Как же был прав классик, утверждая: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему»! Но что бы так… Несчастья и смерть будто преследовали эту семью повсюду…
…Дочь Нины, моей любимой соседки по даче, тридцатисемилетняя Ленка бегала по всему дачному кооперативу в поисках телефона. Вначале девяностых мобильники если и появлялись у кого-нибудь, то это было большой редкостью. У нас на участках мобильников не оказалось ни у кого, и Ленка уже два раза моталась в Борисово на почту, звонила домой – там никто трубку не брал. И знакомым невозможно было дозвониться… Лето… Выходные… Шашлыки да пиво… Все за город укатили.
- Лен, ну что ты с ума сходишь? – Я пыталась успокоить дочку подруги и придумывала все новые и новые варианты сегодняшнего неприезда на дачу Вадима, Ленкиного мужа и Дениса, ее сына. – У Дениса выпускной… Загулял парень… Отсыпается сейчас, наверное… Выспится, и приедут они с Вадимом, куда денутся…
- Нет, нет… Я чувствую… Что-то случилось… Они же всегда в субботу рано утром приезжали, а уже вечер скоро.
- Знаешь что, - молчавшая до этого Нина, которая, мягко говоря, недолюбливала своего зятя, решила, наконец, вмешаться, - собирайся-ка ты в Москву. Поезжай… Разбирайся со своими мужиками сама… Нечего душу терзать ни себе, ни нам…
Собрали Ленке денег в дорогу. Она сидела на даче почти без средств, а сегодня Вадим должен был привести большую сумму – расплатиться с рабочими за строительство огромного дома, затеянного им пару лет назад. Тогда на него свалились сумасшедшие по тем временам деньги: он стал финансовым директором какого-то ЗАО, которые появлялись в ту пору, как грибы после дождя.
- Выяснишь, что там и как, и дай знать… Созвонись с кем-нибудь из наших, кто сюда собирается или сама приезжай, - напутствовала соседка Лену. – Да не плачь ты… Чего раньше времени рыдать…
Ленка уехала, а мы с Ниной расположились на моей терраске, и она привычно стала жаловаться на дочь: «…и вечно она себе каких-то чудаков на букву «м» выбирает. Ромка, ее первый, по пьяни зарезал кого-то в подъезде. Денису тогда только год исполнился. Из тюрьмы, конечно, она ждать его не собиралась. Все принца себе искала. С квартирой, машиной… Дениса на меня бросит и шляется, не пойми где… А Ромка был парень хороший, добрый, заботливый. Только выпить очень любил… Вот и сидит теперь в тюряге, мается… Никому не нужен… Денису лет десять было, когда Ленка с Вадимом сошлась. Потом они Дашку родили».
- Даш, - отвлеклась соседка на пухленькую белобрысую девчонку, возившуюся вместе с моей внучкой в песочнице, - иди сюда, бантик поправлю.
Так вот, - продолжала Нина, поправляя Дашке бантик и вымазанное в песке платьице, - работали они вместе, он ее почти на двадцать лет старше, скорее уж мне, чем моей вертихвостке, в мужья годится. Мужик денежный, но жадный. Вон, никак с рабочими за хоромы свои не расплатится…
Соседка кивнула на недостроенный огромный дом Вадима. Он причудливым замком высился рядом с ее небольшим ухоженным домиком, который Нинка, одна из первых в нашем дачном кооперативе, построила. Женщина она была хваткая, работящая, все сама могла делать. Строгать, пилить, красить. Машину водила. Запорожец. Ее муж, довольно известный конструктор получил в свое время Государственную премию. Вот тогда у них машина и появилась, хотя и маленькая, но своя. А вот дом построить вместе с мужем она так и не успела. Достраивала уже одна.
Когда мы только получили эти участки и начинали строиться, достать законным путем что-либо из строительных материалов было совершенно нереально. Исхитрялись, кто как мог. Одни «лепили» домики из подручных материалов: каких-то поддонов, горбыля, списанных фургонов. Другие – договаривались в деревне, разбирали заброшенные дома и с превеликими трудностями перевозили их к себе на участки. Да и участки-то тогда власть выделяла нам на землях бросовых: заросших бурьяном, кустарником, на болотах, торфяниках, бывших помойках, на каких-то старых захоронениях. Сколько земли, чернозема, песка и навоза мы сюда перетаскали – одному Богу известно. Нас до сих пор в округе называют «люди на болоте». Каждую весну, а после затяжных дождей особенно, вода под ногами еще долго хлюпает, никак высохнуть не может. И никакая мелиорация не помогает…
Однажды, в самом начале освоения нашего обширного болота, кто-то пустил слух, что в Баковке можно прикупить пиломатериалы и по весьма приемлемой цене. Нинка с мужем кинулись туда еще засветло. Приехали. Склад закрыт. По близости никого. Стали наудачу ждать кладовщиков. Никто не появлялся. Солнце уже жарило вовсю. Нинин муж возился возле раскаленной машины. Вдруг, охнув, молча осел на землю… Обширный инфаркт… Как хрупкая Нинка смогла поднять его, огромного 100-килограммового мужика, уложить на заднее сиденье, а потом на сумасшедшей скорости гнать до ближайшей больницы, мы до сих пор понять не можем. Но живым до больницы она мужа не довезла… Он скончался еще в машине, не приходя в сознание… А теперь вот и с Вадимом что-то случилось. Мы обе это понимали, вернее, чувствовали.
