В профсоюзном комитете научно-исследовательского сельскохозяйственного института утверждали кандидатуры, выдвинутые на Доску Почёта. Когда начали обсуждать ведущего научного сотрудника Ракетова из отдела картофелеводства, слово взял ответственный за производственный сектор профкома кандидат сельскохозяйственных наук Столонов.
– Я категорически возражаю против выдвижения Ракетова на нашу Доску Почёта. Хотя он в этом году защитил докторскую диссертацию и написал монографию о сравнительном анализе органических и минеральных веществ в северных и южных сортах картофеля, и урожаи на его опытном участке самые высокие в институте, но разве это главное в работе учёного? На почётную Доску мы выдвигаем передовиков, то есть, людей с прогрессивным, передовым кругозором.
А что собой представляет человек, носящий такую современную, я бы сказал, космическую фамилию? Начнем, как говорится, с ab ovo, то есть, с самого начала, с его внешнего облика. Вечно мы видим Ракетова в телогрейке и солдатских сапогах. Он говорит, что так удобнее работать на опытных делянках, но ведь Ракетов не колхозник, не рабочий, а учёный!
Когда я ему сделал замечание по поводу его одежды, он заявил нечто невразумительное: мол, кот в перчатках мышь не поймает. Причём тут кот и какая-то мышь -ведь Ракетов не зоолог, а учёный растениевод. Да и смотреть, как растет на участках картошка вовсе не главное занятие для всех нас. И бороду свою он совсем запустил, следить бы ему за ней, как за своими посевами – нет, он позволяет своей растительности на лице не держаться в определенных рамках, распускает её, как хочет.
Но всё это пока цветочки. Ягодки будут вот где. Получил Ракетов премию за новый сорт картофеля, а на что он истратил деньги? Порядочный современный человек купил бы машину, а он купил, не поверите, ворох старомодных стеклянных приборов, вроде колб Кьельдаля, аппаратов Сокслета и два ящика всяких газо–анализаторных трубок, и всё это отвёз к себе на квартиру, будто таких вещей ему недостает в его лаборатории. Купил он ещё кучу старья, дореволюционные книжки, микроскоп времен Левенгука, и даже икону!
– Попрошу вас, Аркадий Иванович, быть покороче! – поднял седую голову от стола председатель профкома. – У вас есть замечания к научной деятельности Ракетова?
– А как же! Я говорил недавно с заведующим отделом картофелеводства профессором Глазковым. Тот мне порассказал о своем сотруднике такое, что мне непонятно, как дирекция института держит его на работе. В своих, с вашего позволения сказать, исследованиях, он использует устаревшие методики, часто пренебрегает современным научным оборудованием...
– Поконкретнее сказать можете? – почесал седую шевелюру председатель профсоюзного комитета.
– Пожалуйста! – Столонов провёл ладонью по своей вспотевшей лысине, потёрся об отворот пиджака своим округлым женственным подбородком. – Один раз я застал Ракетова, взвешивающим стебли картофеля на обычных торговых весах с гирями на тарелках, а всем известно, что с наибольшей степенью точности можно взвешивать только на аналитических или торсионных весах. А он, видите ли, выбирает приборы для взвешивания, какие попроще! И ещё приводит, как за ним водится, непонятные выражения, вроде того: измеряй микрометром, отмечай мелом, отрубай топором. Ботву он берёт просто голыми руками, а не специальным пинцетом Кайданова. При всех расчётах по внесению удобрений и так далее, он не использует современные компьютеры и калькуляторы, а прибегает к помощи древнейших инструментов: счетов с костяшками и логарифмической линейки. Вообще, по моему мнению, мнению заведующего лабораторией механизации, он пренебрегает серьёзным математическим подходом к биологии.
Ещё соратник Ньютона, художник Леонардо да Винчи сказал довольно определенно: «Никакой достоверности нет в науках там, где нельзя приложить ни одной из математических наук и в том, что не имеет связи с математикой». Известно, что в каждой естественной науке заключено столько истины, сколько в ней математики. Это ещё Кант утверждал. А вы знаете, что мне ответил этот Ракетов по поводу математических истин? Он привёл якобы слова Эйнштейна, мол, математика – это единственный совершенный метод водить самого себя за нос. Каково?!
Столонов обвёл слушателей торжествующим взглядом, как бы заранее был уверен, что все возмутятся таким поведением Ракетова.
– А однажды Ракетов сказал, – продолжал Столонов, – что самым великим учёным всего человечества был обезьяно-человек, первым придумавшим каменный топор!
