Зоя

               
               

  ЗОЯ
  Рассказ

  Худякова

1
Мы с Зоей, моей новой знакомой, сидим на скамеечке в нашем любимом скверике на Набережной.
Деревья, кустарники еще оголенные, но стволы их стали, словно живые, приобрели сизовато-матовый блеск, упругость. Или этого нам так хочется?.. Но ведь уже и пора!..
О пробуждении природы свидетельствует и роща на склоне сопки за «Гороховым» полем. Ее лиственницы смело отливают зеленью, хотя нарождающиеся хвоинки еще надежно спрятаны в почках. 
Так почему же в нашем скверике деревцам, кустарничкам не начать оживать?..
 Однако на вершинах большинства сопок, окружающих город  все еще лежит снег. Потому сейчас так промозгло – дует холодный ветер, набегают темно-стальные тучи и прячут солнышко.
 Но я все равно люблю и такую погоду. И всегда вспоминаю слова песни, что «у природы нет плохой погоды, всякая погода благодать»… Это уж точно…
Скверик еще не ухожен! Во многих местах его видны остатки спрессованного оледеневшего желтовато-грязного снега. Торчит клочками засохшая прошлогодняя  трава под  ольховыми кустарниками, лиственными деревцами, березками.
 Возле скамеек мусорные бачки заполнены всякой всячиной под завязку.
По дорожкам, на лужайках валяются бутылки из-под пива, сока и других напитков, бумажки от сладостей, которыми в большом количестве лакомятся современные дети, да и взрослые не прочь похрустеть дарами цивилизации. По этим предметам можно определить, какие яства сейчас в ходу…
Ветерок носит обрывки газет, листков из красочных журналов, порванных целлофановых пакетиков по поблескивающей небольшой площади, выложенной из светлых мелких плиток.
 Мы же, всякий раз, глядя на эту площадь, дорожки не перестаем сознавать, что выполнены они  добротно.
 Как раз когда устраивали наш зеленый оазис, завезли качественную плитку, не то, что в центре города от кинотеатра «Горняк» до «Центра детского творчества», где уложенная тротуарная плитка уже почти вся рассыпалась и  красно-коричневым неровным мусором хрустит под ногами прохожих. А организация, допустившая этот брак, теперь каждый летний сезон тайком, как бы попутно с ремонтом дорог улиц города, сверху заливает ту плитку асфальтом(!)…

        Несмотря на неухоженность вокруг, мы все равно радуемся и сами не знаем чему. А, наверное, чувствуем и видим повсюду весеннее очень трудное пробуждение северной природы и умиляемся, умиляемся, замечая, как из-под прошлогодней травы уже начали пробиваться робкие зеленые кинжалики новых травинок…
        Да-да!..
        Вокруг просыпается жизнь и каждый раз обновленная, необычная!..
        Еще чуть-чуть усилий солнца, напряга оттаявшей земли и все вновь покроется мимолетной изумрудной зеленью.
        А это придаст нам новые силы, чтоб дальше жить…
От вида таких перемен благодушное настроение и каждая  думает:
«Ну, вот, дал Бог, дожили и еще до одной весны, до скорых теплых денечков»…

Потом коротким летом, когда солнце будет светить и греть, паря где-то высоко в удивительно синем небе, все покроется зеленью.
Неожиданно подкрадутся белые ночи и своим бесконечным светлым мерцанием затревожат душу, привнесут в нее  тихую благодать.
За дорогой зажурчит речка Магаданка, заворчит, зашумит по быстрым перекатам и еще с большей силой помчится к морю. Крутые берега ее зазеленеют ивовыми, ольховыми кустами  и оденутся зеленой густой травой. В ней сиренево зацветет иван-чай, выскочат розово-фиолетовые большие головки клевера, обнаглеют ярко-желтые одуванчики – займут все пространство вокруг.
Земля вдоль тропинок, дорог, на лужайках оденется, словно белым тонким ковром низеньким крошечным с острым запахом тепла северным клеверком.
 Местами под высоковольтными опорами из травы ненадолго  на тоненьких ножках покажутся нежные ярко желтые, красные, оранжевые тюльпанчики.
 Зацветут и ромашки по нескольку штук на кусте и среди лета, словно чистым белым снегом нарядят все вокруг.
А там от них не отстанут и оранжевые шапочки пижмы…   
 Вид безумно цветущего лета ошеломит нас!
 Мы покоренные этим чудом, будем с восхищением и нежностью наблюдать, едва успевая за переменами цветов, сменяемостью  растений… и все удивляться тому, какая расторопная и быстрая у нас природа!..

 А позже неожиданно наскочит осень!..
Она будет быстротечна, но до того прекрасна, что за короткий ее миг мы успеем вдоволь налюбоваться. Но прежде чем погасить лето, одарит нас  своими чудесами.
Всю землю покроет зелено-оранжево-красными красками, удивит богатыми урожаями ягод, грибов, стланиковых шишек с малюсенькими, но вкусными орешками и обдаст запахом кедрача.
Тут же закружит голову ароматами хвойного леса и еще многих благородных растений нашей северной земли.
 Воздух в тот осенний миг – будет особенным, пахнущим помимо ароматов растений еще и не успевшей остыть теплой землей, речной водой. Дышать им, не надышаться!..
 Хорошо-то как!..
 
