Капитан вышел из низкой двери комендатуры. Он четко представлял себе вот именно эти минуты: сейчас от непривычного света и белизны вокруг он должен зажмуриться, сейчас вдохнет полной грудью сырой запах подтаявшего снега - и жмурясь, вдыхая, он повторял все то, что, казалось, уже пережил, пока ждал этого дня. Эта часть пути пройдена: "на свете счастья нет, но есть покой и воля; давно завидная мечтается мне доля, давно, усталый раб, замыслил я", как там дальше, короче, пора и честь знать". Капитан наклонился, взял в горсть комок снега, сжал кулак и вытер ладонь о серую шерсть своей шинели.
Злобно лаяли собаки караула, во дворе уже собрались люди: горстка солдат с пустыми лицами; какие-то деревенские бабы, замотанные в платки, стали креститься. "Господи, спаси!" – тонким голосом заорала одна, рванулась было к капитану, выронив корзину, зеленые яблоки покатились под сапоги расстрельной команды, но баба повисла на руках караульных и затихла.
"Здравствуйте-до свиданья" – капитан кивнул побитым кирпичам стены, она отделяла комендатуру от другой жизни. Там, сразу за стеной, был овраг, кусты орешника, заросшее и неопрятное под снегом поле и темная полоса леса по кайме. Здесь: солдаты, долгие ночи, полные боли, осточертевшие рожи караула.
"Ну что, ребятушки, начнем, помолясь" – капитан подмигнул солдатам, – стройтесь давайте, чего время тянуть".
Напротив стены, метрах в десяти, встала расстрельная команда.
Капитан всматривался в лица солдат, стараясь не запомнить их, а развлечь себя: вот этот, курносый, наверное еще и не женат ни разу, усы-то еще не растут. А тот, со здоровенной шишкой на лбу, пьянь и задира. Капитану вдруг захотелось, чтобы играл баян, чтобы качалась земля и пелись какие-нибудь очень весёлые и похабные песни. "Но сейчас-то уж это всё не ко времени, да" – хмыкнул капитан.
Одному солдату стало плохо. Его вывернуло на снег, он упал на колени. "Эй, ты, из интеллигенции, что ли? Студент? А ну-ка, поднимите там его! Тоже мне, великое дело: расстрел!" – сосед солдатика справа неуклюже схватил того за локоть и поднял на ноги.
"Готовы? Целься!" – капитан ещё раз оглядел цепь, поднятые винтовки. "Ну, вот и закончили, прости Господи" – пробормотал себе под нос и гаркнул так, что дёрнуло горло: "Пли!"
Выстрелы никогда не гремят залпом как один, так бывает только в романах. Раздался громкий треск. Солдатики у стены повалились на снег. Расстрельная команда опустила винтовки, приклад к правой ноге.
"Сапоги, ботинки с них снимите, если что ценное - крестики, цепочки, что в холодной не спёрли – половина мне!" – капитан достал портсигар с портретом матери на перламутровой крышке, достал сигарету и с удовольствием затянулся. Капитан любил и знал свою службу. "А баб этих гоните к чертям отсюда, опять попрошайничать будут, бл*ди".