История написана в соавторстве с Григорием Родственниковым
Марта зашла в купе, села на своё место и уставилась в окно. Когда вошёл Гомельский она даже не обернулась, поблагодарив, глядя на его отражение в стекле.
– Спасибо, что выручили.
– Да не за что,– ответил Гомельский,– я просто…
Но Марта резко его оборвала.
– Я не хочу ничего слышать!
Юрий пожал плечами и, расположившись напротив, тоже начал рассматривать через окно пробегающие мимо пейзажи. Между попутчиками повисла гнетущая тишина.
Марта всё вспомнила, пока переходила из вагона в вагон, возвращаясь в своё купе из ресторана. В памяти всплыли события того страшного дня. Она вспомнила Ломова, хотя он сильно изменился, но бесцветные навыкате наглые глаза, тонкие мерзкие губы и шрам между бровями возвратил Марту Сергеевну Вершинину в события пятнадцатилетней давности. Этого зека она долго не могла забыть, но через некоторое время он почему-то исчез из её памяти, как будто кто-то стёр эти страшные воспоминания, и вот, всё вернулось неожиданно, и привело женщину в ярость.
Вспомнила она и своего попутчика Юрия, благодаря Ломову. Но теперь она Гомельского не боялась, а ненавидела, и если бы он коснулся её хотя бы пальцем, она бы вцепилась ему в горло и задушила, так думала разъярённая женщина, полная решимости. Гомельский по злому выражению лица Вершининой понял, что сейчас с ней лучше не связываться и погрузился тоже в воспоминания событий того дня.
Марта тогда была разведённой тридцатипятилетней женщиной. Она уже год жила с десятилетним сыном Вовой в родительском доме. От мужа, забрав сына, ушла после того, как он во время очередного приступа ревности поднял на неё руку и, хотя это было впервые, Марта его не простила, как он ни умолял её вернуться. Бабушка с дедушкой приняли дочь и внука с радостью, так, как зять им никогда не нравился, и жизнь пошла своим чередом. Дом, где Марта родилась и проживала с сыном и родителями, находился в одноэтажном горном районе города Новороссийска. Работала она преподавателем рисования в своей школе, туда же устроила и сына. И всё было хорошо, до того дня, который перевернул её жизнь и заставил уехать из города на долгие пятнадцать лет, а сейчас она первый раз за эти годы ехала в свой любимый город после звонка одноклассницы Верки Сёминой – виновницы тех событий.
Марта с Верой дружили с раннего детства – жили по соседству.
Затем они обе вышли замуж и жизнь их на некоторое время разлучила, но, вернувшись домой, Марта обнаружила, что и подруга её с дочкой вернулась в родительское лоно. Одноклассницы вновь сдружились.
Как-то Сёмина попросила Марту прийти к ней в гости по случаю приезда одного знакомого, с которым переписывалась несколько лет. Вера сказала, что парень придёт с другом, но о том, что они только, что освободились из заключения от подруги скрыла. Она знала, что Марта ни за что не пойдёт на встречу с уголовниками.
До того, как отправиться в гости, парни два месяца привыкали к воле – шастали по магазинам, пробовали импортный алкоголь, курили дорогие сигареты и пьянели, пьянели от свободы и свалившегося на головы долгожданного счастья. Юрка задаривал мать всевозможными подарками и с щемящим чувством вины наблюдал, как самый дорогой для него человек тихо радуется этим незатейливым проявлениям сыновней любви, украдкой вытирая слезы. Юрий, пытался пополнять семейный бюджет небольшими заработками, работая грузчиком на рынке, Ломов тоже как-то крутился, нужны были деньги, чтобы радоваться свободе, да и любовь приходилось пока покупать у проституток. Веру Сёмину он приберегал для серьёзных дел, зная, что она живёт одна в доме со своим сыном. Родители у неё умерли и она одна полноправная хозяйка большого дома. Вот как раз домом и заинтересовался Ломов.
Его мечтой было, обманным путём продать Веркин дом и присвоить себе деньги, поэтому, он должен явиться перед ней эдаким франтом, чтобы она влюбилась в него без памяти и делала всё, что он попросит.
Принципиальному сокамернику Юрке он об этом не говорил и играл перед ним роль «пацана», запавшего на бабу, чтобы тот помогал письма любовные писать.
Как-то Ломов позвонил и объявил Гомельскому, что они идут в гости вечером к Верке. Юрий забеспокоился – его гардероб оставлял желать лучшего, да и отросшая шевелюра требовала стрижки. Волосы выросли как-то быстро и мотались чёрными прядями около лица, отчего приходилось стряхивать их с лица рывком головы назад, так, как руки были постоянно заняты грузами, переносимыми во время работы на рынке.
На беспокойство Юрия, по поводу своей внешности, Ломов высказался снисходительно.