 И уже наполнившись запахами скороспелой осени, не так страшно будет встречать вновь суровые, холодные, долгие дни зимы.  А она вдруг подскочит неожиданно на удалой тройке и закружит, завертит нас в своих вьюжных объятьях…
И мы опять  как-нибудь переживем и ее...

Так глядишь, и дотянем до ста…
 Ведь, несмотря на возраст, все равно чертовски хочется жить и видеть результаты стремительных перемен в мире, в собственной стране; новых познаний вселенной. Как ни смешно выглядит, но мы тоже говорим и мечтаем. И так же как  молодые мечтатели гадаем: «Что же там, далеко от нас в безбрежном пространстве происходит, и скоро ли мы  люди – познаем его?»…
 Какое прекрасное будет  время!..
 Но, к сожалению, до ста нам не дотянуть. Это шутка сквозь слезы – слишком много на нашем веку довелось пережить потерь, которые здоровья не прибавляют…
А как все же жаль, что нам не придется увидеть то прекрасное...
 


2
Зое почти восемьдесят лет, но в ее статной, хоть уже и чуть сгорбленной фигуре все еще проступает былая привлекательность. Мелькавшая иногда улыбка, выдает чудные ямочки на сморщившихся щеках, когда-то румяных, упругих. 
Она очень разговорчивая! Любит говорить о прошлом, а я – слушать. И, видя перед собой такую «аудиторию», все говорит, говорит.
 Зоя, несмотря на свой преклонный возраст, когда стала рассказывать о своей прошедшей молодой жизни, то напрочь забыла о нем и вновь почувствовала юной девчушкой, появившейся в нашей области в пятьдесят пятом году после окончания Томского топографического техникума.
 Я живо представила  ее жизнь, которая была так созвучна  с моей и с тысячами когда-то  юных, молодых, полных сил и энергии девчат.
 В то время почти все из нас стремились отправиться по заданию Родины туда, где требовались молодые силы на освоение необъятных диких: и степных, и таежных, и тундровых просторов; туда, где еще не ступала нога человека.
 Тогда в душе каждой из нас постоянно звучали строчки из гимна молодых: «…Под крылом самолета о чем-то поет зеленое море тайги…»
   
 Поэтому как бы наяву увидела  Зою с самого приезда сюда.
Жизнь у нее началась с бесконечных выездов, выходов:  в тайгу, тундру,  в горы и  сопки. За всю жизнь, прошедшую на этой загадочной северной земле, своими ногами она исходила все проходимые и непроходимые уголки глухого края, забытого Богом и большими руководителями.
Зоя не замечала быстро пробегавших лет…
 Как-то незаметно встретила свою единственную любовь, но работу не разлюбила, а работала, работала взахлеб!..
  Жить приходилось в палатках, в бараках, в общагах…
  В каких-то поселках, им все же, выделяли отдельное жилье. Но тут появлялись знакомые с двумя, тремя детьми, им было сложнее жить, и она с молчаливого согласия   мужа отдавала, то жилье, более нуждающимся друзьям. Сами же они продолжали ютиться, где придется…


3
Когда, наконец, осели в таежном поселке в четырехстах километрах от Магадана на постоянное место жительства, там стоял только один барак.
 Зоя стала активной участницей в жизни поселка, его строительства, благоустройства сначала в качестве руководителя  комсомолкой организации, а потом вступила в партию и продолжила заниматься общественной жизнью уже в звании коммуниста.
 Общими силами товарищей, подруг по работе и с помощью заключенных, лагерь которых был от них недалеко, быстро построили второй барак…

Увлеченная рассказом, Зоя сверкнула голубыми глазами, и мне показалось на миг, что она превратилась в ту неугомонную.
А она с волнением заговорила:
–  Насчет заключенных хочу  сказать. Их  еще использовали в качестве рабочей силы при топографических работах. Нам, работая в «поле», с собой приходилось брать много всякого снаряжения: это и инструменты, и приборы, и метрические ленты, а так же провизию, спальные мешки, да мало ли всякого требовалось для работы и жизни в безлюдной глуши. Груза набиралось столько, что было не под силу нести. Вот тут в качестве носильщиков привлекались заключенные, но только политические. Они ведь были и грамотными, и порядочными, и вежливыми с нами с девчатами. Мы, уходя в поле с ними, им полностью доверяли. И представляете? Не было никаких происшествий! Понимаете, о чем я говорю?.. –   спросила меня, потом подумала, улыбнулась и закончила. – Правда, были исключения. Это когда возникала настоящая любовь между какой-нибудь одинокой топографичкой и молодым зеком. Но потом обязательно все заканчивалось созданием новой семьи. Ну ладно, отвлеклась,– вздохнула и еще добавила,– я всегда тех заключенных, с которыми пришлось работать бок о бок, с теплотой вспоминаю.

