Сан-Сити не изменился. Мы въехали на его территорию и покатили по пустым
улицам с одинаковыми домами. Их отличала нумерация и только, но дом деда имел
один штрих, который делал его особенным, и прежде всего для самого Марко.
Это был флаг Италии, только в миниатюрном виде. Он висел около входа, болтаясь
на ветру выцветшей тряпочкой. Теперь вспоминая Сан-Сити, я стал понимать,
как сильно Марко был предан Италии и насколько он ненавидел все, что связывало
его с Америкой. А тогда я просто запомнил флаг на доме, он еще долго всплывал
в памяти, когда я думал о Марко и отце.
Дверь была не закрыта, мы вошли внутрь, где все, казалось, окутано его
воспоминаниями Родины. В душном воздухе пахло старостью, она пропитала каждый
уголок. Вообще, весь город напоминал парад человеческой старости, где нет
места никому, кто не достиг возраста пенсионера. Поэтому в доме старика я
чувствовал себя заключенным в капсулу, в которой я не могу дышать. Не хватало
воздуха. Старик сидел в своем извечном кресле, на коленях лежала книга. То ли
он читал, то ли дремал. Очки совсем съехали на кончик носа. Марко Венделли
постарел еще больше, итальянский торговец глупостью и упрямством.
Ему шла старость, она делала Марко благороднее. Тело сохранило крепкую осанку,
хотя мышцы одряхлели, плечи опустились. И голова стала совсем седой, не
сохранив черного цвета на волосах. Мне не нравился чуть толстоватые нос и губы.
Он передал эти черты сыну, а я получил свои от матери. Во мне не было этой
итальянской полноты на лице. Когда мы навещали деда в его доме, и была жива
бабушка,он все тыкал в меня этим постыдным несовершенством, говоря, что я
полукровка с американской физиономией. Я молча сносил попреки,не в силах
достойно ответить на оскорбления.
- Папа,это мы с Греди, приехали повидать тебя.-Отец присел на корточки возле
старика и положил ему руки на острые колени.
Старик открыл глаза, веки казались бумажными, сморщенные. Он как всегда
молча взирал на отца пустым взглядом, в котором отец каждый раз пытался
уловить хоть что-то живое, желание ответить.
- Как ты себя чувствуешь? Мне звонила сиделка, она сказала, ты снова
капризничаешь,отказываешься делать уколы. Папа, ты должен делать эти уколы.
Не стоит пренебрегать назначениями врача.
Он говорил с Марко, как с ребенком. Мне казалось, стоит вспомнить, что с
мозгами у старика все в порядке. Он просто упрямый дурак. Дед уже не смотрел
на отца, его выцветшие глаза устремились сквозь окно напротив. Отец вздохнул,
встал, прошелся по комнате.
- Эти фотографии...сколько же им лет!? Мама здесь такая молодая и красивая.-
Он дотронулся пальцами до рамки. Пыль закружилась в солнечных лучах, осталась
на его пальцах.-Знаешь, мы с Греди уже несколько недель в разъездах,
путешествуем, проехали почти весь штат.
Старый упрямец смотрел в окно. Я заметил, он злится, желваки на щеках
побелели. Отец замолчал, ему трудно давались слова, обращенные к дедовскому
безумию. В комнате с осколками судеб на пожелтевших фотографиях, с четким
линиями скудной мебели, с маленьким итальянским флажком повисло тягостное
молчание.Теперь жизнь не принадлежала ни одной стране, она остановила свой
ход в Сан-Сити, на неизвестной мне планете. Белый мотылек влетел через
открытое окно и стал порхать под потолком. Марко мрачно наблюдал за
полетом,даже мотылек нарушал его закрытый мирок своим отнюдь не итальянским
видом.
- Единственное живое существо в комнате-мотылек, правда,папа?- Медленно
произнес отец.- Когда же ты перестанешь вести себя, как обиженный ребенок?
Я вышел на террасу,стало противно до тошноты! Странник, умница, ждал там,
даже не пытаясь просунуть свой любопытный нос в дедовское жилище.
Пришла сиделка, улыбнулась мне. Она всем улыбалась,в Сан-Сити все сиделки
улыбались. Так легче справиться с раздражением от такого количества стариков
на квадратный метр.Из отрывков разговора отца с сиделкой я понял, что дед
окончательно впал в безумие. Его два раза в день выводят на свежий воздух и
ставят потом капельницы. Стоя в дверях, я видел его несгибаемую фигуру со
взглядом сквозь окно. Мне вдруг захотелось мести за все годы моего унижения
и страданий отца. Пусть узнает, глупый старик, что я повзрослел и не стану
церемониться с ним, как делал отец. Я вошел в комнату, пока отец был на
кухне, взял стул, поставил напротив Марко так, что его взгляд не смог
пройти мимо меня.