Он сидел на тепломагистрали, согреваемый с двух сторон одновременно: снизу – от тепла, текущего из котельной неподалеку, к батареям в моей квартире, а сверху – от солнца. Обыкновенного южного солнца, которое в аномальные годы слишком раннее и жаркое в наших краях. Точнее, он не сидел, а лежал на животе, обняв трубу, как женщину: толстую и горячую. Я проходил… Обычно мы обменивались индейским жестом «хау», но сегодня к этому жесту он добавил хриплое «но пасаран». Я отозвался: «Гитлер капут». Он улыбнулся беззубым ртом, закашлался и жестом попросил подойти. Еще месяц назад, да что там месяц, неделю, день, я бы этого не сделал – люди боятся любого контакта с маргиналами. Они думают, что это – заразная болезнь, да и, вообще, «они даже руки не моют». Признаться, я тоже так думал, но всегда по дороге домой делился с Толяном (так его зовут) пивом, табаком, наличностью, даже выпивкой…
(Однажды мы возвращались с Жоанн после успешной премьеры, на ходу «приговаривая» вискарь прямо из горлышка и возле памятника Владимиру нам наперерез из-за черных кипарисов выскочил Толян. Был февраль, и было очень холодно! Поэтому я отдал ему недопитый «дэниелс», а Жоанн – едва початую пачку тощего «кэмела». Мы с ней бухали и ****ись почти до утра в душной квартире, а Толян… Наверняка маленькими глоточками сомелье дегустировал «самогон» и курил смешные сигареты, лежа на толстой, едва теплой трубе, мечтательно глядя в замерзшее небо, на колючие звезды. Я так и не смог заснуть в ту ночь. Я был с рядом с ним на трубе отопления, обернутой хрустящей на морозе фольгой. И я не был с Жоанн, которая свернулась огромной гладкой и доброй кошкой, по-детски сопевшей на правом плече. Вот такие дела).
- Но пасаран! Держи. – Толян протянул мне «многоразовый» стаканчик, в который при мне налил пятьдесят граммов «красной шапочки», разбавив ее жидкостью из бутылки с надписью «буратино» (хотя я сомневаюсь в аутентичности!). – Фифти-фифти, - как бы между прочим, добавил он. «Я не блевану» - подумал я, сделал небольшой глоток и отдал стаканчик Толяну. – «Враг будет разбит! Победа будет за нами!». Будьмо. Гэй! – И он выпил.
- Ты-то каким боком?
- А что, я – нелюдь?
- Я этого не говорил. Просто подумал…
- «Просто подумал»! Это и мой город, только он другой. Он не хуже, поверь. Просто – другой.
Толян попробовал закусить, но тут же сморщился от зубной боли.
«Раз зубы болят, значит, они еще есть, и все не так уж плохо» - думал я, идя на остановку через кипарисовую аллею. Справа – магазин «карлсберг», но там только пиво. А мне надо быть на «прессухе» через двадцать минут… Однако, если свернуть влево, то непременно попадешь в «магазин любовников», а там есть все! Я не пошел направо. Даже не поехал на пресс-конференцию, хотя там… И я купил водки, да, да, обыкновенной русской водки, причем семьсот миллилитров. А еще я купил хлеб и паштет. И пошел в обратном направлении, на теплотрассу «ТЭЦ – Мой Дом», где меня не ждал ни Толян (ведь я никогда этого раньше не делал), ни его собака Банга (это он ее так назвал), ни Жоанн (она была на работе. На обыкновенной работе, где дважды в месяц платят деньги, на которые можно купить не только водку и паштет).
У Толяна самая большая библиотека в городе. Книги он собирает, словно грибы, на местных мусорках. Сейчас книги никому не нужны, и его библиотека ежедневно пополнятся десятками экземпляров. И он их читает. В светлое время суток. Я за всю свою жизнь не прочитал и сотой части прочитанного им. И кто из нас бомж?
- Они не пройдут!
- Там же прошли.
- Здесь – не «там».
- А ты-то че впрягаешься? Другие – за бабло, а ты?..
- Я?.. Наверное, ты и не представляешь, что такое сдохнуть даже не «За Родину!», а на Родине. Вот, под этой трубой, но… В доме у мамки, а не у мачехи.
- Думаешь, мамка оценит? Не до тебя ей будет.
- Главное: мачеха «оценит», - Толян тяжело встал с корточек, неглубоко затянулся, отодвинул стопку промокших книг (запомнился только корешок Ницше) от стены и, тяжело кряхтя, вытащил новенький АКС-74 с двумя «вальтОвыми» рожками, перемотанными мокрым строительным скотчем. Он засунул «калаш» обратно, прикрыл его той же стопкой (теперь я запомнил только Конан Дойля, псс, том 4), отвернулся и поссал на стену воинской части, рядом с которой проходила его труба.
- Че, сможешь?..
- Раньше-то мог.
- А, поучаствовал?
- Типа того.
- Давай!
- Давай…
Я шел домой, держась за теплую трубу, как за нить Ариадны. «Она непременно приведет меня к дому, по крайней мере до люка возле первого подъезда. А там – два шага и два этажа до квартиры, горячей ванны, новостей, полного бара бухла, ****юлей от Жоанн…». Из темноты то и дело появлялись «зеленые человечки» и вежливо спрашивали, кто я и куда держу путь. А я хохотал и орал на всю округу, что я – друг Толяна! И меня вежливо пропускали, даже помогли дойти до подъезда, даже набрали код на двери (откуда они все знают?).
И я спал спокойно в чистой постели, на правом боку, судорожно вцепившись в женскую плоть. А на следующий день был салют. Но Толяна я больше не видел – только его библиотеку, из которой запомнил томик Лорки. Открыл наугад: «Если умру – не закрывайте балкона…».