И продолжила:
– Да-а-а…. Так вот дальше. Про поселок-то, что хочу сказать. Конечно, при возведении барака правил строительства на Севере мы не соблюли, да и не знали. А морозы в ту зиму стояли жуткие. Печь была только на общей кухне, ее топили для обогрева всего барака и готовили еду там же. Но пока доносили пищу до комнат, где жили и обедали со своими семьями, она успевала застыть…. Было такое, – поворачивается ко мне и с вызовом сообщает о таком факте.
А мне смешно. Я сказала:
– Ну, меня этим не удивишь! Я сама начинала свою молодую жизнь в дикой тайге севера Томской области. Работала мастером на строительстве леспромхоза. Была там с мужем и четырехлетним сыном. И так же пришлось пройти  через бараки,  морозы,  пурги, и через лишения. Но это другая история, и она будет уже про меня.
Зоя как бы поудивлялась, что есть и другие люди, которые тоже когда-то жили в экстремальных условиях, но потом видать до нее дошло, она засмеялась, промолвила:
– Ой, что это я? Так увлеклась рассказывать про себя, что про все на свете забыла. Ведь не в одной же Магаданской области такие зимы, морозы, условия  были? По сути  такой являлась вся наша страна. Ну да ладно. Я, однако, продолжу?
– Да, да, я вся внимание.
        – Померзнув так зиму, в наступившее летнее время стены барака проконопатили, оштукатурили, утеплили. А появившиеся настоящие строители за тот же год построили котельную, проложили теплотрассы, установили в комнатах батареи отопления и уже в следующую зиму мы вошли подготовленными к морозам. Тогда же в поселке построили: клуб, библиотеку, медпункт…

Вновь улыбнулась воспоминаниям:
– Я забеременела и через положенное время родила дочку. Но еще, будучи  на седьмом месяце, приняла активное участие в спортивной жизни района, выступила в соревнованиях по стрельбе и заняла первое место. Вечером своей победой похвасталась мужу. Ивана в жар бросило – ведь мое участие в соревнованиях могло повредить ребенку! Тогда он взял с  меня  слово, чтобы  я  больше  так не активничала…. После же родов только месяц сидела с маленькой Верочкой. К тому времени в нашем поселке были уже и детские ясли. Народившиеся дети от молодых пар круглые сутки были под присмотром заботливых воспитательниц, медсестер, нянечек. Я им и доверила свою Верочку….  Моя ударная работа продолжилась…. Я была так увлечена ею, что не заметила, как дочери уже исполнилось одиннадцать лет. А я все продолжала мотаться из конца в конец по Колыме. Но вот в области потребовались специалисты для создания общей карты  края. И меня как раз с несколькими знающими топографами пригласили на работу в город, где пообещали и жилье…

 
4
Протрудившись и достаточно прожив в нечеловеческих условиях, наконец-то Зоиной семье выпала удача пожить и в цивилизации.
Но тут муж Зои, работая завгаром в поселке, поехал в последний рейс в Магадан получать новую машину. Его напарником в  командировке  оказался  молодой  водитель, недавно вернувшийся из Армии.
 Обратно ехали поздней ночью. Иван Петрович видя, как парень борется со сном, пожалел  его, велел  поспать, а сам взялся вести машину.
На узкой дороге, проходившей по краю пропасти очередного перевала, неожиданно появившаяся встречная машина ослепила его.
 От яркого света дернулся, слетели очки, и он  перестал что-либо видеть. Наклонился за ними к полу кабины, на мгновение выпустил из рук руль.
 Машина, потеряла управление, выскользнула из накатанной колеи и полетела в бездну…

Парень сразу погиб, мужу рулем придавило ноги.
Только утром на помощь подоспели люди с автокраном. Однако неудачными манипуляциями стрелы, крюк распорол еще  полость живота и без того пострадавшего.
 Его вытащили и отвезли в районную больницу без надежды на поправку.
 Но на удивление всем, он выжил…
Пролежав три месяца на больничной койке, начал поправляться.

 Тогда Зоя, боясь потерять жилье в городе, вместе с дочкой перебралась туда.
Муж же, выписался из больницы, поехал в поселок за расчетом. Там на свою беду встретил друга, у которого жена с детьми уехала на «материк» в отпуск.
 За встречу, за излечение решили выпить, а пить-то Ивану Петровичу было нельзя.
 Наутро он уже не поднялся…
 Зоя похоронила мужа…

Далекие переживания захватывают рассказчицу.
 Она долго печально молчит. Я не тороплю.
По себе знаю, как трудно бывает проронить хоть слово после тяжких воспоминай…
А в это время над сквериком тучи как-то рассеялись, выглянуло солнышко, ветерок вдруг стал приятным и теплым.
Мы заподставляли лица ласковым лучам и минут десять еще  молчали. 
 Наконец Зоя справляется  с собой, восклицает:
– Зачем  той печалью омрачать такой прекрасный денек? Мужа не вернешь, только разбередишь незаживающую рану. То старое пережитое не стану больше ворошить. Лучше дальше продолжу уже про нас с дочкой…

