Посвящается девочкам, разделившим судьбу курсантов СВВПСУ.
"18 марта 2014 года подписан межгосударственный договор между Российской Федерацией и Республикой Крым о принятии в Российскую Федерацию республики Крым."
День присоединения Крыма к России не оставил равнодушными многих людей.Перемены в жизни полуострова напомнили о событиях, которые не возможно вычеркнуть из сердца. То были времена единой страны, мировой державы, в которой начинали бурлить перемены, а горбачёвское "новое мЫшление" всё более захватывало умы народов.
1.
Это просто какое-то издевательство.
-Ты совесть имеешь, в конце-то концов? Я тебя спрашиваю или кого? Мало что наши гаврики ни женятся, ни замуж не идут, из-за них на их же свадьбах встретиться родне возможности нет, так ещё и ты дурью маешься, в отпуск всё по Европам разъезжаешь, а ко мне в Ялту и носа не кажешь. Я между прочим теперь россиянка! И мы с тобой это событие ещё не отметили.И остальная родня кстати сказать ждёт, когда ты к нам в гости нарисуешься!
-Катюш, прости меня, ну не ругайся, я приеду. Обязательно приеду. Хочешь, вот прям этим летом возьму и приеду.
-У молодёжи нашей одни отговорки с этой женитьбой: то жилья не построили, то на новую машину денег не накопили. Спят годами в одной пастели, в ЗАГС не спешат, детей не рожают, только обещаниями про внуков кормят. И чего тянут спрашивается? Всё в жизни финансами меряют, прагматики-умники. Эх, мы с тобой не такие были.
Катя не слышит меня, тараторит на одном дыхании. Новости о родственниках переплетаются дивным образом с укорами в мой адрес. Успеваю устыдиться, что и впрямь сто лет не была в Крыму: надо бы и тётку старенькую повидать, родственников многочисленных навестить, да и у могил предков посидеть в задумчивости.
Вспомнилось, как в начале 80-х вот также из Симферополя позвонила, где всего-то, как несколько месяцев работала в больнице по распределению после учёбы, Катя, сообщив вполне серьёзно, что выходит замуж за курсанта СВВПСУ (Симферопольского высшего военно-политического строительного училища). Зная её капризные требования на благополучное в материальном плане обустройство семейной жизни непременно под родительским крылышком и принципиально негативное отношение к парням в военной форме, эта новость выглядела невероятно ошеломляющей.
«Арька, приезжай! Как раз успеешь на ноябрьские праздники. Ты обязана познакомиться с будущим зятем. Откажешься, ты мне не сестра!» - сказано тоном, не терпящим возражения, веско, по-родственному мило.
Я работала на скорой помощи в ТЭЦовском посёлке Николаевка Донецкой области. Встречалась с замечательным парнем, студентом мединститута, будущим патологоанатомом. Судьба моя предопределена: в своих мечтах я смело уносилась в уютное семейное гнёздышко, которое непременно совьём с молодым человеком. Но до чего ж смешны девичьи грёзы!
Туманную мглу сонного города поезд рассёк не торопясь, важно клацнул-взвизгнул болтами-железками и, резко качнувшись, застыл у перрона. В 6 утра на серой платформе Симферопольского вокзала прыгали с Катькой под моросящим ноябрьским дождиком, как две сумасшедшие дурочки, радуясь встрече после вовсе недолгой разлуки. Ведь, мы выросли вместе, что называется, с пелёнок дружили и были друг для друга больше, чем просто родственницы.
Пробежав белоснежную арку железнодорожного вокзала, высмотрели такси, договорились с усатым водителем в клетчатой стильной кепке и, устроившись на заднем сидении, взялись без умолку болтать. Так много хотелось друг другу рассказать, поделиться сокровенным, но в наши бурные разговоры с неуместными вопросами встревал злющий дядька таксист.
«Что? Ещё одна невеста приехала за женихом?» – строго посматривая на меня в зеркало заднего вида, спросил ехидным тоном.
Мы с Катей переглянулись и, пожав плечами, засмеялись. Но, дядька не сдавался: »Вот, оно тебе это надо: мотаться всю жизнь, тащиться с баулами куда-то? Не успеют приехать, сразу к этому училищу прутся! Не стыдно, а, девки? Встанут под забором, как, прости Господи, тьфу на вас ("в сердцах" сплюнул в приоткрытое окно), и ждут, и ждут, когда те курсанты повылазят!»
Рассмеялись дядькиным причитаниям, попытались отшутиться, мол, мы никуда переться не собираемся, и вы за нас не переживайте, лучше довезите в целости и сохранности.
Но, мужик был твёрд в своих намерениях и, не отступал, отговаривая нас искать этих самых курсантов. Устав после дежурства (вызовов выдалось немерено) и ночного переезда на полочке плацкартного вагона, я очень хотела спать, а тут этот дядька хлопотливый, как наседка.
-А закройте рот! – отрезала грубо, даже сейчас, по прошествии тридцати лет, удивляясь дерзкому окрику и своей наглости по отношению к пожилому человеку.
-Не закрою! – не обидевшись, взвился таксист - У меня племянница забеременела от курсанта, свинтил, бросил, знать не хочет. Я, девки, может, вас предостеречь хочу! Забочусь о вас.
-Дядь, мы сами о себе позаботимся! Я не люблю военных, не люблю эту их противно зелёную форму, не собираюсь замуж за курсанта! – заверила уверенным голосом - А вот она – шутливо пальцем показала на сестрёнку – Собирается. И никто её не бросает. Скоро свадьба.
Когда рассчитывались за проезд, таксист, качая седой головой, как-то жалобно и сердечно спросил у сестры:
-Доченька, может, передумаешь?
-Поздно, дяденька – засмеялась Катя.
-Что? Уже забеременела? – кинул многозначительный взгляд на Катин плоский живот.
-Нет! Что вы? Как можно? Ещё только собираюсь!
-Ну, а ты, невеста? – кивнул мне заботливый человек.
-А что я? Что я? Что вы ко мне пристали? - возмутилась в ответ - Будьте спокойны, дяденька: я никогда не выйду замуж за курсанта!
Катюша жила в многоэтажном, только что отстроенном общежитии медработников, деля комнату с двумя девушками, которые работали в роддоме медсёстрами. В предвкушении отдыха я забралась в кровать сестры и блаженно прикрыла глаза. Зря! В комнату постоянно забегали девушки из соседних комнат, что-то бурно обсуждали, чего-то друг у друга выпрашивали, чем-то делились, советовались.
Перед глазами мельтешили цветные юбочки, кофточки, стучали каблучки новеньких туфелек. От смешения ароматов духов «Шехерезада» и «Быть может» воздух в маленькой общежитской комнатке сделался удушливым, хотелось открыть форточку. Но, девушки, казалось, не слышали мою просьбу, продолжали щебетать, обсуждая предстоящий поход.
-Они готовятся к дискотеке в военном училище. Хочешь, иди с ними. У меня всё равно ночная смена в отделении. Что ты в комнате одна будешь сидеть? Не теряй времени, прогуляйся с девчонками.
-Кать, спать хочу, не могу – устало пролепетала я, зевнула и уснула.
Проснулась от каких-то воплей, суеты, стонов. Соседке по комнате было плохо: разболелся живот. Её жалобы показывали явный диагноз: дисменорея, но меня поразило, что девочки, сами медики, не могут ничем помочь страдалице. Посоветовала вскипятить шприцы. Лекарства нужные нашлись. После инъекции обезболивающего девушка уснула. И тут началось!
-Ну, пожалуйста, пожалуйста – приставала в десятый раз вторая Катина соседка Лариса – Ариночка, пойдём со мной! Ну, что тебе стоит? Наташка теперь продрыхнет до утра, а одна я не решусь идти. И домой назад по темноте тоже в одиночестве возвращаться страшно. Ну, пойдём, пожалуйста.
-Не пойду, я устала, спать хочу, тем более свой жених имеется. Мне без него не интересно болтаться по дискотекам в чужом городе. Танцорка диско из меня точно сегодня не получится. Вообще, девчонки, или я чего-то не понимаю, но меня просто бесит этот ваш зашибенно нездоровый интерес к курсантам.
-Чего тебе непонятного? Мне уже 25 лет, а живу в Симферополе почти семь лет, все мои подруги давно повыходили замуж за курсантов и уехали, только я всё сижу в девках, как дурочка. Сегодня такой случай подходящий! – присела на краешек кровати Лариса.
-Да вы что, с ума здесь все посходили? Других парней в городе нет?-удивляясь упрямству девушки, не сдержалась я.
-Хочу замуж за курсанта- как-то жалостно тихо произнесла девушка.
-Аринка, не сопротивляйся. Правда, ну, чего тебе стоит? Сходи с Лариской, развейся, повеселись – навалилась сестрица.
-А я с собой нарядов не брала – мысленно злясь на дурацкую ситуацию, отмахнулась от назойливого предложения.
-Ничего! Ты и в этом выглядишь нормально – кивнула Катька на брошенный на стуле джинсовый сарафан, купленный у фарцовщиков за две мои месячные зарплаты.
-А я косметичку дома забыла! – соврала, не моргнув.
-Найдём! Возьми всё, что надо из моей косметики – с готовностью предложила Лариса.
-А у меня на голове – чёрти что!-продолжала сопротивляться.
-Причешешься, подкрутишься...
-Ага, прям бегу-спотыкаюсь - перебив Катьку, огрызнулась я.