- Ты знаешь, - продолжала Нина. – Боюсь, что и вправду, беда стряслась. Мне ведь сегодня сон приснился… Будто Денис уходит куда-то из дома, спускается вниз по длинной предлинной лестнице, а рядом я, вся в черном, Ленке с Дашкой рукой машу, будто прощаюсь, а Вадима вообще нигде нет, не видно. - Нина смахнула набежавшую вдруг слезу. - Ой, не хорошо мне что-то… Накапай валокордину...
- Ну, ты еще здесь сырость разводить будешь… Уймись... Давай лучше кагорчику вместо валокордина примем, капель по сто пятьдесят. Полегчает. - Я достала початую бутылку кагора, разлила по рюмкам. Выпили… Помолчали…
Нина, подперев щеку натруженной, с обломанными ногтями рукой, принялась, не спеша, вспоминать: «Зря им я этот участок тогда сосватала, можно было и на другой улице обосноваться. Пустых участков еще полно оставалось. А мне, дуре, захотелось к ним поближе. И дочь рядом, и внуки присмотренные. Вот теперь и аукается… Ведь этот участок, почему несколько лет никто не брал… Прошлые хозяева, когда только получили его и приезжали сюда осмотреться, разбились на машине. Насмерть… А потом Бусаргин, что у нас в 1-м отделе работал, помнишь, сын его еще сюда привозил, строиться здесь хотел. Так он лет семь назад под машину попал… С тех пор участок и пустовал. И что меня дернуло, когда Ленка с Вадимом сошлась, уговорить их здесь строиться… Не знаю… Гиблое это место… Проклятый участок…»
Я молчала, не зная, чем еще, кроме кагора и ничего не значащих слов утешения, можно было успокоить соседку.
- Пойду, поздно уже, - Нина забрала Дашутку и отправилась в свой ухоженный уютный домик…
…Ленка тогда с огромным трудом разыскала Дениса в областной больнице: у него было тяжелейшее сотрясение мозга и множество переломов. Мужа она нашла в Наро-Фоминске, в морге. Денег при нем, конечно же, не оказалось. Как рассказали Ленке гаишники, машина Вадима мчалась по резервной полосе, а навстречу ей, на огромной скорости – «Нива». Почему, кто заставил этих двух лихачей, сумасшедших водителей ехать именно по резервной, выяснить так и не удалось. И почему никто из них не увернулся, не уступил дорогу – теперь тоже узнать не у кого… А уж куда делись деньги для строителей Ленкиной дачи, приходилось тогда только догадываться.
После похорон Вадима Ленка переселилась в Нинин дом. Оставаться в недостроенном, где они с Дашкой и Денисом прожили все лето, она не могла.
- Понимаешь, - говорила мне Лена, - там все время кто-то ходит, вздыхает, копошится. Ночью проснусь – вижу тени вокруг, и голоса слышатся… Что-то падает наверху, трещит, гул какой-то постоянно… Ужас…
- Перестань, Лен, - успокаивала я ее, - это мыши, наверное. Купи парочку мышеловок или зерно протравленное насыпь… Шорохи и прекратятся…
Вздохи и шорохи в Ленкином доме не прекращались ни после рассыпанного по всем комнатам ядовитого зерна, ни после небольшого «улова»: нескольких мышек, позарившихся на бесплатный сыр, все же удалось поймать. Ленку не отпускало… Она пила какие-то успокоительные таблетки, снотворное, травки. Страхи не уходили. Однажды мы с Ниной, дабы унять Ленкину тревогу, остались ночевать у нее в доме. Ночь тогда выдалась беспокойная: кто-то, действительно, все время ходил по комнатам – мы ясно слышали звуки, шорохи, даже плач… Что-то постоянно падало сверху, громыхало у нас над головами, трещало, мешая, наконец, успокоиться и заснуть…
- А вы мне не верили, - сквозь слезы выговаривала нам утром Ленка, - убедились теперь… Нельзя там жить. Это страшный дом... Гиблое место… Уезжать отсюда надо. Продать эту громадину и уезжать…
Но никаких попыток продать дом, устроиться на работу, помочь Денису поступить в институт наша Лена не предпринимала. Не могла или не хотела. Близилась осень. Дашку нужно было собирать в первый класс. Дениса – устраивать на работу. С институтом он «пролетел», опоздал с документами. Но Ленке было уже не до детей: она начала пить. Сначала понемногу, потом все больше и больше.
