В старые, стародавние времена (в начале-середине XX века), когда люди ещё не имели собственных квартир, жили они в одном общем доме, который называли казармой. Там были свои нравы и обычаи. Свой язык, который мог превзойти любые анекдоты, но отличительной особенностью казармы были прозвища (сохранены авторские интонации и говор).
Бык мирской голова доской жопа ящиком, сам приказчиком… упал и убился. И, конечно, трудно понять, что вся эта скороговорка — подлежащее в таком коротком предложении «упал и убился».
Зинка, жена Яши Мыша, жри плесневую корку, а также дочь Яши Мыша, жри плесневую корку и, наконец, сам Яша-Мышь, жри плесневую корку.
Однажды последний решил сделать замок на свою комнату и попросил у девочки сходить к соседу за отвёрткой.
— Дядя Юра, дяде Яше нужна отвёртка, у Вас есть?
— У нас и Яшей нет.
— Есть, вон он у двери.
— А! Яша-Мышь, жри плесневую корку! Скажи, нету у мене.
А были и другие: Дудка, Курдын, Калючиха, Птичка, Ригалета (старушка), а в компанию Ригалетина дочка, Ригалетина внучка и Ригалетин зять, Лакей, Хрущёв, Таня-атомный галош, Сапог, Чибрики и многие другие.
— Милка, Милка, Акулина дочь!
— Чего?
— Хрущёв из окна вывалился.
Так и жили, смотрели кино по выходным в Красном Уголке, пропивали помои (когда те, у кого скотина, платили за пищевые отходы в конце месяца, люди сдвигали столы, пили и пели), обрастая собственностью, пока… всю честную компанию не расселили по квартирам.
Однажды мой дед — председатель домового комитета, а в свободное время ещё и киномеханик, и один из немногих просветителей, решил отвезти жителей фабричной казармы в театр, и не просто в театр, а в оперу.
Первым сел ветеран, отстегнул протез и положил на соседнее кресло. Как водится, зал стал заполняться.
— Дедушка — сказали молодой человек с девушкой — это наши места.
— И чё?
— Ну, это наши места, заберите, пожалуйста, ногу.
— Да пошёл ты…
Приходит мой дед:
— Что случилось?
— Пимен, твою мать, мне культю натёрло, отстегнул ногу, а её с кресла сгоняют.
Только уладили один инцидент…
Голос из громкоговорителя: руководитель группы из Наро-Фоминска, пройдите к дежурному администратору.
Дед вместе с моей мамой, тогда ей было 4 года, пошли искать дежурного, а навстречу по коридору двое вели под руку женщину, которую все называли Дудкой. Туфли она несла в руках. Она стала орать:
— Пимен, меня арестовали, что я разулась, я ноги намяла, а ковры-то мягкие, захотела походить по ковру.
Стали оформлять:
— Фамилия?
— Дудка я!
— Дудкина?
— Дудка и всё!
— Имя?
— Дудка, все так зовут.
Дед вернулся в зал, где его встретил тот одноногий:
— Пимен, твою мать, если Ленин сейчас запоёт, поворачивай домой, я точно знаю, он не пел.
Оперу всё-таки досмотрели, именно досмотрели, потому что оперу никто не слушал. Они ели и разговаривали, привлекая время от времени внимание дежурных администраторов, которых обкладывали своим фабричным матом. Правда, больше эту развесёлую компанию дед в театр не брал, но, что интересно, они просились.