-Так, Арианна, хватит сопротивляться. Одеваешься, собираешься, идёшь. Заодно, познакомишься с будущим зятем. Лариска его хорошо знает. Она вас и познакомит – раскомандовалась добрая сестричка – И не смотри на меня своим испепеляющим взглядом. Не поможет.
-Это просто какое-то издевательство, глупость несусветная! С зятем можно познакомиться и завтра, после парада, когда пойдём к нему в училище. Ты же сама так планировала. И, вообще, я уставшая, посмотри на меня – лицо серое и осунувшееся, мне бы отоспаться хорошенько! – возмущению моему уже не было предела.
-Какая ты смешная, Арина. Что тебе стоит сходить вместо меня?– послышался тихий голос заболевшей подружки Наташи – Девчонки, и, правда, сюда приезжают со всего Союза. Что плохого в том, что хотят познакомиться с нормальными парнями: красивыми, умными, будущими офицерами? Ты вон какая длинная, и, действительно, серенькая, внимания на тебя особо и не обратят, постоишь в сторонке, если не хочешь танцевать. Просто, сходи с Лариской. На твоём фоне она выглядит, вроде как ничего, пухленькая, маленькая и миленькая, когда зелёные польские тени на веки нанесёт.
Почему зелёные, я так и не поняла, но на последний довод уже возмутилась Екатерина и, сестру понесло:
-Да, мы с Аринкой высокие ростом, но ходим, заметьте, только на высоких каблуках и, нам всё равно, что там, делается на земле у наших ног! Мы живём на седьмом небе в отличии от вас! В нашем роду все рослые и статные, с тоненькими талиями, и длинными ногами.
Словно злющая ведьма, Катька, тряхнув волнистой, цвета молочного шоколада гривой, улыбнулась во весь рот, вызывающе дерзко задрала подол атласного халата, показав стройные ножки. Сестра у меня, действительно, редкой красоты, из тех девушек, что обладают неповторимым шармом. На неё всегда и везде обращали внимание парни. Меня же от этой девчоночьей перепалки разобрал смех.
-Утопиться в море или броситься с Ай-Петри что ли от своей красоты неописуемой, намазавшись зелёными тенями? – не удержавшись, съёрничала я.
-Нет, топиться и бросаться не собираюсь – отрезала решительно Катерина, и гордо взглянув на девчонок, добавила – Меня как раз длинную-то в курсантские жёны и берут!
Тогда в 80-х, всё происходящее в общежитской комнате, выглядело смешным и нелепым. С самого первого момента осознания ещё в детстве своего собственного «я», когда насильно заставляли что-то делать, чувствовала, что это вызывало в душе моей протест. Но, когда чего-то не хочешь, отчаянно сопротивляешься всеми силами – оно тебя всё - равно настигнет.
2.
Везёт же им - этим сёстрам.
В вечерних сумерках, стараясь не наступать в лужи, мы осторожно пробирались по тротуару вдоль железных решётчатых пролётов длиннющего забора. Укрываясь от нудного дождя под цветным японским зонтом с выворачивающимися от ветра хиленькими спицами, на чём свет стоит, я ругала себя. За то, что пошла на поводу у Катьки и попёрлась чёрт знает куда с совершенно чужим человеком, за то, что раздражает бесконечная болтовня Ларисы о надоевших мне, как горькая редька, курсантах, за то, что высокими каблуками модных сапог постоянно цепляюсь за неровности асфальта.
Противный порывистый ветер бил в лицо ледяными струйками дождя, настырно раскачивал поникшие кроны деревьев, и неуютным казался серый притихший город в ноябрьский ненастный вечер. Да ко всему: ещё нескончаемый монументальный забор, похожий на ограждение в зоопарке. Вот зачем этими кольями из железа ограждать от нормальных людей тех, кто учится в военном училище?
-Можно спрятаться? – неожиданно откуда-то сзади бесцеремонно влез под мой зонтик парень в форме курсанта - Привет, девушки! Куда шагаем?
-Не знаю! – буркнула в ответ. Я, действительно не знала, куда.
-К вам в училище на дискотеку к четвертому курсу! – игриво залопотала Лариса, с ходу схватила парня под руку, утянув, заодно, под свой зонт.
-А давайте к нам! У второго курса тоже дискотека. – забираясь опять под мой зонт, предложил курсант – А чего, вы, молчите? – потеребив за рукав плаща, обратился ко мне.
-Да всё равно – честно ответила я, а про себя подумала: Откуда же ты взялся-то, прыткий такой? Вроде, никого вокруг не было, я только что оглядывалась. Через забор, что ли перелез?
-А как вас зовут?
-Никак!
-Ага, понятно, значит девушка по имени Никак! – засмеялся моей вредности парень.
-Меня звать Лариса!
-Очень приятно! А меня – Андрей. Девушки, без всяких возражений идёте к нам! – решил за нас вновь обретённый знакомый.
Ну, наконец-то, добрались. Стоим на КПП училища и, к моей радости, нас не пускают дежурные с красными повязками на рукавах. Оказывается, Лариса не взяла с собой пригласительный, а курсант, что взялся провести на свою дискотеку, куда-то исчез.
-Это ж надо, столько времени собираться, готовиться, и так саму себя наказать! – сокрушалась она громко, вызывая неподдельный интерес у присутствующих тут же офицеров и курсантов.
Дежурные, высокие симпатичные парни, сочувственно качали головами, улыбались приятными вежливыми улыбками, шутили и не пускали. А мне стало смешно от всей это нелепой канители. Смеялась не долго. Неожиданный знакомый вновь материализовался из воздуха, подхватил нас под локотки и со словами: «Эти девушки со мной!» уволок в недра училища.
-Вот это я попала! – оглядев полумрак спортивного зала и струхнув не на шутку, решила про себя. Внутри душного помещения с безобразно зелёными стенами танцевали пары, стояли вдоль стеночки парни в болотного цвета форме с курсантскими погонами. Подумалось, что сейчас услышу какую-нибудь любимую мелодию бабушек из прошлого про позицию, про девушку, которой надо на запад, а ему конечно же в другую сторону. Но музыка оказалась довольно приличной. Даже не ожидала, что услышу именно свои любимые композиции.
Надо отдать должное, ребята, приглашавшие меня танцевать, вели себя очень вежливо. С каждым интересно беседовать. Может, в силу своего характера, может, от постоянного общения с большим количеством пациентов на работе, но мне было действительно легко с ними болтать обо всём на свете. Смешной мальчик, едва достающий мне до уха, трогательно читал стихи, жутко перевирая строки, написанные талантливым поэтом, но я сделала вид, что не заметила. Рифму стихов его собственного сочинения мои уши не вынесли, и, я расхохоталась посреди танца, не в силах скрыть свои чувства, что вызвало любопытные взгляды танцующих вокруг пар. Мальчик же справедливо обиделся.
Ну, что уж тут отрицать, случилось и неприличное поползновение рук одного из парней в очень нескромные места моей фигуры. Высвободиться было невозможно из цепких рук, на слова осторожных намёков реакция – ноль. Со злости просто острым каблуком сапога со всей своей девичьей силы топнула по ботинку неугомонного курсанта, не переставая мило улыбаться и танцевать. Отдам должное его выдержке – даже не ойкнул, но понял и больше не приглашал.
Вроде не страдала пространственным кретинизмом, но я потерялась самым настоящим образом. По всей вероятности, пока танцевала да общалась, переместилась в другой конец зала, а сориентироваться, находясь среди высоких парней, даже встав на цыпочки, не получалось. Где оставила свой плащ, где моя сумка, где Лариса? Беспечна молодость. А голова закружится у любой девушки, если молодые люди ей будут на ушко произносить очень даже приятные комплименты и упорно пытаться узнать, что она собирается делать завтра.
В общежитие вернулись в полночь. Выключив свет, Лариса в ночной рубашке забравшись к соседке в кровать, с обидой жаловалась:
-Представляешь, какая б**** эта Аринка, не успела прийти, пошла в разнос. Я, как дура стояла, а её курсанты приглашали и приглашали. Потом, вообще, куда-то пропала. Еле нашла, чтобы с Катькиным женихом познакомить. Везёт же им - этим сёстрам. Арька только с поезда, а туда же: впереди всех помчалась курсантов охмурять! Из-за таких вот с** не возможно найти нормальных парней для себя. Ну, почему одним везёт, а другим нет, а?
Хотелось спросить: «Причём тут я? Бред какой-то!» Но, у каждого своё понятие определённых вещей и видение окружающего. Спор бесполезен.
Укрывшись с головой одеялом, я, еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться во весь голос, а только прыскала в ладошку, смеясь над упрёками завистливой девушки. Сказать, что слово б**** меня не смутило, было бы враньём. Тогда в советские времена казалось это страшным обвинением, тем более не заслуженно.
Глупая, беспечная девчонка, в тот вечер я ещё не знала, каким бывает страх. Это чувство обдаст ледяным мраком душу и заставит трепетать сердце через несколько лет в южном крае необъятного СССР, когда, мило улыбаясь, при обмене одной книги на другую из библиотеки, собираемой моим мужем, коллега прошепчет в самое ухо: «А тебя, с**а, мы повесим на первом же фонарным столбе, как только наши мужчины поднимутся против вас!»
На мое недоумение: «За что? Мы же с тобой дружим? Обедаем за одним столом? Ходим в гости друг к другу?», ответит без обиняков, не скрывая ненависти, истерично: «За то, что твой муж комиссар! Политрук! Замполит!» Почему-то меня поразит именно слово «комиссар».