5
 Слушаю и продолжаю видеть как наяву дальнейшую ее жизнь.
 Вера росла на удивление крепенькой и хлопот особых матери не доставляла.
 В Магадане их поселили в одну из комнат двухкомнатной квартиры. Ордер был выписан на семью, жившую во второй.
Однако Зоя даже не знала, что она с дочкой живет  на «птичьих правах». Да и собственно в то время особого значения этому никто не придавал.
 Такая жизнь в городе Зою и ее дочку устраивала.
 В «коммуналках» жило большинство людей…

 А тут совсем заподступала перестройка!
И настал такой период, когда все население страны ринулось приватизировать квартиры.
 Хваткие соседи, быстренько оформили совместные квадраты только на свою семью, а потом  с помощью милиционеров выселили Зою и Веру из их комнаты.
Вот тут вспомнился Зое ее первый начальник, который всегда говорил:
«Зоя, Зоя наплачешься ты со своим простофильским характером. Думай хоть чуточку вперед о себе и своей семье».
 Но она была уверена в совестливость руководства, соседей и всегда всем доверяла…

Она ведь была из той когорты людей, которые бессребрениками вступили на суровую землю и беззаветно служили ей.
И еще безгранично верили своей Родине, Советской власти и были уверены в незыблемость далекого завтра… 


Но, к сожалению, то время безвозвратно ушло.
Зоя и дочь оказались в старом, разваливающемся общежитии и стали ютиться в крохотной сырой, холодной комнатенке.
А тут еще сменилось руководство организации.
 Зоя обратилась к  новому  начальнику, который уже набирал на работу своих знакомых и начал выдавать тем квартиры в только что достроенном доме, не считаясь с долгим трудом и заслугами старых работников.
 Вот и ей сказал: «Но от вас не было даже заявления на получение квартиры, а эти работники все стояли в очереди».
 Заявления она и вправду не подавала, потому, как не знала, что это надо было сделать…
О своем бедственном положении с жильем написала в главное управление.
 Оттуда пришла радиограмма на имя руководителя о немедленном предоставлении ей квартиры. На что руководитель сказал: «Москва далеко, а здесь пишите заявление, и тогда может через года три – получите квартиру».
Сам же в организации продолжал раздавать рабочие места своим знакомым, приезжавшим с «материка» и обещать им квартиры.
 
 Зоя приезжим стала говорить, что и они тоже квартир не получат, так как организация уже прекратила строить свое жилье…
 Руководитель подал на возмутительницу спокойствия в Обком партии жалобу о якобы появившейся коммунистке, которая занимается антисоветской пропагандой.
Но в то, время уже членам Обкома партии было  не до людских судеб, лишь бы свои жизни и посты как-то сберечь.
 Зою вызвали в Обком, не разбираясь, объявили строгий выговор.
 Та от возмущения выложила на стол Первого секретаря свой партийный билет…
 
Как раз окончательно восторжествовала перестройка.
 И покатилось все под откос. Мало того, что Зоя осталась без квартиры, но и без любимой работы…
И потом долгие годы пришлось трудиться на всяких случайных работах, чтобы хоть как-то прокормить себя и дочь. Работала и в магазине продавцом, и в детском садике нянечкой, и уборщицей в школьной столовой, каких-то кафе и во многих других местах…


6
Так и протекла  та часть ее жизни.
Взрослые старились, дети взрослели. Дочь Зои  выросла, окончила в Новосибирске институт, там же вышла замуж за Сашу и уже с ним вернулась в Магадан.
 Устроившись на работу, молодые получили квартиру. Зоя наконец-то  переселилась из «развалюхи» к ним…

Пошли внуки. Первым появился любимый внук Витя. Мальчик рос смирным, послушным, уважительным, учился хорошо. Летом Зоя выезжала с ним на «материк» отдыхать и хлопот с внуком не знала…
 Витя окончил школу, поступил в колледж и стал учиться на экономиста. Одновременно поступил работать бухгалтером в одну из частных фирм. Характер его не изменился, хотя ростом вымахал в два метра, он все так же был скромным, исполнительным, тихим.
Подрастали и две внучки-двойняшки. Вот они были точно оторвами: бойкие, шустрые и к тому же очень симпатичные. Брат только любовался на них и радовался. Говорил бабушке, что деньги зарабатывает для сестричек…
Все хорошо складывалось в семье дочери. И у них у всех было одно стремление обзавестись квартирой в Новосибирске, откуда был родом хозяин семейства. Поэтому дочь с зятем не покладая рук с раннего утра до позднего вечера трудились.
 Заботы же о доме, о детях продолжали быть на руках бабушки, и она от души радовалась, что нужна им и что всегда находится в гуще их жизни…
 
