Пред алтарём в молитвах
Ты ищешь всё спасения.
Исповедь слышит имя,
Да к истине прозрения.
Не погасают свечи.
Священник просит прямо:
Готова ты, но в свете
Кто-то и против встанет.
Холод осенний воет.
И нет спасенья в храме.
Твои сомненья гонит
Уверенный октябрь.
В три воскресенья службы
И в празднике объявлен
Церковною молитвой
Твой скорый день венчания.
Прошла ты и причастие.
Билет святой подали.
Но в сердце стужа правит.
Судьбе вы... проиграли...
Тщетны были попытки Ирины отговорить Милану от предстоящего венчания. Подготовки уже начались. Обидевшись совсем на то, что Милана неприступна, упряма и не желает менять ничего, Ирина в день примерки венчального платья осталась сидеть в своей комнате...
– Ириночка, – умоляюще и голосом, и видом пришла Милана.
Платье на ней было белоснежной красоты. По подолу, рукавам и груди переливались в узорах холодным цветом серебряные нити.
– Уходи, – опустила взгляд Ирина.
Она сидела на полу под окном, а перед ней лежало письмо, которое читала, но оставила лежать. Милана вобрала в себя дополнительный воздух, будто поможет удерживать силу духа.
– Я должна, пойми, – села она на стул. – На прошение моё отправиться к Алексею даже не взглянули. Позаботился всё-таки Николай Сергеевич... Не выпустят меня. Долг у меня, видать, иной.
– Плохой этот граф, я верю князю, – высказала опять своё Ирина, уставившись глазами в письмо. – Обманет... Не выполнит обещания.
– Ты так и будешь его князем величать?... Это от Дмитрия Васильевича? – заметив письмо, поинтересовалась Милана.
– Да, получила через дежурного. Спрятал он весточку в сюртук и передал отослать мне. И Дмитрий Васильевич,... он не одобряет, молит отменить всё и не верить графу, – взглянула Ирина заплаканными глазами на подругу, которая в наряде невесты казалась бледной и горестной, словно то перед ней сидела смерть.
– Это моя последняя надежда спасти Алёшеньку,... да и Ивана обрекать на бедность я не смею, как он ни уверяет в обратном, будто проживут без этих денег, – молвила Милана. – Завтра в последний раз иду на исповедь, пройду обряд причастия,... а там и венчание будет.
– Коли никто против не скажет, – усмехнулась Ирина, намекая, что все планы могут сорваться.
– Ты не сделай этого, – покачала головой Милана. – Граф клялся Ивану, принял угрозу смерти, коли обманет. Обещал он и меня не трогать! Поверь же, всё может быть хорошо!... Клянись, что не скажешь и слова против.
Ирина молчала. По её щеке потекла одиночная слеза. Разрывалась внутри души и не знала Ирина, какой выбор предпринять, но верх одержало подчинение дорогой подруге...
Никаких помех к предстоящему венчанию не произошло. Никто не высказался против. Закончила церковь в Петербурге и церковь в деревне у имения Нагимовых троекратное объявление об этом венчании. Закончились исповеди, причастия. И завтра уже ожидает великое таинство предстать перед алтарём, богом и людьми, чтобы воссоединить две жизни в одно...
А пока тот день не настал, Николай Сергеевич с супругой позаботился о приданном Миланы: к дому графа Краусе в Петербурге стали подъезжать повозки. В первой повозке деревенский мальчик держал икону, а рядом стоял новенький самовар. Далее следовали ещё повозки, в каждой из которой были те или иные вещи, сопровождаемые то супругой Николая Сергеевича, то сестрой Якова — Алевтиной, согласившейся помогать во всём. Этот подвод встретила мать Павла Петровича Краусе...
Графиня была всё ещё в полном расцвете сил, а стеклянный взгляд и молчаливость никак не говорили о присутствии желания участвовать в происходящем. Она лениво раздавала указания, куда что нести, и сама лично присутствовала при описи всего привезённого имущества, недовольно проворчав про доставленную в дом клетку с канарейками.