Страх – это, когда ты оказываешься совсем одна в плацкартном вагоне, молоденькая светловолосая женщина среди мужчин не славянской внешности, и тебя буравят зло десятки глаз, отпускаются без стеснения скабрезные шутки в адрес внешнего вида. Собрав все свои силы, боясь спровоцировать неосторожным поступком, ты еле сдерживаешься, чтобы не врезать по наглой роже. Делаешь вид, не переставая улыбаться, и, стараясь не встречаться с дерзким взглядом чужих глаз, что не замечаешь «нечаянных» касаний и столкновений в узком проходе вагона. Ты понимаешь, что нельзя ни на миг из рук выпустить своего малолетнего сынульку, а он, как специально, не разрешает снимать с головёнки папину старую офицерскую фуражку, бдительно охраняя её от посягательств мамы, и с детской непосредственностью громко сообщает, что его папа замполит и, мы едем к папе в часть.
В душе тешишь себя маленькой надеждой на то, что глазки твоего ребёнка такие же черносмородиновые, как и у его отца. Муж, являясь славянином, внешне похож на представителя южного народа (а чему же тут удивляться: столько перемешено в веках брачными узами народов многонационального государства?). Пытаюсь успокоить себя: может и дерзкие попутчики думают, что мой ребёнок принадлежит к одной из национальностей южного народа.
А в стране уже беспокоит, ворошит сознание людей новые веяния "новых" взглядов наступившего горбачовского времени, всплывают на поверхность, дремавшие на дне сознания, националистические, радикальные недовольства. Помощь пришла неожиданно - на соседней полке ехал старый седобородый дядька, гортанный окрик которого был, по-видимому, самым весомым голосом в этой компании. К супругу прибыла в целости и сохранности.
Страх – это, когда ты утром провожаешь мужа на службу как обычно и привычно, а через несколько часов он заскакивает к тебе на работу буквально только для того, чтобы протараторить, что пришёл приказ, и воинская часть в полном составе к вечеру должна погрузиться в вагоны и убыть в указанном начальством направлении. Была часть в степи и – бац, по мановении палочки, приказа высокого воинского начальства, исчезла. Испарилась, как и не было никогда, оставив пустой корпус казармы, равнодушно зияющий чёрными глазницами окон. Поздним вечером каким-то невероятным образом муж дозвонится соседке, и тебе передадут, что позвонит уже с нового места службы, как только будет возможность. И ты понимаешь, что эта возможность при тогдашнем сообщении может затянуться на недели, что и случилось в дальнейшем.
А утром следующего дня ты приедешь рейсовым автобусом в районный роддом, и на пороге успеешь произнести: «Девочки, мне плохо, помогите…», и почувствуешь, как между ног выскакивает твой ребёнок. Очнувшись в кресле, ты не почувствуешь боли. В твоём теле поселится страх за старшего сына, которого успела отвести в садик, едва предупредив соседку, чтобы забрала к себе, вдруг, если не приедешь. А у соседки на руках свой недельный младенец. Она же, сама больная, с температурой из-за разрастающегося мастита, осталась одна в почти опустевшем ДОСовском жилье и, ей тоже нелегко - судьба офицерской жены…
Резкой болью в висках застучат слова доктора: "О! Да тут и чистить не надо. Выскочил целенький, как родился." На вопрос врача хочешь ли узнать пол ребёнка, ответишь твёрдое «нет», боясь, что разрезая скальпелем околоплодный мешок, врач принесёт боль почти пятимесячному плоду, хотя прекрасно осознаёшь, что плод мёртв. Ребёнок, которого носила под сердцем, превратился в одно ёмкое слово «выкидыш».
И тебе будет наплевать на злой шёпот соседок по палате (как люди умудряются всегда всё знать про других?), что привезли офицерскую б***ь, не успевшую проводить мужа, тут же прискакавшую делать аборт, видать, от любовника. Не обращая внимания на домыслы и неприкрытый цинизм этих слов, ты будешь унижаться перед врачом, уговаривая отпустить домой, потому что страх за оставленного сына будет сильнее собственного здоровья и всех нелепых обвинений в твой адрес. Врач сжалится, даст необходимые ампулы, поверив, что моё образование поможет справиться с состоянием, и, о, чудо, отпустит к пятилетнему сыну.
Страх – это, когда в дальней командировке в глухом захолустье твой муж корчится от прободной язвы. И ты понимаешь, спасения от беды нет, надеяться не на кого, и что остаться тридцатилетней вдовой с двумя детками, незавидная участь. Страх не покидает, когда происходит чудо и мужа всё-таки доставляют в госпиталь, врачи борются за его жизнь, но для дальнейшего восстановления лекарств нет.
Они – дефицит. Их просто нет в стране, как и нет самой страны СССР, как нет нас советских людей, и живёшь ты уже в свободной независимой республике, где никому не нужны твои проблемы, где зарплата офицера в два раза меньше зарплаты уборщицы-технички на автопредприятии.
Но случится чудо - через десятые руки, при помощи милых сердцу жён офицеров, лекарства, хотя и с трудом, найдутся за границей. И уже другие жёны-офицерши, совсем не знакомые мне, сумеют лекарства доставить вовремя, дав надежду на спасение супруга. А ты впервые в жизни подойдёшь к иконе Богородицы, неумело попросишь о здоровье своего замполита и будешь со слезами благодарить спасительниц.
Но это всё произойдёт в будущем. А тогда вначале 80-х мы были молоды, задорны, беспечны, и не могли предсказать о грядущих событиях в нашей любимой стране.
За завтраком на мои жалобы вернувшейся с работы сестре по поводу незаслуженно полученного накануне обвинения от Ларисы, Катя расхохоталась:
-Тю! Не обращай внимания! Представляешь, какие фантазии сочиняются в её башке, когда их выгоняю погулять из комнаты, ожидая своего парня в увольнение? Теперь понимаешь меня, почему хочу найти быстрее съёмное жильё? Так что, не переживай по пустякам!
-Ещё чего – ответила бодро.
И всё равно, б***ь для меня было страшным обвинением.
3.
Ты одна, а он с солдатами в цирке?
-Ну, ты, балдааа! – хихикая, распиналась Катька, пристроившись рядышком со мной на стуле в комнате посетителей на 2 КПП СВВПСУ– Ты, хоть помнишь, с кем вчера на дискотеке познакомилась? Хоть одно лицо запомнила?
-Как? Как я запомню лица, если там темно было? – не скрывая смеха, шёпотом оправдывалась я.
-Зятя будущего запомнила хотя бы?
-Нууу, вроде, как, да! – мучительно, с трудом, подбирая слова, чтобы не обидеть сестричку, блеяла я – Высооокий, красииивый. Парень!
-Парень? Ну, спасибо, сестра, что, хоть разглядела в нём парня, а не девочку.
-Нос у него ещё длинный, как рубильник-вспомнила совсем невпопад.
-Какой рубильник? – испуганно распахнула свои прекрасные чайного цвета глазища Катюшка.
-Ой, ну римский, ой, нет, греческий такой нос! – постаралась тщедушно выкрутиться.
-И всё?
-Аааа, уши ещё! Ушки большие такие, лопушистенькие и красные!
-Убить тебя мало, Арианна!
-Ну, что ты, что ты, сестра, если увижу их лица, вмиг узнаю всех! И зятя узнаю сразу же, как только появится. Клянусь! – твёрдо заверила свою родственницу, надеясь на то, что к нему-то, к своему возлюбленному избраннику сеструха помчится первая, а уж я как-нибудь дальше разберусь сама.
На новеньких из светлого дерева учебных столах многочисленными заботливыми родственниками, приехавшими навестить своих детушек-курсантов, были любовно разложены на разостланных газетках килограммы продуктовых запасов: колбасы, котлеты, пирожки, сало, сладости, фрукты. Перемешанные запахи, спёртый воздух, духота, хочется выбраться на улицу, но мы смиренно ждём моёго будущего зятя.
С Катюшей только что вернулись с демонстрации, прошедшей на площади Ленина. Вчерашний строгий наказ её жениха я передала слово в слово и, протиснувшись сквозь толпу народа, собравшегося поглазеть на зрелище праздничного парада курсантов СВВПСУ, мы с сестрой стояли у ограждения прямо напротив входа в Центральный универмаг, как и было велено.
Да, это красиво, когда, чеканя шаг, ровным строем, сверкая кокардами, рядами идут курсанты в парадной форме повзводно, поротно. А кругом гремит музыка, радостью полнятся улицы, ликует улыбающийся народ, развеваются кумачовые полотна и взмывают в небо разноцветные воздушные шарики. Как не восхититься нам, девушкам, вами, мальчики? Ведь, вы – наши защитники.
Пафосно звучит? Отнюдь. Кто не видел этого воочию, кто не ощущал гордости, стоящих рядом пожилых людей, не слышал радостных восторгов мам и бабушек, кто не видел слёз, текущих по сморщенным щёчкам стареньких седеньких ветеранов, на тронутых молью мундирах которых нет пустого места от медалей и орденов, тому этого не понять.
В ночь на 7 ноября тучи над Симферополем разогнал, словно верный страж, мощный ветер, уступив поутру дежурство лёгкому ласковому ветерку. Щедро посылало солнце яркие лучи на празднично украшенный город, благодатный, миролюбивый, многонациональный.
