Дарите родителям любовь!

Екатерина Волкова 5
   СУБЪЕКТИВНЫЕ ЗАМЕТКИ

   Возраст начинаешь ощущать не тогда, когда поседеют или поредеют волосы, нагрянет тучность, начнут один за другим портиться зубы, упадет зрение. Возраст чувствуешь не тогда, когда повзрослевшие дети сами становятся папами и мамами. И не тогда возраст обрушивается на плечи, когда вид молодого красивого человека противоположного пола вызывает уже не желание, а воспоминания и сожаление.
   Возраст – это когда количество чтимых скорбных дат начинает превышать число дат радостных, праздничных.
   Считать даты скорби я начала слишком, пожалуй, рано. И сегодня их слишком, пожалуй, много. Вчера целый день размышляла об этом. Мне сейчас 47. Именно столько лет было моей маме, когда в прекрасный праздник 1 мая она оставила этот мир. Моему мужу через семь лет стукнет 60. Столько было папе, когда его не стало.
   Я сижу за компьютером в своей квартире. В его квартире. В его комнате. Это мой дом. Это мое наследство. Своим уходом отец дал мне то, что мне было необходимо жизненно всю жизнь – территориальную независимость, что в условиях жизни в России и означает «независимость» в буквальном смысле слова. Но, Боже мой, сколько бы я дала, чтобы не было этой независимости, но при этом папа был бы жив! Мой лучший друг, от которого никогда не было секретов. Никаких! Человек, который всегда знал, какую книгу мне «подсунуть» в тот или иной момент жизни. Знал, какое сказать слово, порой даже очень жесткое. Но неизменно прогоняющее любую дурь и отрезвляющее.
   Я всегда очень ценила его мнение. Всегда старалась сделать что-то, чтобы заслужить его похвалу. А он хвалил очень редко. Честно сказать, даже не помню, когда он меня хвалил.  Я очень переживала. В Университет сама поступила – тишина. Работаю в международном отделе главной газеты страны – тишина. Замужем, сына ращу, сама справляюсь со всеми житейскими трудностями – тоже. Статьи печатают в Союзе и за рубежом – ну и что? Мне казалось, что он считает меня недотепой, что подтверждалось его периодическими ремарками к моим поступкам в личной жизни: «Рохля!» И только на поминках, когда собрались его друзья и соседи, поразилась услышанному: оказывается, отец безумно мной гордился, всем по сто раз рассказывал, какая талантливая, умная, сильная его старшая дочь. Теперь, когда мне удается подняться хотя бы ещё на одну ступенечку вверх, я всегда повторяю: «Жаль, что папа не дожил». Он не дожил ни до книжек моих, ни до Творческих вечеров, не дождался, когда его полный тезка, в честь него названный – мой сын – станет вот таким взрослым, надежным и сильным.
   А вообще – он просто – не дожил. Он ждал, как ребенок ждет игрушку, пенсию, потому что всегда завороженно ждал момента, когда государство, которому мы отдаем силы и труд всю жизнь, хоть что-то начнет отдавать нам. 60 отцу стукнуло 31 декабря 1998 года, когда он уже был болен. Пенсионером ему довелось побыть только три месяца. Не напади на него, как разбойник из-за угла, эта мерзкая болезнь – рак – папа ещё и женился бы, я уверена, и сострагал бы нам с сестренкой Маришкой ещё братика или сестру. Потому что он был Мужчиной с большой буквы. В нем чувствовалось столько силы, духовного богатства, в нем была такая сильная харизма… Как его любили женщины! И как он любил женщин!
   Однажды мы ехали на машине по его делам. Колесили по всей Москве. И периодически то тут, то там я слышала: «Вот в этом доме когда-то жила моя девушка». Это становилось уже невыносимо, и я не выдержала: «Покажи мне хотя бы один дом в Москве, где никогда не жила никакая твоя девушка – я установлю там мемориальную плиту и буду регулярно возлагать цветы». Отец рассмеялся в усы. Он не обиделся, потому что у нас был такой формат отношений – дружеский, с юмором, иронией, острым словцом. В нашей семье людям не прощался лишь один недостаток – недостаток ума. Ко всему прочему относились с пониманием.
   Папа развелся с моей мамой, второй своей официальной женой, когда мне было только четыре. После он еще дважды был женат. В четвертом браке роилась моя сестренка. Но никогда я не была обделена отцовским вниманием и заботой, ведь даже свою квартиру, их с бабушкой квартиру, папа разменял на две комнаты в коммуналке, находившиеся в соседних подъездах одного дома только затем, чтобы я не испытывала недостаток его внимания, бабушкиной заботы. Из садика я топала к ним. Из школы потом – тоже. А в 12 лет вообще сделала свой выбор и перешла жить. Как ни уговаривали меня вернуться, я осталась с отцом и бабушкой. При этом отец продолжал платить маме алименты. Однажды я спросила, зачем он это делает, не подать ли в суд на пересмотр дела, раз уж я постоянно живу с ним на его средства. Отец спокойно объяснил мне, что подавать в суд на женщину, которую когда-то любил, которая подарила ему дочь, он не будет никогда ни при каких обстоятельствах. И все осталось по-прежнему: я жила с ним, папа платил маме алименты. А еще были праздники и дни рождения, когда мои родные по маминой линии обращались к отцу со словами типа: «Катеньке шуба нужна. Давай, Миша, в складчину купим?» Папа соглашался и происходила «складчина»: он давал деньги, отчим ехал со мной в магазин и мы покупали шубу. В результате, потом долго говорилось о том, как девочке совместными семейными усилиями приобрели дорогостоящую вещь.
   Сегодня утром мы съездили на папину могилу с его лучшей подругой, нашей бывшей соседкой Галкой. Отец был для нее тайным поверенным абсолютно всех секретов. Почему? Потому что умел слушать. Даже когда не слушал и думал о своем, о мужском, собеседник не подозревал об этом – так дельно и обстоятельно он комментировал потом, давал советы. По словам Галины, никому и никогда она не открывалась так, как Михаилу. С ним можно было делиться даже интимными подробностями своей жизни. Ни маме, не подруге не рассказывала она столько про себя. И Гале очень не хватает такого друга, о которым она часто вспоминает.
   Недавно со своими учениками писали эссе по рассказу В.Бессоновой о любви и доброте, которыми следует щедро делиться с окружающими. И, прежде всего, со своими близкими, с родителями. Они не меньше других нуждаются в нашей любви и доброте, внимании и понимании. И именно им достается меньше всего приятных слов от нас, потому что чаще всего наша любовь существует как факт, как что-то само собой разумеещееся. Как это верно! Как это непоправимо верно!
   Я перелистывала толстенный семейный альбом. Чьих только там нет фотографий! Родственники, друзья, приятели, сослуживцы, знакомые сына. Конечно, мы сами, любимые! Знаете, сколько я нашла фото папы, которого любила и люблю до умопомрачения, до неизбывной тоски по утрате? Две. Сколько недодано! Сколько потерянного для общения и любви времени! Прости меня, папа!

Екатерина Волкова.