Адепт Даосского монастыря

Марина Байрос-Боголюбова
 (продолжение романа «Сны бабочек»)

Моя профессиональная деятельность в Лондоне не являлась главным источником дохода, но была основным стержнем - вертикалью, возносящей мои научные достоинства и удерживающей их на должном уровне в высших сферах общества. Имея степень доктора искусствоведенья, я преподавал в престижном университете, печатал в научных и популярных изданиях критические статьи и эссе, был  автором и соведущим  эстетских программ на радио и ТВ. Быть почетным участником конференций, когда мой доклад еще долго резонирует - обсуждается и цитируется в прессе, или главным экспертом известных компаний - этот успех   многого стоит. Но…  меня может заменить любой, и никто этого не заметит, тогда к чему эта суета?

Вернувшись в Лондон после двух дней пребывания в России, я принял окончательное решение изменить жизнь, которая  в этом виде не нужна даже мне самому. Я начну все заново, чтобы уйти от внутренней пустоты, скуки и никчемности существования.
 
Но были в моей настоящей жизни дамы, к которым судьба намертво припаяла за семнадцать лет жизни на чужбине. Три женщины, одна в Париже и две в Лондоне были до сегодняшнего дня как вода, воздух и пища жизненно необходимы мне. Но если их всех было бы возможно объединить в одну, она не стала бы для проснувшейся души моей - единственной. Мне предстояла не самая  приятная процедура - проститься с ними навсегда. Первая, по старшинству “связи”- будет Мэг, о ком я, по возможности, откровенно и тактично попытаюсь изложить в своих записках.
               
 Мэг была моей первой знакомой в чужой стране. Я познакомился с ней,  блуждая с картой по улочкам Оксфорда и пытаясь отыскать нужный мне колледж, обращался ко всем прохожим. Она не только пожелала понять мой плохой английский, но и предложила помощь в качестве гида - экскурсовода. Со временем обязанности ее росли: она стала учить меня языку, манерам и правилам светского этикета. Когда я узнал, что Мэг принадлежит к древнему аристократическому роду и ее семья уже несколько поколений получает приглашение на традиционный «прием в саду» по случаю дня рождения королевы, я был потрясен, насколько скромно, как мне тогда казалось, она была одета. Она не носила ни золотых украшений, ни одежды из последних коллекций модных кутюрье. Оказывается, ее скучные невыразительные наряды приобретены у портного, обшивающего королевский дом, и цена их на порядок превышает цену блестящих модных изделий “от кутюр”. Летом она иногда приглашала меня в свое поместье, где родовой замок располагался на территории, на которой смог бы уместиться небольшой городок, из которого я приехал. Ее трудно назвать красавицей. Но природная грация, спортивная осанка наездницы и порода  выгодно отличали ее на фоне расслабленно - вальяжных красоток с надменным выражением пустых глаз.

 Мэг не была моей первой женщиной-любовницей, но она стала первой постоянной женщиной - подругой, с которой я общаюсь по сей день. Последние годы - все реже. Наши отношения переросли из просто - близких, в просто - родственные. Когда в минуты радости или отчаянья мы находим друг друга, то без лишних вопросов помогаем больше своим участливым присутствием и верным молчанием, не посвящая никого в наши отношения. Иногда мне казалось, что ближе Мэг, по всем жизненным позициям и критериям, человека нет. Мне с ней было спокойно, комфортно, легко. Мэг - престижная партия для жениха самого взыскательного вкуса из высшего света. Но я не мог претендовать на брак с ней. Сначала по причине ее явного превосходства во всем, затем возникла инерция свободного общения, а сейчас абсолютная невозможность официального союза, несмотря на мое не изменившееся к ней теплое, нежное  дружеское отношение.

 Я прекрасно помню, как первые два года, нашего знакомства мы невинно проводили вместе почти все свободное  от занятий в университете время в мире, который она мне открыла. Заслужив  доверие и расположение, я стал ее бой-френдом, вернее бой-братом, сопровождая на частные вернисажи, фестивали, презентации и вечеринки. Какое-то время она контролировала меня, незаметно наблюдая и ожидая, что я накинусь на нее с лицемерными признаниями в еле сдерживаемой страсти и мук желания. Она никогда не проявляла ко мне интереса как к мужчине, но при этом была со мной, в сравнении с другими, особенно мила и дружелюбна.

Зато к своей персоне она испытывала постоянный повышенный интерес особей противоположного пола. Ей нравилось играть с ними, дразнить, томить неопределенностью и многообразными намеками на нечто, которое она даже не определяла в какую-либо форму, обещая всем позвонить как-нибудь, подумать, но потом... Меня же никто не воспринимал как конкурента, а лишь как верного пажа -  мимолетный каприз своевольной молоденькой леди. А меня моя несложная роль то забавляла, то смущала, но в итоге давала  ценный опыт для жизни в чужой стране. Мне импонировала Мэг, поскольку была неординарна, высококультурна, горда и все же немного наивная, и поэтому наши отношения устраивали меня, не напрягали, а становились со временем лишь притягательнее, следовательно, я выбрал с Мэг правильную тактику. Я стал ее зеркалом, но только в отношении с ней. Она оказалась к тому же и умницей, быстро раскусив, кого я стал ей так напоминать своими манерами и обликом. И она начала усложнять себя не только для моего воспроизведения, но и для моего понимания, как ей казалось, но все более обнажая свои тайные позиции, слабости, затем недостатки и пороки. Она надеялась, что я не смогу это понять, принять и отразить в себе. Нам нравилась эта игра, но мы заигрались и пропустили момент, когда из зазеркалья выход закрылся. Мы оба забыли, что я - другой, и меня не стало для нее. Осталась Мэг и еще одна Мэг, отраженная мной,  с которой ей приходилось теперь жить.

Когда я подарил ей такого милого и уютного клона, она совершенно со мной расслабилась и пригласила на лето к себе в поместье. Я с удовольствием принял ее предложение  пожить в настоящем старинном замке, в котором мне обещан доступ к бесценным раритетам и манускриптам недоступной для посторонних родовой библиотеки, об этом еще короткое время назад я и не мечтал.
               
И вот, спустя два года после знакомства с Мэг, я въехал с ней в роскошном роллс-ройсе, ведомым личным водителем в фуражке с гербом на кокарде, которого прислали за ней из замка, в новое измерение человеческих ценностей. Я впервые пересек трехметровые «вензеляповые» металлические ворота, защищающие частные владения, и мягкие, сверкающие ажурным никелем, шины помчали нас сквозь настоящий английский парк со всеми его наворотами. Чувствовалось, что не одно поколение садовников приложило на его устройство все свои силы и таланты. Кажущаяся дикая запущенность регламентировалась тайной упорядоченностью и как бы нарочитой небрежностью к сорняковым травам, буйно цветущим в нужном по композиции месте. Поэтому островки ромашек, колокольчиков, иван-чая и васильков воспринимались на склонах холмов естественно, а разносившиеся в воздухе запахи мяты, зверобоя и душицы умиляли деревенской простотой и негой. Но чем ближе мы приближались к замку, тем вычурней выстраивались в сложные геометрические фигуры стриженые деревья и кустарники. А запахи преобразовывались в тонкие и изящные коктейли.
 
Я сидел рядом с Мэг на заднем сидении, полностью  отражая на себе ее спокойное равнодушное молчание и отсутствие какого-либо интереса к изумительному пейзажу за окном и к предстоящей встрече с родителями, которые могут быть удивлены, увидев такого нетипичного для замка гостя. Их еще не просветили относительно моей персоны, Мэг ограничилась только предупреждением, что с нею прибудет погостить университетский друг, не сообщая - кто он.

Но я зря надеялся на какие-либо эмоции в этом доме, которые не были присущи всему семейству. Отец был вежливо безразличен, я не заметил даже удивленно поднятой брови, когда Мэг представила меня ему в зале, напоминающем декорацию фильма о средневековой эпохе. А мать ее я увидел лишь за обедом, она, видно, была уже осведомлена обо мне, скользнула лениво взглядом и снисходительно кивнула мне гордым подбородком, тут же отвернувшись.

За столом присутствовало человек пятнадцать со скучающе пресыщенными глазами. На меня внимания не обращали, поскольку вяло обсуждались предстоящие в выходные дни скачки; мелькали имена лошадей, жокеев и владельцев бывших и будущих призеров. Но я даже  не предполагал тогда, что все эти люди за несколько часов до обеда успели по своим каналам навести обо мне справки, затем сверить их  и придти к единому мнению: я не принадлежу к их кругу.  И не потому, что я социально значительно ниже, а потому, что из России -  чужой. Они лишь допустили меня к столу и к библиотеке, за что я благодарен и признателен, но взяли у Мэг обещание, что она увезет меня обратно в Лондон по первому их требованию.  Они выделили мне комнату и приставили  “незаметного человека”.
               
 Жизнь в замке была подчинена строгому режиму по принципу - “кто не успел, тот опоздал”. Никто никого не ждал, ни о чем не просил и не спорил. Все было строго подчиненно давно заведенному порядку и традиционным устоям. Закон был един для всех. Если желаешь получить завтрак, встань часов в семь, приведи себя в надлежащий порядок и в девять за столом получишь свой бекон с яичницей, овсянку, булочки с маслом и джемом, свеже-выжатый сок и чашечку чая со сливками. Опоздавшие смогут лишь с одиннадцати до двенадцати в буфетной удовлетворить свой аппетит черным кофе и легким бутербродом - канапе с сыром. В спальне запрещалось держать продукты, кроме воды и  конфет, чтобы не привлекать насекомых. До позднего английского обеда без завтрака и ланча дотянуть сложно, и мы с Мэг, проснувшись около десяти,  успевали только на кофе. А после полудня верхом на лошадях через холмы мы выбирались в небольшой фермерский городок, где в уютном пабе заказывали по кружке темного бархатного пива, угря, - запеченного в углях и превосходный свежий салат с мягким деревенским сыром.

      За деревенским столом, сидя на одной деревянной скамье локоть к локтю и непринужденно болтая за едой, я познавал новую сторону многогранной натуры Мэг, которая в потертых  рыжих бриджах в комплекте с коротким замшевым жилетом, в кепи, в выцветшей майке, без макияжа походила на подростка - наездника. 
 
       Мэг, как истинная аристократка, могла позволить себе любой стиль, в том числе   полуспортивный “унисекс” - шорты, майки, ветровки и кепи, не потеряв «благородства» породы. При росте метр восемьдесят она имела изящную, спортивную чуть суховатую мальчишечью фигуру с рельефными мышцами спины, живота и голени, крепкие руки и гордую посадку головы на длинной шее. До пояса достигала ровная линия совершенно прямых пепельно-русых густых волос, которые обычно она схватывала зажимом в тугой конский хвост. Гладкий прямой лоб, узкий нос с небольшой горбинкой у переносицы, тонкие, но резко очерченные губы и мягкий своенравно вздернутый подбородок придавали профилю сходство с античными греческими барельефами. Но отрешенный взгляд зеленых глаз с синюшным оттенком нижних век, постоянно полузакрытых, словно от тяжести долгих светлых ресниц, и со слегка  опущенными внешними уголками, придавали лицу  русалочий облик, за которым угадывались порочность и властность.

Тайные закоулки души Мэг меня манили более, чем вид обнаженного тела, закрученного в сладострастную позу и содрогающегося в крике от серийного оргазма. Иногда я мог пофантазировать, как абсолютно обладаю ею, как она молит о пощаде. Но я не мог представить, как мне стать сильнее ее морально, психически и духовно. Где тот психологический предел,  когда возможно подчинить своей воле кого угодно? Существует ли формула власти и успеха? Деньги  - оружие слабых.  Сильные личности властвуют над душами и умами, обходясь без пошлых монет и бумажек. Секс - власть над низшей человеческой природой, -инстинктами - орудие для убогих духом. В человечестве главный поединок происходит между слабыми и убогими, между деньгами и сексом - кто кого поимеет поболее да послаще, тот и победитель: жизнь удалась...  Примитивизм подобного существования претит моей натуре. Сжать вертикаль успеха до точки-кнопки, запускающей индивидуальную систему власти – моя цель познания существующих уровней властных систем.
 
 Я преодолел первый уровень - ступень возвышения собственного эго. Мэг выбрала меня, ее семья не отторгла, но еще и не приняла. Но я прочту все их книги, я впитаю их дух, накопленный поколениями, и пойду дальше, оставив их частью системы, в которой меня нет. Я свободный одинокий странник, желающий познать закон красоты и гармонии, чтобы стать их основой.

В Университете меня особенно интересовали дисциплины по искусствоведению, культурологии, антропологии и теософии, углубляясь, я стал посещать лекции и семинары по древнему эпосу, астрологии, психосемантике и антропокосмологии. Конвертация мифоидей во времени в едином пространстве Земли, их систематизация и сжатие до единой формулы, стала целью моей диссертации. Это - словно  все дожди, озера, водопады, болота и океаны объединить в единой формуле Н2О, чтобы затем выделить основной элемент и соорудить водородную бомбу.

                В библиотеке замка я надеялся найти ценный материал для предзащитного  доклада, но Провидению было угодно увести меня по другому пути. Мэг, обучаясь на факультете психологии, выбрала для себя аналитическое направление. Не удовлетворенная “фрейдистко-юнговскими течениями” анализа, она обратила свой взор на древневосточные учения о воздействии и управлении психосоматическим состоянием человека с помощью энергопотоков сублимированной энергии Ци. Я, как-то случайно заглянув в ее книжку, углубился в эту тему на несколько лет.

  Общие интересы сблизили нас, мы стали больше разговаривать на далекие абстрактные для нашего уровня  понимания темы - вечные и не разрешенные, которые  увлекали и захватывали. И мы, забывая о времени, могли до хрипоты читать вслух друг другу и останавливаться лишь на особо интересной строке, чтобы обсудить глубину мысли.

В одну из таких ночей, когда голоса наши еще не осипли, а книга закончилась, Мэг взглянула на часы, а затем на меня долгим испытующим взглядом и стала медленно раздеваться, аккуратно складывая одежду на кресло. Я последовал ее примеру, ведь я же находился в своей комнате. Все еще что-то говоря по поводу прочитанного, она скинула с моей кровати покрывало и легла, не стесняясь своей наготы, не прикрываясь и не кокетничая. Мэг прикурила сигарету и попросила принести в кровать пепельницу. Я, с трудом приняв образ ее зеркала, спокойно и естественно такой же обнаженный лег рядом, поставив себе на грудь пепельницу, в которую, она, стряхивая пепел, при этом как бы невзначай, касалась соском моего предплечья; но и я, - как бы не замечая,  продолжал отвечать на ее вопрос о вероятности воздействия психической энергии посредством визуального и аудио-контакта. Докурив, она сама убрала пепельницу, и мы спокойно перешли к нашему первому сексуальному контакту, как будто подошли к столу подкрепиться или окунулись в бассейн, чтобы охладиться. Это было похоже на продолжение разговора посредством тел или словно я занимался этим сам с собой.

Новые ощущения друг от друга не повлияли на наши дальнейшие отношения, не обострили и не внесли чувственности, а упростили до физиологической потребности. Теперь, когда я замечал остановившийся на мне долгий русалочий взгляд, то ждал плавного перехода без страстных горячих слов, влажных поцелуев по телу, без стонов, криков и дрожащего шепота. Лишь расширившиеся зрачки раскрытых глаз, припухлость губ, затвердевшие соски и терпкий запах горького меда, выдавали жаждущую меня Мэг. Мы никогда не говорили с ней о любви, о наших отношениях. Как я сейчас понимаю из-за нашей общей гордыни. А я к тому же еще стеснялся тогда своего статуса и происхождения. Да и могли ли мы говорить о любви? Ее не было с нами. Была игра, забавлявшая нас и уводившая от истока.
 
Годы не изменили наши отношения. Я так и остался ее зеркалом, но только для нее. Как объяснить мне ей, что мы должны расстаться  без всяких на то причин?  Кроме главной - я встретил свою единственную истинную любовь. Я хочу начать жизнь с начала.
               

 Вторая дама, о ком я напишу в своих записках, будет  Сюзанн. С этой парижской фурией я познакомился в Италии в закрытом пансионе на двухгодичной практике обучения курсу Тантры. Около двенадцати лет длится  мерцающей неоновой лентой наша связь. Но начну я с того, как я попал в Италию…               
    

 В конце восьмидесятых я жил  в  Оксфордском университетском городке в небольшом общежитии, человек на сорок, для студентов-иностранцев. Соседом моим по комнате был экстравагантный, общительный и эмоциональный Фаусто, уроженец солнечной Италии. Переизбыток энергии солнца в организме Фаусто в размеренной и  реагирующей на все в режиме “тормоза” Англии  выделял его, словно яркого клоуна, ошибочно открывшего не ту дверь и оказавшегося вместо дня рождения на поминках. Но он, словно этого не заметил и оставался тем, кем он был, игнорируя изменившиеся обстоятельства. Всему, с чем он соприкасался на своем пути, он отдавал всю пылкость и страстность своей натуры, но одно увлечение сменяло другое, а потенциал его удивления жизнью не иссякал.

Первый год он даже раздражал меня своим неистовством ко всякого рода развлечениям и путешествиям. Фаусто обожал поездки на велосипеде, и вскоре в Англии не осталось уголка, куда бы ни уткнулось его колесо. При этом он успевал вполне сносно сдавать экзамены, участвовать в научных конференциях по космофизике, а летом в компании всегда не менее пяти юных нимф с факультета “искусств” бороздить на собственной яхте океан.

Но мучительным для меня оказалось его увлечение музыкой. Не знаю, с какой целью - выделиться или в силу его тонкой душевной организации, но он очень быстро, взяв несколько уроков, освоил игру на лютне. И изводил меня хмурыми туманными вечерами, когда после занятий хочется только тепла и покоя под пушистым пледом с книгой и горячей кружкой ароматного чая, но он пел серенады собственного сочинения, посвященные неизвестной леди. Кто эта леди, я узнал только через несколько лет.
   
 После очередного летнего посещения родового поместья Мэг, я осенью вновь вернулся в комнату, где Фаусто, к моему удивлению уже жил несколько дней, хотя занятия еще не начались. Он всегда приезжал позже меня с каникул, “день в день” - к началу семестра. Я был потрясен разительной переменой, произошедшей с ним, и даже подумал, что ко мне подселили нового соседа.

    Когда я вошел, Фаусто сидел на соломенной циновке в позе лотоса, скрестив ноги и устремив взор на противоположную стену. Он сидел ко мне  в профиль, и более всего меня потрясло не то, что он был наголо обрит, а то, что он никак не отреагировал на мое приветствие. Его шикарные черные кудри, ежеутренне усердно отфененные и уложенные блестящими волнами, рассекаемые косым пробором, словно волнорезом, сменила бронза загара на глянцевой коже продолговатого в затылке черепа. В комнате пахло благовониями, а из динамиков лился бархатистый баритон,  заунывно повторяющий бесконечно одну строфу слов на незнакомом языке под индийскую мелодию. Я понял, что у Фаусто новое увлечение, и спокойно стал раскладывать вещи, радуясь, что лютня уже не  станет преследовать меня дождливыми вечерами.

    Но у Фаусто изменилась не только прическа... Его глаза, шоколадно - маслиновые, всегда сверкали задорными, веселыми искрами, словно отблески летнего костра в ночном небе. Сейчас на меня смотрела, пронзая острой алмазной гранью застывшей в зрачке, - черная бездна огня, клокочущая и беснующаяся в глубине временно прикрытого жерла вулкана. Демонический взгляд Фаусто притягивал и отпугивал одновременно, но меня впервые он заинтересовал.
   
 Во второй половине ХХ века в Европу пришла мода “на буддизм”. В восьмидесятых наступил апогей, в связи с нахлынувшей волной на Запад проповедников с Тибета вследствие жесткой политики, проводимой китайскими властями в отношении тибетских религиозных направлений. С далеких Гималаев  спускались из поднебесной учителя “великого пути освобождения”, чтобы помочь европейцам и американцам остановить колесо сансары (перевоплощений души) и прийти к “обители”. Великие ламы Тибета проводили семинары, читали лекции и проводили ретриты (передачи - посвящения учения) в тесных душных факультативных помещениях, где все присутствующие сидели часами “по-турецки” на своих маленьких ковриках, вдыхая благовония. Звуки вибрирующих мантр создавали атмосферу отрешенности от суеты бытия, а голос Учителя, чаще говорящего на хорошем английском без переводчика, настраивал сознание на новые программы восприятия окружающего мира и самого себя в нем.

         Фаусто с характерной для него страстью и с увлеченностью погружался в “новое учение” с маковкой. Его усердие изумило меня и, возможно, оно дало толчок  моей заинтересованности  Тантрой.

          Мое внимание фиксировало изо дня в день ломку забавного веселого парня и трансформацию его в цепенеющего болванчика, в медитативном трансе  читающего целыми ночами толстые тома, неизвестно где добытые. Что это за сила, размазавшая в прошлом жизнерадостного Фаусто и соткавшая в настоящем угрюмого аскета? Сила, заставившая гурмана, не представлявшего обильного стола без вина и сигары, стать жестким вегетарианцем, для которого даже кофе и молочные продукты под запретом. 
         
 Как-то он подошел ко мне сам, что было теперь большой редкостью, и спросил:
 - Что ты знаешь о Дандароне?
Вопрос застал меня  врасплох. Я ничего не знал о Дандароне, даже - кто  это! Но  чтобы не упустить шанс пообщаться с “новым” Фаусто, я ответил:
- А что именно тебя интересует?
Фаусто не заметил моего замешательства и спросил снова:
- Он тоже был русский, как ты, только он был Изначальным Учителем, ушедшим в самадхи. В России есть его последователи?
Теперь я напрягся - признать, что я не знаю такого продвинутого русского буддиста, значит расписаться в своем ничтожестве, и я использовал обычную увертку ответа: вопросом на вопрос.
- Оу, Фаусто, я и не знал, что ты уже так глубоко постиг теорию буддизма и добрался до русской философской школы. Ты что-то читал из Дандарона или только слышал о нем? - Говоря это, я достал “парадные” ботинки и, делая вид, что куда-то опаздываю, быстро шнуровал их, напоследок пройдя по кожаной поверхности бархоткой.
- Да, я сейчас изучаю его труд.
 Фаусто повернул ко мне обложку раскрытой книжки. На ней я увидел имя автора Зидабазара, под которым крупным шрифтом было набрано “Необуддизм” и ниже - год издания. Я совсем запутался: “- При чем же здесь Дандарон?” Но, продолжая не обнаруживать  свою неосведомленность, я как мог ироничнее произнес:
- А, этот... Прости, Фаусто, я сейчас тороплюсь, но когда вернусь, мы сможем поговорить более обстоятельно на эту тему. Идет?
 Фаусто внимательно посмотрел мне в глаза, обжигая мои зрачки своим  внутренним пламенем, но заподозрить, что кто-то из русских может не знать Дандарона, не решился и, отвернувшись, ответил:
- Как хочешь.
               
 Я впервые чувствовал себя так скверно. Мне было стыдно за себя и как за русского, и как за особь, претендующую на  превосходство над всем миром, минимум,  в одном из своих качеств, только я еще не разобрался, какого именно. А тут какой-то Дандарон, и мне пришлось унизительно кривляться и бежать. Это - позор. Я больше не позволю себе такого унижения, даже перед самим собой. И я помчался в электронную библиотеку. Поиски Дандарона в ней ни к чему не привели, не было такого автора, тогда я долго экспериментируя, с трудом набрал фамилию Зидабазара, которую чудом зацепила за края моя память. И, как оказалось, Дандарон подписал листы своей рукописи этим именем перед выходом из лагеря и отдал ее для переправки на Запад, где она и была издана. Прочитав по диагонали “Необуддизм”, я нашел еще  одну его работу - цикл лекций по “Взаимоотношению материи и духа” и труд по эстетике. Мне повезло: его труды предваряла статья А.М. Пятигорского, как оказалось, его ученика, ныне читающего лекции по буддизму и философии в Англии. Специально для Фаусто я распечатал эссе А. Пятигорского “Уход Дандарона”, но решил пока не отдавать ему, а самому вникнуть в смысл случайно открывшегося для меня знания. Я даже надумал походить на лекции к Пятигорскому.
               
 Вернулся я поздно,  но Фаусто не спал и впервые встретил меня предложением вместе попить чаю. Я был голоден и вдобавок промерз под сырым резким ветром мрачной осени. До меня не сразу дошло, что он ждал меня, как ревнивая жена, только с одной целью, не для того чтоб мило за чайком побеседовать о том - о сем перед сном. Он желал насладиться моим падением, слагаемым из тупости и вранья, в котором он все же меня заподозрил не зря.

 Изменились ли наши отношения впоследствии, если б я честно признался ему, что не всем русским в советскую эпоху доступна была информация о репрессированных служителях культа и религиозных деятелях? Стали б мы ближе и откровенней  друг с другом, и спасла бы наша истинная дружба Фаусто от трагедии, обрушившей его сознание, если б я в этот ключевой вечер наших взаимоотношений не смалодушничал и не встал в позу хладнокровного противоборства. Защищая свой тогда мнимый  приоритет самодовольного эгоиста, чествующего свою значимость, я утратил  сочувствие к своей, загнанной в тупик  собственным цинизмом, душе. Тогда я еще не мог слышать ее голоса.

      Мы пили чай молча. Фаусто не задавал мне никаких вопросов, а только жег взглядом, меча сквозь меня огненные шары сверкающими зрачками. Вполне возможно, что он начал жалеть меня и упиваться моим беспомощными ответами ему уже не хотелось. А я, постепенно насыщаясь теплом и уверенностью, лениво спросил сам:               
-  Фаусто , а ты знаешь, что кроме Дандарона, в застенки советских лагерей было сослано около 25 тысяч лам Бурятии, Хакассии, Тувы и Калмыкии, и большинство из них погибло? И что они, наряду с политзаключенными, отправлялись под стражу в тюрьмы и зоны и приговаривались к расстрелу?

             Он вскинул голову и, пристально посмотрев мне в лицо, понял, что я начал обещанную беседу, обмяк телом, но напряг мышцы лица, как бы сублимируя всю энергию туловища в голову.
       - Нет, я читал только его книгу, меня поразила сила его духа и слова, она сохранена даже при переводе. Какой же он на самом деле?

             Напряжение Фаусто стало передаваться мне, и я стал судорожно вспоминать нечто из прочитанного.
             Я рассказал о времени репрессий, о Дандароне как об ученом буддологе, который первый в двадцатых годах провозгласил: «Тантра на Запад!»,  его поддержали вначале далеко не все ламы.  Хотя для махаянистов в этой идее нет ничего необычного, и традиции северного буддизма содержат пророчества о том, что эта религия когда-нибудь станет религией Запада.

              В России более века, как буддизм пустил не только основательные корни, но и пророс в самых неожиданных местах: в доме Ипатьевых после расстрела царской семьи Романовых на стене в спальне нашли знак свастики, который выцарапала дочь русского царя Анастасия с датой и своими инициалами, ожидая  смерти. Удивительно, но именно она в течение многих последующих десятилетий заявляла о своем спасении после жестокой казни. Вероятно, что здесь уместно говорить о спасении ее духовной сущности, которая каким-то чудесным образом смогла существовать в иной чужой плоти.

              После революции, когда новому государству потребовались новые денежные знаки, символ свастики вновь всплыл на представленных Совнаркому эскизах купюр, но не был утвержден большинством голосов. Интересно, а кто голосовал «за»? И кто был заказчиком этой символики? Не менее интересно «письмо Махатм» к В. И. Ленину с поздравлениями свершившейся революции и с напутствиями.  После чего и произошло то, - пока не разгаданное покушение на основателя новой парадигмы в эволюции общества. Гражданская война, смерть Ленина и репрессии остановили продвижение волны северных буддистов на Запад навсегда.  Но  Провидение остановить сложно. Возникший конфликт тибетцев с Китаем обусловил  вынужденный отток лам-проповедников на Запад, в котором символ свастики уже занял свое место - в нацистской Германии.

             А Дандарону так и не пришлось выехать за пределы России. Но у него все же была своя школа, где  передача учения по цепочке от учителя к ученику была одной из линий преемственности, но не единственной. Он также обучал тантрической практике и основам буддийской философии в своей школе, где объединял все традиции -  гелуг,  каржуд,  сакья и ньингма.

              Я прервал свой монолог.
              Фаусто не перебивал меня и смотрел, удивленно вскинув брови. Значит, все, что я пока говорил, попало в точку, но, решив не переусердствовать, я закруглял тему: 
- Для меня лично, особенно привлекательно то, что Дандарон учил «быстрым методам реализации недвойственности, через абсурд, ситуацию неопределенности и быстрому вскрытию интуиции, через веселие, игру и бесстрашие, через импровизацию и умение созерцать в любой жизненной коллизии». - На одном дыхании процитировал я  эту абстрактную для моего тогда понимания фразу, но понравившуюся и запомнившуюся в виду своей красоты и абсурдности.

     Фаусто теперь смотрел на меня  восхищенно - с благодарностью нищего за богатое подношение от случайного прохожего.

        Мне даже стало не по себе от его взгляда, ведь я был почти уверен, что завтра уже не вспомню всю эту белиберду, которую я ему вдохновенно втюрил. Чтобы хоть отчасти реабилитировать свою совесть и не мучиться без сна ночью, я сообщил ему:
         - А знаешь, Фаусто, что в университете преподает мой соотечественник  - известный буддолог Пятигорский? Он  ведь был учеником Дандарона, - меня понесло.
         -Да, я о нем слышал. Говорят, что он так и не избавился от Советских проекций, и ученье научного коммунизма просвечивает у него даже сквозь буддизм. Но я не знал, что он ученик Дандарона. Я должен увидеть его и услышать сам,- Фаусто почему-то разволновался.

           То ли сама фамилия для меня сыграла, как тайный знак, то ли мне захотелось соприсутствовать при разговоре Фаусто с Пятигорским - не понятно, но я вдруг предложил 
                - А что, если нам вместе походить на его лекции?
   Фаусто удивился и, как мне показалось, обрадовался моему проснувшемуся интересу  и не возражал, а только погасил вспыхнувший зрачок черными, длинными, загнутыми на концах опахалами ресниц, на какое-то время смежив веки,  медитируя, или прячась от моего взгляда. Кто бы мог подумать, что я, самонадеянный баран, попался в искусно замаскированную ловушку! Но в тот момент я  был чрезвычайно горд собой.
   
Очень скоро почти все свободное от занятий и лекций в университете время я посвящал хождению с Фаусто по закрытым клубам, куда приезжали Тибетские ламы, йоги и мистики. Я не  испытывал щенячьего чувства восторга  перед учением, но любопытство, свойственное моей натуре, с дотошностью и кропотливостью старого еврея в ломбарде оценивало и осмысливало каждый мазок на полотне предполагаемого «Пути», чтобы понять его подлинность и суть силы притягательности.

У меня все меньше оставалось времени на встречи с Мэг. Иногда она сама приходила ко мне в комнату. В эти моменты Фаусто не уходил, но и не включался в общий разговор, а цепенел в углу на циновке в позе лотоса, интенсивно медитируя. Мы, чтобы не мешать его углубленному сосредоточению, шушукались в моем углу, обменивались книгами или просто пили чай, а затем я провожал ее до машины, и она уезжала одна в свою съемную квартиру. Мэг к буддизму дышала ровно, он ее ни в какой степени не затрагивал, но и меня она за «глубокое погружение» не осуждала.

Так прошли осень и зима, но к началу мая 1990 года Фаусто вдруг стал настойчиво приглашать меня в Италию на открытие института Шанг-Шунг при обществе дзогчен международного института исследования Тибета, который находился в красивейшем месте - в Тоскании, провинции Гроссето, недалеко от старинного городка Арчидоссо в горах. Он обещал устроить мне там удивительную встречу с Великим Ламой.

В Италии я еще не был и противиться поездке не стал.
К этому времени мы с Фаусто прослушали курс лекций Пятигорского. Знакомиться ближе я с ним не стал, наблюдая со стороны, как этот энергичный тип, уверенно чеканя фразы, заговаривал любого, ничего ему при этом не сказав, и, естественно, не услышав, что собеседник желал узнать. Себя он считал  первым востоковедом советской России и  главным специалистом по тамильскому языку. Кроме буддийской философии, он в Англии читал  еще лекции по теории познания и психологии. Единственное, за что я благодарен ему, это  за знакомство с работами русского путешественника П.К. Козлова, ученика Пржевальского, исследователя Монголии, Тибета, Западного и Северного Китая. Только из его записок я ощутил особое чувство разновкусия, присущее различным направлениям в буддизме. Рассказы Пятигорского о Дандароне и о Рерихах, где Ю.Н. Рерих чуть ли не «пил с его рук», раздражали заискиванием пред европейской аудиторией и выпячиванием своих наукообразных достижений.

Поняв, что в Англии я не открою для себя, «что есть буддизм?», ибо вибрирующее, живое слово, пробуждающее осознание сознания, сможет дать только Учитель - обладатель первоисточника учения  о пути совершенства. От Фаусто я знал, что Италия - одна из первых стран, которая официально еще в 1960 году пригласила в Рим для исследовательских работ Намхай Норбу Ринпоче - ламу - проповедника дзогчена. В настоящее время он является профессором восточного факультета Университета Неаполя и инициатором создания в Европе и США общины дзогчен. Мне интересно было б побывать в центре европейского буддизма. Может, там я пойму,  как сила слова может стать ключом к освобождению духа.

Я предложил Фаусто пригласить в Италию и Мэг. Он обещал подумать. И на самом деле  несколько дней он мучительно, напряженно молчал, нервничал, чтобы потом сказать мне решительно: «Нет!» 

Если Англию я бы рисовал пастелью, Францию - прозрачной акварелью, Россию - яркой гуашью, то Италия - это сверкающее масло, растопленное и растекшееся по стоптанному сапожку ароматными густыми мазками. Здесь самое синее небо - масляное и самое лазурное море - масляное. Изумрудные холмы покрыты маслом виноградников и оливковых рощ, по полям бродят коровы с маслянистыми боками, погоняемые масляным пением пастухов.
 В Италии всё, к чему обратится взор или слух, входит нежно и мягко, не встречая сопротивления рассудка, как по маслу. Все доставляет эстетическое и моральное удовольствие: природа, пейзажи, архитектура, погода и люди с маслеными глазами, комплиментами и прикосновениями.
Итальянцы не посещают музеи. Пресыщенные высоким искусством замасливания, - предпочитают «пищу» грубую и простую. Итальянцы научились  пережигать избыток масла в себе с помощью импульсивности и ярких, иногда диких всплесков эмоций. Турниры в Колизее со  смертельными поединками между гладиаторами и животными, вендетты, Ромео и Джульетта, - страсти, присущие только Италии, возникают от масляного сглаживания красоты и уродства, жизни и смерти.
Если в Италии Вы пожелаете выразить свое недовольство, то придется долго кричать на всю улицу или что-нибудь разбить, а лучше пострелять. Тогда, возможно, кто-то обратит внимание, что  Вы чем-то обеспокоены… Если же вежливо выскажите Вы свое недовольство хозяину гостиницы или продавцу, то всё будет сглажено в ответ масляной улыбкой.
Я искренне люблю эту страну, только небольшими порциями, как кремовое пирожное на праздничном столе. Когда слишком много праздников и пирожных, то их почему-то начинают не есть, а кидать друг в друга. И кому-то кажется - смешно упасть лицом в масляный торт…

Прилетев из Лондона в Рим в середине мая, Фаусто как истинный итальянец, не задерживаясь ни на день для моего даже самого поверхностного знакомства с шедеврами зодчества и культуры,  повез меня в своем роскошном кабриолете в Неаполь. На следующий день там должен начаться ретрит в традиции древнего добуддийского учения бонпо - дзогчена, проводимый самим Норбу Ринпоче.

В Италии Фаусто переоделся  по-домашнему: алая майка без рукавов до пояса, черные широкие шорты до колен с плетеным ремнем и черные высокие кожаные ботинки на толстой рельефной прошитой подошве, голову украшала черная бандана с иероглифами и - сплошные черные очки - все как надо. Настоящий итальянский мачо на черном открытом «мерсе» с золотым «роликсом» на запястье. Я ожидал его в кафешке при гостинице, где я на день остановился в Риме. Моему изумлению не было предела, когда  ко мне подошел  «прикинутый» итальянец, бряцая брелоками на очень «правильной» золотой цепи, подсел за мой столик и заговорил голосом Фаусто. Мой ошарашенный вид его рассмешил, он снял очки и сказал только одну фразу:
                -Так здесь безопаснее. Поехали.

 Я рядом с ним, в джинсах и рубашке в бело-зеленную клетку, казался портовым рабочим, но мои желтые мягкие сандалии и ремень от Гуччи чуть скрашивали впечатление, но не служили пропуском для первого плана. Впрочем, я и не желал этого, ведь у меня была другая задача - приблизиться к тайному пути «Совершенства».

Фаусто оказался прекрасным водителем. Мы быстро проскочили городские «пробки» и помчались по скоростной трассе, мелькали фантастические пейзажи, словно в театре на генеральной репетиции декорации многоплановой сцены. Одни раздвигались, другие уходили вверх, отдавая пространство новому нереальному по красоте шедевру природы. Дорога начала подниматься, чтобы, закрутившись веселым серпантином, вынести с вершины холмов к морю, казавшемуся продолжением неба, а мы будто парили в вечной синеве. Из магнитолы Фаусто неслись тантрические мантры «Побеждающие смерть». А мне хотелось победить жизнь, чтобы стать  властелином смерти.
      
Ретрит проходил не в городе, а километрах в пятидесяти от него на вилле, затерявшейся среди буйно заросших сочной растительностью холмов. Участников было человек тридцать, большинство из стран Европы, но было пятеро из США, двое из Канады и четверо из России, чему я был немало удивлен. Девушек меньше, примерно одна треть, и  большинство - далеко за тридцать, а те, кто помоложе - очень небрежно одетые, с неухоженными головами и руками. Складывалось впечатление, что они, совершенствуя дух, совсем забыли о совершенстве тела, в котором этот дух находится. Возможно, ли сохранить чистоту воды источника, налив ее в грязный сосуд?

   Фаусто был почти моего роста, примерно метр девяносто, но шире в плечах и обладал более рельефной мускулатурой тела. Через два - три дня его кожа приобрела кофейный оттенок, отчетливее выделяя редкую белизну улыбки и частое сверкание белков его быстрых соколиных глаз. Попав в общество «разношерстного» в социальном и культурном плане контингента людей, разноязычной толпы почитателей буддизма, Фаусто вдруг проявил себя снобом, с трудом маскирующим открытую неприязнь и высокомерие к тусующимся, плохо образованным, но хорошо ко всему приспособленным особям среднего рода, которые почему-то предпочитали спортивную одежду, в которой ходили на занятия, прогулки, ели и спали. Но женская часть участников собрания сразу выделили и оценили «Великолепного Фа», - как они его называли, и как могли, кокетничали при его приближении. Некоторые просто и прямо выказывали свое расположение к нему и предлагали сделать массажик, совершить вечернюю прогулку по окрестностям или принять вместе душ.
Как ни странно, Фаусто эти нелепые ухаживания не только не веселили и не забавляли, как прежде, а вызывали у него лишь брезгливо - отстраненную улыбку и вежливый холодный отказ. Девушки моментально среагировали и попытались переключится на меня, но у меня в подобных случаях верная отмазка: фраза « у меня есть невеста» работает всегда безотказно. Странно, но «спортивных» женщин-буддисток почему-то совсем не привлекали подобные им «спортивные» мужчины-буддисты. Впрочем, тяга  друг к другу у тех и других отсутствовала обоюдно.

Чогьял Намхай Норбу Ринпоче - знаменитый учитель дзогчен и бонпо. На нашем семинаре - ретрите он сделал попытку за десять дней дать практические наставления по внесектарной практике дзогчен и преподать различные стороны тибетской культуры, в особенности Янтрайогу, тибетскую медицину и астрологию.
Норбу Ринпоче  родился в Восточном Тибете в 1938 году, и когда ему было два года, в нем узнали воплощение Аджома Бругнытертона  (открывателя скрытых драгоценностей, то есть текстов-сутр, имеющего видения непосредственно от источника первоучения). Его поместили в монастырь, где он получил наставления в дзогчене, изучил Тантру калачакры, Тантру Гухьясамаджи, медицинские Тантры, индийскую и китайскую астрологию, сутры Праджняпаралиты и другие. Кроме того, он получил светское образование, обучаясь европейским наукам, и принял несколько высших тантрических посвящений. После ухудшения политической ситуации на его родном Тибете и пережив насилие китайских властей, он стал политическим эмигрантом и был приглашен преподавать в Рим.

Ежедневно по десять часов в сутки проходили - с утра - теоретические, а после обеда и часового отдыха - практические занятия с Учителем. Теория каждой религии объясняет: каким надо быть, а практика (Тантра) - как «этим» стать.

Невысокий, полноватый тибетец, носящий поверх широких брюк  плотно облегающий запахивающийся халат - куртку с орнаментом у шеи, на лекциях и общей медитации был далеким и недосягаемым, как вершина Кайласа. Но вне занятий он мог ходить в черной майке с тибетской символикой, светлых брюках и кроссовках, непринужденно по-детски радоваться и восхищаться пролетевшей стрекозой или вечернему променаду перед сном с льстивыми болтушками, окружавшими его плотным кольцом и постоянно  фотографирующимися в обнимку с ним.

Видя всеобщее усердие и особенное внимание к каждому даже малозначимому слову и жесту Учителя, я также поддался ожиданию пробуждения сознания, ведь в тантре считается недопустимой ошибкой не получить от Учителя высшее посвящение, в дзогчене - не удержать присутствия, не раскрыть его до конца, а значит не узнать природу Учителя.

Под посвящением в тантризме имеется в виду некий ритуал, или церемония, которая открывает врата тантризма. Ведь тантрический путь - это в первую очередь путь трансформации, преображения.

Есть несколько способов осуществления передачи. Один из основных и распространенных - устная передача. Это когда Учитель объясняет то, чем мы занимаемся, так,  чтобы мы сумели понять. Такой метод обучения напоминает тот, который используется в буддизме на уровне сутр и является символическим, дающим введение в знание, благодаря устному объяснению и проповеди.

Это путь тех, кто учится, путь ученых, весьма сведущих в тантре, сутре, и возможно в процессе многочисленных объяснений  им удастся уловить идею «пути» дзогчена. Устная передача это - введение в практику, где человек проходит весь путь от сосредоточения до созерцания, следуя объяснениям Учителя.

Норбу Ринпоче как раз  опробовал на нашей группе этот метод. Но я уже узнал, что есть еще одна разновидность посвящения - так называемая прямая передача - «тогдан ньям». «Тогдан» значит, что человек обладает знанием того, кто его передает. «Ньям» означает - прямое сообщение знания. Для этого посвящаемому не обязательно обладать особо развитым  умом, он может быть и малым ребенком. И проходить какой-то ритуал или церемонию тоже необязательно. Главное, что при этом происходит, - это переживание мудрости - «Просветление». Именно это называется прямым введением, которое проводится без акцента на внешние вещи. Главной особенностью знания, где основной момент для человека - это сохранение присутствия и способность работать с прямой передачей. Но для того, чтобы научится этому, необходимо получить некое переживание, потрясение сознания или опыт возвращения после клинической смерти.

В учении дзогчен истинным посвящением считается прямое введение в переживание, переданное от Учителя, владеющего истинным знанием, то есть живым, пережитым знанием. Сохранять это состояние знания, и есть метод полной реализации, которая означает  полное развитие и созревание знания Учителя дзогчен, где говорится, что реализацию Тела Света можно достигнуть в течение одной жизни.

Учитель называл путь учения дзогчен «Прыжок в пасть льва». Героев много, но победителей…  Наставник учил нас наблюдать за своим состоянием и, таким образом, по-настоящему понимать, что подразумевается под сущностью, природой и энергией. Он вводил нас в истинное посвящение, используя так же практику внешних действий, это как бы зарядка для нашего существа в целом: тела, речи и ума.

Но чем дальше и глубже мы «погружались», тем яснее для меня становилось,  насколько формален этот  ретрит. Учитель одинаково равнодушно и отстраненно наблюдал как за успехами, так и за неудачами и срывами своих подопечных. Мне стало обидно не за свое потерянное время - я всего лишь одинокий странник, для которого любой путь - дом родной и главное кредо жизни - не где идти, а как идти. Обидно стало за этих наивных и доверчивых, страстно желающих совершенствоваться и преображаться людей, за их несбывшиеся надежды выйти с помощью посвящений на «Светлый путь», как будто без него совершенствовать свой дух и тело - грех. Но никто из них не желал попробовать трансформировать свою личность самостоятельно. Они не надеются на свою моральную стойкость и топчутся на месте, как утята, потерявшие мать, и готовы бежать за любым движущимся предметом, даже за сковородкой, приближающейся к печи.

И я снова задумался о силе, управляющей сознанием толпы.
Как-то ранним утром, около пяти часов, когда солнце лишь обозначило свое присутствие, пожелтив верхушки скал, за открытым окном моей спальни, я явственно услышал незнакомые резкие и странные крики птиц. Выглянув в окно, я увидел поединок между двумя ястребами. Еще по приезде я заметил пару их, часто кружащуюся над скалой, и понял, что там должно быть  гнездо. Но видно, на эту территорию объявился новый претендент. Схватка была восхитительно красивой, несмотря на жестокость. Обе птицы, разлетаясь в стороны, набирали высоту. Пытаясь превозмочь соперника,  там, на высоте, две черные точки пулями сближались в пикирующем полете навстречу смерти или победе. С силой сомкнувшись в единый черный шар раздора, они, падая, мчались кубарем к земле, не размыкая когтей, вонзившихся  друг в друга. Победил не испугавшийся смерти и не разомкнувший первым на противнике стальной замок. Только  у земли он ослабил когти и отпустил из цепких лап побежденного, который медленно и тяжело, прижавшись в низком полете к острым скальным уступам, навсегда улетал, возможно, с того места, где он некогда в гнезде обрел свое рождение, а теперь был вынужден скитаться в одиночестве, пока не обретет новую обитель.

Оказывается, я наблюдал за поединком не один. Справа от себя я услышал вздох, и, повернув голову, увидел на общей террасе Учителя. Он пристально еще вглядывался в даль, словно ожидая продолжения. Я вышел из комнаты на террасу и обратился к нему:
- Учитель, кто из них победитель, тот, кто осознанно уступил и потерял родное гнездо, но спас жизнь себе, сопернику и сохранил популяцию вымирающих птиц? Или же победитель - безрассудный обладатель и хранитель силы, готовый уйти из жизни сам и унести с собой слабости мутирующей популяции?

- Победитель здесь был случай, - ответил Учитель, даже не взглянув на меня. - Падая,  они множество раз меняли положение, перекручиваясь в воздухе. Тот, кто в критической точке, у земли, оказался снизу, тот и проиграл, только поэтому и разжал когти первым, чтобы спастись. Ведь при соприкосновении с землей; погиб только б он один, а тот, кто сверху - нет.

 Я стоял, уничтоженный этим простым и ясным ответом, и вдруг понял, как по-разному мы воспринимаем один мир. Поэтому я решился задать  Учителю еще и  свой «наболевший» вопрос
- Учитель, мне показалось, что знание учения дзогчена вы даете нам формально.

Теперь он повернулся ко мне лицом и посмотрел прямо в глаза, так, что я почувствовал сканирующий луч, щекочущий мозги и внутренности, а мое состояние как бы стало выходить из-под контроля и расплываться в тумане.
- Ты правильно заметил. Есть третий метод введения и передачи -  именно формальный. Когда у сеятеля нет возможности выбирать почву и условия для прорастания сохраненных им семян, которые пришло время сажать. Тогда - он разбрасывает их в том пространстве, где находится, надеясь на «случай», - что хоть одно семя попадет в благодатное место, и тут же дождь наполнит это место влагой, а свет одарит своим теплом, но это - крайне редкое исключение. Семена могут долго лежать, если упали на бесплодный камень, пока ветер не перенесет их, чаще всего случайно, именно на ту почву, где семя даст росток, который  еще может долго ждать дождя. Наконец, напитавшись и разбухнув от знаний, он захочет света, ведь он уже готов к нему двигаться, тогда свет может появиться, а может -  и нет. Не всегда хватает одной жизни, чтобы суметь из горошины вырастить бобовое дерево, по которому можно забраться на небо.

Он сделал паузу и продолжил:
- Формальная передача - это случайное соприкосновение с вечным. Это шанс. И это - так же путь дзогчена.
Я молчал, растворяясь в звуке его голоса и непонятно откуда-то появившегося нежного аромата роз. Пора их цветения в природе, окружающей здание, еще не настала. И я вновь почувствовал головокружение и увидел перед собой вместо Учителя прекрасное видение девушки. Она вышла из розового багета и, став предо  мной, сложила ладошки  перед грудью и запела звенящую мантру. Я также попытался запеть, сложив ладони, и на мгновение от непонятного света прикрыл глаза. Тут же открыв, я увидел, что стою один, босиком, в пижаме, что-то бормоча онемевшими губами.

Тогда я для себя понял, что это было мое первое прямое посвящение - передача. Да, я пробудился, но хватит ли меня, чтобы удержать присутствие природы реальности в этом сумасшедшем, сумасшедшем мире иллюзий? 

Седьмые сутки ретрита оказались для всех участников переломным моментом. За неделю со всех словно смылись их маски, и обнажилось естество натуры и суть человеческой природы каждой личности. На восьмой день все с недоумением разглядывали себя в зеркало и наблюдали друг за другом. Резкое «глубокое погружение» вытолкнуло их, выбросив в неизвестный мир новых ощущений и понятий. Реакция участников на перемены была различной. Кто-то впал в депрессию и закостенел в нескончаемой медитации, кто-то наоборот расслабился, освободился от комплексов неполноценности, никчемности и ходил с блаженной улыбкой, предлагая всем свою помощь и участие.

Пылкая, увлекающаяся натура Фаусто оказалась все же доминантой его естества и накрыла монолитом необузданной страсти так долго и кропотливо возводимый им из мозаичного цветного стекла хрустальный замок его души. Со всей чувственностью итальянского мачо он вдруг обратил свой взор на девушку - рыбу из Финляндии. Эта рыба была большая, гладкая, с бледно - голубоватой тонкой кожей, светло - серыми глазками и долгими белесыми волосами, постоянно распущенными и колышущимися, словно серебристые плавники при  плавных движениях ее гибкого тела. Ее пухлые губы  редко размыкались, она почти не говорила и не смеялась, а только глядела сквозь происходящее вокруг нее, будто чрез толщу вод. Одевалась она только в белое и предпочитала майки поверх велосипедок (коротких, облегающих плотно упругие бедра и ягодицы, лосин).

Фаусто уже не смущало, что Рыба - продавщица книг, забывшая напрочь, что белые кроссовки надо хоть иногда протирать. Создавалось впечатление, что она многое протормаживает в своей жизни, а ее внешность убеждала о возможном пожертвовании чувственного личностного плана ради чего-то иного - для нее более значимого. 

Но Фаусто для себя открыл в ней что-то новое и заслуживающее внимания. В один день их легкий флирт закрутился в страсть. И со следующего дня все изумленно наблюдали за парочкой, истекающей похотью и ненасытным влечением, которое не позволяло им разомкнуть руки и отвести друг от друга жаждущего взгляда. Вожделение похитило их разум.

Ко мне же тогда впервые пришло откровение, что образ загадочной, прелестной незнакомки в тот далекий знойный вечер пророс в глубинах моего подсознания и сейчас дал свой первый побег в рассудок, ломая нежным ростком воспоминаний крепость  моего разума, пытающегося пока еще сопротивляться. Смогу ли я когда-нибудь забыть и простить себе свою слабость, свой побег? Неужели мы в панике бежим только от того, к чему больше всего стремится наша душа? Мы бежим, желая спасти свою жизнь, потому, что, приблизившись к желаемому и овладев «этим», мы будем до смерти бояться потерять «это» и умирать от жалости к себе - потеряв. Расчетливый разум уверяет нас, что спокойная прогнозируемая жизнь станет долгой, удобной и местами даже приятной, но он скрывает оборотную сторону «луны» - холодную, скучную и нудную. Душа помогает нам реализовать чрез Земную жизнь устремления нашего вечного Духа. Но практичный разум становится верным помощником лишь нашим витальным желаниям и физиологическим процессам во временном пристанище духа - теле – земной одежде Духа. И мы привыкли, следуя разуму, в угоду “одежде”, отказываться от духовной сущности своей ради иллюзорного тупого благополучия.

Тогда мне впервые захотелось все бросить и улететь в тот розовый рай к Ней, где осталась часть души моей, зацепившись навсегда за острую красоту робкого взмаха ее ресниц и за  оборванный звук мелодии Грига, словно за  алмазный недосягаемый шпиль.
Я решил дождаться  конца ретрита и отказаться от игры в «одинокого странника». Это - не моя роль, лучше стать смешным Дон Кихотом или романтическим поэтом Данте, но не бесстрастным циничным туловищем с  компьютером на шее. В эти последние дни всех «проколбасило» по-черному. Все,  что у кого-то скопилось и пряталось от посторонних глаз на самом донышке, всколыхнулось, забурлило и поднялось на  поверхность.

Фаусто с Рыбой, казалось, потерялись во времени и пространстве. Они будто совершенно забыли, где находятся и с какой целью. С бесцеремонностью пары орангутангов в период случки, они постоянно занимались только «этим», изощренно, дико и громко, не обращая внимания на окружающих и не выбирая особенно подходящие места. В его спальне или в ее - в любое время суток из открытых окон, которые они небрежно прикрывали только шторой, постоянно неслись вздохи и крики, а иногда просто жуткие вопли обезумевшей плоти. В спальни к ним никто не заходил, и от окон, выходящих на веранду, особенно с наступлением темноты, все отворачивали взор, потому что при ярком свете в их комнатах всегда обнаженные и ненасытные тела не стеснялись зрителей, а как  будто даже завлекали в свое безумие. Но все были настолько погружены в свое, что почти не замечали окружающего.
    На утренних лекциях они, прячась за спины остальных участников ретрита, размещались в самом дальнем углу на одном коврике друг перед другом. Всем слушателям полагалось сидеть, скрестив ноги (лотосом) на индивидуальных циновках. Как-то раз меня угораздило сесть рядом с ними, и я с любопытством и внутренним ужасом наблюдал, что происходит с еще недавно рафинированным снобом и рабом этикета, когда похоть выходит из-под контроля рассудка. Какой же должна быть концентрация силы сексуальной энергии, чтобы вырубить  из человека все остальные «программы» и заставить их работать на себя?

Я видел, как «сладкая парочка» честно пыталась сидеть первые минуты лекции, со страшными усилиями сосредотачиваясь на словах Учителя. Но каждое мгновение их разомкнувшиеся тела непонятной силой притягивались  друг к другу. Она сидела перед ним, а он касался своими босыми ступнями ее ягодиц. Через минуту, снова взглянув на них, я увидел, что она уже сидит на его ступнях, а он большим пальцем ноги ласкает ее промежность. Руки Фаусто запустил под ее широкую белую майку и, пройдясь вдоль спины, переместил их на ее огромную грудь, которую яростно мял, притягивая Рыбу все ближе к себе. Я видел, как она, закусив опухшую губу и закрыв глаза, стала, размеренно двигаясь, приподнимать налитые округлости, обтянутые лосинами и приближать их к нему. И вдруг в глазах моих померкло, как от неожиданной вспышки - одним рывком Фаусто спустил лосины, обнажив ее вибрирующую плоть. Гладкое белое бедро Рыбы, переходящее в освободившуюся от одежды припухлость ниже изгиба талии, было приподнято и источало запах жимолости. Чуть наклонившись вперед и упершись ладонями в пол, Рыба отдавалась безрассудным ласкам Фаусто, который, продолжая сидеть в позе лотоса, выпрямив спину, закрыв глаза и сомкнув губы, руками водил по разрумянившимся ягодицам, поочередно касаясь длинными, гибкими пальцами ее гениталий. Кисти загорелых накачанных рук, словно изучали бело-розовую фарфоровую вазу, ища в ней изъяны, или разгадывая ее назначение. Наконец, трепещущие пальцы обеих рук, опускаясь по разделительной ложбинке вниз, раздвигая в стороны ее пространство, остановились на мгновение, чтобы затем, сменяя друг друга, исчезать в измерении иного порядка естества. Рыба, приблизившись спиной уже к его животу, вдруг обмякла и села на его руки. Ноздри Фаусто задрожали.

                Все это я наблюдал в метре от себя в течение пяти-семи минут, разглядывая подробно и не отводя взгляда. Я знал, что они не видят, что я на них смотрю. Они никого не видят, и я не стыдился своего невольного подглядывания за представлением, где плоть празднует свой триумф над слабостью духа, где падение в бездну страстей - сродни полету в бездну космоса в своей беспредельности.

Далее я слушал лекцию Учителя с закрытыми глазами, не обращая внимания на происходящее рядом. Ритмичные чавкающие звуки и учащенное дыхание более не отвлекали и не занимали  мое внимание. Я был холоден и равнодушен к одержимости плоти.
Завтра - окончание ретрита, и мы разъезжаемся из этого красивейшего уголка покоя, перетряхнувшего все наше нутро.

Рано утром, проснувшись, приняв душ и сбежав вниз по лестнице в общую трапезную, я увидел за столами недоуменные и растерянные лица участников. Почти все были в сборе. Перед каждым лежал белый конверт. На моем столике также лежал подобный конверт с моим именем, напечатанным на принтере. Все сидели и как  будто чего-то ждали. Я не сразу заметил, что нет, не только Учителя, но и его стола. Наконец, вышел администратор и объявил, что Учитель уже уехал (по-английски), и через час после завтрака всем следует с вещами собраться на площадке у дома, куда прибудет автобус.

Ощущение покинутости и неизвестности пред будущим накрыло и меня холодной волной, словно отрезвляющим душем. Так со мной было в детстве, когда в привычной  с увлекательными играми комнате, вдруг выключали свет и говорили: “ А теперь - спать!”.  И я, не готовый еще перейти в другой режим бытия, долго со страхом и удивлением разглядывал изменившуюся комнату и проявившиеся во мне новые обострившиеся чувства слуха, обоняния и осязания.

Учитель на короткое время вывел нас в другой режим, и когда рядом его не стало, мы вернулись  обратно к себе – в свой привычный мирок,  только  со «слегка»  измененным сознанием. Как нам быть теперь с ним, каждый должен решить для себя сам.

Только к концу завтрака я заметил, что «сладкая парочка» отсутствует. Видно, прощальный поцелуй затянулся. Я решил, что поеду автобусом. Но когда я вернулся к себе в комнату собирать вещи, тут же без стука вошел Фаусто с черными кругами под глазами на осунувшемся и еще более потемневшем лице. Лихорадочно блестя глазами,  он возбужденно  убеждал меня, что я должен немедленно выехать с ним на его авто в Тосканию, где завтра, в окрестностях старинного городка Арчидоссо, в горах, в местечке «Меригар», произойдет  торжественное открытие института Шанг-Шунг, куда прибудет Его Святейшество Далай - лама XIV.

Я начал вдруг осознавать, что, кажущийся ненастоящим игрушечный паровозик, на который я влез из любопытства, тронулся, и «Путь», о котором я недавно абстрактно  размышлял, потянул в себя. Я знал, что сейчас стою перед выбором, что от моего сиюминутного решения может измениться вся моя дальнейшая жизнь. Но мне больше не хотелось убегать, не хотелось малодушничать. Я пройду этот «Путь», ведь я уже начал понимать, что все пути все равно приведут к Ней. Мне необходимо прийти к Ней победителем, а не беженцем и странником.

Обрадованный Фаусто, услышав от меня, что я согласен и спущусь к машине через десять минут, оставил меня. Я в три минуты собрал вещи и, наконец, достал белый конверт, чтобы распечатать его в одиночестве. В конверте была открытка с видом Неаполя, на которой с обратной стороны имелось приглашение на двухгодичный курс обучения тайному древнему тантрическому учению управления и сублимирования психических энергий и сил. Вместо подписи стоял контактный телефон и просьба о конфиденциальности. Ответ я должен дать в течение одной недели. Я решил, не торопясь хорошо обдумать, как поступить с  увеличивающим обороты паровозиком.