В парадной форме мальчики-курсанты, будущие замполиты, чеканили шаг и, ещё не знали, что скоро всё перевернётся в стране. То, во что они свято верили, окажется абсурдным, а то, что внушалось с детства, как чуждое, приживётся и уже, не будет вызывать недоуменных ассоциаций у потомков парней, которые в данный момент так восхищают своим бравым видом на параде население Симферополя.
Под горбачовским призывом «о новых веяниях в жизни и перестройке сознания народа-совка» начнётся преобразование армии: расформируются многие воинские части, сократят стройбаты, исчезнет должность замполита. Об образовании в стенах СВВПСУ будет напоминать диплом вместе с корочками принадлежности к коммунистической партии, стыдливо пылящиеся на самой дальней полке. Тысячи офицеров, выпускников училища, вместе с народом исчезнувшей страны начнут учиться выживать в новых условиях развала и беспредела жёстких, безденежных 90-х.
Это произойдёт в будущем, а пока восторженная красавица Катерина среди нарядной толпы улыбалась и тормошила меня, перекрикивая звучащие из громкоговорителей звуки военного марша:
-Смотри, смотри! Ну, вот же, он! Видишь его глаза?
-Кого?
-Твоего будущего зятя!
-Да где? Их там много. На кого смотреть?
-Фу, бестолковая, ты, Арька! Ну, вон же, второй справа в первой шеренге!
-Да в какой шеренге? Их же тут десятки, этих шеренг!
-Да ну тебя!
Мелькали фуражки, кокарды, парадные мундиры, строго по команде плыли волны из белых перчаток, блеск и грохот начищенных сапог. У меня в голове перемешалось всё. Как в этой массе людей можно кого-то конкретного разглядеть?
Научусь и я узнавать лицо мужа среди сотен курсантских лиц совсем скоро, по строгой договорённости с ним, стоя на этом же самом месте по случаю празднования уже 9 мая. Глаза с хитрым прищуром найдут меня и чуть-чуть успеют подмигнуть, не скрывая улыбки во весь рот от радости встречи.
Праздники же в будущем для меня, жены офицера, превратятся в обычные будни. Замполит всегда с солдатами, а праздники для его жены сместятся на сутки, когда освободившись от службы, уставший, не выспавшийся он будет появляться на пороге с обязательным букетом цветов (и где находил в той глухомани, что служили?).
Усадив сына смотреть парад, транслирующийся по телевизору, я искала себе работу: мыла, стирала, пекла пироги. Завидовала ли гражданским, что могли быть в эти дни вместе и семейно ходить в парк, гулять, радоваться, веселиться? Нет. Знала, что мой праздник придёт завтра, а сейчас муж с солдатами проводит праздничные мероприятия: походы в цирк, кинотеатр, на концерт.
«Ты одна, а он с солдатами в цирке?» - будут удивлённо переспрашивать мои гражданские подруги. «Да, в цирке» - буду, улыбаясь, отвечать, заодно отшучиваясь на их озорные покручивания пальцем у виска. Кого уж тут винить, если добровольно разделила участь замполита?
А тогда, в начале 80-х, сидя с сестрой в комнате посетителей, на её вопрос, с кем же я вчера познакомилась и есть ли шанс этого товарища увидеть сегодня, и вообще, может уже и мужа нашла, ха-ха-ха, чтобы отвязалась, беспечно ляпнула:
-Кать, прекрати! Если тебе так не терпится сосватать меня, то сейчас, кто первый из вчерашних знакомых заглянет сюда и подойдёт, тот и станет моим мужем.
-Ага, любовь до гроба, дураки оба! – расхохоталась сестра.
-Честное слово! - брякнула не подумав, лишь бы только Катька отстала.
В приоткрытую дверь заглянуло строгое серьёзное лицо, за секунду обозрев сидящих посетителей. Взгляд глаз, чёрных, как смородиновые ягоды, сфокусировался на мне, и лицо растянулось в широкой улыбке. Обладатель глаз прошагал прямо к нам, и устроившись по хозяйски на соседний стул, сказал, как отрезал:
-Привет! Нашёл!
-Здрасссьте! – всё, что смогла сказать я, удивляясь, какими могут быть проницательными сквозь смех брошенные слова. Помнится, в тот день я почти онемела, всё ещё внутренне сопротивляясь грядущим в моей судьбе событиям.
-Кать, сейчас и твой подойдёт. Сходим, погуляем всей бандой на Салгир. Мне уже увольнительную подписали – обратился мой будущий муж к своей будущей свояченице.
В следующие пять минут я узнала, что он и мой будущий зять носят одно и то же имя, спят на одной и той же двухъярусной кровати, тратят последние копейки курсантского скудного довольствия на пачку «Примы» и делят её напополам. Они друзья с первого дня поступления в стены училища. У них всё напополам. Напополам разделят и нас, сестёр, - невероятный казус Судьбы.
Позже Катя будет посмеиваться, мол, и правда: не стоило Аринке с Лариской тащиться на дискотеку. Всё одно о существовании друг друга мы бы и так узнали при встрече здесь, на КПП. А мы с мужем отнекивались и посмеивались про себя, что тогда не было бы у нас того памятного вечера с влажной от конденсата стены спортивного зала, к которой я решила прислониться спиной, отдыхая от танцев, а прислонилась к ладони курсанта, что вовремя подставил специально, чтобы понравившаяся ему девушка не простудилась.
Я долго скрывала и, призналась мужу, только после свадьбы, что именно в тот миг, я удивилась невероятной мысли, что посетила меня: «Ты будешь моим мужем!». А супруг сразу признался, что даже не думал, решил и всё: вот она, будущая жена, как только увиделКакая-то мистика из области фантастики. Невероятно, но факт.
Человек может досконально разбираться в анатомии самого человека, выучиться и стать замечательным специалистом в этой области и, выискав причину того или иного заболевания, обоснованно выдавать эпикризы. Загадки же анатомии человеческой любви, сколь, не пытайся, разумно и с хладнокровием раскладывать на составные части, постичь не возможно.
Недавно я пристала к супругу (надо оно мне было на старости лет?):
-А скажи-ка, милый, вот вы находились, в общем-то, в замкнутом тесном кругу, сотни молодых, физически здоровых парней. Не всё же в своём СВВПСУ изучали философию с политикой, задачи партийных съездов, занимались физподготовкой. Наверняка же обсуждали нас, девочек. Интересно, на что вы особо обращали внимание в первую очередь?
-Зачем тебе это знать?
-Ну, так, просто. Всё-таки тридцать лет прожили вместе. Хочется узнать, чем восхищались молодые люди моего поколения, глядя на девушек.
-У каждого курсанта был свой идеал женской красоты – затянул волынку супруг – Главное, чтобы была надёжная боевая подруга. Преданная, любящая.
-Это понятно и без твоих объяснений. Ответь, что восхищало парней в девушках, чтобы увидел и … ах!
- Внешний облик девушки должен гармонировать с созданным в голове советского замполита – с иронией в голосе опять начал издалека супруг - образом верной и стойкой к невзгодам и тяготам военной службы женщины.
-Да что ж это такое! – всплеснув руками, не выдерживаю я – Ты можешь ответить просто и без обиняков, что вызывало восторг курсанта при виде симпатичной девушки?
Лучше бы я не спрашивала. Лучше бы он не отвечал. Мой супруг, интеллигентный, воспитанный, от которого никогда не слышала грязных и матерных слов, который трепетно относится к женщинам вообще, ответил одним коротким словом:
-Ж**а!
Пока переваривала и осознавала информацию, он исчез по своим делам. Готова была услышать всё, что угодно: восторг от фигурки, от пышной груди, от стройных ножек, от изящных ручек, от милого личика, наконец! Но эта часть тела никак не ассоциировалась у меня с красотой и восхищением. Даже к зеркалу подошла посмотреть глазами мужчины на восхитительную часть женской фигуры. И что в ней такого особенного?
Вечером на мой упрёк по поводу услышанной части, вызывающей восхищение, благоверный выдал:
-Как понять вас женщин? То приставала, скажи да назови, а когда узнала, расстроилась!
Ну, ничего себе! А как вас понять, мужчины? Мы прихорашиваемся да наряжаемся, за фигурой следим, чтобы очарованием своим покорить вас, ну, и умом конечно неординарным (это от Бога), а тут – вон оно что! Цирк какой-то.
4.
Армейские порядки.
Ах, красавец Салгир, с выложенными камнем и бетоном берегами, украшенный ажуром рельефной ограды, с трогательно склонившимися к воде плетями-веточками плакучих ив, сколько признаний влюблённых курсантов слышал ты? Сколько целующихся фигур отражалось в зеркале твоих неспешных вод? Сколько, сколько? Он и не обязан помнить. Годы не должны позволить исчезнуть из памяти тех мгновений у самих влюблённых. А мы живём и продолжаем помнить.
Однажды, рядышком с Салгиром курсанты готовились встречать советских космонавтов Берегового и Леонова, прибывших на какое-то торжественное мероприятие Симферополя. С Катей и с лежащим в коляске её новорожденным сынулькой мы прогуливались тут же, чтобы поглазеть на тех, кто побывал в неведомом космосе, и хоть краешком глаза увидеть мужей, перекинуться с ними парой фраз. Парни жили уже не в казарме, а в общежитии, находящемся на территории училища, но в увольнение приходили редко. Строгими законы были по отношению к семейной жизни курсантов.
