отрывок из документальной повести о Розе Люксембург
В начале 1893 года Роза с Лео и их единомышленниками решили организовать газету "Рабочее дело", ставшую позже официальным печатным органом их социал-демократической партии Царства Польского. С самого начала (первый номер вышел в июле) Роза была редактором этой газеты. Но выходила газета в Париже, и за техническую сторону сначала отвечал Адольф Варски.
В августе 1893 года в Цюрихе состоялся второй конгресс Интернационала. Роза, как редактор газеты, выступила на нём с критикой националистических идей Польской социалистической партии. Это многим её членам не понравилось и они добились того, чтобы Розу устранили с конгресса.
Роль газеты в таких условиях повысилась. Адольф Варски занимал слишком дипломатическую позицию, поэтому в марте 1894 года Роза отправилась в Париж и с 7-го номера газета стала выходить под её редакцией. Кроме того Роза намеривалась там работать в библиотеках, собирая материал для своей диссертации.
Первые дни после приезда Роза каждый день шлёт Лео отчёт о её деятельности. По ним видно, что Лео стал негласным ведущим в их работе для газеты, распространяемой в Польше среди рабочих.
От парижского грохота и его шумной ночной жизни у Розы часто болит голова. О том, что она думает об их с Лео отношениях, сначала Роза не решается ему что-то написать. Но после первых девяти писем не выдерживает, и вот результат:
25.3.1894
Мой дорогой! Я уже была на тебя очень зла и даже приняла решение больше до отъезда тебе не писать. Но чувство победило. Здесь ниже стоит то, что мне не нравится.
1.Твои письма не содержат абсолютно НИЧЕГО кроме «Рабочего дела», критики того, что я сделала и указания, что я должна делать. Если ты с возмущением замечаешь, что ты же в каждом письме посылаешь мне много ласковых слов, на это я тебе отвечу, что ласковых СЛОВЕЧЕК мне не достаточно и я охотно их тебе подарю за крохотное сообщение о твоей личной жизни. Ни словечка! Нас объединяет лишь дело и традиция былых чувств. Это очень больно. Это здесь мне стало особенно ясно. Если я, совершенно обессилив от нескончаемых дел, на минутку присяду отдохнуть и разрешу мыслям свободно течь, чувствую, что у меня нигде нет личного уголка, что я нигде не нахожусь и не живу как личное Я. В Цюрихе была та же, даже ещё более тягостная редакционная работа. Не говори, что я устала от работы, что из меня кричит желание передышки. О нет, я могу вдвое больше вынести, меня мучает лишь одно, что куда бы не обернулась, со всех сторон лишь одно - «Рабочее дело». Мало того, что я сама о газете постоянно думаю и ей занимаюсь, меня раздражает, что как только я беру в руки какое-либо письмо от тебя или от других — везде одно и то же — это очередной газетный номер, брошюра, статья. Всё бы ничего, если бы наряду с этим, КРОМЕ ЭТОГО можно было бы разглядеть ЧЕЛОВЕКА, душу, индивидуальность. Но у тебя в письмах нет ничего, ничего кроме того. Ты за последнее время о чём-либо другом думал, что-либо читал, наблюдал, чем бы мог со мной поделиться? Может быть, ты хочешь задать мне аналогичный вопрос? О, у меня то НЕ СМОТРЯ НА «ДЕЛО» много впечатлений, мыслей, только НИКОГО нет, с кем бы могла ими поделиться! С тобой? О, для этого я слишком гордая. Гораздо проще было бы поговорить об этом с Хайнрихом, Митеком, Адольфом, но, к сожалению, я их не люблю, поэтому и нет желания. А тебя я люблю, но смотри всё, что выше написала.
2-4 Тут Роза приводит примеры того, что Лео не посвещает её во все тонкости совместной работы (раз уж в данный момент он только ею живёт), т.е. не хочет видеть в ней партнёра одного уровня, а только как исполнительницу определённого участка, что даже вредит их общему делу.
5.Не присылает ей газет, "а ведь знает, что во французских только всякая ерунда о Париже печатается." Ей нужны немецкие и австрийские газеты.
«Великодушное высказывание, что я не должна беспокоиться из-за практических вещей, может сделать только человек, который МЕНЯ СОВЕРШЕННО НЕ ЗНАЕТ. Такое объяснение и добавленная к нему «птичка» - оскорбление, мягко говоря. Если к этому добавить массивные незавуалированные указания: с Адольфом поступай так-то и так-то, если посетит тебя Лавров, веди себя так и так, не забывай того и этого — если всё это обобщить, то понятны неприятный осадок, утомление , недовольство и нервозность, которые меня в эти моменты наполняют.Я всё это пишу не для того чтобы тебя упрекать, я не могу требовать, чтобы ты стал другим, чем ты есть. Частично я пишу потому, что у меня глупая привычка говорить обо всём, что чувствую, частично потому, чтобы ты был информирован о наших отношениях.»
Потом идёт сообщение о финансовых проблемах. Роза подробно сообщает на что и сколько она истратила и просит прислать денег для газеты и для неё лично.
Заканчивает просьбой: «прочитай внимательно моё письмо и ответь на ВСЕ ВОПРОСЫ.
В следущем письме (от 29.03.) она спрашивает, почему он так редко смеётся. Она пыталась представить его смеющимся и не смогла.
Но что примечательно, в последующих письмах, пока Роза не получила ответа на её критику, она всегда начинает, да часто и заканчивает их словами "золотой", "золотце", "дорогой", "единственный".
Первого апреля, наконец, приходит письмо, которого она так ждала. И Роза оказывается "на седьмом небе".
В середине апреля состоялась их встреча и потекли трудовые будни.