– Да не кипишуйся, брателло! – Бабы незамужние, а значит голодные, им пофиг в каком прикиде ты будешь! Лишь бы стоял! Чую – ждет нас горячая африканская ночь!
– Ты это, – предупредил Юрка, – если девчонки не захотят… короче, ты меня понял.
– Да я что без понятия?! – воскликнул приятель. – Чтобы буром переть! Мне на кичу обратно в лом! Ты лучше глянь, какие я себе котлы прикупил? – Ромка показал золотые наручные часы.
– Вещь! – похвалил Юрка и вытащил из кармана новенький мобильник.
– Вольтануться! – восхитился Ломов. – Ну, ты теперь, в натуре, солидный папа. Ну, чё? Вилки в шкирки и потопали?
Марта не смогла пойти в гости, и вместо неё отправилась на вечеринку её двоюродная сестра Рита, гостившая у них. Тоже незамужняя тридцатилетняя женщина сразу откликнулась на приглашение Сёминой и, нарядившись, отправилась в гости. Она была в постоянном поиске мужа и обрадовалась возможности познакомиться с холостыми мужчинами.
Вера встретила гостей. Они обнялись с Ромкой в прихожей, и все вместе вошли в комнату. Сёмина представила Риту.
Все расселись за стол и начали веселиться: произносить тосты, выпивать, закусывать, петь, танцевать, ну, в общем, всё по полной программе, что бывает на подобных вечеринках.
«А ничего у Ромки женщина»,– подумал Гомельский, – вот только взгляд какой-то насторожённый не очень видно верит Ломову. Скованная и напряженная. А вот Ритка – совсем другая: веселая, шебутная, все время хохочет, бросает на Юрку кокетливые взгляды. С самого начала она принялась обхаживать Гомельского с настойчивостью изголодавшейся волчицы: подкладывала в тарелку салат, сама подливала вино в бокал, тянула его за рукав танцевать, а в довершении ко всему бесцеремонно уселась к нему на колени. Юрка уже изрядно захмелел, но не настолько, чтобы не замечать осуждающие взгляды, которые Вера бросала на Риту. Хозяйка натянуто улыбалась, слушая сальные комплименты Ломова, и не отстранилась, когда тот обнял ее за талию. Ромка тоже изрядно надрался, речь его стала быстрой и путанной. Он принялся живописать нелегкую судьбу сидельца в российских лагерях, поведал о невиданных ужасах заключения, об невыносимых пытках и унижениях, о патологической лютости конвоиров и немотивированной бесчеловечности начальства. В особо страшных местах, Рита преувеличенно громко ойкала, но Юрка прекрасно понимал, что ей абсолютно плевать на слова приятеля.
Она елозила теплой попкой по его коленям и Гомельский уже не мог больше сдерживаться. Его рука скользнула под юбку, нащупала тоненькую полоску трусиков. Рита вскочила, личико раскраснелось, взгляд поплыл.
– Пойдем! – с придыханием воскликнула она и потянула Юрку за собой. – Мне надо с тобой поговорить!
«Говорили» они в соседней комнате. Вера включила громко музыку, и Гомельский понял, что стоны Риты видно были слышны в комнате, где опрокидывал рюмку за рюмкой Ромка, вытирая рукой влажный рот, а Вера отвлекала его разговорами, смущаясь происходящему за стеной. У Юрки слишком давно не было женщины, но у него сложилось впечатление, что мужчины у Риты не было еще дольше. Когда они нетвердой походкой вернулись к остальным гостям, то обнаружили странную картину. Ромка брызгал водой Веру, а она лежала на диване абсолютно пьяная.
– Что случилось,– спросил Гомельский.
– Не знаю, что-то вырубилась ни с того ни сего,– ответил Ромка, покачиваясь.
Рита демонстративно взглянула на часики:
– Ого! Уже столько времени! Ты меня проводишь?
Юрка кивнул, хотя ему очень не хотелось уходить – он видел, как рука Ромки поползла под юбку пьяной Риты. Как бы он чего не учудил. Было ясно, что эта женщина не так легкодоступна, как её подруга и то, что она сейчас вырубилась, могло сыграть с ней плохую шутку.
– Ты идешь? – поторопила его Рита.
Гомельский покрутил перед физиономией пьяного Ромки кулаком:
– Смотри, не дай Бог…
– Да иди зачем она мне такая…
Юрий проводил Риту до дома родственников, у которых она гостила.
Дверь открыла молодая женщина и молча, взглянула на Юрия, а он отметил про себя:
«Ох ты, какая!» Окинув взглядом, красивую женщину, пожалел, что не она на вечеринке той была. Рита представила родственницу:
– Моя кузина-Марта.
А та, холодно и ненадолго задержала взгляд на Гомельском, стоящим в стороне. Он курил, отбрасывая картинно руку, и то и дело встряхивал головой, чтобы убрать с лица волосы.