Картина, представшая перед глазами, поразила нас: что-то не понравилось ротному в облике курсантов и, он стал орать на них злобно, не стесняясь в выражениях. Супруг покорно, впрочем, как и другие курсанты, достал из кармана белоснежный носовой платочек и стал им натирать свои, и так-то до блеска начищенные, чёрные ботинки.
Уже вечером, когда муж получил увольнение, обиженно попрекнула, что я кипячу, стираю, глажу ему носовые платки, стараюсь, а он не ценит мой труд.
-А ты хотела, чтобы меня сегодня лишили увольнения? – спросил, глядя на меня, как на неразумного ребёнка.
Армейские порядки трудно понять нам, девушкам, но необходимо, если ты связала судьбу с военным. Больше по поводу платков и, вообще, стирки истерик не закатывала.
Случилось, наш годовалый сын (служили тогда на Дальнем Востоке), пока мама отвернулась, бросил папин синий носок в работающую стиральную машинку с белым бельём, от чего оно разукрасилось грязно-синими полосками. Ребёнок был счастлив от проделки, муж смеялся. Делала вид, что веселится и мать (как понять этих мужчин?).
Не заморачивалась я и такой ерундой, как извошканные в мазуте офицерские брюки. Служили в СКВО. У меня пропал муж. Вернее, пропали мужья всех жён нашей маленькой части. Все до одного. Кроме командира, конечно же. На сутки. Вроде как, накануне посиделки у них нарисовались в чисто мужской компании на природе. Девчонки, жёны прапорщиков и офицеров, естественно переживали за своих благоверных, выясняя, что да как, и суетно бегали в поисках хоть какой-нибудь информации из квартиры в квартиру нашего ДОСовского дома.
Сотовых телефонов и в помине не существовало, узнать, где блукают отдыхающие, возможности не было. Главное – набраться терпения и сохранять спокойствие. Какая глупая вера в то, что запрещая мужчине свободные действия, контролируя его связи, ты будешь жить в уверенности, что для него ты – одна единственная, неповторимая и, он будет себя вести пай-мальчиком. Всегда с пониманием относилась к желанию мужа побыть в кругу друзей. Отдыхать друг от друга иногда полезно. Но, вот пропадать на сутки, мдааа…
Супруг нашёлся поздно ночью. В дверь позвонили. Открыла. Стоит родимый. Ну, как стоит? Ухватившись за дверной проём. Шатаясь, но, стоит. Мне показалось или действительно из-за мусоропровода послышалось лёгкое покашливание? Открыла дверь шире, отступила в сторонку – побежал родимый самостоятельно, почему-то в одном ботинке, до самого дивана. Через пару минут послышался шум отъезжающего от подъезда грузовика.
Естественно, утром с мужем не разговаривала. А вопросы сыпались один краше другого:
-Кто ж меня так уделал? Фуражка где? Где мой ботинок? Что вчера было?
-Меня там с тобой не было! – еле сдерживая смех, выдавила, глядя на небритого и не выспавшегося гулёнку.
Подулась, построжилась для пущей важности денёк, но ему и самому было неловко и, видать, стыдно. Извинился. Куда деваться? Простила. Да, ладно, с кем не бывает! В жизни разные странности происходят. Штаны отнесла в химчистку, наврав с три короба любопытной приёмщице: «Муж с солдатами мазут разгружал на станции!» Ну, не позорить же супруга, живя в маленьком поселении, итак про нас местные знают больше, чем мы сами про себя.
-Ай-яй-яй, какая тяжёлая служба у вашего супруга! – сердобольно посочувствовала женщина.
-Очень! Аж, невмоготу!
Ботинок отыскался почему-то на железнодорожных путях около самой воинской части. А покашливание мне и впрямь не почудилось. Солдату дежурный по части офицер дал приказ отвезти перебравшего замполита домой, позвонить в дверь и, если супруга не пустит (кто знает этих баб, что у них на уме?), доставить обратно в часть, что солдатик неукоснительно исполнил. Молодцы мужики - заботу проявили. Хорошо погуляли! Где? А кто их знает?
Однажды в училищенскую пору проявила заботу и я о своём благоверном, глупо и по-дурацки подставив не только супруга, но и его друзей-курсантов. После нашей свадьбы, муж опоздал в СВВПСУ на двое суток. Гром и молнии метал ротный. Неотвратимым было наказание нарядами, и даже губой. И пошло, и поехало – шум, гам, разнос. Тут ещё и я решила сделать сюрприз: принесла две полные продуктов котомки с родительскими домашними припасами. Сверху сладости, а на дно водку и самогон домашний в стеклянных бутылках пристроила. Притащилась перед ужином к училищу и стала дожидаться супруга.
Забравшись шустро ловкой обезьяной по прутьям забора, чтобы взять из моих рук довольствие, муж переспросил несколько раз, есть ли в сумках спиртное. Что на меня нашло, но я решительно заверила, а ни-ни. Думала, откроет в казарме, а там приятный нежданчик. Муж побежал догонять друзей, строем шагающих в столовую с песней «Священные слова «Москва за нами!» мы помним со времён Бородина». Они всегда ходили с этой песней, наверное, начальство считало, что именно она способствует благостному пищеварению курсантского желудка.
Откуда же мне было знать, что со всем переданным съестным добром муж, не забегая в казарму, сразу поскачет в столовую и разворотит котомки на столе перед глазами ответственного по курсу офицера. Издали будет бдительно следить помощник дежурного по училищу. Супруг успеет углядеть нежданчик и засуетится, не зная, как скрыть. Потом уже сами курсанты смеясь, рассказывали, как отвлекали дежурного, поняв по выпученным глазам молодожёна, что тут дело нечистое, как выходили из столовой, засунув в рукава ПШ-а бутылки, сплотившись вокруг выносителя спиртного дружной гурьбой. Им в тот момент было не до смеха – из училища могли выпереть, как говорится, без суда и следствия.
С пьянством в училище было строго. И всё-таки, и всё-таки. Убеждена, даже сейчас, по прошествии десятков лет, если разбудить среди ночи моего бывшего курсанта, он уверенно, без запинки и чётко отрапортует цены: 1 стакан - 20 копеек, 1 литр - рупь, ведро эмалированное (с крышкой)-8 рублей.
Крышка – здесь ключевое слово. Без неё никак. Муж обладает артистической мимикой лица, которое может представиться и ласковым ангелом, и серьёзным благовоспитанным человеком, грозным злодеем или высокомерным снобом.
Дежурному курсанту на главном КПП и в голову не могло прийти, что другой курсант, дежурный по роте с подобострастным лицом, старательный отличник, будущий краснодипломовец, проходит мимо массивных колонн на территорию училища не с пустым ведром после поливки цветов на закреплённой территории, а наполненным белым сухим вином, старательно прикрытым крышкой. Прохладное вино соблазнительно продавалось на противоположной стороне улицы у Колхозного рынка прямо из бочки. Супруг проделывал этот фокус несколько раз, обеспечивая утоление жажды своих товарищей. Как удавалось обмануть бдительных стражей – это может поведать только курсант СВВПСУ.
В нашем окружении курсантских семей парни выпивали, но не напивались до идиотского состояния. По приходу в редкие увольнительные, муж переодевался в гражданскую одежду, и мы ходили в маленький магазинчик-подвальчик «Солнце в бокале», расположенный в центре Симферополя. В нём продавали с неповторимым вкусом массандровские вина: «Белый мускат красного камня» и по сию пору моё самое любимое, пахнущее дубовой бочкой и терпким ароматом разогретого на солнцепёке виноградного листочка незабвенное «Солнце в бокале».
Кислый болгарский «Рислинг», венгерский духмяный, настоянный на 19 травах, вермут «Кечкемет» и чёрный, только что испечённый бородинский хлеб покупали в гастраноме на улице Пушкина. Пока возвращались домой, от ноздреватой огромной буханки едва оставалась половина.
А заварными пирожными, этим чудным шедевром симферопольских кондитеров, лакомились в кафе «Лакомка». С таким же названием, с кремом из вареной сгущёнки они были превосходными! Муж мог слопать штук пять кряду. Вкушая уже в наше время знаменитые изысканные пирожные, сидя в популярном кафе в центре Вены, мы вспоминали симферопольские. Да простят венские кондитеры, но пирожное, вкуснее крымского, им сотворить не удалось.
Вообще, еда – это отдельная тема. Мне казалось, что и муж, и зять, и все друзья, что приходили к нам, всегда были голодными. Пирожки с сестрой пекли штук по 30-40. Салаты крошили тазиками. Борщ варился в огромной кастрюле. Съедалось всё с завидной поспешностью. Сейчас наш домашний любимец волкодав Фил ест с такой же скоростью, когда поставишь ему полведра каши, сваренной на косточке. Пять раз языком проведёт и, ёмкость чистая, мыть не надо. Всегда шучу, что мне подозрительно кого-то напоминает.
Кстати сказать, помня бабушкин наказ, чтобы кормила мужа сытно, старательно, я, послушная внучка (вот не дурочка ли была?), жарила пирожки с картошкой, и, зная время, когда взвод мужа будет проходить в городскую баню на помывку мимо нашей квартиры, встречала, а затем топала с ним рядом в строе. Своей бани в училище не было, курсантов каждый четверг водили в общую, что находилась недалеко от городского парка. Ребята шли, угощались моими пирожками, благодарили. С супругом успевали обменяться последними новостями из родительского дома. Ах, да! И нацеловаться. А как же без этого? В курсантской жизни вольница – вещь роскошная: без увольнительной стены СВВПСУ просто так не покинешь, а встречи с любимой редкостны.