Фаусто ждал меня в машине один без Рыбы, в том же «прикиде»,  которым  поразил меня в Риме. Я уже знал от него, что красно-черные цвета - опознавательные знаки его «касты», а «побрякушки» на нем - знаки, отличия в иерархии, как бы звездочки на погонах. Похоже, что он числился среди «офицеров». Нас везде принимали и обслуживали  по высшему классу, а машину он мог оставить без присмотра  где угодно, не волнуясь, что к ней кто-нибудь подойдет и заинтересуется магнитолой или брошенной на заднем сидении сумкой.

Когда мы еще выезжали из ворот, я не удержался от вопроса:
- А  где же твоя девушка, Фаусто? Разве ты ее не подвезешь?
Фаусто какое-то время молчал, выруливая на трассу.
Но когда мы с дикой скоростью помчались, обгоняя облака и кометы, его прорвало, и он, не стесняясь слез, просто взвыл в неуемной досаде на себя и на все случившееся с ним.
- Поверь, со мной такое впервые. Ты же помнишь, что по приезде я целую неделю не замечал этих женщин.  Они были просто для меня чуждыми, неинтересными и, более того, даже не привлекательными для близости.

Но в какой-то день я словно обезумел. Я, как в горячке бился, только от одного ее вида. Ведь мы даже ни разу не разговаривали и ничего не узнали друг о друге, кроме чувственных ощущений, дозы которых мы все увеличивали. Нам больше ничего не хотелось, но мы так и не смогли достичь насыщения, удовлетворения и блаженства, потому, что это - не удел плоти. Плоть не смогла нас соединить. Соединить наши сердца. Наши души. Разнузданная похоть, вырвавшаяся из-под контроля рассудка - это плод моего извращенного разума, моих грязных тайных мыслей и желаний, которые словно бешеные псы вдруг вырвались на свободу, сорвавшись с цепей морали и приличия.

Фаусто с минуту молчал, решаясь, рассказывать ли все, но, видно,  этой исповедью он захотел навсегда распрощаться с присмиревшими  на время псами и стал добивать их камнями, запуская в свое самолюбие и целясь в сердце причины своего падения. Продолжил он уже  без воплей и проклятий, но все еще отчаянным голосом:
- Мы как бы очнулись, когда услышали среди ночи звук отъезжающей  от дома машины. Я посмотрел в окно и у ворот увидел авто Учителя. Нам обоим сразу стало понятно, что он уехал, может быть навсегда. И в тот же момент сознание начало возвращаться. Моя девушка, прикрываясь, стала судорожно искать свою одежду, отворачиваясь от меня и стесняясь смотреть в глаза. Она первая вернулась в реальность, а я все еще пытался дотянуться губами и руками до нее. Пока не услышал ее всхлипывания, переходящие в рыдания. Она все время плакала и повторяла только две фразы: «Мне стыдно, мне очень стыдно. Пожалуйста, увези меня отсюда скорее». И я среди ночи отвез ее в аэропорт. Она не хотела на меня даже смотреть и ничего не сказала на прощание. Она просто отвернулась и ушла. И самое ужасное то, что мне тоже нечего было ей сказать и не хотелось больше никогда встречаться. Мне сейчас тоже очень стыдно. Я не человек - я животное - слабое, безвольное, которым может легко манипулировать неподвластная моему разуму сила. О, как я хочу покорить ее!

     Фаусто замолчал, и я больше не стал его тревожить своими вопросами. А давать совет в подобной ситуации я не осмелился. К чему навязывать свои проекции ощущений происшедшего с ним, со мной и со всеми остальными участниками ретрита? Но «про себя» я позавидовал Фаусто, его смелости рассказать столь нелицеприятные вещи о себе, его силе воли вырывать с «мясом» из себя подгнившие страницы памяти, глубоко проанализировав причину гниения. Понять врага - значит его победить. Возможно, Фаусто на пути к победе. 

               
                29 мая 1990 года мы прибыли в Меригар, расположенный в провинции Гроссето к северу от Рима. В этот же день по приглашению общества дзогчен и Международного института исследования Тибета Шанг-Шунг в лице главы этих организаций Намхай Норбу Ринпоче (нашего Учителя) прибыл Его Святейшество Далай-лама XIV на церемонию открытия этого института.

Я и Фаусто не были  приглашены на торжественную часть открытия. Зато на следующий день в новом Гомпа (зале собраний) Меригара мы были среди сотен собравшихся, которым впервые на Западе Далай-лама дал для большой аудитории наставления и посвящения, относящиеся к циклу 25 тайных учений Далай-ламы V. И 30 мая мы уже сопровождали его эскорт в Рим. Чемпионат мира по футболу, начавшийся в Италии в конце мая, отчасти отвлек от другого более  значительного события - встречи глав двух мировых религий - буддизма и католицизма. В Ватикане Его Святейшество папа Иоанн Павел II и Его Святейшество Далай-лама XIV обменялись благословениями, придя к заключению, что люди различных религий должны искать то общее, что их объединяет, а не то, что способствует их разъединению. Эпохальная встреча оказалась незамеченной и задвинутой  азартом лицемерной толпы, захваченной футбольными зрелищами.

Моя неделя на обдумывание предложения обучаться  тантризму в последующие два года подходила к концу, но к твердому выбору дальнейшего пути я не пришел. Через полтора месяца у меня защита диплома в Лондоне, и мне предложили продолжить свои научные изыскания на кафедре. Уезжая на две недели в Италию, я думал устроить себе «Римские каникулы» перед новым рывком. Но ретрит, резко войдя в мою жизнь, начал корректировать, отчасти помимо моей воли, казалось, устоявшуюся жизненную позицию, раскачав мосты, воздвигнутые честолюбивыми планами по достижению социальных вершин.

Я не поделился с Фаусто своими размышлениями о грядущем. Он из одного состояния экзальтации мгновенно переходил в другое и теперь «по пятам» преследовал Далай-ламу по Италии, возбужденно повторяя мне:
-          - Я стоял рядом с ним, с живым Буддой! Что ты так смотришь  на меня? Да, он - Бог, царь! Он  - земное воплощение Авалокитешвары, Бадхисатвы Сострадания. Он - великий мастер всех школ тибетского буддизма.

Я с ним не спорил, мне самому нравился этот улыбчивый  тибетец в простом темно-бордовом одеянии монаха, в прошлом правитель Тибета, а ныне изгнанник, являющийся высшим духовным лицом всех буддистов-ламаистов мира. А, побывав на его лекции-проповеди на тему «Внутренний мир - всеобщий мир», я оценил его логические построения и ораторское искусство: непринужденно заострить внимание аудитории на ключевых моментах озвученной мыслеформы.

Еще раньше из лекций Пятигорского я почерпнул факты биографии Далай-ламы XIV. После смерти в 1933 году его предшественника Тхуптена Гьяцо - Далай-ламы XIII (кстати, учителем и наставником которого был российский бурят Агван Доржиев, который в дореволюционном Санкт-Петербурге пользовался большим уважением, а сам Распутин его почитал и побаивался), только в 1938 году в далекой от столицы Тибета Лхасы провинции Амдо в простой фермерской семье по знакам и тестам был найден трехлетний мальчик - новое воплощение Далай-ламы. А через год на него уже было возложено духовное руководство народом Тибета.

«Далай» - монгольское слово и означает «океан», а «лама» - тибетский термин, соответствующий индийскому  «гуру», то есть «учитель», так что  «Далай-лама» в вольном переводе звучит как «Океан мудрости».

Для меня было все же не ясно,  что стоит за  понятием «перевоплощение»? Ведь «особый» ребенок узнает лишь свои личные предметы быта и людей, окружающих его в прошлой жизни, а все тантрические посвящения, учение «Пути», философию, культуру и историю буддизма он начинает постигать заново с азов, подбираясь к «Океану Мудрости». Возможно, он является   универсальным «сосудом-аккумулятором» высоких энергий мысли, обладающий одновременно проводниковой системой трансляции? Сомневаюсь, что если б этого мальчика не нашли, не дали б ему надлежащего образования и посвящений, он сумел  бы реализоваться как духовный лидер.

И я задумался, смогу ли я стать проводником силы? Смогу ли подчинить ее своей воле и преобразовывать? Необходимо приложить усилия, чтобы мысли перевести в ощущения. Чтобы знать вкус лимона надо попробовать его, а затем уже только  слово «лимон» будет вызывать автоматически слюновыделение. Также и с пониманием силы. Чтобы ощутить ее возможности на себе, необходимы приемы передач посвящений. Похоже, я пришел к завершению раздумий над выбором. И не откладывая, набрал номер телефона из белого конверта. Ответил милый женский голос, спросив мою фамилию, попросил подождать и переключил на другую линию. Через минуту не менее милый голос сообщил мне, не задавая больше никаких вопросов, что занятия начнутся 10 сентября, о месте их проведения мне станет известно не ранее чем за две недели. Следом она назвала сумму оплаты единовременным взносом за оба года обучения. У меня перехватило дыхание, но после короткой паузы я подтвердил свои намерения пройти этот курс. Сразу после моего согласия последовали гудки, а я еще долго сидел с трубкой в руке, слушая, как в унисон с ними в висках стучит гонг, оповещая скорое отправление моего паровозика из страны «зачарованных» в страну реальных сил.

На следующий день Фаусто отвез меня в аэропорт и, сославшись на неотложные дела, распрощался, не выходя из машины, простым  кивком головы и рванул с места. Я возвращался в Лондон в одиночестве. Впереди долгожданная защита, которая для меня уже была формальностью. Тема диплома была мной обкатана в многочисленных докладах, статьях для солидных журналов и имела положительные отзывы и рецензии. Столько затрачено усилий, и, достигнув первого результата, от всего отказаться ради «прыжка в пасть льва»? Но я уже не хотел отступать. Я впервые себе понравился  - ведь я выбрал путь Духа, больно наступив на горло своему Эго. Думаю, Ей бы я также понравился своей решительностью. Это, правда, отодвинет во времени нашу встречу сердец, но укоротит путь моей души к Ее душе, а эта встреча душ была б для меня более значительна и желанна.

Лондонское лето промелькнуло для меня, словно череда аттракционов в «Лунапарке»; экзамены - головокружительные виражи с замиранием сердца, сменяющиеся фейерверками приторной липкой похвалы, - будто сладкая вата, и освежающим ледяным коктейлем -  рукопожатий бывших сокурсников, не вытянувших выигрышный билетик и промахнувшихся в тире.

На мою защиту приехали родители, тогда еще не окончательно расставшиеся. Они были искренне  счастливы моими успехами и посыпавшимися мне предложениями высокооплачиваемой работы и продолжения  моей научной карьеры. Я им сказал, что предпочел бы выбрать второе в случае их материальной поддержки, назвал сумму и место - Италию, не став объяснять, какого рода науку я  буду теперь постигать. Отец спокойно воспринял информацию и лишь сказал:  «Нет проблем!»

А на следующий день на моем счету была требуемая сумма.  Я воспринимал все, как должное, ничему не удивляясь. С августа мое напряжение начало расти - я ждал звонка. Только Мэг была посвящена, что я уезжаю в Италию, чтобы на два года погрузиться в Тантру. Рассказав это, я впервые в ее глазах прочел испуг и растерянность, но она только пожелала мне  удачи и, почувствовав вышедшие из-под контроля глаза, надела в помещении (нарушив этикет леди) черные очки и, пожав по-мужски мою ладонь, покинула банкет, который в престижном ресторане организовал отец после получения мной диплома, на котором присутствовало больше его знакомых, проживающих в Лондоне, чем моих.

Звонок прозвенел неожиданно во второй половине августа в пять утра. Я бросился к телефону, сразу поняв, кто звонит. Внутри у меня все завибрировало, как только я прикоснулся к трубке. Несмотря на столь ранний час, женский голос - очень деловой и с насыщенной интонацией, только услышав мое сонное «Алло», четко продиктовал мне время и место начала занятий, затем последовал краткий инструктаж: что я могу с собой из вещей взять, все, что не вошло в этот краткий перечень, что в стенах заведения запрещено. Я усмехнулся -  в Италии мне не понадобится даже портфель или блокнот, они также не попадают в «нужный» список. Две вещи, которые дозволено взять с собой - это паспорт и кошелек (кредитная карта или чековая книжка). Результатом проявленной мной понятливости стали короткие гудки. В моем распоряжении еще  десять дней, но я решил вылететь пораньше и разузнать все об этом «заведении».

Через неделю я уже прибыл в город Турин, расположенный в северо-западной части Италии, откуда мне предстояло продвинуться далее на север в Альпы, граничащие со Швейцарией. В целях конспирации я, не торгуясь, купил в автомастерской старенький «Фиат», попросив установить новый, более мощный двигатель и обновить систему тормозов, сцепление, проводку и аккумулятор. Я знал, что на горных дорогах в машине все важно. Механик был удивлен, ведь за те деньги, что я выложил за ремонт, можно было бы приобрести новое приличное авто, но спорить с «загадочной русской душой» не стал. Я с ним говорил на русском, украинском и плохом итальянском, объяснив, что приехал с Украины делать бизнес. Про русских дельцов туринец имел представление, видать, не понаслышке  и за два дня справился с работой так, что только опытный водитель смог  бы на слух определить бээмвешную начинку в облупленной, кое-где помятой  кляче цвета кофе с пивом, с затертым, тусклым салоном и облезлыми креслами, но гордо гарцующей на золоченых подковах. Да, шины чуть выдавались своим шиком, несмотря на то, что уже были не новые, никелированные решетки сверкали на солнце, привлекая внимание. Тогда я попросил мастера на решетках кое-где положить изоленту и закрасить коричневой краской, как бы после реставрации. Он  ловко справился с уродованием колес, и теперь мое авто приняло образ помоечного примуса с мотором.

Я удовлетворенно разглядывал родившегося монстра, который, казалось, готов  рассыпаться на части, если на него лишь присядет муха, и цвет он имел соответствующий - любимый  мухами. Он не вызывал даже жалости, а только брезгливость и недоумение. Главное, что ни у кого  не возникнет желания сесть за этот руль, украшенный цветной проволокой, намотанной по кругу, и посмотреть сквозь мутное треснувшее лобовое стекло. Мастер, казалось, тоже был рад получившемуся «кошмару на колесах», он любовно поглаживал и похлопывал капот, а когда я, сев за руль, рванул с места, круто развернулся и, резко затормозив в десяти сантиметрах от него, он, не моргнув, счастливо засмеялся, уверенный в своем шедевре и моем мастерстве вождения.

Выехав за ворота мастерской, я начал обдумывать имя для моего стального коня - в памяти вдруг всплыл образ мифической птицы с человеческим туловищем, следовательно, и с человеческим сердцем, но с ужасными когтистыми лапами, клювом и крыльями летучей мыши. Имя этой птицы Гаруда. Она - победительница всех нагов верхних и нижних миров и возница для бога Вишну, который сам не имел возможности попасть в нижний мир. Птица Гаруда вылуплялась из яйца космического происхождения и сразу же после рождения была наделена всеми своими силами и мудростью. Она появлялась на Земле на стыках эпох, во времена активизации нагов и, используя свою космическую силу, напоминала им о Вселенском Законе и освобождала мир от их притязаний. Почему-то мне захотелось дать имя Гаруды моему ужасному снаружи, но красивому и сильному внутри авто.

Я трижды повторил имя в салоне: «Ты -  моя Гаруда!»
Авто благодарно приняло его и теперь птицей летело по извилистой дороге в живописной долине между Апеннинскими горами, вплотную примыкающими к Альпам. Не доезжая до города Наварра, я свернул из долины на север к горной гряде Альп, за которыми начиналась Швейцария. Ориентиром мне служила одна из главных вершин - Гран-Парадизо, которая возвышалась более, чем на 4000 метров над уровнем моря. Если в долине я пролетал сквозь дубовые рощи, то выше в горах пошли леса из бука и каштана, а еще выше преобладали ель, пихта и сосна. Асфальт, давно сменился мелкой щебенкой.

Я снизил скорость и медленно продвигался вперед, внимательно запоминая каждый выступ и опасные повороты с отвесными глубокими обрывами с одного края дороги, притом, что другой край вплотную примыкал к скалистой стене. Указателей и разметок не было. Видно, этой дорогой пользуются нечасто. Я уже начал сомневаться, что правильно еду. Сделав очередной вираж, разворачиваясь на 180 градусов вокруг скалистого уступа и объехав каменистый склон, я неожиданно выехал на южную сторону и оказался в чудесном высокогорном ущелье, выводящем к альпийской долине, окруженной белыми пиками вершин, три из которых украшены сверкающими бриллиантовыми ожерельями водопадов, ниспадающих к зеркальному диску  небольшого, но глубоководного горного озера.

Разноцветье высоких альпийских трав разносило стойкий запах дикого совершенства природы. Дорога шла чуть заметной колеей через цветущую долину к возвышающемуся на скале между водопадами зданию с высокими монастырскими стенами и узкими окнами, больше похожими на бойницы. Я остановил машину в ущелье и, сдав в сторону, спрятал ее за лохматыми елями. Три-четыре километра по альпийскому лугу до монастыря я смог бы преодолеть и сам, но не сейчас, когда под ярким солнцем можно   было разглядеть из окон даже цвет моих башмаков. Я решил пока перекусить  запасами из моего мини-холодильника, а потом оглядеться. Багажник «Гаруды» был забит под завязку.  Строго следуя инструктажу, я не пронесу за  стены монастыря ничего, что запрещено, но вне его стен я имел полное альпинистское снаряжение, включая палатку, спальный мешок с подогревом, медицинский пакет со всем необходимым для  неотложной помощи, запас еды на неделю для одного  и еще несколько нужных вещиц типа ракетницы и рации. Внутреннее чутье, а оно у меня волчье, требовало страховки, интуиция подсказывала - не расслабляться, и все получится. Я уже предполагал для себя, что это будет не просто курс семинаров, обучающая практика и не игра -  загадка, предстоит поединок. Осталось только распознать противника  и его цели.

Когда я перекусил, полдень уже прошел, а мне надо успеть до сумерек осмотреть объект. Я знал, что незамеченным можно подойти к зданию только по склону, ограждающему долину с севера и примыкавшему к монастырю. Переодевшись в специальный костюм для скалолазания и в горные ботинки, взяв снаряжение в рюкзак, я в обход по скалистому склону подбирался к первому водопаду, расположенному слева от объекта моего интереса. Мои подростковые увлечения альпинизмом пригодились мне. Альплагерь  «Алибек» в Домбае  вспоминался мне теперь с благодарностью, где слишком долго занудливый инструктор терпеливо повторял и показывал нам замки, крепления и «сцепку  с породой», как он называл особую походку. Слава его дотошности и опыту! В памяти четко всплывали его инструкции и наставления. Я без особого труда часа за два добрался до водопада, если не считать встречи, которая чуть не стоила мне жизни.

Боковым зрением, почувствовав взгляд, я резко повернул голову. Мое резкое движение было неосмотрительным, ибо над моей головой вдруг промелькнуло, вытянувшись стрелой, непонятное существо. Я, в панике защищаясь, разжал одну руку и чуть не рухнул, почти потеряв равновесие,  но крохотный кустик,  в который судорожно вцепилась моя вторая рука, спас меня. Закрепившись на месте, я медленно повернул голову и встретился взглядом с насмешливым гордым глазом серны с белой мордой и темными полосками вдоль глаз. Стоя ко мне в профиль, примерно в метрах трех от меня, она искоса разглядывала меня еще какое-то время, а затем затяжным прыжком переместилась в голубую даль. Я подождал  пока мой пульс  придет в норму. Погладил пальцами кустик, высказав ему слова благодарности, и полез дальше.

Мне повезло, что к водопаду я приблизился именно в том месте, где он скатывался с уступа, под которым имелась расщелина около полуметра  в высоту и метров пять в длину, по которой я рискнул проползти, проталкивая впереди себя рюкзак. Продвигаться пришлось почти в полумраке по мокрой породе, ледяные брызги попадали за шиворот  и били в глаза, в любую секунду я мог соскользнуть, увлекаемый мощным потоком, но судьба сегодня благоволила ко мне. Я преодолел и это испытание водой. Теперь  ниже уровня моей площадки в два квадратных метра я мог рассмотреть сквозь кустарники дикого шиповника не только крышу со спутниковыми антеннами, но и внутренний двор, разделенный на четыре части. Первая - самая малая - официальная, где главный вход здания был обращен к воротам, у которых заканчивалась дорога из долины. В этом дворике, кроме помещений, напоминающих гараж и дом для охраны, больше ничего не было. К стороне здания, обращенной к долине, примыкала самая обширная территория, разделенная высокой стеной на две равные части. На них располагались садики, беседки с искусственными ручьями и запрудами с лилиями, мостиками, декоративно установленными камнями и экзотическими деревцами. Все завораживало взгляд и рвало восторгом сердце: и неправдоподобно красивый горный ландшафт, и насыщенный ароматами живой воздух, впитавший в себя только здесь осязаемую душу неба и трепещущий от музыки - падающей воды, бликов света и жужжащих в лугу насекомых.

Но был еще и четвертый дворик. Если не смотреть сверху, то может показаться, что здание со скалой имеет общую стену и крепится к скале, но это не так, там есть еще один дворик, в котором находится только колодец, и в скале виднелся основательный проход то ли в пещеру, то ли в туннель. И что показалось мне любопытным: на стене здания, обращенной к четвертому дворику, не было ни окон, ни дверей. Для кого предназначался этот колодец, можно было лишь гадать.

Людей я не увидел, но на крыше заметил  множество камер слежения, обращенных главным образом в долину и в три первых дворика. О четвертом, видно, не подозревала даже охрана. Да, его можно увидеть только с моей площадки, а со стороны второго водопада его полностью закрывал скалистый уступ.

Из ущелья медленно и осторожно выезжал небольшой грузовичок. Он приближался к воротам. Его заметили сразу на въезде в долину, потому что из главного входа в первый двор начали выходить люди, все в одежде цвета индиго, фасона среднего между пижамой и костюмом для карате. Они открыли ворота, пропуская грузовичок во двор. Молча, быстро  и слаженно открыли кузов и стали аккуратно выгружать кровати, коробки и тюки. А я спешно двинулся, по обратному, уже известному   мне пути. Но потеря нескольких минут все же произошла.

Я вновь встретился с серной. Она стояла там, где состоялось наше знакомство, чуть не ставшее для меня роковым и яростно обгрызала побеги кустарника, спасшего мне жизнь. Заметив мое приближение, серна с невозмутимым спокойствием продолжала выдергивать из скалистой породы остатки растения. Ее взгляд, направленный на меня, был вызывающим и надменным. Сначала я даже хотел вспугнуть ее камнем, чтобы отогнать от моего спасителя. Но тут я вспомнил, что богиня Диана имела свойство превращаться в лань, чтобы завести к пропасти преследующего ее охотника, который попал в ее заповедные владения. Эта серна - хозяйка долины, а я - нарушитель, непрошеный гость, нарушивший покой чужак. Она подает мне знак, что это место запретное и защиты больше мне  здесь не будет, она ее вырывает с корнем. Именно в этот момент, как бы иллюстрируя мою мысль, она вырвала корень и, мотнув головой, отбросила его в пропасть, где мог уже быть и я. Еще раз, блеснув прямо мне в глаза странным неживотным взглядом, серна красиво прогнулась, вытянувшись в тугую линию, и мелькнула молнией вслед за корнем. Теперь на весь обратный путь я затратил около часа.   
               
Переодевшись в цивильную одежду - легкий светло-серый  костюм, белую рубашку и элегантные туфли, я, максимально замаскировав «Гаруду», стал поджидать возвращавшийся в город грузовичок. Через день я должен быть в Турине к назначенному часу, откуда «избранных практиков тантры» повезут в пансион, как сообщалось в инструктаже, данном мне по телефону. «Из Турина автобус проследует в пансион по шоссе номер…», - была единственная фраза о местонахождении объекта. Зачем давалась эта информация, чтобы усыпить бдительность? Или  у информаторов была уверенность, что никто не рискнет исследовать все шоссе, чтобы найти какой-то никому неизвестный  пансионат?

Но для себя я уяснил: они не лгут, а это уже кое-что. Они дают достоверную информацию, но воспринимать ее можно по-разному. Главный принцип дзогчена, если я правильно усвоил наставление Учителя, - быть всегда во внимании и не терять его ни на мгновение. Иногда одно мгновение меняет все.

Услышав шум приближающегося грузовичка, я спрятался на развороте, где он просто не смог бы проехать, не притормозив.
Все получилось, и к вечеру я уже был в Турине. А на следующий день  к девяти часам  утра я подходил к назначенному месту на окраине города, там уже стоял и ожидал меня автобус, напоминающий школьный, только с затемненными стеклами, да и цвета он был не желтого, а  синего - индиго.

Я, кажется, явился последним, потому что как только за мной захлопнулась дверь, автобус тронулся, а на меня уставились десятка два напряженных глаз. Может потому, что я уже ознакомился с местом назначения и поэтому не спешил, а пребывал в некоторой вальяжной расслабленности. Я по возможности лучезарнее поприветствовал присутствующих. Все молча опустили взгляд, и только одно ответное приветствие прозвучало в мой адрес. Я обернулся на голос и встретил  пылающий взор Фаусто. Для меня, явно, как и для него, эта встреча была неожиданностью. Я обрадовался и пошел к нему, место рядом с ним было свободно, а он даже не стал скрывать, что мое присутствие для него неприятно. Его лицо выражало не простое недовольство, а откровенную ненависть; губы сомкнулись в гримасу Крюгера, а на скулах ходили вздувшиеся желваки.

Меня так потрясла его физиономия, что я рассмеялся и, плюхнувшись рядом  на сидение, не переставал вглядываться в столь исказившиеся черты некогда красавчика – Фаусто. Неужели я тому причина?
- Фаусто, прими меня как неизбежность, ведь я тоже в числе приглашенных. И когда  ты научишься управлять своими эмоциями?  Ведь  нельзя же так - люди смотрят.

            Я, все еще смеясь, похлопал его по руке, которую он тут же отдернул и отвернулся к окну. За три месяца, что мы не виделись, Фаусто вновь сменил прическу и имидж. Похоже, за этот период он не прикасался к бритве и забыл о парикмахерах. Голова его и лицо были покрыты щетиной неприличной длины, и еще я заметил сквозь расстегнутый ворот рубахи густой волосяной покров на груди, да и на руках до локтя кустились волосы более длинные, чем прежде. Он совершенно перестал следить за своей внешностью, значит, с Фаусто все же нечто произошло. Возможно, он еще не пришел в себя после ретрита. Я не знал, что еще предположить и переключил свое внимание на остальных пассажиров.

Мужчин и женщин, кажется, было поровну, по девять человек. Возраст от 20 до 30. Это были, судя по одежде и манерам, люди образованные, обеспеченные, искушенные и, очевидно, из разных стран.
Мы с Фаусто устроились на последних сидениях, которые были довольно жесткие и с короткими спинками без подголовников. Зато за время пути мне удалось хорошо разглядеть всех.

Чем выше автобус взбирался в горы, чем опаснее становились повороты, тем прекрасней вид, окутанный в дымку облаков. А оставленные на плоскогорье внизу рощи и поля соединяла с нами почти осязаемая пропасть, прильнувшая к дороге.  И тем дружелюбнее и общительнее становились люди, оказавшиеся заложниками на этот момент одной кармы. Но не только это их объединяло; ощущение избранности, тайны и страха перед неизвестностью стало главной основой для знакомства. Когда попытки узнать, что кто-нибудь знает о предстоящем курсе тантры более чем они, провалились, все вновь погрузились в напряженное молчание.

Я больше не обращался к Фаусто. А ему, наверное, самому стало неловко за проявленную враждебность и несдержанность, а может, чтобы оправдаться или помириться, он вдруг сказал, не поворачиваясь ко мне:
- Я только затем и еду туда, чтобы укротить и подчинить свои эмоции. И если получится, сублимировать их в иную силу…
В какую именно, он не стал объяснять. А я в ответ только вновь похлопал его по руке, которую он теперь не отдернул.

Мы приближались к месту назначения. Вот этот разворот на 180 градусов, за ним ущелье и, наконец, въезд в долину. Все облегченно вздохнули, а некоторые захлопали в ладоши, увидев сказочное великолепие альпийского луга. А я обратил внимание на щит, который ранее не заметил. Или его еще не было? На щите на итальянском и английском языках значилась надпись: «Охраняемая заповедная зона», а ниже «Змее - питомник». Похоже, кроме меня, никто не прочел надписи на щите, потому что все восторженно разглядывали пейзаж, закидывая головы к белым шпилям вершин, охая от вида водопадов и вслух гадая, какой эпохи здание, к которому мы уже подъезжали.

Ворота были открыты, и мы въехали во дворик, мощенный природным камнем, разогретым ослепительным солнцем, которого казалось несколько. Солнца, отраженные от снежных склонов, водопадов, озера и гладко полированных белых мраморных плит - облицовки монастырских стен, словно бильярдные  шары хаотично отскакивали от предметов, ища лузы, чтобы, наконец, обрести покой.

Автобус сразу же уехал, как только мы налегке, без вещей, выпорхнули во двор, щурясь от непривычного освещения и оглядываясь по сторонам. Может, поэтому все не сразу заметили, что на широком каменном крыльце спокойно стоит пожилой невысокий восточного типа мужчина в бежевом парусиновом костюме и ждет нашего внимания.

Когда все взоры устремились на него, он молча, чуть склонившись, указал обеими руками на массивную кованую дверь, которая при его движении открылась, и нас поглотило нутро прохлады и полумрака, как показалось после слепящего светом дворика. Из просторной прихожей мы последовали за ним по узкому сводчатому коридору, который вывел в круглый зал с высоким, словно в церкви, потолком, где сквозь семь окон вытянутой треугольной формы, расположенных в центре купола  и образующих  звезду, освещалось все пространство. Справа и слева от входа в зал уходили вверх кованые лестницы. Мы последовали за нашим проводником по правой. На втором уровне мы снова повернули в узкий коридор, вдоль которого располагались двери комнат с фамилиями на табличках. По очереди наши дамы исчезли за дверьми, а мы снова спустились по лестнице вниз в зал и поднялись теперь по левой лестнице в подобный же коридор с дверьми, где я увидел табличку со своей фамилией.

Вся эта процедура приема происходила молча, без звука. Закрыв за собой дверь, я оглядел комнату величиной примерно в  пятнадцать квадратных метров, похожую скорее на келью с высоким узким окном. Я подошел к нему, но ничего, кроме сверкающих вершин, не смог увидеть. А у дам, значит, из окна видна только  струящаяся с гор вода.

Из мебели в комнате имелась довольно приличная кровать из натурального дерева, кажется, ореха, застеленная белым шелковым бельем и пушистым шерстяным пледом, похоже, английским, я ощутил рукой легкость и шелковистость изделия, характерного после особой выделки шерсти. Еще был небольшой платяной шкаф. Открыв дверцу, я увидел несколько костюмов различных цветов, но одного фасона пижамно-каратистского. Все они были из плотного превосходного шелка. Почти в углу, между шкафом и стеной была узкая дверь, за ней я увидел крохотную туалетную комнату, но с дорогой сантехникой и мраморной облицовкой. Только унитаз,  раковина для умывания и полка с полотенцем и принадлежностями для гигиенических процедур помещались там. Я обратил внимание, что в келье отсутствует зеркало, нет ни стола, ни стула. Правда, на добротном деревянном полу лежала циновка, заменяющая, по видимости, недостающие предметы. Но более всего меня потрясло - отсутствие электричества. Келья освещалась только естественным светом из окна. Я начал вдруг осознавать, что пока это не самые большие лишения и  испытания  в тантрическом Университете.

Из щели под дверью белый уголок медленно вползал в мою келью, принимая форму конверта. В нем я обнаружил приглашение через час явиться в круглый зал. И все.
Я не знал, чем себя занять в этой комнатке даже час. Я ходил по ней кругами, мерил шагами вдоль и поперек. Посидел на кровати, полежал, пошел умылся, взглянул на часы - прошло только двадцать минут. Тогда я раскрыл шкаф и решил переодеться. В растерянности я доставал красное, черное, желтое, белое одеяние. Я терялся в выборе,  зная, что это всего лишь своеобразный тест над нами. Тогда, усмехнувшись, я выбрал цвет индиго, так я попробую провести свой тест над вами, уважаемые Учителя. Облачившись в синий шелк, я вдруг ощутил, что «попал»,  не просто выбрал цвет, а сознательно выбрал путь борьбы, но не игры. Мне теперь захотелось сесть на циновку напротив окна, скрестив ноги. Когда я устремил свой взор в бесконечное пространство за окном, то сквозь узкую арку  увидел  только одну вершину, острыми сверкающими гранями прорывающую мир бытия. И я вдруг слился с ней.

Словно выйдя из оцепенения, взглянул на часы. Оу, в моем распоряжении до назначенного срока всего две минуты. Я стремглав кинулся по коридору к лестнице и,  спускаясь с нее, уже видел, что я снова последний из группы, хотя еще и не опоздавший. Все стояли в центре зала, оглядываясь по сторонам и ожидая хозяев. Я присоединился к преображенной разноцветной толпе. Преобладал белый цвет, но и остальные цвета были представлены в полном объеме. Я был почему-то счастлив, что единственный выбрал индиго. Только Фаусто  избрал черный цвет. Заросший щетиной с пылающими глазами он выглядел как-то зловеще среди шелковой радуги.

Наконец, появился тот человек, который нас встретил. Он опять же, чуть склонившись, указал рукой на дверь под левой лестницей, она распахнулась, и мы вновь по коридору последовали за ним. Чудесным образом движения руки распахнули следующую дверь, и мы вошли в райский сад, виденный мной давеча сверху. Все изумленно вздохнули. Я вспомнил из своих многочисленных поездок и из публикаций в журналах - японские, китайские, английские и иные чудесные сады и парки, но все было несравненно с этой истинной и  волшебной красотой, которая возможна лишь в представлениях об Эдеме...

Я не верил своим глазам, что осуществима возможность создания человеком подобного в гармонии с природой. Здесь не хотелось ходить и вообще двигаться. Каждый поворот головы открывал новый ракурс граней прекрасного. Трудно выразить словами  истинную красоту природы, когда нет ничего лишнего и чуждого, каждый штрих является основным, словно каждая звучащая нота симфонии. Не один век человек в сотрудничестве с природой создавал этот шедевр из камней, воды, растений и малых архитектурных форм. Здесь хотелось остаться навсегда, пока душа не впитает законы гармонии и красоты.

После кратковременной ознакомительной прогулки по саду проводник повел нас обратно в круглый зал. Но ее было достаточно, чтобы глаза у группы заблестели, а лица разрумянились и расслабились.
В центре зала уже были расстелены циновки, а на возвышении  стояло высокое бронзовое кресло, скорее похожее на трон. На нем на большой бархатной синей подушке восседал, скрестив ноги в позе лотоса, очень маленький и очень сухонький старичок с голым черепом, окутанный в кусок ткани цвета киновари.

Когда я подошел к нему ближе и сел напротив на циновку, то увидел, что длинные лучи, спускающиеся из окон купола прямо на трон, скользнули по металлу, и я понял, что ошибся, это не бронза, а старое благородное золотое литье. Старичок, словно древняя мумия с обтянутой сухой коричневато-серой кожей лица, сидел, полу закрыв глаза, не шелохнувшись при нашем появлении и рассаживании по местам. Как только мы замерли в почтительном любопытстве, он распахнул, как створки, огромные миндалевидные глаза, неожиданно живые на его иссохшем лице, и в нас уперлась упругая волна его взгляда. Через минуту, чуть приоткрыв узкий беззубый рот, он сильным низким вибрирующим на согласных звуках голосом приветствовал нас на четком правильном английском языке, именуя нас гостями обители Ваджра.

Свое приветствие он продолжил рассказом об истории обители, затем перешел  к условиям проживания и питания адептов, тех, кто достиг стадии Посвящения и стал Мастером  Тантры. В заключение он как бы, между прочим, хотя  именно для этого мы, собственно, и приехали сюда, поведал нам очень кратко и не совсем ясно о системе постижения Тантры, то есть о курсе «Учения», в которое нас посвятят великие Учителя-практики. В первый год мы будем заниматься лишь подготовкой, очищением и трансформацией плоти нашего организма от внесенных извне страха и ненависти с питанием, предметами пользования и связями с другими людьми, с которыми даже на бессознательном уровне мы взаимообмениваемся собственными жизненными энергиями или у кого-то только берем, а кому-то отдаем то, что и самим бы пригодилось. Очищение обнаружит собственную, изначальную сущность личности, чтобы затем загрузить ее защитными и контролирующими программами. Еще нас научат распознавать знаки и символы и запускать их в функциональный процесс, и только после этого возможно перейти к теории познания гармонии: «Я - в природе Земли» и «Я - в природе Космоса». Такова программа первого года обучения. Прошедших этот курс допустят ко второму году, где опять же для избранных «Учения» возможны прямые посвящения и практики с «Силой» - энергиями «Пути Света».

В общем, звучало все заманчиво, но в то же время весьма расплывчато, и не давалось никаких гарантий в том, что мы, потратив уйму времени и денег, чего-либо достигнем. Но я уже усвоил для себя, что здесь не лгут, а значит, если обещают - дадут. Главное - не упустить момент передачи, научиться не только принимать «подачи», но и красиво отражать, чтобы вызвать у подающего сопернический азарт, и тогда он откроет все свое мастерство и собственные приемы работы с «Силой».

Как  только эта мысль осветила мое сознание, вещающая мумия с синей подушечки вонзила в меня взгляд, который я не смог принять, так  у меня заломило в висках и пошли круги перед глазами, я машинально зажмурился и, вспомнив поединок двух ястребов, освободил «когти» - отбросил свои туманные мечты  о планах покорения «чужой территории». Случай явно был на стороне мумии, я потерял внимание, и он успел нанизать меня на свою «силу», как на шампур. Ощутив победу над ничтожным выскочкой, он снисходительно отпустил меня. И когда я медленно открыл глаза, стараясь не смотреть ему в лицо, он заканчивал свою речь словами, что у всех есть одни сутки для обдумывания: надо ли им это, и смогут ли они стать адептами «Пути Света». До завтрашнего полудня пока все - гости обители, тем, кто пожелает вернуться в привычный мир Иллюзии, будет предоставлен уже известный автобус. С оставшимися займутся их наставники и Учителя, которых представят только им.

- А сейчас, уважаемые гости, просим Вас пройти к обеду, - после этих слов створки его глаз резко захлопнулись, и он принял облик изваяния.
Тут же появился знакомый провожатый, приглашая нас последовать за ним. Он заученным жестом склонился, указывая руками на дверь под правой лестницей зала, та, естественно, распахнулась, и мы вошли в оригинальную, если не сказать удивительную трапезную.

Помещение примерно в сто двадцать квадратных метров имело неправильную форму многоугольника с очень высоким стеклянным куполом-потолком, с полом и стенами белого мрамора, отшлифованного до зеркального блеска. Часть стены была внедренной в помещение скалой, по которой в мраморный небольшой колодец стекал, видно, один из рукавов водопада. Из аккуратно выбитых в полу лунок естественно прорастали пять-шесть взрослых сосен, а также какие-то цветущие растения и кустарники, вьющиеся по стенам и украшавшие трапезную. Очень длинный стол из массива темной от времени, но благородной древесины протянулся в центре под сенью сосновых лап, окруженный стульями с высокими резными спинками. Но особое внимание привлекала стена, треть которой занимал невероятных размеров камин, над раскаленными углями которого слева висел дымящийся котел, справа - нечто типа мангала, а в центре на вращающейся штанге дозревала румяная туша кабана, только одним запахом  повергая нас в нокаут животных рефлексов. Обильное слюновыделение началось даже у заядлых вегетарианцев. Усевшись за стол, я обнаружил перед собой серебряные столовые приборы, по-видимому - старого литья и с изысканной чеканкой  золоченую чашу для питья. Вся посуда была из благородных металлов, а стекло, фарфор и керамику на столе не использовали.

Перед нами предстал новый человек, одетый, как и я, в цвета индиго. Поприветствовав нас, он объяснил, что питание в трапезной организовано по принципу «шведского стола», и каждый  выбирает себе пищу по вкусу без всяких ограничений, а воду надо брать из источника, стекающую по скале. Пожелав приятного аппетита, он предупредил на прощание, что до завтрашнего полудня мы совершенно свободно можем располагать своим временем, а ужин здесь же в 6 часов вечера. Он незаметно удалился. А мы, забыв приличия, кинулись к очагу.
 
Перед ним стоял раздаточный стол, на котором обнаружились разнообразные в натуральном виде овощи и фрукты. В дымящемся котле было нечто напоминающее густой суп или вязкую кашу вероятно из ячменя, маиса, чечевицы или каких-то иных бобовых в оригинальном соусе из терпких овощей, жиров и приправ. Вкус блюда был остро-сладковато-кислый и очень калорийный состав. При нажатии на рычаг штанга с кабанчиком выдвигалась из камина, и желающие могли откромсать себе приглянувшийся кусочек. Я не устоял перед соблазном попробовать новое блюдо. Ощущение во рту от мяса, запеченного на открытом огне, было изумительным, словно оно еще сохранило энергию жизни, и с каждым проглатываемым куском эта энергия разливается по организму возбужденной кровью, как после бокала доброго коньяка. У меня даже начала кружиться голова, и я с золоченой чашей пошел к воде. Приблизившись к скале и наполнив ее стекающими прохладными струями до краев, я еще с минуту стоял в замешательстве, но, сделав первый глоток, уже не мог оторваться и пил, как изможденный в пустыне верблюд. Наконец, насытившись и напившись, я включил внимание. Остальные гости, как сомнамбулы, еще бродили от котла к туше и к столу и вновь повторяли свой путь. Кто-то заметил меня у потока, и все потянулись к водопою, так же жадно заглатывая осколки хрустального источника.

Я впервые осознал значение слов: «Красота - страшная сила». Красота в больших количествах, да еще для неподготовленных, грозит смертью их рассудку. В гармонии сможет выжить только гармоничный человек, иного она разрушит до первозданной пыли. Возможно, красота смогла бы спасти мир, но при условии, если бы мир решил, что ему больше без красоты никак нельзя, и сам бы захотел спасения, хорошо подготовившись.

Радостного застолья не получилось. Все погруженные в себя молча расходились по своим кельям. А я решил совершить экскурсию по  обители, насколько это было возможно. Кроме главного входа, была открыта дверь только в райский садик, я вышел туда один. Спустился к ручью, впадающему в озерцо, заросшее розовыми гигантскими лотосами, и сел на теплый камень  у самой воды. Стайка разноцветных рыбок тут же подплыла к берегу, как бы разглядывая меня, затем на круглый велюровый лист запрыгнул полосатый лягушонок, с любопытством крутя выпуклыми глазками в мою сторону. Три изящные голубые стрекозы подлетели совсем близко, и одна попыталась посидеть на моем колене. Я чувствовал себя здесь героем мультяшки, а когда мелкие пестрые пташки в ветвях над моей головой защелкали веселый мотивчик, я решил, что на сегодня это уже перебор и тоже отправился в свою келью.

Спать не хотелось и я, снова усевшись на циновке, устремил глаза в проем окна на вершину. Картинка изменилась: не было бездонной синевы и сверкающего белизной шпиля, а в туманно-сиреневое закатное марево был вонзен острый алый клинок. Я понимал умом, что это лучи  заходящего солнца в  преломлении  от снежных склонов дали эффект странного окраса. Но если воспринимать увиденное как знак, посланный мне в первый день на «Пути Света», то, как мне понять, что он означает? И вдруг в окно влетела бабочка цвета индиго, она кружила предо мной, отвлекая от зловещего знака, также неожиданно она вылетела и, когда я вновь посмотрел на свою вершину, ее уже не было, она скрылась в сиреневом тумане.

На следующий день в полдень, когда все гости собрались в круглом зале, сразу стало понятно, кто решил сойти с «Пути Света». Они были одеты в свои костюмы, в которых прибыли. Нас покидали четыре женщины и пятеро мужчин. Ровно половина группы. Остались в обители пять женщин и четверо мужчин, в том числе и мы с Фаусто.
Ко всей группе вышел, по-видимому, администратор, тот, кто говорил с нами вчера в трапезной перед обедом.
- Мне необходимо раздать всем присутствующим этот договор сторон с нашими неукоснительными условиями, - без какого-либо вступления начал он. - Прошу ознакомиться и заполнить по форме.

В договоре говорилось, что я обязан хранить молчание, где и с кем пребывал в обители,- ровно двенадцать лет со дня подписания. Что после подписания я ограничиваю свою свободу в стенах этой обители на два года от любых контактов с цивилизованным миром, кроме одного звонка в месяц одному близкому человеку. Если я пожелаю раньше срока покинуть обитель по любой причине, оплата за обучение  не возвращается. И последнее, что меня особенно напрягло: они честно заявляли, что не дают гарантии, что я стану адептом «Пути» - это зависит от моих собственных возможностей; и главное, что они (обитель) ответственность за мою жизнь и здоровье не несут - это моя собственная карма. Со своей стороны, они обещают ежедневно по семь часов давать нам знания тантры (Учения «Пути Света») и решать в полном объеме наши бытовые проблемы (питание, гигиена, сон).

Ознакомившись с договором, еще две женщины и мужчина поспешили в кельи, переодеться в свои костюмы, отвергая эти суровые условия. Рискнули подписать только шестеро. Отказавшиеся последовали за молчуном-провожатым не к центральному входу, а почему-то в дверь, расположенную за постаментом с троном, с которого вчера вещала мумия.

Оставшиеся недоуменно переглядывались и не понимали, куда увели «отказников». Мы с Фаусто даже вышли во двор, куда привез нас автобус, но там - никого, и ворота закрыты. Вернулись обратно в зал именно в тот момент, когда появился администратор и, поздравив нас с  выбором, пригласил в дверь за троном.
 
«Отказников» во втором зале не было. Зал был в форме усеченного на входе овала с арочными углубленными нишами вдоль боковых стен, в каждую вела своя узкая дверь; в  основании овала (напротив входа) был невысокий постамент из  резного дерева опять же с синей подушкой посередине. Такие же шесть подушек располагались в виде треугольника в центре зала на роскошном ковре.

Пока мы рассаживались на подушки в центре, в нишах (их было восемь,  по четыре с каждой стороны)   появились люди, они сидели в полумраке в медитативных позах и не смотрели на нас. Когда я взглянул на постамент, то увидел восседающую в позе лотоса женщину совершенно обнаженную, но с очень затейливой росписью орнаментов цветной хной по коже темной меди, а в высокой сложной прическе - накладные пряди алого цвета с вплетенными драгоценными бусинами. На ногах, руках, шее, в ушах и на пальцах рук и ног - искусные золотые украшения с эмалью и камнями. Лицо же ее было расписано, как маска - так ярко и густо, что трудно было определить ее возраст и характер. Но было ясно, что она - уроженка Юго-Восточной Азии. Рост ее не превышал метра шестидесяти сантиметров, а гладкие линии упругой, скорее пышной, плоти говорили о хорошей физической форме и намекали на внутреннюю скрытую силу. Она не была похожа на раскрашенную куклу и, странно, не вызывала влечения и удивления своим необычным видом. Она была столь гармонична, что притягивала что-то иное - глубинное и сулила еще мне неясную природу удовлетворения и познания новых неиспытанных ощущений. Я хотел обладать ею не как женщиной, а как тайной. У меня тогда даже не возникло вопроса, откуда и как она появилась - ведь за нею не было ниши с дверцей.

Я сидел в центре основания треугольника из подушек между двумя девушками - лет по тридцать - в белых одеяниях, на левом ребре треугольника сидел «шведский викинг» - апельсиново-рыжий от всклокоченной непокорными вихрами макушки, огненных бровей, ресниц и ярких веснушек на румяной физиономии до оранжевых шелковых складок, короткой туникой обхватывающей мощный торс культуриста. На правом ребре была самая молодая из присутствующих - девушка, выбравшая алый шелк, под стать алому сочному рту и цыганскому с поволокой взгляду глаз грозовой беззвездной ночи. Ее тонкие изящные щиколотки, запястья, талия и аккуратная крошечная ступня говорили о породе, а плавные кошачьи движения о порывистости и вулканическом темпераменте. Спиной ко мне на вершине треугольника черным напряженным мустангом застыл Фаусто. И только по его крепко сжатым кулакам с побелевшими ногтями я понял, что обнаженная дама основательно встряхнула его сосуд страстей, и в нем начался неотвратимый процесс, ведущий к самым непредсказуемым последствиям.

Лица остальных четырех «студентов» были мне видны. Ничего, кроме любопытства и обострившегося внимания, они не выражали.
 Одна из ниш осветилась. И крупный бритый, по всей видимости, Наставник в индиго (как я) сразу же начал говорить, словно его включили вместе с освещением.
Он объявил, что будет учить нас правильному питанию.
- Все, что вы здесь будете есть и пить, коренным образом отличается от «цивилизованной» пищи. Как вы заметили, мы не придерживаемся вегетарианского стола. Для нас нет различия между животной и растительной пищей среди живой единой природы. Одинаковые силы и энергии пронизывают, заполняют и накапливаются во всем, подверженному циклу рождения, воспроизводства себе подобного и смерти. Различия между зернышком проса и яйцом голубя лишь в форме и размере. Закон кармы и сохранения энергии жизни для них един.

Полезная, экологически чистая пища для вас будет значить, что мясо, которое вы едите, добыто в равном поединке, буквально - на охоте в дикой природе, поэтому оно будет напитано энергиями решимости и борьбы за жизнь, а если повезет, то и силой смелости и отваги.

Когда едят мясо несчастного, выращенного в неволе на искусственных кормах и в плохих условиях содержания животного, которому с рождения известно его предназначение быть насильственно убиенным, то его плоть пропитана только ненавистью, покорностью судьбе и страданием. Эти энергии с каждым проглоченным куском накапливаются в вас, и страшные депрессии вдруг по непонятным причинам обрушиваются на вполне благополучных и как бы порядочных людей. Почему же люди в пищу употребляют только трупы животных, которых они умертвили, а если животное умерло само, то этот труп почему-то несъедобен? Почему первый убиенный - труп -  вкуснее второго – умершего, и  чем первый  отличается от другого? Только тем, что во втором нет энергии Ци, которая покинула тело вместе с угаснувшей жизненной силой. Чем неожиданнее смерть животного и чем яростнее его борьба за жизнь, тем больше и качественнее концентрация энергии Ци в еде приготовленной из этого борца.  Прежде всего - в пище важна остаточная энергия.

С растительной пищей еще сложнее. Одно и то же растение может стать лекарством, пикантной приправой, изысканным блюдом для гурманов и ядом. Надо знать, в какое время и в каком месте выращивать его, какую часть можно забрать из урожая. И какие необходимы требования в  уходе за растением, чтобы плоды его принесли позитивную энергию солнечной силы, а не вред, который возникает в организме при неправильном взаимодействии с ним и с последующим употреблением его. Иное давно привычное в вашем рационе питания растение расходует иногда у вас колоссальные жизненные силы, - сопротивляясь, замыкая цепочку распада и вырабатывая токсины, которые, если не убивают, то обезображивают вас, когда вы пытаетесь из него выделить в свой организм что-либо полезное для себя. Вегетарианство - панацея невежд.

Сейчас люди научились выращивать растения-мутанты, которые не имеют свойства сохранять и накапливать энергию. Они внешне  похожи на настоящие, как клоны на донора, но изначально – мертвы, поэтому употреблять их в пищу крайне опасно, ибо они вносят в организм низкочастотный вибрационный фон мертвой материи, свойственной резонансному тождеству энергетического поля многих смертельных вирусов и порождают онкологические заболевания. Подобное порождает подобное. Я научу вас отличать растения, понимать их и входить с ними в контакт.

О воде можно очень долго рассказывать, хочу лишь уверить вас, что лучшая из всех на земле - «вода с небес», то есть - из водопада, начавшего свой путь с сияющей вершины, к которой прикоснулось солнце, преобразовав ледяной панцирь, в летящую воду, самую совершенную из всех. Она не сравнима с подземными и наземными водами, несущими чаще негативную информацию места. Я научу вас читать эту информацию и менять ее по своей воле, но создавать чистое совершенство  научить не смогу.

Он замолчал, и тут же в его нише освещение померкло и зажглось в следующей, где очередной Наставник (в индиго) обещал нас научить правильно дышать и спать (оказывается, этому учат). Еще один пообещал научить говорить, поддерживать любую беседу, дискутировать и привлекать внимание к своей речи и персоне.

Следующий - откроет нам тайны мироздания, исторические секреты человечества и мудрость древних философов, передаваемую только устно.

Пятый научит нас астрологии, врачеванию, гипнозу, телепатии и защите от посторонних воздействий на психику и физическое состояние тела. Читать символы, знаки окружения, отражать негативные и использовать позитивные магические силы -  в эти тайны Учения он нас посвятит.

Шестой обещал расширить диапазон возможностей восприятия и осознания мира, в котором мы живем,  и иметь контакт с мирами, где наше физическое тело отсутствует, но другие наши тонкие тела существуют пока в дремлющем и не взаимосвязанном с разумом состоянии. Новые мироощущения дают большие возможности для освоения «Пути Света». Он вышел из ниши и продемонстрировал нам, как легко он двигается в пространстве между опасными предметами с туго завязанными глазами, где и глазастый без особой сноровки так быстро бы не прошел. Но он еще надел «беруши», полностью лишив себя слуха, и плотный мешок на голову. Перед этим попросил нас спрятать любой предмет в любом месте, а затем хлопком в ладоши дать знак ему, чтобы он его нашел. Задание было: «Иди туда - не знаю куда. Найди то - не знаю что».

Девушка «в алом» вытащила из своих цыганских локонов шпильку, инкрустированную мелкими рубинами, и бесцеремонно подойдя к «обнаженной даме», воткнула сей предмет в ее высокую прическу. Прекрасное и странное изваяние из живой плоти ни разу не шелохнулось за все время церемонии знакомства. Не поколебал этот покой и поступок дерзкой девушки, который показался безрассудным даже всем Наставникам. Они выдали свое удивление расширившимися зрачками.

Задача для Шестого, очевидно, усложнилась. По еле слышному хлопку отчаянной цыганки он, ощутив лишь вибрацию звука хлопка, крутанулся на месте вокруг своей оси, затем замер и четкими шагами пошел к постаменту. Остановившись, он вновь на мгновение замер и затем легким движением освободил прическу «Дивы» от лишней и чужой детали туалета, которую он через минуту водрузил на место, подколов рассыпавшийся на виске локон «цыганки», которая, казалось, была недовольна, так быстро и не смешно закончившимся номером.

Освободив глаза и уши, Шестой сказал нам, что «видеть кожей», то есть воспринимать вибрации пространства и распознавать их мы научимся к концу первого года.

Из седьмой осветившейся ниши вышел атлет и, сделав несколько круговых пассов руками, то - приседая, то вытягивая спину, вдруг взлетел метра на полтора от пола, затем опустился, чтобы взять мраморный кирпич, и круговыми движениями указательного пальца, словно сверлом дрели, продырявил его насквозь, потом, отломив от него кусок, он растер его в пыль между ладонями. Открылась дверца в его нише, и в нее вошел его помощник, держа  щипцами раскаленную форму, в которой еще бурлил жидкий металл. Седьмой взял форму в одну руку, а в другую ладонь вылил ее содержимое, затем, поманипулировав пальцами, что-то вылепил, как из пластилина, и окунул  в емкость с холодной водой, стоящую в нише. Как только пар рассеялся, Седьмой  представил нам милую золотую птичку, которую он протянул «девушке в алом». Та, зардевшись, взяла, но, видно, птичка была еще горяча, и «цыганка» ойкнула, но птичку не выпустила и восхищенным взглядом отблагодарила  Седьмого.

После окончания представления Седьмой сказал нам, что научит трансформации психической энергии в физическую  любого пожелавшего.

Последний - Восьмой - Наставник начал с довольно продолжительной речи, которую я кратко попытаюсь изложить.
-Все вы, думаю, слышали слово «гунфу», напоминающее «боевые искусства».
В четком, ровном тембре голоса чувствовалась его безучастность и полное равнодушие к слушателям, что сохранилось до конца речи.
- Но термин «гунфу» означает дисциплину или интенсивную работу, практически в любой сфере. Сексуальное гунфу, курс Учения, которое я вам здесь представлю, предполагает проявление силы и способностей, направленных на управление своим телом и сексуальной жизнью. Все люди имеют одинаковое тело и одинаковые каналы, но не все люди имеют душу и дух. Около восьми тысячелетий практических проб и ошибок разрабатывалась система эзотерической йоги, в основу которой легли даосская и тантрическая практика. Овладение микрокосмическим потоком подготавливает учащихся  к использованию других энергосберегающих и дополняющих сексуальное гунфу техник, таких как Цигун (железная рубашка) - метод упаковки, хранения и трансформации жизненной энергии в важных органах с последующей циркуляцией энергии между телом, умом и духом. Но прежде с помощью этих же энергий вы пройдете процесс очистки внутренних органов от отрицательных эмоций. «Внутренняя алхимия» возвращает органам присущие им от рождения эмоции - любовь, радость, нежность, доброту, честность, бесстрашие и чувство справедливости. После развития в вас способности трансформировать сексуальную энергию в жизненные силы может начаться духовное развитие, что означает развитие духовного тела - «Тела Света»,  которое приведет вас к просветлению.

Даосы, терминологию которых мы будем использовать в Учении, имеют старейшие в мире эзотерические (тайные) традиции совершенствования сексуальной энергии. Но идея преобразования этой энергии для духовных целей сохранялась обычно в завуалированном виде или излагалась на абстрактно-теологическом уровне, будь то Египет, Индия, Тибет или Европа.

Известный врач и алхимик ХYI века Парацельс, как и авторитет в области суфийской и тантрической практики русский мистик Гурджиев - пришли к выводу, подтверждающему практики даосов: энергия сексуальных центров, будучи направленной вверх, возвышает все ментальное (мыслящее) и физическое функционирование, и что мышление, дыхание и сексуальные функции связаны между собой, поэтому самосовершенствование не может быть обычно достигнуто просто сохранением семени, вырабатывающего сексуальную эссенцию мощнейшего энергетического потенциала, а требует применения некоторой техники (практики) для высвобождения из семени энергий.

Они подтверждали своими практиками, что функцией семени в тантре является построение «Тела света» и называли эякуляцию «потерей жизни» и подчеркивали важность преобразования семени и перехода его в высшие центры божественного. В этом вопросе все алхимики, йоги, маги и мистики единодушны.

На Западе основы тантры из Индии и Тибета привлекли в последние годы широкое внимание среди желающих преобразовать свои сексуальные побуждения в духовный рост. Даосский и тантрический пути отличаются в основном лишь своим языком и практическими йогическими методами для единения ума, тела и духа. Оба направления полностью принимают учение о том, что сексуальность является не только допустимым, но и необходимым средством для достижения наивысшего просветления, возможного в теле. В ану-йоге (йоге исполнения) или кундалини-йоге потеря семени приравнивается к убийству Будды.

В даосизме сексуальная энергия называется Цзин или «эссенция». В своей грубой физической форме она накапливается в семенной жидкости мужчин, что является сущностью их энергии Ян, и в яичниках у женщин - сущность энергии Инь.

Основные виды динамической энергии Вселенной Ци - общей жизненной энергии, в человеке осуществляется через их связь с энергией Цзин - сексуальной сущности жизненной энергии, генерируемой внутри тела человека посредством ее вытягивания из яичников - Инь или из семенной жидкости - Янь и путем трансформации, пройдя сквозь ум и сердце, становится энергией - Шень, или духом. Эти три понятия - ци, цзин и шень - «три сокровища», и совершенствование их приводит к просветлению только при условии, что Шень будет вашей сущностью на самом чистом уровне осознанного своего «я». Тогда сексуальная энергия Цзин представляет собой следующее звено между вашими биологическими и метафизическими сущностями, между животным Эго и божественным Духом.

Даосские учителя считали опасным распространять свое учение и передавали его лишь избранным ученикам перед своим уходом из земной жизни. Человек, владея этими могущественными знаниями и великими силами, заключенными в секретных принципах, легко мог стать вождем или королем. А воин мог использовать эту силу для поражения многих противников.

В хрониках китайских императоров есть историческая запись о придворной девушке, которая изучила процесс сексуальной энергии, ее трансформации и обмене своей энергии Инь с энергией Янь своего любовника-императора, после смерти которого в 690 году до н.э. стала императрицей и советником последующих ее мужей-императоров в области любви. Посредством яичникового гунфу  она достигла Бессмертия.

