В салоне красоты горело позднее окошко, необъяснимо запоздалое горение, и Феликс завернул к двери. Он заходил сюда всего один раз, неизвестно когда - не упомнить и год, а Марго повела себя так, будто каждую ночь он здесь обивает пороги.
Она была решительной привлекательной особой, не исключено, что и хищной, иначе зачем бы она свой салон назвала «Багира». Трудно было бы рассчитывать, что ему будет интересен увлекательный рассказ о судьбе этого полуподвального помещения: Марго увлечённо поведала о своих суровых буднях, о весенней распутице, захватывающей центр города врасплох, заливающей салон, как они втроём с «девчонками» вычерпывали до утра воду, а потом пили пиво, не снимая резиновых перчаток, и далее по списку.
Феликс не подавал и виду, что способен проявить сочувствие и послушно заглядывал в углы мощёного крупной плиткой коридора. В результате продолжительных маневров он оказался вовлечён в уютный массажный кабинет, весьма светлый, с маленьким окошком под потолком. Его вполне устраивало, что его утлое судёнышко обтекает женская неторопливая речь, и где-то вскорости в надежде забрезжит новый маячок.
Внезапно он остался один, и плоский циферблат со стены показал голос. Как бешеный пёс бросается на грудь жертвы, так тиканье часов кратко и кратно ударам сердца обрушилось на Феликса. Страшно или больно? И то, и другое…
Ему не дали остаться в одиночестве, словно услышали завещание:
Марго возникла поблизости, ясно, что из туалета. Поблизости, но не рядом…
Без задней мысли он опустил ладонь на белоснежную простынь массажного стола и заслуженно закашлялся. Ткань, по всей видимости, была напитана ядом.
« Вот оно что. Суконная правда…»
Становилось забавным, что каждая его безумная мысль немедленно сбывалась и оказывалась безупречной. Марго оказалась в белом коротком халатике, деловито натягивая белые перчатки, и подталкивала его строгим видом к лежаку:
- Начнёмте, больной!
Тут снова Феликсу показалось, что в мире появилась подсказка, оформляется его новая идея существования. В ролевых играх обмануть вековечную спутницу, госпожу Неотвратимость, или отыграться… на ней? Ты каким игроком себя возомнил?!
Как бы то ни было, сама природа предоставляла ему верное средство - он не мог ни стоять, ни сидеть, ни лежать на одном месте – и оставалось только двигаться, чем он и занимался без остановки.
- Главное, не останавливаться…- успел сообщить по мобиле старина Гурвич, за миг до столкновения его машины с железобетонной сваей. Той далёкой ночью автодорожники оставили её на трассе, не успев закончить ремонт.
Поглощённый этими и разного рода причудливыми мыслями, спешащими навылет мозга, как случайные пассажиры сквозь вагон неизвестного следования, Феликс лихо выпал из реальности. Без должного интереса он продолжал отслеживать, как в его голове эти пассажиры открывали какие-то фортки, проверяли на прочность двери разных купе, нахально топали ногами. Суета усилилась, когда отовсюду навалился жар, сведения о возгорании оказались верными.
Сумбурный шум представился биг-битом, рвущимся из музыкального комбайна из угла, массажного кабинета, где Феликс себя и осознал.
-Кукла! Откуда здесь кукла?!
Марго в распахнутом халате извивалась перед ним на кушетке, а сам он возвышался сверху.
- Не останавливайся! Ещё…- она заимствовала слова из дубовых переводов американских мелодрам. Феликс сверзился, покатился кубарем, что твой камнепад на горную дорогу. Пылающая голова держалась на шее чудом, горячим камнем.
Марго с распахнутыми глазами и с запахнутым на одну петлю халатиком, невесть откуда несла ему нашатырь.
- Какая ты, Маргоша, красивая…
Она от его ледяной ухмылки и протянутых рук отпрянула на метр.
«А вот здесь наши дороги расходятся…»
Феликс собрал все свои кости и понёс на выход к удовлетворению Марго, в некотором роде.
Вот в этот день, рано утром ему позвонили из полиции:
- Ваша жена попала в ДТП, – и он помчался в такси на 17-ый километр, по приближении всё больше казавшийся 101-ым – отверженным, за чертой человечности.
Машина была как приклеенная к бетонному столбу правым боком, а Ленчик свешивалась с водительского сиденья наружу, на ней не было ни царапины. Гаишники стояли сбоку, парамедики ходили, почему-то по кругу, усталые тётки. Со стройными ногами у Ленчика всё было в порядке, голова на месте, а вот руки были тряпичные, дёргались во все стороны, и ничего с этим нельзя было поделать. Феликс подлетел к ней, погладил по голове, а когда увидел на заднем сиденье то, что осталось от дочери, поинтересовался у ментов наручниками.
Гаишники изумились: он объяснил – руки ей надо успокоить.
Старший из них, какие-то звёзды на мятом погоне, пухлым рукавом с ослепляющим катафотом потянулся:
- Вы сами-то понимаете?! - и готов был плечо не выпускать, почуяв клиента, а Феликс спокойно поднял глаза:
- Вы правы.
- То-то же…
Феликс погрузил свою жену в такси и отбыл домой. Дома он сразу прошёл на кухню, справа холодильник, слева плита, впереди – ненужное окно. Стол был нужен, он был необходим, за стол Феликс держался. В недрах квартиры зарождались шорохи, перетекали за стенами, но никоим боком его не касались, пока не поскреблись в широкую спину.
Ленчик проявилась за спиной в дверном проёме:
- Я отравилась, - и сползла по косяку.
Он вызвал скорую, врач велела набрать воды трёхлитровую банку, принести таз, врач спрашивала, он кивал, что да, были попытки суицида. Выслушал, что опасность миновала, и что-то ещё:
- Мы можем её забрать, подержать до утра…
- Пожалуй… - начал Феликс и не закончил.
Её увезли. Он покинул квартиру, лифт, дом, а улицу покинуть ему не удалось.
Его жена давно и уверенно водила, настолько ровно и гладко, что он мог ей доверить самое дорогое. Любому внутрь машины может залететь оса, и любой может среагировать резко. Резкость плюс скорость в сумме составили роковой итог.
Ночь пока цеплялась за темноту, а утро могло нагрянуть в любую минуту. Феликс сидел у двери подъезда на корточках, локтями в колени, и удерживал голову в ладонях.
«Белую блузку на праздник наденешь, алую ленту в косу заплетёшь…»
Наверное, пошёл дождь, потому как неблизкие фонари расплылись в глазах и потеряли резкость.