5.
Счастливые мы.
Ура, ура, мы идём в театр! Недавно отстроенный в современном стиле Симферопольский театр драмы и музыкальной комедии запомнился отличной премьерой: постановкой пьесы М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Именно на его подмостках я узнала о существовании этого произведения. Смотрела, затаив дыхание, не отрывая глаз. Игра актёров на грани фантастики! Жаль не сохранилась за многочисленными нашими последующими переездами программка с фамилиями участников.
По окончанию действа не хотелось покидать зал. Казалось, вновь из туманной чертовщины появится на сцене Маргарита, и, как задумано режиссёром, взлетит на качелях к самому Небу, тут же падёт вниз в преисподню дьвола, Воланд продолжит виртуозно править балом, Мастер восхищать свою возлюбленную, а жестокий прокуратор Иудеи Понтий Пилат, данной ему властью, вершить судьбу Иешуа Га-Ноцри. Возвращались домой по кривой улочке Симферополя в свою лачужку, лепившуюся среди мазанок, существующих с незапамятных времён в Подгорном переулке, и не переставали обсуждать игру талантливой труппы.
Первая наша съёмная квартира как раз находилась недалеко от театра. Хозяйка, разбитная женщина 50 лет, работавшая проводником на поезде «Москва-Симферополь» сразу предупредила, чтобы с бабкой, что жила напротив, не общалась. Стращала меня, что глаз, мол, у той не хороший, чёрный, способный беду накликать. В этот бред не верилось, и я исподволь наблюдала за старой женщиной: хочешь, не хочешь, а жили дверь в дверь, здоровались, улыбаясь. Мне она казалась очень даже привлекательной женщиной, а не старухой 77лет: статная фигура, гордо вздёрнутый подбородок, внимательный орлиный взгляд карих глаз, высокая аккуратная причёска седых, некогда жгуче-чёрных волос. Я мысленно стала её называть «Герцогиня».
Как-то она попросила меня купить ей хлеб. Когда отдавала покупку и сдачу, увидела в открытое окно на стене чёрно-белые, пожелтевшие от времени, фото в старинных рамках. С одной на меня смотрела молоденькая девушка необычной красоты, чем-то напоминала актрису Тамару Макарову в роли Нины из «Маскарада»: огромные глаза с бездонной тоской во взгляде. На другом фото – бравый, с проницательным взглядом и тонкими, идеально ровными усиками, молодой человек в форме офицера российской царской армии. Уловив мой взгляд, соседка, грустно улыбнувшись, вздохнула, с каким-то горестным сожалением произнесла: «Всё в прошлом». Одинокая, состарившаяся «Маргарита», канувший в вечность, не спасённый её молитвами «Мастер».
Кто знает, что за судьба была у этих людей, чем они жили, кого любили. Я не спрашивала её, не прилично лезть в душу человека, но как-то наша хозяйка хлёстко заметила, что соседка «из тех самых, кого экспроприировали в 17-ом, одним словом: богатейка!»
Сидя на обтянутом чёрной потрескавшейся от времени кожей стуле у распахнутого окна своей малепусенькой комнатушки, «герцогиня» стелила на широкий подоконник белую салфетку, на неё ставился чайный прибор. Грациозно держа чашку длинными изящными пальцами, пила маленькими глоточками чай, печально посматривая на наши счастливые лица, когда мужья, вернувшиеся к ночи из марш-броска с полной выкладкой в 255 городок, уставшие, но с улыбкой, танцевали с нами, своими жёнами.
Вот надо же так угораздить, именно в этот майский день, когда случился марш-бросок, у меня был день рождения, на который собралось несколько друзей мужа с супругами. Под пластинки Ю. Антонова, под звуки бабинного магнитофона с записью зарубежной эстрады мы веселились, шутили, дурачились в маленьком дворике до полночи, счастливые и беспечные. Уже после ухода гостей я увижу опухшие от отёков стопы мужа и приду в ужас. Буду упрекать, почему не сказал сразу, почему терпел жуткую боль. А он ответит, что рядом со мной ему жаловаться не подобает. Буду обзывать дураком, лечить, перевязывать и плакать, а он хвалиться, что обошлось без мозолей! Вот, как понять этих мужчин?
А на протяжении всей последующей жизни, в каком бы уголке страны не находилась, как только слышала нежную мелодию и мягкий антоновский голос «Пройду по Абрикосовой, сверну на Виноградную, и на Тенистой улочке я постою в тени…», сразу же вспоминала весенний Симферополь. Белоснежно-розовой пеной закипали сады и парки. Наряжались в воздушно-газовые одеяния деревья утончённых аристократок-вишен и важно-напыщенных крепышек-абрикос. Не отставали от подружек яблони, красовались в изящных пелеринах из тонких трепетных лепестков. Разносился, плыл удушливой волной аромат, погружая город и жителей его в весеннюю пору мечтаний и грёз. Ах, духИ от кутюр, уйдите стыдливо в сторонку! Никогда не отвоевать вам первого места у самого знатного парфюмера планеты – Природы, что создаёт неповторимый аромат весны.
Когда перебирались на новое жильё, снятое на улице Полигонной, Герцогиня подошла попрощаться, произнеся уж совсем непонятное напутствие: "Будь счастлива, девочка. Твоё спокойствие тебе всегда будет помогать"
Развернулась и скрылась за скрипучими дверями своего жилья. Что она имела в виду, сразу и не сообразила. Я-то считала себя взрывной и дерзкой, не умеющей скрывать чувства. Правда, общаясь с «герцогиней» никогда не позволяла давать волю эмоциям. Да и не было необходимости: «здрасссте»-«до свидания», «спасибо-пожалуйста» – вот и всё наше общение, хотя всегда чувствовала её внимательно наблюдающий за мною взгляд. Может, она просто во мне видела себя, когда была молодой, здоровой и влюблённой? Своя жизнь не сложилась, одиночеством протянулись годы, оттого и наблюдала чужую жизнь? И рассмотрела с высоты возраста то, чего не могла рассмотреть в себе я? Кто знает…
Её слова я пойму позже, когда случится супругу служить в части, в которой соберутся офицеры, ровесники и выпускники одного и того же военного училища, родившиеся и выросшие в том же городе. Каждый с лохматой лапой, все сыновья, зятья, племянники начальников и преподавателей кафедр этого же училища. Всем предстояло повышение званий, но продвижения в нашей маленькой части не предвиделось, а ехать в Тмутаракань за очередными звёздочками, ох, как, не хотелось мужикам. И началось подсиживание на службе, подставы друг друга, унизительные оскорбления офицеров офицерами перед солдатами.
Вмешаются, плетя интриги, и жёны (а как же без них, они тоже дочки-невестки больших воинских начальников). Когда вступают на тропу войны женщины – лучше набраться спокойствия, повесить на лицо вежливую улыбку и ни в коем случае не показывать, что творится в твоём сердце, обливающемся кровью от полоскания всей подноготной интимной жизни твоих подруг, тенью падающих на тебя и твоего мужа.
-Спокойствие, только спокойствие! – буду уговаривать подругу, держа её за руку, когда неугомонные «лучшие» соседки, жёны сослуживцев наших мужей, будут уничижительно оскорблять её самым подлым образом. Не взирая, на играющих рядом в песочнице дружной гурьбой, наших детей, уничижать из зависти, так как только её супругу выпал счастливый билет - пришёл приказ на повышение в одну из лучших частей их родного города.
Понятно, что всем хочется удобств, спокойной жизни, высокой зарплаты и близко живущих мам и пап. Вот и вызвало это известие взрыв эмоций, вытащив на поверхность скрытые низменные чувства людей, обнажило подлые душонки. Спокойствие для меня, а скорее, его внешняя видимость, помогли тогда пережить и остаться человеком, продолжающим верить в добропорядочность людей.
С соседями и хозяевами съёмного жилья в Симферополе мне всегда везло. Бабушка Лена 82-х лет, у которой снимали квартиру на улице Полигонной в доме за высоким зелёным забором, была очень активна, бодра, шутница. Внешне выглядела лет на 60. Два ведра воды принести из колонки труда для неё не составляло. Кучу угля перелопатить и перетащить в сарай – легко! Спросив у хозяйки разрешение на посиделки во дворе большой компанией, в ответ услышала сразу же одобрение.
-Обязательно надо собираться! И, как можно чаще, пока молоды. Счастливые вы: время-то сейчас какое безмятежное, спокойное, доброе! А моему поколению достались революции, войны, разруха. Вы, молоденькие девочки, выбираете сами кого любить, за кого замуж идти. Меня в 14 лет просватали, а я убежала к своему парню, да только отец нашёл и перед всем сельским народом железными цэпами, которыми рожь молотят, избил, а жениха в солдаты по его наущению забрали. Так и пропал сердешный друг мой. Меня замуж выдали насильно, но я всё равно через два года уже с народившейся дочкой сбежала от постылого мужа. Как выжила, долго рассказывать, да и не след мне голову вам морочить прошлым. Собирайтесь, детки, отдыхайте, бренчите на гитарах, танцуйте.