По его выходит, что та обезьяна была выше Ломоносова, Пастера, Эйнштейна.
А когда собирали деньги для подарка к юбилею заместителя директора по научной работе, то он отказался от взноса...
– Всё ясно! – прервал словоохотливого Столонова председатель профкома. – Для окончательного решения вопроса о вынесении кандидатуры Ракетова на Доску Почёта нужно проследить коллективу за моральным обликом этого научного сотрудника. Какие-то... иконы, книги, выпущенные в царское время ... Уж не ходит ли он по воскресеньям в церковь? Предлагаю создать комиссию из двух человек по выяснению обстоятельств бытовой жизни Ракетова. Председателем комиссии пусть будет наш профсоюзный активист Столонов.
Через два дня Столонов и член комиссии старший лаборант Колорадова позвонили в квартиру Ракетова. Дверь им открыл высокий мужчина лет сорока с черной с проседью бородой. Рукава его серого халата были засучены по локоть, длинные волосатые руки с ладонями, испачканными землей были опущены. При виде посетителей тонкие губы Ракетова сжались в недовольную гримасу: его оторвали от нужного дела.
«В самом деле, какой-то обезьяно-человек!» – подумал Столонов и, отвернувшись от вопросительного взгляда Ракетова, стал рассматривать необычное убранство маленькой прихожей однокомнатной квартиры. Вдоль одной ее стены стоял дощатый стеллаж с книгами, журналами, а у двери, ведущей в комнату, висели карты опытных делянок, Огородные культуры на них обозначались разным цветом, и все растения были зашифрованы четырехзначными номерами.
– Ой, как у вас тут красиво! – воскликнула Колорадова.
Скользнув рассеянным взглядом по цветным картам, она удивленно уставилась на невиданной толщины старинные книги, лежащие плашмя на нижней полке стеллажа:
— А это, что за литература? Оксфордские словари? Никогда не встречала такого!
– Да нет же! – глаза Ракетова потеплели от искреннего восклицания молодой женщины. – Прошу вас, проходите в комнату! А это кадастр земель центральных губерний России начала двадцатого века. Любопытнейшая и редкая штука, достал у букинистов.
Столонов приблизил свое круглое, ничего не выражающее лицо, к средней полке стеллажа:
– Так…, многотомная история православной церкви, запомним, – бормотал он. А вот ещё роскошные кожаные переплеты с золотым тиснением: «Екатерина Великая», «Император Александр Третий», «Визит наследника-цесаревича Николая в Японию»...
На самой верхней полке стояла икона, изображающая Богородицу с младенцем, у которого был не по-детски проницательный взгляд. В свете двух бра, выполненных в форме свечей, тускло поблескивал серебряный оклад иконы.
– Учёный-естественник и вдруг такие шалости! – Столонов улыбнулся снисходительно, словно разговор касался детской забавы.
– Никак не пойму, откуда у вас такая тяга к старине, вы, пожалуй, не оправдываете свою современную, я бы сказал, космическую фамилию! – скрестив руки на груди и спрятав кисти под мышкой, сказал Столонов.
Щёки у профсоюзного активиста дробно задрожали от принужденного смеха.
– Не я выбирал себе фамилию! – в тоне густого голоса Ракетова явственно слышалась давнишняя неприязнь к профсоюзному активисту. – Мой прадед, царицинский мещанин, тоже носил фамилию Ракетов. Да будет вам известно, что ракетное оружие появилось ещё в десятом веке.
– Да полно вам, мужикам, спорить! – мелодично пропела Колорадова, протискиваясь по узкому проходу между книжным стеллажом и стеной с картами к двери в комнату. – Мы, Иван Николаевич, заглянули к вам на минутку, так наслышались от коллег о вашем увлечении старинной экзотикой и решили зайти по пути домой, очень нам любопытно.
Столонов и Колорадова остановились у входа в комнату, не столько удивлённые, сколько недовольные увиденным. Вдоль стен и поперек комнаты также стояли тесовые стеллажи, но не с книгами, а с зелёными растениями в керамических и стеклянных сосудах. От горшков тянулись стеклянные трубки с кранами. У стеллажей, на маленьких столиках с дюралюминиевыми ножками располагались аппараты для определения белков, жиров, углеводов и витаминов.
