Полевые воробьи.
Как-то захотелось мне найти исток небольшого ленного ручейка. Задумано – сделано. Ранним весенним утром, взвалив на спину рюкзак со всем необходимым, тщательно уложенным заранее, отправился на разведку. Настроение было прекрасным, кругом сочная молодая зелень трав, деревьев и кустарников, неумолчный птичий гомон, высокое безоблачное голубое небо и огромный ярко-красный шар восходящего солнца. Донимали только комары, но от них существуют репелленты. Ручеёк был совсем не широкий: каких-нибудь 20-25 сантиметров. По его берегам росли могучие ели, с которых свисали бороды лишайников. Ноги проваливались в зелёный ковёр мхов. Солнце почти не проглядывалось сквозь густые кроны деревьев. Идти берегом становилось труднее, всё чаще на пути стали попадаться толстые упавшие стволы. Если это был один ствол, его можно как-то перелезть, а если это завал из нескольких – приходилось обходить, иногда довольно далеко. К середине дня стало душно, пот смывал с лица репеллент, энцефалитка прилипла к спине. Но вот впереди забрезжил просвет и, наконец, в просветах показалось зелёное поле. Ручеёк закончился в десятке метров от опушки. Вернее это был не конец, а его начало, исток. Из-под земли сразу били два ключа, образуя родник с прозрачной, ледяной водой. Какая она была вкусная! Конечно, я не удержался, попил, умылся, вылил из фляжки уже тёплую воду и залил студёной. Решил здесь отдохнуть, а заодно и перекусить. Уселся на ствол поваленной ели с обсыпавшейся корой и достал нехитрую походную снедь. Ветерок сюда не долетал, застоявшийся воздух был липким, пахло прелью, тишина нарушалась нудным зуденьем комаров и редкими птичьими голосами. Да и неудивительно: птицы не любят хмурых старых ельников.
Вдруг до меня долетели до боли знакомые звуки. Так мог чирикать только воробей. Воробей? Вдали от поселений человека?
Быстро свернув незаконченный обед, я направился в сторону едва слышимого голоса. Ельник уступил место березняку с примесью осины. Со всех сторон слышалось пение птиц. И вот я на опушке. Передо мной обширное поле с подрастающей зеленью злаков. Монотонное чирикание слышится невдалеке справа. Наконец, вижу обладателя голоса. Он сидит на единственном оставшемся сухом сучке толстого осинового сломка четырёхметровой высоты. Кора со ствола обвалилась и сам он со всех сторон усыпан плодовыми телами грибов-трутовиков и дуплами, как естественными, так и выдолбленными когда-то дятлами. Подходить близко не стал, а спрятался в цветущих кустах шиповника и приступил к наблюдению. Самец полевого воробья (его я сразу определил по коричневой шапочке, чёрному горлу и чёрным пятнам на щеках) терпеливо продолжал сидеть на сучке, крутил головой, изредка монотонно чирикал и как будто кого-то ждал. Ждать пришлось не долго. Подлетела воробьиха с пучком зелёных гусениц и юркнула в дупло повыше сидящего воробья. Послышался громкий писк, через несколько секунд она вылетела с белой капелькой помёта в клюве, который тут же на лету бросила. Писк смолк. А в это время вместе подлетел воробей с воробьихой, неся корм в клювах и залезли в разные дупла, уже ниже сучка. Писк голодных птенцов вырвался сразу из дюжины глоток. Самка вскоре улетела. Но самец взлетел на сухой сучёк. Первый воробей сорвался с сучка и полетел в поле. Второй расположился поудобнее и тоже монотонно зачирикал, вертя головой. Всё стало понятно! Воробей не просто сидел, отдыхал – он охранял гнездовья и своим редким чириканьем оповещал остальных о том, что всё вокруг спокойно.
За час наблюдений я определил, что колония состоит из семи гнёзд. Семь пар птиц носили корм в дупла, причём пять из семи дупел находились под прикрытием трутовиков. Воробьи-сторожа сменились за это время три раза. Если учесть, что пара полевых воробьёв выкармливает 5-6 птенцов, то в колонии проживает одновременно более пятидесяти птиц. В такой колонии жить спокойнее: сторож всегда вовремя предупредит об опасности, а более дюжины взрослых воробьёв смогут отогнать белку, бурундука, ласку, воробьиного сыча и даже более крупных хищников.
Через два года, находясь в этих местах в это же время, не поленился посетить колонию воробьёв и убедился, что она благополучно существует и возможно даже расширилась.