7
Но беда всегда приходит неожиданно, ломает планы, переворачивает жизнь. Зачастую появляется нелепо или просто по прихоти каких-либо безнаказанных подонков, являющихся хозяевами ночных улиц. И тут же делит жизнь на:  «до и после»…
Витя в один из дней задержался допоздна на работе. Зимой рано темнеет, и он спешил на остановку маршрутки. В скверике напротив магазина «Восход» его остановила подвыпившая компания из развязных отморозков. Потребовали от Вити сигарету.
 Витя  никогда не курил и об этом сообщил хулиганам. Те, озверев, набросились на него, избивали до тех пор, пока он не упал, но и лежачего на земле продолжали, остервенело пинать.
Витя был в деда очень близоруким, носил очки, которые слетели и тут же были растоптаны бандитами. Не видя ничего без очков, он стал шарить рукой по земле в надежде их найти, а кто-то с силой наступил на его руку, да так, что она хрустнула.
Изнемогая от боли, вдруг услышал звук подъехавшей машины. Теряя сознание, все же обрадовался и из последних сил, прокричал: «Помогите!»…
Но двое «блюстителей порядка», выйдя из милицейской машины, не приняли попыток утихомирить напавших. Криво ухмыляясь, один даже из них лениво промолвил: «Сам справляйся, не маленький. Вон, какой верзила вымахал!»…
 Милиционеры какое-то время понаблюдали, а потом укатили восвояси… 
 Наконец истязатели устали измываться  и напоследок еще мимоходом попинали уже совсем обездвиженного по голове. И ржа во все горло компания подонков, довольная удалилась…
Зоин внук долго лежал на дорожке скверика без сознания, а когда очнулся, маршрутки уже не ходили. Он из последних сил поднялся и побрел пешком домой.
Добрался на рассвете…

Зоя в отчаянии сжала кулачки, застучала ими по своим острым коленкам и горько прошептала:
– Боже мой!.. Ну почему же, почему я тогда к нему сразу не вышла? Ведь слышала его тихие шаги, а только спросонья и спросила, почему задержался. Он шепотом ответил, что был на работе. Еще сказал, что ужинать не будет, что очень устал и что пойдет спать. И сразу ушел в свою комнату.
 Утром внук опять отказался вставать. Через дверь сказал, что закончил отчет досрочно и руководитель дал отгулы на три дня. Напоследок Витя попросил, чтобы его не тревожили и дали бы отоспаться…
Вновь все, вспомнив, Зоя затравленно простонала:
– А меня… в то утро как черт дернул пойти в магазин и я,… ничего плохого… не подозревая, не почувствовала уже поселившейся страшной беды в доме дочери, даже не заглянула к внуку; торопливо ушла!.. И только… через два часа!.. Вернувшись с покупками, забеспокоилась от тишины, вбежала в его комнату…
 Рассказчица страшно всхлипнула, согнулась вся и словно уменьшилась в росте.
  Из ее сдавленной груди вырвалось:
– О, Боже!.. –  вновь примолкла.
Запрятала свое лицо от меня, нашарила платочек в кармане куртки и начала трясущимися руками вытирать обильно полившиеся слезы из глаз.
 Чуть справившись, страдальчески воскликнула:
 – Никому, даже злейшему своему врагу не пожелаю того, что я увидала!.. Вид опухшей головы, почерневшего лица, сломанной руки  меня лишил разума….  Я как окаменела!.. Но все же, опомнилась,  кинулась к нему, боясь тронуть, чтобы не причинить   еще большую боль, стала расспрашивать и звонить в «скорую». Витя только печально смотрел на  меня, и устало, отрешенно молчал. А вскоре, пришли на обед Вера и Саша…
 Зоя вновь замолчала, губы предательски задергались, затряслись. Она их попридержала руками и чтобы хоть как-то снять схвативший горло спазм пооткашливалась и  тихо стоная, произнесла как убийственное заклинание:
– Увидеть сына… в таком… состоянии… не… приведи Господь… никому!.. А… моим… детям, довелось…. Не буду рассказывать, как Вера все перенесла, да и Саша, но он мужчина, он как-то держался…. Даже… вспоминать… об этом… слишком… больно… и… страшно…
 И опять она замолчала надолго. Я тоже молчала. Да и что я могла сказать в утешение?..
Но вот Зоя поборола, то вспомнившееся, медленно закончила:
– Саша взял себя в руки, узнал, что «скорая» уже едет, вызвал участкового. И только в присутствии того внук рассказал, что с ним произошло…