Через забор жила соседка: замечательная умная, начитанная женщина. У неё имелась огромная библиотека. Стеллажи с книгами занимали все стены в доме. Я частенько брала почитать редкие книги. Вечерами, сидя за разговорами, пили чай с янтарным абрикосовым вареньем. Она одна воспитывала юную дочь, красивую девочку с чёрными длинными косами. Девочка талантливо играла на пианино. Была мечтательной тихоней. Всякий раз, выпроваживая её ко мне, когда приезжал любовник, женщина, смущённо потупив взор, приговаривала, что здорово было бы побыстрее выдать дочку замуж за курсанта. На мои возражения, что девочке нет и пятнадцати лет, мать с усмешкой и тоской отвечала: «А ты хочешь, чтобы она повторила мою судьбу?». По-видимому, в парне-курсанте женщина видела не только воспитанного, образованного человека, но и настоящего надёжного мужика.
Я работала в городской поликлинике, мой терапевтический участок находился в центре Симферополя. В городе проживало очень большое количество престарелых одиноких женщин. Это не вызывало удивления. Ведь, их потенциальные женихи и мужья ещё молодыми ушли из жизни, обрекая ровесниц на одинокое страдание. Безжалостное зло Отечественной войны прошлось смертельной косой по судьбам миллионов людей, как выяснилось позже – и сталинские репрессии. Может, поэтому эти недолюбленные и недолюбившие женщины, мои пациентки, узнав, что супруг учится в военном училище, всегда относились ко мне доброжелательно, пытаясь накормить, напоить лишний раз чаем, всунуть какой-нибудь гостинец, с непременным наказом передать его мужу-курсанту. И вместо положенных трёх часов приходилось задерживаться на участке порой и до самого вечера.
Слепенькая одинокая старушка, с трудом передвигаясь, еле ухаживала за собой. Насидевшись в тишине, всегда просила меня задержаться на одну лишнюю минуточку. Понимая, что человеку просто хочется поговорить, делала вид, что ещё разок ей надо померить давление, в десятый раз рассказывала, как пить назначенные таблетки. Когда покидала её, старушка плакала. У неё погибла во время войны вся семья, а единственный сын пропадал где-то на зоне, забыв о существовании родной матери.
Другая худенькая, высохшая, словно вяленая воблочка, пациентка всякий раз, не стесняясь меня, громко и склочно ругалась с соседями, горько причитая, рыдала и жаловалась, что она никому не нужна. Ведь, это она организовала когда-то в 20-е годы первый субботник в Симферополе, а сейчас о её заслугах все забыли. Жила в частном секторе, в маленькой комнатке с запыленными, немытыми окнами. Жалко было эту старуху в выцветшей, некогда, кумачовой косынке, завязанной назад концами. Несмотря на то, что на дворе уже 80-е она носила её, по-видимому, по привычке тех же 20-х лет.
Я старалась не замечать грязное жильё, между мутными стёклами окон на паутинах болтающихся засохших мух, горы немытой посуды, вонючего запаха нечистот. Это запах одинокой старости. «Не смей осуждать старых людей,-мысленно приказывала себе, пытаясь не морщить нос - угощают чаем в мутном, замызганном стакане, сделай вид, что не замечаешь, не пей, но и не отбрыкивайся брезгливо. Порой старушке пара ласковых слов принесёт пользы больше, чем твои пилюли да уколы».
Помню, как в освободившуюся квартирку одноэтажного ветхого домика заселилась многодетная семья. До них здесь проживали старенькие супруги: седенький профессор до последнего вздоха ухаживал за своей 80-летней супругой, и скончался сразу же после её смерти. Теперь же на пороге этого жилья меня встречали с улыбкой и болтовнёй три сестрички юного возраста. Они очень радовались переезду из деревни в город. А как дружно ухаживали за своей старенькой, разбитой инсультом, бабулей! На мой вопрос, почему никогда не вижу матери, неугомонные девчушки наперебой поведали, что мама работает на трёх работах, а младший братишка, бабуля, дом, походы в магазин и на рынок за продуктами находятся на их плечах. В этой семье царствовал завидный порядок, чистота и добродушно-сердечная атмосфера. «Мы счастливы, очень счастливы, что живём теперь в самом Симферополе! И бабулечка наша обязательно поправится, вот увидите» - щебетали девчонки.
Жильё в 80х для курсантской жены на улице Полигонной было таким же плохоньким и без удобств, как и прежнее. Холодная летница-кухонька с ржавой газовой плитой, а в жилой комнатушке необходимо топить печку брикетами угля, что доставляло особо много проблем мне, девочке городской, выросшей с бабушками-няньками в тепле и уюте благоустроенной квартиры. То дрова не разгораются, то дым идёт. Плачу и топлю. Плачу и топлю. Но, научилась.
Очень досаждали мыши. Я их боялась до визга. Залезу с ногами на продавленный, потрёпанный временем, дореволюционный диванчик и плачу-скулю - мышь с выводком под диваном возится. Пищат, шуршат серенькие твари. Сколько муж их не отлавливал, не выводил, всё одно, возвращались. Бывало, придёт в увольнение, сначала мышей прогонит, потом жену увещевает слезть с дивана.
На Полигонной снимали жильё многие семьи курсантов. Со всеми дружили или состояли в приятельских отношениях. Частенько ходили в гости. Собравшись как-то большой компанией под звездопадом бездонного неба, курсанты взялись рассуждать о своём будущем, о предстоящей службе в гарнизонах. Кто-то из парней заметил, что достала бесконечная муштра курсантских лет. Тогда я, смеясь, бросила мимоходом: «Смотри, чтобы ты не вспоминал о них, как о самых лучших годах своей жизни», а хрупкая, изящная, как фарфоровая статуэтка на фоне своего огромного верзилы - жениха (он мне почему-то напоминал большой чёрный рояль) невеста попросила её выслушать. Девочка встала из-за стола, терпеливо дождалась от нас внимания и прочитала тоненьким голоском очень длинные душещипательные стихи про чувства и верность, по сути, признаваясь в любви своему жениху. Девчонки, улыбаясь, таращили и закатывали глаза, шёпотом подтрунивая над пафосностью строк, парни недоуменно переглядывались, сдерживая усмешки.
Глупые, мы не знали тогда, что совсем скоро эта нежная и трогательная девочка станет верной женой своему мужу. Они уедут служить в очень престижное место, радуясь назначению, которое организует им близкий родственник, имеющий связи в политотделе округа, а через небольшой промежуток времени, она останется вдовой с малолетними детками на руках. Увы, в армии случаются нелепые трагедии.
В будни, когда мужья находились в училище, девчонки собирались у меня. Дома по вечерам после работы скучно сидеть в одиночестве. Вот и учились друг у друга кулинарить, готовить варенье из роз, что-то кроили-шили, вязали.
Ох, уж эти сплетни! Скольких людей они отравили своим ядом, сколько судеб искалечили. Одна из подруг работала в СВВПСУ секретаршей. Муж – нормальный парень, улыбчивый, интересный собеседник. Когда люди любят друг друга, это видно, это не скроешь. Но, произошёл вопиющий случай, который до сих пор не оставляет равнодушия во мне, может, от того, что близко знала этих ребят. Женились они летом, свекровь сразу же новоиспечённой невестке сказала своё «ФИ!» и пообещала развести: какая-то девка посмела её мальчика окольцевать (ну, да, мальчик бестолков, бесхозно валялся на травке, девушка на руки взяла и отнесла в ЗАГС безропотного и не сопротивляющегося, мало соображающего в происходящем?). Мать своего сына считала недоумком? Слышать всё это неприятно. На фото в нашем семейном альбоме запечатлены обнимающиеся в облаке фаты, счастливые он и в белом платье она.
Тем не менее, как гром среди ясного неба в конце четвёртого курса последовал развод с некрасивой историей. Девочка прибежала ко мне поздним вечером, плакала. Её словам о каком-то невероятном бесчинстве глупости я искренне верила. Разумеется, это не моё дело, но если девушку обвинили в том, что закрылась наедине с другим курсантом (офицером) в кабинете, а бедный, несчастный муж не мог достучаться, простите, а, как же тогда быть с ответственностью мужчин? Где логика? Мужчина, что был, якобы с ней в кабинете, почему не заступился за любимую девушку? Под столом что ли спрятался от разъярённого супруга, или в воздухе, словно фокусник растворился? Или было всё-таки спровоцировано каким-то завистником чужому счастью бесчестное действо? По моему шито белыми нитками. Подлецов хватало во все времена. В рядах курсантов, увы, эти особи имелись тоже.
За хлопотами с новорожденным я потеряла связь с этой девушкой.
-Вот как же обидно! – рассуждала я, одна сидя дома с малышом – Бабки, родственники умчались на принятие присяги нашего папы, а я сижу больная с ребёнком! Одна одинёшенька. Не видать мне, как собственных ушей, когда муж на плацу училища в парадной форме со всеми однокашниками примет присягу. Всегда и везде вместе, а тут, горе горькое, заболела. Сын беззаботно спал, не слыша стенаний матери. А матери обидно!
С его отцом мать познакомилась в ноябре, когда тот учился на втором курсе. Три письма, три встречи с разницей в несколько месяцев. Четвёртая встреча – это собственно свадьба.
Будучи мамой уже взрослых детей, я думала, а как бы отреагировала я, если бы сын позвонил и радостно сообщил:
-После сдачи зимней сессии приезжаю с невестой. Готовьтесь к свадьбе!
Когда-то вот так просто бухнул своей маме курсант по телефону с центрального телеграфа Симферополя, обнимая, рядом стоящую, любимую. Моя свекровь свадьбой и отреагировала.