Свет ламп дневного цвета под потолком отражался в многочисленных колбах, бюретках и в причудливо изогнутых других стеклянных сосудах с их многочисленными сужениями и вздутиями. Вся эта аппаратура и растения, вьющиеся по стенам, были знакомы Столонову и Колорадовой как работникам агрономического профиля
Удивляло их другое: как можно небольшую квартирку превратить в филиал лаборатории, разве Ракетову было недостаточно тех часов, что он проводил в институте среди такого же нагромождения склянок, трубок, флаконов с реактивами и многочисленных приборов для колориметрических, спектрометрических, хроматографических, генетических, да мало ли каких ещё исследований?
Ракетов усадил гостей на узкий диван, а сам, вздохнув, пошел на кухню. Скоро он вернулся с парой банок рыбных консервов, с полбуханкой хлеба и с колбой, наполненной желтоватой жидкостью.
– Раз уж вы пришли ко мне в гости, то отведайте моего картофельного самогона, очищенного по моему методу. Сюда я добавил витамины, мёд и экстракты некоторых плодов.
Когда он придвигал журнальный столик к дивану и размещал на нем угощение, Колорадова залюбовалась его ладной фигурой. Без халата, в ковбойке с распахнутым воротом Ракетов с его усами и окладистой бородой напоминал ей библейского богатыря или Илью Муромца из картины Васнецова. Выпили по первой рюмке, причем Ракетов только пригубил своё самодельное зелье.
Столонов раскраснелся и благодушно щурился на зеленоватые блики от растений на стекле и блестящем металле приборов. Они с Ракетовым затеяли спор о недостатках методики определения аминокислот по Нейбергу, а Колорадова с рассеянного согласия хозяина ушла на кухню, чтобы пожарить немного картошки – её как всегда недоставало для настоящего застолья.
– ....измерять площадь посадки картофеля старинной Аннушкой, деревянной саженью? – услышала Колорадова расслабленный голосок Столонова, когда вошла с дымящейся сковородой в комнату.
– Добрейший Николай Иванович, возьмите у меня в лаборатории портативную лазерную установку! Луч лазера в современных условиях позволяет измерять расстояния с точностью до десятых долей миллиметра.
– Фи..., коллеги, довольно вам углубляться в научные дебри! – прервала разговор мужчин Колорадова. – А вам, Николай Иванович, надо срочно жениться, иначе вы пропадёте один на один со своими научными изысканиями в институте и дома!
Выпили уже по третьей рюмке и попробовали картошку. Столонов от восхищения прикрыл глаза и причмокивал языком:
– В жизни не едал ничего вкуснее! Так это ваш последний сорт?
Ракетов сорвался с места и побежал на кухню. Оттуда слышалось его недовольное бормотание и звук передвигаемых по полу и столу ящиков и горшков.
– Я за выдвижение Николая Ивановича на Доску Почёта! – сказала Колорадова. – А у вас мнение о нём переменилось?
– Я своих мнений так быстро не меняю, дорогая! – ответил Столонов, глядя на своё отражение в колбе со спиртным.
Николай Иванович пришел с кухни насупленный, сгорбив широкую спину.
– Я у вас там немного похозяйничала, навела кое-какой порядок, ведь вы одинокий мужчина! – кокетливо заиграла бровями Колорадова.
– Не надо было вас пускать на кухню! – со спокойной грустью сказал Ракетов. — Ну, ладно, взяли вы картошку не с того ящика, эти элитные клубни у меня были приготовлены для опытов. Хорошо, что у меня есть в комнате запасной ящик этих клубней, но вот кто вас просил поливать ростки водопроводной водой и передвигать их от света? Теперь придётся повторять опыт!
– Милый Николай Иванович! – ничуть не смутилась Колорадова. — Мы тут с представителем от профкома посоветовались и решили удовлетворить ходатайство сотрудников ряда лабораторий о выдвижении вашей кандидатуры на институтскую Доску Почёта. Завтра наш фотограф вас снимет, только придите в институт одетым соответствующим образом, обязательно с галстуком!
Столонов оторвал взгляд от колбы с самогоном и укоризненно посмотрел на свою напарницу по комиссии, очевидно, не одобряя преждевременного разглашения цели их визита.
– О какой доске идет речь? – загремел в тесной комнате голос Ракетова. – Так вы пришли, чтобы сообщить мне об этом? Не буду я фотографироваться и хочу сказать вам, что сейчас очень занят, мне надо провести один эксперимент...
Когда Николай Иванович проводил посетителей до лифта и закрыл дверь, он ещё с минуту слышал звонкий голосок Колорадовой, раздававшейся на лестничной площадке:
– А вот назло вам, будете висеть на Доске Почёта! Я распоряжусь взять фотокарточку из вашего личного дела в кадрах и увеличить ее!
Юрий Боченин
15.04.14.