 
8
– «Скорая» увезла Витю в больницу…. Там, как всегда, помощи настоящей не оказывали несколько дней, пока ему не стало совсем худо. Так без определенного диагноза продержали две недели…. А он уже не мог и ходить…. Тогда его выписали домой умирать… –  сказала об этом, опять смолкла.
Низко опустила голову, чтобы я не могла видеть ее горючих слез, вновь брызнувших из глаз, простонала и с надрывом, как каявшаяся грешница,  прокричала:
– Это я, я во всем виновата. И то,… что не почувствовала и не увидела… беды сразу, и то,… что в жизни… никогда внука не учила давать сдачи… и драться…. Так ведь, все думала, что можно жить и без взмахов кулаками!.. А оно видишь, как вышло?.. Видать, в наш век так воспитывать ребенка было страшной, непростительной  ошибкой!.. Витя оказался не способным противостоять улице…

 Немного успокоившись, отирая платком слезы со щек, все еще катившихся из затуманенных болью и тоской глаз, Зоя тяжело вздохнула,  промолвила:
– Однако Вера и Саша не смирились! Несмотря на трудности с билетами, вы сами знаете, какое это было трудное время, все же собрали все силы и средства и полетели с ним в Москву. В больнице Склифосовского Витю обследовали и поставили окончательный и страшный диагноз: обширная злокачественная опухоль головного мозга, не подлежащая операции…
Страдая, останавливаясь на каждом слове, чуть слышно прошептала:
 – Время… было… упущено!.. – и вновь надолго замолкла.

Рассказывать становилось все труднее и труднее. Она, однако, справилась с собой и почти на автомате  выдала:
– Витя в той больнице пробыл около месяца. Его подлечили и отправили домой.  Он вернулся даже… на своих ногах, без страшной… головной боли и в… радостном настроении…
 Не выдержав напряжения, в каком произнесла те слова, с состраданием вскричала:
– Бедный мой мальчик!..– и всхлипывая, сама опять вся сжалась, уткнулась лицом в ладони, словно хотела защититься, спрятаться от обрушившегося на ее семью ужаса, горя… 

 В таком положении  сидит долго, но снова берет себя в руки и устало, с остановкой на каждом слове продолжает:
– Облегчение же было временным. Быстро пробежало два месяца….  Мой любимый, драгоценный внучек…  опять… перестал… ходить…. И уже все больше лежал и… таял… у нас на… глазах…. А через полгода… – его не стало…
  Зоя смолкает и все всхлипывает, всхлипывает.
 
Но потом опять достает скомканный платочек из кармана, куда его постоянно прячет и почти зло, как бы окончательно вытирает насухо слезы со щек и из глубоко запавших глаз, вздыхает, смотрит на меня, вымученно говорит:
– Я… семь… лет… не… могла про… это рассказывать, а вот сейчас взяла вам… и все  рассказала…
Я успокаивающе  ложу свою руку на ее сжатые кулачки. Что я еще могла сделать? И тихо говорю:
– Ну и славно, Зоя. От признания на душе станет  легче…   
Зоя  благодарно взглядывает на меня, вновь опускает голову и долго молчит…
 Хотя дрожь от подступавших рыданий все еще пробирает ее тело, губы и подбородок кривятся и ходят, ходуном, сама она трясущимися руками старается их как бы придержать, все равно решается досказать:
– Знаете,… после похорон внука, я… окончательно слегла…. Помимо разрывающей черноты, тоски, боли в душе, совершенного бессилия,… меня не покидали сердечные боли, а  давление просто зашкаливало. И в очередной раз, совсем не спав ночь, утром, когда дети ушли на работу, я еле поднялась с постели, собралась и пошла на прием к участковому врачу… 