К свекрови в Белоруссию мы приехали в среду, в этот же день отнесли заявление в ЗАГС (военнослужащих разрешалось расписывать в течение трёх дней), в субботу состоялась весёлая, шумная, запомнившаяся на всю жизнь, наша свадьба. Правда, мама мужа неделю со мной не разговаривала и не воспринимала никак. На людях она была весела и, подчёркнуто доброжелательна к неожиданно нарисовавшейся невестке. Я же молчала и делала вид, что всё нормально, всё отлично. Даже не знаю как, но что-то друг в друге мы всё-таки за неделю курсантского отпуска разглядели. Провожая в Симферополь, на платформе у вагона она обнимала меня и плакала. Мы уже были подругами, я называла её мамой, и отзывалась на её «дочка». Так и дружим до сих пор тридцать лет.
За все годы нашего родства со своей второй мамой мы ни разу не сказали друг другу плохого слова, ни разу не поссорились. Свекровь – мой первый советчик, мой верный защитник, мой преданный союзник. Я ей благодарна за любовь, заботу и доброту, подаренную мне и моим детям, её любимым внукам.
Свадьба не прошла без казуса. Моя мама при многочисленных родственниках громко, чтобы слышали все, задала вопрос, повергший нас с мужем в непередаваемый «восторг».
-Ну, и как, зятёк, тебе спалось с молодой женой?
От неожиданности щёлки моих заспанных глаз разверзлись до размера чайного блюдца, а муж застыл, как вкопанный. Но, нашёлся, отреагировал моментально, голосом бравого гусара:
-Бесподобно! Тёща, ваша дочь безупречна!
В этот момент молодая жена незаметно из-за отцовского плеча показывала курсанту СВВПСУ кулак и бросала выразительно «страшный» взгляд.
Полчаса мы не могли от смеха собраться с силами и одеться, чтобы вновь предстать за свадебным столом второго дня торжества перед отдохнувшими гостями. Ржали и хохотали, вспоминая мамин вопрос.
Милая, наивная мама, верящая, что её благочинная, воспитанная девочка со своим женихом до свадьбы на свиданиях только скромно держалась за ручку, позволяя лёгкий поцелуйчик в щёчку. Наши родители были воспитаны строгими правилами морали поведения советского человека. Для них «секса в Советском Союзе не существовало».
Знала бы моя дорогая мамочка, с какой скоростью перемещается в руках курсанта СВВПСУ матрац с подушками и девушкой с кровати на пол, чтобы не доставлять неприятных неудобств скрипом панцирной сетки чуткому сну бдительных соседок за стеной общаги. С ещё большей скоростью всё возвращается в обратном порядке из-за звука поворачивающегося в замке ключа. Взору, вернувшейся пораньше с рабочей смены, соседке по комнате предстаёт полностью одетый, сидящий смиренно за столом и, вдумчиво читающий при выключенном свете газету «Известия», курсант.
Знала бы мама, что поправ облик морали советского человека, её дочка-комсомолка средь белого дня, забыв про стыд, не сопротивлялась и курсантским жарким поцелуям в губы на глазах у изумлённых, с любопытством наблюдавших за наглой парочкой, пассажиров троллейбуса, курсирующего от военного училища до Железнодорожного вокзала.
Как подставить быстро и незаметно, для окружающих, ножку для скорого поцелуя своему любимому, пока он присев на корточки якобы поправляет расстегнувшийся ремешок на её босоножке, мамину дочь научил тот же курсант. Впрочем, в личном арсенале своих секретов для пылкого проявления чувств, скрытых от чужого глаза, у всех влюблённых достаточное количество. Предосудительными и аморальными их не назовёшь, ведь, о них знают только двое. Афишировать чувства – удел лукавых.
Сейчас наши дети, живущие в свободном браке со своими половинками, не чураясь свободы отношений, даже не подозревают, каким бы ужасно аморальным показалось их поведение в те далёкие 80-е годы. На их недоумение по этому поводу отец отвечает:
- Вот! Представьте, как тяжело нам, молодым, было. Приходилось быть особенно бдительными и осторожными, иначе пересудами, упрёками со свету сжили бы нас те же родственнички!
Муж гордился своим бережным отношением к любимой. К удивлению (а может, разочарованию: и зачем тогда спешили с регистрацией?) его мамы и многочисленной родни обнаружилось, что прибывшая невеста вовсе не беременна. Частенько у курсантов СВВПСУ рождение детей следовало через несколько месяцев после свадьбы. А не всё ли равно, в какой срок рождаются дети? Главное – дети, рождённые в любви двух людей, а штамп в паспорте не всегда является гарантией искренних чувств.
Умудрилась родить сына только перед самым окончанием мужем СВВПСУ. Хотел наследника? Пожалуйста: получи и распишись! В красном дипломе отца новорожденного была одна единственная четвёрка, которую схлопотал на госэкзамене, торопясь скорее освободиться и забрать из роддома жену с сыном.
Забеременев, испытывала изнуряющий токсикоз. То, чего хотелось из продуктов, на прилавках советских магазинов в свободной продаже не наблюдалось. Это сейчас в супермаркетах разнообразие экзотических фруктов. Тогда я довольствовалась вкусом изумительного крымского винограда. Курсантов посылали на сбор урожая в колхоз и, мне привозились полные сумки ароматного, сладчайшего, с мелкими круглыми жёлтыми ягодами, мускатного чуда. Когда прекратились поставки от трудов супруга и его сослуживцев, мы покупали в центре Симферополя крупный с вишнёво-красными продолговатыми ягодами виноград сразу по три кило. Из-за токсикоза виноград был практически единственной моей пищей, что в последствии спровоцировало реакцию в организме ребёнка: сын до сих пор не может смотреть на него из-за сильнейшей аллергии.
Наследник, ещё не родившись, научил маму полюбить жареную рыбу, которую до этого терпеть не могла (от одного запаха становилось плохо). Покупала в «Океане» свежего карпа, жарила и чуть-чуть заставляла себя проглотить. Там же иногда продавалось мясо кита, по цвету похожее на говядину, но готовилось в три раза быстрее. Симферополь был единственным городом, где мне довелось попробовать этот продукт ещё в советские времена. Все домашние продукты, присланные родителями в посылках, уплетались с привеликим удовольствием мужем и его друзьями по училищу.
За квартиру платили всего 10 рублей. Моей зарплаты хватало и на кино, и на театры, и на душевные посиделки. Чтобы родители помогали нам материально, вопрос даже не стоял. Не нуждались. Ну, а курсантские 17 рублей не в счёт. Я даже о них не вспоминала. Супруг же умудрялся покупать «Приму» и необходимые мелочи для личного пользования в Чипке училища, заодно баловать жену конфетами «Мишкой на Севере». Трудностей в финансовом плане не испытывали.
Приехав посмотреть на внука, свекровь привезла огромное эмалированное ведро спелой крупной клубники. Наши родители ушли на присягу, я сижу с ребёнком больная, поглядываю на ароматную ягоду, рассуждая о том, что когда мне её очень-очень хотелось в начале беременности, она была недоступна. Теперь – вот она, бери. А мне не хочется. Как жизнь несправедлива! Обида обидная.
Добрые руки заботливых мам сделали всё возможное, чтобы в короткий срок вылечить кормящую мать от простуды. Выпускной я всё-таки провела вместе с супругом. Отмечали в ресторане «Кечкемет». Весело. Со звёздочками в фужерах. С танцами. Это была последняя встреча однокашников, на которой присутствовали все.
В дальнейшем они будут встречаться случайно в самых неожиданных местах страны, в аэропортах и на ЖД вокзалах. Кто-то будет служить вместе, кто-то вскорости оставит службу и уйдёт на гражданку. Одни сделают достойную карьеру в армии, другие на гражданке. Но, связь между бывшими курсантами уже не существующего ныне училища, не потеряется. Благодаря интернету они общаются в соцсетях.
Несколько лет назад бывшие однокашники решили собраться в Симферополе. Супруг не смог приехать по причине своей занятости. Он действительно много работал, но, была ещё одна причина, по которой, мне так думается, не желал туда ехать. Накануне мы отдыхали в Крыму. Радость от встречи с молодостью погасла в глазах супруга, как только приблизились к стенам и территории, некогда со звучной аббревиатурой СВВПСУ.
В помещении 2-го КПП хозяйничал банк. В здании общежития расположились магазины, кафе. В бывшем штабе функционировала церковь, название конфессии которой почему-то не запомнилось. Подземный переход училища зиял грязными дырами обшарпанной пожелтевшей от ржавых подтёков плитки. Муж сокрушался: когда-то он вместе со своими однокашниками клал её. Территория захламлена мусором, бегали бездомные собаки. Вдоль всего забора, что напротив Колхозного рынка, расположилась стихийная барахолка.
С грустью бывший курсант взирал на бывшее училище. Я мужа не трогала, не досаждала вопросами. Вроде, попыталась успокоить, но слов не находилось. Разочарование и подавленное настроение всякий раз мелькает в глазах его и сейчас при одном упоминании о той поездке в Симферополь.
Может, поэтому мы оба обрадовались переменам, случившимся в судьбе полуострова совсем недавно? Глядя на происходящее и, проникшись чувством уважения, к людям, решившим судьбу Крыма, верится в лучшее.
В соцсетях супругу сыпались и сыпались сообщения радости от бывших курсантов СВВПСУ из всех уголков земного шара. Поздравляли друг друга и мы, жёны бывших курсантов. Жёны, которые верно и преданно на протяжении долгих лет следуют одной дорогой со своими половинками, некогда выбравшими путь офицера.