- А у меня одна отрада в жизни осталась, говорила она, - возьму баночку джина с тоником и сижу себе на кухне, детективы почитываю, семечки грызу.
Работать она не собиралась, отвыкла, пока была замужем за Вадимом. Жила на небольшую пенсию, которую ей за детей платили. На Нинины упреки не реагировала, только рукой отмахивалась:
- Денис уже взрослый мужик – сам заработать может, нечего у матери на шее сидеть, а Дашке и пенсии хватит.
Однако пенсии хватало только на джин, количество которого увеличивалось с каждым днем. Дашутку Нина забрала к себе, устроила в школу по соседству, а Денис, действительно, «уже взрослый мужик» от Ленки уезжать не стал – пытался спасать ее от пьянства. Усилий ни у парня, ни у Нины не хватало: Ленка опускалась все ниже и ниже…
Следующим летом, ровно через год после смерти Вадима, она вновь появилась на дачном участке. Нина вместе с Дашкой жила в своем доме, а Ленка почему-то обосновалась в своем, так до конца и не достроенном. Шорохи и голоса, похоже, теперь ее уже не пугали. Она целыми днями сидела на огромной открытой веранде. Загорала, читала. И пила. Пила много. Нина переживала, винила во всем покойного Вадима. Часто плакала.
- Ты же помнишь, - в раздражении говорила она сквозь слезы - Вадим без водки и коньяка на даче и не появлялся. А еще пиво… Литрами. Каждую субботу застолье: шашлыки, спиртное… В воскресенье спал до обеда, а потом все сызнова. Вот Ленка и пристрастилась… Жалко мне ее…
- Ты бы лучше себя пожалела. Посмотри, одни глазищи остались. Кожа да кости… Ты давно в поликлинике была? Сходила бы, проверилась…
Моя тревога оказалась не напрасной: рак медленно, но верно «сжирал» мою лучшую подругу… Когда Нины не стало, Ленка совсем опустилась и пила уже по-черному: ночевала, где придется – в подвалах, у случайных собутыльников, на вокзалах. Уносила вещи из дома, продавала, а деньги пропивала. Денис разыскивал ее по всему городу, укладывал в больницу, кодировал. Месяца два потом жили спокойно, даже дружно. В редкие минуты просветления Лена звонила мне, вспоминала Нину, дачу, свой недостроенный дом.
- В следующем году обязательно приеду на дачу с Дашкой. Продам свой дом, там все-таки нельзя жить, нельзя… И заживем, как при маме, в ее «лубяной избушке», тихо и спокойно. Цыплят заведу. Баню построю. Красота…
Потом она снова срывалась, уходила в тяжелый запой. Денис мужественно переносил все ее выходки и загулы. Занимался Дашкой, мотался по больницам, куда все чаще и чаще попадала его непутевая мамаша. Работал. Нинин дом пришлось отдать за долги, которые каким-то образом Ленка умудрилась «скопить». Хотел продать и Ленкин. Однако на недостроенный замок охотников не находилось…
Однажды зимним холодным вечером мне позвонил Денис. Срывающимся, еще по-мальчишески высоким голосом произнес:
- Мама умерла…
Оказывается, Денис почти месяц разыскивал Ленку по вокзалам, больницам, моргам, а нашел, совершенно случайно, на даче. На первом этаже их недостроенного дома. Что-то привело его туда, какая-то неведомая, непонятная сила. Он и сам не мог объяснить, почему, вскочив ранним субботним утром с постели, и не оставив Дашке даже записки, отправился на вокзал и в сумрачный, морозный, вьюжный день оказался на своем участке, возле распахнутой настежь двери. Ленка, как видно, пролежала в выстуженном доме ни одну неделю.
На похороны пришли лишь друзья Дениса, я, да первый муж Лены, Ромка, вышедший из тюрьмы года два назад. Он хлюпал замершим носом, громко сморкался, плакал, вспоминая свою и Ленкину загубленную молодость. На поминках много пил и, пряча сигареты в заскорузлой, мозолистой руке, курил их одну за другой. Прощаясь, упал возле входной двери. Друзья Дениса с трудом усадили его в такси и отправили восвояси. Судя по всему, помощи от него Денис вряд ли когда-нибудь дождется…
…После Ленкиной смерти прошло уже несколько лет. Дарья окончила школу, поступила в институт. Денис женился. У него свой, небольшой бизнес… Недостроенный дом их матери так и остался стоять заколоченным…