Китайские аристократы и мудрецы, искавшие глубочайшие уровни совершенствования Цзин, обладали способностью поднимать энергию семенной жидкости в мозг и жизненно важные центры, а управление этой сохраненной в теле энергией может развить много необычайных способностей, включая целительство, ясновидение и демонстрацию «чудес». Если осознанный дух «просветленного тела», то есть просветленная  человеческая сущность пожелает покинуть физическое тело, то оно веками не будет разлагаться. Иногда человеческая душа, уходя в мир иной, забирает с собой и свою трансформированную плоть, оставляя только бренную одежду (саван, плащаницу). Но это самая высшая ступень в постижении «Пути Света», и я  вам не обещаю, что вы достигните этого результата за наш короткий курс.

Но я обещаю, что секреты различных способов и свойств использования жизненной энергии, добытой из эликсира сексуальности, называемым «Амрите» индусскими святыми и имеющим не только целительный, но и омолаживающий эффект, будут доступны для всех вас после первого года курса.

Затем Восьмой вышел из своей ниши, а за ним последовал его помощник с двумя прозрачными бокалами, наполненными один - водой, а второй - красной жидкостью, напоминающей молодое вино. Они стали напротив нас, и вдруг Восьмой одним рывком освободился от длинного кимоно цвета индиго и предстал перед нами, словно Адам. Его смуглое жилистое тело привлекало не стройной осанкой и хорошо развитой мускулатурой, а видом его гениталий. Все его туловище было напрочь лишено волос, но отсутствие  их восполнял качественно выполненный татуаж в виде черной и бледно-голубой змей, нанесенных вокруг его внушительного фаллоса, где черная спиралью спускается по нему вниз и из ее разинутой пасти выглядывает зажатая, как бы ее клыкастой челюстью, розовая головка. А голубая змея, видно, беря свое начало из мошонки и сделав только один виток у основания фаллоса, перекрещивая черную змеюку, поднимается, извиваясь, выше вдоль живота, груди и, сделав виток вокруг шеи по затылочной части, добралась до самой макушки. И когда Восьмой наклонил голову стало видно, что на вершине его голого черепа покоится морда голубой змеи с выпученными красными глазами, хищно смотрящими на нас.

Помощник сначала поднес бокал с вином к «разинутой черной пасти». Черная змея пришла в движение, вдруг вытянулась и сама без какого-либо участия Восьмого опустила свою морду в бокал. Через минуту он был опустошен. Змейка, сделав круг вокруг своей оси, словно танцевальный пируэт, снова опустилась в бокал и вернула все содержимое того же алого цвета. Затем помощник поднес к ней второй бокал с водой. С той же ненасытностью она опустошила его и после  повторного кругового пируэта  вновь заполнила бокал совершенно прозрачной жидкостью, как будто до этого не «хлебала» вино.

Я был знаком с публикациями Мантака и Манивана  о даосских секретах совершенствования сексуальной энергии. Они приводят примеры того, как  императоры Китая в прошлые века проводили кастинг среди придворных мудрецов, претендующих на знания секретов бессмертия. Перед тем, как получить от них совет относительно своей сексуальной жизни, он предлагал им продемонстрировать свои способности. Предполагаемому Учителю предлагался стакан вина, который он должен был поглотить, а затем снова выпустить в стакан своим фаллосом, что являлось доказательством его умения поглощать энергию инь  из сексуальной жидкости женщины. Прошедший тестирование с наилучшими показателями  становился советником императора.

И сейчас я воочию убедился в состоятельности  Восьмого с легкостью представлять один из элементов Тантры, который для меня все еще казался цирковым трюком.
Восьмой стоял с отсутствующим видом, глядя куда-то вдаль, скрестив руки на груди, он словно и не принимал участия в демонстрации этого фокуса.
После того как помощник  с бокалами удалился в нишу, он произнес:
- К концу первого года курса все присутствующие мужчины должны делать это упражнение. Без этих навыков невозможно будет познать второй курс освоения сил трансформированной энергии Цзин.

Он вернулся в нишу, даже не прикрыв свои чресла шелком одежд, через которые он небрежно перешагнул и окаменел в позе лотоса.
Я обернулся на своих соседей, все замерли с ошарашенными лицами. Одна из дам в белом покрылась красными пятнами, а рыжий швед весь взмок, по его лицу катились со лба крупные капли пота.

В это время на пьедестале вокруг обнаженной дивы самозажглись масляные горелки. Язычки пламени заплясали огненными змейками, почти касаясь ее оживающей янтарной плоти. Дива словно выходила из оцепенения или исполняла движения медленного плавного танца, напоминавшего пробуждение цветка, который, постепенно раскрывая лепестки, вытягивался к первым лучам зари. Она начала с движения ресниц, шеи, рук, затем покачивание плеч перешло к плавным изгибам талии, и  медленное восхождение ее туловища вверх напоминало восход солнца или рост прекрасного цветка. Наконец, выпрямившись и даже привстав на носочки, она начала плавные колебательные движения из стороны в сторону пластичным змеиным телом, как будто не имела костей и не слышала о законе земного притяжения. Сначала это была женщина-цветок, затем - змея, а теперь - огонь, который не отличался в своей темпераментной, хаотичной гармонии, завораживающей и притягивающей взгляд от окружающих его огоньков лампад.

Я почувствовал в себе неизведанный горячий озноб и бешеный ритм разгоняющейся крови, но не мог   оторвать от Дивы словно приваренных глаз. Она сама внезапно прервала свой танец, который почти до крайности изнурил и истощил мою психику, подчинившуюся полностью магическим вибрациям  ее движений. Может, еще  минута, и у меня случился бы нервный срыв.

Тихим глухим голосом с прорывающимися гортанными звуками она начала свою речь:
- Я верховная жрица обители «Ваджра». Вы можете называть меня - Нагиня Лоо. Я дам вам к концу второго курса два тантрических посвящения, третье - прямое посвящение - у меня можно только взять.

Присутствующие женщины под моим руководством овладеют практиками целительного Дао. При использовании метода яичникового гунфу женщины смогут не только приобрести сексуальную привлекательность, но и активность на тот срок, который сами пожелают. Если основные потери жизненной энергии у мужчин происходят во время эякуляции, то потеря энергии у женщин - во время полового акта и при менструации. В первом случае гунфу поможет преобразовать без потерь вашу энергию Цзин в более совершенную духовную, ведущую к вечной молодости и силе. Во втором случае потери энергии можно избежать с помощью упражнений «Убийство красного дракона», когда навсегда прекращается нежелательный цикл. Когда женщина сможет подавить свой генитальный оргазм, это не только уменьшит ее энергопотери, но и даст возможность перейти на следующую ступеньку «высшего» оргазма к «таинственным вратам», ведущим к «Пути Света», используя влагалище для всасывания мужской сухой горячей энергии Янь при половом акте. Эта практика называется большое вытягивание. Для мужчин «Тестикулярное дыхание», «мошоночное сжатие» и «большое вытягивание» - основные практики для трансформации и накопления жизненных сил и упражнения для извлечения целительной влажной женской энергии Инь.

Процесс упаковки усовершенствованной энергии Ци в костный мозг хорошо известен продвинутым учителям тайцзи-цюань и других боевых внутренних искусств. Они знают, что мышечная сила не может сопротивляться процессу старения, но кости могут жить тысячи лет. Эта практика Цигун «Железная рубашка» основывается на сохранении энергии спермы. Реально каждый сможет сделать запасы сексуальной энергии буквально более мощные, чем атомная бомба, при условии, что ваше духовное существо - «Тело Света» - будет полностью свободно от  биологических инстинктов, которые, завладев человеческим существом, диктуют ему свою волю, опуская цель его существования до животного образа жизни - короткой и жалко зависимой от ненасытного похотливого нутра эго.

За свою жизнь средний мужчина имеет около 5000 эякуляций,  в которых  суммарно около 15 литров и где содержится от 200 до 500 миллионов отдельных сперматозоидов, это почти целое население одной из крупных стран, скажем США. Теперь вы понимаете, какой колоссальный,  нерастраченный собственной жизнью потенциал энергии теряет каждый неразумный мужчина. Те же, кто монашествуют, мастурбируют или имеют однополый контакт, не сумеют должным образом преобразовать, усовершенствовать и накопить жизненную энергию, имея только один заряд - Инь или Янь. Как заряды «плюс» и «минус» только совместно дают электрическую энергию - свет и силу, так и трансформированные энергии Инь-Янь открывают новые возможности для создания нового духовного бессмертного тела - «Тела Света» только для подготовленных и посвященных во все тайны практик и Учения «Пути».

В настоящее время публикуется множество различных руководств под маркой Дао, в основном адресованных мужчинам: как им сохранить сексуальную энергию и использовать целительную - женскую при контакте с ней. Для женщин же - лишь указания, как завлечь мужчину и подольше удержать около себя. Поэтому сегодня секс часто потребляется и выбрасывается прочь, как только любовники становятся старше или надоедают  друг другу. Общество всегда выше ставило мужчин, хотя женская сексуальная энергия жизненно необходима им своими целительными свойствами и для духовной трансформации. Но только гармоничное «парное совершенствование» Инь-Янь ведет к бессмертному «Пути Света».

При последних словах огоньки лампад вспыхнули ярче, и Дива, окутавшись на мгновение в ярко белый туман, словно при фотовспышке, исчезла с пьедестала, рассеявшись вместе с туманом. Огни также сразу погасли, и перед нами остался только гладкий пустой постамент с синей подушкой.

Мы  переглянулись и посмотрели по сторонам. Во всех нишах также было пусто, но там были двери, за которыми могли скрыться Наставники. У пьедестала Нагини Лоо не было дверей, окон и скрытых люков, а сам он возвышался над полом на резных деревянных ножках высотой около полуметра.

Цыганка, не сдержав любопытства, уже ходила вокруг пьедестала, принюхиваясь и поглаживая его рукой. Я, подойдя, также был удивлен, не найдя никаких следов - источников огня, белого тумана и места, откуда бы могла появиться и куда бы могла удалиться жрица. Пока мы вдвоем «искали следы», остальные ученики покидали зал. Нам пришлось последовать за ними, снова сквозь круглый зал в трапезную, где нас уже ждали перепелки на вертеле, рыба-гриль и водопад.

Все изрядно проголодались за время представления будущего «Пути», и, не стесняясь, набросились на еду. Нас никто не сопровождал и не опекал из «хозяев» обители, и все потихоньку начали расслабляться и вспоминать увиденное. Рыжий швед настаивал, что это были фокусы, дамы в белом его поддерживали, а разрумянившаяся «цыганка» отстаивала истинность происходившего. Фаусто угрюмо молчал, поблескивая глазами, и когда я в шутку сказал ему, что после курсов у нас будет возможность подрабатывать в ночных клубах или в цирке, он меня грубо оборвал: «Дурак!»

Неужели эта неприкрытая ненависть Фаусто ко мне - результат его позора на ретрите, чему я был свидетелем? Иные объяснения мне в голову не приходили, но меня забавляла новая личина Фаусто, и я не особо мучился догадками и обидами, тем более, что грубил он всем.  Особенно досталось дамам, он просто уничтожающе шипел на них по всякому поводу и без оного. Никто почему-то не вспомнил про «отказников», которые непонятно каким образом  покинули обитель.

После обеда, вернувшись в свою комнату, я вновь нашел белый конверт у себя под дверью. В нем содержалось расписание занятий на неделю, имена и профиль обучения каждого из восьми наставников и их аудитории (если «это» можно так назвать).

Распорядок дня начинался с восходом солнца и заканчивался с его закатом, когда вся обитель погружалась в кромешную тьму. Не было даже свечей и фонарей. Но через несколько месяцев все научились превосходно ориентироваться в темноте и узнавать друг друга уже не по голосу, запаху, звуку шагов и затаенному дыханию. А угадывать заранее, что через определенное время «такой-то» посетит тебя или ты можешь его найти, если пожелаешь, в любом месте обители, стоит лишь мысленно представить его образ. Шаг за шагом мы постигали и открывали в себе новый диапазон восприятия мира и себя в нем. Все шло естественным образом, и нас не удивляли наши постепенные достижения.  А казавшиеся вначале мучением ежедневные многочасовые изнуряющие практики по «дрессуре» своего тела  вошли в привычку.

Прежде всего, нас научили дышать. Оказывается, кроме грудной диафрагмы, которая заставляет грудь расширяться, в теле имеются тазовая и мочеполовая диафрагмы, которые необходимо использовать в практике сексуального гунфу. А черепная помпа управляет процессом дыхания и является местом для хранения энергии Цзин, направляемой во время тестикулярного (яичкового) дыхания из крестцовой помпы по позвоночнику вверх. Практика этого дыхания научила при вдохе поднимание, а при выдохе - опускание яичек и стала первой ступенью к упражнениям мошоночного сжатия и трансформации сексуальной энергии из нерастраченной семенной жидкости по микроскопической орбите. Но для этого надо было еще овладеть «силовым запором» для запечатывания и предотвращения истечения спермы. Пришлось мне подкачать мышцы промежности и мышцы вокруг семенных каналов. Если на первой стадии занятий удавалось проталкивать энергию Цзин, используя физическую «тягу», то потом только использование силы мысли заставляло при вдохе и выдохе работать помпы, управляло эрекцией по своему желанию и продвигало энергию Цзин вверх и вниз.

Ежедневно с одиннадцати часов утра до часу дня и с одиннадцати вечера до часу ночи, когда солнце начинает подниматься после полуночи и опускаться после полудня, в это время энергия Инь меняется на поток Янь, и наоборот. В эти интервалы времени очень хорошо течет энергия и все мы, каждый в своей комнате, тренировали тело.

Первый год пролетел удивительно быстро. Мы все были настолько поглощены собой,   своими достижениями и открытиями в самих себе, что почти не общались. Раз в месяц все звонили домой и подтверждали своим близким, что все замечательно.

К концу первого года все постепенно пришли к цвету индиго и предпочитали в одежде его. Только Фаусто остался верен черному, а, может, он не желал его сменить, потому что я первый избрал тот цвет. Теперь он совершенно не брился и не стригся и стал похож на дикого отшельника.

Цыганка оказалась француженкой с примесью алжирской крови. Швед - веселый и добродушный, почему-то с помощью усовершенствованной энергии Цзин хотел добиться невероятных физических сил и возможностей вроде тех, что нам демонстрировал Седьмой.

«Дамы в белом» были две подруги из Польши, желавшие организовать на родине подобный центр. И «делать бизнес», как коротко они объясняли цель своего приезда сюда. Они в поисках «тайных знаний» объездили Тибет, Индию, Непал, а нашли их в Европе, почти рядом с домом. Их особенно интересовали целительные (омолаживающие) практики.

Что хотела получить от упражнений и знаний «цыганка» (я так и продолжал ее называть про себя),  я еще не понял, а вот Фаусто явно хотел власти и возмездия. Он усиленно накапливал энергию для реализации какого-то своего замысла, в который никого не посвящал.

Для меня лично каждый проведенный в обители день только прибавлял вопросов, а не ответов. Мое усердие в практических занятиях подпитывалось пока лишь любопытством. Все остальное время, свободное от совершенствования и постижения собственного тела,  посвящалось общению с Наставниками, медитированию (перевариванию информации, полученной от них) и гигиене, которой здесь уделялось особое внимание. В любое время каждый мог посетить баню. Это был роскошный сводчатый зал с мраморными, инкрустированными серебром, стенами, лежаками и бассейнами, заполняемыми проточной пузырчатой водой из термального источника, температура которого иногда достигала семидесяти градусов. Он поднимался из земных глубин и выходил на поверхность в высокий колодец, расположенный в центре помещения, из пяти желобов которого в разные стороны стекала вода в емкости, отличные по форме, размеру и значению. Баня была общая для всех. В одно время в ней могли находиться Наставники и ученики обоего  пола. Нас это вначале смущало. Заметив нашу первую реакцию на общее обнажение в одном месте и неумение избавиться от зажатости, Восьмой Наставник, брезгливым взором окинув наши жалкие и трусливые без одежд туловища, лишь сказал:
- Смешно стесняться или гордиться своим телом, это всего лишь временный инструмент, используя правильно функции которого, можно перейти на иной уровень, когда эта бренная оболочка уже не будет сдерживать свободу  воли вашего духовного сознания. Гордость - это сильная свободная Душа, имеющая возможность не только выбрать свой путь, но и выбрать себе оболочку в земной жизни.

Относиться к своему телу как к биологическому скафандру, удерживающему и защищающему силами жизненной энергии бессмертную душу, посланную божественным провидением, трудно, но со временем все привыкли к этой мысли и постепенно расслабились.

Как актеры не стесняются богатой отработанной мимики лица, гимнасты - пластичности, культуристы - накаченных бицепсов-трицепсов и игры перед камерами рельефными мышцами груди, торса и ягодиц, так и нам нравилось в бане друг перед другом демонстрировать свои успехи в упражнениях «накачивания» мышц сексуальных центров. Рассматривать и оценивать совершенствование в управлении органами в «постыдных местах» нам уже не казалось предосудительным. Миф о том, что «тайна зачатия»  именно там, у нас рассеялся вместе с лицемерной стыдливостью.

«Воля Божья», «Судьба», «Карма» - эти понятия ближе к определению и происхождению сей «тайны». А все человеческое существо лишь почва, в которой все компоненты равнозначны - и верхние, и нижние - для взращивания ниспосланного импульса новой жизни. Сколько тысячелетий потребовалось, чтобы заставить современное человечество относится к главному жизненному энергетическому центру как к грязному месту, о котором даже позорно вспоминать, а смотреть и трогать (в том числе и собственное) уже грех, (но за деньги - форма удовольствия).

 Каким-то силам очень хотелось держать человека в неведении о том, что сила сексуальной энергии Цзин может совершенствоваться, сохраняться, приумножаться  и трансформироваться в духовную  - Шень. Управлять бездуховными, жизненно ограниченными людьми с узким диапазоном мировосприятия проще. Но я нутром чувствовал, что не в управлении цель запрета.

Еще я начал понимать, что «духовный, мудрый» и «верующий и ученый» - эти понятия  из разных миров сознания. А что значит любовь? Продолжение рода человеческого осуществляется и без этого чувства, благодаря животным инстинктам, закрепленным чувством удовольствия и привязанности.

Что же это за сила такая, любовь? Неужели только ей подвластно парную энергию Инь-Янь, как в ядерном реакторе разогнать до первозданности, чтобы преобразовать в нечто третье? Это - единственная земная сила, объединяющая и возвращающая нас к Божественному началу. Исток реки Бессмертия именно там. Но как туда попасть? Возможно ли, что Учение «Пути Света» равносильно силе любви и приведет меня к истоку?

Однажды в темноте коридора, возвращаясь в свою комнату из райского садика, где я иногда медитировал допоздна, я почувствовал чье-то присутствие. Еще через шаг я понял, что Швед поджидает меня.
- Давно ждешь? - опередил его я.
Он молча схватил меня за запястье и повлек в свою комнату, которая находилась в конце коридора в торце. Я не сопротивлялся. Только закрыв за нами дверь, он шепотом, прижав к моему уху свои сухие горячие губы, произнес:
- Пошли к моему окну. Сам все увидишь.

Его кровать была придвинута к узкому, словно бойница, отверстию в стене, расположенному почти под потолком. Чтобы увидеть кроме неба землю, надо было встать ногами на кровать. Передо мной открылся великолепно освещенный полной луной ландшафт долины, ограниченной горной грядой и круглой гладью озера, почти примыкающего к Обители. Какое-то время мы стояли и молча любовались видом. Наконец, я вопросительно взглянул на шведа, но на его напряженном взволнованном лице, повернутом к озеру, я прочел внутренний страх, который заставил меня снова посмотреть на зеркальную поверхность водоема. Я уже знал, что озеро вулканического происхождения. Подземные воды заполнили жерло древнего потухшего вулкана, и  температура в нем никогда не опускается ниже +21 градуса, поэтому и снежной альпийской зимой оно не замерзает и создает в долине особый микроклимат, мягкий и влажный.

Я уже хотел уходить, решив, что у Шведа какие-то проблемы в полнолуние, и простоять с ним всю ночь, любуясь  на лунное отражение, - мне почему-то эта мысль не улыбалась.
Но вдруг по глади пошла мелкая рябь. Рука Шведа вновь, уже сильно, стиснула мое запястье. В то же мгновение из озера показалась серебристая сфера в диаметре около шести-семи метров, которая на секунды зависнув над водой, через мгновение переместилась в глубину ночного неба и там растаяла.
Теперь  уже я, прижавшись губами к обвислому уху Шведа, лихорадочно шептал:
- Давно ты наблюдаешь за этим? Кто-нибудь еще видел?
Он, уже расслабившись и успокоившись, что ему все это не мерещится и рассудок в порядке, рассказал:
- Когда я приехал, то, впервые ночью видя огненные всполохи в небе, не придал им значения, пока не заметил, что они бывают только в полнолуние. Тогда я начал наблюдать в эти дни более пристально. И вот только в прошлом месяце мне повезло, и я увидел этот источник вспышек на небе. Тогда тоже был шар, но, кажется, чуть побольше. А ты первый, кому я показал «это».

Мы договорились, что будем молчать и продолжать наблюдение. Предположений у нас, кроме «секретной военной базы», не возникло, но и оно было сомнительно, поскольку соседство базы со странной обителью маловероятно.

На следующее утро я последовал примеру Шведа и придвинул свою кровать под окно. Почему мне ни разу не захотелось посмотреть на землю? Изо дня в день я наблюдал только за сменяющимися картинками неба,  которое пронзала «моя» вершина. Теперь, посмотрев из окна вниз, я был потрясен увиденным. Мой разум осознавал, что я в обители почти год, но, окинув взором изменившуюся со дня моего приезда долину, я обомлел.

Весна была в своей завершающей стадии. Долина окуталась изумрудной дымкой молодой зелени с вибрирующими мазками ярких маков и васильков. Ветер, словно волшебной палочкой, закручивал набегающие друг на друга алые, синие и зеленые волны в сложные неповторяющиеся орнаменты, словно в трубке детского калейдоскопа. Но главное мое потрясение вызвала вовсе не красота пейзажа.

По всей долине, куда только мог дотянуться мой взор, на камнях, на не заросших возвышенностях и среди еще невысокой нежной растительности, в одиночку, парами и, скрутившись в огромный многоголовый клубок, под теплые солнечные утренние лучи подставляли свои мерзкие спинки сотни змей, классифицировать которых я не мог. Некоторые из них достигали  метров  двадцати  в длину и имели почти бычьи головы с костистыми выпуклыми пластинами, заостренными сверху, которые начинались над глазами посреди выпуклого лба и, уходя гребнем к спине, уменьшались. Цвета их варьировались от бледно-голубоватого до розовато-песочного. А кожей они были покрыты не чешуйчатой, как например питоны, а гладкой, складчатой и влажноватой, как земляные черви.

Солнце еще не показалось из-за вершин и открытыми прямыми лучами не заливало долину. Но с каждой минутой его приближения из-за кулис горного хребта бледнели герои жуткой сцены. Сначала диковинные твари стали почти прозрачными, как медузы, затем напомнили клубы сгустившегося тумана. А когда светоносец во всем своем сияющем великолепии появился на подмостках славы, он уже никого не застал. Ибо солнечный свет растопил последнюю стелющуюся  дымку в долине, превратив ее в сгустки обильной росы.

Спектакль, представший моему взору, отчаянно сопротивляющееся сознание не желало воспринимать. После ночного  видения у Шведа это был уже перебор. «Меня просто глючило спросонья», - успокаивал я себя, разглядывая цветущую долину. Из моего окна Круглого озера не видно, но зато виден край дороги, уходящей в ущелье, где в хвойном валежнике спрятана моя Гаруда. Ко мне  вдруг пришла мысль, что этим именем я  нарек ее не зря.

На завтраке мы со Шведом только обменялись взглядами. Он выглядел все тем же милым жизнерадостным и улыбчивым верзилой-увальнем. Его огромное накаченное туловище излучало уютную силу, но вот глаза… Теперь я читал в их напряженных уголках вопрос, немой болью поглощающий разум. Я внимательно анализировал, заглядывая в глаза остальных учеников. В черных зрачках Цыганки я ощутил пронизывающую вибрацию той же боли от неразрешенной рассудком задачи. «Она скрывает в себе некое необъяснимое потрясение от увиденного», - сделал вывод я. Но как вытянуть из нее информацию, я пока не представлял. Эта девушка, несмотря на свою молодость, игривую внешность и бесцеремонность, была «крепким орешком». Она умела держать дистанцию и никому не доверяла, причем сама могла расположить к себе кого угодно, пока испытывала к нему любопытство. В нормальном обществе таких обычно называют стервами. Ко мне она не изъявляла интереса, впрочем, как и к остальным ученикам. Я наблюдал, как она постепенно приручает Восьмого наставника и как сканирует каждый жест Нагини Лоо. Поэтому я решил пока не лезть к ней с вопросами, а дождаться благоприятного момента.

Только Фаусто ходил с самодовольной улыбкой. В развитии и управлении мышцами в своих детородных органах он преуспел более всех нас. Думаю, он занимался этим круглые сутки. В бане он с удовольствием демонстрировал всем с помощью «особого» дыхания интенсивный «танец яичками» или послушную его воли эрекцию, при которой он мог управлять пещеристыми телами, придавая им любую форму: так его пенис становился то длинным и гибким, словно плеть, то коротким, но раздавшимся в стороны, как кулак. Дальше этого упражнения по накачиванию мышечной массы у него не шло. Вытягивание сексуальной энергии и прокачка ее сквозь высшие центры, сохранение, накапливание и упаковка для трансформации и развития духовной энергии Шень - основы построения «Светлого Тела», с помощью которого только возможно достигнуть «Пути Света» - то, что для   меня было основным упражнением в практике тантры, для Фаусто казалось  пустой тратой времени и сил.
- Теперь у меня все под контролем и всегда в нужной форме, - любил повторять он, гордо поглядывая на свое послушное «достоинство».

Цыганка обычно фыркала и уходила к другому бассейну, когда он начинал свои «показательные выступления». Но обе польки весьма заинтересованно наблюдали и расспрашивали его о «тонкостях» успеха. Они, видно, тоже не сидели без дела, убив «Красного Дракона» и постоянно упражняясь в дыхательной практике яичникового гунфу, успешно освоили «сжатие» и манипуляции с «катанием шаров» (как для пинг-понга). Они могли продемонстрировать, как с помощью влагалищных мышц из целого мандарина выдавливается весь сок, а кожура почти на метр метко отправляется в урну. Польки  не теряли здесь времени зря, готовя себя к «большому бизнесу» на родине. Они вслух рассуждали, как откроют школы гейш и центр «Вечной молодости», правда, название центра вызывало споры.

А рыжий Швед научился ходить по раскаленным углям, и в бане он любил перекидывать с одной ладони в другую до красна разогретые булыжники внушительных размеров. Седьмого Наставника он избрал себе главным Учителем и пытался перенять его приемы, используя трансформированную энергию Цзин в физическую силу.

Только я так и не определился в своих приоритетах. Занятия со всеми Наставниками для меня казались необходимыми, интересными и нужными для постижения концепции тантры «Пути». Одно дополняет другое, и только в совокупности, используя все наставления, можно достигнуть желаемого результата. А желал я одного - стать достойным Ее. Чтобы приблизиться к Совершенству, надо стать Им.

С наступлением сумерек я по привычке отправился в «райский садик», где медитировал в одиночестве, растворяясь в природе. Обитатели сада уже привыкли к моему присутствию и стали воспринимать частого посетителя, как часть ландшафта. Птицы, бабочки, стрекозы, ящерицы и лягушки иногда устраивались посидеть на моем плече или ботинке, но я также привыкнув к ним, не обращал на них внимания, как если бы это была домашняя кошка, примостившаяся у ног. На зиму садик  закрывался стеклянными навесами, спасающими его от снега. Но сейчас они уже были убраны, свежая прохлада альпийской ночи давала о себе знать, и я перешел с остывшего камня у ручья в беседку, где можно было в плетеном кресле, закутавшись в пушистый плед, провести хоть всю ночь.

После ночного видения у Шведа и утреннего видения из моего окна мне захотелось восстановить в памяти некоторую информацию.

За год от Четвертого Наставника я услышал множество удивительных мифов и легенд, дошедших до него в тайных (эзотерических) рукописях древних мудрецов и философов. Где хранятся эти рукописи, он так и не сказал, но прочитанным поделился с нами, сопоставляя мифы разных времен и народов, чтобы мы основательно  воспринимали информацию. Но мы отнеслись к ней как к самобытному фольклору со сказочными героями.

Однако, после увиденного я лихорадочно вспоминал все, связанное с персонажами его сказок. А его излюбленная тема - это Наги.
Итак, с его слов. Наги - это змееподобные существа, имеющие божественную сущность, ибо умеют перевоплощаться в человека и во что угодно. Так, информация начала восстанавливаться, загружая мою память лекциями Четвертого. Теперь попробую записать подробнее все, что всплыло.

Четвертый обмолвился, что у Посвященных Адептов есть доступ к картам подземного мира. Они похожи на карты поверхности земли, в них подробно указаны подземные моря, реки, залежи ископаемых, таких, как нефть, ртуть, газ, золото, уран, алмазы и почему-то слюда и асбест. Так же там объяснены все знаки-указатели передвижения по туннелям  между обширными пустотами, имеющими внутреннее освещение энергией, которая на поверхности земли пока не используется. Это холодный бело-голубой свет, похожий на неон. Есть там и огненные реки, и пласты льда. В подземных городах есть золотые дворцы, украшенные самоцветами, а в подземных небесах летают драконы с глазами печальными и мудрыми. Таков мир подземных Нагов.

Но кто же создатель этого мира? В индуистском мифе повествуется о тысячеглавом змее Шеша, который был неотъемлемой частью творца мира - Вишну, - неустанного создателя Вселенных, но иногда засыпал он на спине Шеша, чтобы тот, время от времени извергая черный огонь, (возможно – речь шла о «черных дырах») уничтожал творения, надоевшие их Творцу. Но вскоре эта забава им наскучила, и Вишну решил все уже им созданные Вселенные классифицировать по признакам духовного развития и подчинить систему эволюции Вселенной строгой иерархии восхождения божественного Духа. А для того, чтобы запустить систему в работу в автономном режиме самосовершенствования ему надо было всего-то – оплодотворить материю божественным Светом своим, создав материальную плоть с резервуаром – душой, где он и поместил духовный импульс, а Шеша там же разместил витальную силу - эго, дающее плоти жизненную энергию. С тех пор проявленная  Вселенная живет самостоятельно в системе вечности, пока Дух Вишну присутствует в ее «вселенской душе».

А создателем подземного мира Нагов был змей Шеша, когда воплотился в проявленном мире Земли в Балараму - брата бога Кришны (Мессию божественного Логоса - проявленного воплощения создателя Вишну на Земле). После того, как божественный дух Баларамы покинул плоть и вернулся во Вселенский Собор, проявленная в планетарном эгрегоре витальная сила Шеша – эго также оставило тело Баларамы и ушло под землю, где сила тысячи его голов стали сутью тысячи нагов, и некоторые из них все еще там обитают, не потеряв своей божественной силы, так как соединены вечной проекцией с космическим Бесконечным Шеша, на котором по-прежнему возлежит не проявленный духовный абсолют - Вишну.

За миллионы лет жизни на Земле Наги, вступая в контакт с земными и космическими существами, стали видоизменяться в проявленном мире и делить места обитания, основав пять каст. Самая низшая - красная, совершенно потеряв и растратив (из-за неразборчивых связей) свой божественный потенциал и связь с космическим духовным прародителем, заняла средний - наземный мир, заселив поверхность земли и став проявленной материальной плотью - основой класса рыб, птиц и, естественно, всех пресмыкающихся, включая вымерших динозавров. Красный цвет также является обозначением витального эго человека, а красная змейка – стала символом кундалини.

В мифах добуддийского бонпо-учения звучит, что первые тибетцы произошли от красноголовой обезьяны и Нага, вылупившегося из космического яйца. Наги виновники  зарождения не только мыслящих обезьян-людей, но и некоторых подводных (не менее мыслящих) обитателей океанов.
Следующая в иерархии восходящей силы - белая каста Нагов, делит с черными Нагами нижний подземный мир. Высшая же каста - золотой Наг (не путайте его с Шеша), обитающий в верхнем мире, являющийся мировой Душой и хранящий ключ от врат Бессмертия. Мало кому из смертных привелось увидеть его проявленную сущность, поскольку свет ее не испепелит только очищенную и совершенную душу. Золотой спиралью он обматывает Вселенную, словно мутовку для похтания (перемешивания) до самого ее основания,  которое в руке Творца Вишну.

Соединяет же нижний, средний и верхний миры синяя каста Нагов - обитатели всех вод, наиболее сохранившие силу и умение перевоплощений, целительства и обладатели истинных знаний обо всем мирозданье со дня сотворения  и до его завершения. О них сохранилось множество легенд у всех народов в разные времена.  В древнем Китае  ранее не было деревушки, где бы ни стоял  посвященный им храм.
Нага-двипа, или «Страна Нагов», так именовалась в древности Индия. И как гласит легенда, когда брамины вторглись в Индию, они «обнаружили племя мудрых людей, полулюдей, полубогов». В настоящее время Нагпур, находящийся в Раджпутане, является сохранившимся остатком Нага-двипа. Предания утверждают, что Апполоний Тианский был обучен магии Нагами Кашмира, а раджпуты еще хранят Тайную Мудрость. Четвертый рассказывал, что даже у далеких северных народов, никак не связанных с Востоком, были схожие поверья. В Литве змеи боготворились и почитались как домашние боги. Им приносили в жертву куриц и молоко, а убивать змей запрещалось. Нарушившего запрет ждала смертная казнь. А доколумбовская Америка  называлась Нагвалем – страной Нагов, где главным правителем нижнего и верхнего мира со времен майя до ныне местными шаманами почитается Кецалькоатля – Оперенный Змей, божество смерти и возрождения.

Помню, как взглянув на меня оценивающим взором, он начал говорить о мифах древних ариев и славян. Мне почему-то врезался в память миф о Свароге. В каноническом изображении Сварог, - славянский бог огненного духа и отец солнца Дажьбога, имеет четыре белолицых головы на туловище в синем одеянии, а ногами стоит он на черном змие, над головой золотая полусфера, а за спиной – красная сфера, - знак проявленной витальной (жизненной) энергии, при наличии которой из нее, словно из яйца зарождается человеческая жизнь (не отсюда ли корень пасхального красного яйца, - символа воскрешения (проявления) в материальном мире). Синий цвет туловища – обители души в сердечном центре и резервуара энергетических сил, здесь - как символ сублимационного проводника и связующего звена между черным, красным и золотым планом, а белый цвет четырех ликов указывает, что каждая из четырех каст имеет шанс, преобразившись в свет достигнуть золотого пути. Мне это изображение Сварога только еще раз подтвердило, что славянские арийцы владели знанием Пути Света – преображения и трансмутации плоти в Дух.

Почему в подземном мире Наги вдруг разделились на белых и черных? Как объяснил Четвертый, белые Наги приняли ученье Будды (закон духовного преображения, единый для всей Вселенной) и стали способствовать его распространению и усвоению среди людей, в создании которых они приняли непосредственное участие, и посредством совместных усилий с которыми они вознамерились перевести на новый вселенский иерархический уровень планетарную энергетическую систему. В мифе об Адаме и Еве, благодаря Змию, появился род человеческий в проявленном материальном мире. А то так до сих пор вела бы парочка виртуальный образ жизни в Эдеме. Только витальное эго завело людей в темную чащу познания материи, но не Духа, поэтому тропинка в дом Света утеряна, проделан длинный и пустой путь в никуда. Приближается мрак и хаос, несущий «черный огонь» забвения очередной человеческой цивилизации. Эгоцентризм погубил ее снова.

«Так есть ли тогда Спасение? Неужели оно кроется в постижении системы стяжания Духа?» - начали мучить меня вопросы.
Но Четвертый на лекциях пока не рассеял все мои сомнения, и не пояснил, - каково влияние Нагов на людей и их взаимосвязь. И почему Наг только посредством симбиоза с человеком имеет возможность трансформироваться на пути иерархии Света? Надо еще спросить, почему египетские фараоны украшали свое чело обручем кобры, а жрецы имели жезл в виде змея?

Небо начало постепенно светлеть, и я понял, что вторая бессонная ночь не прошла даром. Что-то стало выстраиваться в сознании, не поддающееся   рассудку  и растерявшемуся разуму.
Тогда-то я и решил, совершенствуя и трансформируя в ежедневных упражнениях всю энергию Цзин, я стану  накапливать силу Цзин-Ци, преображенную в Шень в своем сознании, увеличивая мощность и потенциал.
Определившись в «Учении» почти через год практики, я, наконец-то, нашел для себя смысл пребывания здесь.

Неотвратимо приближался конец лета, и скоро, в первый день осени, станет ясно, кто достоин перейти на вторую ступень тантры. Посещая одни и те же занятия и выполняя одинаковые упражнения, все пришли в итоге к различным достижениям. Я, в сравнении с успехами Фаусто и Шведа, у которых результат «на лицо», выглядел очень бледно. Мои незаметные глазу «сверхчувствительные» способности считывания энергетических вибраций разума и страстей, даже глубоко зарытых и замаскированных подо что-то иное, и сканирование мыслеформ я не демонстрировал никому, да и сам ставил  под сомнение. Я думал, что здесь все расширили диапазон мироощущений. Поэтому мне было удивительно слышать, что польки, например, передвигаются по обители ночью, четко рассчитав, сколько ступенек или шагов до каждого поворота  или двери. Швед ходил «на ощупь», растопырив «свои коромысла». Фаусто вообще не блуждал в потемках, с сумерками он уже уходил к себе в комнату «на тренировку». А Цыганка как-то проговорилась, что она двигается по запаху. Каждый предмет имеет свой индивидуальный запах, и она научилась идентифицировать его с местом.

Только я, словно летучая мышь, в полной темноте по отражающимся волнам в поле моего взаимодействия, мог представить четкую картину местонахождения и присутствия любых предметов и живых организмов, мгновенно расшифровывая и сопоставляя  их резонансные поля.
Но я так и не научился поглощать и извергать жидкости  всасыванием и вращать пенисом. Фаусто снисходительно на меня поглядывал, как на дебила, а Швед как-то даже предложил поупражняться вместе и помочь с «техникой». Я поблагодарил, но отказался.
Для меня важнее всасывания жидкости стало «всасывание» энергий и сублимация их в нужные центры. Наверное, эту новую способность, что я в себе открыл, можно честно назвать вампиризмом, но меня занимало управление энергопотоками, которые возникают даже при  обычном разговоре с кем-либо. Я хотел определить для себя, нужны ли мне чужие «силы», и какие именно? Пока я только понял, что энергия праны (жизненная Ци окружающей природы) питает и насыщает тело весомее пищи. Главное в еде - это ее энергетическая сохраненная сущность, отобранная организмом в сложном пищеварительном процессе. Но оказывается, возможно, эту энергию выделять и поглощать из природы иначе. Это я сейчас и постигал. 

В обители емкие ежедневные порции новой сложной информации и интенсивные нагрузки на тело заполняли сознание до краев. Покинутый цивилизованный мир вспоминался редко, и тоски по близким людям и забытым увлечениям не возникало.
Единственное, что меня угнетало это - отсутствие музыки. Я не причислял себя к заядлым меломанам, но мне не хватало здесь мелодичных звуков, созвучных моему состоянию. Вернее я желал определить свое состояние среди музыкальной гармонии. Все чаще мне чудилась мелодия Грига и снилась Та Девушка. Она в том же светлом батистовом платье, легко оторвавшись от подоконника, заплетенного в розовый аромат, взлетала, и, кружась вокруг меня, словно танцующая нимфа, напевала какую-то новую мелодию, от которой щемило сердце, и перед глазами возникал радужный туман, в котором  и таяла моя прекрасная Незнакомка.

Я просыпался с ощущением прикосновения ее дыхания на своем лице, а комнату заполнял нежный розовый аромат.
«Я люблю Тебя!» -  однажды прошептали мои губы вслух, помимо моего еще не проснувшегося рассудка. Я был удивлен, услышав эти слова, произнесенные как бы мной, но и не мной… Возможно, я обзавелся «духовным телом», и у него своя личная жизнь, независимая от моего эго? Или это банальное раздвоение личности, т.е. шизофрения? Я не стал пока расставлять акценты.

За лето мы со шведом еще пару раз наблюдали из его окна, как из озера в небо уносились серебристые сферы. В третье полнолуние мы прождали зря, может потому, что почти сутки шел редкий для этого места дождь. А змей из своего окна я больше не видел.

Сегодня нас пригласили в Круглый зал, чтобы протестировать и оценить наши достижения. После завтрака,  около семи утра, администратор объявил нам в трапезной официальным и многозначительным голосом:
            - Настоятель Обители - Учитель Лу ждет вас для аттестации первого года и передачи  посвящения.

              Мы растерялись, потому что надеялись, что нас предупредят об этом важном событии хотя бы за день. Но для  рассуждений времени не было, и мы последовали за администратором.
В Круглом зале все было, как в первый день нашего прибытия. В центре на постаменте с золотым троном на синей подушечке восседал все тот же тщедушный старичок, замотанный в тот же балахон цвета бордо, как будто и не прошло целого года.

Когда мы расселись полукругом перед ним на циновке и замерли в волнительном ожидании, он, открыв створки век, вонзил в нас пронзительный взгляд, словно  щупальца, от которых, как от электрического разряда, бросало в дрожь. Этим щупальцам казалось мало бесцеремонно ползать по нашим телам, они пытались найти у каждого незащищенное место, хоть щелочку, чтобы влезть вовнутрь.

Я понял, что бороться с неизвестной силой бесполезно. Если я начну защищаться, то долго не выдержу обороны и вдобавок растрачу всю свою накопленную энергию. Пока он уверен в своем могуществе и недосягаемости, пока его сила направлена на сканирование (считывание нашего информационного фона), и он не подозревает о моих намерениях, словом, - пока его щупальца не проникли в мою энергетическую сущность и не вскрыли мой код, у меня есть шанс отразить, то есть изменить заряд  вектора его силы, направленного на меня. И тогда он своими же щупальцами вскроет для меня вход-допуск в его систему.
 
Я рискнул… и… я сделал это! Я почувствовал, как тугой волной в голову, грудь и живот пошла горячая вибрирующая энергия. Она входила в меня плотным потоком, заполняя туловище, а затем пространство вокруг него, все шире раздвигая границы. С минуту я ликовал.
Мумия вдруг резко дернулась, старик закрыл глаза и поток прервался. Но я уже чувствовал себя иначе: увереннее и сильнее. Мне хватило этой минуты, чтобы обрести внутренний покой. Я даже улыбнулся.

Настоятель Лу вновь открыл глаза, теперь это был другой взгляд - холодный и внимательный, почти человеческий.
Все произошло между нами за пару минут, и никто не понял, почему затянулась пауза.
Настоятель Лу, наконец, разжав узкий рот, четко произнес:
- Вы переведены на второй курс,  - и отвел от меня взгляд.
Эту же фразу он повторил сидящему рядом со мной Рыжему Шведу, затем Цыганке и остановился, в упор разглядывая и терзая взглядом полек.

Первая, не выдержав, начала бредить. По-другому не назовешь то, что она несла. Истерично визжа и перемешивая нормальную речь с бранными словами,  она повторяла, что ненавидит и ненавидела с первого дня эту толстую грязную дуру, с которой ей приходится находиться вместе много лет только потому, что у нее есть деньги. Но вот теперь, освоив тайные практики Учения, она сможет избавиться от этой тупой коровы и добиться всего: денег, почета, любых удовольствий и власти над жалкими дряхлеющими сластолюбцами, желающими продлить свои мерзкие утехи и вернуть моложавый вид.
- Они станут зависимы от моей воли и, как черви, будут ползать у моих ног, чтобы получить у меня хоть маленькую порцию, дающую возможность продлить агонию ненасытной вонючей плоти…- Визг замолк в тот же миг, как Учитель Лу перевел взгляд с ее беснующегося тела на ненавистную  ее землячку.

 Ту также понесло по нарастающей, как будто запустили ком снега с пригорка. Но она как будто не слышала, что до этого говорила ее «подруга»:
- Я больше не могу, я устала, я хочу домой. Но эта хитрая подлая дрянь шантажирует меня. Зная мои постоянные срывы и бесконечные «ситуации», когда я совершала глупые поступки… - «Тупая Корова» запричитала и, завывая, продолжила:
- Она манипулирует мной, она злая, жестокая хищница, которая пользуется чужими слабостями. Я устала платить за ее наглость. Да, я знаю, что  расплачиваюсь за свои грехи. Но я больше не могу видеть ее алчную морду. Я ненавижу ее. Я думала, что стану здесь сильнее или чуть умнее и смогу избавиться от нее. Но это все равно, что избавиться от самой себя. Она мой крест и мое проклятье! Значит, я должна избавиться от себя! - полька начала бить себя в грудь и царапать лицо.

Но Учитель Лу, оторвав от нее взгляд, словно отключил послушную тряпичную куклу от ниточек, дергающих ее руки и челюсти. Она затихла и обмякла, как спустившийся баллон. 
Очередь дошла до Фаусто. Его еще недавняя гордая осанка просела талым сугробом, а уничтожающе снисходительный взгляд в мою сторону погас и скрутился испуганной улиткой под хрупкими скорлупками подергивающихся век. Он опустил лохматую голову и даже не смотрел в сторону Учителя Лу. Но это его не спасло. Проворные щупальца взгляда энергичной «мумии» все же нашли лазейку и проникли в систему «скрытой сущности» бедного Фаусто. Мне уже заранее стало его жаль. Я предчувствовал, что его сейчас нельзя выворачивать. Он не готов. Он слаб. И вдруг я понял: он болен! Надо как-то предотвратить его новое падение, ведь он может больше не подняться.

Но было уже поздно. Здесь свои правила и жесткий отбор. Никого ни к чему не принуждали и обо всем уведомили.
Фаусто медленно встал и направился ко мне. Остановившись напротив, он указал на меня пальцем вытянутой руки.
- Посмотрите все! Что же вы видите? Это ничтожество из уродливой дикой страны явилось в чистую уютную Европу. В старую добрую Англию притащился этот выскочка с претензиями монарха. Он - один из многих из беспородного стада русских свиней, которые к чему ни прикоснутся, все превращают в грязь. Особенно им нравится касаться только очень красивых  предметов. Они не задумываются, достойны ли они наравне с высокородными людьми, веками соблюдающими традиции и культуру своих стран, решать их проблемы и вмешиваться в их устои. Как посмел он своими мужицкими руками прикасаться к тонкой нежной коже, под которой бьется королевская кровь? Такие как он, оскверняя и разрушая прекрасное, даже не осознают это. Редкое изящное существо, девушка-принцесса, предпочла этот деструктивный механизм, этого расчетливого угодника мне - истинному рыцарю крови. Я - потомок одного из древнейших аристократических родов Венеции. Мы были рождены друг для друга. Но она даже не замечает моего присутствия , когда этот бездушный выродок рядом с Ней. Я ненавижу его. И все мои устремления подчинены одному желанию: поставить этого урода на место. На одну полку с другими уродами и навсегда закрыть этот шкаф от людей, которые умеют все чувствовать и болеть от этого.

При слове «болеть» Фаусто вдруг побледнел  и, сказав еще слово, упал и забился, по-детски рыдая и размазывая кулаками слезы.
Учитель Лу сверлил его взглядом и вздымал очи в высь, но он как будто совершенно утратил   способность воздействовать  на Фаусто.
Фаусто вошел в новую систему существования, неподвластную никому, даже ему самому. Он «впал в детство», словно трехлетний сорванец, он, подпрыгивая, носился по всему залу, катался на перилах лестниц и распевал смешным голоском итальянские детские песенки. Мы все молча наблюдали за ним, потрясенные и испуганные. Никто не знал, что предпринять, чтобы вернуть  Фаусто  в прежнее состояние.

Пришел Пятый Наставник с двумя длинными палками. На одну он сел верхом сам, а другую предложил Фаусто. Пятый, весело покрикивая, «поскакал» в сторону второго садика, предназначенного только для постоянных жителей обители. Фаусто с гиканьем «поскакал» вдогонку.

Когда они скрылись, Учитель Лу произнес все тем же четким безразличным голосом:
- Не все смогли справиться с курсом очищения от ненависти и трансформации этой негативной энергии в жизненную Ци. Защитная функция организма Фаусто перенесла его сознание на много лет назад. Фаусто еще не готов быть взрослым. Он имеет слабую нервную систему, разрушенную неконтролируемым поиском жизненных сил, направленных на удовлетворение всех желаний эго. И когда этого не происходит, силы, не нашедшие выхода к реализации желания, разрушают сознание, лишая его рассудка. Фаусто заново придется пройти весь путь. На уровне цикла ребенка он совершенно здоров. Он просто совсем забыл, что он был взрослым. Не мешайте ему расти, и не пугайте рассказами о прежнем неудавшемся жизненном опыте. У него есть еще шанс начать все с чистого листа. Обитель готова ему помочь.

После этих слов он замолк и погрузился в медитативный транс, а мы молча разошлись по своим комнатам.
Метаморфоза с Фаусто не так потрясла мое воображение, как его речь. Он не обидел меня своими снобистскими определениями, под многими его словами обо мне я сам мог бы подписаться. Но Он и Мэг? За все годы, проведенные с ним, нет - прожитые в одной комнате, я даже не мог предположить, что у него есть какие-то чувства к Мэг. И более того, я и правда  бездушный чурбан, если не заметил его страданий, если не смог найти контакт с его тонкой душевной организацией и сверхчувствительной натурой.

После этого экзамена «на зрелость» я понял, что все это были еще только цветочки…
На обед я не пошел. Так и просидел на циновке, глядя на кружащие вокруг «моей» вершины грозовые облака.
Спустившись к ужину, я обнаружил в трапезной только присмиревшего Шведа и задумчивую Цыганку. Полек я больше не видел. Нам сказали, что они покинули обитель. А Фаусто с открытыми доверчивыми глазами и счастливой белозубой улыбкой носился по коридорам, залам и лестницам. А иногда подходил и, забавно коверкая итальянские, английские и французские слова, что-нибудь спрашивал или просил с ним поиграть. Со временем мы стали относиться к нему как к малышу и баловали вниманием.

            Мы, трое, соревновались, кто быстрее его обучит своему языку. Фаусто оказался "смышленым" и быстро схватывал и уроки шведского, и мои с ним русского. Но у Цыганки, видно, был свой подход, и французский у него пошел лучше других, не считая нашего общего - английского. Фаусто стригли, брили, одевали и кормили служащие Обители. Он даже внешне очень изменился. Был добр, забавен и искренен, и все полюбили его, как младшего брата. А он относился ко всем одинаково, как солнце. Память Фаусто была стерта до того уровня, когда в сознание еще не проникли негативные разрушительные вирусы, искажающие информационные функции программ жизнеустойчивости и развития. "Отформатированный" Фаусто будет другим, новым и, возможно, более совершенным. Но мне почему-то было очень жаль ухода того чувствительного экзальтированного и всегда чем-то увлеченного бедного Фаусто.

Казалось бы, что, оставшись в  Обители втроем, мы должны теснее сблизиться и больше общаться, но вышло так, что мы чаще всего встречались только в трапезной. Обычно мы обменивались приветствиями и совместно обсуждали лишь удивительные успехи Фаусто. За несколько месяцев  в измененном состоянии он освоил не только языки, которые мы ему преподали, но еще санскрит, китайский, тибетский и даже группу мертвых древних языков, на которых в Обители общались некоторые Наставники и Нагиня Лоо. У него открылась масса способностей буквально во всем, а его физические достижения были просто поразительны. Кое в чем он "утер", играючи, даже Шведа, который физическим упражнениям  уделял особое внимание. Но при этом Фаусто по развитию и восприятию своего места в обществе напоминал десятилетнего мальчугана. Если он будет и в дальнейшем прогрессировать в том же темпе, просчитали мы, то к концу года он имеет шанс стать нашим Наставником. Но сможет ли он быть чьим-то другом? Сможет ли он вернуться к людям?

В полнолуние мы продолжали наблюдать с Шведом за сферами, которые с четкой периодичностью рождало Круглое озеро. Мы так и не разгадали, что это? Но как-то на  лекции Четвертого я решился задать прямой вопрос:
-А бывает, что подземные Наги выходят на поверхность земли? И возможно ли их встретить и где?
Наставник, не удивившись моему вопросу, обстоятельно ответил:
-Да, Наги выходят, когда захотят. Но простой (не посвященный) человек сможет их увидеть только два раза в год. Белых Нагов ранним утром до первых лучей солнца с тридцатого апреля на первое мая. А Черных Нагов – тридцать первого октября после заходящих лучей до наступления ночи. В эти ночи все сущности верхних и нижних миров, а также всех стихий проявляются в вашем мире (он так и сказал "в вашем мире"). В эту ночь, если умирающий внезапно выздоровел или вышел из комы, или – человек терял сознание будучи под наркотическим воздействием, или в сильном опьянение, то он вряд ли вернулся тем, кем был изначально. Сильные энергетические сущности особенно активизируются в эти ночи. Они занимают тела людей, выталкивая  ослабленных энергетически хозяев, и занимают освободившееся "жилище", в котором  моментально приводят в норму всю жизненную систему, ведь они обладают колоссальным резервуаром витальных энергий. Они  начинают жить в чужом теле, разыгрывая амнезию или провалы в памяти. Они не восстанавливают чужую человеческую память, а заново знакомятся с окружением и, если оно их не устраивает, они вольны изменить его, притворяясь, что не смогли вспомнить былое и поэтому начали новую жизнь. Но не всегда им сразу  удается избавиться полностью от "хозяина" тела, если его душа имела духовный потенциал. И тогда у них начинается внутренняя борьба. Таких людей называют "одержимые" или "бесноватые".

          Наги подземного мира не имеют возможности к перевоплощениям и материализации в проявленном мире, но только черные Наги используют шанс воплотиться, заняв человеческую плоть. Не обязательно Наг сумеет сразу подселиться в плоть избранного им человека, на первом этапе - это может быть находящееся в контакте с этим человеком животное или растение, драгоценный минерал или даже плюшевая игрушка, через которую Наг может реализовать свой замысел, чтобы завладеть желаемым телом, выждав момент, когда сознание хозяина предмета хоть на мгновение померкнет в низкочастотном энергетическом поле. Это мгновение может быть и моментом гнева, страха или бесконтрольной страсти. Человек, не умеющий жить "во внимании", всегда подвержен риску вторжения и раздела храма своей души, хорошо, если только  с одним захватчиком.

Бывает так, что "храм души" превращается в постоялый двор для "бездомных" темных сил. Эти люди тогда уже не в состоянии самостоятельно прийти к спасению, ибо их душа ослабла в борьбе за сохранение светлого духа против бушующих страстей, подпитываемых низменной энергетикой пришельцев. Как духовные личности они потеряны, так как утратили контроль над эго и одержимы чужой силой. Но шанс освобождения от захватчиков существует.

Им могут помочь только люди, обладающие властью над черными Нагами - «иными». Не каждый человек способен на это, а только обладающий особым даром – посвящением видения и силой родового эгрегора, а также концентрацией внимания. Такой человек, увидевший их сущность, сможет управлять ими, заставлять подчиняться своей воле. Среди людей их принято называть шаманами и колдунами. Они могут входить в контакт с духами и стихиями природы Земли, а некоторые – и с силой космических тел. Но все они обречены, если не достигнут уровня сил бессмертных Нагов, ибо перестают быть людьми по сути, растратив всю свою силу духовной сущности на противодействие с «иными». Тогда шаман находит себе приемника, кому передает весь свой опыт работы в потоке силы, - код магического посвящения, присущий их родовой карме, а сам воплощается на более низкой ступени проявленной материи.

Все религии запрещают проводить ритуалы экзерцизма подобным индивидуалистам-подвижникам, не потому, что те рискуют, растратив силу своего духовного эгрегора, навсегда кануть в небытие, при этом, - укрепляя силу «иных», если они это совершают в обмен на материальное вознаграждение. А потому, что - если они «работают» безвозмездно, то корысть их кроется тогда в накоплении магической силы, которую они накапливают с каждой победой над «иными» в личностном эгрегоре (энерго-информационном поле), и тогда их духовная сила увеличивается пропорционально мощности захваченной витальной силы. Когда шаман или колдун подобным образом достигает уровня «планетарного» Мага, что равнозначно – силе синего Нага, то становится опасным соперником для существующего в человеческом обществе доминирующего религиозного мировоззрения.
Маг обладает теперь силой, - как сокрушающей эгрегоры, объединяющие в себе накопленную духовную силу (веру) многих народов; так и силой, - создающей эволюционный переход на новую ступень спирали Вселенского развития, став сутью трансформационной парадигмы. Поэтому каждая из существующих религий определили в догму - закон, что только определенный уполномоченный веры - единой силы конфессионального эгрегора имеет право проводить ритуал изгнания «иных». При этом, не задумываясь, что «уполномоченный веры» является лишь бессознательным проводником – исполнителем. Как следствие, - подобные исполнители не ведают, что творят, входя в непосредственный контакт с «иными», которые порабощают человеческую плоть и сознание. «Уполномоченный», спасая человеческую душу от порабощения «иным», обращается не к ее истоку – Вселенской Душе, а вступает в игры с «темной силой» и попадает в ловушку, когда интересуется ее именем, - доверяет любому ответу и надеется, что грозные команды с использованием (странного для «иного» человеческого) имени и злобные крики типа: «Изыдь!», помахивание символическими религиозными предметами, окуривание или обливание водой испугают и заставят «иного» подчиниться ему. Положительный результат после этих ритуалов имеют лишь «иные». Ибо это и есть коварный способ «иных» подпитывания силой целого религиозного эгрегора, когда его «уполномоченный» проводник отождествляется с «иным», принимая его низкочастотный резонансный уровень, а не «заманивает» в свое силовое поле Духовного Света, где «иные» беспомощны.

Каждое полнолуние, которое воздействует на приливы и отливы подземных вод к поверхности земли, Наги скапливаются в зонах силы. Туда устремляются даже те, кто обрел себе жилище в человеческой плоти. Но увидеть их простой (непосвященный) человек может только два раза в год, когда Вишну направляет свой сияющий взор в сторону Земли, и все энергетические сущности проявляются, собираясь в своих зонах. На кладбищах к некоторым склепам и могилам притянутся души умерших, - по каким-то причинам привязанные к своему прошлому человеческому воплощению, на "Лысую" гору слетятся неприкаянные души ведьм и колдунов, а в заповедных лесах проявятся сущности леса, рек и болот. Все они пытаются стяжать космическую энергию не проявленного Духовного Света, чтобы преобразить свою низменную сущность в духовную и получить еще шанс на спасение личностной души. Современные ученые смогли зафиксировать эти световые импульсы из центра Галактики достигшие Земли и назвать их «Реликтовым излучением».

            В Шотландии расположено озеро Лох Монар, о котором из древних легенд известно, что если в полночь больные, желающие исцелиться, трижды в нем окунутся, выпьют немного воды и бросят в озеро монету, как плату за лечение, то любая хворь уйдет навсегда. Но делать это паломничество к озеру по поверьям местных жителей возможно только в первый понедельник мая, августа и ноября. По поводу августа я ничего не могу сказать, возможно, это место имеет подземный разлом и выход особый силы в данное время. Но в ночь с 30 апреля на 1 мая и с 31 октября на 1 ноября все возможно, но я все же хочу внести поправки во времени. Место «особой» силы здесь может быть определено только первыми сутками полнолуния, но не понедельником.

В поиске бессмертного Пути ошибка Гитлера и его ближайших приспешников, в том, что они слишком доверились тибетским монахам и японской секте «Зеленого дракона», которые не только служили в элитных рядах Вермахта, но и успешно использовали свое влияние на «великого» магистра черного ордена СС Г. Гимлера, по приказу которого, после особого распоряжения фюрера, было затоплено метро в Берлине с двумястами тысячами мирных жителей. Видно, Гитлеру за это щедрое жертвоприношение было обещано слугами Дракона, - никогда не снимавших зеленые перчатки, - бессмертие, которое он получит, если «уйдет» в Варпульгиеву ночь – 30 апреля. Гитлер выполнил также обязательный ритуал венчания с Евой Браун 29 апреля 1945 года, только для того, чтобы объединить энергии инь-янь (духа и материи) в единый андрогинный эгрегор, необходимый ему для перехода.

