была прекрасная музыка, и они даже приблизились к восприятию божественного откровения, у них была опера, классическая музыка, но потом они опять покатились вниз по наклонной, и сейчас кроме ритма уже ничего не воспринимают. Ещё пройдет немного времени, и они превратятся в пыль, молчаливую пыль, потому что вообще разучатся воспринимать звуки. Их деградация началась с изобретением джаза. Джаз – это тот же их человеческий примитивный язык, перенесённый на музыку. Но в отличие от классической музыки в нём больше земного, чем небесного. Классическая музыка строго выстроена на основании гармонии. При помощи джаза человек говорит с небом, чаще всего, импровизируя, а композитор классической музыки всегда являлся медиумом, улавливая из космоса разные музыкальные композиции, который нисходили на него сверху. Он как бы принимал голос свыше. И к чему это привело, их увлечение джазом? Они уже перешли на рэп. Сейчас с земли несётся самая отвратительная музыка во Вселенную. Нельзя грязное мешать с чистым. Ещё немного времени пройдёт, и они начнут бурчать, как чайники, в которых закипает вода, или хрюкать, как свиньи, как они это делают со свингом в джазе. Вот их путь деградации.
   Женщина сплюнула себе под ноги и продолжила:
   – Музыка, как и любой звук, и любое звучание неразрывно связано со своим внутренним содержанием. Любой звук – это оболочка внутреннего содержания определённой сущности. Но чтобы проникнуть в эту сущность, нужно знать код раскрытия. Ведь любое слово их речи внешне напоминает простое звучание, иногда даже один звук у них что-то означает. Но в этом звучании есть определённый смысл. Звук или звучание проникает в их сознание и они, зная его код, понимаем, что оно значит. Такое же значение имеют знаки. Считывая буквы и иероглифы, они тоже понимаем, о чём идёт речь, иными словами, проникаем в ту тайну, которую эти знаки отображают. Но в мире есть много звуков и символов, которых они не понимают. Так, например, слушая пение птиц, они не знают, о чём те говорят, передавая друг другу закодированную информацию. Природа им подбрасывает очень много знаков и символов, которые они не в состоянии прочесть. Сама музыка является для них тайной за семью печатями, хотя они ею пользуются также в своей жизни, как и электричеством. С процессом многих явлений, происходящих в природе, они следуем параллельным курсом, не понимая сути происходящего, или истолковывая его со своей колокольни. Так как музыка обладает ритмом и мерой, что можно выразить цифрам, то её, как ничто иное можно сравнить с математикой.
   Услышав это сравнения, я тут же вспомнил слова Марины, которая тоже сравнивала музыку с математикой.
   – Более того, – продолжала грустно женщина, – математика их подтолкнула только лишь к технократическому развитию. Проникнув, таким образом, в их жизнь, она пронизала все их технические достижения, всю их общественную организационную структуру и, хоть и стала для них матерью всем их наук, но они так и не поняли истинного значения математики, потому что математика и есть та мера, которая определяет всё соотношение в мироздании. Сейчас математика у них хоть и довлеет над философией, но им всё равно не хватает ума использовать её по назначению. Они понимают, что каждая цифра имеет свой скрытый смысл, своё внутреннее содержание. Но дальше этого не могут продвинуться. Если бы они не открыли математику, то вряд ли вообще смогли бы проникнуть в тайны вещей. Именно математика развивает в них интуицию, а заодно и надежду проникновения в ещё необъяснимые тайны.
   При этих её словах, я вспомнил о Василии Антоновиче, учителя математики, физики и химии, создавшем свои «шары» и улетевшем с ними в космос, и я очень хотел спросить её о судьбе их исхода, но не решился прервать её речь.
   – Цифры спускаются к ним из космоса, – продолжала она, – в их атмосфере они преобразуются в звуки, а звуки – в звучание музыки. Им неоднократно приходилось слышать звучащую музыку, как бы льющуюся с небес. Она создаёт у них определённое настроение, настраивает их на определённый ритм, формирует их настроение. Такую музыку я спускаю им с небес каждый день. Она иногда звучит в их ушах, если они способны что-то слышать. Но, к сожалению, мало кто её слышит. Но если, слыша её, они отдаются её звучанию и следуют её ритму, то в жизни у них всё получается. Это и есть секрет моей волшебной флейты. С этим звучанием в их души проникает свет, светом наполняются их головы. Ты, наверное, слышал их выражение «светлые головы»?
   Я тявкнул и уже не мог удержаться, чтобы не спросить её.
   – А что случилось с теми шарами и людьми, которые были унесены космическим ветром из оперного театра?
   Услышав эти слова, женщина улыбнулась.