9
Все еще оставаясь под впечатлением воспоминаний, Зоя опять  замолкает. Однако  принимает  для себя решение: нужно рассказать все сейчас, иначе так откровенно в другой раз может не получиться…
 Тема рассказа немного сменилась, Зоя откашлялась и более спокойно продолжила:
–  На перекрестке улицы Якутской и Пролетарской пошла по пешеходной дорожке, как положено при зеленом свете светофора. Но тут сбоку меня раздался громкий сигнал машины. От неожиданности я так испугалась, что резко повернула голову и взглянула туда…. Иномарка во весь дух неслась на меня. Я отскочила, едва удержалась на ногах. В голове что-то щелкнуло, все помутилось,  в глазах потемнело, руки затряслись, ноги стали ватными, сердце забухало… где-то в висках…. Одна сердобольная молодая женщина отвела меня с дороги, спросила, чем может еще помочь. Но я, почти не соображая, поблагодарила ее и  медленно поплелась назад к дому…
При воспоминании об этом, Зоя  тяжело задышала, а потом медленно проговорила:
– Еле добралась до дома.  Зять как раз был на обеде. Увидев меня в таком состоянии, уложил на кровать и вызвал скорую помощь.  Врач сразу поставил диагноз: «Инсульт» и меня увезли в кардиологию…. Не буду рассказывать, как выхаживали. Пролежала я там полгода…. Вернувшись домой, еще долгое время едва добиралась от кровати до стола, до туалета…
   Опять повздыхала, но потом с вызовом произнесла:
– Но все же, живучей оказалась!.. Видите, сейчас-то я почти уже бегаю, – так высказывается и вновь замолкает, а потом, немного подумав, добавляет. – Еще бы шибче бегала, если бы наша  врачиха была бы поласковее. Ведь на третий день после больницы мне опять как-то стало совсем худо: голова кружилась, подташнивало, ноги руки тряслись…. Дети ушли на работу, а я дотянулась до телефона и вызвала ее на дом.
Рассказчица вздохнула и с сарказмом продолжила:
– Заявилась наша Элла, на меня накричала, велела назавтра идти сдавать анализы. Я же сказала: «Господь с вами, как же я пойду? Да еще и надо будет талончик с утра в регистратуре взять, подняться в ваш кабинет, там в очереди отстоять, а потом и в процедурный –  на третий этаж. Нет, нет, я не смогу этого преодолеть». На что та уже готовая к выходу, произнесла: «Ну, это уже ваши проблемы»…
Зоя удивленно пожала плечами, обратилась ко мне:
– Представляете? Так я до сих пор и не сдала ни одного анализа после больницы.
 Я тут же встрепенулась:
– Да и я знаю ту врачиху. Она ведь наша участковая. Уж точно лечить нас у нее нет особого желания. Даже, кажется, что у нее есть цель как можно быстрее с нами разделаться. Чем меньше будет стариков, тем меньше будет проблем. А то не соображает, что на нас старики-то все равно не закончатся! Так устроен мир: люди нарождаются, становятся взрослыми, сильными, потом увядают и превращаются в стариков. Круговорот в природе! От этого никуда не деться... – заканчиваю свою  тираду и говорю дальше.– Саму меня Элла отчитала, как первоклассницу. А было так. Я в очередной раз вызвала ночью «скорую помощь» после сильнейшего давления за двести сорок, которое больше часа  сбивали врачи. Я бы на следующий день не вызывала ее, но врач «скорой» просто настаивал, чтобы я утром сама в поликлинику не ходила, а вызвала бы «участкового» на дом. Представляете Зоя, отчитав меня, она заявила: «Могли бы и сами ко мне на прием придти в поликлинику»…

Повздыхали. А что мы можем сделать? Будем возмущаться, так еще и совсем «залечит»…
Я говорю Зое:
– Однако мы, слава Богу, живучи. А вы и, правда с каждым днем делаете более быстрые движения и несколько кругов нарезаете вокруг скверика.
«Нарезать круги вокруг скверика» это у нас такой своеобразный терренкур. Даже соревнуемся, кто больше кругов пройдет по плиточным дорожкам. Думаем, что от этого прибавиться здоровья. А что? Может это как-то и поможет уменьшить болячки, раз у нашей участковой нет особого желания помогать…
Моя собеседница довольная чуть улыбается и говорит:
– Да, ваша, правда, мне стало как-то полегше. – И с подъемом вновь восклицает. – А мы, точно живучие!..
 Зоя и в самом деле с каждым днем как бы веселеет, даже на серых щеках иногда начинает проступать робкий румянец и как вроде бы желтизна исчезает со лба, подбородка.
 Такие небольшие перемены! А она уже мечтает попасть на ту сторону речки на «Горохово» поле. Ведь там  скоро расцветут удивительные северные цветы под чудным названием Иван-чай, которые до самой осени будут нас радовать.
 А мы со своих лавочек будем все лето вглядываться туда и видеть легкую стелющуюся дымку тонкого, полупрозрачного покрывала, словно сотканного из сиреневых полян тех цветов и зеленных лоскутков картофельных огородов…   

   
10
 После рассказа Зои и всего нами переговоренного, говорить уже не хочется, и мы молчим.
Несправедливость жизни поражает и жжет душу…
 Мысли не дают покоя. Я вновь все вспоминаю и вспоминаю Зоино страшное откровение.
 Становиться невыносимо горько и больно  от существующего на  земле зла, которое никак не кончается и чем дальше, тем больше его становится…