После экспедиции в Тибет в 1939 году, где верховный лама передал для Гитлера сакральный текст Калачакра-тантры – ключика к дверце, за которой колесо сансары останавливается, фюрер стал доверчив к «зеленоруким слугам» и послушно в положенный час нажал на курок, совершая, как он надеялся, - ритуальное самоубийство. Но чуда не произошло, так как он не учел еще одного обязательного аспекта, - это должна быть ночь полнолуния. «Зеленый дракон», насытившись и позабавившись, уничтожил надоевшие игрушки и уполз в свое логово. Он не лгал, но, возможно, «неудачливые магистры» оказались невнимательными учениками, а «зеленые слуги» забыли по каким-то причинам пояснить, что подобный  «подарок» для смертного выпадает в редкий год, когда обещанное бессмертие могло бы иметь место для андрогина после обязательного жертвоприношения, но при совпадении даты 30 апреля с фазой полной луны и при наличии прямого посвящения Нагараджи, а не только обладания текста Тантры. Как это уже случалось с особями из людей, и об одном из «счастливчиков» все еще ходят легенды, ведь в течение многих веков его узнавали и фиксировали летописцы в королевских домах Европы и среди масонской элиты, считая великим Магом - алхимиком после той самой «Варпульгиевой» ночи, в честь которой поныне именуется сей день, когда он сумел проскочить сквозь «игольное ушко», - перейти в иную систему бытия. 

Наги появляются только в определенных местах кастовых разломов и в определенное время. Люди - посвященные обычно  знают «темные» места мистических сил. Там в одно мгновение пропадают  животные, поезда с пассажирами и самолеты, корабли и целые отряды военных или все жители деревни. Главное, не оказаться в том месте в «тот» момент. Где-то "места Силы" срабатывают раза два в год, а где-то раз в столетие, но по масштабу различий нет. Что попало в несчастливую ситуацию, то кануло в неизвестность. В этих зонах всегда отказывают в работе часы, фото и видео аппаратура, а на измерительных приборах зашкаливает радиационный фон или возникают необъяснимые магнитные аномалии. Если человек, забредший туда случайно или в виду своего чрезмерного исследовательского любопытства, задерживается более «критического» времени – семи минут, то последствия (если он все же самостоятельно сможет выбраться из зоны) весьма трагичные станут для его здоровья. С первой минуты в зоне он ощущает слабость и сток сил, но после семи минут начинается дезориентация во времени, в пространстве и потеря обратной связи сознания с внешним миром. Этот человек, если обладает сильной волей и умением трансформации энергии из своих тонких тел для восстановления и поддержки надлежащего уровня сознания в теле проявленном, сумеет на какое-то время сохранить разум, то есть избегнуть сумасшествия. Но энергетическое личностное поле (биополе) он восстановить уже не сможет, и его время жизни будет зависеть теперь только от скорости распада ничем не защищенной автоматически функционирующей физиологической биоструктуры тела, а этот срок не превышает срока жизни однолетнего растения (если он не энерговампир, который может протянуть 5-7 лет). При этом, если его измерить дозиметром, фон останется равным первоначальному, каков был до его входа в зону, поэтому у «исследователя» возникает непонимание причины возникшего заболевания, но если бы его сняли на специальную камеру, фиксирующую энергетическое поле (ауру) и сделали топографию и электроэнцефалографию мозга до посещения зоны и после, то картина резких перемен стала бы очевидна: аура исчезнет, а электро-импульсы, рассеянные вначале высокочастотными слабоотрицательными волнами со слабой синхронизацией, - после выхода из зоны сконцентрируются в теменной области в плотный овальный сгусток, показывающий низкочастотные положительные волны с синхронизацией в десятки раз выше, чем у обычного человека. Здесь же кроется и причинность смертей исследователей чужих могил в тайне «проклятия фараонов» в Египетских захоронениях. Природу создания этого явления в зонах и защитные практики я, возможно, изложу, учитывая степень вашей готовности, но на другом занятии.  А моим заданием для определения вашей готовности будет ответ на вопрос: «Почему слуги «Зеленого Дракона» никогда не снимали зеленые перчатки?».

Швед на этой лекции дремал, она его «не включала», но Цыганка… С расширившимися зрачками, почти не мигая, она прослушала всю лекцию Четвертого. Бледность ее лица выдавала внутреннее волнение. Она что-то знает о Нагах или видела то, чему сама не находит объяснения, как и я. Завтра - 31  октября. Интуиция моя сработала на славу, и я успел вовремя задать вопрос Наставнику. Но как спросить Цыганку про "это"? Я много раз пытался включиться в ее систему, но безуспешно, поскольку натыкался на защитный вибрационный фон, напоминающий звук бормашины в зубном кабинете. Она знала, чего я боюсь, и выставила между мной и собой именно такую защиту.

Цыганка была самая успешная ученица на практиках Пятого Наставника, а Швед у Седьмого, где я пасовал.

Пятый посвящал нас не только в знания воздействия циклов планет и луны на психическое и физическое состояния людей, но и в то, как с помощью визуальных приемов работы с цветом, символами и  знаками происходит кодирование на подсознательном уровне человека, с которым нет возможности войти в прямой контакт. Этот путь долгий, но верный. В народе он называется порча. Бывают формы бесконтактного гипноза, когда объект воздействия "ведется",  даже и, не подозревая, что кто-то в помещении управляет  им.
            
  Целительные практики он нам представил в нескольких направлениях. Это - мануальная  терапия по точкам акупунктуры и бесконтактное воздействие направленных энергетических потоков. Но особенно интересным мне показалось выравнивание и восстановление энергетических программ с помощью звуковых вибраций в жизненной системе человека, "полетевшей" из-за внедренного заряженного вируса, то есть болезни. Несколько раз произнеся молитву, заговор или мантру, не любой добьется желаемого эффекта. Высота и частота вибраций звука должна соответствовать амплитуде рабочего режима каждого органа, который вы желаете кодировать, когда при  попадании звукового кода возникнет полный резонансный контакт - тогда произойдет воздействие на него. Это прием наложения соответствий. Поэтому многие мантры или молитвы  рекомендуют повторять по 10000 раз. Может, тогда непроизвольно получится произнести в нужном резонансном ключе, и код сработает, а человек скажет:  " Моя молитва была услышана…" Иногда бывает: человек, пожелавший себе что-то незначительное или что-то замечательное (но для другого) произнесет, как присказку слова-коды, и сразу случайно попадает в резонанс, а затем удивляется, как  чудо произошло? Пытаясь повторить чудо, он выполняет все ритуалы, посты, день и ночь повторяя "волшебные слова", но увы…

Цыганка, словно музыкант с абсолютным слухом и профессиональной техникой исполнения, улавливала с первого раза интонацию, тембр, дыхание, высоту и интенсивность энергетической мощности любого набора звуков, собранных в слова, иногда выражающих полную белиберду, если вдумываться в их смысл. Ее "попадания" всегда были точны и неожиданны. Она заучила сотни кодировок для всех систем человеческого организма и психики, а также для воздействия на животных и стихии. Я как-то пошутил вслух, что она может стать знаменитым дрессировщиком, выйдя из Обители, на что она только фыркнула, не удостоив меня даже взглядом. Хорошо, что Пятый параллельно объяснял, как защищаться от таких, как Цыганка, где и как в своей жизненной системе устанавливать пароли. Мы со Шведом в основном изучали "защиту" и практики "антивирусных" программ.

Я не зря окрестил эту молодую француженку Цыганкой, моя интуиция задолго меня подготовила к встрече с этим дарованием, которое может вскрыть человека, как консервную банку, и заполнить любым содержимым, какое подкинет ее безудержная фантазия. Меня эта особа настораживала, она не давала расслабиться: требовалось постоянное внимание и полный самоконтроль. Внимание перешло в автоматический режим и не отключалось даже во время сна.

День 31 октября выдался хмурый и холодный. Мы втроем, собравшись на завтрак в трапезной, не торопились покидать ее. Только здесь, где жарко потрескивал в камине хвойный валежник, было по-настоящему тепло и уютно. Тут круглый год распускались на стенах цветы, и в зеркале мрамора отражалась радуга водопада, переплетенная с язычками танцующего пламени. А ароматы свежих фруктов, овощей, трав перемешивались с острыми запахами сыров, специй и дичи на грилях и заполняли все пространство блаженным  комфортом; в особенности, когда с изящной серебряной шпажки снимаешь в позолоченное блюдо зарумянившегося рябчика, стиснутого между лопнувшими от жара дикими терпкими яблоками и медовой айвой.

Сегодня Наставники отменили лекции, предложив нам посвятить день гигиене и общению. Мы,  разомлевши от тепла и еды, расслаблено беседовали за столом, поджидая Фаусто. Но его все не было. Тогда мы решили, что он уже в бане. Но и там его не было. Мы обошли все закоулки садика, осмотрели его спальню - безрезультатно. Тогда мне пришла в голову мысль завязать глаза и расширить диапазон своего видения. Швед отказался, сказав, что ему это не поможет. А Цыганка согласилась.

Швед помог нам надеть повязки, и мы, все еще находясь в спальне Фаусто, стали делать предположения, где его найти.
Я пытался вообразить Фаусто таким, каков он был сейчас, и спроецировать его образ на Обитель, но у меня ничего не получалось. Тогда я вспомнил того Фаусто, с которым  жил в одной комнате в Оксфорде, того, который катал меня в своем авто по Италии, и почувствовал его еле уловимые вибрации в "Круглом" зале. Я сказал об этом  вслух. Швед возразил мне:
- Мы несколько раз пересекали этот зал, но не видели его.
А  Цыганка согласилась со мной:
- Мы должны проверить любые предположения.

В  Круглом зале Цыганка потянула носом воздух и повлекла нас к золотому трону. И там, за ним, вжавшись между постаментом и стеной, скрутившись в позу эмбриона, поджав колени к голове и руками зажав затылок, на боку, отвернувшись к стене, замер бедный Фаусто.
Мы стали осторожно разжимать его затекшие и холодные конечности. Глаза Фаусто выражали ужас, безвольное тело - слабость и болезнь, а крепко стиснутые губы - гримасу страха и боли. Он, молча и не сопротивляясь, принимал нашу помощь. Подняв его на ослабленные, подгибающиеся ноги, мы кое-как довели бедняжку до трапезной, где буквально влили в него теплое молоко с медом и посадили поближе к огню. Он выглядел очень больным и ослабленным человеком, пережившим сильную депрессию, стресс, инфаркт, инсульт и сотрясение мозга одновременно.

Что такого могло произойти за одну ночь, и как вчерашний любознательный, веселый, пышущий здоровьем и мощной энергетикой красавец, пусть и потерявший память, но не рассудок же, превратился в это немощное страдающее существо?
Мы повели его в баню, раздели и положили под клокочущий горячий ручей, стекающий на мраморную плиту по желобу из колодца-накопителя. Фаусто лежал распластавшись на этой плите, как выброшенный на сушу дельфин. Молодое красивое тело выглядело бессильным и жалким, а когда-то выразительное горделивое лицо теперь превратилось в маску горькой обреченности.

Мое сердце впервые переполнилось состраданием и жалостью. Мне так хотелось удержать, спасти эти уходящие искорки того настоящего, но страдающего Фаусто, которого я не видел уже несколько месяцев, оказывается, он был очень дорог мне.
Фаусто лежал на животе, на его обнаженную спину стекал горячий ручей, разливаясь по всему его телу пузырящейся пеной, а искрящиеся брызги били в лицо, но он не реагировал на внешние раздражители, даже на то, что я крепко сжимал его ладонь своей, а Цыганка, вцепившись обеими руками в его голову длинными тонкими пальцами, словно пытаясь проколоть его череп,  ходила по активным точкам, как музыкант по клавишам. Только Швед казался растерянным и напуганным. Он, не зная куда и как применить свою физическую силу, поник над Фаусто, как надломленная скала.

Вскоре тело Фаусто стало приобретать  гибкость и внутреннюю теплоту. Он даже поплавал в большом бассейне, но сила духа не возвращалась. Глаза его все еще выражали пустоту и боль. Он ничего не говорил и, кажется, не узнавал нас. Мы повели его в спальню, где в шкафу висела одежда, в которой он прибыл, а в кармане, в портмоне (как и у всех нас) хранилась фотография родителей.

В  спальне он сразу рухнул на кровать и уставился остановившимся взглядом в потолок. Я достал его портмоне,  где за прозрачной пленкой обнаружилось изображение  немолодой обнявшейся пары на плетеном диванчике, стоящем на великолепной веранде, нависшей над морем. Я протянул фото Цыганке, а она, склонившись над кроватью, держала фото перед глазами Фаусто и повторяла в разной тональности и на разных языках: итальянском, английском,  французском:
- Смотри, Фаусто, это твои мама и папа. Они ждут тебя. Мама и папа любят Фаусто. Мама и папа.

Но он глядел сквозь фотографию, никак не реагируя. Цыганка в бессилии опустила руки и заплакала. А я, нарушив все моральные запреты, стал рыться в его портмоне. Кредитные карты, водительское удостоверение, денежные купюры, открыв молнию, я обнаружил исписанный листок с номерами телефонов и маленькое любительское фото на полароиде. Когда я вгляделся, то обомлел. На фото была Мэг, снятая явно, без ее ведома. Весной, перед моим отъездом в Италию она зашла к нам в комнату попрощаться. Я помню ее английское спокойствие и бесчувственный прохладный поцелуй в щеку перед уходом. Но Фаусто на тайно снятой фотографии смог уловить ее задумчивую грусть и складку отчаяния у губ. Потрясенный, я рассматривал Мэг, словно она была воспоминанием из далекой прошлой жизни. Оказывается, здесь я напрочь забыл о ней. Но Фаусто…

Я подошел к его изголовью и протянул фотографию к его лицу.
-Кто это, Фаусто? - вырвалось у меня истошным криком.
То ли я попал своими "звуковибрациями" куда надо, то ли фото сыграло свою роль, но Фаусто вдруг сел, вытянув из моих пальцев изображение, и тихо, но внятно произнес:
-Мэг. Моя Мэг. Мэг…
Это был голос Фаусто, того самого, которого я знал в Англии.
Затем он поднял на нас глаза, долго непонимающе смотрел и спросил:
-Что произошло? Я что, болел, спал? Почему вы здесь?

И тут нас словно прорвало, мы втроем бросились к нему и стали обнимать и целовать его включившуюся, наконец, башку. А он, еще слабо сопротивляясь и отталкивая нас руками, упрямо  повторял:
- Вы все сошли с ума. Оставьте меня. Вы - сумасшедшие!
А мы начали хохотать, обливаясь слезами и все еще тормоша Фаусто.
Но Фаусто, видно, полностью прейдя в себя, заорал.
-Хватит! И кто вам позволил рыться в моих вещах?
Здесь наш смех прекратился, и нам пришлось коротко рассказать ему, что было с ним  последние месяцы.
Фаусто напрягся, словно что-то вспоминая, в его глаза начал возвращаться ужас, а в тело оцепенение. Он задрожал и тихо свистящим шепотом произнес:
-Он вернется. Он вернется ночью. Он хочет убить меня, - его колотил озноб.
-Нет, Фаусто, мы не отдадим тебя никому! Мы не позволим. Мы будем бороться за тебя. Я обещаю, что мы тебя не оставим, только скажи нам, кто он?
Я говорил, глядя прямо ему в глаза и схватив за плечи.
Он, успокаиваясь, но, все еще дрожа, устремил на меня доверчивый взгляд и бормотал:
-Я его не видел, но я знаю -  он везде. Он душит меня, подавляет своей волей и силой. Он постоянно повторяет мне, что я его раб, что он уничтожит меня, если я пойду против его воли. Но я бы и не смог. Он сильнее меня. И я не знаю, кто он.

До меня наконец-то дошло. Фаусто одержим. Сегодня, 31 октября дух покинул его и отправился в зону силы. У нас есть всего один день, чтобы спасти Фаусто. И я уже знал, как это сделать. И как можно спокойнее предложил план.
- Так, сейчас время обеда. Нам надо спуститься в трапезную и получше подкрепиться. Впереди, возможно, бессонная ночь. Вперед!
В трапезной мы впервые ели быстро и напряженно, не обращая внимания на изысканность блюд, только Фаусто, как загнанный верблюд громко хлебал воду, припав к источнику, а потом пытаясь избавиться от озноба, прижался к раскаленным камням камина. Насытившись, мы тоже подошли поближе  к огню, чтобы обсудить дальнейшие действия.

Я предложил Шведу проводить Фаусто в его комнату и там дожидаться нас.
- Фаусто, запомни! “Тот” не сможет вернуться и причинить  тебе вред, пока ты  контролируешь свои эмоции. Страх, гнев и страсти - это двери, через которые “Тот” сможет возвратиться. Ничего не бойся, с тобой сейчас рядом будет Швед,  скоро мы вернемся, и я попытаюсь тебя отсюда вытащить. Ты сможешь освободиться от “Того” навсегда. Дай только мне время. Я вернусь за тобой после заката. Будь готов к хорошим переменам, - я похлопал его по плечу.

Фаусто смотрел мне в глаза расширившимися зрачками. Я видел, что он верит в мою готовность помочь ему, но сомневается в своих силах. Тогда я достал из накладного кармашка на боку его куртки фото Мэг и сказал:
-У тебя есть еще шанс вернуться и встретиться с ней. Она не подозревает о твоих чувствах и, возможно, она ответит им. Ты должен использовать этот шанс. Может, ей необходима твоя любовь, может, ей сейчас плохо и одиноко. Ты поможешь ей, если будешь рядом. Ведь ты, выйдя победителем из омута страстей, станешь другим. Она оценит твою поддержку и тихую нежность. Если страх сейчас одолеет тебя, ты не сможешь больше никогда увидеть Мэг и не сможешь ей помочь, а может и спасти.

Глаза Фаусто сверкнули решительностью, во взгляде зарождался огонек силы. Позвоночник выпрямился и, вскинув голову, Фаусто наконец-то бодро отчеканил:
-Ты прав. Я сам чувствую, что Мэг сейчас нуждается в помощи, возможно, не в моей, - он стрельнул в меня вспыхнувшими глазами, но, вспомнив о губительной силе страстей (и ревности в том числе), уже более спокойно и мягко закончил:
-Да, я единственный, кто сможет ей помочь, потому что никто не любит ее так, как люблю ее я. И ей не обязательно отвечать на мое чувство, его так много, что хватит нам на двоих. Я не стану ждать и тем более требовать какого-либо ответа, я просто буду рядом с ней, пока я ей нужен. Да, я должен быть рядом с ней сейчас!

Фаусто вновь разволновался, теперь по причине, что он опоздает и не успеет спасти Мэг.
-Фаусто, через несколько часов после заката я вернусь и помогу тебе покинуть это место. Договорились?
Он мотнул головой и протянул мне руку. В его пожатии проявилась энергия борьбы, что меня успокоило.
А я, повернувшись к Цыганке, спросил:
-Мадемуазель, не соблаговолите ли последовать за мной?
Она впервые мне дружелюбно улыбнулась и, присев в реверансе, выдохнула глубоким грудным голосом:
-С превеликим удовольствием, сэр.
Все рассмеялись, и последнее напряжение дня растаяло. Остался задор и желание борьбы. Только знать бы с кем…

Плотно закрыв дверь своей спальни, я начал сразу двигать кровать к окну. Цыганка  стояла посредине моей комнаты и всем своим видом выражала только удивление. Придвинув кровать как надо,  я молча стал подзывать ее рукой к себе. В ее глазах уже появилось раздражение. Но я влез с ногами на кровать и, сделав знак пальцем вдоль губ - "Молчать", стал смотреть в окно. Закат медленно приближался. Солнце, казалось, застряло между вершинами, зацепив свои царские одежды за острые пики, словно за кованую изгородь преграждающую путь. Вероятно, долина использовала последнюю тщетную попытку, - силой удержать еще хоть ненадолго своего прекрасного гостя. Но он, оставляя золотые лоскуты одежд на цепких колючих скалах и ледниках, протекал словно ртуть, сквозь прутья хребта, а из ущелья уже выползал холодный туман, словно сердечная тоска, окутывающая одинокое сердце долины.

Я почувствовал, что Цыганка взгромоздилась на мою  кровать и уже стояла рядом, почти прижавшись к моему плечу, и выглядывала в окно. Любопытство ее взяло верх и мне не пришлось ничего объяснять и рассказывать. Если ничего не увидим, то мое останется при мне.

Я все еще наблюдал за солнцем, спешно покидающим уже изрядно окропленную лучами ненасытную долину и явно устремленным к новизне и переменам. Глядя на этого неутомимого сластолюбца и везде желанного жаркого любовника, я начал заряжаться его энергией беззаботного обладателя и покорителя. Мои ноздри затрепетали, желая уловить запах Цыганки, а вся чувственность аккумулировалась в плече,  которого она касалась. Вдруг она резко придвинулась ко мне, прижавшись к моей спине, вдавив в нее все свои выпуклости, а руками судорожно обхватив мой торс, вцепившись пальцами, не разбирая, в живот, в ребра, в грудь. Я искоса, вывернув шею, взглянул на нее. Из-за моего плеча выглядывали два округлившихся глаза, они были направлены в долину. Я быстро взглянул из окна вниз и мгновенно оцепенел от увиденного. В пожухлых осенних травах и на камнях, словно из  клубящегося тумана возникали мерзкие извивающиеся темные твари. Они напоминали змей только длиной своего туловища и отсутствием конечностей. Впрочем, у некоторых было нечто похожее на когтистые отростки, напоминавшие плавники тем, что между когтями имелись перепонки. Головы их обладали  мощными челюстями с выступающими клыками, вывернутыми, раздувавшимися при дыхании ноздрями и выпуклыми, как у хамелеонов, зрачками. Над глазами возвышались острые отростки, как бычьи рога, а все туловище было покрыто, как тонкими лезвиями, сверкающей в последних заходящих лучах чешуей.

Если те, которых я видел весной, были светлые, гладкие и скользкие, то эти Наги на черных стальных боках имели разнообразные ультра-яркие цветные узоры  - алые, фиолетовые и оранжевые. Они передвигались, не ползая на брюхе, а закручиваясь спиралью в кольца, словно катились на них.

Солнце сбежало, оставив опостылевшую долину одну со своей "проблемой". А она  поскорее пыталась прикрыть свой позор темнотой ночи.
Как только сумерки сгустились, Наги, растворяясь в темноте и еще поблескивая чешуей и огненными глазами, исчезали, как будто просачивались сквозь землю. Когда долина под нашими взорами затихла и застыла в густой тьме, мы почти в изнеможении осели на кровати, и Цыганка, все еще тесно прижимаясь ко мне, прошептала:
-Значит, ты это видел не впервые?
-Да, но весной были другие Наги, - прошептал я ей в ответ губами, запутавшись в ее шевелюре.
Странно, но у Цыганки не было запаха. Вообще никакого. Меня это обстоятельство так поразило, когда я уткнулся в ее волосы, что даже перехлестнуло увиденный кошмар.
-Я тоже видела Нага, только одного. Я могу его тебе показать, он живет в пещере, в скале за стеной Обители.
Она вернула меня в реальность, где правил "Сюр" или наоборот, она вернула меня в "Сюр", где мы пытаемся восстановить монархию реализма.
-Ты должна мне его обязательно показать, но сейчас мне надо поторопиться, чтобы увести отсюда Фаусто. Он сейчас не борец, и его нельзя оставлять здесь ни на день.
-Но как ты это сделаешь, не известив хозяев Обители? Ведь только они могут открыть запоры на входной двери и воротах. А как дальше двигаться? Вокруг ледники, пропасти, змеи, -   ее передернуло. - Уверен ли ты, что, став "отказником", он попадет домой? Мы ведь ничего не знаем о тех, кто отказался ранее, - она горячо шептала мне в шею.

Ее сбивчивое дыхание щекотало и забавляло меня, несмотря на чрезвычайность ситуации. Я все же не выдержал и спросил:
-А почему ты совершенно лишена запаха?
Она привычно фыркнула и уже отстраненным тоном ответила:
-Я сама себя его лишила. Потом расскажу, если еще встретимся. Пошли, Рэмбо. - Она уже издевалась.

Вернувшись в комнату к Фаусто, мы нашли его, державшимся из последних сил. Швед, чувствовалось, также был в напряге, ибо знал, его необъятная мышечная масса не пригодится. А я снова предложил всем спуститься в трапезную. В тесном тупике, на повороте к выходу из коридора на лестницу, я попытался  объяснить им свой план побега.
- Вы остаетесь в трапезной и как можно дольше продолжайте ужинать и побольше болтать и по возможности чему-нибудь радоваться. В общем, отдыхайте, ребята. А я с Фаусто попробую уйти через питьевой колодец.  Я помню, когда прогуливался вокруг Обители, видел, что водопад стекает со скалы под ее стену, примыкающую к скале, и выводит водяной поток мелкой речушкой  в ущелье. Но если водопад попадает внутрь здания, следовательно, выход из колодца и есть тот поток за стеной, которая примыкает к скале и является угловой в трапезной. Надо лишь поднырнуть под стену колодца, и мы на свободе.

Вся троица разглядывала меня, как сбрендившего придурка. Швед не выдержал первый.
-Интересно, когда это ты прогуливался вокруг Обители?
-А как вы намеренны, обретя за стенами свободу, выбираться из долины,  у вас хоть компас имеется? - тон "Цыганки" был ехиден и зол, как будто я, воспользовавшись их наивным доверием, теперь насмехаюсь.
Я не стал ничего объяснять и рассказывать, у нас было слишком мало времени, а лишь спросил:
-У вас есть другие предложения?
Все молчали. Тогда я повернулся к Фаусто и, обняв его слабеющие плечи, сказал:
-Фаусто, если ты веришь мне, пошли. Обещаю сделать все, что в моих силах. Ради Мэг, - добавил я для успеха. И опять сработало. Фаусто поднял запавшие потемневшие глаза и обнял меня.
-Я верю тебе. Пошли.
В трапезной, мы вспоминали пословицы и находили их аналоги в других языках или пытались перевести буквально. Получалось довольно смешно. И мы, смеясь, ели закуски и ждали горячих блюд. А я направился к колодцу, сказав Фаусто, чтоб он подошел минуты через три, мне надо разведать глубину.

Нырнув в обжигающий лед, я закрыл глаза и "увидел" на глубине двух метров в боковой стене решетку, а за ней туннель, я попытался вытащить ее, но - увы. Через минуту вынырнув, я направился к столу и, сев рядом со Шведом, объяснил ситуацию. Фаусто, который уже намеревался встать и последовать за мной, увидев мое возвращение, поник и начал угасать. Он слабел на глазах. Я подошел к нему и постарался ободрить:
-Ты что, дружище, сник? Все нормально. Швед все сделает как надо, я ему объяснил проблему. Пошли водички попьем.
Фаусто, чуть воспрянув, на подкашивающихся ногах, двинул к колодцу. Из него уже показался Швед, синеющими от холода губами он  выдавил:
-Путь открыт.
При этих словах Фаусто рухнул на пол. Он мог лишь шептать:
-Я чувствую, «Тот» где-то рядом. Я уже не боюсь его. Но у меня больше нет сил бороться с ним и двигаться. Он мне сказал, что после полуночи раздавит мою человеческую сущность. Я знаю, если я сейчас умру, он не сможет стать мной, вернее забрать у меня то, что ему нужно – мое тело. Пусть оно умрет со мной. Вы не должны рисковать, вы не сможете пока его победить, я  знаю, потому что его мысли иногда становятся моими. Он начинает подозревать в вас своих противников. Но он очень уверен в своей силе и хорошо знает ваши слабости.

Фаусто таял. Я взял его руку, пульс еле прощупывался, но он еще шептал:
-Я должен умереть до полуночи. Тогда он не сможет…
Фаусто затих. А я начал трясти его за плечи.
-Нет, я не отдам тебя им. Я обещал тебе, - твердил я себе и ему.
-Показывай дорогу, я его вынесу, - Швед уже поднял Фаусто на руки.

И я вновь кинулся в ледяную мглу колодца, ожидая Шведа. Одной рукой он прижал к себе Фаусто, а другой вцепился в мою штанину. Сквозь проем, где была решетка, мы попали в туннель, из которого вело несколько выходов. По пузырящемуся теплу я понял, что через один  вытекает вода из бани, а значит, его также можно использовать для исхода. Но мое чутье вело нас вниз, в закручивающийся омут. Еще виток, и перед нами бездонное ночное небо и мы, болтающиеся в воде, которая уже имела плотное дно под ногами. Я осмотрелся - рядом стоял, счастливо скалясь, Швед, прижимая Фаусто, как младенца.
-За мной, быстрее в ущелье.

Мы помчались вдоль скалы тем же путем, которым я когда-то пробирался к Обители. И только сейчас меня пронзила мысль: " А вдруг машина угнана или разбита?" После ледяной купели мы вряд ли доберемся в холодную осеннюю ночь до людей пешком. Вот эти ели, валуны, а вот и моя Гаруда. Я снимал с нее засохшие еловые лапы и шептал ласковые слова:
-Птичка моя, только не подведи, покажи, какая ты красавица, быстрокрылое сокровище мое…

Швед, все еще держа не очнувшегося Фаусто на руках, с испугом поглядывал на меня, воркующего возле груды старого железа, отдаленно напоминающего автомобиль, вокруг которого я так суетился. Наконец, я открыл заднюю дверцу, куда Швед осторожно положил Фаусто. Из багажника я достал канистру и заправил бак, а спальный мешок с подогревом протянул Шведу и попросил закутать Фаусто. Швед с удовольствием и заботой выполнил поручение, и теперь в теплом коконе пухового мешка посапывал наш бедолага. А Швед, открыв капот "развалюхи", удивленно хмыкнул, увидев мощный мотор и "юные" внутренности моей Гаруды.
-Ну, ты даешь, - только и сказал он. 
Но я ничего не поясняя, лишь произнес:
-Будьте на завтраке, как ни в чем не бывало, я вернусь тем же путем. Дождитесь меня в трапезной. А ты запомни: будешь возвращаться обратно сквозь поток, держись скалы и поднимайся вдоль нее. Поднырни под стену, левый крайний вход - наш, он между скалой и горячим водостоком из бани. Запомни, левый крайний вход. А теперь поторопись обратно.

Я уже завел мотор и сдал назад, чтобы выехать из ущелья на дорогу. А он все стоял и смотрел вслед, как забытый на вокзале ребенок. Выглянув в окно, мне стало понятно, что придется изменить тон, и я грубо гаркнул на него:
-Ну, что застыл, как чучело, там девушка одна тревожится, ждет тебя! Передай ей, что я буду к завтраку.
Швед развернулся и, как разъяренный бегемот, затопал в темноте своими ножищами в сторону реки.
Я наконец-то вздохнул, оглянулся на спящего Фаусто, и рванул вперед. Гаруда, которая была предусмотрительно оснащена мощным  «нутром», не подвела меня на обледеневшей горной дороге, утонувшей в ночи. Преодолев немалый путь, я сумел вернуться вовремя.

Утром, почти бездыханный и изможденный после бессонной ночи, я вынырнул из пучины и увидел напряженные в кругах синевы глаза Цыганки и Шведа. Замороженными истуканами они стояли с пустыми чашами у колодца. Увидев, как я, из последних сил барахтаясь, пытаюсь подтянуться, чтобы вылезти из жидкого савана, они очнулись, молча схватили меня и потащили к камину. Я только успел сказать:
-В городе я оставил Фаусто в отеле под присмотром сиделки и позвонил его родителям. Утром они должны приехать и забрать его.
Мы стояли у огня, обнявшись, очень разные, но пережитое нас сблизило. Мы были счастливы. Мы победили. Но эта была только первая победа.

Занятия с Наставниками продолжались, как ни в чем не бывало. Никто не расспрашивал нас о Фаусто, как будто его не было в Обители никогда. Тогда мне пришлось вновь самому задать Четвертому Наставнику на его лекции вопрос о взаимодействии людей и Нагов и их иерархии. И он ответил мне теперь более подробно и понятно:

-Как я вам уже говорил, существует пять каст Нагов.
Подземный мир делит в не проявленной иерархии восходящей силы белая и черная каста Нагов. Но именно черные Наги являются энергетически низшими эфирными сущностями, паразитирующими на воровстве жизненной энергии Ци у теплокровных существ, путем провокаций для разжигания страстей, при которых идут значительные выбросы Ци в эфир. Люди, попавшие на их крючок – надежду получить «особое» могущество или продлить свое существование, могут получить желаемое, взамен принося им кровавые жертвы. Но люди не знают, что каждая убиенная ими жертва, сохраняя и приумножая их Ци – жизненную силу, уносит  вместе с собой в небытие их Шень - духовную силу, а потеряв ее всю, этот человек попадает в полную зависимость и подчинение к своему идолу, которому он приносил жертвы. Последней жертвой в итоге становится он сам. Язычники и так называемые - секты сатанистов  многие тысячелетия поклоняются этим темным сущностям подземного мира и до сих пор по неведению и заблуждениям, реанимируя ушедшие в прошлое мистерии посвященные низкочастотным энергиям хаоса, подкармливают свою же погибель.

Черные Наги сразу определяют покорных собственному эго людей, готовых на все ради ублажения ненасытной плоти своей, иногда присмотрев их еще в детском возрасте. И начинают их вести по жизни, подготавливая словно инструменты, для использования в организации массовых мероприятий, где порочные страсти и желания разжигают в человеческих сущностях агрессию, жажду мести, наживы и крови, сублимируя всю жизненную энергию попавших в западню неконтролируемых эмоций людей в негативное поле, которое попадая в синхронизацию с полем Нагов, остается в их эгрегоре-накопителе. Эти выбросы концентрированного «негатива» в эфир являются мощнейшей энергетической пищей столь необходимой для поддержания сил черных Нагов. И Наги черной касты поначалу наделяют самых «оторванных от Духа» особей человеческих избыточной витальной энергией, выделяя их среди других людей особой физической или сексуальной силой и даром воздействия психической энергией на духовно слабых и информационно неподготовленных. Но в итоге все одержимые или ведомые особи, приносящие «хозяину» жертвы крови заканчивали безумием и насилием, вернувшимся к ним, как бумеранг. Зеленый змий - символ безумия и черный – смерти, это – единый двуликий Янус – знак подземной темной силы Нагов.

Белые подземные Наги - это те, кто принял учение духовного преображения и "Пути Света". Их путь восхождения из низких энергетических полей в высший тонкий мир проходит только через стороннее взаимодействие с людьми. Наги становятся духами-покровителями и хранителями тех из людей, кто пытается следовать священным заповедям, давая им подсказки - знаки, сны, создавая как бы случайные ситуации, спасающие их подопечных от неверного шага, ведущего к предательству и потере духовного света в слабой человеческой душе. Потерянные капли света  невосполнимы, и с последней каплей хранитель покидает того, кто переходит уже под опеку черного Нага. Белые Наги, спасая божественную духовную сущность человека, параллельно спасают и себя в проявленном мире, накапливая духовную силу. Хранители только вместе со своими подопечными могут выйти на новый уровень тонких энергетических полей.

 Наземный уровень занимает каста Синих Нагов, они - Дух воды, проводники информации и космической энергии.  Вы слышали о существовании живой и мертвой воды? Святая река Ганг - жилище множества Синих Нагов. Там, где они прибывают, не только "кипит органическая жизнь", но эти воды обретают удивительные, волшебные качества. Вода - главная часть обрядов крещения, окропления, омовения и очищения от иных энергетических воздействий (сглаза, порчи). Мертвая вода, имея ту же молекулярную структуру, но низкочастотное вибрационное поле, не способна положительным образом воздействовать на человека.

 Поэтому в заповедных местах (их еще называют местами силы) - лесные источники, родники и горные реки обладают своей живительной силой не благодаря их составу, а наличию духовной информации присущей этой местности и питающей высокочастотной энергией Света души жаждущих. В Греции в Дельфах на месте разлома горной породы возникли чудесные испарения вод, там жрецы воздвигли храм и привлекли толпы паломников. В храме том пифии впадали в транс и как бы под воздействием этих паров пророчествовали. Но состояние транса у людей не может дать информацию, ибо оно не является достаточным условием для пророчеств, даром которым они не обладают без постороннего транслятора. Синие Наги это - Дух воды, именно поэтому они проводники информации и космической энергии, а также иллюстраторы энергии Света.  Чтобы донести до людей Вселенские духовные понятия и законы, они придают информации формы, приемлемые для возбуждения нужного интереса. Поэтому так различны образы Всевышнего Творца и Эдема в различные эпохи на планете, но суть и заповеди - идентичны. А каждая каста Нагов если в не проявленном плане является эфирными плазмоидами - «сгустками» энерго-информационных образований, не имеющих определенных параметров; то, проявляясь в материальном мире, предстает в понятной людям знаковой форме и со строго определенными для каждой касты иерархическими символами. Именно поэтому люди, вступая в контакт с белой кастой, - общаются с ангелами, с синей – со стихиями природы: воды (русалками), леса (лешими, гоблинами, гномами), огня (сильфидами, огненными кустами), воздуха (феями, эльфами), ну а черной касте – двуликого Януса присущи, как черный образ рогато-хвостатого монстра – сатаны, так и образ зеленоглазого красавца-искусителя с безумствующими страстями – Люцифера – провокатора человеческих душ. Только в странах Востока Нагов воспринимали всегда такими, какова была их суть, поэтому - именно там еще возможно человеку раскрыть тайну мироздания, получив наименее искаженную информацию у хранителей матрицы.

Если язычники, поклоняясь низшим земным сущностям, добивались витальной силы и продления лет, но только в одноразовой жизни; то новые религии, - посредством воды, проводят ритуалы «посвящений» в космическую иерархию Духа с определенным энерго-информационным полем резонирования. Но одного этого посвящения-крещения достаточно лишь для того, чтобы сохранить в планетарном резервуаре памяти воды информацию - файл каждой души, прошедшей обряд. Перерождение душ - это как раз и есть круговорот воды в природе, только в пределах земли, но не Вселенского Собора. Эти души тасуются в колоде бесконечных перерождений, где в проявленном мире жизнь им может выпасть с судьбой короля или шестерки - всеми битой. Пока они, устав от суеты бытия, не скатятся до жертв, или, - воспрянув духом, не возвысятся до Света, достигнув новых ступеней преображений.

Добуддийские и дохристианские религии лишали людей спасения бессмертной души в земном ареале (Рая, Эдема, Нирваны), предлагая своим почитателям - язычникам материальные блага и силы, пока они имеют плоть и прибывают в ней от рождения до смерти (именно поэтому древние язычники продлевали свою «одноразовую» жизнь плоти с помощью определенных ритуальны практик за счет сублимации духовной энергетики в материальную на сотни лет). А ныне существующие религии пока лишены Вселенского бессмертия, но гарантируют Спасение, направляя просветленные души после смерти плоти «в резервуар - Эдем», чтобы сохранить их к пришествию нового Мессии, при котором все светлые души, (а не плоть!) – еще живых и давно усопших людей, но сохранивших в душе духовный потенциал, смогут, используя накопленную духовную энергию, войти в новый  Вселенский поток с Мессией и спастись от грядущего апокалипсиса, неминуемого для всех остальных. И только великие адепты “Пути Света” имеют возможность войти во Вселенский поток, выйдя из сансары (колеса перевоплощений) самолично.

Золотой Наг - единственный обитатель верхнего мира, посредством которого Божественный Дух достигает Земного уровня. В проявленном мире его может увидеть только великий посвященный, как столб бесконечного света, уходящий в глубины Вселенной. Этой нитью земной духовный мир связан с Творцом. Изображением Золотого Нага в виде бесконечного фаллоса Шивы в индуистских мифах был извращен главный духовный закон постижения, сублимации и преображения сексуальной и витальной энергии в духовную, а не наоборот.  Без совершенствующей энергетики души до ее божественной сути и тождественности, посредством преобразования энергии эго, не достичь золотого "Пути Света", единственного пути для обретения личностного Вселенского бессмертия.

  О наземной проявленной касте Нагов (змеях), потерявшей все свое энергетическое превосходство - божественный потенциал сил, связь с космическим прародителем и могущество, при прямом контакте (симбиозе) с существами материального мира и занявшей некие ниши в животном ореале земли, я не буду снова говорить, а  хочу вам добавить  несколько слов о сути - характерной для всех Нагов. Они, в отличие от людей, не имеют между собой отношений "друг - враг". Между ними не возникают связи взаимопомощи или зависти и вражды. Они не имеют коллективных желаний, стремлений и объединений. Они - каждый сам за себя, каждый - индивидуальность и хозяин своих намерений. Они все смертны, даже Золотой Наг. Но на земле нет такой силы, чтобы превозмочь его силу. Наги обладают знаниями и умениями распоряжаться информацией в свою пользу и поэтому знают секреты сохранения, накопления и продления жизненных энергий, делающих их  в земных условиях бессмертными. Человека, постигшего хоть толику этих знаний, величают "мудрый, как змий". Фараоны  украшали свое чело изображениями змей, не потому чтобы внушить почтение, а жрецы - свой скипетр, чтобы внушить страх, а потому что они вступили с Нагами в союз, принося многочисленные человеческие жертвы, и тем самым обретали эфирное бессмертие Нагов после смерти своей плоти.

 В современном мире символы Нагов все еще широко не только используются, но и работают. Большинство человеческих существ избрало символом своего поклонения – Нага, ставшего определяющим знаком американских денег – долларов. Вертикально перечеркнутая буква S – это заимствованный знак еврейского «медного змия». Напомню, что в те далекие времена, когда Моисей водил евреев по пустыне, в моменты их роптаний, восклицаний о едином всечеловеческом Боге и отрицания народом веры в племенного еврейского бога Яхве, в пустыне появлялись ядовитые змеи и убивали «неверных». Чтобы спастись, народ обратился к Моисею, и тот на шест знамени водрузил символ Нага - S, назвав его «медным змием», которому евреи должны были выражать свою веру и почитание, что означало их веру Яхве (так же христиане избрали главным символом веры – распятье, а фашистская Германия – древний тибетский знак  - свастику, не раскрывая народу эзотерический истинный смысл этих знаков силы).  На древнееврейском – медь и змий обозначались и произносились одним словом, тогда повторение двух одинаковых слов буквально звучит «змий змиев», что в смысловом понимании значит «царь змиев». Но назвав символ веры «медный змий», и сместив двойственный смысловой акцент его истинной сути на нейтральный (медный), можно было, введя в заблуждение, легко достигнуть поклонения у народа, живущего в страхе и лишениях. Посвященным в тайный смысл символа - поклонникам единого Бога-Творца пришлось тогда выбирать, - спасать плоть свою или бессмертную душу.  Ибо только этот ритуал признания и поклонения «медному змию» мог спасти их жизнь от ядовитых укусов. С тех пор оставшиеся «спасенные» евреи не расставались со змием на шесте, а когда пересекали Атлантический океан в поисках лучшей доли на «Новой Земле» - в Америку, то шест этот был прикреплен к главной мачте во спасение от штормов.
 
Не удивительно, что «Новая Земля», став «землей обетования» для авантюристов, людей с темным прошлым и для ссыльных каторжников, приобрела характерный для их международного сообщества, объединенного определенными «понятиями» к сосуществованию низко резонансный уровень и притянула к себе повышенный интерес темной эгоцентричной силы, и символ - «медный змий» успешно перекачивал на американские купюры, не расставшись со своим шестом, и определив зеленый цвет долларов, отражающий его суть (зеленый цвет – цвет безумия на двуликом лице Януса). И пока люди в достижении материального блага будут использовать символ змия, они бессознательно будут производить ритуал поклонения низшим темным сущностям, погружающих их в низкочастотное поле безумства и одержимости, препятствующего развитию бессмертной души и вынуждающего к постоянным жертвоприношениям – кровопролитным бессмысленным войнам и порочным развлечениям, на которых в основном и прокручиваются «зеленые бумажки» со знаком их покровителя.  Народ, попавший в зависимость именно этой денежной единицы характерно отличается от других агрессивностью, алчностью, бездуховностью и циничностью по отношению ко всему, что его окружает.  Ибо рабов «медного змия» поглощает параллельно с накопительством беспредельная гордыня, - дорога в бездну хаоса.

Но все «могущественные» Наги лишены того, что человек в себе не ценит и не умеет использовать, - духовную трансформацию души - путь к Вселенскому бессмертию. Но этого знания  я вам дать не могу, поскольку им не обладаю. Путь Преображения для каждого из людей индивидуален и определен возможностью стяжания в душу свою божественный Дух, пока душа не станет тождественна по своей сути Вселенской душе, и тогда только человек станет подобным Творцу, который сотворил его по подобию Духа своего, но не плоти.
Наставник умолк и, развернувшись к нам спиной, дал понять, что лекция закончена.

             Мне стали повсюду мерещиться эти Наги. И я во всех, и даже в самом себе, начал искать их черты.
Швед же все более принимал образ мифологического героя Геракла. Он не только раздался в плечах  до уже неприличных и гротескных размеров, но и с помощью специальных упражнений увеличил свой рост почти на голову и стал выше двух метров. Только череп его остался прежним и теперь казался миниатюрной голландской мельницей, затерянной среди холмов мышц. Но не налитые мышечные волокна были предметом его гордости. Наконец-то он приобрел легкую поступь кошки, молниеносную реакцию, пластику и гибкость каучука. Он отражал кожей удары любых острых  предметов, огонь и не ощущал боли. Он умел останавливать дыхание и пульс и подолгу оставаться без воздуха и пищи, не теряя формы. Но он не мог победить смущения и страха перед насмешливым взглядом Цыганки. Этот огромный детина робел при ее появлении и мямлил что-то нечленораздельное, когда она к нему обращалась.

Я как-то спросил у него, уж не влюблен ли он в нее? Он какое-то время молчал, не решаясь ответить, но, вспомнив мои отношения с Фаусто, и, вероятно, надеясь на помощь, рассказал:
-Нет, я не люблю ее. Но она так напоминает мою мать. Да, она очень похожа, только не внешне, а своим отношением ко мне. Мать с детства называла меня тупым ленивым боровом. Я  был с рождения пухлым, рыжим, конопатым, и ко мне почему-то всегда относились, как к идиоту и уроду. Меня не брали в игры и не приглашали на дни рождения и вечеринки. А мать воспитывала меня одна. Она много работала, и чтобы я дома "не жрал и не спал", она постоянно записывала меня в разные спортивные секции и даже по выходным дням не давала покоя, заставляла бегать, плавать или бросать в кольцо мяч, за чем сама неустанно наблюдала. Ее усилиями и моими страданиями мое туловище после переходного возраста из "пухлого и жирного" приобрело контуры культуриста-профессионала. Но ей показалось этого мало, она взяла кредит под наш дом и, каким-то образом узнав об этой Обители, отправила меня сюда. Она сказала, что когда я вернусь обратно, она начнет гордиться  мной. Мне очень жаль, что она мечтает гордиться только моим туловищем, но не мной самим. Я сделаю для нее самое великолепное туловище, пусть погордится, а потом оставит меня в покое. А я займусь химией и биологией. У меня есть несколько идей, и мне так хочется их реализовать. Я с детства любил микроскоп и опыты с биоэлементами клеток, воздействуя на них инородными соединениями и частицами. Мне кажется, что я случайно сделал открытие. Мне так хочется продолжить мои опыты. Но мама… Я еще в  первый день хотел отказаться и вернуться. Но, увидев здесь Цыганку (он тоже стал называть ее моим прозвищем), я понял, что это - знак,  и мать не оставит меня в покое  своим презрением и разочарованием, если я вернусь. Я остался и, постоянно физически совершенствуя тело, наблюдаю за реакцией Цыганки. Но она, как моя мать, ни разу не взглянула на меня восхищенным взором, не удивилась моим достижениям, не сказала слов одобрения, дружелюбно не  посмотрела. В ее глазах только насмешка, словно я так и остался жирным придурком.
 
Он смотрел на меня, ожидая моих возражений и проклятий в адрес Цыганки.
И я тогда повелся и наговорил на нее, вспомнив свое задетое самолюбие и обиды от ее колких равнодушных слов:
-О, не ты один замуштрован ею. Если ты шлифуешь свою внешность, то я в постоянном внутреннем напряжении. Мое внимание не знает отдыха и держит под контролем все внутренние энергетические и информационные ресурсы. Иногда мне кажется, что если я хоть на мгновение расслаблюсь, то Цыганка влезет в мою память и внесет деструктивный вирус, после которого я уже не смогу привести свою психическую систему в тот порядок, который ей предопределен. И рассыплется моя жизнь, как мозаичное космическое полотно, и я уже не смогу сложить из угасающих угольков созвездия. А Цыганка сделает это только из любопытства, из желания попользоваться и испытать обретенную ей силу.

Швед, сначала слушавший меня недоверчиво, в конце моего негодующего монолога улыбнулся и уже расслабленно сказал:
-А ловко она нас зацепила? - Он загоготал, что-то вспомнив, и добавил: -И не только мы попались, у нее на крючке и рыбка покрупнее, - и он снова заливчато с перекатами зашелся смехом.

Я вспомнил, как Восьмой  ловит взгляд Цыганки и по особенному, виртуозно играя усовершенствованным фаллосом на занятиях практики сублимаций энергетических потоков, пытается привлечь ее внимание и теряет контроль над ситуацией. Я тоже усмехнулся.
-Да, чувствуется Цыганка заготовила ему сюрприз.

Вот уже и весна в разгаре. Наше обучение приближается к завершению курса практик, но я так и не ощутил себя измененным, усовершенствованным и приближенным к "Пути Света". Да, какие-то функции организма стали контролируемы моим разумом, увеличилась выносливость и расширился диапазон мировосприятия. Я стал тоньше чувствовать вибрационные поля и отличать их негативное и позитивное воздействие. Я понимаю, как и чем надо питаться, освоил влияние символов, цветов, запахов и звуков, с помощью которых можно узнать суть человека, использующего конкретный набор, или воздействовать на других тщательно подобранным комплектом, подчеркивающим, скрывающим или  навязывающим свою идею. Я знаю теперь свойства металлов, минералов и органических соединений, используя которые можно сохранить, нейтрализовать или избавиться от избытка энергии. Но все эти знания и умения я смог бы получить в любом другом месте, где учат подобным практикам.

Я не постиг для себя главного - внутренней гармонии: состояния соединения духа и души и осознания связи физического тела с «тонким светлым телом» бестелесной души, которая уже который раз проявляется из жизни в жизнь в земном человеческом существе, которое не способно подстроить свою разбалансированную хаотичную систему, зависящую от внешних раздражителей, к изначальному вечному и истинному единому звуку камертона, с которым в унисон вибрирует душа. Она и есть тот неуловимый недосягаемый "Путь Света", возвращающий к истоку. Что же во мне еще не достает, чтобы встретиться и объединиться со своей собственной душой?

Завтра 30 апреля, день, когда проявляются белые Наги. Я видел их всех, и как сказал Четвертый: "Наги подвластны тем, кто увидел их проявленную сущность…" Но я должен знать какое-то заклинание, сутру или иметь посвящение, чтобы уметь управлять ими. Правда,  я еще не решил, нужно ли мне это, ведь я не собираюсь в будущем заниматься экзорцизмом (изгнанием бесов), но все может сгодиться.

После обеда ко мне подошла Цыганка и, сдерживая волнение, произнесла горячим шепотом:
-Помнишь, я говорила, что видела Нага в пещере? Я могу тебе его показать. Приходи ко мне перед рассветом.
Перспектива попасть в спальню Цыганки и, вообще, посетить женскую половину Обители меня возбудила. А возможность увидеть пещерного Нага дала напряжение всему моему существу. Сознание выстраивало варианты удачной и "не совсем" встречи и контакта с ним. Почти за два года я, так много узнав о них, совершенно не знал, как защищаться и взаимодействовать с этой силой. Должен же быть какой-то ключ, но где найти его?

Я так и не смог той ночью заснуть. За час до рассвета я направился к Цыганке. По всей видимости, она также не пользовалась еще кроватью по назначению, а сидела лотосом на циновке, разглядывая сквозь окно на фоне высокого предрассветного неба кусок скалы и клокочущий водопад с фантастическими по цвету струями. Это, - используя звездную палитру, волшебной кистью луна расцвечивала космической пыльцой воду, превращая ее в драгоценный королевский шлейф, который она приводила в порядок перед высочайшим приемом светоносного владыки неба.

Цыганка не шелохнулась, когда я вошел, она как будто напряженно вслушивалась во что-то. Когда я сел рядом с ней на циновку, она еле слышно прошептала:
- Год назад ночью мне почудился новый незнакомый запах, входящий сквозь окно. Это был запах сырой земли, смерти и еще чего-то неуловимого и неизвестного мне. Но моему подсознанию, вероятно, он был знаком, потому что с каждой минутой его распространения и концентрации тело мое цепенело от неясного ужаса. Именно тогда я смогла нейтрализовать себя в резонансном режиме запахов. Выводя из зоны восприятия свой запах,  я лишаю возможности чужим силам воздействовать на меня. Это все равно, как, не сумев запеленговать радиолокатором  объект, его не смогут уничтожить. Потому что этот объект умеет быть вне видимости, защищая себя отражающим электромагнитным полем. Так же и с запахами. Моя обонятельная мощность увеличена за счет поглощения, накапливания и хранения энергии Ци, растрачиваемой на выработку личностной матричной идентификации в человеческом сообществе. Каждый из людей, кроме имени, имеет собственный код-запах, присущий только ему одному. Если этот код разложить на составные части и прочесть его схему, то можно узнать о человеке буквально все. Но я стерла свой код. Я, как платья, могу надевать на себя различные запахи, но когда я обнажаюсь, освобождаясь от них, то не имею имени. Я хочу научиться превращаться в воду,  которая имеет возможность нести в себе любую информацию и свойства, а на самом деле она без цвета, без запаха и без вкуса. Две различных малекулы, соединяясь воедино, дают  жизнь, а по отдельности - смерть. Соединение жизни и смерти - это вода, а человек - это 80% воды, значит - вся человеческая информация заложена в воде  (а не в 20% праха, преданного земле). Если я стану водой, то обрету бессмертие, перетекая капельками молекул из одного вещества в другое, сохраняя в них информацию личностного сознания, как это делают Синие Наги; дано такое и людям, если они очистят себя до состояния, идентичного воде.» -  Она, устав от напряжения, вздохнула.

- А как же душа? Наша обитель Божественного импульса Духа, который нас, людей, связывает с Создателем? Разве наличие души это не гарант, что мы еще не потеряны для преображения и соединения с мировой Вселенской душой? -  Успел вставить я в ее монолог свои "заморочки" о сути жизни человеческой.
Она, на минуту задумавшись, возразила:
- Чтобы выйти на Вселенский уровень объединения Душ надо бы освоить планетарный. Невозможно проскочить синий уровень и сразу выйти на золотой. Реакция свертывания материи происходит по этапам развертывания. Чтобы стать Светом сначала стань Водой, только из нее ты сможешь выделить свою духовную сущность в виде энергии света, который является частью "Светлого пути".

Цыганка замолчала, вновь сосредоточившись на окне.
Луна, закончив с украшательством сверкающего шлейфа, словно сдернула его сразу с потускневшего водопада и расправила вокруг своего бледнеющего лика, как мантию, серебрившуюся уже в предрассветном небе, в ожидании встречи со светоносным отцом.
-Пора! - Цыганка легко вспорхнула и, приблизившись вплотную к окну, откуда-то достала маленькое круглое зеркальце.
О, женщины! Несмотря на запрет, она смогла протащить этот предмет в Обитель. Я настолько отвык от  определения состояния своей внешности, от его отражения, зафиксированного на задернутом от прозрачности стекле, что усмехнулся, увидев зеркальце в ее руках. И она еще хочет стать водой… Отражение в отражении.

Цыганка, не обращая внимания на мои ухмылки, вытянула руку с зеркалом из окна и внимательно во что-то вглядывалась. Вдруг дрожь волной встряхнула ее, и я подскочил ближе, и, выхватив зеркальце, стал вглядываться, куда смотрела она, под тем же углом.

Это был закрытый дворик, прижатый стеной Обители почти вплотную к скале. Я его разглядел, когда смотрел на здание сверху со скалы с водопадом. В чуть рассеявшемся мраке ночи проступали очертания колодца и  напротив него  пещеры в скале. Из колодца что-то торчало, приглядевшись, я увидел, что "это" движется. Небо быстро серело, и видимость улучшалась.

Из колодца медленно выползало мерзкое существо - огромный жирный червяк с запахом гнилой слизи, плесени и смрада скотобойни. Почти полностью заполнив собой небольшое пространство дворика, существо выпростало из колодца безобразную голову, обросшую шевелящимися отростками-щупальцами, которую оно просунуло полностью в пещеру скалы и замерло. И, о чудо! Мерзкие скользкие кольца, загромоздившие весь двор, начали уменьшаться в объеме, как будто из них откачивали воздух. И очень скоро только тонкая оболочка, как остатки воздушного шарика, распластавшись на каменных выступах, полупрозрачная в лучах восходящего солнца и напоминающая утреннюю росу, еще выявлялась напряженным зрением. А когда первые лучи позолотили скалистый выступ, я увидел, как из пещеры медленно, словно ссохшаяся мумия, с трудом передвигая не сгибающиеся ноги, выходит Настоятель Лу, по  ходу завертывая тщедушное тельце в кусок ткани цвета киновари. Он вплотную подошел к стене Обители и растворился за ней.

Я повернулся к Цыганке и спросил:
-Ты знала, что Настоятель Лу - Наг?
-Когда я год назад увидела это зрелище, я посчитала все галлюцинацией, связанной с переутомлением и со сбоем идентификации образов в измененном сознании. Но во время наших экзаменов после первого курса, снова увидев его на троне в Круглом зале, я по запаху, который я теперь ни с чем не спутаю, определила - это был он. Я уже тогда была  защищена, стерев свой код, и он не сумел войти в мою память. Я предполагаю, что нас здесь обучают не ради нас, а готовят для себя. Ты обратил внимание, как он поизносился? В каком туловище ему приходится работать?  К сожалению, он не Синий Наг и не может принимать произвольно нужный образ. Он, проживая у себя во дворце Подземного царства, вынужден иногда с какой-то целью выходить на поверхность. Чтобы разместить всю свою силу и мощь, ему необходимо подготовленное трансформированное тело с рабочими энергопотоками в определенном режиме, иное тело может просто разорвать от перенапряжения. Фаусто подходил ему по всем параметрам. Представляю, как он удивится, когда не обнаружит его в Обители. Но  у него остались запасные варианты, - она многозначительно взглянула на меня.

-Откуда ты все это знаешь? И почему ты решила, что я его вариант, а не ты или не  Швед?
-Испугался… - Цыганка засмеялась приятным грудным воркующим переливом.
Я не испугался, но все-таки хотелось бы подстраховаться.
- Помнится из  сказки, если уничтожить его змеиную кожу, то он потеряет бессмертие и станет одним из нас. Разве что постарше на несколько тысячелетий, судя по виду его мерзкой башки, которая, похоже, принадлежит ему с рождения, - начал я строить планы борьбы.

Она перестала смеяться и уже серьезно взглянула на меня:
-Ну, что, сказочник, нам надо поторопиться, чтобы не опоздать.
План созрел у меня мгновенно.
-Ты иди в трапезную, набери в камине  углей и  попытайся что-нибудь поджечь и перекинуть мне за стену дворика. Я буду там через минут двадцать! Вперед!

