Костюм Евы — чем не платье? Тем более для роскошной женщины. А если сказать ещё, что она в постели, разобранной, чистой, в аромате духов и шампуней, то это вообще сумасшедшее дело!
Вчера её посещала хандра. Бутылка "Мартини" весь вечер скрашивала их непростое общение. Думалось многое: о мужчинах, любви, одиночестве, и лишь господин Морфей прервал эти муки.
Но вот в окошко заглянуло солнышко, коснулось её лица. Глазки приоткрылись, сощурились снова от слепящих лучиков. Она потянулась и, улыбаясь, пропела себе:
—Доброе утро!
И поморщилась. Побаливала голова. Будь на её месте представитель слабого пола (а это, безусловно, мужской), картина выстроилась бы по традиции, тем более в выходной. Но она была истинной рабой Афродиты, поэтому, стиснув зубы, лишь процедила с горечью:
—Какая он сволочь!
И ей действительно стало легче. Если бы, правда, любил, она бы не проснулась сейчас одна. А раз не любит, о чём жалеть?
Лежу обнаженная, думала она, безумно красивая и любящая, а он… Чай некому даже в тёплую постель принести болеющей даме!
Мил он, конечно, и сексуален. Глазки её мечтательно закатились под потолок. Память разыграла тут же одну из трепетных сцен… Вырвался вздох, невольный, но очень томный. Если бы он принёс сейчас чашечку чая с молоком и плиточку горького шоколада, прощение было б неизбежно. А так … Жениться на мне он хочет, вспыхнула она. Нахмурилась и твёрдо решила:
—Всё, я скала!
Ну, почему вот так, несло её дальше? Все хорошо — и вино и мужчина. А результат? Одна, страдаю на остановке. Ну, вот он бы вроде, мой маршрут! Ан нет, другое. И снова приходится добираться на чём попало!
Размышления, одно мрачнее другого, прервал телефонный звонок.
—Да, — вздохнула она, с раздражением взглянув на определитель номера.
—Как Ваша милая головушка?
—Так… , — бросила неопределенно.
—Чай? Пьёшь уже?
—Нет. Еще валяюсь. Обнаженная!
—Поэтично. Сейчас подъеду. Купил твой любимый шоколад. Впустишь?
Опустила ноги с кровати. Медленно подошла к окну и слегка отдернула штору. Вот сейчас, в самом деле, чувствовалось — весна! Город пылал её страстями. Потянулась на цыпочках, заулыбалась. А потом подумала с нежностью — пусть!