   – Они вознеслись к солнцу, – ответила она, – всё светлое всегда соединяется со светлым, также, как и тёмное тянется к свету, чтобы им напитаться. И все люди рано или поздно вернутся к солнцу, ведь всю жизнь они напитывались его энергией и светом. Все люди в конце жизни преображаются в свет, как и все прочие существа, получающие энергию от солнца. Солнце, отдавая им свои лучи, превращает их в свет и заряжает, и потом забирает их к себе обратно. Этим оно и живёт, отдавая всего себя и получая всех себе. Люди, преобразовываясь в световую субстанцию, прекрасно чувствуют себя на солнце, после чего опять возвращаются с лучами на землю посредством своего света, звучания и гравитации, или отправляются в путешествие в другие уголки вселенной, где жизнь никогда не кончается. Более того скажу, забегая вперёд, что в скором времени землю ожидают испытания. Ты же знаешь, что недавно две с половиной тысячи шаров с людьми улетели к солнцу. Когда они туда прибудут, а это очень большая энергия, солнце засветится в две с половиной тысячи раз ярче, чем оно светит сейчас. На земле ничего не изменится, кроме яркости солнца, температура останется той же. Но от яркости свечения многие люди ослепнут, а слепые прозреют. Тогда уже слепые станут поводырями зрячих. И вам, всем собакам, в том числе и бездомным, прибавится работы, чтобы помочь людям привыкнуть к яркому солнцу. Постепенно люди вновь будут обретать зрение, но всё будет зависеть от того, насколько их головы станут светлыми или просветлёнными. На земле настанет новая эра просветления. И люди перестанут относиться легкомысленно к свету, звукам и своему притяжению. Они научаться быть более совершенными сущностями. Именно поэтому я здесь, на земле, чтобы помочь им преодолеть все испытания.
   Я посмотрел на площадь и представил, как тысячи людей бредут по улицам с тросточками и собаками, и, вспомнив моего бывшего хозяина, спросил:
   – А те слепые, которые уже прозрели, снова потеряют зрение?
   Женщина рассмеялась и сказала:
   – Нет, тот, кто светится внутренним светом, никогда не станет слепым. Тот, кто слушает внутреннюю музыку, никогда не собьётся со своей дороги.
   – Почему? – спросил я.
   – Потому, – сказала она, – что звук и свет напрямую связаны друг с другом. Чем красивей музыка, тем больше наполняются светом их головы. Композиторы, я имею в виду достойных композиторов среди людей, очень хорошо знают одну тайну. Музыка, рождающаяся в их голове, как бы получаемая с небес предугадывает, а, может быть, и определяет многие события, которые должны происходить на земле. Эта музыка рождает определённое вдохновение. Прекрасная музыка – это подсказка самого Бога. Человек, способный её услышать, попадает в струю событий. Это и означает следование голосу Неба. Как будто сам Господь при помощи её направляет все его устремления в нужное русло. И ещё очень важно для людей замечать в их жизни знаки. Если они на эти знаки не обращают внимания, то совершают ошибки и несут большие потери. Судьба никогда не может быть слепой. Людей, так или иначе, кто-нибудь из небесных сущностей ведёт по жизни. Это может быть их ангел-хранитель. Он их предупреждает этими знаками: «Приготовься, сейчас с тобой произойдёт то-то и то-то». Или: «Опасность! Соберись с силами». Если они прислушиваются к этим знакам, то облегчают свою жизнь, не налетают на подводные камни, которые встречаются по курсу корабля их жизни. Они как указатели на карте их пути. Можно много говорить об интуиции, но интуиция это и есть как раз то внимание, которое помогает им разглядеть эти спасительные вехи в тумане их будущей неизвестности. Я тоже стараюсь их предостеречь своей игрой на флейте, но, к сожалению, их эфир так засорен мерзопакостными звуками, что мало кто из них прислушивается к звучанию моей волшебной флейты.
   Солнце поднималось всё выше над горизонтом, освещая крыши домой и играя отблесками своего отражения в окнах верхних этажей. Лёгкий ветерок пробежал по молодым листочкам деревьев. Птицы радостно щебетали.
   Женщина поднесла к губам свою дудочку и заиграла. И над торговой площадью в эти тихие утренние часы полилась божественная мелодия.

   Seit ich dem Fl;tenspiel gelauscht –
   Den wehmutsvollen Melodien -,
   ist meine Seele wie berauscht,
   und wie im Traum leb ich dahin.
   Die Wand, die mich gefangenholt.
   sperrt mir den Weg zum Paradies –
   da sie mir ja den Weg verstellt
   zu jenem, der die Fl;te blies.

   От её звучания у многих прохожих загорались теплотой глаза, а на лицах появлялись улыбки. Некоторые из них бросали мелочь в коробку, лежащую перед ней. Многие проходили мимо неё, даже не взглянув в её сторону, но в душе каждого из них эта музыка рождала тёплые чувства и приятные воспоминания из их жизни.

   Sie hatten die Augen sich wund geschaut.
   Die Sehnsucht verzehrte sie,
   bis sie der Fl;te anvertraut
   des Herzens Melodie.
   Den Einklang fanden sie im Klang,
   was selten nur geschieht.
   Drum singt von ihnen, feiert sie
   Mit Saitenspiel und mit Gesang,
   mit eurem sch;nsten Lied.

   Так бог Абрасакс помогал людям преодолевать трудности их нелёгкой жизни.

   Конец

   12 июля – 14 декабря, 2005 года, июнь 2013 г. 

   
-