Я первым выскочил из ее комнаты и направился к бане. Если я правильно понял, ее водосток ближе к стене, поднырнув под которую, можно выйти за пределы Обители. Да и вода там будет потеплее.
В это раннее утро в бане еще никого не было. И я пошел к водосборнику - углублению в полу. Протискиваясь вперед, по все суживающемуся каменному рукаву, я, наконец, попал в общий резервуар, из которого поток вывел меня под стену, и я зажмурился от слепящего солнца. Не останавливаясь, я начал карабкаться на скалу, а там по знакомой только мне тропе двинулся к водопаду. Спускаться вниз пришлось, хватаясь за ветви острых кустов шиповника. Я теперь почувствовал, что два года физической подготовки не прошли даром. Быстрота реакции, гибкость, цепкость и мышечная сила пригодились при спуске с отвесной скалы. Когда я оказался во дворике, ноги неестественно заскользили по внешне твердой прямой поверхности. Шкуры гада не было видно, она в солнечном освещении стала совершенно прозрачной, но двигаться стало трудно, словно ноги вязли в липких путах. Если бы я не знал, что мешает мне нормально идти по двору, я бы решил, что мои ноги частично парализованы - так они  отяжелели. Со стороны, наверное, казалось, что я скован пудовыми кандалами. Тут я изменил стиль движения и начал подпрыгивать вверх, как кузнечик, таким образом, приближаясь к пещере. Мне это удалось, хотя все же раза два я соскользнул с невидимой возвышенности, сильно ударившись о каменные выступы. Тогда до меня дошло, что надо закрыть глаза и включить «иное» зрение.
 
"Какой я все же бываю умный, иногда", - похвалил я себя, не очень уверенно подбадривая, потому что теперь стал четко различать во дворе завалы вонючей оболочки и просветы, где можно обойти их без труда. В пещеру я вошел, протискиваясь сбоку между стеной и  застрявшей башкой Нага. Вблизи она была просто чудовищна, около трех метров в объеме, который не уменьшился, как объем туловища, после ухода силы. Обойдя голову, я оказался в небольшом узком пространстве пещеры,  где  в стороны расходились рукава коридоров. Выбрав самый короткий и повернув вправо, я оказался в помещение с нишами, где все - стены и потолок - было покрыты соляными сталактитами, а воздух, насыщенный ионами соли, казался плотным и тяжелым. Когда я уже начал ощущать на губах соленый вкус, вдруг увидел, что у стен лежат человеческие тела в полной сохранности без признаков разложения, но и без признаков  жизни. Эти тела, по-видимому, были еще старше, чем то, которым он  пользовался сейчас. Они были почти совершенно обезвоженные и сухие, как сложенные поленья в сарае.

 Когда я, покинув пещеру,  вышел во двор и открыл глаза, то увидел, что на уровне второго этажа, за  стеной, отгораживающей Обитель от скалы, из окна свисает рука, испускающая солнечный лучик. Я понял, что "Цыганка" высматривает меня с помощью зеркальца, и помахал ей рукой. Ее рука исчезла и появилась через минуту с куском горящей ткани, закрученной в  клубок. Этот клубок не долетел до меня, как не долетел и второй, … и пятый. Если клубку удавалось перелететь стену и упасть во двор, то к  тому времени тряпка только дымилась, не давая огня. Я в отчаянье смотрел на тщетные попытки "Цыганки". Она, посмотрев с помощью  зеркальца на результат своих бросков, исчезла минуты на три. Мне они показались вечностью. Наконец,  ее рука показалась с горящим факелом. Когда я подбежал к нему, то увидел, что она в свою туфельку положила угли, завернув их в кусок шерстяного одеяла.

 "А она тоже, когда надо бывает сообразительной", - радостно мелькнуло у меня в голове. Я уже бежал по двору, разбрасывая куски горящей шерсти по липкой шкуре гада. Она горела, как горит полиэтиленовый мешок - быстро,  с едким смрадным черным дымом. Я добежал  до пещеры и остаток разгоревшейся туфельки всунул между свисающими отростками, которые торчали из  черепа (может, это так мозги у Нагов разрастаются?). Отростки вспыхнули, как бикфордов  шнур, и огонь проник внутрь головы. Я почему-то понял, что надо срочно спасаться, но как? В стене Обители не было ничего похожего на дверь или окно, она была глухой, без единой щелочки, а каким же образом просочился Настоятель Лу? Тут мой взгляд нашел основание стены, и я заметил, что одна из плит неплотно прилегает к стене. От  вспыхнувшей головы уже шел жар и приближался нарастающий гул. Двор был покрыт клубами стелящегося дыма от догорающей оболочки. Я подбежал к стене, попытался приподнять плиту, но - увы. По счастью, я вспомнил, как слаба и немощна была мумия, значит, здесь применена не физическая сила. Я закрыл глаза и «увидел» на уровне колен горящую красную точку. Я надавил на нее пальцем - безрезультатно. И тут меня осенило: "Они же здесь везде используют направленную энергию Цзин". Мне пришлось стать на колени и выдать фаллосом в красную точку всю Цзин, что я  накопил за время практик. В тот же момент я почувствовал оглушительный рев, взрыв и свободный полет в пропасть.

Открыв глаза, я увидел, что сижу на золотом троне в центре Круглого зала, а передо мной на циновке сидит Настоятель Лу и внимательно разглядывает меня.
-Ты разве не помнишь сказку о том, что победивший Дракона, сам становится Драконом? - вдруг спросил он меня вполне человеческим голосом.
-Помню, - только и смог выдавить из себя я.
-На тебя теперь возлагается титул Нагараджа - царя подземных Нагов. Готов ли ты нести его?
-Нет, это не предел моих мечтаний, - я стал постепенно приходить в норму и сползать с синей подушки, на которую так удачно приземлился. И тут вспомнил, что я падал-то вниз под землю. Как же я мог попасть сюда наверх?

Я поднял голову, чтобы понять, каким образом я здесь очутился. Ведь курса телепортации нам еще не преподавали. И впервые на ссохшейся физиономии мумии появилось некое подобие улыбки.
-Ты все еще доверяешь лишь своему разуму, - скрипуче вибрируя звуками, кое-как промолвил Лу. Наверное, он захлебывался от смеха.
Это меня разозлило. Я несколько минут назад рисковал жизнью, чтобы избавиться от подземного гада, а он теперь хихикает надо мной.
-А чему ты, собственно, так рад? - вырвалось у меня.
-О, я так долго ждал подобного тебе, который ищет совершенства, все дальше убегая от него. Ты избавил меня от бессмертия Нага. Теперь я стал смертным человеком, который может подобно тебе попытаться обрести потерянную гармонию души и уйти на "Путь Света". В этой оболочке (он ткнул сухим пальцем в свою дряхлую плоть) я уже не борец, но после перерождения я, сохранив всю память сознания, смогу не упустить, как ты, свой шанс, дарованный провидением, и перейти на иной уровень бессмертия. Ты же уже знаешь, что Наги, захватив человеческое тело, после его износа и смерти снова становятся Нагами, и эта бесконечная суета в поисках подходящей оболочки, которая так недолговечна, страшно утомляет и надоедает. Я больше не хочу быть бездушным подземным Нагом, и ты помог мне в этом.

-Так, значит, все было подстроено с самого начала? И болезнь бедного Фаусто - тоже часть твоего сценария? - Во мне начала закипать обида:  все это время меня держали за полного придурка и дергали за ниточки.
-Да, и расположение комнаты "Цыганки" не случайно, когда при первом знакомстве я выявил у нее запрещенный предмет. Вы сами попадаетесь на своих хитростях и вранье. Ведь вы всего лишь люди, - голос его вновь завибрировал от внутреннего хохота.
-Не забудь, что и ты теперь называешься тем же словом, - я начал успокаиваться, ко мне пришла мысль…
-Да,  я называюсь  тем же словом, но все мои знания останутся при мне при сознательном переходе из одной жизни в другую. Разве ты забыл, что сам Шакьямуни, до того как стать Буддой в человеческом воплощении, существовал до этого в образе Нага? А философ Нагарджуна, о котором упоминается в священном писании махаяны, перевоплотившись из Нага в смертного человека, сумел сохранить в памяти и донести до людей охраняемую Нагами сутру тайных знаний "Пути" - "Праджняпарамиту". Мое новое рождение станет ключевым для человечества. Я теперь - аватара.
 
Он гордо вскинул на меня взгляд. Да, человеческие черты быстро проявлялись в нем.
-Может, ты и аватара, но только в этой жизни. А представь, что ты умрешь от повешенья, что тело твое при смерти не коснется земли и проболтается на веревке, скажем, дней десять, а потом его расчленят и скормят диким животным (фантазия моя буйствовала). Сохранится ли тогда в обретенной тобой новой плоти с человеческой душой память твоего сознания Нага, сгоревшая в гниющем трупе с не высвободившимися силами, поскольку не будет трансформирована посредством ритуала преданания личностного энерго-информационного эгрегора духам стихий земли, огня или воды в новую плотскую жизнь? И придется тебе, рожденному в новой жизни, начинать стяжать и накапливать духовный потенциал с нуля, - самосовершенствоваться и страдать от ошибок и противоречий,  как все люди, - теперь я, усмехаясь, смотрел на него.

Он побледнел, если мумии присуще это, скорее потускнел, как серый пергамент. И  четко  медленно ответил:
-Спасибо, что предупредил, я чуть не забыл, как жестоки и опасны люди, впрочем, этому их научили черные Наги. Я был белым Нагом и посвящен в высшие эманации. Да, мне надо поторопиться.  Когда через двенадцать лет услышишь о рождении нового воплощения Далай Ламы, это буду я.
-А почему именно Далай-Ламой? Разве этот канал перевоплощений не занят ныне действующим? - с удивлением спросил я.
-Его поток памяти - нить духа перешла к обычной смертной женщине из далекой северной страны. Он потерял внимание, когда она неожиданно слишком близко подошла к нему и протянула в подарок главный символ своей религии, который внес дисбаланс в его энергосистему. Он, приняв от нее дар, взамен отдал свой. Это была прямая передача силы. Теперь она - неосознанный ее носитель. И неизвестно, хватит ли ей одной жизни, чтобы осознать, принять и реализовать ее. А я  принесу поток нового Завета, ведущий по "Пути Света".

Он замолк, голова его медленно опустилась на грудь. Я соскочил с трона и подошел к нему, но он больше не говорил и не дышал. Я попытался прощупать его пульс, но тело уже было холодным и окоченевшим, будто труп  оставался  здесь не один день.

В Круглый зал вбежала "Цыганка".
- Я почувствовала твой запах здесь, - радостно вскрикнула она. Но, увидев сидящего на циновке Настоятеля Лу, остановилась и удивленно взглянула на меня, сказав, - Я больше не ощущаю его запаха. Он, что его потерял  вместе с разорвавшейся головой? Я видела, как там все полыхало. Но, что с ним?
- Его больше нет, - только и сумел сказать я, и пошел к себе в спальню. Я не хотел ей рассказывать наш разговор с Лу. Мне надо было побыть одному.
   
За два курса практики я научился не только не проявлять свои эмоции, но и гасить их в себе при первой искорке. Но использование нас Настоятелем Лу для своей цели вывело меня из равновесия. Я привычно сел на циновку и уставился в окно, но ничего, кроме густого белесого тумана, не увидел. Облака, опустившись в долину, запеленали Обитель, словно в кокон, в котором зарождалось что-то новое и неизвестное, потому что после девяти дней туман начал спадать, а на десятый - утренний рассвет был настолько ярок, а воздух чист и прозрачен, что на дальних скалах я мог разглядеть над гнездами суетные птичьи пары, которые с утра   пролетая над Обителью, устраивали веселую какофонию. Выглянув вниз в окно, я пораженно наблюдал, как алый океан маков покачивал на своих легких волнах кружащиеся серпантины  бабочек. Эти белые нежные создания порхали, танцевали, словно ангелы, над блюдом, заполненным дымящейся кровью. И я не мог определить, чего больше в долине - маков или бабочек, крови или ангелов?

Но это было через девять дней, а сейчас я сидел на циновке и смотрел в туман. Моя догадка, что меня провели и манипулировали моим сознанием, разъедала ржавчиной самолюбие, но я не поддавался искушению пасть до мести и предаться отчаянью от беспомощности. Я анализировал и делал выводы. Если все рассматривать как компьютерную игру, то я пока не делал ошибок и прошел все уровни ее правильно. Следовательно, я сейчас перед финишем и могу выйти из игры с победой, а могу потерять все очки из-за необдуманного хода. Вполне возможно, что противник, желая вывести меня из игры до решающего поединка, раскрыл свои сильные карты, чтобы показать мне, что я давно дурак и должен уйти сам, пока это не объявлено официально, на последнем экзамене. Они знают, что мое больное, слабое место - это униженное самолюбие. Но они не знают, что главная моя цель - достижение гармонии в совершенстве, перекрывает болячку, как целебный пластырь. Я не отступлюсь от продолжения игры, да я был дураком, но я не был уродом. Я честно и красиво вел бой, как оказалось с ветряными мельницами. Мы все втроем преследовали благородную цель. Наша ошибка была, я теперь признаю, в нарушении договора. Даже мелкие, незначительные отклонения от данного обещания влекут к непоправимым последствиям. Маленькое зеркальце привело к перевоплощению Нага в человека. И не известны последствия  деяний этого будущего пророка. Наги, провоцируя человеческие слабости и в числе их "авось, пронесет", цепляют людей на крючки клятв. Гетевский  "Фауст" - одна из иллюстраций, а мое обещание, данное Фаусто, -  еще одна.

Сейчас я мучительно размышлял, должен ли был я вмешиваться в чужую карму? И какие могли бы быть последствия, если бы не вмешался? Разве, каждый не самолично должен расплачиваться за свои слабости плоти и духа? Не стала ли дружеская помощь медвежьей услугой? И теперь Фаусто ждут новые, более сильные испытания, если он не усвоил урока. Неужели  дружеские связи мешают движению к совершенствованию? У каждого может быть только свой индивидуальный путь, который невозможно пройти, не спотыкаясь и не падая, но, поднявшись на своем пути, в ту же лужу не наступишь. Но если двигаться дружеской толпой, то это будет топтание на месте, где все, как бы помогая друг другу или ожидая помощи возле каждой кочки, в итоге совместно вытаптывают себе большую яму, откуда все труднее выбраться. Зависимость - их общая могила.

Неужели, победив чудовище, я сам становлюсь чудовищем? Четвертый рассказывал, что Наги не имеют взаимосвязей и дружеских союзов. Но ведь великие Посвященные - Мессии также не имели друзей. Они называли близких себе “ученики” или “братья”, но не друзья.

А что значит победить дракона? В христианской мифологии множество святых героев и благородных рыцарей, победивших дракона. В православии святой Георгий побеждает копьем огромного черного змия, за что причислен к лику святых. Что же значит сей символ, если не воспринимать его буквально? Просто заколов змеюку, вряд ли удостоился бы он этого почетного титула. Убить дракона - это победить в себе черную силу стихийных страстей, желаний и эмоций, от которых зависимо ненасытное эго человеческое, и посвятить жизнь духовному преображению, где светлая душа превыше сытого живота, а не наоборот, как принято сейчас в расстановке приоритетов существования людей. И я впервые порадовался за «многообещающий» герб Москвы.

Я так и просидел  до темноты, размышляя о случившимся, успокаивая и оправдывая себя. Засыпая, я решил продолжать игру, как будто ничего не произошло, а я лишь упражнялся в практике Ученья. Да так оно и было.
За месяц до выпускного экзамена случилось непредвиденное. В первый день каждого месяца нам на подносе после завтрака приносили телефонную трубку. Мы все имели право на один звонок. Время разговора не ограничено. Но, странно, с каждым месяцем все короче были разговоры. Сегодня предпоследний звонок. Я позвонил маме и сказал, что обучение мое заканчивается. Поэтому через месяц я жду ее в Неаполе (мне так понравился этот город, что захотелось побывать там еще), и чтобы она оформляла документы и заказывала билет, через месяц я ей позвоню и уточню название отеля. Она всему радовалась и на все соглашалась.

За мной звонила Цыганка и лишь предупредила, что скоро вернется. Швед долго дозванивался своей матери домой, а затем набрал ее рабочий номер. Там ответили, но - судя по его нервным вопросам - не мать, и он долго слушал, как монотонный мужской голос что-то зачитывал в трубку. Швед говорил на своем языке, мы не понимали, но ощутили, что произошло непоправимое. Швед застыл, не выпуская гудящей в руках трубки, и шевелил лишь беззвучно губами. Наконец, у него вырвалось:
-Мама… Моя мама…

Мы молча сидели рядом и смотрели, как гора мышц начинает трястись и дергаться от еле сдерживаемого внутреннего взрыва. Мы взяли его за руки и прижались к его бокам, как котята, желающие удержать слона. Его все же прорвало, и он, смешивая английский со шведским, твердил:
-Моя мама умерла. Она очень любила своего сына. Она написала ему письмо, как она всегда сильно его любила. Она хотела, чтобы он был самый счастливый, и поэтому обижала и мучила его. Она считала, что жалость расслабляет и успокаивает, и поэтому подстегивала его, оскорбляя и унижая. Она все время работала, чтобы он смог оплачивать тренировки. Она просит прощения, что ни разу не поцеловала, не похвалила и не сказала, как сильно она его любит. Она умерла, потому что продала свою медицинскую страховку и оплачивала обучение сына. Она ушла навсегда, она бросила сына одного, потому что слишком его любила и не выдержала ожидания - всего один месяц. Она боялась испугать его своей любовью и открыться. Она предала сына… Она ушла. Она заставила его стать таким, как хотела она. Он стал, но она даже не взглянет, что он ради нее с собой свершил. Она оставила сыну только письмо с покаянием. Только листок бумажки, измаранный словами. А ему нужна была ее любовь…

Почему Швед начал говорить о себе в третьем лице? Может потому, что то, что он сейчас собой являл, был не он сам, а искусственное сооружение. А натура его требует иного естества, где в белом халате у микроскопа сидит посапывающий тихий пухлый "ботаник" с кошкой на коленях и с ароматным кофе на краешке стола. Эта идиллия принесла б, возможно, ему то счастье, за которое так билась его мать. Но ей оно виделось для своего сына иначе. И здесь у меня возник вопрос: "Должны ли дети следовать желаниям родителей?"

Шведа мы уговорили пойти  расслабиться в баню. Он безвольно проследовал туда и  долго плавал в большом бассейне, где, наверное, прибавилось соленой водицы. Жалость ли к матери, к себе или к сломанной судьбе выжимала из горы слезы? Ясно стало со следующего дня, что Швед в корне изменился - из цветущей горы стал обледенелой скалой. Для него теперь не существовали не только окружающие, но и он сам.

Смерть Настоятеля Лу никак не отразилась на Обители и не повлияла на наше обучение. Ежедневно мы все также посещали Наставников, а в своих комнатах отрабатывали упражнения и медитировали. Рыжий Швед стал теперь только Шведом, потому что был  гладко подстрижен и выбрит, а на макушке по его просьбе  ему нанесли татуаж в виде остановившегося колеса сансары черно-красного цвета. Горе и уныние прошли мимо него стороной, он только еще усерднее выполнял физические упражнения, используя метод собирания энергии из окружающей природы - тайзи-цигуна. Сексуальной Цзи ему, видно, уже не хватало на фокусы с огнем, металлами и оружием. В трапезной, в бане или в саду, где мы встречались, он смотрел сквозь нас, как сквозь прозрачное стекло. Иногда внезапно свалившееся горе выбивает человека из жизни на год, на два: тогда все ему становится безразлично и не вызывает интереса. Он живет по инерции, стараясь увеличить нагрузки, чтобы заглушить боль. Мы понимали, что ему не нужны и не приставали с участием.

За неделю нам объявили, что Настоятель Обители теперь Нагиня Лоо, и перед ней мы будем держать основной экзамен, и только прошедший испытание сможет получить от нее (вернее взять) последнее тантрическое посвящение.

Освоив техники сексуального гунфу и овладев практикой Микроскопической орбиты, я уже свободно мог перекачивать вверх по позвоночнику большие количества сексуальной энергии, используя метод большого вытягивания, прерывая стремление к эякуляции, и с помощью сжатий направлять энергию к нужным центрам.

Но кроме сохранения собственной энергии важно научиться получать от партнерши энергию Инь, несущую мужчине целительные свойства и заряд духовного развития. Не так просто оказывается заполучить необходимую женскую энергию, которая запечатана в жидкости, называемой "Эликсиром луны" и выделяемой только из G-пятна. При женском оргазме существует три типа "вод", первой считается смазка, которая появляется при возбуждении, второй является жидкость, извергаемая  при рефлекторном оргазме - плодотворящем, и третья "вода" - весьма обильная и похожая на семенную жидкость и есть тот самый эликсир, выделяемый G-пятном. До сих пор неизвестно, где эта жидкость производится или накапливается. Не все женщины имеют такую эякуляцию во время оргазма. Но именно в этом эликсире содержится сверхмощная сущность Инь, столь необходимая для мужчины в совершенствовании духовной энергии и построении "светлого тела", в котором должны присутствовать обе энергии. Научиться вытягивать из жидкости энергию и направлять ее в высшие центры мне еще предстоит, а пока я осваивал теорию и секретные практики языкового гунфу, после которых любая партнерша по выбору будет источать волшебный эликсир. Упражнения были сложны и разнообразны, это были и "метательная" практика, и подъем тяжестей для укрепления мышц языка, и развитие гибкости  и твердости его кончика.

Я уже знал, что в прошлом в Индии мальчиков из высших каст, достигших определенного возраста, часто перед свадьбой приводили в храм к специально отобранным по гороскопам женщинам, долго обучавшимся тайнам сексуального совершенства и ставшими жрицами, которые могли за один контакт раскрыть весь потенциал будущего мужа. А также - научить его работе с энергией при парном совершенствовании. К этому ритуалу - посвящению - относились очень серьезно и готовились заранее. Ведь при правильной раскупорке энергии и в умении ею пользоваться при обмене и трансформации зависит здоровье и благополучие семьи.

К сожалению, я не имел подобного опыта с жрицей, все постигалось инстинктивно или в сравнении. А переучиваться всегда труднее. Я начал волноваться дня за три перед встречей с Нагиней Лоо. Как будто это у меня должно было произойти в первый раз. Впрочем, после более двух лет воздержания все - как в первый раз. Пятый Наставник рассказывал, что энергия сексуального партнера сохраняется восемнадцать месяцев полностью, особенно, если совместно было прожито более года. И ее нельзя вытеснить энергией другого партнера или очиститься. Поэтому посвященные не советуют разведенным тут же вступать в новый брак и тем более заводить детей: они могут впитать эту оставшуюся энергию и быть похожими на бывшую жену (мужа). А на вдовствующих, просто был наложен религиозный запрет и определен срок безбрачия.

 Вступающие в частые беспорядочные связи несут в себе такой "коктейль", от которого порой, чтобы очиститься, не хватит жизни, впрочем, эти связи забирают у них до трети жизни с растраченной энергией. А презервативы потерю только усугубляют, потому что, теряя собственную энергию в процессе эякуляции, нет возможности заполучить ее и у партнерши. К чему тогда столько «смешных» телодвижений, за которые приходится расплачиваться годами жизни? Самое ценное у человека после души - это его жизненная энергия. От умения ее собирать и растрачивать зависит длина жизненного пути.

Задолго до "выпускного" нам предложили заказать себе костюмы, в которых мы хотели бы предстать в экзаменационный день. Я несколько дней выбирал костюм, как образ, и решил вернуться в роковой момент своей жизни, с которого начался мой путь одинокого странника, ищущего путь к совершенству. Я пытался восстановить каждую деталь своего туалета, соответствующего тому образу. Целый месяц я ловил в  "райском садике" жаркие лучи летнего солнца, и вскоре моя кожа приняла цвет бронзы, местами обветренной и облупленной, как и было мне необходимо. Волосы я перестал подравнивать, и их длина и небрежность прически привносили законченность в образ семнадцатилетнего подростка, не придающего своей внешности больше значения, чем футболу. За два дня до экзамена в комнате появился пакет. Доставая вещи, я был весьма благодарен скрупулезному выполнению заказа. Все было тех размеров, фирм, цветов, качества и, главное, того времени производства. А ведь прошло более семи лет! Я все примерил и почувствовал безотчетное волнение и внутреннее беспокойство. За все эти годы я не носил подобной одежды, не играл в футбол и не желал так сильно еще раз увидеть Ее. Чтобы костюм полностью соответствовал тому образу, я грубо оторвал от майки рукава и круглый ворот резинкой и, замочив одежду в воде, затем небрежно разложил ее просохнуть. Она не должна выглядеть новой. Теперь я  был полностью удовлетворен. Одежда  стала той, из моей прошлой жизни, где была Она.

Я как всегда пришел в Круглый зал в последнюю минуту. Швед и Цыганка уже стояли в центре, почему-то не глядя друг на друга, но, увидев меня, они одновременно ошарашено вытаращили глаза, и я в их взгляде прочитал одно слово:
-Паяц!
Но в моем виде не было ничего клоунского, намеренного позерства, а тем более неуважения к присутствующим. Это был образ моей истинной проявленной сущности, к которой я возвращался столько лет. На ногах кроссовки "Адидас" (из синей замши с белой кожаной отделкой, подошвой и шнурками) и белые хлопчатобумажные носки. Бежевые коттоновые шорты с подворотами и накладными карманами на молниях и белая майка "Адидас", слегка помятая, без рукавов и с разорванным на груди воротом. Волосы небрежными прядями разбросаны по плечам, а лицо - с покрасневшей и облупленной на носу кожей от чрезмерного солнца - выражало не меньшее удивление при виде костюмов Шведа и Цыганки.

Швед решил ограничить свой костюм набедренной повязкой, на которую, чтобы прикрыть его чресла, ушла целая шкура волка. Его кожа была тщательно депелирована, умаслена благовониями и расписана самурайскими символами, означающими бесстрашие и беспощадность. Скрестив на груди руки и широко расставив ноги, он стоял как атлант, поддерживающий на плечах небосвод, и сверху глядел на меня, как на полное ничтожество.

Цыганка зачем-то прикинулась невестой, стянув гибкий стан тонкой тафтой с искусным кружевом, окаймив обнаженные хрупкие плечи и пластичную спину. А длинный шлейф белого газа, закрепленного вокруг венка из лилий, усмирял буйство непокорных локонов, уложенных в очень высокую прическу, которая обнажила трогательность и изящество совсем юной шейки, которую не скрывали, а только подчеркивали и удлиняли ниспадающие складки фаты. Ее глаза в рамке белых кружев и цветов манили и сверкали черными бриллиантами, за которыми ощущался хаос и омут, откуда нет возврата, а пунцовый рот был расслаблен, и припухшие от возбуждения губы полураскрыты, словно перед первым поцелуем. Она была так великолепна, так прекрасна, как только что распустившийся редкий экзотический цветок. Но отсутствие в ней внутренней гармонии и величественного покоя помешали раскрыться моему сердцу, и мелодия любви не прозвучала на струнах души моей. Но я был благодарен Цыганке за эстетическое удовольствие от созерцания красивой внешности и лучезарного образа, что она нам представила.

Пока мы разглядывали друг друга, вошел администратор и пригласил нас пройти в зал с нишами, дверь в который была за золотым троном. Войдя в зал, я сразу почувствовал тонкий, но глубокий запах от горящих масляных ламп и факелов, украшающих и освещающих помещение. Боковые ниши на этот раз все были пусты, зато на деревянном помосте в центре у противоположной стены от входа уже сидели: в средине Нагиня Лоо, справа от нее Восьмой Наставник, а слева - Седьмой.

Мы подошли почти вплотную к помосту и сели перед ними на синие шелковые подушки. "Смягчить" первые минуты контакта, ослабить бдительность, не это  ли задание выполнялось подушками?
Оба Наставника и Нагиня Лоо были обнажены, но их лица, как маски, были покрыты яркими красками и блестками, а кожа на теле густым татуажем. Только жрице было позволительно обильно украсить себя разноцветными жемчугами и окутаться в перламутровое сияние струящихся нитей вокруг смуглой шеи, стекающих и закручивающихся спиралью по рукам, талии и маленьким изящным ножкам с крохотной ступней. Основные цвета ее маски были синий и золотой. У Седьмого маска была красно-черная, а у Восьмого - серебряная. Мне стало понятно, каким иерархиям энергий они принадлежат.

Мы сидели уже довольно продолжительное время в полном молчании и обездвиженные. Пока неожиданно тишину не прорезал тихий, но мощный энергетически голос Нагини Лоо:
-Объявляю всем присутствующим здесь о начале завершающего экзамена, результат которого вознаградит кого-то из вас и даст шанс сделать первый шаг на "Путь Света". Ты первый! - взглянула она на Шведа. - Выбирай, с кем из Наставников ты посоревнуешься в своих достижениях перед тем, как возьмешь у меня посвящение.

Швед встал и решительно подошел к Седьмому. Тот как будто ожидал этот выбор и, молниеносно соскочив с постамента, оказался перед Шведом. Седьмой уступал ему по всем внешним параметрам, был и ниже, и массой поменее, но его умение стремительно передвигаться в пространстве, нечеловеческая выносливость и способность аккумулировать колоссальную силу  в кончиках пальцев рук и ног внушали за Шведа опасение. Я уже давно не видел его упражнений и тренировок и не имел понятия о настоящем уровне его подготовки. Но то, что предстало нашему взору, превзошло все ожидания. Швед легко и плавно скользил в пространстве, сохраняя при этом свойства стального монолита. Седьмой даже не пытался сбить его с ног, он только вихрем юлил, изворачивался и метал в Шведа всевозможным оружием и расплавленными огненными сгустками металла. Все отскакивало от Шведа, как от резиновой груши, не причиняя никакого вреда, его сила все набирала обороты, а реакция становилась все  стремительнее и точнее. Наконец он, как ракетный снаряд, высоко подпрыгнул и опустился ногами на спину сбитого с ног Седьмого.

Седьмой поднял руку ладонью к Нагинее Лоо - жест означал, что он принял экзамен.
Тогда Швед медленно, в раскачку, словно моряк, ступающий по трапу, пошел к Нагине Лоо. В его понимании "взять посвящение", вероятно, ассоциировалось со взятием Нагини насильно. Остановившись перед ней, он красивым жестом сорвал с себя волчью повязку и застыл. Жрица никак не реагировала на его появление перед собой. Она меланхолично разглядывала свой пупок и была похожа на японскую нэцкэ рядом с каменным изваянием с острова Пасхи. Время шло, но ничего не происходило, Швед так и стоял перед ней истуканом. Наконец, до меня дошло: у него нет эрекции. Он не способен управлять своей сексуальной энергией, даже на простейшем начальном этапе.

Нагиня Лоо подняла на него взгляд и тихо приказала:
-Пройди на свое место. Твой экзамен закончен. Теперь прошу тебя сделать свой выбор для проявления навыков силы и духа, - обратила она свое внимание на Цыганку.

Белым облаком Цыганка приближалась к Восьмому, приведя в действие свое секретное оружие -  запах, который она сейчас "включила" и адресовала своему экзаменатору. Веянье распустившихся липких весенних почек тополей с ароматом цветущего граната, сладкой спелой айвы и резкого мускуса переплетались и окутывали Восьмого, как поцелуи небесных пери, туманя его взор,  усмиряя и подчиняя черного и голубого змиев, вросших в его кожу.

Цыганка, плавно приближаясь к Восьмому, сама сейчас походила на роскошную кобру с белым капюшоном фаты. Даже его бело-серебряная маска не скрывала, а подчеркивала напряженными складками и расширившимися сверкающими глазами, что он давно всем своим существом ждал этого момента. Как зачарованный, он не отрывал от нее уже горящего взора.

Я знал, что сейчас должно произойти, и внутренне содрогнулся от мысли, что этот нежный прекрасный цветок будет сорван этим получеловеком, разрисованным гадами. Я догадался, что у Цыганки это будет первый половой контакт, и поэтому она выбрала сей наряд, но все мое нутро возмущалось и сопротивлялось этой ее жертве. Зачем она делает это? Чему она приносит себя в жертву? Чтобы стать водой, разве надо сначала стать грязью? Восьмой мог сделать только одно - опустошить, испив до дна чистые капли в чаше души ее и, перемешав с ядом своего нутра,  оставить навсегда в измененной сущности ее след своей мерзкой змеиной плоти.

   Подойдя к постаменту, она вспорхнула на него и, вплотную подойдя к Восьмому, сидящему лотосом, вскинула длинные юбки и присела на его колени. Я видел в профиль их лица  и ее сосредоточенный взгляд, вонзенный в его правый глаз, и спокойную грудь, не вздымающуюся, как у Восьмого от частого глубокого дыхания, и недоумевал. Но смотреть на них я больше не мог и закрыл глаза. И только теперь мне стало ясно то, что ускользнуло от зрения. Внутренним взором я наблюдал за поединком двух энергетических сфер, которые пытались пробить оболочку противника с помощью силовых разрядов энергий. Они молниями, минуя защиту, внедрялись на чужую территорию, но гасли, пока одна из молний не достигла ядра сферы, и тут же ее оболочка рассыпалась вспыхнувшими скорлупками, а содержимое стало перетекать как жидкий голубой огонь со сверкающими всполохами в сферу победителя, расширяя ее границы, уплотняя и разгоняя  энергию частиц, как в реакторе.

Я понял, что случилось даже более того, что я опасался: Цыганка потеряла не только суть души, но и весь свой энергетический жизненный потенциал и теперь станет полностью зависимой от Восьмого или от кого-то другого, который, как нищенке милостыню, будет, может, давать ей тепло своей жизни, не ведая, что отдает с энергией свое здоровье и непрожитые годы за ее сексуальные услуги. Я негодовал на Восьмого, воспользовавшегося неопытностью хрупкой девушки. Ведь Нагиня Лоо не стала ничего такого делать со Шведом. Она отпустила его, как слабого противника.
Я с сожалением открывал глаза, не желая смотреть на растоптанный цветок. Но то, что я увидел, повергло меня в шок.

Восьмой сидел, сжавшись в комок, как дворняга на морозе. Маска его потеряла цвет и стала сплошным серым пятном, он был жалок и слаб, как в один миг обанкротившийся воротила. А Цыганка… Это был уже не цветок, а величественная гора холодной силы, которая буквально всех ослепляла магическим сиянием и, завораживая взоры, притягивала к вершине демонической красоты, которую хотелось достичь любыми путями. Я понял, что это ее новая приманка, крючок, вроде манипуляций с запахами, которые теперь будут выполнять функции подводки к крючку. “А она - опасна”, - теперь ясно осознал я.

 Цыганка уже подошла к Нагине Лоо и села напротив нее на колени. Та, подняв на нее глаза, долго и пристально сканировала, а затем сказала:
- Ты стала водой. Но мертвой водой. Ты лишена главного. Если сумеешь постигнуть  суть Пути - сумеешь принять Свет.

И она обратила свой взор на меня.
-  Пришла твоя очередь держать экзамен. Выбирай!
Выбор у меня оставался небольшой. А увиденное стало уроком и своего рода шпаргалкой для дальнейших действий.

Я понял главное: у женщины невозможно взять то, чего она сама не пожелает отдать, какой бы силой ты ни обладал. Следовательно, я могу взять у Нагини Лоо посвящение, только если она сама этого очень пожелает.
Но чем я могу ее удивить, восхитить, очаровать, чтобы она раскрылась? Я выбрал себе этот глупый костюм, чтобы войти в образ и вернуть ситуацию, от  которой я позорно бежал. Именно сейчас я хочу восстановить пылающий от заката и взорвавшихся чувств вечер и соединить во временном континууме оборванную нить. Моя интуиция подсказывала, что именно Нагиня Лоо - есть единственный шанс, спаять прошлое с настоящим, ибо только она обладает необходимой силой. Я доверил ей свое самое главное и сокровенное, ради чего я здесь, на Земле живу, ради чего моя душа проявилась во плоти.

Я шел к ней прозрачный во всех своих намерениях и желаниях и был полностью открыт перед ней. Я не хотел ни ее как женщину, ни ее силы, ни даже ее посвящения, если оно не поможет мне вернуть Ее. Сейчас я четко понимал, что «Путь Света»  -   это «Путь Любви», а без той Девушки из закатного марева я не смогу пройти по этому «Пути».

Я встал перед постаментом напротив Нагини Лоо и, сомкнув перед грудью ладони, почтительно поклонился ей, и вдруг из меня вырвалась фраза, о которой я тут же пожалел.
- Вы сегодня очень красивы, Нагиня Лоо! -  я сказал ей комплимент… Что я наделал! Но я не хотел говорить, снова губы помимо моей воли произнесли слова. Неужели, это мой двойник - духовное тело, которое я не в силах контролировать? Но я согласен с ним, что Нагиня Лоо сегодня очень хороша, хотя, и не осмелился бы произнести это.

Нагиня Лоо мгновение  как бы  осознавала, что я сказал, а затем в ее глазах зажглись светлячки, а губы дрогнули в улыбке.
Она сидела лотосом на большой синей подушке и потихоньку раскачивалась корпусом, как стеблем лианы в жемчужных каплях росы. Затем она медленно начала раздвигать согнутые в коленях ноги, как ракушка расписные узорчатые створки, открывая моему взору свою драгоценную жемчужину. Ее большие половые губы, украшенные алмазными стразами и сине-золотым татуажем, следом раскрыли свои створки, а за ними начала распускаться золотая орхидея. Малые губы трепетали и вытягивались, наливая внутренним соком розовую мякоть. А когда орхидея раскрыла и расправила свои лепестки, в ее сердцевине я увидел на покачивающемся пестике каплю нектара. В этот момент Нагиня Лоо раскинула в стороны руки, и оба Наставника подхватили ее и, приблизив ко мне, сомкнули нас в соитии, поддерживая ее и сдерживая меня. То, что я ощутил - невозможно описать словами, не используя образы и символы. Только теперь мне стало понятно, почему мужская энергия Янь считается сухой и горячей, а женская Инь - влажной и холодной. Я почувствовал, как иссушенную горячую пустыню заполняет живительная влага, охлаждая и питая выжженный песок, в котором зарождаются новые ростки силы. Это был не поединок, это было проникновение и  единение одной силы с другой, чтобы совместно стать новой силой.

Я закрыл глаза, и передо мной возник образ Той Девушки. Она, словно вода, просачивалась сквозь меня, растворяясь и смешиваясь с моим естеством, и я уже терялся, где она и где я. И испытывая невозможную нежность, прошептал:
- Я люблю тебя, - губы мои вновь громко произнесли  фразу, которая мелодией звучала в моей душе и пробудила сознание.

Открыв глаза, я увидел, что стою один в пустом зале, и только неясный прозрачный силуэт Нагини Лоо серебрится над синей подушкой. Но зазвучал ее голос:
- Сила, стоящая за верой в романтическую любовь и бесконечную преданность одному человеку, является основной силой сексуального переживания, когда путем растворения индивидуального эго в блаженстве космического единства посредством духовного роста наблюдается и рост души до окончательного ее объединения  с Уцзи (с пустотой), из  чего и проистекает единство с «Путем Света». Голос растаял вместе с изображением и только капли росы, как жемчужины, еще светились на подушке.

Выйдя из зала, я прошел в трапезную, где нашел за столом Шведа и Цыганку. Они уже переоделись в свою одежду, в которой прибыли в Обитель. Шведу она была явно мала. Они были грустны и молчаливы, словно им не хотелось возвращаться домой.

Швед сказал, что завтра нас обещали отвезти в аэропорт, и билеты им  уже заказаны. Только я еще собирался продлить свое пребывание в Италии на несколько дней. Завтра в одном из лучших отелей Неаполя должна меня встретить моя мама. Но мне не хотелось задерживаться в Обители даже на лишний час, не то, что на день. Я предложил уехать на моем авто сразу после обеда. Но не найдя поддержки, я пошел к себе в комнату переодеться. Когда я вернулся, их в трапезной уже не было, и я, так и не попрощавшись с ними, вышел за открытые теперь ворота и устремился туда, где смогу с Ней  встретиться. Только Она, моя далекая Незнакомка,  занимала все мои помыслы.   

В каком-то полусне я добрался до мастерской, где приобрел Гаруду.  Там ничего за этот срок не изменилось, даже мастер в том же комбинезоне встретил меня у ворот и сразу узнал, будто я только вчера расстался с ним. Он без разговоров вернул мне деньги, с радостью погладив Гаруду, как любимого ребенка, вернувшегося домой. А я на рейсовом автобусе отправился в Неаполь.


В ресепшн роскошного отеля на набережной, тесной от приткнувшихся яхт на воде и дорогих автомобилей на суше, я узнал, что моя маман уже разместилась в одном из люксов. Она ждет меня завтра, а сегодня я решил сориентироваться в мире, к которому мне надо заново привыкать и потом завоевывать.
 
Я гулял по вечернему городу, любовался с пирса огнями изумительной бухты, скользил глазами по благородным линиям храмов и старинных особняков и удивлялся: «Неужели эти прекрасные сооружения из каменного кружева сотканы вот этими суетливыми, вечно куда-то спешащими, непрерывно жующими и пьющими на каждом углу в маленьких кафешках людьми, которые напичканы грубыми намерениями и грязными желаниями?»

Кто сумеет обуздать и направить их желания, тот обретет власть. Только супер идея может покорить и повести за собой жаждущую перемен толпу. Мне надо для себя сейчас решить, нужна ли мне эта власть над толпой или я возвращаюсь с мамой домой и  совершенствуюсь  в единении с чудесной Девушкой?
Как я мог тогда сравнивать несопоставимое - желание власти с идеалом Совершенства?  Мои колебания стали очередным предательством, откинув меня от встречи с Ней еще на много лет. Но тогда я вообразил, что причина в другом.

Мама встретила меня возгласом удивления. Окинув меня с головы до ног взглядом опытной и еще молодой энергичной женщины, она воскликнула:
- Да, мой мальчик, ты стал совсем взрослым мужчиной. И очень привлекательным, - добавила она.
 После  нескольких  дежурных  фраз  она потащила меня по бутикам.
В свои сорок с небольшим  лет она выглядела моложаво, чувствовался дорогой уход за кожей, фигурой и волосами. Я знал, что она уже официально развелась с отцом, и он женился на очень «молодой дурочке», как она часто повторяла. Но он продолжал содержать свою бывшую семью и материально во  всем помогал.
Маман щебетала, закатывала глазки, жеманно помахивала ручками, всем своим видом изображая богатую, избалованную кокетку. Она накупила себе очень откровенных, открытых или прозрачных кофточек и облегающих брючек. Обувь она предпочитала ярких оттенков и на высоких каблуках. Набрала она и очень много бижутерии, неправдоподобно дорогой и безвкусной. Ходила она со мной под руку, а в ресторане с удовольствием, указывая на кого-либо глазами, заливисто смеясь, говорила: «Видишь, как он на меня смотрит», или «Они думают, что мы - супружеская пара, смотри, как разглядывают».

Но я склонялся к мысли, что, глядя на нас, окружающие могли только думать, что богатая дамочка развлекается с молодым альфонсом. Она запрещала мне называть ее “мама” и просила обращаться по имени. Я не возражал, хотя мне хотелось совсем других отношений. Почему мы должны в угоду чужому мнению отказываться от самого дорогого, что между нами есть - родной близости и искренности? На третий день я не выдержал и, когда мы сидели в кафе,  признался в своих намерениях.

- Мама, а как ты смотришь на то, что я вернусь домой? Я так соскучился по тебе, по нашему дому, городу и даже дворику. Я помню все, что его окружает. Тот старинный домик за голубыми елями еще сохранился?
Она так много рассказывала, как меняется на глазах городок и рядом с ее домом возводится фешенебельный отель, а все «старье» сносится, что я, волнуясь, задал ей этот вопрос.

Мама вскинула бровки, недоуменно разглядывая меня, и желая понять, что меня так беспокоит. Вообразив, что я мучаюсь, не зная, куда мне деться дальше, успокоила.
- Не переживай, отец обещал помочь тебе обосноваться в Париже. Он уже тебе там и жилье присмотрел. А вернуться ты всегда успеешь. И зачем нам  молодым, свободным тесниться в одной квартирке? – грустно подмигнула она мне, с явным усилием удерживая на лице напряженную улыбку и продолжая разговор:
- А с домом и с его елками ничего не сделалось. Вот разве что народу там поприбавилось. Два года назад, после того, как я  вернулась после твоей защиты диплома из Лондона, через месяц или два, помню, осень уже стояла, шикарную свадьбу в интересующем тебя доме отыграли. Там с бабкой внучка единственная живет, ее-то она и отдала за сына одного местного авторитета. Несколько дней музыка гремела, а по вечерам салют запускали. Ну, а сейчас уже год, как во дворе пеленки, коляски, младенец орет. Так что, - в домике том произошли перемены.

Таких перемен я не ожидал. Хотя, понятно, что прошло столько лет, и все девушки рано или поздно выходят замуж. Но то, что она сделала это через месяц после того, как я принял решение остаться в Обители, меня потрясло. Неужели жизнь всегда ставит нас перед выбором? И за все надо расплачиваться? Я потерял свою Незнакомку, но обрел силу. «А если б я тогда вернулся в Ее городок, не ждало бы меня разочарование и  жалость о потерянной возможности познания?» - последней отравленной стрелой окончательно сразил меня предательский вопрос беснующегося рассудка. И разум мой сразу смирился тогда с судьбой, но холод и оцепенение сковали неподвластное рассудку сердце так, что душа застыла в нем космическим вакуумом, но я даже не заметил образовавшейся пустоты, ибо чувства смолкли под тяжестью обрушившего сознания.
- Хорошо, мама, я позвоню отцу и поговорю с ним о Париже, - лишь сумел произнести я, глотая горький-горький кофе.

Но вечером из номера отеля я позвонил Мэг. У меня еще была идея вернуться в Лондон и заняться наукой. К телефону подошел мужчина, я представился и попросил позвать Мэг.
- Это я, Фаусто, - услышал я в трубке изменившийся голос.
Я даже сразу не сообразил, что он у нее делает, но тут же вспомнил, что сам направил его к ней.
- Фаусто, как дела? - нашелся я с вопросом.               
 Он после паузы, медленно, раздельно, почти по слогам, чтобы мне было понятно, раз и навсегда, сказал:
- Когда я вернулся, Мэг была в тяжелом состоянии. Она болела. Ты угадал, она нуждалась в помощи, и я помог ей. Мы обвенчались, и у нас растет сын. Прости, но мы не хотим принимать тебя в нашем доме, в нашей семье. Прощай…
- И в трубке раздались гудки.

Еще одно неожиданное известие. Мэг обвенчана с Фаусто и не желает меня видеть. Но почему он отвечает за нее? Может, это связано с ее болезнью? Я не стал биться в ту дверь, где мне указали на порог. Да и к чему? У них семья. А я им кто? После пережитого потрясения, что моя «Незнакомка» потеряна навсегда, эта весть уже не затронула окаменевшее сердце одинокого странника.
Вырвавшись из зачарованного мира «Обители», я начал окунаться в кошмарный мир бытия.
- Но вам не удастся меня утопить в нем, я еще полетаю, потому что потерял чувство притяжения к чему-либо. Если «Путь Света» без Нее мне отрезан, то все оставшееся в этом мире бытия стало лишь атрибутами и декорациями в бессмысленной человеческой игре «Жизнь». Знание и сила Тантры – это те два крыла, которые я приобрел в Обители. Да, они не способны вознести меня над суетной сущностью этого мира, но я в полной мере использую их для достижения господства и власти над ним. Я выбрал путь демона, но другого у меня не осталось.

Отправившись по настоянию родителей в Париж, я сразу окунулся в карусель праздников, ярмарок, распродаж и фестивалей. Идеальный город для дураков - так я бы  охарактеризовал эту пресловутую “столицу мира”. Здесь все построено на том, чтобы заманить, развлечь, очаровать и ограбить. Да и сам символ города - это растопыренное железное чудовище, вполне  соответствовало его духовному образу. Возвыситься над красотой посмеет только наглость. А утвердить наглость королевой - позволено только глупости. Признать Эйфелеву башню основным брендом нации могли только французы, а теперь они убеждают всех, что были правы. Пока им это удается. Мир заворожено наблюдает за новыми направлениями и веяниями в моде, где убогость и распущенность целенаправленно разрушают настоящее и истинное. Французы изощренно дурачат всех подряд и прикалываются над добродушными наивными гостями, подсовывая им уродливые безделицы по космическим ценам. Они приучили весь мир молиться французским вещичкам и именно за это презирают всех. А мир позволяет это делать им, поэтому небольшая страна с высокомерным народцем смогла облапошить всех и процветать за счет этого. Трудно спорить с законодателем вкуса и моды, даже если он слеп, глух и болен,  можно прослыть белой вороной, а таких  -  не любят.

Вот тогда и пришла мне идея создать свой журнал, используя французские принципы оболванивания всех ради наживы. И чем циничней я буду действовать, тем легче воздействовать на толпу и разводить ее. Здесь –то мне как раз и пригодятся многие приобретенные в Обители практики и технологии воздействия на чужую волю, прогнозирование ситуаций и создание сверхидей для достижения очередного уровня или трамплина. Главная ставка в моей игре – жизнь, но пока я не нашел достойного противника, поэтому стремительно обходил всех на виражах в этой чужой и чуждой для меня звездной столице – Париже.
 
Французы - блестящие психологи, обладатели сверх тонкого чутья. Только они могут учуять вибрационные изменения в потоках резонансного соответствия цвета и формы и тут же реагируют, выдергивая из мировых национальных культур нужный колорит, синтезируют его под “а-ля франс”, обезличивая истинный смысл и превращая в мировой ширпотреб. На этом строится вся индустрия Франции: взять шедевр, извратить и продать. Сейчас мир получает с модных французских подиумов национальные достояния костюма в виде маскарадных балаганных демонстраций. Гротеск и пародия размывают вековые традиции в костюме других народов, которые целенаправленно разрушаются. Когда не станет эталонов и реликвий, присущих каждой нации, то еще легче  станет  навязать и продавать все, что угодно, под маркой  «Сделано во Франции».

Удивительно, но мода на «все французское» распространяется и на кулинарию. Почему-то  считается, что они во всем имеют тонкий вкус. Фирменные блюда национальной кухни  - луковый суп, лягушачьи лапки, козий сыр, жареные каштаны, улитки в чесночном соусе, картофельные запеканки и - основная гордость - живые устрицы, печеночный паштет (из измученной насильственным перееданием утки) и кровоточащий «стейк-тартар», который подается с сырым яйцом. Признайтесь честно, кому эта еда может нравиться? Но и эти «самобытные деликатесы» в сравнении с древними оригинальными рецептами китайской или азиатской кухни появились не так давно в меню французских таверн - ресторанов, то есть в тех местах, где  «реставрируются желудки», ублаженные более легкой и разнообразной едой. Ведь до середины ХVIII века во Франции подавали повсеместно как основное блюдо что-то в виде овощного рагу, тушеного в большом количестве жира и специй, а вкусовое различие выражалось лишь наличием в нем главного продукта - мяса или рыбы и отличительного аромата, зависящего от  добавления в густой соус сезонных трав и приправ. И это у них тогда называлось – бульон, а на юге России подобная пища поныне называется – соус и все еще в почете. Большое влияние на «самобытность и изощренность» в настоящем времени оказали северо-африканские, итальянская, греческая, испанская и кухни народов Востока и Азии - японская, тайская и китайская. И теперь во французском ресторане можно откушать с удовольствием любые блюда  “а-ля франс”.

То же самое произошло с индустрией ароматов. Французы «открыли» миру известные веками масла и настойки, используемые в странах Африки, Индии, Азии, которые они вывозили из этих стран, и, размножая, продавали под своей маркой. Молодцы! Что еще сказать? Поэтому Франция так  притягательна для всех - любой, даже из самого дальнего уголка мира, приехав сюда, обязательно найдет что-то свое, родное, давно нашедшее свое место на полке бутика или старьевщика.
Истинного француза легко определить, они сами не пользуются тем, что производят для других. Они очень консервативны и привержены исключительно классическим стилям в одежде и добротным натуральным тканям и продуктам. Откровенно презирающие иноземцев, они весьма чувствительны, даже сентиментальны и порядочны со «своими». Настоящий благородный поступок в наше время присущ только истинному французу. Из-за любви к красивости он готов красиво пожертвовать собой или своими деньгами. Только им присуще умение в нужный момент выявить тенденцию всеобщего восприятия «истинной» красоты, чтобы, оценив достойно восприятию, - продать, потому что ничего иного делать они не умеют. Но мир благодарен им за эту способность и платит сполна.

Страна парадоксов, фантазий и эклектики - Франция уже начала расплачиваться за духовное заимствование. Перестав развиваться и совершенствоваться духовно, она притянула гостей, которые чувствуют себя теперь в этой стране, как в большом супермаркете. И отношение этих гостей: «Вот здесь-то мы и развлечемся, и заодно прикупим что-нибудь». По  улицам Парижа бродят толпы зевак - туристов и очень посмуглевших французов. А где же они, настоящие? Нация вырождается и мутирует. Они завоевали мир без войн, и благодарный мир, словно на сладкий пирог, все слетается к ним и слетается…  Надолго ли хватит пирога?

Эти тонкие ценители красоты, вместо того, чтобы использовать свои способности в высоком искусстве, продав душу дьяволу, зарабатывают огромные деньги на  разрушение искусства.
И  началось все с Эйфелевой башни. Она - символ обреченности Франции. Уродство победило красоту…

Но именно в этой стране я смогу осуществить свои планы безграничной власти над душами, потерянными, закрученными и вывернутыми в погоне за удовольствиями, транслируя им новый образ жизни. И я, напечатав несколько резковатых статей по культурологии и косморитмике в политике, получил огромный резонанс и полемизировал на эти темы еще почти  год во всех крупных журналах и на телевидении.  Мое имя стало, что называется, на слуху. Меня всюду приглашали и публиковали обо мне материалы с фото на обложке. Я неистовствовал. Мне нечего было терять и не к чему стремиться, поэтому, ко всему относясь легко, без напряжения и эмоций, я быстро достигал потрясающих результатов и несся дальше. Зачем Создатель дает Демонам крылья?

 Главную прибыль мне приносило мое маленькое парижское издательство: я выпускал единственный журнал, который выходил всего четыре раза в год, небольшим тиражом и имел наивысшую себестоимость из всех ныне издающихся журналов. Но и его продажная цена пугала - тысяча евро за экземпляр. За  реакцией испуга следовало любопытство и неопределенная заинтересованность, которую могли удовлетворить только члены клуба при журнале, а членами  клуба становились только подписчики. Вот такой замкнутый круг получался. Каждый экземпляр был именным, с указанием на последней странице обложки, кому лично он предназначен. А в разделе гороскопов особенное внимание отводилось каждому конкретному подписчику, который в договоре с издательством мог отметить особо интересные ему темы или, напротив, потребовать изъятия разделов и статей, потенциально несущих негативное воздействие на его моральное или психическое состояние. К Рождеству и ко дню рождения подписчика ждал особый сюрприз. Курьером доставлялся праздничный экземпляр журнала в оригинальной упаковке и с обязательным веселым подарком. Для постоянных подписчиков  в журнале существовали конкурсы, рейтинги и службы обратной связи. Каждый подписчик становился как бы соавтором и компаньоном, но мог быть и простым пассивным читателем “головного” издания для всех - без  участия и требования  поправок со своей стороны. Иметь подобный журнал - для многих, размышлял я, - особый шик и роскошь.  Поэтому я и назвал его “Роскошь” - претенциозно, но честно.

Только достигнув определенного положения в обществе и забыв о материальных проблемах, можно позволить себе маленькую забаву - “Роскошь” - игру, в ходе  которой можно получать журнал именно для себя, по своему вкусу и подобию, не напрягаясь ни творчески, ни финансово. В этом я старался убедить своих первых подписчиков. После уже второго номера журнал начал приносить прибыль. Мое имя и репутация сделали свое дело. Кто как не доктор-искусствовед (главный эксперт в атрибуции и оценке сомнительных или подозрительных художественных произведений, всплывающих на аукционах), может представить модные направления, подводные течения разных стилей и дать точные цены предметам, претендующим на “звание” роскошных. Следовательно, средства, вложенные в них, не только укрепляют статус обладателя, но и дают уверенность, что приобретенный предмет - историко-культурная  ценность, которая со временем  еще возрастет. Мой журнал служил гарантией от ошибок. Я как бы брал ответственность на себя, привязывая ко всему ярлыки, но многих это устраивало: теперь было, на чей авторитет ссылаться.  А представьте, сколько стоила в моем журнале реклама...

Мне понравилось быть богом моды и вкуса. Следовать высокому мнению журнала “Роскошь” стало хорошим тоном среди элиты западного общества, а круги - подражание - моментально расходились в более низкие его слои. Меня в начале издательской деятельности поражало устойчивое влияние и воздействие “особого мнения” на быстро меняющиеся приоритеты людей, оно, резонируя, неумолимо затягивало в свою пучину безумия и размывало силы сопротивляющихся всему этому индивидуальных героев. Но оно поглощало и их, и меня самого. В конечном итоге я сам попался в ловушку своих экспериментов, и, казалось бы, невинных шуток.

Однажды  журнал посвятил  раздел «Новейшие направления моды», шутки ради, совершенно неизвестному  имени с жалкой коллекцией в стиле Ближнего и Среднего востока под названием “Сладкие сны гарема”. Спустя очень короткое время Европа и Америка переоделись в шаровары, расшитые золотом топы, прозрачные “гаремные”  вечерние платья, но самое ужасное - обувь вытянула и загнула острые носы. Обилие золота вперемешку с пестрой бижутерией в виде поясов с подвесками, диадем, браслетов для ног и длинные яркие шарфы стали преобладать во всех направлениях. Мне самому стало трудно приобрести новую одежду в известных домах моды, куда еще не проник хоть слабый отголосок влияния агрессивного даже в моде Востока. Кто мог предположить, что вульгарное сочетание цвета, безвкусные украшения, обилие обнаженного тела и “дикие” линии кроя - станут не просто нормой  для  повседневной одежды, но и знаком великолепия  для  ее обладателя.

     Я не устал быть богом. Просто, спустя какое-то время, мне стало скучно им быть. Все предсказуемо, элемент игры потерян. Мне нужен сильный достойный противник. Возможно, Бог сотворил Дьявола, чтобы не свихнуться от скуки. Заняться политикой? Лгать, притворятся пред народом, чтобы продвигать интересы кучки закомплексованных существ, обезумевших от власти денег и оружия? Это еще более скучно и печально. Я знаю,  мода играть в политику скоро пройдет. Все очевидно, предсказуемо и пошло.

     Но есть одна неоспоримая моя заслуга перед обществом: это - пропаганда журналом здорового образа жизни. Пропаганда скрытая, хорошо завуалированная рейтингами, где побеждали лишь те, кто смог справится с дурными привычками. Журнал никогда не читал нравоучений, не давал советов и не устанавливал запретов на что-либо. Но люди, предпочитающие алкоголь, наркотики и курение, не были героями наших статей и не украшали обложки. Иметь хорошее здоровье, счастливую семью и верных друзей - это истинная роскошь в жизни каждого человека. И наши герои были именно такими. Во многом благодаря им, - в Европу пришла мода заниматься йогой, дыхательными практиками и спортом. Сейчас в Лондоне журнал проводит компанию: быть денди это круто и еще, - возвращает особо экстравагантным мужчинам моду на шотландские юбки. А в скором времени сильный пол ждут шелковые чулки с лентами, бархатные панталоны, расшитые камзолы и стилизованные под наше время кружевные воротники, манжеты и жабо. Роскошные костюмы вельмож средних веков гармонировали с их рыцарским благородным характером и гордой мужественностью. Турнирам и дуэлям не мешали страусовые перья и кружева. Что же мешает сейчас мужчинам выглядеть роскошно? Заковав в убогий черный классический костюм; - пиджак - брюки,- мода, прежде всего, закрепостила  творческую мужскую натуру для самовыражения, присущую самцам в природе.

 Управлять  государству толпой, облаченной в  униформу, проще. Главное, чтобы одежда была наиболее неудобна. Не поэтому ли придумали галстуки, стягивающие энергопотоки от сердца к голове, и тугие ремни, регулирующие витальные желания?  Пропали головные уборы, необходимые для индивидуальной защиты от посторонних энерго-внедрений зомбирования. Ранее только рабы лишались сего предмета гардероба, чтобы ими проще было управлять. Если провести параллель между историей костюма и историей народов, то станет очевидным фактор влияния моды на судьбы их. Во многих государствах костюм был подчинен не только нормам этикета и протокола, но и строжайшей  иерархии в пользовании  цветовой гаммы. Цвет, знаковые орнаменты и материал, из которого изготовлен костюм, нес семантическую и энергетическую нагрузку его обладателю. Костюм -  один из тайных (скрытых) рычагов управления народом. В настоящее время; все подвластны магии рекламы, которая навязывает, как многим кажется, спонтанное веянье моды. Но это не так. С развитием цивилизации общество искажает интуитивное стремление человека к гармонии с природой и с космосом с помощью его выбора знакового цвета и формы, присущего определенной нации и включает индивидуума в единую систему обезличивания, где незримый механизм, лишающий индивидуальности, является машиной порабощения. У этого механизма есть хозяин, я почувствовал его жесткую руку, даже в своем безобидном издании. Как-то я отказался размешать рекламу, не соответствующую профилю “настоящая роскошь для роскошных людей”, несмотря на то, что заплатить предлагали  несколько миллионов евро, но объекты рекламы, не имея никакой ценности, вносили в общество деструктивное направление мышления. Вот тогда и у меня появилось ощущение, что я “на крючке” и меня “ведут”. Это было только интуитивное соображение, ничем не подтвержденное, но я все же решил сменить тактику.