В тот же день были разосланы приглашения для Петербургской знати. Это были именные билеты, где указали имена жениха и невесты, время и церковь, где будет проходить венчание, а так же адрес бала, о котором дали подробное описание...
День настал... Милана была готова с раннего утра. Сидя в наряде посреди гостиной, она упрямо пялилась вдаль, находясь где-то в своих мыслях...
Отогнать муку о потере любимого, несостоявшейся с ним жизни, никак не получалось. Страх и чувство долга бились в ней бесконечностью войны, а перед глазами раскрыли присланный подарок жениха, достали оттуда гостинцы, достали нежную фату и тут же украсили её причёску.
После этого вошёл и прибывший к венчанию Иван. Он поднёс к Милане серебряный поднос, на котором красовались белые перчатки. Ольга видела, что Милана от переживаний не может больше шевелиться, и помогла ей надеть их, после чего следовала с нею до порога.
От самого дома до ожидавшей их свадебной кареты Иван вёл Милану, и её осыпали монетами те, кто собрались порадоваться и кто не знал истинной причины данного союза, хотя замечали некую печаль в лице невесты...
– Ты уверена? – шепнул Иван, когда Милана уже была в карете. – Не нужно нам это наследство.
– Алёшеньке долю облегчить обещано, – молвила, как во сне, та и больше не сказала ничего.
Не выдерживая видеть свою подругу, вот так вот отдающую свою жизнь в руки недостойного человека, Ирина осталась стоять в доме и наблюдать всё из окна. Как только кареты со всей процессией отправились в путь, она бросилась в кресло рядом, и никак никто бы не смог остановить вырвавшихся её рыданий, если б оказался здесь...
Под церковное пение входили жених и невеста в церковь. Встали на белое полотно перед аналоем с Крестом и Евангелием... Ответили утвердительно на вопросы священника... Вручены им были свечи. Зачитаны молитвы. Возложили венки на головы, и... стали они супругами...
Внесли чашу. Наполнена она была вином, которое отпить им дали три раза. И повёл священник их вокруг аналоя, остановил перед Царскими вратами и прочитал назидание...
Венчание закончилось, а вместе с ним и жизнь, как решила для себя Милана, принимая всё, словно то – похороны. Она держалась только ради долга, к которому себя сама подвела и настроила. Лишь мысли о том, что кому-то будет лучше от этого союза, и что у неё будет ребёнок от любимого человека, утешали изнывающую душу.
И, наконец-то, промчался свадебный день... Милана надеялась остаться одна в своей новой спальне, но супруг вошёл следом и закрыл за собою дверь...
– Как я мечтал об этом, – сказал он и приблизился. – Теперь мы будем вместе навсегда. Я буду самым счастливым на свете.
– Павел Петрович, – задрожали взгляд и душа Миланы. – Вы же знаете, что люблю я Алексея.
– Ради бога, – усмехнулся он. – Любите кого угодно, но выставлять меня на посмешище не позволю. А посему,... вам надлежит быть нежной и уступчивой со мной. В моей власти не выполнять обещанного, – предупредил он и стал спокойно расстёгивать тесёмки её наряда.
Милана задрожала не только в душе. Её тело было против нежеланных прикосновений, но,... оказавшись вдруг вдавленной в постель под грубостью угроз,... через себя,... через силу,... позволила собою... владеть...
– Что мы наделали, Николя, – прошептала в ужасе супруга Николаю Сергеевичу, когда они отошли от дверей Миланы и её теперь мужа.
Николай Сергеевич молчаливо уходил с супругой к выходу. На улице уже ждала карета, готовая немедленно отправляться в путь...
– Нам здесь больше делать нечего, – тихо ответил он, и скоро экипаж уносил их прочь от Петербургского дома графа Краусе...
Продолжение: http://www.proza.ru/2014/04/16/1905