Марта отвела глаза от мужчины и спросила у сестры:
– Как там Вера? Всё нормально?
– Верка вырубилась.
– Тьфу ты. Не пьёт, а выпьет раз в году и вырубиться! Вообще пить не умеет. Вы что её оставили одну?
– Почему одну, с Ромкой?
– Рита, у тебя голова есть на плечах – оставит женщину в таком состояние одну неизвестно с кем.
Она обула туфли, взяла сумку и направилась в дом Сёминой, а Юрий остались стоять с Ритой на улице. Женщина не хотела его отпускать и, обняв за талию, стала горячо целовать, получая ответные поцелуи и ласки, но, вдруг, Гомельский отстранился от Риты и, быстро попрощавшись, ушёл. Ему стало очень стыдно за свой поступок – нельзя было оставлять Веру с Ломовым наедине, да и Марта эта тоже подвергается опасности.
На душе было неспокойно. Юрка неожиданно перешел с шага на бег. Вот и знакомый дом. Он вошёл во двор и, услышав женский крик, быстро вбежал в дом. Так и есть – оправдались самые худшие его опасения. На полу боролись Марта и его приятель.
Марта в изодранном платье и с растрепанными волосами отбивалась от Ромки и вопила:
– Нет! Не надо! Я прошу тебя!
Ломов выкручивал ей руки и шипел:
– Надо, милая! Надо! Ты чего, не дала мне Верку трахнуть, так давай сама тогда…
– Ты что творишь, идиот?! – заорал Гомельский. – Снова на кичу хочешь?!
– А! Юрок! – обрадовался Ломов. – Телка, в натуре, оборзела! Не дается!
В этот момент Марта высвободила правую руку и с воплем оцарапала Лобову лицо.
– Тварь! – взревел Ромка и коротко ударил её в подбородок. Женщина обмякла.
– Идиотина! – Гомельский подскочил к приятелю, ухватил его за шиворот и стащил с тела Марты.
Лицо Ломова исказилось от бешенства:
– Ты чего, падла, делаешь?! Ты на кого грабли распустил?! Сам Ритку отработал, а за эту бабу впрягаешься?! Да я тебя…
Юрка нанес ему удар в челюсть. Роман опрокинулся на спину, хрипло расхохотался. Медленно поднялся, сплюнул кровью.
– Так ты корешков за бабу буцкаешь…?
Он, пошатываясь, подошел к столу, взял кухонный нож и ощерился:
– Сука ты, лепила. Вахлак лагерный. Сейчас я тебя вглухую заделаю.
Длинное лезвие холодно блеснуло перед носом Гомельского, он едва успел уклониться. Еще один выпад, на этот раз Ломов целился в живот. Но Юрий успел поймать приятеля за запястье, резко крутанул – Ромка взвыл от боли и захрипел, потому что Гомельский врезал ему ребром ладони по горлу.
Ломов корчился на полу и надрывно кашлял. Он с ужасом наблюдал как Юрий поднял нож и двинулся к нему.
– Ты чё, брателло? – просипел Роман. – Я это… не надо.
– Пошел вон.
– Чё?
– Пошел вон! – Гомельский повысил голос.
Ломов с трудом поднялся, на негнущихся ногах прошел к двери, потом обернулся, хотел что-то сказать, но лишь закашлялся, махнул рукой и вышел.
Юрий взглянул на Марту. Женщина по-прежнему была без сознания.
Гомельский наклонился над ней и похлопал левой рукой по щекам.
– Что с тобой? Ты меня слышишь?
Марта неожиданно открыла глаза, с недоумением поглядела на Юрия. Увидев в его руках нож, завизжала, что есть силы. У Гомельского даже заложило уши от её душераздирающего вопля.
– Спокойно, Марта! Это я! – пытался успокоить ее Юрий, но та продолжала кричать.
Гомельский отшвырнул нож и показал пустые руки.
– Все хорошо – успокойся!
Но с женщиной, похоже, случилась самая настоящая истерика. Она каталась по полу и громко рыдала. От крика пришла в себя Вера, лежавшая на диване, и тоже начала кричать.
Гомельский вдруг испугался:
« Блин, если кто-нибудь из соседей вызовет милицию, тогда мне хана! Меня снова закроют за попытку к изнасилованию. Никто разбираться не станет». Женщины не успокаивались, и Юрий попятился прочь и быстро вышел из комнаты, покинув дом.
С тех пор минуло пятнадцать лет.
«Ну, здравствуй, Марта. Узнала ли ты меня? И если узнала, то, что предпримешь? Пожалуешься на меня в полицию – глупо. Но ведь ты, наверное, до сих пор уверена, что мы с Ромкой были заодно».
Гомельский посмотрел на женщину, а она продолжала сидеть, молча, глядя в окно.
«До чего же ты круглая, матушка-Земля».
http://www.proza.ru/2014/03/26/1712
Продолжение следует.