               Если раньше я вел замкнутый, закрытый для посторонних образ жизни, то сейчас я как бы раскрылся, всем своим видом показывая, что я достиг такой высоты в «свете», что могу себе позволить все что угодно, не боясь быть свергнутым. Я сам отправил несколько негативных статеек о себе в газетки “желтой прессы” и стал появляться на всех знаменитых светских тусовках в компании “подозрительных” в моральном смысле персон. Мимолетные похождения со звездами и звездочками подиума и кино иногда заканчивались в моей спальне, о чем на следующее утро было известно всем.
               
                Как-то в  мае, ко мне в офис с посыльным прислали приглашение стать почетным гостем Каннского кинофестиваля. Таких приглашений я получал ежедневно ворох, у меня хватало времени на то только, чтобы быть членом жюри или принять участие в экспертном совете какого - либо аукциона, выставки или фестиваля, а на гостевые приглашения я не откликался. Однако здесь моя интуиция подсказала, чтобы я воспользовался  им.

Вечером, прибыв в Канн и разместившись в старом респектабельном отеле в забронированном на мое имя номере, я спустился в бар. Там уже дефилировала публика из звезд и знатных персон, в соответствующем их рангу антуражу. Дамы щеголяли бриллиантовыми колье, браслетами, загаром обнаженных плеч и последними достижениями в пластикокосметической хирургии. А мужчины завлекали вскользь оброненными фразами о своих многомиллионных проектах, инвестициях и приобретениях. Как всегда, на подобных мероприятиях в определенной среде было много шику, приторности и фальши от заискивающих, пренебрежительных и завистливых взглядов. И как обычно, в подобных сборищах в большинстве болтались неутомимые ловцы случайных связей и знакомств.

 А меня душила серая липкая скука. Я знал почти о каждом из присутствующих, - что они могут спросить, ответить или их фирменную шутку, заготовленную для подобных встреч. Дежурные слова - штампы, отработанная мимика и жесты для каждого случая - удивления, радости, иронии с подобающим мастерством в рамках этикета полагалось исполнять всем. Искренность, открытость в выражении своего мнения и душевные порывы не только не поощрялись, но и осуждались в подобном обществе, где царило лишь лицемерие и любопытство к чужим личным тайнам. Одни на грязных сплетнях делали себе имя, а другие - состояния. Шокировать позволялось только внешним видом,  оригинальными связями и частыми разводами. Духовность или душевность никого здесь не интересовали, да и отсутствовали как понятие, не имеющее денежного эквивалента.

Я вышел на террасу и сел за уединенный столик в углу, надеясь, что здесь меня не сразу обнаружат и не станут доставать, но не прошло и трех минут, как ко мне подсел известный папарацци и с присущей их породе бестактностью, на уровне наглости, фамильярно приветствовал, как соскучившийся любовник.
- А, вот ты где! Я уже не надеялся встретить здесь хоть одного истинного интеллектуала современности. Чем могла заинтересовать арбитра стиля и вкуса  эта международная помойка тщеславия? Неужели нас ждет сенсация, и новый фильм-шедевр заставит нас плакать и смеяться над суетностью жалкого существования? - Папарацци, уже разменявший полтинник, все еще молодился. В обтягивающей туловище павиана кожаной лайкре, в цепях, перстнях и бородке от Джорджа Майкла он походил на гея-тусовщика, но это был лишь его рабочий костюм, в котором он был везде вхож. На самом деле он слыл отпетым бабником и сводником, с чего имел немалый доход. В моем журнале прошло несколько его откровенных статей из жизни звезд. Каким образом ему удавалось брать у них подобные интервью с фотографиями, приходилось только догадываться.

Разговаривая со мной, он по привычке крутил головой по сторонам, стараясь ничего не пропустить, рука же его в боевой готовности находилась на мощной фото-машине, как у охотника в кольце крокодилов на спусковом крючке.
Мне не хотелось делить с ним свой вечер и тем более отвечать на провокационные вопросы. Еще неизвестно под каким соусом он использует мои ответы. Поэтому я коротко ответил:
  - У меня здесь назначена встреча, - и тут же пожалел о сказанном, ведь теперь его интерес ко мне только повысится.
Но он сделал вид, что ему понятен мой намек, и тут же удалился, а я теперь был уверен, что все равно нахожусь под его постоянным прицелом.

Я уже давно заметил за собой, что те слова, которые из меня вылетают как бы случайно, опережая сознание, в дальнейшем определяют ключевые моменты на моем жизненном пути. Вот и сейчас, выдумав про встречу, я внутренне стал готовиться и предполагать, кому бы я смог обрадоваться, но не находил подходящей персоны. Потягивая охлажденный коктейль из свежевыжатых фруктов с мороженным, ложечкой кубинского рома и веточкой базилика (по моему фирменному рецепту), я простер свой взор на вид, открывающийся с террасы, - великолепный ночной залив, освещенный лишь фонариками набережной и яркими звездами огней с красавиц-яхт, соперничающих со звездами небесной пучины, слившейся во мгле с морской.

Заглядевшаяся на себя в водную гладь и зачарованная своим же отражением, с неба скатилась в море звезда, соединив небесную сущность с земным своим проявлением. Она погасла для нас навсегда, исчезнув в другом измерении бытия, но за время ее короткого яркого падения есть шанс для человека, наблюдавшего за ней, загадать желание и возвыситься в своем существовании. Это как раз тот случай, когда наблюдателя чье-то падение и смерть не просто радуют, а обещают исполнения самого сокровенного желания, которое вместе с предсмертным космическим импульсом блеска звезды высвечивается, вероятно, ярче пред Создателем. Я не упустил этот шанс и пожелал себе когда-нибудь соединиться со своим отражением, проявленном в ином естестве.


- Ты все еще неисправимо романтичен, - услышал я за спиной знакомый ехидный голосок. Не веря ушам, я обернулся и увидел перед собой очень хорошенькую нарядную девушку, мелкие черные кудряшки ее волос из-под лилово-серебряной шляпки спускались по обнаженной спине до линии, меняющей свой плавный изгиб и обрисовывающей притягательную взору округлость. Изумительной работы коктейльное платье из люрекса и бисера было также в переливах лилового и серебристого, на тонких лямках, облегающее и подчеркивающее пленительные линии маленькой красивой формы груди, гибкой талии и узких бедер. Девушка протянула мне для приветствия руку и представилась:
- Сюзанн…

Я прикоснулся губами к холодным ароматным пальчикам и внутренне улыбнулся. К  встрече с «Цыганкой» я не был готов. Покинув Обитель, я долго адаптировался к миру, а происшедшее со мной там, казалось плодом моего воображения, детскими снами, но никак не частью теперешней моей действительности. Мы не знали настоящих имен Наставников и учеников и не обменялись при расставании контактными координатами друг друга. Кроме номера электронной почты Обители, у меня ничего не осталось. Я никому не рассказывал о приобретенном опыте в Тантре. И очень скоро Обитель мне стала представляться одним большим глюком. Но появление Цыганки вернуло моему сознанию память о достоверности прошлого, куда я боялся оглядываться, чтобы не свихнуться.

      - Сюзанн, - повторил я, - какое красивое имя. Мы где-то уже встречались? - не удержался и я от ехидства.
Она залилась приятным грудным бархатистым смехом и обняла меня, прижавшись щекой к моей шее,  и уже без ехидства милым, почти родным голоском выдохнула:
- Я так соскучилась по настоящему и живому…

Меня ее слова проняли и окончательно убедили, что жизнь делает новый виток, и что я рад встрече с Цыганкой.  Ко мне снова приблизился знакомый папарацци, по моему виду уловив, что встреча для меня знаменательная. Он наверняка уже запечатлел нас, а теперь ему требовалось выяснить подробности об особе с гламурно-глянцевой внешностью и взглядом дикой кошки после удачной охоты: вальяжной, сытой, но опасной.
- Догадываюсь, что на небосклоне этого фестиваля зажжется новая звездочка?  - в упор, разглядывая Цыганку, задал он мне вопрос.
       
По этикету я обязан был ее представить:
- Познакомься, это Сюзанн. - И зачем-то добавил, - моя родственница  из России. Она очень плохо знает иностранные языки, и, боюсь, тебе не удастся взять у нее интервью.
   Сюзанн благодарно на меня взглянула и протянула ему руку, сказав на “русском”:
- Здолово, товаищ!

Где она подцепила это приветствие - загадка, но оно на папарацци произвело впечатление.
- Вау! Из России? Не знал, что там популярно имя  Сюзанн…, - и он уткнулся липким ртом в ее кисть.
Сюзанн, брезгливо тряхнув ручкой, отвернулась от него, сделав вид, что не поняла, о чем он, и на какой-то тарабарщине из русских, польских и украинских слов сказала мне, что мы опаздываем. Я, правда, не понял куда, но тут же стал прощаться с папарацци, который глядел на нее безумными глазами и, напрочь забывшись, отпустил горячую кнопку камеры безвольно повисшей рукой.

Народу в зале прибавилось, заиграл джаз, носились юркие официанты, и я подумал, что нам легче будет пробраться к выходу вдоль стойки. Но Сюзанн, взяв меня под руку и гордо вскинув голову львицы, пошла в самую толпу из напыщенных манекенов, которые при нашем приближении стали расступаться, восхищенно и подобострастно впялившись в Цыганку маслеными глазами, причем  все: и мужчины и женщины.

Выйдя из отеля, мы сели в шикарный белый лимузин и помчались по набережной в сторону Ниццы и на одном из холмов, заросшем южными соснами и магнолиями,  въехали за высокие ворота, скрывающие вершину холма от посторонних взоров.
 
 Дом был ультрасовременный: из пластов стекла, закрепленных между тесаными каменными глыбами, грубыми деревянными массивными балками, и с мозаичным полом из цветной керамики. Стены, украшенные майоликой и каменным кружевом, напоминали фантазии в мавританском стиле и ар нуво, мебель была из редкого золотого тиса с мягкими цветастыми подушками. А во дворике - прелестный бассейн, состоящий из гротов, пещер, водопадов, мостиков - переходов между водоемами, где: белые лилии и красные лотосы боролись за жизненное пространство, и все это - с цветными подсветками и фонтанами.

Она молча водила меня по своей территории, ни на что не указывая и не объясняя. В ней не было гордости и желания поразить. Равнодушная констатация достатка и успеха. Затем она привела меня в погребок, где на специальных стеллажах покоились сотни замурованных в стекло виноградных душ - искристо-веселых, удалых или со светлой грустью о несбывшихся надеждах. И мне захотелось наполнить себя вином с отрезвляющей печалью, которая сможет расслабить мою  закостеневшую душу и вывести унылую горечь наружу. Клин клином, так кажется, это называется.

Сюзанн,  казалось, угадав мои намерения, произнесла:
- Да, сегодня не хочется веселья и удали. А задушевность встречи нам подарит лоза с могилы любви, - и, взяв бутылку, запечатанную сургучом и покрытую изрядной патиной, с почти черной жидкостью за толстым зеленым стеклом, она повлекла меня наверх по каменным ступеням в гостиную с камином, похожим в миниатюре на тот, что был в Обители.

Она попросила меня разжечь его, а сама принесла на решетку гриля омаров и накрыла стол серебряными приборами и позолоченными кубками. Чувствовалось, что Обитель оказала на ее вкус доминирующее воздействие. Пока омары запекались, она предложила мне окунуться в бассейне. И не дожидаясь моего согласия, пошла к воде, на ходу теряя серебряные туфельки, платье, и… уже  восхитительно обнаженная, она повернулась ко мне, удивившись моей нерешительности, и быстрым красивым движением ушла под воду.

Я последовал за ней, проплывая по каналам сквозь гроты и пещерки, запутываясь среди  кувшинок. Мы забирались под водопад на скользкий шлифованный камень и скатывались с него, словно дети с ледяной горы. Наконец, тонкое обоняние Сюзанн уловило дух утомленных жаром омаров, и мы, посвежевшие и расслабленные, вышли из воды. Вместо моей одежды она протянула мне кимоно из шелка цвета индиго и сама облачилась в такое же.

Мои ощущения за столом напротив камина с потрескивающими дровами, с серебряным кубком в руке, рядом с Цыганкой в шелке индиго напоминали разбуженного внезапно человека, который, уже осознавая, где находится, цепляется памятью за ускользающий чудесный сон, поскольку, вдруг понял, что там он мог быть счастлив, если б вспомнил, почему нить оборвалась…

С каждым глотком терпко-сладкого с привкусом горькой полыни вина моя память восстанавливала, казалось, навсегда стертые файлы моих переживаний, волнений и желаний из прошлого. Я просыпался в своем сне преданной мечты. И заплакал. Это растворившиеся кристаллы соли с острой болью выдавливали мои веки. Светлая грусть заполнила и осветила темницу души моей, вытеснив протухшую горечь. Мне стало легко: пропала неопределенная ненависть  к жизни. И я благодарно взглянул на Сюзанн.
 
«Возможно, я ее смогу полюбить», - мелькнула у меня радостная мысль.
- Сюзанн, ведь я тогда уехал, не попрощавшись с вами. Расскажи про ваш последний день. А как  Швед? - Вдруг вспомнил я, - ты встречалась с ним еще?

Сюзанн сидела лотосом на большой мягкой подушке у низкого стола, отблески огня искрами плясали в ее роскошных локонах и тонули в черной бездне ее глаз, подернутых дымкой. Мой вопрос вывел ее из задумчивости, она повернула ко мне голову, словно вспоминая, кто перед ней сидит, и медленно отвечала:
- Швед… Нет, я больше не встречала его за эти пять лет, как уехала из Обители, но как видишь, я не покинула ее, - она обвела глазами свой дом. - А разве ты не знаешь, что Швед остался там навсегда?

Я удивленно покачал головой в знак отрицания.
- Последняя наша ночь в Обители, которую ты уже проводил где-то далеко, для нас со Шведом стала знаменательной. Это была ночь полнолуния. Впервые в Обители были открыты все двери и ворота. Я предложила Шведу пойти во второй дворик с садом, предназначенный для служителей Обители. Но он отказался, сказав, что желает искупаться в Круглом озере в долине, и ушел туда с наступлением темноты. (Я вспомнил наши наблюдения из его окна и понял, зачем он пошел к озеру).  А я бродила одна по всему зданию, заглядывая в каждый закуток, была в том месте с колодцем, где ты сжег оболочку с сущностью Нага, заходила в соляные пещеры - все видела. Но больше всего меня потрясла встреча с Нагиней Лоо.
 
  Я  нашла ее в саду, лежащей среди отцветающих трав. Она была безобразно уродлива. Ее кожа - лица и всего туловища - лопалась и свисала мерзкими закручивающимися лоскутами, а волосы целыми прядями отваливались, оголяя череп. Я ее сразу даже не узнала, но запах был ее. Я бросилась к ней, желая помочь, думая, что она обварилась кипятком или заживо горела, но в последний момент спаслась. Впрочем, как оказалось, так и было. Лоо остановила меня и сказала, что это последствие ее прямого посвящения тебе. Приняв на себя весь твой кармический негатив прошлых и настоящей жизни, она освободила тебя и себя для вечной. Если Учитель  сможет найти достойного преемника для передачи силы, он вправе перейти на  более высокую ступень иерархии «Пути». Еще она сказала, что твой Путь может быть длинным, великим и могущественным, а может - коротким и ярким, как падающая звезда. Но оба пути приведут к одному финалу. И ты вправе выбирать.

Пока Нагиня Лоо мне это говорила, на моих глазах с ней происходила чудесная метаморфоза. Лоскуты кожи отваливались, как усохшие лепестки, обнажая прозрачный фарфор бело-розового нежнейшего оттенка. В считанные минуты Лоо преобразилась и предо мной предстала светящаяся, словно лунным сиянием, прекрасная сказочная нимфа. Она была соткана из сияющих капелек росы и внутреннего света. Ее волосы струились голубыми лучами, а в глазах я увидела отражение Вселенной. Сумерки в саду сгущались, и Лоо становилась все прозрачнее. Последними ее словами было заклинание  не предавать учение «Пути Света»:  «Свет во всем и всегда. Он - часть вашей души. Если, заблудившись во мгле,  вы найдете водный источник, знайте - это ваше спасение, в нем присутствует информация света. Вода самый лучший его проводник и накопитель. Лоо всегда будет с вами».

После этих слов она исчезла, и только трава сверкала обильной росой. Мне захотелось искупаться в этой росе и я, изрядно промокнув, еще долго лежала под небом провисшим надо мной безумным золотисто-червонным слитком луны, не чувствуя  холода, да и вообще, ничего не чувствуя, кроме полного блаженства и покоя.

А утром, встретив Шведа, я едва узнала его,- продолжала свой рассказ Сюзанн.- Он полностью утратил свой рыжий окрас. Теперь он - Седой Швед. Седой, холодный, но не старый и слабый. Он изменил даже свой запах, а это не просто, уж я-то знаю, и стал безразличен ко мне, но при этом, его взгляд стал решительным, а комплексы из детства - страх и неуверенность - покинули его, дав место чему-то новому, мне непонятному. Он снисходительно, по-отечески со мной попрощался, сказав, что ему предложили занять в Обители место Восьмого, и он дал согласие. Еще он сказал, что я могу всегда вернуться.

После завтрака во дворе у главного входа в Обитель, выстроившись в две шеренги от дверей до конца ступеней крыльца, провожали меня одну все Наставники. Не было только Настоятеля Лу, Нагини Лоо, Восьмого (вместо него Швед) и солнца (шел мелкий холодный дождь). Меня увез в аэропорт администратор Обители на машине. -  Сюзанн замолчала и притронулась пересохшими губами к вину.

Я не знал, как мне относиться к рассказанному. Чувства  боролись во мне. За эти пять лет после ухода из Обители, мне казалось, я стал стальным клинком, не знающим преград и покоя. Я загружал все свое время, не оставляя ни минуты для воспоминаний, размышлений или фантазий. Я перестал верить снам и не замечал знаков. Я постоянно подпитывал пламя, в котором сгорали моя память и чувственность. И вот сейчас, выслушав Сюзанн, я понял, что сжечь душу - это преступление во имя мнимого благополучия, выстроенного больным рассудком, и предательство главного, ради чего мне дали эту жизнь. Но моя человеческая сущность сопротивлялась, не желая принимать то, что не присуще обыкновенному «нормальному» человеку. И поэтому я спросил:
- Сюзанн, а как ты считаешь, не может ли все, что мы там видели и ощущали, быть гипнозом или галлюцинациями, вызванными длительным пребыванием в высокогорье, в разреженном воздухе, недостатком в организме кислорода? Или, может, в воде и пище присутствовали галлюциногены? Можешь ли ты быть полностью уверенной, что нами там не манипулировали, что это было не шоу? Ведь ничего подобного со мной не происходило здесь, в обычной жизни?

Пока я говорил, она смотрела на меня с жалостью, как на тяжелобольного, не верящего в спасение и отрицающего шанс на выздоровление чрез чудесное воздействие, упорно называющего все лишь шарлатанством и издевательством над  убогим.

- Я всегда удивлялась, почему те, кому все легко дается, никогда этим не пользуются и, более того, отрицают дарованное и пренебрегают им, - задумчиво произнесла Сюзанн. - Ведь ты в Обители вел себя, как в санатории, особенно физически себя не утруждая, по сравнению со Шведом и Фаусто. И, не напрягаясь, ты получил все, чего даже и не хотел. А теперь от всего этого отстранился. Но нельзя сжечь скрипку, которая перешла тебе в дар по наследству, только потому, что ты не умеешь или боишься на ней играть. А ты именно боишься, я поняла, - она вновь ехидно усмехнулась. - Ты боишься стать смешным и ненужным со своей музыкой, и поэтому затаенную мелодию твоей души никто никогда не услышит. Она испепелит тебя изнутри. Ты обречен, потому что ты - трус и предатель!
   
 Это было уже слишком… Она сама поняла, что перебрала, и замолчала. Со мной так никто не разговаривал. Так грубо и больно. Но сейчас я был благодарен ей, потому что чувствовал, что она искренне желает мне помочь.
- Да, я не напрягался в Обители физически, но кто знает, что творилось в моей душе, какую трансформацию она испытала. Ты считаешь, мне все легко дается, но только благодаря несопоставимым потерям. Эти дары, к сожалению, не могут возместить то, чего я не в силах вернуть. Моя мелодия предназначена только одной, и я никогда не стану исполнять ее всем подряд или тиражировать на утеху толпе. 

Сюзанн слушала меня, округлив глаза и выпятив вперед нижнюю подрагивающую губку:
- Я и не подозревала, что ты настолько раним и щепетилен в своих связях. А что случилось с той «Одной», которой посвящена твоя мелодия? Ее что, больше нет в этом мире?               
- В этом мире Она есть и прекрасно здравствует в своей семье. Ее нет в моем мире. Я опоздал, значит потерял…
- Ничего это не значит! Я не устану поражаться мужчинам,  их наивности и глупости, - Сюзанн всплеснула руками и заливисто засмеялась. - Столько страданий и мучений попусту. С чего ты взял, что ты ее потерял? Как можно потерять то, что никогда не имел? С чего ты взял, что она счастливо здравствует? Может, она, как и ты, страдает и терпит свою опостылевшую жизнь? Может, она все эти годы ждет тебя одного, чтобы услышать твою мелодию? А что ты сделал для этого? Ты хоть спросил: нужен ли ты ей?

- Я не мог спросить. Мы не знакомы, я даже не знаю Ее имени. Я видел Ее один раз, и то  лишь мгновение. Она не может помнить обо мне. Я просто случайно оказался у Ее окна. И все. Мне было тогда семнадцать.
- Вау…, - Сюзанн, не найдя слов, сделала несколько больших глотков из кубка и снова произнесла нараспев:
- Вау… твоей романтичности нет предела. Я даже в кино не видела подобных чувств. Кто бы мог подумать, что за смазливой внешностью напыщенного сноба кроется нежность порхающей бабочки - уязвимой и трепетной. Я бы поаплодировала подобному редкому среди мужчин качеству, если бы не одно но… А чего ты больше боишься: отказа или Ее согласия с последующим разочарованием? Признайся, что вся твоя проблема в тебе самом, в твоей нерешительности и  … - трусости. Вы трус, сэр! - Вынесла она свой приговор мне.

Я был потрясен ее проницательностью и логикой. Да, она права, я - трус! Но почему я сам  не мог прийти к этому диагнозу? Почему столько времени и сил затрачено в никуда? Но я не хочу верить сам, что беспомощен и слаб перед судьбой, и я решительным голосом выпалил:
- Сюзанн, пожалуйста, позволь мне сделать по твоему телефону один звонок в Россию. - Я не признавал никаких мобильных трубок, всем своим существом ощущая разрушительные воздействия их магнитных волн на биосистему и искажение в вибрационных полях мироосознания. Она, видно, придерживалась аналогичного мнения и притащила классический аппарат с проводом. Я, посмотрев на часы, сообразил, что звонок  маме  будет поздним, там сейчас  около полуночи. И я набрал, впервые трепеща, знакомый номер.

Мама взяла трубку не сразу, а когда взяла, по хмельному голосу ее я догадался, что она не одна. Она куда-то в сторону прокричала с милым задором: «Это мне из Парижа». А потом уже, понизив тон:  «Это ты, сынок? Что-то случилось?» Но я не стал уточнять: «А кого она еще из Парижа ждала услышать?» или: «Разве я могу ей звонить, только когда что-то случится?» Я лишь сказал, что соскучился и хотел узнать, что у нее нового. Покончив с дежурными штампами, я задал ей прямой вопрос:
       - А что с тем домом-особняком за голубыми елками? Он еще цел?
        Маман удивленно переспросила:
- Что-то ты проявляешь все большую заинтересованность к этому дому. Уж не желаешь ли ты его приобрести?
- От тебя, мамуля, ничего не скроешь. Ты, как всегда, угадала. Но мне так хотелось сделать тебе сюрприз. 

Мне приходилось лгать, ибо, сообщив ей правду, что я интересуюсь той Девушкой, я не мог предсказать ее реакцию. Скорее всего, она бы ушла от прямого ответа и заявила, что не имеет привычки лезть в чужую семейную жизнь. А тут она  радостно затараторила:
- Да дался тебе этот дом, сынок! Что ему сделается, стоит, как стоял. Сейчас, правда, только бабка одна в нем осталась с какой-то помощницей по хозяйству. А внучка ее со всей своей семьей уехали жить то ли в Москву, то ли за границу, куда… не знаю. Так что на этот особнячок, сынок, не рассчитывай. Но у нас в городе сейчас такое строительство… что можно, где угодно и что угодно возводить. Приезжай, увидишь.

Поблагодарив за приглашение и пообещав выкроить время и ей еще вскоре позвонить, я повесил трубку. И налив до краев кубок с черной кровью виноградной лозы, как сказала Сюзанн:  «С могилы любви…», осушил его до дна.
Сюзанн, не зная русского, все же сообразила, что разговор с мамой не сдвинул меня с точки кипения ни в какую из сторон, и не стала усугублять вопросами мое состояние.

А я упал на мягкие подушки дивана, пытаясь зарыться в них, как умирающий слон в колючем кустарнике выжженной саванны, чтоб никто не услышал его последний стон.
Но все же чувствовал, что Сюзанн легла рядом со мной и, нежно поглаживая и что-то пришептывая, раздела меня, себя, и, прижавшись ко мне горячим, упругим телом, стала жарко и страстно целовать, пока не накрыла всего меня собой, закрутив, заласкав и растворив в своей жгучей пучине. А я, не сопротивляясь, шел ко дну (если у бездны есть дно). И ощущал, что умирать тоже бывает приятно.

Рано утром я проснулся от пения птиц и сладкого запаха какао и булочек с кремом. Встав, я увидел, что Сюзанн в бассейне лежит на воде среди лотосов. Я смотрел со стороны на эту прекрасную женщину и не понимал:  «Почему я не могу любить ее? Я получаю удовольствие от созерцания ее внешности, наслаждение - от близости, благодарность - от общения и ее участия. Но почему я не люблю ее?»

Моя душа грустила по  какому-то только ей ведомому совершенству и гармонии. Но судьба насмехалась надо мной. Она навязывала мне красивенькое и удобненькое (во всех отношениях) счастьице, которое мне  следует в сложившихся обстоятельствах принять и смириться. Но взамен вновь уводила от самого дорогого - от  любви. Сюзанн все же удалось зацепить меня, я поддался доступной блестящей приманке и, не сопротивляясь, заглотнул крючок, ограничивающий мое пространство.

Мэг возникла в моей жизни снова и совершенно внезапно. Она позвонила  мне в офис, и, представившись, предложила встретиться. Я не мог ей отказать, и даже официальный тон ее не смутил меня. Я был рад  звонку и попросил ее назначить время. Она сообщила, что на следующей неделе прибудет в Париж и позвонит мне.
Отправляясь на несколько дней в Канн, я еще не предполагал, что эта поездка станет своеобразным тестом для меня на развилке моего Пути. И я, смалодушничав, закрутил новую спираль-петлю, которую пришлось уныло преодолевать, чтобы вновь вернуться в ту же точку через много лет.

В отношениях с Сюзанн между нами не возникло никаких обязательств, кроме регламентных. Ее условия взаимоотношений, которые она огласила в первое наше утро, меня вполне устраивали на тот период. Она предупредила меня, что я никогда не должен являться в ее дом, без  приглашения. Дав мне свой номер телефона, она попросила звонить только в крайних случаях и оставлять сообщение на автоответчике. Она пообещала сама найти меня, когда у нее возникнет подобная возможность. Но главное условие: никто не должен от меня узнать, кто она, где мы познакомились и ее координаты  для связи.

- Кто ты, Сюзанн? - Все же осмелился я задать ей прямой вопрос.
- Я - мертвая вода…  Помнишь, в сказках; пред тем, как оживить или помочь избавиться от смертельного недуга, гниющие раны или смердящую плоть очищают мертвой водой и только затем окропляют живой. Только падаль не поддается очистке, тогда я от нее очищаю природу. Этот Путь мне указала Нагиня Лоо…, - Сюзанн замолчала. Потом предложила отвезти меня в отель.

 Я не возражал. В Париже меня ждет встреча с Мэг. Но почему эти женщины ворвались в мою жизнь именно сейчас и вместе? Я не придал значения явному знаку судьбы, которое указывало, что я с женщинами вышел на новый виток развития во взаимоотношениях. Вероятно, этот шанс относился ко всем женщинам, возникшим на моем жизненном пути.  Провидение давало мне тогда еще самостоятельный выбор, испытывая мое право на Любовь, а я вновь тупо помчался по кругу привычной арены, забыв об участи загнанных лошадей и не заметив, что представление закончилось, свет медленно погас, и открылся выход в новое пространство. Но я  тогда не воспользовался шансом перемен, потому что уже привык обходиться без света, свыкнувшись с преимуществами темноты и, вернувшись к необременительным и приятным связям,  отторгнул смутный путь борьбы за свою призрачную Любовь.

Мэг остановилась в одном из самых известных и роскошных отелей  Le Crillon, который находился в северной части площади Согласия. Из южных окон отеля, выходящих на площадь, виден древнеегипетский обелиск из Луксора с золотым наконечником в окружении фонтанов и въезд на Елисейские Поля со скульптурной группой лошадей Марли. Южная сторона площади Согласия примыкает к Сене, а восточная - к массиву сада Тюильри, откуда продолжает линию центральная аллея, начинающаяся с запада от Лувра.

У меня же площадь Согласия вызывает свои ассоциации. Это сейчас она - «Согласия», а когда-то носила имя Людовика XV, и в центре ее была установлена его статуя. Но в годы революции и террора статую снесли и на ее место установили гильотину, с помощью которой обезглавили более 1300 человек, в том числе Людовика XVI, Марию-Антуанетту, Дантона и Робеспьера. Теперь на месте гильотины египетская стела, которая, словно антенна, вибрирует на всю Вселенную от мощнейшего заряда психической энергии невинно-убиенных душ, судимых не Всевышним судом, а толпой одержимых.

Я не люблю суетный Париж на правом берегу Сены, который сейчас считается более престижным и дорогим. Но кроме перенасыщенных людьми Елисейских Полей, Лувра с садом Тюильри,  Гранд-опера, Центра Жоржа Помпиду с самой большой в Европе коллекцией современного искусства и музеем Пикассо, есть для меня все же приятный «тихий» квартал с аристократическими особняками XVII века - Маре, где находится одна из  любимых  мной площадей Парижа - площадь Вож. Я часто там бываю в особняке Сюлли на фотовыставках. Еще реже я заглядываю на самое оживленное круглый год и круглые сутки место;  это - площадь Бастилии, где установлена Июльская колонна с золотой фигурой Гения Свободы на вершине и ультрасовременное здание Оперы Бастилии. Здесь же находятся музыкальные магазины, модные рестораны и новые гей-клубы, а для любителей выпить - масса баров разнообразной направленности. Париж с правой стороны Сены - с шикарнейшими магазинами, знаменитыми театрами, музеями и насыщенной ночной жизнью - Мекка для туристов. Но главные символы паломничества - Нотр Дам (Собор Парижской Богоматери) находится на острове Сите, а Эйфелева башня гордо возвышается на левом берегу Сены, в элитном седьмом округе Парижа. ….Это чудовище снисходительно поглядывает на припавшие внизу к ее уродливому величию окружающие ее министерства, посольства, правительственные резиденции, Дом Юнеско и здание, на другом конце Марсова поля - Военной школы, выпускником которой был Наполеон Бонапарт. Как бы удивились офицеры его времени, если б увидели на своем плацу - Марсовом Поле столько нагроможденного железа, которое оттянуло на себя интерес и от  позолоченного купола Дома Инвалидов, расположенного восточнее от Военной школы и от прекрасного вида с примыкающей набережной Орсе на Сену с ее мостами и дворцами. Но шедевры великих зодчих, создаваемые веками, померкли пред техническим сооружением Эйфеля к выставке 1889 года, перечеркнувшим ржавой поддельной сущностью Париж.

Первые три года в Париже я жил в Западной его части на правом берегу в семнадцатом округе. Отец сумел приобрести недвижимость в Пасси и был очень доволен, потому что район слыл модным, аристократическим и одновременно богемным местом. Там сохранились особняки с фасадами увитыми плющом и с внутренними садиками за кованой оградой, а кроме того - множество  цветников и публичных парков. Этот округ изначально привлекал именитых и не очень  именитых эмигрантов из России, поэтому здесь можно встретить и ресторан с русским борщом, и посетить Собор Александра Невского или деревянную церковь Серафима Саровского, и Русское православное кладбище. После Всемирной выставки 1867 года здесь сохранены три избы, когда-то стоявшие на опушке Булонского леса.  Газета «Русская мысль», Консерватория  Сергея Рахманинова и потомки русских князей и графов также - неотъемлемая часть округа.

Отец был в восторге, что из окон квартиры-пентхауса открывался вид на Сену и на противоположный  берег с Эйфелевой башней, а я - по этой же причине не мог смотреть в окна, и, чуть заработав  на своем журнале,  я тут же сменил вид.

Чтобы не замечать монстра,  надо жить рядом с ним. Следуя этому правилу, я не только поселился, но и приобрел офис в шестом округе на Левом берегу, между Латинским кварталом и Эйфелевой башней, в квартале Сен-Жермен, соседствующем с легендарным  Монпарнасом, где в начале ХХ века обитали писатели, артисты, художники. Раньше Квартал был насыщен издательствами и кафе, за столиками которых создавались величайшие произведения, а буйная молодежь, называвшая себя философами-экзистенциалистами, назначала здесь встречи.

Да, когда-то Сен-Жермен был философской столицей Вселенной и крупнейшим интеллектуальным центром Европы, но эпоха индустрии моды и удовольствий сменила приоритеты, и теперь былые великие течения канули в Лету, размылись и уже не имеют «определенной прописки»  в Париже. Но для меня шестой и пятый округа - самые симпатичные места,  где еще витает живой дух творчества и свободная от модных понятий мысль. Может, потому, что в соседнем моему - Латинском квартале студенты Сорбонны генерируют подобную энергетику, а уцелевшие - трехэтажный лабиринт, забитый книгами со всего мира - «Шекспир и Ко» и русский книжный магазинчик около Политехнического института - еще хранят в своем нутре вибрации творчества и возрождения духа. Ведь не случайно в Латинском квартале, кроме Сорбонны, сосредоточены наиболее престижные лицеи, колледжи и учебные заведения для одаренных детей, выпускники которых имеют мировую известность.

Притом, что я не люблю современный Париж, в свободное время мне все же нравилось прогуливаться пешком, изучая окрестности вокруг своего жилища, напичканные шедеврами и памятниками старины. Чтобы иметь представление о средневековом городе, достаточно мне было пройти с Набережной Сены по самой узкой улочке Ша-ки-Пеш и зайти на концерт органной музыки в церковь Сен-Северен - ярчайший образец  ранней готики, а затем пройти еще несколько метров и вернуться к Сене, попав в сквер Вивиани, откуда открывается лучший вид на Нотр-Дам и прикоснуться ладонью к камням старейшей церкви XI века Сен-Жюльен-ле-Повр. Возможно, этих камней касалась рука Данте, который в изгнании был прихожанином этой церкви.

Для меня важнейшим элементом полноценной жизни, кроме эстетического и духовного, всегда является окружающая мое жилище природа. Поэтому близкое соседство  красивейшего из парижских парков - Люксембургского сада - бесконечно радовало меня, и во время прогулок я  восхищался романтичными зелеными партерами и статуями королей Франции (включая красавицу Марию Стюарт) и фонтаном Медичи с золотыми рыбками у Люксембургского дворца. Сидя на скамейке у пруда, я наблюдал за студентами Сорбонны, отдыхающими после занятий и жующими на газонах свои бутерброды, вспоминая, что когда-то очень давно, был также беззаботен и безотчетно доволен собой и жизнью. Что же сейчас мешает мне наслаждаться  жизнью? Наверное, представление  о “наслаждении”, перешло у меня в иную качественную категорию, а  сам я остался на том же пространстве, где и был.

С Мэг мы условились встретиться в модном, по тем временам среди азиатских клубов баре - ресторане  «Buddha», который находился рядом с ее отелем. Этот бар был популярен среди актеров, моделей и дизайнеров. Главным украшением просторного зала была статуя Будды в центре, а в меню - международная смесь из экзотических овощей, суши и разнообразных холодных закусок из морепродуктов. Впрочем, сюда приходили не поесть, а себя показать, как и в по соседству расположенный - уже более ста лет модный ресторан – Maxim”s, оформленный в стиле ар нуво. В этом ресторане любил обедать мой отец, и, бывая в Париже,  договаривался  о встрече со мной именно там.

Мы назначили свидание на три часа, но уже около двух я зашел в том же районе - на улице Руаяль в самый известный и изысканный цветочный магазин, существующий с середины XIX века - Lachaume. Там я выбрал чудесный букет из диких степных тюльпанов с серебристой каймой из ковыли и, написав в открытке, что я уже жду ее в баре, отправил с посыльным букет в отель. В это время в баре, к счастью, оказался свободный столик, и я, заказав свой фирменный коктейль и, просматривая очередной материал для своего журнала, с нетерпением ожидал Мэг.

Она, как истинная леди, появилась ровно в три. Перемены, произошедшие в ней, скорее не удивили, а  огорчили меня. Строгая гладкая прическа, строгий английский костюм - брюки и жакет в узкую светлую полоску по темному графиту, бледно-фисташковая с высоким тугим воротничком блузка, в тон ей лакированные роскошные туфли-лодочки и сумка с маркой Шанель. А изумительные, старинной работы серьги и перстень с аквамаринами в жемчуге, явно были из шкатулки с фамильными драгоценностями. Уверен, что она надела их, чтобы оживить и подсветить потускневший взгляд когда-то зеленовато-фосфорических русалочьих глаз, которые теперь не могли скрыть обреченности и тоски даже за дымчатыми стеклами тонкой оправы очков. Нездоровая бледность лица, медленные заторможенные движения и туго сжатые в извилистую полосу с опущенными уголками и без того узкие губы, - все говорило о нервном истощении и постоянном напряжении. И только высоко поднятый подбородок  (я вспомнил сразу ее мать) выдавал породу - еще сохранившуюся фамильную гордость за принадлежность к королевскому роду.      

Мы успели обменяться сухими приветствиями, затем она сделала заказ - «бокал воды» подошедшему официанту, и только после этого я  сказал ей:
- Мэг, я так рад, что ты, наконец, изменила свое решение и захотела меня увидеть. Поверь, за эти семь лет, что мы не виделись, мое отношение совершенно не изменилось к тебе, но мне было странно твое отчуждение.

Сквозь затемненные стекла очков сверкнули молнии гнева, сменившиеся безмолвным удивлением. Она сняла очки и  вопросительно уставилась в мои глаза. Но я молчал. Тогда она все же произнесла срывающимся голосом:
- Не понимаю, о чем ты? О каком моем отчуждении идет речь?
Пришла моя очередь удивляться:
- Как же, разве Фаусто тебе не передал, что я звонил в первый же день после выхода из Обители? Я звонил из Неаполя с намерением вернуться в Лондон, но, узнав, что вы после создания семьи больше не желаете поддерживать со мной никаких отношений, отправился в Париж, выполнив настоятельную просьбу Фаусто больше не беспокоить вас. Он мне сообщил, что у вас ребенок и ты не совсем здорова.
- Да, я очень тяжело переносила беременность и после родов долго приходила в норму. Но я никогда не просила Фаусто отказывать тебе от дома. Он не сказал мне, что ты звонил, и более того, он сказал, что ты просил его заменить тебя, потому что тебе наши отношения стали в тягость, но ты сам не мог мне это объяснить. Это правда?

Я не знал, что отвечать, ведь я на самом деле посылал Фаусто к Мэг. Но так все перекрутить…
- Мэг, когда я узнал о чувствах Фаусто к тебе, то, правда, посоветовал ему объясниться с тобой, чтобы прояснить создавшуюся ситуацию,  и каждый смог бы сделать свой выбор. Но я и не предполагал, что у вас все так быстро разрешится, и вы даже не поставите меня в известность о столь грандиозных событиях, как венчание и рождение - кого, кстати?
- Сына, - тихо промолвила Мэг.               
- Я до сих пор удивлен, что тебя сподвигло принять так стремительно его предложение? Неужели и у тебя была тайная страсть к нему? А я, глупенький, ничего не замечал…  - Не выдержал я и задал бестактный вопрос.

Глаза Мэг начали теплеть, а во взгляде проявилась энергия жизни.
- Ты ревнуешь или обижен, что не был среди званых гостей на свадебном торжестве? - В ее голосе зазвучали нотки той Мэг, которую я знал семь лет назад.
Я обрадовался ее истинному возвращению ко мне и поцеловал ее нежные пальчики с запахом ночных фиалок.
- Прости меня, Мэг, я должен был догадаться, что Фаусто  говорил не от твоего имени, но я тогда был в таком состоянии, когда сообразительность не на первом месте достоинств. Но семья для меня всегда была священным храмом любящих душ и не местом для посторонних. Если два человека сделали свой выбор и закрепили его на небесах, то этот союз уже нерушим земными институтами суда и даже церкви. Ведь есть обряды крещения, отпевания, причастия, покаяния, венчания - и все… Остальное придумано ради привлечения прихожан с их пожертвованиями.

Мэг нахмурилась:
- Ты забываешь, что у людей есть обстоятельства и обязательства, о которых упоминается в тех же заповедях: пред родителями и детьми, и я, учитывая их, обвенчалась с Фаусто. Ради брака со мной он перешел из католической в протестантскую веру, несмотря на протест его семьи, но ничто не смогло укрепить и сохранить наш союз. Я очень скоро раскаялась в содеянном, ибо поняла, что единственное обстоятельство для подобного шага в супружество -  любовь. Именно обоюдная любовь, без уступок и поправок. Осознав это, я подала на развод, который длился четыре года. Теперь я свободна, но какой ценой… Я устала жить. Потеряла веру в себя и даже в близких людей, и к тому же - обременена муками совести. Фаусто, как раненое животное, все эти годы бился за сохранение брака, яростно и безысходно. А на следующий день после окончательного решения суда о нашем разводе его увезли в клинику для душевнобольных. Он потерял рассудок, никого не узнает, а только молча сидит в кресле, уставившись в пространство неподвижным отстраненным взглядом. Мне очень тяжело и больно его видеть. - Мэг, опустив голову, замолчала.

- Мэг, ты не должна винить себя  в чем-либо. У Фаусто подобное отключение рассудка случалось и в Обители. Мы думали, что это нагрузки Учения имеют на него такое воздействие, но, видно, у него психическая предрасположенность к сдвигам проекций реальности. Успокойся и больше не вини себя,  думаю,  он предполагал, что у него возникнут с тобой сложности. Расставаясь со мной, он уверял, что сделает все, чтобы помочь тебе быть счастливой, но, оказалось, его эгоизм возобладал над его любовью. Он сделал тебя несчастной и страдающей, желая осчастливить только себя. Он обманул всех, и должен принять наказание один. Мэг, это был урок для тебя, суровый и жестокий. Но ставка была высока. Наверное, ты сделала неверный выбор. Да, очень трудно остановить разогнавшийся состав, никому не навредив, если, конечно, сам не соскочишь на ходу, но это прыжок сквозь глазницу смерти. Можно и не вернуться. У тебя хватило сил и воли остановить поезд и выйти из него. Да, Фаусто остался там со своими тараканами. Теперь отпусти его и выбери новое направление. Ты же знаешь, что вам не по пути, поэтому ничем не сможешь ему помочь. Обстоятельства, которые затолкнули вас в общий вагон, примчали бы вас только к пропасти ненависти. Расставшись с ним, ты сделала правильно. Не жалей о прошлом, попытайся начать все сначала.

Она, с интересом меня разглядывая, изрекла:
- У меня ощущение, что ты успокаиваешь себя и в чем-то убеждаешь. Но все равно  спасибо за рассказ о том, что у Фаусто помутнение рассудка было и до меня. Ты снял с меня вину, но не обязательства. Ты же сам утверждал, что развода на небесах не бывает. Да, я свободна от его присутствия в своей жизни, но он остался моим супругом в небесной канцелярии. Я должна расплачиваться за свою поспешность и необдуманность в столь серьезном выборе. Невозможно войти в одну реку дважды. Я не хочу иметь его в качестве супруга, но и не могу в этой жизни иметь уже другого в перспективе вечности. Но я согласна на мгновения, которые ни к чему не обязывают…  Она посмотрела на меня долгим русалочьим взглядом, который отразился во мне вернувшимся чувством  нежности  к этой восхитительной женщине.

Несколько часов в роскошном номере Мэг, где царит атмосфера будуара из бальзаковского романа - с шикарными коврами и тканями обивки и портьер, и антикварными вазами со свежесрезанными роскошными букетами; мы пили шампанское, ели фрукты, лангустов, мороженное и занимались любовью, ничуть не изменив темпа, взятого около десяти лет назад - спокойного и размеренного, между разговорами, едой и душем. Для нас “близость” была одной из форм общения, но не чувственности и страсти. И тогда я для себя понял: существует близость сердец, тел, разума, но близости душ я так еще и не испытал. Наверное,  все это должно  быть едино, а может, наоборот - эта «троица» совершенно не существенна для истинной любви?

В одну из пауз, когда Мэг была в душе, я подошел с бокалом к окну.  Моему  взору предстала площадь Согласия - вечный позор которой не могут скрыть даже вечерние сумерки. Вокруг древнеегипетского обелиска, вырванного прожекторами из тьмы, и около расцвеченных фонтанов кружила веселая нарядная публика, запечатлевшая себя на  фото и видео вместе с тенями почти полутора тысяч униженных и обезглавленных. Сменив гильотину на стелу,  в сознании толпы легко можно поменять чувства скорби и позора на чувства гордости и славы. Место страха, мучительных страданий, горя и смерти детей, женщин и мирных обывателей, вина которых обозначена была лишь принадлежностью к иному сословию, стало местом согласия… С чем? С тем, что здесь произошло непоправимое злодеяние, которое с успехом забылось? Почему бы это место не назвать - площадь Покаяния? Не только для французов, а для всех, кто был повинен в подобном, но, не осознав греха, все еще покушается на чужую жизнь, которой волен распоряжаться только Всевышний. Человечество еще не изобрело для себя бессмертия или воскрешения из мертвых, так вправе ли оно лишать дара жить кого-либо?

Мэг, тихо подойдя ко мне, обняла, прижалась и сказала:
- Я тоже люблю смотреть на эту площадь. Из моего окна особенно красивый вид. Пошли, погуляем?
Может, поэтому я никогда не смогу полюбить Мэг, как бы мне этого ни хотелось. Мы  видели разное из одного окна.

После этой встречи мы стали встречаться чаще, особенно после защиты моей диссертации в Лондоне, где мне предложили место преподавателя в престижном университете, и я сразу его принял.
Мэг  вернула себе прежний облик - своенравной, заносчивой, свободолюбивой холодной леди с порочными русалочьими глазами. И не знающие обходных троп, попадались в болотце, затянутое зеленоватой ряской ее взгляда, в котором не было пощады ни для кого. Иногда мне казалось, что она со мной только потому, что не может сломить, чтобы сломать. Но я снова с ней стал ее отражением. А чтобы сломать меня, ей придется начать с себя, а я отражу и это. Догадывается ли она?

Раз в месяц Мэг ездила в клинику навестить Фаусто. Однажды она мне позвонила и взволнованно предложила встретиться. Я пригласил ее к себе в квартирку, которую снимал в двухэтажном особняке с отдельным входом и местом для парковки автомобиля. Особенно меня устраивало, что здание находилось у старого парка с аккуратными аллеями и подстриженными газонами.

Мэг появилась у входа уже через час. Я услышал, как захлопнулась дверца ее авто, и выглянул в окно. Она сегодня в выборе цветовой гаммы одежды была для себя необычно экстравагантна: от розово-фиалкового до фиолетового, включая высокие с отворотами сапожки, узкую короткую юбку, мягкий облегающий джемпер и длинный мохеровый шарф с кистями. Ее пепельные волосы беспорядочно разметались по плечам, а глаза возбужденно блуждали, будто выискивали что-то.

Но, войдя ко мне, она попросила бренди и, возможно, пытаясь успокоиться, начала разговор со странных вопросов, которые вовсе не требуют подобного волнения и поспешности в их разрешении.
- Ты ничего мне не рассказывал о том, что ты постиг в Обители и не демонстрировал ничего подобного, что мне показывал Фаусто после изучения Тантры. Я не верю, что ты оказался плохим учеником и что два года Учения прошли для тебя впустую. В своей диссертации ты лихо объединил все религии и мифы народов мира в единую систему антропокосмоса, суть которой в уравнении с двумя неизвестными, определив хотя бы одно из них, можно легко выявить второе. И путь открыт?… Для всех желающих или все же будут избранные? И какое из неизвестных ближе к раскрытию в твоей формуле сжатия до абсолюта пустоты - человек или «Всевышний», как проявленная в очередном Мессии эманация духовной силы Света? Разве это не эгоизм и предательство - найти «Путь Света» и уйти одному, бросив остальных недотеп погрязать в собственном дерьме, где они смешно и тупо барахтаются и забавно залезают друг другу на головы, чтобы дотянуться до солнышка. И когда им кажется, что они уже на высоте и такие чистенькие, светленькие - вне грязи и смрада нищеты и невежества - будут всегда купаться в лучах блаженства, вдруг - бултых; и возвращаются с головой на самое дно к прожорливым червям, и нет им спасения, и никто не укажет «Путь». Почему ты не расскажешь мне о твоем постижении «Пути Света»? Почему ты не хочешь помочь другим поверить в Учение?

Мэг удивила меня своим настроением, одеждой и активным потреблением бренди, что стало для меня новостью, поэтому ответ мой был мягок и уклончив:
- В одном из китайских направлений буддизма - чань, широко известна кан (притча), в которой говорится, что один путник повстречал на своей дороге дерево, в кроне которого, высоко над землей, уцепившись за ветвь зубами, висел человек - последователь чань. Путник спросил у него: «В чем смысл твоего учения, объясни мне?» Что же делать человеку в подобной ситуации? Если он разомкнет зубы и отпустит ветвь, то упадет на землю и окажется в одинаковом положении с путником, которому сможет рассказать о своем восхождении и падении, но не о достижении цели Учения. А если он промолчит, ничего не став объяснять, то путник посчитает его некомпетентным или эгоистичным. Так как же быть человеку?

Мэг молча разглядывала меня,  прихлебывая уже третью порцию бренди. Тогда я дал свой ответ на этот извечный вопрос:
-Человек может только дать знак, в данном случае - жестом руки пригласить путника на соседнюю ветвь, чтобы тот ощутил и осмыслил свои возможности в постижении Учения.
        И я, протянув руку к Мэг,  вытянул  вверх пальцы и неопределенно помахал ими в воздухе.

Мэг подошла ко мне, и, взяв мою протянутую руку в свою, положила на внутреннюю сторону бедра, туго обтянутого сиреневым шелком с лайкрой,  и стала продвигать выше. Я сидел в кресле, а она стояла сбоку, совсем близко, ничего не говоря, а только лаская себя моей рукой. Мои пальцы ощутили кружевную резинку (так, это - чулки), затем прохладную упругую кожу бедра, но ее рука, слившись с моей, настойчиво скользила все выше. На ней не была  белья, и я уже чувствовал гладкую депелированную плоть, которая, набухая под нашими переплетенными пальцами, источала капли терпкого сока, пока ее рука не погрузила мою в вибрирующую мякоть.
Через какое-то время, “поотражав” Мэг и напоив крепким чаем, я задал ей вопрос, с которого надо было бы начать нашу встречу.  Я понял, что она сама не готова начать разговор.

- Мэг, из твоего звонка мне было ясно, что тебя что-то очень взволновало. Может, это связано с твоей поездкой к Фаусто? Она растерянно взглянула на меня и поежилась:
- Да, вчера я навещала его. Он, как всегда, истуканом сидел в кресле, ни на что не реагируя. Я рассказывала ему все новости, скопившиеся за месяц, а потом вспомнила о твоей «защите» и немного коснулась темы твоей диссертации и  твоего  триумфа. Я ему не говорила, что мы возобновили отношения, но мне показалось, что Фаусто вдруг весь напрягся и, глядя в пустоту, сквозь стиснутые губы страшным мерзким утробным голосом произнес: «Я его убью!»  Этот голос не был голосом Фаусто. Он был слишком груб, мрачен и злобен. Я никогда еще не слышала подобного внушающего ужас низкого голоса. После  этой фразы он вновь обмяк и закрыл глаза. Я рассказала все его доктору, но тот меня успокоил, сказав, что это обычное явление при  подобном заболевании. А сегодня утром он мне позвонил и сообщил, что Фаусто сбежал. Я должна была тебе  сказать это сразу, но я была так напряжена и испугана…  Прости.

Я обнял Мэг, почувствовав, что всю ее колотит.
- Успокойся, тебе ничего не грозит. А я первым рейсом улечу в Париж. Мне надо быть готовым к встрече с ним.
Из короткого рассказа Мэг я воссоздал полную картину произошедшего с ним, и мне стало ясно, что он одержим, и уже безвозвратно потерян прежний щедрый, забавный  Фаусто. Я должен встретиться с Цыганкой, то есть - Сюзанн, и, возможно,  со Шведом. Нам следует решить, как с ним быть дальше. Сейчас он опасен не только для меня. Никем не контролируемая сила, оккупируя безвольную плоть, порождает маньяков не только в пределах округа, города или страны, но, резонируя от мощного носителя силы, воздействует на целые нации объединенных народов по определенному признаку или идее.  Надо успеть вовремя остановить процесс распада  энергии зла, чтобы она, как эпидемия, не захлестнула всех волной страха и насилия.

Теперь прояснились причины столь резких перемен в поведении и пристрастиях Мэг. Она попала под влияние сильного низко-частотного резонансного поля, лишь услышав утробный голос и испугавшись. Воздействие одержимого сказалось на ней быстро, отсюда и тяга к алкоголю, и к вызывающей одежде, и к необычным для нее поступкам.

Перед вылетом я позвонил из Лондона Сюзанн домой и оставил сообщение, что завтра буду у себя в офисе в Париже, и нам необходимо встретиться. Я больше не виделся с ней после встречи в Каннах и надеялся, что она позвонит, но - увы…

Весь первый день я просидел допоздна в офисе, но звонка не было. Впрочем, у меня накопилось столько дел, что не хватило и этого долгого дня, чтобы все разгрести. В последующее утро, как только я вошел в кабинет, ожил телефон. Я знал, что это она. И сняв трубку,  сказал:  «Привет, Сью!».  Она сухо сообщила:
- В одиннадцать на Монмартре в «Wepler».


Я не любил бывать на Монмартре, который находится на севере города и является самой  возвышенной его частью. Здесь в третьем веке был казнен первый епископ Парижа и его последователи. С тех пор холм получил название Монмартр, что значит «холм мучеников». Сейчас, поднявшись на фуникулере от станции Метро Anuers, можно побродить по художественным галереям, сувенирным магазинчикам, посетить «деревушку художников» и полюбоваться на северном склоне знаменитыми местными виноградниками, а на западном - любители посещать чужие кладбища с нескрываемым любопытством оценивают надгробия с известными всему миру фамилиями. Здесь музей Сальвадора Дали и претенциозная базилика Сакре-Кер, возведенная во искупление грехов Парижской коммуны, а сквер перед ней назван Willette, в честь художника, который на освещении этой церкви кричал «Да здравствует дьявол!» Здесь же на площади Тертр находится смотровая площадка, где всегда толпятся туристы и кучкуются художники, которые их рисуют, и карманники, которые без работы тут не остаются также никогда.
Известное благодаря Тулуз-Лотреку кабаре «Мулен Руж» находится чуть западнее, ближе к площади Пигаль,  и там же - площадь  Клиши с «Wapler», куда пригласила меня на встречу Сюзанн. Я подумал, что это место не совсем подходящее для серьезного разговора, поскольку весь квартал, прилегающий к площадям Пигаль и Клиши, считается пристанищем разврата, а для туристов служит одной из главных достопримечательностей Парижа. Вереница автобусов стоит вдоль тротуаров, а многонациональная толпа ломится в оккупирующие Святой холм ресторанчики, секс-шопы и бары, где, отдыхая, дремлют за столиками проститутки и работники пера и кисти. «Холм мучеников» сейчас более точно оправдывает свое название, чем в третьем веке. Тогда казнили и мучили только тело, в котором был непокорный сильный дух верующих в Христа. Теперь же здесь мучают и треплют душу, ни во что неверующие, ежечасно распиная ее и продавая, как сувенир, каждому случайному прохожему, готовому раскошелиться, чтобы было, что вспомнить о Париже. Кто из них греховнее, судить не мне. Просто жаль и тех и других.

Сюзанн поджидала меня на открытой террасе, с которой, удобно устроившись за столиками, пожиратели устриц и почитатели пива глазели на прохожих, легионами бродивших по площади. Я ее сразу узнал, выхватив взглядом из толпы еще издали, хотя она внешне опять  неузнаваемо преобразилась. Она была в рваных на коленях стильных джинсах и в короткой, как бы линялой майке, на голове множество косичек, на шее кожаная тесьма с тремя металлическими изображениями деревьев, приглядевшись, я понял, что это - кедр, сосна и слива (девушка увлеклась китайской философией). Непроницаемые черные очки прятали ее глаза, но я чувствовал, что она также разглядывает меня, пока я подходил и усаживался к ней за столик. Сначала мне захотелось в шутку сделать вид, что я ее не узнал, и пытаюсь познакомиться. Но почему-то это место не вдохновило меня на флирт, здесь все было слишком просто и откровенно, потому - скучно и пошло. И я  поприветствовал ее почти официально:

- Спасибо, Сюзанн, что нашла время и сразу откликнулась на мою просьбу встретиться. Ты прекрасно выглядишь, и я очень рад снова видеть тебя.
Она фыркнула.
- Давай обойдемся без церемоний. Привет! Как тебе это местечко? - она обвела взглядом посетителей за столиками на террасе: туристов, крутящих головами в поисках знаменитостей,  завсегдатаев-сутенеров и авантюристов.
-Я вовсе не удивлен и благодарен тебе, что ты выбрала не заброшенное кладбище, не подвалы скотобойни и не будуар тайного борделя. А здесь вполне пристойно и мило… - я открыто ерничал.

А Сюзанн, уже сняв очки, смотрела на меня, сузив глаза и постукивая пальчиками по столешнице. Когда я закончил, она очень тихо и невнятно пролепетала:
        - Прости, что осквернила твою эстетствующую душу, но когда мне было лет четырнадцать-пятнадцать и я здесь подрабатывала посудомойкой, то в редкие свободные от работы минуты, я заглядывалась на террасу и мечтала, что когда-нибудь сама буду сидеть здесь, как королева, - все взоры будут прикованы ко мне, а я останусь равнодушная к ним, потому что жду прихода своего друга - самого благородного и прекрасного, ничем непохожего на этих грубых и грязных животных, жаждущих дешевых удовольствий и зрелищ. Он придет в белом фраке с огромным букетом белых роз, поцелует мне руку и уведет в чудесный сад с фонтанами, духовой музыкой и нарядными детьми с накрахмаленными добрыми нянями и заботливыми родителями.

 Чудес не бывает. Прости, что я возложила на тебя свои надежды. Я знаю, что в тебе плещется чаша, заполненная до краев, но так и не пригубленная - это твоя любовь к Незнакомке. Я не ждала от тебя любви. Я ждала только понимания, чуткости и капельку снисходительной нежности. Я надеялась, что именно ты сумеешь почувствовать мои нереализованные девичьи сны и помочь мне воплотить их в реальность. Я не предполагала, что ты можешь на наше первое свидание явиться вот так - она презрительно окинула меня с головы до ног погасшим взглядом.

