За окном кончалась ночь

Мария Куликова-Радостная
   «За окном кончалась ночь. Земля поворачивалась боком к солнцу и дню…»

 С этими словами она проснулась и стала вспоминать. Неужели на самом деле всё это просто приснилось? Да, точно, лишь сон. Никогда не была она на этом поле, "нехоженом, косы не знавшем", никогда не видела этой "немой степи", никогда не слышала этой "пустынной тишины". А всё словно с нею было.

Теперь, уже наяву, снова плыли перед ней картины прошедшей  ночи. Проплывали картины боя, пугали взрывы, издалека слышалась пугающая немецкая речь, вой голодных собак, скрежет гусениц по промёрзшей земле.

Слышался где-то совсем близко нежный женский голос: "Мы рождены друг для друга...".

Теплым ветром пролетал  ответ ей: "Милая, милая моя!.."

Виделся над военным полем лик матери, святой лик, читающий молитвы сыновьям своим, посылая в бессонных ночах  через всю страну любовь и покой.

Да, это было. Было не со мной, было страшно, было жестоко...
Но было.

Бесшумно поднялась она и подошла к кровати сына. Спит. Её маленький мужчина тихо спит, сопит в подушку и снова улыбается своим снам. Опустившись на колени рядом, она захватила ладонь его и прижалась губами: "Никогда, слышишь, никогда  и никто не обидит тебя. Я молюсь за тебя и всегда рядом." Слёзы катились по щекам, касались нежной детской кожи, а она, забыв про ночь,  шептала ему слова любви, обещая беречь.

Поднявшись, она вышла из спальни; аккуратно ступая по чуть скрипевшим половицам, перешла на кухню и посмотрела в сад. Да, «за окном кончалась ночь. Земля поворачивалась боком к солнцу и дню…» Ломаной линией лес разделил границу между небом и землёй – совершенно тёмная снизу, ярко алая сверху. Первые лучи раннего солнца робко заглянули в окно, заиграли на стенах, пробежали по часам, и  лишь сейчас увидела она, что в природе и мире только пять утра.

- Как рано! Как красиво! Как мне всё ещё тревожно!

  Весна в этот год прогнала зимние устои совсем рано: снег сошёл в начале апреля, лёд с озера – неделей позже. Вспомнились ей слова «обнажилась земля, избитая войною, и лечила самоё себя солнцем, талой водой, затягивала рубцы и пробоины ворсом зелёной травы». Её земля тоже торопилась прикрыть открытые после зимы луга и тропинки молодой порослью, старалась заменить холодные напевы метелей и вьюг на тёплый, звонкий щебет первых вернувшихся птиц. Но было одно местечко - давно заброшенный сенокос, на котором каждую весну поджигали его сухую, истрёпанную за предыдущее лето траву. Чёрная, обгорелая до корня она стелилась по земле; дым серыми волнами перекатывался по ней, то поднимаясь и рассеиваясь в светлых облаках, то опускаясь к земле, становясь от того еще темнее. Средь этого серого полумрака иногда появлялись обожжённые, чудом уцелевшие невысокие берёзки, чьи юные стволы, исхудавшие у основания от жара, тонкими чёрными линиями напоминали картины этого страшного сна, того страшного боя…

  Старый кофейник на столе словно бы напоминал, что пора отогнать все сны и видения этой ночи. Когда вода в нём с шумом стала нагреваться, он вдруг непривычно тоскливо, непривычно жалобно загудел. И не бывало так никогда, но даже простой старый кофейник в это утро был совершенно другой.

- Мама, что с тобой?
Она так ушла в воспоминания, что не заметила, как проснулся и поднялся сын.
- Родной мой, чего же ты не спишь?
- Мама, уже семь утра, мне же в школу пора!
- Ах, сколько времени пролетело…  Я даже не заметила…
- Мам, что с тобой? Ты плакала? – бросил беглый взгляд на стол, увидел на нём маленькую книгу в черном переплёте.
- «Пастух и пастушка»…  Зачем ты  читаешь её снова и снова, если каждый раз  плачешь? Бедная ты моя...
Порывисто шагнул ей навстречу, крепко обнял и прошептал:
- Не плачь, у нас же всё хорошо! Завтра приедет с работы папа, и мы снова будем все вместе. Не плачь, я тебя люблю.
- И я тебя люблю, люблю крепко-крепко, больше всех, сильнее всех.
Он оставил лёгкий поцелуй на щеке и убежал, а мысли её катились по воспоминаниям и повторяли слова:

«Родной мой! Ты вот тут, – я дотронулась до сердца рукой…»