Ведь те  отморозки, которые так легко походя, отняли жизнь у хорошего, скромного парня – навсегда лишили счастья, покоя, радости его родных. А сами, постоянно находясь в пьяном угаре, наверное, уже думать, забыли о том, что сотворили…
 И  милиционеры, которые со спокойной совестью сидели в машине, подходили к подонкам-убийцам, наблюдали за избиением невинного человека, еще и сопровождали ухмылками и шутками...  не предотвратили беды!.. 
Конечно, завели  «дело», но так ведь никто не понес наказания: видите ли хулиганов – не нашли! Да и милиционеры постарались замести следы своего преступного бездеятельного присутствия на месте трагедии. Никто из них не сознался, что там был. Охота ли  себя подставлять!.. А руководители их, зная все, тоже не захотели досконально разобраться. Круговая порука оказалась сильнее справедливости!.. Убийцы и халатные преступники не наказаны и остались на свободе!..
 Неужели они до сих пор спят спокойно?..
А хотелось бы, чтобы и те, кто такое совершил и те, которые могли, но не предотвратили беды, вдруг вспомнили бы о том молодом человеке и пусть хоть запоздало, но раскаялись и чтобы в будущем не допускали вновь такого с другими людьми… 
 Да и лихач на своей любимой машинке?..
Я уверена –  он поступил не со зла! А просто так – скучно ему стало, вот он и позабавился походя. Еще и посмеялся, наверное, после рассказывая друзьям: «Вот одну бабку я пуганул, так пуганул!»
 Он и по сей день не догадывается и пребывает в неведении, что бабка-то та, еще получив к беспредельному горю за внука и такой стресс от едва не наехавшей на нее машины, чуть совсем Богу душу не отдала…
  А ведь ему-то, как и всем молодым, всего и надо только чуть думать головой и не забавляться жизнями пожилых людей. Молодые тоже когда-то состарятся!.. Хотя в их годы трудно думать, что такое когда-нибудь произойдет…
 Но, увы и ах!.. Хотят они этого или не хотят, а старость все равно их настигнет!..
 Поэтому, наверное, уже сейчас стоит задумываться, ведь их старость может оказаться еще суровей, чем у нынешних стариков…
 Я про себя вздыхаю:
«Эх, жизнь! До чего же порой несправедливо ты поступаешь. И с кем? Да с самыми незащищенными…. А от действий тех бездумных, жестоких, циничных людей много стариков не доживают до своих, подаренных Всевышним годков»… 

   И вновь возвращаюсь к Зое. Сколько страданий выпало на долю  этой замечательной труженицы-женщины? А могло ведь быть совсем иначе! Самой природой в ней было заложено дожить в радости до глубокой старости, но теперь этого уже никогда не случится…
Ах, если бы тогда ее Иван не поехал после больницы за расчетом в поселок, не встретил бы друга, не выпил бы с ним, и может быть был бы, по сей день, жив и здоров. Тогда дальнейшая жизнь с ним живым, наверняка сложилась бы у Зои совсем по-другому… 
 Но и потом даже после потери мужа, внук Витя не встретил бы возле «Восхода» отморозков, то такого с ним бы несчастья не случилось и бабушка не испытала бы нового потрясения и всепоглощающего горя.
Ведь с потерей мужа она уже как-то справилась, смирилась и теперь вся отдавалась заботам о своих детях, внуках, целиком и полностью жила их интересами и радостями.
Но… опять все оборвалось…
 За что же, к ней так оказалась несправедлива и жестока судьба?..   


11
А Зоя вдруг светлеет лицом,  оживает, говорит:
– Мои дети так и собираются ехать в Новосибирск и меня, конечно, возьмут с собой. Тем более внучки-то пооканчивали институты, осели там и  уже работают, – вновь смолкает и тревожно задумывается.
 Словно про себя решает какой-то сложный вопрос. Видно, что ей хочется еще поделиться со мной тревожащими ее  мыслями, но что-то сдерживает.
Спрашиваю:
– Зоя, вас еще что-то беспокоит? Так вы говорите, вместе и обсудим.
Она испытующе вглядывается в меня и наконец, решается:
– Да-да, я это все долго обдумывала и вот, наконец, решилась поделиться…. Скажу вам о своей сокровенной мечте. О ней даже дети мои еще не знают. Так вот, мне сейчас  исполняется восемьдесят лет, и тогда добавят пенсию. Это будет где-то пять тысяч ежемесячно. Я эти деньги стану копить, чтобы и Витю потом перевезти на новосибирское кладбище… Негоже ему лежать здесь одному, как беспризорнику…. Ведь дед, единственная родная душа, похоронен далеко от внука, где-то в тайге…. Да я уж и места  точного не вспомню. Поселок-то, в котором мы жили, уже не существует…. Как грустно сознавать, что то, что мы когда-то с такой любовью возводили – вновь исчезло с лица земли навсегда. Словно и не было его…. А,… следовательно, и… нас?.. Что же выходит, мы зря прожили свою жизнь?…
Зоя вновь опечаливается, вздыхает и замолкает…
 Меня тоже часто терзает этот вопрос, но ответа на него как не было, так и нет. И я перестаю о нем думать. Просто беру и отбрасываю…
 Захваченная идеей Зои о перевозе ее внука на кладбище Новосибирска,  говорю:
– Ну, вот и славненько. Значит, у вас Зоя появилась цель дальше жить. Это же так здорово! – потом улыбаюсь и иронизирую, –  невольно возрадуешься, что у нас пенсия небольшая. Ведь для того, чтобы осуществить задуманное – это надо же, сколько еще лет прожить!?.. – тут же считаю в уме, и выдаю, –  да не меньше десятка!..
– Точно, а я про это и не подумала, – Зоя воспрянула духом и радостно продолжила, – теперь буду держаться за жизнь всеми силами, чтобы осуществить свою последнюю мечту... – еще помолчала, вздохнула и, думая о чем-то своем, философски изрекла.– Да-а-а!.. Все верно: жизнь прожить – не поле перейти…
Я подхватываю:
 – Это уж точно…

Магадан.
 Июль 2013
Худякова Т.В.