Мой фасон одежды не отличался по стилю от ее собственного или от окружающей нас толпы: черные велюровые джинсы от Дольче-Гобано с жилетом и рубашка с отложным воротничком и подогнутыми манжетами в бело-черно-зеленую полоску. Я поддался штампам и оделся, как и подобает в подобных заведениях. Я перестал прислушиваться к своему сердцу и, тем более, вслушиваться в тайные позывы  душ, даже если они принадлежали близким и значимым для меня людям. Но ведь я купил цветы к свиданию с Мэг и надел очень приличный, причем - белый, костюм! Сейчас я осознавал, что сделал это только потому, что мы встречались в соответствующем месте, где шик и роскошь - обязательный атрибут. Я становлюсь одним из толпы, подчиняясь ее правилам и законам, и Сюзанн указала мне на это очень наглядно. Мне стало стыдно, не оттого, что я превратился в бесчувственного урода - это уже диагноз  заболевания души, а потому что я даже не вспомнил о цветах, направляясь на встречу с Сюзанн. Почему мы чаще дарим цветы тем, кому они безразличны? А тем, для кого они являются частью праздника, отказываем? Может, потому, что подсознательно подстраховываемся и не включаемся с помощью невинных символов в партнерскую игру. Но я даже никогда и предположить не мог, что красавица-львица Сью мечтает о столь банальном поступке и избрала меня для воплощения красивенького мгновения. Да, я смог бы сыграть эту роль без насилия над собой, но если б я знал… И я, раскрашивая свое уродство, тупо возразил ей:
- Но ведь и ты пришла не в бальном платье? Или, может, своим деловым звонком в мой офис, ты проявила хоть толику благосклонности ко мне и к нашей будущей встрече?

Она ехидно улыбнулась:
- Прошу, не продолжай и не ухудшай мое мнение о тебе. Я специально так оделась, чтоб все выглядело по-киношному на контрасте: прекрасный принц увозит уличную девчонку-хиппи, и потрясенная публика, улыбаясь, звонко аплодирует, а толстая барменша утирает накатившиеся слезы.
И только сейчас до меня дошло, что все ее разговоры о белых розах и принце - очередной прикол, и я попался на ее крючок, пытаясь стыдливо оправдаться, а она теперь весело залилась приятным грудным смехом.

Я улыбнулся:
- Признайся, Сью, что ты еще мечтаешь о принце, но о другом, не таком как я, поэтому ты мне и рассказала о нем.
Она перестала смеяться и, кокетничая, вздохнула:
- О, мне уже не суждено встретиться с ним, я слишком далеко зашла, на моем уровне они уже отсутствуют как понятие, а опускаться до их уровня в человеческой игре - жизнь мне не интересно. Пусть они достанутся принцессам, а я могу теперь иметь кого угодно, но это так скучно - иметь, но не желать. Я легко могу зацепить любого мужчину на крючки его слабостей, привязать к себе и превратить в сексуально зависимое существо, чтобы манипулировать его волей и сознанием. Не подвластны моим чарам только влюбленные романтики вроде тебя, но прикалываться над ними особенно забавно, потому что они слишком доверчивы и ранимы во всем, что касается высоких чувств…
      - Сью, ты стала циничной и озлобленной или это новая маска?
            -Я всегда была такой с рождения, но я никогда не была грязной и жестокой, потому что слишком брезглива и сентиментальна. Если бы у меня были кумиры из простых смертных, то ими бы оказались первые адепты философского даосизма, называвшие себя “безумными мудрецами”, потому что демонстративно нарушали обычаи и нормы поведения, принятые в обществе. Они культивировали у-вэй (ветер и поток) - искусство стихийных немотивированных действий и были противниками  догм и штампов.
          -А твоя семья приветствует эту “философию”? - не удержался я от вопроса.
          Но он ее не смутил:
- Моя бабушка в шестнадцать лет вернулась в Париж с родителями из Алжира, где прадед занимал высокий пост в колониальной администрации. Она была на пятом месяце беременности от садовника-бербера и умерла во время родов, дав жизнь моей матери. Мать рано вышла замуж за богатого землевладельца, который в сороковые годы скупал за бесценок земли на окраинах Парижа, в частности, и здесь, на Монмартре, и строил дешевое жилье или реконструировал старые постройки, превращая их в кафешки и магазины. Очень скоро они начали приносить прибыль, и он женился. Моя мама почти каждый год рожала ему дочерей, и на шестой они остановились. Но когда ему было уже под шестьдесят, а ей за сорок, они решили еще раз испытать судьбу и очень надеялись на рождение седьмого ребенка, и, что это будет сын. Но родилась я. Мама после моего рождения так и не смогла оправиться, она более трех лет не вставала с постели. Сначала отказали ноги, затем глаза, и при этом ее мучили ужасные головные боли, доводившие до рвоты. Отец начал пить, все сестры  ненавидели меня и считали виновной в ее смерти. Я росла среди общей неприязни и с огромным чувством вины, поэтому в пятнадцать лет я ушла из дома и стала сама зарабатывать себе на жизнь в театрах, как танцовщица, мне помогал только младший брат моей умершей при родах бабушки. Как и его отец, он сделал весьма успешную административную карьеру. Он помог мне получить образование, и он же прислал мне приглашение на обучение в Обители. Когда я вернулась в Париж, он бесследно исчез. Но теперь я уверена в своих силах и не нуждаюсь в помощи.

               - Я знаю, ты нуждаешься в любви, - перебил  ее я.
- Я не знаю, что это такое - любовь. Если этим словом называют то постоянное вожделение и животное желание обладать моим телом, которое проявляют похотливые мужички, то я навсегда отказываюсь от этого чувства. Инстинкт размножения, преломленный и синтезированный общественной моралью и религиозными догмами в запретный плод и извращенное понятие искуса, стал для человечества формой развлечения под названием - любовь. Для меня это слово обозначает только высшее чувство души, а не желание плоти. Я  хочу его, не значит - люблю, следовательно; слово  любовь не применимо к сексу. А фраза «Заниматься любовью» также парадоксальна как «Заниматься жизнью» или «Заниматься смертью». Любовью невозможно заниматься, потому что смысл ее за гранью человеческого понимания. Ее невозможно искусственно создать или купить.
- Сюзанн, объясни мне тогда, почему же мы с тобой, мечтающие об истинной возвышенной любви и умеющие преобразовывать и трансформировать сексуальную энергию в духовную,  не способны полюбить друг друга? Мое тело и разум любят тебя, но сердцу не прикажешь, оно закрыто. - Я взял ее руку и поцеловал розовую по-детски ладошку.
- Я думаю, что сказка про половинки души не зря придумана. Если изначально человек был создан андрогином, и единая душа имела в себе в одном комплекте мужскую и женскую сущности, объединенные духовно-материальными энергиями инь-янь, то,  разделившись, они обречены на воссоединение только со своими родными частями. А мы с тобой из разных комплектов, поэтому не высекаем  при контакте искры. Но я тоже привязалась к тебе, хотя ранее не имела такого стремления. Ты иногда пульсируешь ароматом свежих роз, как будто далекий ветер приносит его и на мгновение окутывает всего тебя.
- Да, я тоже иногда чувствую запах роз, но я думал, что он лишь в моей памяти или в воображении, - я был удивлен ее замечанием и признанием, но спросил о другом.
               - Сью, я так и не понял, ты работала здесь посудомойкой?

         Она подняла брови и распахнула глаза.
         - Нет, тебе все же удалось сегодня меня разочаровать. Конечно, нет! Эту историю я для тебя придумала, чтобы проверить, как чувство вины отражается на тебе. Ничего интересного, как у всех мужичков. Пытаясь оправдаться или переадресовать вину на другого, уходят обычно от ответственности слабые и закомплексованные. Сильные и уверенные в себе обыграли бы любую ситуацию весело и красиво, выйдя из нее достойно для себя и приятно удивив обиженных. Ты не смог обратить  негативную ситуацию  в приятную, а только усугубил ее. Это был, всего лишь безобидный тест, последствий для тебя не будет, но сделай выводы и прислушайся к сердцу, - она сделала паузу и откровенно деловым тоном спросила:
                - Так по какому поводу мы встретились?
- Прежде чем обозначить мою тему, позволь задать еще вопрос: «То, что ты рассказала о своих родных - правда?»
- Да, о них все - правда была. Была, потому что сейчас уже ничего нет, ни ее, ни меня для них, как и их для меня. Отец умер, когда я была в Обители, а сестры никогда не вспоминали обо мне и не искали. Я навела о них справки и выяснила, что все уже были или еще - замужем, имеют детей и разный доход. Я знаю, что старшая сестра больна, а другая потеряла мужа и одна воспитывает четверых детей. Я через благотворительный фонд посылаю им ежемесячно деньги. Они обвинили меня за то, что я пришла в этот мир, предали и выбросили из своей жизни, как хлам. Я простила их, но общаться не хочу,  воспоминания моего детства вызывают у меня боль, они вскрывают заново рубцы на моем сердце.

 Она замолчала, а я  рассказал  ей о Мэг и Фаусто. Молча выслушав,  спросила:
- А почему ты вообразил, что Фаусто-2 убить должен именно тебя?  Если он одержим, то у этой силы могут быть свои особые личные планы в этом мире, к которым Фаусто-1 не имел никакого отношения.
- Я тоже так предполагаю, но нам надо опередить Одержимого и исполнение его плана. Ты представляешь, как его можно найти?
- А зачем его искать? Я позвоню в Обитель Шведу и предупрежу о перевоплощении Фаусто. У них существует своя служба безопасности. Кстати, а ты в курсе, что Гитлер и два его ближайших соратника также были учениками Обители? Они что-то подобное пытались соорудить, кажется, в Баварских Альпах, какие-то бункеры с лабораториями-заводами и подземными туннелями… Не слышал?
- Нет, я лишь осведомлен, что в высокогорье Альп Гитлер имел особую резиденцию, и что она была оснащена последними технологическими достижениями не только человеческой цивилизации, но и «космической», информацию о которой они каким-то образом выудили во время Тибетской экспедиции. Но я склоняюсь к мысли о том, что «зеленорукие» слуги японской секты «зеленого дракона» более причастны к  созданию в Германии «тарелок». А как еще возможно объяснить, что наиболее значительное достижение немецких конструкторов из тайной подземной лаборатории – завода явилась «тарелка – Хойнебурус-1» диаметром в 76 м, которая в марте 1945 года, совершив оборот вокруг Земли на высоте более, чем 40 км, почему-то приземлилась в Японии на военно-морской базе в Куре. Где - как бы и была уничтожена вместе с чертежами по причине окончания войны. Во что мало верится. А ты владеешь этой темой?
- Да, что-то в последний день мне Швед рассказал, но поговорим об этом как-нибудь в другой раз. А ты можешь возвращаться в Лондон и успокоить Мэг, - она явно начала снова ехидничать.

Беседуя, мы незаметно доели наши салаты и опустошили бутылку фирменного вина с северного склона виноградников Монмартра, замечу, очень низкого качества, впрочем, как и все остальное на этом “холме мучеников”.
Чувствуя, что разговор наш подошел к концу,  я, почему-то робея, спросил:
- А разве мы уже расстаемся? И ты не захочешь посетить еще одну обитель - твоего одинокого друга?

 Краем глаза я увидел, что в двух метрах от нашего столика, минуя нас, проходит цветочница с корзинкой разноцветных анемонов. Я бросился к ней и, не торгуясь, завладел всей корзинкой. А затем, по-киношному, галантно опустившись на одно колено, протянул ее разрумянившейся Сюзанн со словами:
- Позвольте преподнести эти скромные цветы вам, милая Сюзанн, в благодарность за прекрасные мгновения моей жизни, которые осветила ваша красота тела и души.

Улыбаясь и сияя глазами, она кивнула мне головой и протянула руку, которую я нежно поцеловал у запястья, и в знак признательности театрально склонил голову. Вот здесь и захлопала публика, все как хотела Сью, а я, предложив ей руку, под аплодисменты выводил с террасы, и мне показалось, что толстая барменша смахнула у глаза слезинку.

               
 В год Миллениума мне исполняется тридцать три. Для мужчин этот год не простой, его можно назвать рубежом. Очень многих этот год ставит перед выбором - «или пан, или пропал».
 В тридцать три единственный из людей стал Христом, а мог стать, как все - Иудой. Посвященный и предвидящий мученическую долю свою, он мог отказаться и избегнуть ее, отрекшись и предав свой Путь, но  почему-то не стал, а ведь сомнения его не оставляли даже на Распятье.

Почему-то у меня именно сейчас обострились отношения с близкими людьми, родственниками и даже с партнерами по работе. Появились искушения, которые  могли бы в корне изменить мои принципы, а значит, и мою жизнь. Отец звал меня в Россию, обещая стремительный политический взлет в одной из вновь созданных партий. Маман же поставила меня перед выбором, что мы должны жить вместе, или я приеду к ней, или она ко мне. У нее началась  депрессия, и она ее решила разбавить моим присутствием. Мэг и Сюзанн, зная о нашем равностороннем треугольнике, соответственно дали мне понять, что пришло время мне сделать выбор. К другим моим нечаянным связям они претензий не имели, равно, как и я к их. Моим журналом заинтересовались неясные, но влиятельные структуры и предложили тесное сотрудничество, а получив отказ, настоятельно посоветовали мне серьезно подумать о его продаже. Мне пришлось ответить, что подумаю, тем более, что мне предложили престижную должность в одном из комитетов Европарламента.

                Я понимал, что вступить в новое тысячелетие многим хотелось по-особенному, чтобы запомнилось на всю жизнь, и начать с чего-то грандиозного и знаменательного. Одни считали, что пора делать вираж в карьере, а другие вдруг задумались о семейном гнездышке. И чем ближе надвигалась круглая дата, тем ощутимее всех бил мандраж. Толпы, объятые общим психозом "трех нулей", хотели их запечатлеть любым способом в любом документе. В том году были побиты все рекорды по регистрации браков и рождению детей. Я с тоской наблюдал за безумствующей толпой, которой так легко управлять. Надо только дать ей повод и посыл, и она начнет неистово и тупо делать детей, но измени установку, так же тупо станет их предавать и неистово уничтожать в памяти своей, только потому, что они мешают «радоваться жизни». И я предвижу, что дети, зачатые по причине Миллениума, станут продолжением убогих духом родителей, следующих модной истерии.

                Может потому, что мне в этом году тридцать три, мне претило выбирать из того, что было чуждо моей душе и не находило в ней отклика. Я знал наверняка, что, приняв любой выбор, навсегда потеряю дорогу к Ней, моей недосягаемой мечте - к Незнакомке, ближе которой к моему сердцу не прикоснулся еще никто. Имя моему наваждению - любовь, которая не имеет формы, но с каждым годом только наращивает силу. Меня уже грела мысль, о том, что мне очень повезло в жизни:  я увидел Совершенство, и просветление озарило меня. Что бы стало со мной, если бы в тот закатный вечер, я не оказался возле ее окна? Ясно, что я бы проживал судьбу, уготованную мне моими родителями. Интересно, был бы я счастлив? Судьба одинокого странника уже не тяготит меня, но слова Будды заставили меня задуматься: «Дороги созданы для странствий, но не ради цели…»
          
Сейчас я уже понимал, что весь мир заключен внутри человека, и не стоит мотаться по планете в поисках впечатлений, приключений и даже открытий. Когда это осознаешь - вся Вселенная откроется для тебя. Но для меня важнее всей Вселенной - подобрать ключик к ее сердцу.

             Я много раз представлял, как приеду и увижу ее - с детьми, мужем и со своими радостями и проблемами, которые мне могут быть непонятны и далеки, но я, как атомный ледокол «Ленин», круша лед общего недоумения, буду пробиваться к ней все ближе и ближе… Как мне ее убедить, что я  люблю ее больше, и со мной она будет счастливее, чем в ее настоящей семье, я так еще и не придумал, потому и не смогу вторгнуться и разрушить своими убеждениями чужой союз, пока не обрету полную уверенность в его несостоятельности.

                За все годы жизни на чужбине меня никогда не мучило чувство ностальгии по покинутой стране. Страна, в которой честным трудом, талантом и действиями по закону никогда не смогут процветать достойные люди, а лишь нищенски существовать и ощущать себя ничтожными. Но те, кто перестают что либо чувствовать, и, становясь явными ничтожествами, по отношению к еще чувствующим себя ничтожно, тем дозволено все, и законы не для них. Они теперь - закон, власть и поэтому очень довольны собой и ловко созданными ими правилами для собственного процветания. Страна переходного периода из чувствующих себя ничтожно в ничтожества. Где главный закон среди выживающих – беспредел.

                Мне больно за страну - богачку по ресурсам, но в социальном плане - жалкую нищенку, торгующую женщинами-рабынями и тысячами детей-сирот по другим странам, спасая их от голода и волны самоубийств. Если бы мое возвращение что-то изменило, я бы вернулся. Но я не в состоянии остановить агонию безумствующей плоти, жаждущей наживы. Она не остановится, пока не подавится своими детьми, которым суждено отвечать за грехи отцов своих.

Чем легче досталось, тем тяжелее расплачиваться. На очереди пред Высшим судом российские магнаты-воротилы и политики-мародеры. Закон справедливого Возмездия невозможно изменить, и он работает на протяжении всего существования человечества. Одержимость властью и ненасытность опасна для самих одержимых, но не для людей, отдавших все свои силы во спасение души и доброго имени, а не живота своего.

              Я часто задумываюсь, как жил бы я, если б остался в своей стране? Смог бы я отказаться от благополучия, за которое там приходится платить самую высокую цену - пожертвовать порядочностью и бессмертной душой?

            «Перестройка» была внутренним революционным переворотом общества. Микровзрыв имел грандиозные последствия для всего народа, ожидающего прогресса и обновления. Но когда эйфория творцов свободы и демократии, освободившихся от тирании единовластной партии закончилась, то оказалось, что пока ликующие создатели «перестройки» проектировали программы новой свободной процветающей России, ее вновь успели закабалить грязными подлыми приемами те, кто оказался «в нужном месте в нужное время».  И эта формулировка их уголовно-мошеннической деятельности звучит как главный оправдательный аргумент их внезапного обогащения. Во всем цивилизованном мире подобное квалифицируется иным термином - мародерство: когда во время чрезвычайной ситуации в стране, государство не имеет возможности защитить всех своих граждан при смене власти от каких-либо посягательств на всенародную собственность от несознательных лиц. В законном государстве граждане страны не должны материально и морально страдать от ублюдков, оказавшихся «в нужном месте» - в государственных банках, промышленных комплексах, алмазных фондах и иных “вкусных местах”, которые они заглотили, искусственно продлевая конституционную «неразбериху», чтобы успеть побольше нахапать и подгрести под себя. Ну а теперь, когда они забрались на вершину награбленного, то, надув щеки, брезгливо поглядывают на мышей, пытающихся подгрызть гору, и открыто смеются. Кто и как способен остановить беспредел ничтожеств и духовно убогих, загребших под себя  реальную власть? Эти особи возомнили себя умниками и комбинаторами идей, но не предателями, уничтожающими и продающими  реликвии и достояние, которые им никогда не принадлежали  ни по совести, ни по закону.

                Весь «цивилизованный» мир цинично наблюдает за катастрофой, постигшей Россию, проявляя лишь лицемерный гуманизм в жалких подачках, хладнокровно воспринимая дикие нравы и поступки отдельных особей по отношению к своим соотечественникам и ко всей стране в целом. Созданные международные институты во благо урегулирования проблем в человеческом сообществе лишь – фарс.  Люди планеты еще не научились думать о себе во Вселенском масштабе, как о  человеческой единице «в целом».

             Наблюдать со стороны, как безумцы громят родной дом, горько. Я каждый год надеюсь на чудо - трезвое осмысление происходящего или насыщение чудовищ, но перемены не происходят, а классовые различия только усугубляется. Чудовища, подрастая, увеличивают аппетит.

Духовной реанимации,  той, что так ждет обалдевший от беспредела народ, с приходом в новом тысячелетии нового президента не произойдет, потому что его задача  иная - патологоанатома. Он не будет вскрывать причину гибели страны, она ясна всем без экспертиз, а цель ему определят его лоббисты-оборотни. Он лишь вскроет тлеющий очаг, где притаилась в смердящей плоти государства божественная душа народа, чтобы, вырвав ее с остывающим сердцем, сжечь в адском пламени беспамятства, в угоду королю хаоса. И тогда Россия сгинет, как сгинули на планете многие народы, страны, языки и цивилизации, покорившиеся своим страстям и ничтожествам у власти. Возможен ли иной исход? Возможно ли, что они «одержимые» просчитались, и страну возглавит Воин Духа и очистит ее от смрада падали? Возможно ли  Президенту водрузить на свои плечи и нести  Крест Мессии в новом тысячелетие? Всевышний, дай ему силы!

Если б я не был выходцем из мученически гибнущей страны, я бы мог большего добиться в своей жизни на любом поприще, не мучаясь угрызениями совести и не оправдываясь, что я не из «новых русских», а совсем даже другой…
Да и что я так распереживался и раскуксился? Что теперь журиться, затыкать нос и щуриться при виде гниющей нации? Будет еще одна бездуховная, тупая страна типа  Америки, где деньги и секс - единственный стимул в жизни. Америка  наивна и думает, что все уважают ее силу и боятся. Она и не догадывается, что ее используют, как прирученного за зеленые фантики великана «дружественные» страны-карлики, которые пугают им друг друга, или, объединившись и подкормив дебила, натравливают на зазнавшегося соседа, «добро», которого делят потом поровну. Если Америка для карликов прирученный великан-дебил, то Россия пока - великан-дикарь,  которого лучше удерживать на расстоянии от всех и вся. Но дебилизация дикаря теми же зелеными фантиками и морально-нравственной разнузданностью - не за горами.

Тогда в мире станет два великана-дебила, и миру не сдобровать, да и самим великанам тоже, они ведь не смогут подружиться и противостоять совместно ненасытным карликам, потому что - дебилы. Скорее всего,  карлики оставят одного - уже прирученного, а из второго наделают еще карликов, но проще взять и поделить тушу “лишнего” великана между собой и съесть.

Эта ближайшая перспектива новой Росси душит меня. Но может еще ситуация повернуться и так, что российский дикарь пойдет по иному – духовному пути развития, игнорируя фантики и подстрекательство карликов, которым при подобном раскладе придется съесть дебила американского, который станет миру обузой.

Познание глубин и высот совершенства ведет к пониманию безысходности бездуховного бытия человеческого и его бессилия пред могуществом хаоса. Только Мессия способен остановить разрушительную лавину самоуничтожения слабых и покорных эго душ. Но сумеет ли он сейчас пробиться, достучаться до них? Обмениваясь информационно-энергетическими потоками не только с помощью тела, но и своей ауры, человек может вступать во взаимодействие с различными силовыми полями, вибрации которых имеют важное значение для его психофизического состояния. Но если он пользуется механизмами, создающими помехи в его электро-магнитно-радиоционном поле, то вибрационный контакт с антропокосмосом (единым информационным полем) будет нарушен, так же,  как и подсознательные системы  мировосприятия. Человек с мобильным телефоном, у компьютера, употребляющий пищу из микроволновой печи, - уже - не человек, а существо, легко подчиняющееся любым установкам, задающим параметры его существования и мироощущения с помощью все тех же СМИ.
 
Для этих существ глас Мессии незамечено пролетит мимо. Выхолощенных и оболваненных стандартами, штампами, лозунгами и рекламой существ  становится в мире все больше.
Как скучно и грустно жить в сумасшедшем мире. Чтобы выжить, надо стать таким же, как все, а чтобы спастись - обрести любовь, которая для меня светит недосягаемой звездой. Может, поэтому меня совсем не волнует бессмертие. Страшно подумать, что придется вечно пребывать среди жаждущих богатства и славы, наблюдать прогрессирующее растление и деградацию человечества и при этом осознавать свою неспособность что-либо изменить. «Но ведь, если я пришел сюда, значит,  это кому-нибудь нужно» - успокаивал я себя и отгонял уныние прочь. Мои философские экзерсисы, тогда - (в конце уходящего тысячелетия) напоминали скорее размышления рефлектирующего истерика,  сейчас они отпустили меня вместе с моим прошлым, но я пытаюсь  восстановить все, чтобы мой портрет приобрел объем и фактуру, присущую только мне.

Новое тысячелетие я не встречал. Вернее, эта «знаменательная» смена суток для меня ничего не значила. Не потому, что я не причислял себя к христианам, а потому, что эта дата время исчисления, ознаменованная как бы рождением одного из Мессий, значима только для удобства запоминания последовательности ключевых и исторических событий  цивилизации, а все остальное - игры с народом.  Наверное, и я бы также играл в эту игру с Санта-Клаусом, если бы рядом была Она, а с другими - не хочу. Поэтому мой распорядок был неизменным. Вернувшись под вечер с очередного рождественского благотворительного аукциона, я еще часов до одиннадцати поработал над статьей, а затем, приняв душ, лег спать. Но сна не было, и я, чтобы занять мерцающий в ночи разум, стал восстанавливать в памяти летоисчисления различных народов на момент  миллениума. Если у иудаистов до новой христианской веры был 3761 год, то сейчас – 5761, у славянских ариев был 5508 год, соответственно сейчас – 7508, по Калиюге у индуистов сейчас тогда – 5102 год, по введенной ХVI веке Григорианской эре сейчас – 6713 год, и если бы римский монах Дионисий Малый 525 лет спустя от Рождества Христова, когда христианство заняло уже прочные государственные позиции, не предложил новый христианский календарь, взамен пользования счета летоисчисления по Диаклетиану –( язычника и ярого противника Христа), по которому тогда шел 241 год, то не известно еще, - какой год сейчас бы встречало человечество.
 
 За окном бой курантов Биг Бена и салюты, возвещавшие, что 2000 год теперь законно занял свою позицию и после «трех нулей» все начнется по-новому (в чем я и не сомневался), - прогремели. Ведь никто не придает, почему-то значения к числу - два, которое стоит теперь во главе «троицы» и несет двойственную природу всему, следующему за ним: черное-белое, день-ночь, инь-янь, свет-тьма, бог - …, что на этот раз выберет мир - таким он и станет. Точка отсчета теперь имеет двойственную сущность - качели, что привлечет особый, бифуркационный характер в происходящее, когда высокоорганизованный (высший) процесс бифуркации путем резонансной раскачки приведет в неустойчивое состояние некогда непоколебимую суть многих законов и догм, а возможно, и повлечет необратимые трансформации.

 Человечество повзрослело за два тысячелетия, и теперь пришло время делать выбор, который не был изначально им сделан перед Распятьем – кому душу свою вверить - плотскому эго или Вселенскому светлому Духу?. Но ничего за этот срок не изменилось, народ все также тупо воспринимает «мученическую смерть Невинного - искупающего грехи последующих за ним ради веры во спасение вечной души», лишь как юбилейную дату эпохального события и как очередной повод для праздника, чтобы грандиозно повеселиться, выпить шампанское, загадать желание и обменяться подарками. Интересно, в мире микробов так же скучно?

Часов в десять утра, выйдя из дома, я гулял по безлюдному Лондону. Все магазинчики, кафе и даже пивные  пабы были закрыты. Я сел в машину и долго колесил по вымершим опустевшим улицам, пока не заехал в один из пригородов, где, к своему удивлению, обнаружил вывеску русского ресторана «Медведь». Я остановился и был приятно поражен, что дверь предо мной гостеприимно раскрылась, и я вошел в по-домашнему теплое и хорошо пахнущее помещение, скорее напоминающее квартиру из нескольких комнат с обстановкой «цековских» работников советских времен. Была парадная гостиная с большим овальным столом посередине, с хрустальной люстрой над ним, коврами и «мебельной стенкой» с хрусталем и подписными книжными изданиями на русском языке. В углу - магнитола с большим набором грампластинок фирмы «Мелодия», в другом углу - фикус и копия картины «Грачи прилетели». Следующая комната имела обстановку большой коммунальной кухни с табуретами и несколькими различными столами, покрытыми затертыми клеенками с полками эмалированных зеленых кастрюль, чугунных сковород и мясорубок над ними и с индивидуальными лампочками в стене у каждого столика. Явно, как украшение интерьера, здесь присутствовали: алюминиевый рукомойник над железной раковиной, рядом на дощатой тумбочке - керогаз и громоздкий дубовый буфет с гранеными графинами и рюмками на льняных салфетках. Особенно мне приглянулась маленькая комнатка, напоминавшая кабинет советского ученого, где, кроме кожаного черного дивана, книжного шкафа, двухтумбового стола из карельской березы с чернильным прибором и настольной лампой с зеленым стеклянным абажуром, стояло еще придвинутое к окну с зелеными бархатными портьерами кресло-качалка, и у стола - канцелярский стул с сидением, обитым той же портьерной тканью. На столе лежала кипа советских журналов и газет, а на полу - зеленая ковровая дорожка с красными полосками по краю. Были еще: комната с роялем, диванами и журнальными столиками и комнаты, похожие на нечто среднее между будуаром, спальней и столовой. Но, в общем, все было незатейливо мило и просто без пошлости и кича.

В ресторане только закончили уборку после новогодней ночи. Пахло елкой, чистыми полами и наглаженными крахмальными скатертями. Было тихо. Сонно тикали часы с кукушкой, а из кухни уже доносился запах жареных грибов с картошкой и сладкого пирога с малиной.

Навстречу мне вышла девушка в коричневой школьной форме с белым кружевным воротничком и манжетами и с тугими русыми косами вдоль спины, она,  по-московски «акая», спросила, поздоровавшись:
- Вы сразу сделаете заказ откушать чего или пока повремените и отдохнете?
- Что значит - отдохнете? - не понял я.
 - Ну, как - что? Прессу просмотрите или помузицировать захотите. А в лото пока не с кем сыграть вам будет. Подождать придется, но не долго. К обеду народ подтянется. Сегодня будет весело - цыгане придут, петь будут. А ежели желаете спокойствия, кабинет занимайте, он редко бывает свободен, его даже заранее  заказывают, чтоб в качалке в одиночестве с газеткой подремать.

- Да, да - кабинет, пожалуй, я на сегодня арендую, - почему-то поспешил я с выбором, - только не могли бы вы ознакомить меня с картой блюд и напитков?
Она улыбнулась  и, махнув рукой в сторону кабинета, добавила:
- Конечно, господин. Так вы идите к себе, устраивайтесь, а я хозяйку предупрежу. Она пирогами сейчас занимается. Вы пока почитайте чего, там и писать за столом можно, в ящиках бумага, ручки, все, что надо. А она подойдет скоро и все вам расскажет сама.

  В кабинете я прикрыл за собой стеклянную дверь с белой шторкой и сел в качалку. Из-за кожаного дивана ко мне вдруг вышла полосатая персиково-рыжая кошка. Она, сделав паузу, осмотрела меня издали, затем подошла ближе, обнюхала мои ботинки, ноги, а затем прыгнула ко мне на  колени и разлеглась, словно на привычной лежанке. Я обомлело наблюдал за ней, пока она не затихла, уютно закрутившись огненным клубком, разогревая мой пах. Опасливо я протянул руку и погладил мягкую шерстяную спинку, как будто это было привидение, которое вмиг под рукой растает. Но этого не случилось. Кошка прогнула пушистую шею, посмотрела в мои глаза немигающим янтарным взглядом, полным теплоты и покоя, и замурлыкала. В моей груди что-то защекотало, и чтобы привести себя в равновесие, другую руку я растерянно протянул к узкой этажерке в углу, и, обнаружив там радиоприемник, включил его. В комнату тут же робко втиснулся голос диктора из далекого детства: «-Мой маленький друг, здравствуй! Сегодня я расскажу тебе сказку про мальчика-с-пальчика. Устраивайся поудобней, а теперь слушай…». Радиопостановка была с музыкальным оформлением и звуковыми спецэффектами.

              За окном, за ажурной тюлью, пошел крупными хлопьями снег, на столе горела зеленая лампа, тикали часы, из приемника доносился вкрадчивый бархатистый баритон диктора, вещавшего о мытарствах крошечного мальчика, который пытался спасти своих больших братьев и вывести их из дремучего леса, а потом помочь нищим родителям, которые в безысходности отвели своих детей туда, предав их диким зверям. Он искренне желал всем помочь и сделать счастливыми, зная, что его никто никогда не полюбит, потому что он не похож на них, и все считают его слишком маленьким для любви.

             Кошка задремала, распространяя по моему телу волны уютного тепла, и я, закрыв глаза, слушал то, что почти тридцать лет назад зафиксировала моя память, но так и не услышало сердце. Но вдруг я ощутил, как в комнате запахло малиновым вареньем, сливками и еще чем-то до боли знакомым и близким, и услышал очень мягкий ласковый голос:   
           - А вот вы какой, наш новый гость! Надо же, Мурка наша вас признала, а она - ой, как не любит посторонних, вечно прячется за мебелью по углам. Рада приветствовать вас в нашем убежище. Вам понравилось у нас? А я - хозяйка здесь, и вы  можете меня называть просто  Олеся.

           Это была женщина лет около сорока, полная, с высокой грудью, выдающимися бедрами и ягодицами, скрытыми за крепдешином, ярким цветастым облаком свободно обтекающим ее формы. Взгляд же самопроизвольно фокусировался на глубоком декольте, где над воланами при каждом вздохе хозяйки вздымалась благоухающая сладострастная нега. Ее лицо было круглым, чуть курносым, с маленьким пухлым ртом и пухлыми щеками с глубокими милыми ямочками при улыбке. Доверчиво лучились, разглядывая меня, «зазывные» фиалковые глазки со светлыми загнутыми ресницами и тонкими бровями, высоко поднятыми в виде крылышек, над которыми очень светлые кудряшки со лба переходили в овечью папаху. Я вспомнил, что в детстве по ТВ часто показывали Анжелу Дэвис - коммунистическую деятельницу в Америке, как бы преследуемую властями за ее политический выбор. Вся наша страна на собраниях в школах и предприятиях взбудоражено провозглашала «Свободу Анжеле Дэвис!», а все советские женщины срочно делали химические завивки, чтобы походить на народную кумирку. У Олеси была та же прическа, только светлый вариант. Она была среднего роста с маленькими пухлыми обнаженными до плеч руками с еще более милыми ямочками на локотках. Когда она подошла ко мне ближе и протянула мягкую ладошку для знакомства, я не удержался и поцеловал ее душистую руку, зарываясь поглубже в запах, пока не вспомнил, откуда этот дурманящий аромат. Сознание вытолкнуло на поверхность памяти мою первую детскую  влюбленность.


Каждое лето меня лет с семи мама увозила из Тюмени в свой родной Ленинград к бабушке, где я и мой двоюродный брат (сын маминой сестры), который старше меня на год, отдыхали на даче в пригороде, на Финском заливе среди мачтовых сосен и песчаных дюн. Когда мне было лет десять, бабушки не стало, но мой летний отдых на даче не прекратился. Теперь мной и братом все лето занималась мамина сестра. Ее муж хорошо зарабатывал, и она могла себе позволить уделять время только семье. Тетка была на редкость домовитая и хозяйственная, при этом обладала чудесным остроумием, жизнерадостностью и зажигательной веселостью.

Она постоянно придумывала новые изысканные блюда и находила поводы, чтобы устраивать праздники. На ее дачном участке произрастало даже то, что в принципе не должно расти в этой полосе. Поэтому в доме часто бывали  многочисленные гости с застольями на веранде, традиционно заканчивающиеся самоваром с восхитительной выпечкой, песнями под гитару, а иногда и танцами на затемненной деревьями площадке перед домом. Тетка была мягкой и пухлой и также любила наряжаться в набивные яркие крепдешиновые и шелковые платья.

Мы с братом обожали дни, когда она в большом медном тазу прямо под деревьями сада на квадратном керогазе начинала варить клубничное или малиновое варенье. Отовсюду слетались пчелы, осы и вились вокруг нее, а она умиротворенно помешивала алую ароматную массу длинной деревянной лопаткой и  напевала: “Он говорил мне - стань ты моею…”

А мы не могли дождаться, когда же она начнет снимать с варенья пенки в приготовленное на скамеечке блюдце, в  которое мы наперегонки  макали  свежие хрустящие корочки хлеба.
Но по-настоящему я завидовал своему брату в августе, в день его рождения. Тетка пекла огромный торт «Наполеон», с утра заготовив ломкие коржи и кастрюльку с заварным кремом, которым она обмазывала их, а, закончив, отдавала остатки нам. Мы чуть ли не дрались, выскребая со стенок кастрюли застывшие комки, и мне тогда казалось, что нет ничего вкуснее этого липкого удовольствия. Но когда брату стукнуло пятнадцать, он снисходительно, как и положено более старшим, взглянул с усмешкой на меня, и протянул всю кастрюлю, сказав, что сладкое его уже не привлекает. И я, впервые, не соревнуясь, спокойно наслаждался кремом, удивляясь, почему взрослея, люди изменяют своему детскому вкусу.

А поздним вечером, насытившись обильными кулинарными изысками, я, разомлевший, сидел на лавочке у дома и наблюдал, как довольные гости жались в медленном танце друг к другу, что-то нашептывая в полутьме на ушко. Тетка в синем платье в белый горох подошла ко мне неожиданно и, не спрашивая согласия, потащила танцевать. Я впервые обнимал женщину за талию и прижимался животом к ее подвижной мягкой плоти, скользящей под моими ладонями за шелком ткани. Она что-то говорила мне, смеялась, а ее грудь касалась меня, и я чувствовал, как соски, словно сливы, набухнув, врезаются в мою кожу, в ребра, раздвигают их и протискиваются в мое нутро, внося хаос чувств и легкое головокружение от ее близости и дурманящего запаха заварного крема, которым были пропитаны ее волосы и плечи. И я понял, что со мной происходит нечто новое: неестественно выпирающее из моего, уже до краев заполненного ее тугой душистой прелестью нутра и оттопыренных джинсов. И я, на мгновение крепко стиснув ее так, что она вскрикнула, весь вжался в кремовый рай, и сразу же отпустив, убежал в темноту сада.
               
В тот вечер среди шумного веселья никто не заметил моего порыва, но со следующего дня я лишь украдкой наблюдал за ней, и перед сном мое тело еще отчетливо выявляло в памяти вмятины, оставленные на моей груди от ее сосков.
Это была моя последняя поездка на летнюю дачу. Но в течение еще нескольких последующих лет, увидев в магазинах Тюмени квадратный брикет сухого заварного крема, я покупал его и сгрызал, вдыхая сладкий завораживающий запах.

Теперь, разглядывая Олесю, так похожую своими формами на тетку и источающую тот же кремовый аромат, я понял, почему  выбрал этот кабинет. Он был почти идентичен тому, что принадлежал мужу тетки, и куда нам с братом запрещалось вторгаться, потому что они там часто закрывались по вечерам вдвоем, когда он возвращался с работы, а она на подносе приносила ему чай с пирогами и графинчиком наливки.

И сейчас, находясь в запретном кабинете рядом с запретной женщиной, я понял, что попался в капкан памяти, поэтому смог лишь сказать:
         - Здесь очень мило. Но я еще не завтракал с прошлого тысячелетия, - попытался шутить я. - Поэтому прошу вас, на ваше усмотрение, что-нибудь принести сюда. И если вы не возражаете, я вас приглашаю откушать со мной. 
         Олеся улыбнулась, обнажив ровный ряд мелких белых зубов, и спокойно ответила:
        - Не возражаю.
        И удалилась, плавно покачивая крутыми боками.
 
          Минут через десять дверь распахнулась, и вкатился сервированный столик, уставленный  забытыми яствами и графинчиком с вишневой наливкой. Я ел, пил, слушал из приемника концерт двадцатилетней давности с Магомаевым, «Цветами» и «Песнярами» и ощущал в себе все нарастающую тягу к этой смешливой толстухе.

В коридоре слышались голоса, приходили все новые гости, зазвучало фортепиано, потом скрипка и, наконец, гитары оповестили, что цыгане уже здесь. И вскоре, печальный надрывный голос немолодой цыганки заполнил все пространство старым романсом, но с каждой фразой в него вплетались разноцветными лентами новые глубокие и скорбящие голоса, будто этот народ скопил в своей душе всю печаль человечества.

Мы с Олесей сидели на диване. Короткий день незаметно пролетел за окном, и сумерки сгущались в комнатке, которую не спасала тусклая лампа за зеленым стеклом. Я бессознательно все ближе придвигался к ней, пока не прижался к обнаженному плечу и провел осторожной ладонью вверх по ее руке к шее. Она не возражала, а только откинулась на спинку дивана, выпучив на меня колышущуюся за тонкими складками грудь. Трепетными пальцами, проникнув за ткань, я притронулся к приятной шелковистой коже и, поскользив по ней, нащупал упругий сосок. Имея столь внушительных размеров грудь, она не носила бюстгальтера. Я расстегнул  пуговицы и распахнул платье, любуясь роскошными линиями и превосходной кожей. Видя, что этой женщине нравится безвольно подчиняться мне, я захотел воспользоваться этой податливостью. И медленно раздел ее. У меня еще не было контакта с дамами подобной комплекции и старше меня, но это не смущало, а только подстегивало мои ощущения. Ее нельзя было назвать Рубенсовской мадонной, она скорее похожа на одну из подружек Пана с его полотен. В ней пульсировал животный магнетизм и ведьмовское обаяние плоти, которая притягивала независимо от загрузки интеллекта. Мне не хотелось  говорить  с ней и слушать ее. Мне хотелось только обладать этим ароматным мягким существом, позволяющим мне любые действия, без тени смущения и сожаления. Ей нравилось абсолютно все, что я совершал с ней. Я чувствовал себя ее властелином, и мне это понравилось.

По звонку девушка в школьной форме меняла нам блюда и напитки. Из шкафа вынули уже простыни и подушечки, которые заняли свое место на разобранном диване. А я под советские песни из приемника, в обществе впервые увиденной женщины справлял свой первый день нового тысячелетия.

Уехав только на следующее утро домой, я думал, что больше никогда не вернусь сюда. Но очень скоро я стал завсегдатаем этого заведения, наведываясь туда каждую неделю, чтобы в очередной раз утонуть в Олесиных прелестях. Она прочно заняла свое место, потеснив Сюзанн и Мэг.
Анализируя свои отношения с Олесей, я догадывался, что в них играет роль своего рода Эдипов комплекс, вынырнувший из глубин моего детства, воплощая в настоящем подростковые гормональные всплески, затронувшие эмоционально-психологические пласты памяти.

Но после нескольких месяцев встреч я понял, что дело не только в этой женщине, ведь если выдернуть ее из обстановки и интерьера, в котором мы общались, то она не представит для меня никакого интереса. Но в ее заведении, откушав пирогов с грибами, окрошку, блины с икоркой, холодец с хреном и клюквенного киселя под звуки рояля, где пьесы Скрябина, Рахманинова и Чайковского - излюбленный репертуар завсегдатаев и где старые номера журналов «Огонек» и «Советская женщина» перелистывались десятки раз, а видеокассеты с фильмами «Угрюм река» или «Вечный зов» не покидали телеэкрана, я желал Олесю в ее спаленке на скрипучей панцирной кровати с никелированными спинками и пуховыми перинами, стеганым одеялом и кружевными наволочками на атласных подушках. А в углу висела икона под вышитым домотканым рушником с вечно горящей лампадой, а на окне всегда цвели герань и фиалки.

Олеся была родом с Украины из маленького городка Черниговской области, который после аварии на АЭС попал в зону радиоактивного облака, после чего столетние дубы-великаны высохли и почернели, а Олеся, бросив после скоропостижной смерти мужа дом, уехала к дальним родственникам в Англию, да так и осталась здесь. Ее редкие кулинарные способности, трудолюбие и общительность со временем помогли открыть этот ресторан, который теперь имел статус клуба. Она в далеком чужом краю сумела сохранить островок ушедшей навсегда в прошлое страны, собрав его из осколков, которые задевали за живое всех, кто еще хранил в сердце своем узнаваемые и близкие до боли фрагменты потерянной Родины, куда уже нет возврата.
До меня только тут дошло, что я банально ностальгирую. А ностальгия, оказывается, имеет пристанище не в нашем разуме и даже не в душе и не в сердце, а - в животе, где слепая от скопившихся слез тоска, перекатываясь клубком тяжелой ртути, вдруг подкатывает под ложечку, наваливается на диафрагму, травя рассудок змеиным  дыханием и холодя кровь. И неожиданно откуда-то взявшаяся пустая злость облачает в серую  занавесь весь мир, в котором становится скучно и одиноко. И я начал вдруг остро осознавать всю степень отчаянья во мне, как причину своей нетерпимости ко всему, что выходило за рамки моего мировосприятия.


В начале ноября в аудиторию университета, где я преподавал, ворвалась Мэг, не дождавшись окончания лекции. Увидев ее встревоженное лицо, я готов был прервать занятие, но она, протянув мне конверт, тут же выбежала прочь. Пробежав первые строчки письма, я, извинившись, отменил лекцию и постарался уединиться, чтобы осмыслить происшедшее.

 Письмо было от Фаусто, его прощальное письмо, в котором он объяснял свой уход из жизни: «Сегодня, в последнюю ночь октября, когда черный дух покинул мою плоть на несколько часов, я успею лишить его орудия и прибежища для античеловеческих замыслов, которые он вынашивает. Я не могу помешать и запретить ему владеть моим телом. Он сильнее меня. Я признаю, что плоть моя одержима его властью, но не мой дух. Он не смог заставить  меня  предать святое для меня  - Бога и любимых, близких людей. Я хочу успеть написать письма своим родителям и тебе, Мэг. Прости меня за безумную Любовь, которую растерзала страсть, и она обессилила вместе со мной, но не забыла звезду, к которой так стремилась, но, как сумасшедшая комета, промчалась мимо, лишь прикоснувшись, и испугав безобразным шлейфом необузданных чувств. Мэг, ты - звезда моя, и я не позволю, чтобы ты страдала из-за меня, вернее, из-за того, кем я стал. Черные сущности, заключая свою силу в человеческую плоть, пытаются осуществить нравственный и физический террор. Заставляя людей нарушать заповеди, растлевая им сознание, они подчиняют и ставят человека в зависимость от своих сил и власти. Я уже потерял себя как энергетическую человеческую сущность. Во мне больше нет энергии, я поспешил сжечь, растратить ее на костре безрассудных эмоций. От меня только и осталось тело, одержимое чужой силой, и моя маленькая душа, спрятавшаяся в сердце, которое болит вместе с ней. Говорят, что после смерти из остывшего туловища вылетает светящийся овал, который по размеру не больше сердца. Наверное, это потому, что душа принимает форму сосуда, в котором хранит свой духовный свет. А у святых людей все тело является сосудом - храмом для души и поэтому, наверное, после смерти не поддается тлению.

Мэг, мне так много хочется сказать тебе, но, возможно, это произойдет в моей следующей жизни. Моя душа будет ждать твою там… на берегу реки, ведь мы обручены небом.
Я прощаюсь с тобой здесь, пока еще светлую душу мою вместе с сердцем не растоптало чудовище, чтобы наверняка встретиться там… Твой супруг Фаусто.
P.S. Ты узнаешь меня по фамильному перстню, отдай его Адонису».

Я нашел в газете, в сводке происшествий несколько строк о том, что ночью некий автомобиль, потеряв управление, на полной скорости проломил ограждения на эстакаде и упал на полотно железной дороги, где моментально сгорел. На месте происшествия был обнаружен сильно обгоревший труп мужчины, на руке у которого старинный перстень-печатка из платины с черным алмазом.

Позвонив Мэг, я услышал от нее, что письмо пришло с утренней почтой, и что она уже ездила в морг на опознание тела.  Еще она сообщила мне, когда и где произойдет прощальная панихида.
На церемонии прощания с останками Фаусто, запечатанными в роскошный лакированный гроб красного дерева с фамильными вензелями на крышке и золочеными металлическими кантами, кроме меня и Мэг, присутствовало всего несколько человек. Это были родственники, которые взялись сопровождать гроб в Италию, где ему предназначено место в фамильном склепе. Мэг собиралась поехать в Италию с ними.

        Она была очень бледна и растеряна. Я подошел, и, произнеся слова соболезнования, все же задал мучивший меня вопрос:
-Мэг, а ты уверена, что здесь Фаусто? Была ли проведена гемо-экспертиза?
       Мэг грустно взглянула на меня и, открыв сумочку, достала шелковый платочек с завернутым в него предметом.
     -Это тебе от него, - только и сказала она, и, опустив на лицо вуаль шляпки, отошла от меня к одному из итальянцев.
     Сжав в кулаке платок, я уже знал, что в нем, но не торопился подтвердить догадку и сунул его в карман. И только вечером, вернувшись домой, я осторожно развернул маленький белый саван, откуда на меня черным зрачком вспыхнул посмертный взгляд Фаусто, запечатленный в холодном алмазе. Но почему Мэг решила отдать перстень мне?

 Перстень я отнес ювелиру, чтобы тот его почистил и отшлифовал, но уменьшать в размере не стал. Моя рука была меньше, чем у его хозяина, поэтому перстень пришелся мне впору только на большой палец левой руки, где я его стал постоянно носить.

          Неожиданный и трагичный уход Фаусто заставил меня о многом серьезно задуматься. Я вдруг остро осознал, что жизнь человеческая всего лишь тонкая паутинка, готовая в любой момент оборваться, и безвозвратность ее меня ошеломила. Я по-настоящему испугался. Испугался, что не успею, а может, уже опоздал увидеть Ее еще раз. От одной мысли об этом свет в моих глазах померк. Как я мог потерять столько драгоценного времени и не сделать ни единой попытки встретиться? И казня себя за бестолковые годы, ненужные связи и затравленное гордыней сердце, я приобрел билет на ближайший рейс к Ней, без которой само существование на этой планете потеряло для меня всякий смысл.

          Не знаю, что послужило толчком к этому. Может, то, что я надел перстень Фаусто, и энергия его пламенного сердца зарядила алмаз и передалась мне или его смерть? Но путь мой теперь предопределен. Завтра, хмурым ноябрьским утром я вылетаю в далекий маленький южный городок России и, возможно, останусь там навсегда. Мне понадобилось семнадцать лет, чтобы прийти к этому решению.

         Чтобы вернуться обратно - в Лондон, мне понадобились только сутки. Я не мог себе вообразить, что одни эти сутки могут стать решающими для всей моей последующей жизни. Я сознательно и бесповоротно отказываюсь от всего своего прошлого и настоящего ради будущего с Ней. Мы смогли встретиться только после непоправимой потери близких нам людей. День нашей встречи и скорби по ушедшим объединил нас. Ведь в тот же день в Италии происходило погребение Фаусто.

Я увидел главное для себя - она одинока в своем браке. Она ждала меня. Она любит меня. Я прочел это в Ее глазах и ощутил резонанс трепетного волнения во время встречи в своем сердце. Мы продолжение друг друга, мы единое целое. Вместе мы и есть бесконечная нить - «Путь света». Или - я сошел с ума.
Мое внутреннее ликование предстоящей борьбой за наш союз было омрачено лишь необходимым разрывом с моими тремя близкими, почти родными женщинами. Мне очень не хотелось их обидеть или причинить им страдание. Женщины почему-то страдают, когда от них уходит даже опостылевший любовник. Они начинают комплексовать и чувствовать себя оскорбленными в своих чувствах, понапрасну растраченных на мерзавца, который посмел…

Я решил избавить себя и их от объяснений и поэтому одним махом разобраться со всеми. По электронной почте я послал им официальное приглашение посетить мой офис в Париже ровно через неделю, чтобы обсудить деловое предложение. Транспортные расходы, проживание в отеле и остальные издержки, связанные с поездкой, я брал на себя. А за эту неделю мне следовало уладить многое - привести в порядок все документы с моим адвокатом.

Первой через день откликнулась Олеся и подтвердила свой приезд. Еще дня через четыре  дала согласие Сюзанн. И только в последний день поздно ночью раздался звонок из Италии, и Мэг сказала, что завтра будет в Париже и посетит мой офис.
Все нужные мне  документы были готовы, и я спокойно ждал завтрашней встречи с уже  далекими моему сердцу дамами.


В моем кабинете  присутствовали еще адвокат с помощником и нотариус. Дамы прибыли почти без опозданий. Интуиция их сработала правильно, все они были одеты в строгие деловые костюмы и с очень постными серьезными лицами расселись за большим столом. И тогда, выдержав минутную паузу, чтобы все успели посмотреть друг другу в глаза и успокоиться, я встал и строго официальным тоном объявил, что передаю журнал со всеми его активами в равных долях этим милым женщинам. Они вольны поступать со своей долей, как заблагорассудится. Документы, подтверждающие передачу всех моих прав, составлены и заверены нотариусом, что он  может засвидетельствовать всем присутствующим.

Помощник адвоката раздал безмолвным дамам кожаные папки. А я только добавил, что они сейчас могут мне ничего не говорить и у них есть время для обдумывания, как поступить с журналом дальше. Они могут совместно продолжать его издание, могут уступить свою долю одной из преемниц, а могут продать ее на сторону.
- Я оставляю вас, потому что с этого дня мне больше не принадлежат ни это кресло, ни этот кабинет, ни моя жизнь, - и я покинул, думаю, шокированных моими последними словами присутствующих.

            Но уже через час они втроем ворвались в мою квартиру за объяснениями. Их ждал накрытый официантом тайского ресторана стол, экзотические блюда, напитки, а также - изящные сувениры на память.
             Почему-то они вообразили, что я смертельно болен или собрался вслед за Фаусто, и этот вопрос в основном их очевидно беспокоил. Мне было приятно и тепло, что их волнует мое здоровье, и я уклонялся от объяснений.

            Но после того, как старый добрый коньяк “Hennessy” несколько раз заглянул в наши бокалы, я попытался успокоить дам и сказал, что совершенно здоров и что неделю назад, посетив Россию, я снова встретил Ее, девушку-Незнакомку, в которую  влюблен, увидев лишь на мгновение в окне, когда мне было семнадцать лет. И теперь я уезжаю в Таиланд, потому что Она где-то там, но, я Ее обязательно найду, потому что знаю, что наша любовь приведет нас к Свету.

           Они слушали меня, окаменев, я замолчал, но молчание еще висело над нами, словно рой пчел, и никто из них не знал, то ли резко срываться и бежать с этого места, то ли оставаться и невозмутимо не обращать внимания на опасное соседство.
         
              Сюзанн очнулась первая:
          - Болезнь  опаснее, чем казалась с виду. Ты обречен. Я чувствую запах небытия. Но это не смерть, это что-то иное, мне неясное и неизвестное. Я не умею молиться, но я буду это делать каждый день, когда восходит и заходит солнце. Я буду молиться солнцу, чтобы оно не оставило тебя во тьме одного.

         Сюзанн поцеловала меня при всех в губы жгучим поцелуем с запахом степной горькой полыни: он напомнил мне вино с «могилы любви», которым она потчевала меня много лет назад в нашу первую ночь. Возможно, она, облачаясь в этот запах, желала вызвать данное воспоминание. Ей это удалось, но изменить что-либо во мне - нет.
         
          - Я думала, что уход Фаусто был для меня самой тяжелой утратой и больше ничего подобного мне не суждено пережить, - тихо начала Мэг, - но твое признание -  сигнал к  разлуке. К вечной разлуке. Но я благодарна тебе за то, что ты смог сказать это честно в глаза, не притворяясь и ничего не скрашивая…
         
            - А я не согласна! Я не хочу отпускать тебя на мытарства и скитания, - всхлипывая и не вытирая слез со вспыхнувших щек, перебила Мэг Олеся. - Ведь ты пропадешь там один, среди азиатов. Они там все наркоманы и извращенцы. Ты погубишь себя… - уже завывала по-бабьи Олеся.
              - Простите, если не оправдал каких-то ваших надежд. Но это мой единственный Путь, ради которого я пришел в этот мир. Я благодарен судьбе, что была ко мне благосклонна: мы встретились и нашли понимание и утешение друг в друге. Но невозможно в человеческой жизни довольствоваться только этим и оберегать себя от страха разбиться в полете к Совершенству. Разбивающиеся Икары бессмертны, потому что они сумели преодолеть притяжение всех человеческих страхов к эго и попытались заглянуть в зрачки солнца. Падение сродни полету в этом случае. Полету освобождения Духа!
             А теперь, девчонки, давайте веселиться! Неизвестно, когда еще свидимся, поэтому больше не будем о грустном. Расскажите лучше, как вам тайская кухня?


             Преодолев изнурительный перелет до Бангкока в многочасовом замкнутом пространстве самолета, я был вознагражден жарким объятием синевой прогретого неба, начинающегося от земли и продолжающегося в глазах тайцев, отражающих его бездонность и чистоту. О Таиланде ходят самые противоречивые слухи у посетивших эту удивительную страну. А в некоторых кругах общества просто неприлично упоминать о своей поездке туда. Секс-турами именуется отдых агентствами путешествий в рекламных буклетах в том направлении. А удивительная самобытная культура, традиции и достопримечательности страны уже не включаются в экскурсионные маршруты.

             Мне посоветовали обязательно посетить на севере Таиланда в долине реки Хонгсон женщин племени палаунг, которых называют жирафами за их вытянутые с помощью металлических колец шеи. А на юге - остров  легендарного Джеймса Бонда, где снимался один из фильмов об агенте 007 и остров Phe-Phe, где в невероятном по красоте местечке Maya Bay происходило действие фильма «Пляж», в главной роли которого - Леонардо Ди Каприо. На острове Пхукет мне предлагали обязательно побывать на Потонге, улице  самых красивых транссвеститов мира и самых экзотических клубов. А в столице в Бангкоке в районе большого королевского дворца - квартал брахманов - индуистских жрецов и астрологов, без рекомендаций которых даже во дворце не назначают день для проведения важнейших церемоний. И, конечно, главную достопримечательность столицы, ради которой в Таиланд устремляются гости со всего света, это  сексуальный диснейленд - злачный квартал, где всю ночь зазывно сверкают бесчисленные огни ресторанов, ночных базаров и клубов гоу-гоу с акробатическими номерами, выполняемыми отдельными органами тела, которые завораживают только своим видом и формой отдельные слои человеческих существ, вожделенно следящих за демонстрацией необычных функциональных возможностей туловища. Секс-цирк раскинулся на нескольких параллельных улицах Патпонга, а по ночным, ярко освещенным до самого утра тротуарам бродят тысячи туристов, пытающихся ничего не пропустить среди однообразных номеров экзотических шоу.
 
                Эти места Таиланда мне настоятельно рекомендовали посетить проспекты и красочные буклеты,  которые я пролистал  в самолете  за долгий перелет. Мне показалось странным, что тайцы явно намеренно умалчивают о священных храмах, тайных тантрических монастырях, которых в маленькой стране только официально насчитывается более тридцати тысяч, и культурных святынях. Вероятно, чтобы не опоганили их приезжие варвары - рабы денег и плоти.

                Мало кому известно, что ранее Бангкоком называлась рыбацкая деревушка, расположенная недалеко от столицы Сиама Аютии.  Но после разгрома столицы бирманцами, ее перенесли на нынешнее место, заново отстроили и назвали по-новому - «Город Ангелов Великая Столица», что является официальным названием таиландской столицы на тайском языке, но второе название - Бангкок уже закрепилось в официальных англоязычных источниках и в международных справочниках. Город еще прозвали Восточной Венецией, поскольку он возводился вдоль реки и имел множество каналов-улиц.

              Но мне было не до прогулок по достопримечательностям столицы. В Париже мой знакомый из Интерпола рекомендовал одно частное сыскное агентство, которое легко справляется с поиском людей, пытающихся, сбежав из своей страны, спрятаться в этом, кажущемся с виду пестром, людском муравейнике.
               
                Из аэропорта Дон Мыанг я сразу направился на такси по указанному адресу, на улицу Ратчадамнен, расположенную в историческом центре Бангкока. Остановившись у здания, первый этаж которого занимал магазин, я вошел в него и спросил о человеке, который должен быть по этому адресу, улыбчивого юношу, склонившегося, почтительно сложив ладони на уровне груди и приветствовавшего меня на тайском и английском.

              Юноша жестом руки пригласил меня последовать за ним вглубь магазина и там, пройдя за ширму, мы поднялись на второй этаж, где он меня подвел к металлической двери и особым образом  в нее  постучал. Все это напоминало мне кадры из китайских боевиков, и я уже готов был  увидеть за дверью накаченного с длинной косичкой узкоглазого ниньдзя в черном кимоно и  с повязкой на голове.

              Дверь автоматически отворилась, и я один вошел в помещение с глухими стенами, напоминающее лифт. Одна из стен раздвинулась, и за порогом «лифта» появилась женщина-азиатка, неопределенного возраста с волосами, уложенными в причудливую сложную прическу,  в элегантном белом костюме от Кардена с синей орхидеей на плече и в изящных синих туфельках. Она также почтительно склонила, приветствуя меня, голову и сложив у груди ладони. Я ответил ей тем же жестом и попросил проводить меня к Чанг Клу. Она кольнула меня пронзительным быстрым взглядом, словно  пролетевшим между взмахами крылышек бабочки, и, улыбнувшись, пригласила пройти в просторное помещение с наглухо закрытыми жалюзи окнами.

           - Чанг Клу это - я, прошу вас присесть - она указала мне на белое кожаное кресло, а сама села на плетеный табурет за стол с ценной столешницей из железного дерева, на котором ничего не было, кроме  серебристого ноутбука.

              В ее движениях, в пластике, в голосе было нечто очень знакомое. Она явно мне кого-то напоминала, но я не мог пока определить, кого. Меня не удивило, что лучший частный сыщик Бангкока - женщина. Я уже давно отдал им должное за превосходство в интуиции, за выносливость и терпение. И если бы не основной инстинкт материнства, который  предполагает добросердечие и всепрощение, они бы давно захватили власть над мужчинами-беспредельщиками, которых они все еще пытаются образумить своей красотой и лаской, но так же потакают их инстинктам, как любимое дитя закармливают сладким. (Попробуйте лишить или ограничить ребенка в сладком, ранее всегда доступном. Через короткое время он станет по-настоящему несчастным и безропотным). И дело совсем не в сексе, во время которого мужчина  кроме морального и физического удовлетворения получает мощный энергетический заряд жизненной и творческой энергии. Дело в контакте – взаимо-отражения.

                - Мсье, я слушаю Вас, - обратила на меня свой взор Чанг Клу.
              Мне долго не пришлось рассказывать, ведь со слов непонятной старухи, исчезнувшей на утро без следа ноябрьской осенью, было известно, что хозяева уехали до весны отдыхать на остров в Таиланд,  больше я ничего не знал, даже фамилии. Я упрекал себя, что не спросил ее у мужика - дворника. Но он мог и не сказать постороннему.

              Выслушав меня, она невозмутимо попросила описать внешние данные, если у меня нет фотографий и данных паспорта. Я предпочел нарисовать всех троих карандашом: мою Незнакомку, ее дочь и супруга. А  рисунком  я владел прочно.
             Я с безнадежностью смотрел на Чанг Клу, думая, что мы напрасно теряем время. Но она, успокаивая меня, улыбнулась и сказала:
            - Это не будет сложно, если они на самом деле прибыли в нашу страну. То, что  фамилия неизвестна, не проблема, к нам часто приезжают с поддельными документами. Облегчает задачу то, что мы знаем, что они собрались отдыхать на одном из островов и, что - главное - они семья. Это очень облегчает поиск. Зайдите ко мне через два дня в это же время.

            Она встала из-за стола, дав понять, что разговор закончен, и проводила меня до дверей «лифта», за которыми меня все еще поджидал улыбчивый юноша. Вся аудиенция заняла минут пятнадцать. Я понимал, что все отели оснащены компьютерной связью и заносят в единую базу данных всех въезжающих, но чтобы за два дня профильтровать всю информацию… Но я не  стал взращивать семена  сомнений.
               
               Два дня я решил посвятить знакомству с «Городом Ангелов» Восточного полушария. В отеле я переоделся в более подходящую для прогулок одежду, которую специально приобрел в бутиках Парижа  с громкими именами кутюрье  на знаменитой улочке Фабур Сент-Оноре. Облачившись в удобный и стильный костюм от Жан-Клода Житруа, я отправился по местам, которые давно желал посетить.

               Самый древний храм в Бангкоке Wat Pho еще называют Храмом Спящего Будды. Там самое большое скульптурное изображение Будды, лежачего в ожидании достижения нирваны. Длина статуи сорок шесть метров, а высота  пятнадцать метров. Рядом с храмом на территории монастыря находится библиотека с древними рукописями и четыре большие ступы зеленого, белого, синего и желтого цвета, что напомнило мне цветовую иерархию Нагов. Здесь же павильон народной медицины, где по точкам акупунктуры и с помощью лекарственных препаратов на основе лечебных трав можно подправить свое здоровье. А недалеко от монастыря располагается Институт массажа, где желающие могут обучиться тайнам целительного искусства народного тайского массажа, вправления костей и выправления позвоночника.

            Мне стало ясно, что знания, которые здесь дают ученикам поверхностные и формальные в сравнении с учением в Обители.

               Одно из самых священных мест  Таиланда - монастырь Пхра Кео, где находятся храм Изумрудного Будды и Большой Дворец короля Рамы пятого. На территории храма требуется строго соблюдать целомудренность в одежде, прикрыть все оголенные места, кроме лица и кистей рук. Перед входом в храм - два  бронзовых льва, а основание храма украшено рельефами птиц гаруд в схватке с нагами. Внутри на золоченом пьедестале в одиннадцать метров высотой восседает Изумрудный Будда, имеющий почти человеческие пропорции и три раза в год, в зависимости от сезона, облачаемый в определенное одеяние. Над его головой девятиярусный зонтик, символизирующий ступени восхождения в материи божественного духа. А сама статуя  за наличие этого духа в ней почитается священной.

            Рядом расположен королевский Пантеон, золоченая ступа и библиотека с древними манускриптами. Перед входом в Пантеон высятся скульптуры шестиметровых демонов охранников. Но наиболее часто в комплексе встречаются изображения кинпаров (полулюдей-полуптиц) и нагов.

           В шестнадцать часов монастырь закрывается для посетителей, и мне пришлось вернуться в свой отель «Siaм City», который расположен рядом с храмом Изумрудного Будды, и мне даже не пришлось пользоваться мини-такси «тук-тук». Я решил пообедать и хорошо отдохнуть, чтобы потом познакомиться с ночным «Городом Ангелов».
          
          Лучше тайской кухни для меня может быть только тайская кухня, если не учитывать кухню Обители. Пища насыщена концентрированной энергией Ци, кроме того, что она экологически чиста и не получает негативных воздействий в процессе приготовления - тайские повара - чисты и доброжелательны в помыслах. Поэтому  простейшее блюдо - омар на гриле, яичница-глазунья, или мороженое с клубникой - здесь приобретает особо насыщенный вкус и аромат. А что тогда сказать о традиционной кухне? Экзотична и восхитительна - этого мало. Необыкновенные вкусовые сочетания, незабываемые ароматические воздействия и эстетический восторг от визуального восприятия. Можно долго удивляться, разглядывая изысканные и совершенные по форме цветы роз, хризантем и орхидей, вырезанные искусными руками мастериц из арбузов, папай, дынь, редких тропических фруктов и привычных овощей, украшающих блюда. А раздаточные буфеты сверкали и притягивали взоры волшебными  статуями из сияющих глыб льда в виде животных, птиц и сказочных существ.

               В тайском ресторане, прежде чем насытить свое чрево, я впитывал ощущения прекрасного с самого порога, улавливая с открытой террасы музыку речных волн и милые детские голоса девушек официанток, одетых в шелковые национальные костюмы. Взор услаждался видом, обоняние - ароматами блюд, осязание запечатлевало в необычайности формы и фактуры вибрации тайной гармонии, а вкус обнаруживал в давно известном  блюде  сокровенную новизну.

                Получив несравненное удовольствие от приема пищи, я все же решился посетить те развлекательные шоу, ради которых в Таиланд устремляются со всей планеты.
                Увиденное повергло меня в крайнее замешательство, когда я прибыл в квартал, где несколько параллельных улиц ночью представляют собой единую цирковую площадку, и где главным зрелищем являются обнаженные детородные органы, истязаемые самыми изощренными способами в угоду зрителям, получающим удовольствие от подобных шоу. Перед заведениями с подобными программами, которые обычно представляют на вторых этажах зданий, стоят зазывалы с плакатами  на спине и животе, где на фото ярко показаны кадры из номеров стриптиз-программ. Но чаще вдоль освещенных и заполненных звуками разнообразной музыки улиц рекламой «заведений» служат танцплощадки - высокие помосты, на которых непрерывно сменяя друг друга, танцуют в невероятном макияже и с прическами, украшенными перьями и стразами, на высочайших шпильках и платформах, но почти совсем обнаженные очень молоденькие тайцы, первоначальный пол которых определить невозможно.

                Эти помосты называются гоу-гоу. Вокруг них толпятся приезжие туристы, и здесь же на улице развернута торговля с лотков сувенирами, редкими фруктами и всевозможными напитками. По узким улицам, запруженным толпой, с трудом продвигаются автомобили, но быстро снуют многочисленные тук-туки и мотоциклы. Для желающих перекусить, кроме разнообразных кафешек, баров и ресторанов, прямо на тротуаре выставляются столы и мангалы, и любой может в огромном аквариуме выбрать себе приглянувшегося омара, краба, морского ежа или принцессу тропических морей - волшебной красоты рыбину. И вам тут же приготовят на решетке мангала и под остро-сладким соусом подадут еще несколько минут назад печально смотрящее на вас сквозь стекло морское диво.

                Когда я снова, через два дня, попал в кабинет Чанг Клу, то уже имел  представление, - что есть Таиланд. Это страна - зеркало, в котором каждый приезжий не только может увидеть свое истинное лицо, но и оказаться в зазеркалье, где раздираемые похотью и вожделением особи сольются с найденными отражениями среди актеров-тайцев, гениально играющих роль зеркал. А редкие гости, вдохновленные изумительной красотой природы и трепетно относящиеся к духовным ценностям религии и культуры, будут также потрясены, увидев свое отражение в капельке росы на  только что распустившейся в заповедном лесу орхидее. А в древнем храме сквозь кружево полуразрушенных стен, как вознаграждение, промелькнет чудесный облик, оставив навсегда в душе лучезарный свет, который омоет и очистит от всех горестей, накопленных беспутной жизнью.

              Я полюбил эту страну, если возможно  полюбить зеркало, которое честно, без искажений отражает то, что есть реальность этого мира. Мне даже припомнилась басня Крылова о зеркале и обезьяне, которая смеялась и издевалась над безобразной рожей за стеклом. Милые добрые тайцы, вы взяли на себя трудную миссию - быть презираемыми и униженными, отдав на растерзание свою плоть выживающей из ума цивилизации бездуховных уродов. Мне страшно и стыдно за всех нас.

              Чанг Клу, одетая в черный джинсовый костюм и белую майку, выглядела моложе. Вместо навороченной прически были гладко зачесанные волосы, собранные в тугой пучок у основания пластичной высокой шеи. Ограничившись традиционным приветствием, она тут же перешла к делу, и протянула мне прозрачный пластиковый конверт, в котором на синем листе бумаги был напечатан только адрес, занимающий одну строку: название острова, район и название виллы.

              Ожидая еще каких-то подробностей, я вопросительно посмотрел на нее. Она смягчила  лицо улыбкой и сказала:
           - В отеле вам подробно объяснят, как добраться до места. Хочу лишь вас предупредить, что это хорошо охраняемая частная вилла, но с мыса, где расположен маяк, вы, приобретя хорошую оптику, сможете увидеть того, кого искали.
            - А если вы ошиблись? - вырвалось у меня.
           Она, удивленная моей репликой, вскинула брови. Но, чтобы развеять мои сомнения, сказала:
           -Если вам еще понадобятся мои услуги, позвоните по этому номеру, - и протянула синюю визитку, а на прощанье уже в дверях добавила, - Светлого пути вам, Адонис, - и скрылась за дверью.
          -Странно, уже не первый раз в жизни меня называют этим именем. Но почему - Адонис?
          Положив на ее стол конверт с гонораром, сумма, которого мне была названа еще в Париже, я не успел поблагодарить Чанг Клу устно, но интуиция мне подсказывала, что я еще успею это сделать.
               
               
               
              Около часа мне понадобилось, чтобы долететь из Бангкока на один из самых больших и красивейших островов. Пхукет расположен на юге Таиланда, но не в Сиамском заливе, а в западной части, поэтому омывается изумрудными водами Андаманского моря. Вилла находилась на южном мысе острова, и я выбрал себе отель в районе Ката-Бич, почти на мысу, за прекрасный пляж с ослепительным белым песком, окруженный тропическим садом фантастической красоты. Такого разнообразия цветущих растений в одном месте я еще не видел. Отель от пляжа отделял ухоженный газон, и здесь прямо на траве десятки массажисток с утра до вечера проводили сеансы массажа - общего или только ступней - с прижиганиями и целебными маслами под сенью раскидистых пальм. После двух-трех дней гости отеля молодели на глазах, лица их расслаблялись, а через неделю улыбка уже не сходила с довольных физиономий, как у местных тайцев.

              А я с утра, посвятив час морскому плаванью и позавтракав, отправлялся на свой пост в район маяка, откуда направлял свою  подзорную трубу в небольшую бухту, где среди зеленых холмов, заросших кокосовыми пальмами, пряталась вилла, где была Она.

              Через неделю постоянных наблюдений я уже знал распорядок, хозяев и прислуги. Он был очень однообразен. После завтрака, около десяти часов, на северо-западной террасе появлялась горничная, которая раскрывала зонтики, застилала шезлонги махровыми белыми простынями и ставила на столик фрукты и принадлежности для живописи. Первой обычно появлялась Ее дочь с холстом. Она устанавливала его на мольберте, закрепляла, а затем долго выдавливала из тюбиков на палитру краски, еще дольше усердно и сосредоточенно растирала и перемешивала их с маслом, чтобы потом стремительными взмахами кисти обрушиться на замерший от неожиданных напористых ласк холст. Ее мазки ложились уверенно и даже жестко, без сомнений в своем совершенстве. Я предполагаю, что она унаследовала от матери внутреннюю страстность натуры, которую яростным потоком выбрасывала сквозь открывшиеся шлюзы творчества. Но и отцовская чувственность и эмоциональная несдержанность проступали в буйстве цветовой гаммы и смелых композиционных решениях. Мольберт был повернут ко мне лицом, и я внимательно изучил манеру и приемы ее письма кистью. Видно, на девочку довлели еще мастера импрессионизма - Гоген, Ван Гог, Матисс. Но явственно проступала уже и ее нераскрытая женская сущность: свободная от комплексов и с сильной волей.

               Когда девочка была в особом кураже, ей удавалось закончить работу в один прием за три-четыре часа. Но чаще  она занималась  холстом до трех дней, иногда забрасывая начатое и со следующего утра вновь становясь перед гладко загрунтованным белым полем, чтобы отразить на нем столкновение звезд или железное чудовище, вторгшееся в джунгли и размазавшее по своим гусеницам,  превратив в смертельный коктейль, восхитительные цветы, удивительных насекомых, ящериц и не сумевших спастись из гнезда диковинных птиц.

                Мама обычно выходила, когда дочь уже уносилась в творческом полете, где ей пропеллером служила молниеносная кисть, и не реагировала на ее появление. Я же узнал Ее сразу, в первый же миг, как только поймал в объектив трубы.
                Легкая, светлая, в белом длинном муслиновом платье свободного кроя, с открытыми руками, шеей и спиной. Гладкие русые волосы заколоты высоко над затылком зажимом в виде белых раковин. Отрешенный взгляд прекрасных глаз, всегда спокойное лицо и летящая походка, плавные движения рук и гибкой талии, все это было присуще только Ей, моей единственной и любимой женщине.
                Она садилась на террасе в шезлонг вполоборота ко мне, открывала толстый блокнот и что-то сосредоточенно писала. Изредка Она откидывалась на спинку и смотрела вдаль, а несколько раз Она поворачивала голову в мою сторону и долго смотрела прямо сквозь стекла оптической трубы, вводя меня в сильнейшее волнение и трепет. В первый раз Ее взгляд ввел меня в такой шок, что я чуть не потерял сознание, словно от висков отхлынула вся кровь и заклокотала в захлебывающемся сердце, и я чуть не уронил  трубу.
                В полдень они уходили в прохладу помещения и только после четырех вновь появлялись на террасе, чтобы продолжить работу, а после захода солнца я не ведал, чем они занимались.

                За месяц ее супруг всего три раза показался вместе с ними. Два раза утром он, одетый в светлый костюм, выходил и, усаживаясь рядом с Ней за столик, что-то возбужденно рассказывал, жестикулируя и попивая из высокого стакана напиток со льдом. Она молча слушала его, только покачивала головой и изредка бросала на него вежливый взгляд. В третий раз он пришел на террасу с крупным загорелым европейцем, и, попросив у дочери освободить мольберт, развернули на нем ватман с архитекторским проектом фешенебельного отеля, в ландшафте острова очень напоминающего Пхукет. Он что-то объяснял Ей, постоянно указывая то на проект, то на крупного мужчину.

                Она довольно равнодушно участвовала в беседе и снисходительно кивала головой. А вот дочь проявила живой интерес, и они с отцом долго тыкали пальцами и водили ими по ватману.
               
                Новогоднюю ночь я провел на своем посту. На вилле собралось много гостей. Они поочередно маячили на террасе: то покурить, то поговорить тет-а-тет, то потанцевать.
                Но за несколько минут до полуночи (по московскому времени) все присутствующие, словно на негативном снимке начали проявляться в ночи с бокалами шампанского. В саду начался фейерверк, освещая виллу и расцвечивая лица. Вдруг все замерли, я взглянул на часы - в Москве - полночь, там,  видно, отсчитывали бой курантов и загадывали желания. И тут Она повернула ко мне лицо, и Ее глаза слились с моими в волшебной трубе, а губы Ее приоткрылись. Она что-то загадала, а я прошептал: «Любимая, мы должны быть вместе. Навсегда!». В этот момент, наверное, кремлевские куранты пробили в последний раз, потому что на террасе началось оживление и хаотичное движение бокалов друг к другу.

                Я видел лица отца и дочери с одинаковыми сверкающими глазами, одинаковыми черными вихрами волос надо лбом, обменивающихся поздравлениями и пожеланиями, но Ее рядом с ними не было. Внимательно осмотрев всю ярко освещенную гирляндами и фейерверком террасу, я не нашел Ее среди возбужденных весельем лиц гостей. Она так и не появилась, пока все не разошлись, ведь в Таиланде уже наступило утро.
               
                За месяц жизни на острове я всячески пытался проникнуть на виллу или заговорить с кем-то из прислуги, но не достиг успеха. Но я предположил, что жители острова если не родственники, то могут быть близко знакомы, особенно если заняты в одной сфере деятельности, и решил найти иной путь. Я с первых дней расположил к себе мою горничную, подарив ей сувенир из Парижа и ежедневно оставляя чаевые. Она была приветливой, очень аккуратной девушкой, старавшейся мне услужить. И я осмелился обратиться к ней за помощью, честно рассказав, зачем приехал и как мне хочется увидеться с моей Любимой. Горничная была смущена моей просьбой и лишь ответила, что ничего не обещает, потому что подобные поручения она никогда не выполняла.

                Я ждал несколько дней, читая в ее глазах одно слово:  «нет…». И когда уже перестал верить и надеяться, обнаружил записку, оставленную на туалетном столике: «В восемь часов вечера на стоянке такси у входа в отель». Сердце мое бешено заколотилось, и я начал отсчитывать часы.

                В указанное время я вышел из отеля и направился на стоянку. Ко мне бросились водители, наперебой приглашая подвезти, но тут подъехал мотоцикл, и таец в очках и каске спросил меня: «Это вы желаете прокатиться до виллы?»
              - Да, да - я! - поспешил я с ответом и сел за его спиной.
                Мы сорвались с места и помчались по дороге, петляющей между холмами с резкими подъемами и спусками. Наконец он остановился возле маленького бара и сказал, чтобы я сел за столик и ко мне подойдут. Я послушно прошел к столу, заказал чай со льдом, но не успел его даже пригубить, как ко мне подсела женщина - тайка и сразу начала говорить:
               - Мне передали вашу историю. Я работаю на кухне виллы и  осведомлена о режиме дня хозяйки и обо всех ее планируемых поездках - нам об этом сообщают за день. Я знаю, что они собираются здесь пробыть до апреля, потому что у хозяина на острове большое дело. Он арендовал землю и строит красивый отель для русских, где будет даже вертолетная площадка.

              - Скажите, а хозяйка часто отлучается из дома?
              - За последний месяц только один раз: они посещали остров Phe-Phe. Она много работает, все время что-то пишет, а иногда играет на фортепиано. Она очень добрая. Всегда нас расспрашивает о наших семьях, детях и дарит подарки. Но очень грустная. Мы думали, что, может, она болеет, но девушка, которая делает ей массаж, говорит, что тело ее здорово, но душа постоянно тоскует. Когда моя троюродная сестра передала со слов вашей горничной историю про вас, я долго думала, как поступить, и  пошла к монаху, рассказала ему все, и он мне объяснил, что если ваша просьба дошла до него, то она чиста для всех, и я не должна препятствовать. Я сообщу вам, когда она будет выезжать из дома,  сможете ее увидеть вблизи. Только одна она никогда не выезжает, ее всегда кто-то сопровождает. Это все, что я могу сделать, но не для вас, а для нее. Я очень хочу увидеть улыбку на ее лице. Прощайте.

               Она встала и быстро засеменила к ожидающему ее тук-туку. А я, выпив залпом уже теплый чай, впервые улыбнулся за этот месяц, - у меня появилась надежда.

               Первую неделю я ждал спокойно, вторую уже в напряжении, а третью - на грани нервного срыва. Я ежедневно занимал свой пост с трубой и видел только ее тонкий профиль, часами склоненный над блокнотом. Вот тогда-то ко мне и пришла идея записать историю моей любви к Девушке из изумрудно-розового багета, чтобы потом, встретившись с Ней без лишних объяснений и неловких слов, протянуть свой блокнот, в котором вселенная сердца моего рассыпалась на миллионы букв-звезд, каждая из которых отражает на  белых листах свет вечной любви моей.

                Я хочу поведать в своих записках без утайки мое восхождение к любви, к осознанию и принятию того, что Она стала для меня единственным смыслом существования в этом - таком ограниченном материальном мире. Зачем мне сила, власть, могущество над всеми, если Ее не будет рядом? Все ничтожно мало и пошло, к чему я так стремился, тратя силы и безвозвратно ушедшее время, пред тем, чтобы только коснуться Ее руки и навсегда вместе уйти в вечность.

                Существование любви с первого взгляда - не выдумка. Не всем и не в каждой жизни судьба дарит этот шанс - встречу со своей половинкой, когда души сразу узнают друг друга, не только увидев, но и случайно услышав голос в толпе или по радио, или нечаянно прикоснувшись - ток ударяет в сердце, давая сигнал сознанию. Но наш разум сопротивляется и паникует от внезапного потрясения необычной любовью, когда не секс и не выгода занимают приоритетные позиции желаний, а необъяснимое притяжение всей человеческой сущности. И особенно напряженно становится тем, кто  имеет  морально-социальные препоны.

               Реакция мужчины на возможную спутницу жизни обычно контролируется рассудком, который устанавливает соответствия  возраста, статуса с инстинктом выживания и размножения. Поэтому, видя перед собой ту или иную женщину, «он» прежде всего оценивает первичные половые признаки, а затем интересуется материально-интеллектуальным статусом (хотя бывает и наоборот). Женщины, прекрасно ориентируясь в мужских приоритетах, подыгрывают и умело используют все свои “признаки”. Искусственность создаваемых отношений приводит к энергетическому дисбалансу, сбою в системе распределения сил, что становится причиной болезней, неврозов, депрессий и вынужденных разрывов. “Не сошлись характерами” - такое определение бытует, когда после кратковременного сексуального притяжения, вдруг являются опустошение, злость и ненависть  друг к другу. Когда партнеры сходятся по совокупности внешних и социальных факторов,  это не гарантирует их энергетическую совместимость. Если нормальный мужчина начинает искать связь вне семьи  (исключая случаи патологических  отклонений), это значит, что его партнерша не дает ему жизненно необходимую живительную энергию Инь, которая несет ему не только целительную, но и творческую подпитку. Такое происходит по разным причинам: регулярное использование презервативов препятствует всасыванию энергии или неумение мужчины довести партнершу до состояния отдачи, а чаще всего бывает, что партнерша не желает делиться своей энергией, поскольку ее отношение - всего лишь симуляция любви, при которой обмен энергией невозможен. Подобный союз изначально обречен.

Подсознательно из инстинкта самосохранения и необходимости восполнения энергии, которую мужчина безрассудно расходует, заполняя резиновые шарики, он будет искать источник восстановления или хотя бы поддержания его жизненной энергии Ци. В новых контактах он наступает на те же грабли: чем беспорядочней связи, тем больше объем потерь, укорачивающих жизненный путь и физический потенциал. Пока рефлекторно, как собака Павлова, организм сам не сработает на красную лампочку, за которой пища, а значит - жизнь. Этой лампочкой может стать партнерша, ни по каким параметрам не вписывающаяся в созданный когда-то эталон, но после контакта с которой, вдруг ощущается прилив сил и с которой просто приятно и комфортно сидеть рядом на диванчике и болтать о пустяках, а приготовленные ею на завтрак салатик и омлет на целый день дают здоровый заряд. Мало кто из мужчин готов перейти из престижного ледяного дома со снежной королевой к случайной простушке, даже если у нее  тепло и уютно. Да и зачем? Ведь она и так принимает.

Когда возникает треугольник, то энергия, в конечном счете, уходит только к одному из троих. Равнобедренных треугольников в таких отношениях не бывает, поэтому подобные мезальянсы весьма чреваты для двоих и грозят им полной потерей жизненных сил в пользу третьей стороны. Это может быть и одна из женщин из породы хищниц-стерв, которая особое удовлетворение получает, только разрушая чье-то благополучие, смакуя, опустошает и истязает партнера и его официальную спутницу, пока не спляшет на пепелище их союза свой прощальный танец. А может быть и мужчина, если  две влюбленные в него женщины ревнуют и страдают. Мужчины - “Синие бороды”, которые искусственно создают подобные отношения с партнершами, подчиняя их своей воле и беспрепятственно качая их энергию Инь, и не подозревают, что постоянная концентрация превосходящей силы требует контроль над слабеющей от нагрузок собственной силы Янь с большей затратой жизненной Ци, чем восполняется энергией Инь. Эти “Казановы” и “Дон Жуаны” рано и плохо заканчивают свой путь, потому что переизбыток Инь для мужчины, не умеющего единолично трансформировать и преображать ее в энергию Шень, если он конечно не мастер Тантры, грозит… (но об этом отдельно). Я могу писать эти аксиомы, имея в виду и свой опыт…, потому что успел остановиться.

                Общепринятое оправдание бытует для мужчины, мечущегося в поисках потерянной энергии среди многочисленных партнерш, и заключается в том, что мужчина по натуре самец, животное, и это метание заложено в его естестве. Это оправдание абсурдно. Человека от животного отличает духовная суть, которая дает человеку шанс подниматься по иерархии Пути Света и преображать свою человеческую сущность. Суть животного - выживание любым способом и сохранение вида путем размножения. Многие из людей живут по этим же принципам и провозглашают их догмами.

                Но в животном мире как раз самцы поставлены в жесткие условия, где только в кровавых поединках завоевывается благосклонность самки. Те сами выбирают себе партнера за умение строить гнезда, танцевать, петь, добывать пищу и защищать стаю. И чаще, по общему согласию, самки «из экономии» оставляют себе одного самца - самого выдающегося во всех отношениях - ведь тогда пищи достанется больше им и их детенышам - или изгоняют из стада после брачных игр, а некоторых просто съедают даже во время их.  В условиях одной стаи (стада) самец может иметь множество контактов, но ему запрещено с подобными намерениями приблизиться к чужой стае, там для этих целей уже есть свой исполнитель.

                Для современного мужчины в контактах нет преград ни моральных, ни национальных, ни классовых, если он не сумел осознать и раскрыть свою духовную личность и значимость ее потенциала. Пришло время, когда принцы, при всеобщем одобрении, женятся на разведенных официантках  и на отпрысках уголовников и отщепенцев общества, которых ссылали на далекий континент целыми баржами для освоения необитаемых земель. Сказки сохранили для человечества информацию, что только принцессы  крови могут победить темные силы, дракона, отдалить конец света и прочее… Но теперь оно лишается этой возможности, ведь принцы предпочитают прислушиваться к своим витальным инстинктам, забыв, что иерархия крови - это иерархия духа - энергетических сил и вибраций, соответствующих определенным вибрациям Вселенной. Только принцессам и жрицам суждено провести сквозь себя импульс Духа и запечатлеть в Избраннике своем или в ребенке, чтобы он стал резонатором Высшей вибрации, как известные многим обладатели сего дара - Изида, мать Будды, Мария - были проводниками животворящей энергии Света.

Умиление народа, который позволил возвыситься над своим национальным эгрегором вибрационно низких особей, мне непонятно. Но понятен исход “рыба гниет с головы” - это закономерно для общества, выбравшего деструктивный путь развития цивилизации. Меня не удивляет, что принцы находят своих избранниц в пивных барах. Это только подтверждает, что их духовный уровень иссяк, и энергетический статус опущен. Они выбирают себе подобных, но почему народ не ставит их на то место, которое они сейчас заслуживают, а возвышает над собой  и оплачивает из государственной казны роскошные свадьбы ничтожных по существу людишек? Королевский дом Англии, только сохраняя принципы энергетической иерархии, удерживает статус нации и государства на должной высоте, подпитывая ее могущество. Они умеют вовремя отсекать подгнившую ветвь, сохраняя должный им вибрационный уровень. Мировому могуществу эгрегора Англии придет конец, как только этот закон будет нарушен, - в королевский дом будет занесен вирус хаоса, и иерархическая сила разрушится, увлекая за собой по принципу домино последующие разрушения.

Если одни союзы создаются на небесах, то другие в преисподней, тогда первый союз проводник света и гармонии, а второй - хаоса и деструктивизма. Кастовая система в Индии, в Юго-Восточной Азии и в некоторых королевских домах планеты создана для сохранения поля высоких энергий, которое теряет свой потенциал при контактном обмене и взаимодействии с низкими энерго-сущностями. Наоборот не бывает, поэтому; запрещено  из высших каст (например - браминов) вступать в брак с человеком  из низкой касты (торговцев).  Союз супругов, живущих в постоянном сексуальном, контакте более года без измен, выравнивает резонансный фон всего семейного энергобаланса (эгрегора) до единого амплитудного режима. Отсюда возникает похожесть обоих, обычно на  «низкочастотного»  доминирующего партнера: манеры, взгляды, вкусы, приоритеты. И если невозможно определить за слоями масок чью-либо личину, то обратите внимание на его «половину», и все станет ясно. Например: возможно ли, что душевный и сознательный правитель женится на работнице гастронома или на модели, и никого не шокирует, что теперь -  «муж и жена одна сатана», что их объединили общие помыслы - «своя рука - хозяин», жизненные принципы - «что не украл, то продал» и установки - «а после нас - хоть потоп!»?  И не помешал этот знаковый альянс и дальше быть выбранным ему в правители. По каким критериям народ оценивает кандидата на доверие ему своих судеб, не беря во внимание явные знаки? А разводят наивную толпу банальными словами, составленными в обещания и лозунги, и ей этого, как не странно, достаточно, чтобы поверить и передать судьбу своего рода и государства сладкоголосым оборотням и одержимым низменными страстями.

Сказанное выше напрямую связано с осознанием моего многолетнего душевного дискомфорта в поиске Пути к совершенству, до тех пор, пока я не принял за основу Любовь. Только полное совмещение душ и равнодействие энергий ведет к духовному единению и к совершенству. Наблюдая сквозь линзы трубы за своей Незнакомкой, я ощущал полное родство и близость с Ее естеством. Она была инородной частью семьи и лишь присутствовала в общем доме со своим супругом. Это было очевидно без комментариев. Я чувствовал суть Ее сущности, потому что был идентичен Ей. Мы обречены пребывать в одном пространстве-формате, понятном только нам, но теперь на разных берегах, которые образовались за семнадцать лет нашего покорного ожидания подходящего для знакомства случая. Стрела огненной реки разверзла между нами землю до глубокого ущелья, где мосты не запланированы судьбой. И только первородным огненным водам, преображающим пылающие в безответной любви души, суждено будет соединить нас, если мы обоюдно решимся оседлать стрелу Света.



Была середина февраля, когда около полуночи в моем номере раздался звонок, и я услышал голос тайки, работающей на вилле, которая объявила мне, что завтра хозяйка едет в местечко Пхангнга в пещерный храм. Выезжают они в десять утра. И тут же повесила трубку.

Ночью мне было трудно уснуть. Встал я очень рано, долго плавал в океане и, выпив только сок из манго с помэло, уже в девять часов заводил мотор арендованного в отеле корейского автомобиля.
За час я домчался на север острова в городок Пхангнга, расположенный среди скалистых стометровых столбов в бухте с прозрачными спокойными сине-зелеными водами. Там я выяснил, как мне проехать к пещерному храму, и минут через пятнадцать уже оставил машину на просторной стоянке экскурсионных автобусов, а сам прошел на заросшую тропическим лесом площадку, перед входом в храм во внушительной скале. По площадке сновали полчища обезьян, они приставали к туристам, а те подкармливали их мелкими бананами, которые продавались здесь же на лотках вместе с сувенирами и открытками.

Мне не пришлось долго ждать. Я видел, как на стоянку въехал автобус с итальянской группой, а за ним черный лимузин, из которого показались знакомые мне до мельчайшей черточки лица - Ее дочери, супруга, пожилой дамы и, наконец, - моей Незнакомки. Дама появилась на вилле около недели назад, и по ее манерам и отношению с другими я понял, что она мать супруга - Ее свекровь.

Девочке захотелось покормить обезьян, и она, купив большую связку, предложила один ближайшей, но тут же была облеплена набежавшими попрошайками, которые цеплялись за ее ноги, запрыгивали на плечи, руки, выхватывая плоды. Девочка смеялась, отец снимал ее на камеру, а Она и свекровь молча наблюдали в стороне. «Законспирированный» в широкополую шляпу и черные очки я все же не осмелился подойти, а, смешавшись с группой итальянцев, только мог фотографировать Ее. Она была совсем рядом, в пяти метрах от меня, в сарафане из выбеленного льна с отделкой из домотканных кружев, который простыми прямыми линиями обхватывал пленительный стан от золотисто-бронзовых открытых плеч до тонких щиколоток, заплетенных кожаными ремешками греческих сандалий. Волосы Ее были уложены в тугой жгут, стянутый спиралью нитей жемчуга, и при движении Ее, жгут извивался лианой на обнаженной спине. А на голове была шляпка из тонкой светлой соломки с вышитыми по полю васильками, которая прикрывала верхнюю часть лица. Сумка из такой же соломки висела у нее на плече. В своем стилизованном русском костюме Она явно выделялась в толпе, где майки, шорты, кепи и рубахи «гавайки» с ярким набивным рисунком пальм, бананов, акул и прочей “экзотики” были  общепринятой одеждой.

Ее свекровь, дама с высокомерным взглядом, увешанная массивными ювелирными украшениями из золота, не отходила от Нее ни на шаг. Когда бананы у девочки закончились, они все двинулись к пещере. Я с итальянцами последовал за ними.

Храм представлял собой высокую сводчатую пещеру протяженностью метров триста. Возможно и дальше, - она уходила вглубь ступенями, вырубленными в скале, а над головой в своде храма зависли гроздьями летучие мыши. В главном зале, самом обширном с отполированным каменным полом, были установлены статуи Будд. А в правой нише, выбитой в скале, в полумраке, протянувшись метров на десять, сиял позолотой монумент спящего Будды «Ожидающего нирваны». Посредине зала на маленьком гранитном постаменте сидел тайский монах, окутанный тканью цвета киновари, очень старый, сухой, с бритым черепом. Своим видом он мне напомнил Настоятеля Обители Лу. Тайцы поднимались к монаху на маленькую площадку и, присев на колени перед ним, соединяли ладони на груди и кланялись. После чего протягивали ему руку, и он на запястье завязывал всем цветную нить.

Она подошла к дочери и, шепнув что-то на ушко, направилась к монаху, и дочь последовала за ней. Они, как положено, выполнили ритуал приветствия и протянули руки, но Ее тяжелый жгут волос со спины соскользнул на грудь, а она быстрым движением руки возвратила его на место. Но я увидел, что тонкая паутинка цепочки упала на ступеньку и осталась там незамеченной, когда Она ушла. Я подошел к постаменту и опустился перед монахом на колени, глядя на паутинку, за которую цеплялся изящный крестик. Я поклонился монаху, услышав, что он уже бубнит мантру, и послушно протянул ему руку, на которую он повязал мне браслет из переплетенных  двух шерстяных ниток - белой и оранжевой. А потом, взглянув мне в глаза ультра синими зрачками, монах протянул костлявую руку, захватил золотую паутинку с крестом узловатым темным пальцем и вложил мне ее в ладонь. Я на мгновение почувствовал себя счастливым, а он уже закрыл глаза и забубнил новую мантру.

Когда я встал, то увидел, что в Храме Ее уже нет. Я поспешил на площадку, но ни там, ни на стоянке их уже не было. Она вновь исчезла из моей яви, но я был рад знаку, оставленному Ею. Между нами появилась тонкая нить, связав накрепко наши души, и ничто не сможет разрубить ее.

В отеле в комнате я достал футляр для очков, в котором хранилась с прошлого года  роза с Ее окна, туда же я поместил крестик. Есть примета: если найдешь чужой крест, то разделишь судьбу того, кто его потерял. Не отсюда ли ритуал «братания» - обмен нательными крестами? Я был благодарен предзнаменованию, уготовившему нам одну судьбу, которую я принимаю и разделяю, какой бы она ни была, только бы находиться с Ней рядом. А этот знак  возвел зыбкий мост над разлучающей нас пропастью и подарил мне уверенность - мы будем вместе!

Следующие полтора месяца протекли для меня в том же неизменном режиме. Кроме воспоминаний о своем эмоционально-духовном преображении, которое я, обнажая душевные переживания, истерики и фантазии, пытался, не анализируя и не приукрашивая тайные метания искушенного рассудка, спроецировать в двухмерное пространство белого листа, я параллельно увлекся новой статьей о роли Мессии в человеческой цивилизации и о его космологической основе. Но однажды утром, заняв свой пост у маяка, я обнаружил, что вилла опустела. Еще недели две я метался по острову, пытаясь проникнуть на виллу, войти в контакт с персоналом, но “моя” горничная перешла работать куда-то, а другие не могли (или не желали) мне помочь. Каждое утро я в надежде, что Она вернется, приходил к маяку, но безрезультатно. Только в конце апреля я понял, что здесь я Ее больше не увижу, и вспомнил о визитке Чанг Клу.

Набрав номер телефона с синей карточки, я после первого же гудка услышал чуть гортанный с вибрирующими согласными звуками знакомый голос, который объявил мне, что я попал в агентство экстренного реагирования на неординарные обстоятельства. У меня произошло наложение всплывшего вдруг в моей памяти  редкого по тембру голоса и далекого образа, казавшегося уже нереальным, словно приснившимся мне в какой-то фантасмагории. С нескрываемым удивлением я выпалил:
      - Нагиня Лоо! Это - вы?
      В трубке после короткой паузы  знакомый голос произнес:
       - Возвращайтесь в Бангкок. В моем офисе вы найдете ответы на ваши сегодняшние вопросы и обстоятельства.
        Я знал, что Посвященные никогда не лгут, и доверился указанию вернуться.
    

            Через несколько часов, оставив прекрасный остров Пхукет, я подлетал к «Городу Ангелов» Юго-Востока.
Из аэропорта, взяв такси, я помчался к офису. Но, подъехав к знакомому адресу, я не узнал того дома, где был всего около пяти месяцев назад. На месте магазина, занимавшего первый этаж, сейчас находился административный департамент строительного холдинга. О Чанг Клу никто ничего не знал, и отрицательный ответ обрушился на меня неожиданным сюрпризом. В растерянности я поехал в отель, чтобы, во-первых, спрятаться от внезапно начавшегося тропического ливня, а во-вторых, заказать билет на самолет из страны, которая по непонятным мне причинам начала явно выталкивать меня из своего пространства.

    Перебирая свои немногочисленные вещи, я обнаружил пропажу визитки Чанг Клу. Это обстоятельство крайне удивило меня: ведь она не может нарушить данного мне обещания, что равносильно для нее потере силы.
Я вызвал горничную. Она приготовила мне ароматную ванну: на поверхности воды плавали свежесрезанные соцветия орхидей, растворяя в прохладном безмолвии свою тонкую прекрасную сущность. Релаксация с помощью воды и запахов не привела меня в состояние покоя и эмоционального умиротворения. Я явственно ощущал дисгармонию, словно моя душа и сознание не могли прийти к  соглашению в отношении моей материальной сущности. Очевидно, что мое решение, о выборе жизненного пути, отразится в его временном континууме пространства бытия. Будто я сейчас стоял перед камнем, за которым в разные стороны расходились дороги-программы перехода на новый уровень игры в жизнь: (Направо пойдешь - коня потеряешь, налево - голову, а прямо - себя, т.е. - душу). Продвижение вперед по избранному мной пути грозит потерей приобретенной силы, или  жизни, или души. Если выбор кажется жестким, то можно еще отказаться, повернуть обратно и доживать с тем, что есть, более никуда не рыпаясь. Возврата вспять, где нет Ее, уже определенно не будет. Старые мосты сожжены, а новый - через пропасть к Ней – похож на мираж. Суровый выбор между тремя путями меня не пугал, если я достигну цели. Я знал, что на последнем уровне нельзя ошибаться.

Первым я отсек путь, где расплата - душа. Я понимал, что на достигнутом этапе, сохранив голову (жизнь) и коня (силу), стану бессмертным. Но без души место моей бессмертной сущности - разве что среди Нагов. Возможно, я буду Нагараджей - их властелином, как обещал мне Настоятель Лу, но Ее на этом Пути я не встречу, даже если буду ждать миллионы лет. Осталось мне выбрать между конем и головой, между сверх-силой и жизнью. В человеческом существовании ясно, что жизнь имеет ценность, если нет сверх возможностей. Разве не для этого человеку дается жизнь, чтобы освоить их и реализовать свою высшую цель? Переход из материального существования после смерти изношенной или кем-то испорченной биооболочки (тела) в иное жизненное иерархическое пространство душ, автоматически лишает человека физической жизни раньше или позже - воля судьбы, но лишить его духовную сущность приобретенной силы она не сможет. Сохранение личностной энергии в любом плане - это шанс достижения цели. Я оставляю себе - силу. «Всадник без головы»  достиг того, чего не смог с головой. Майн Рид дал мне подсказку.

Я сделал выбор: остаюсь с душой  и силой. Сила выведет из нескончаемой сансары - игры, в которую играют люди, а душа укажет путь к Свету.
Уверенно выбрав для себя путь «голову потеряешь», я вновь обрел внутренний покой и ощущение счастливого предзнаменования. Оно меня не обмануло. Выйдя из ванны, я обнаружил на подушке в спальне синий конверт и догадался, от кого он.

Чанг Клу сообщала, что интересующая меня семья в полном составе шесть дней назад вылетела из Таиланда в Москву, где и пребывает в настоящее время в загородном доме, адрес которого указывается. Еще она мне сообщила, что Мэг пыталась через иное сыскное агентство Бангкока разыскать меня, но ей это не удалось, тогда она самолично прилетела искать меня в Таиланде. Отель, где она остановилась, указывался также.
Я мысленно поблагодарил Чанг Клу, которая умолчала лишь о моем предположении, что она идентична Нагине Лоо. Затем по телефону я заказал билеты на ближайший рейс в Москву, вызвал такси и поехал в отель на встречу с Мэг.

Мэг остановилась в одном из самых великолепных отелей Бангкока в «Shangri la hotel».  Словно сказочный дворец магараджи, он раскинулся на берегу реки Чаопрайя, окруженный поистине райскими садами, где теннисные корты, бассейны, площадки для вертолетов и скоростных катеров не портили, а подчеркивали безупречность дизайна. Я попросил портье позвонить к ней в номер и предупредить, что жду ее в холле «крыла ангелов», где изысканность отделки и потрясающая роскошь поражали любое воображение. Портье сказал мне, что леди не может спуститься в холл  и просила передать, что через четверть часа она примет меня у себя в апартаментах.

Номер был выдержан в тайском стиле и имел поистине царскую обстановку, а  строгий покрой брючного костюма Мэг из плотного китайского шелка с мягкими переливами - от топленого молока до густо-янтарного - и гладкие распущенные волосы, сдерживаемые лишь перламутровой заколкой, выдавали и здесь ее аристократические корни. Она в любой одежде выглядит на фоне дворцовых декораций естественно и гармонично.

Мэг не удивилась моему появлению, а как будто ждала его.
       -Я искала тебя, чтобы предупредить и предостеречь от непоправимого шага, - начала она вместо приветствия в гостиной своего номера.

        Она сидела на краю кресла – мягкой светлой кожи с позолотой и инкрустацией из слоновой кости - прямая, напряженная и очень серьезная. Я не видел ее около полугода, но мне казалось, что она появилась из моей прошлой жизни. В пространстве, в котором я сейчас обитал,  не было ни ее, ни кого либо другого - кто мог бы повлиять на мое настоящее, которое я определил в четкие границы желаемой цели. И поэтому я был слегка удивлен и раздосадован, что прошлое в лице Мэг все еще пытается вылепить из щепок, пепла и воспоминаний предательский мостик для  моего отступления.

       - Мэг, это касается моего прошлого или будущего? - также обойдя ритуал приветствий, спросил я и без приглашения утонул в кресле напротив.
       -Это касается твоего настоящего, - медленно произнесла она, разглядывая меня с интересом.
       -У меня нет настоящего, потому что в нем нет того, что я желаю. У меня было прошлое, вернувшись в которое я создаю будущее. Ведь если вчера будет сегодня, то и завтра будет вчера.

 Я замолчал. Мэг, все еще глядя на меня, как на привидение, также молчала. Но тишина между нами не была пустотой, а развертывалась и насыщалась космосом, поэтому голос Мэг,  казалось, звучит оттуда:
- Тогда, если у тебя сегодня есть - вчера то, и вчера было завтра. Зачем ты ищешь то, что уже у тебя было? Завтра во вчера, минуя сегодня, возможно преобразовать, но будет ли оно желаннее того завтра, которого нет в сегодня?

Теперь пришла моя очередь новым взглядом посмотреть на Мэг. Она издевается или на самом деле смогла вскрыть тайный шифр моей души? Мой резкий разрыв с прошлыми связями, обусловлен очищению «жесткого диска» моей памяти от всех лишних ненужных программ и файлов, чтобы освободившееся пространство посвятить только для Пути Света. И я понимал, что этот мой выбор нового формата не должен стать для «отвергнутых» оборотнем-монстром с жестокой холодной маской безразличия и хамства, одетой на затылок от преследователей, ведь лицом я устремлен только к Ней - в наше будущее. Я не хочу оборачиваться, но я могу сменить маску на затылке, изобразив отрешенного, уставшего от всех, но все-таки культурного существа, которое никого не обижает, не обманывает и не желает, только потому, что существа этого, с кем они пытаются общаться, как такового уже нет, есть всего лишь эта маска. Интересно, когда они поймут, что за маской - пустота (затылок моего завтрашнего лица), изменит ли это знание для кого-нибудь что-либо?

Сменив маску, я обратился к Мэг с подобающей нашей встрече вежливостью:
       -Прости, Мэг, я понимаю, что совершить такой перелет тебя могли заставить только чрезвычайные обстоятельства, и я внимательно выслушаю все, что ты захочешь мне сказать.
Она, чуть расслабив спину, откинулась на спинку кресла,  тут же погрузившись в трясину его комфортности, и вздохнула:
       - Ну, наконец-то, а я уж подумала, что ты здесь перепекся на солнце или… - и она, взглянув на мою левую руку с перстнем Фаусто на большом пальце, не стала продолжать.

Тогда я исключительно для ясности изложил  мои ближайшие намерения:
      - Завтра я возвращаюсь в Россию. Цель моя неизменна - найти Ее. Знаю, что мое «маниакальное» преследование Ее кого-то настораживает и, возможно, пугает. Но не страсть тому причина, ее нет в принципе. Наверное, это то самое высшее чувство, называемое любовью, которое только и может распознать единственный ключ к замку под печатью судьбы. Я не могу упустить этот шанс - сломать печать, тогда мы с Ней сможем, соединившись, открыть замок, и, может, Путь Света станет тогда достижим для всех, кто пойдет за нами.

       - Я не задержу тебя и не стану отговаривать от возвращения в “прошлое прошлого” завтрашним днем. Мне достаточно сегодняшнего вечера, чтобы кое-что подкорректировать, если ты не против?
       -Я  против. Ты можешь только поделиться информацией, которая, предупреждаю заранее, уже ничего не изменит. Мой паровозик сорвал тормоза, потому, что вышел на финишную прямую.
        Глаза Мэг на мгновение блеснули влажной горечью, но тут же скрылись за  ресницами. Подавив вздох, она сказала куда-то в сторону:
- Ну, что ж, тогда я не буду тебя загружать лишней информацией, а только скажу кратко о том, что может помешать твоему паровозику достичь конечной станции. Я хочу поговорить о твоем журнале.
       - У меня больше нет журнала.
       - Да, ты по привычке к красивым жестам, втравил в непредсказуемые обстоятельства других. Поделить компанию между бывшими любовницами мог только очень циничный или сумасшедший человек. Мы – «бывшие», сошлись на втором определении для успокоения своего самолюбия, конечно. Но этот вопрос был единственным, по которому было достигнуто согласие. Не буду тебя утомлять и посвящать в подробности наших разногласий, тем более, я знаю, что это тебе безразлично, а скажу лишь, что мне пришлось прибегнуть к моим связям в Скотланд Ярде, чтобы понять, с кем ты меня отправил в плаванье на ярком надувном резиновом кораблике под названием «Роскошь». Эту официальную сводку я и хочу донести до твоего сознания.

       Перед тем, как принять столь щедрый дар от тебя, я решила навести справки на предмет ликвидности журнала и о моих неожиданных компаньонках. Состоятельность «Роскоши» на данный момент не на пике, хотя журнал еще в зените всеобщего внимания и популярности. Но информация о моих партнершах повергла меня не только в крайнее замешательство, но и в какой-то мере стала потрясением.

       Начну с меньшего: Олеся. В начале девяностых годов, после распада СССР, вместе с волной беженцев-переселенцев она попала в Лондон. Но уже через год спецслужбы Англии выявили и разоблачили в ней секретного агента разведки КГБ, я не знаю, как сейчас называется эта служба в России. До настоящего времени Олеся являлась двойным агентом и по-видимому, с ведома обеих стран, которых пока эта игра устраивала. Так вот, ты был одним из объектов, о котором она подробно докладывала обеим сторонам. После твоего внезапного поступка с подарком она какое-то время была в шоке: все ходила в православную церковь, ставила свечки, причащалась. И параллельно писала в обе «инстанции» о желании оставить «службу», ссылаясь на нервное истощение и желание покоя. Но Российская сторона поставила ей условие, что даст «добро» на ее заявление в обмен на причитавшуюся ей долю в журнале. Но неожиданно для всех Олеся три месяца назад официально у нотариуса подписала свой отказ от твоей дарственной в пользу  двух  других владельцев  журнала. После этого шага о местонахождении Олеси неизвестно.

       Итак, нас - владельцев «Роскоши» - стало двое. Мы узнали об этом на следующий день после «отказного» заявления Олеси у нотариуса, куда мы были обе приглашены. Сюзанн имела в тот момент настолько задумчивый и отрешенный вид, что странность поступка Олеси ни только ее не удивила, но и не вывела из состояния «погружения в себя». А меня, не скрою, все насторожило, тем более, что о Сюзанн  у меня не было никакой информации.

       Но через месяц я получила то, что ждала. Эта информация и заставила меня поехать в Таиланд, чтобы найти тебя.
       Если бы я узнала только, что Сюзанн является членом международной тайной масонской ложи, я бы не стала тебя беспокоить. О ней очень мало что известно: новое ли это течение религиозного и философского толка или возродившееся старое, ассимилированное эпохой цивилизации. Но главное известно - это «клуб» только для женщин, обладающих неординарными способностями. Феминистические идеи - цветочки, по сравнению с целями «ордена жриц».

       А теперь о самом важном. Сюзанн бывала в клинике у Фаусто, что подтверждено видео наблюдением. Я знала, что его навещали родственники из Италии, так это она выдавала себя за его сестру. В день его побега, буквально за час до последнего моего посещения, она была у него и возможно, помогла ему осуществить побег. Но зачем? Следовательно, можно предположить, что она общалась с ним все время до его гибели. Объясни мне, кто такая Сюзанн? - взволнованно, на высоких нотах вопрошала Мэг голосом, потерявшим аристократическую сдержанность и надменность, да и всем своим сломленным постоянным напряжением существом.

       - Мэг, если я скажу, что твоя информация меня не только не заинтересовала, но и в данный момент не имеет ко мне никакого отношения, ты мне поверишь?  - как можно мягче спросил я.
         И Мэг впервые взорвалась. Она вскочила с кресла, метнулась ко мне и, приблизив свое искаженное гримасой истерики лицо, вонзила в мои глаза взгляд разверзнутых до черной бездны зрачков, и срывающимся  голосом проорала, обдавая горячей волной дыхания:
       - К тебе это имеет прямое отношение! Ведь следующий будешь ты! Ты ведомый! Сила использует и манипулирует тобой. Как только ты попытаешься уйти из поля ее влияния, она размажет тебя, чтобы ты не испортил случайно картину эксперимента.

       Я попытался успокоить Мэг, взял ее ладони в свои и усадил в кресло. Затем, наполнив два бокала коньяком, я один протянул ей, а второй тут же опустошил сам. И только, когда она, сделав глоток, успокоилась, и лишь мелкая дрожь ее рук еще окрашивала стеклянные бока фужера янтарными маслянистыми волнами, я решился продолжить разговор.

- Я не знаю Мэг, какой эксперимент ты имеешь в виду, но предполагаю, что моя независимость от центробежной силы сжатия человеческой энергетики в космическом пределе без жертвы не обойдется. Я готов к этой жертве и сделал свой выбор, осознав истинность своего пути. Для меня это единственный шанс, выйти из замкнутого цикла кармических повторений. Ты пытаешься мне помочь удержать мою материально-биологическую сущность на более длительный срок в этом проявленном мире, построенном иллюзиями человеческого разума. Спасибо Мэг за твою любовь к моей физической оболочке, заполненной социально-культурно-нравственными понятиями, соответствующими твоему уровню и имеющими совместимость. Но любила бы ты меня, если бы хоть один компонент отсутствовал или комплект подобий был бы ограниченнее? Смогла бы ты меня любить, не зная меня? Ты любишь во мне продукт человеческой деятельности сознания, но не мою духовную сущность. Да и значит ли она для тебя что-нибудь? Прости Мэг, но я ищу иной любви.
 
   Я люблю свою Незнакомку и знаю, что она также любит меня. Мы уже вместе в наших помыслах, но наше  единение подчинено определенным законам, которые начинают включаться и работать в земном плане только при соблюдении неких ритуалов, только поэтому мы и должны встретиться здесь, чтобы затем вместе отправиться в наше вечное путешествие по «Пути Света». Прости Мэг, мне пришлось сказать тебе правду, предвидя, что она разрушит некоторые еще живучие иллюзии в отношениях между нами. Чтобы быть вместе с тобой, я должен стать твоим отражением и подобием, иного ты бы не потерпела. Но я другой. Я ждал, надеялся, что ты когда-нибудь поймешь это. Мэг, мы не нужны друг другу, пойми и прими это. Тогда, возможно, ты найдешь настоящее подобие себе, а не  отражение. Я искренне желаю тебе этого!

       Мэг уже совершенно успокоившись, сидела расслабленная, словно бледная и печальная русалка, одинокая среди безграничных океанских вод. Наконец она промолвила:
       - Это ты меня прости, что вынудила тебя дойти до объяснений. Все это я понимала и раньше, но не могла смириться сначала с потерей Фаусто, а затем тебя. Я почему-то была уверенна, что с тобой мы так близки и похожи, что разлуке с нами не по пути. Я всегда знала, что ты другой, но мне нравилось, что со мной ты меняешься. Мне казалось, что когда-нибудь ты забудешь, кто ты, и станешь не моим отражением, а моим подобием. Ты прав, мы придумываем себе удобные и приятные иллюзии, чтобы потом, забыв свой истинный путь, стать их частью.

       - Мэг, я рад, что мы спокойно  закрыли эту болезненную тему, и благодарен, что ты мне сообщила о Сюзанн и Олесе, это интересное сообщение, но для меня оно уже ничего не меняет и не значит. Поэтому давай прекратим этот разговор, и позволь мне пригласить тебя на ужин в чудесный ресторан, который я отметил в твоем роскошном отеле.
       - Да, конечно, спасибо. Ты можешь заказать столик и подождать там. А я только переоденусь.
      
Ресторан находился на просторной террасе, нависшей над водами реки, в которой кружили косяками бело-золотисто-красные рыбины, выпрыгивая из набегавшей волны, сверкая яркими глянцевыми боками и выпрашивая корм. Так они развлекали посетителей, в основном, зажиточных европейцев и японцев. Русских здесь я не видел, они предпочитали более шумные и зрелищные заведения. В этом же ресторане безукоризненный сервис, консерватизм обстановки и манер подразумевали принятый в высшем свете этикет и рамки общения.

       К моему удивлению, метрдотель объявил мне, что, к сожалению, гости отеля должны заказывать столик заранее, а сейчас уже все занято. Тогда мне пришлось сказать, что столик желает заказать леди из апартаментов отеля. Почтительно поклонившись, он тут же заулыбался и ответил, что для леди, конечно, имеется бронь, и он предложил мне последовать за ним. За столом я заказал свой фирменный коктейль и стал поджидать Мэг.

А на полукруглой сцене началось вечернее шоу. Хореографические картинки на мифологические темы, довольно высокого артистического мастерства и профессионализма интроплетированные в народных тайских танцах, сменяли друг друга. В каждой притче - танце было задействовано не менее тридцати танцоров-мужчин, которые исполняли и женские партии. Шикарные сценические костюмы с перьями редких птиц, золотой вышивкой и с шитьем из бисера, страз, жемчуга и блесков поражали своим великолепием и оригинальностью. Только очень грустно было смотреть на прекрасные юные лица, обильно покрытые гримом, мальчиков-трансвеститов, у которых ни лучезарная, не покидающая застывшую маску лица, улыбка, не пушистые крылья порхающих ресниц, не могли скрыть обреченность и горькую печаль, сквозившую из еще детских глаз изящных танцоров. Сколько этим талантливым созданиям пришлось учиться, чтоб движения приобрели отточенность, легкость и естественность рисунка танца. А сколько им пришлось пережить боли и унижений, чтоб форма тела соответствовала смысловой нагрузке движений.
 Есть ли смысл в жертве будущего и отказа от вечности ради настоящего? Или в том, что они вычеркнули себя из будущей жизни, скрывается другой смысл? Ведь не ради мимолетных ярких дней с мимолетными деньгами, которые им уже не нужны будут в будущем, они решились на операции? Ведь деньги накапливают ради любовных переживаний и строительства дома для будущей семьи. Им уже эти проблемы не грозят. Сознательно ли они выходят из колеса сансары или автономно включается программа саморазрушения? Так компьютер природы жизни, возможно, реагирует на завирусованный файл и уничтожает его. Человек пока не вправе решать за мать-природу кем ему быть: мужчиной или женщиной, поэтому она не станет воспроизводить  и переписывать свои ошибки. Человек подвластен ей, пока он часть ее. Так я еще раз подтвердил для себя правильность и однозначность своего выбора и решения. Природа, ты больше не моя мать, я выйду из этого круга, пока череда жизней не “загнала меня”.

       А Мэг все не шла. Я попросил метрдотеля позвонить к ней в номер и осведомиться о ее планах. И мне ответили, что леди десять минут, как покинула отель. Она уехала по-английски, неизменная леди Мэг.
      
       (продолжение следует в третьей книге трилогии «Сны бабочек»)