Неприкаянные души.
- Бабушка, а где моя мама? – семилетка Сенька тянул запрокинутую голову, рассматривая фотопортрет молодого мужчины, с траурной лентой, стоящий на полке высокого серванта.
- Нет у тебя мамы! Бросила она тебя и папу увела с собой.
- А где ее портрет?
- Отстань, неугомонный!
Сенька огорченно вздохнул и понуро вышел из квартиры.
- Долго не шляйся! – несся следом голос бабушки Вали.
Во дворе молодая мамаша - соседка, сидя на скамейке, убаюкивала грудного малыша. Сенька застыл, с неосознанным чувством зависти смотрел на ребенка, ласково прижимаемого матерью к груди.
- Ты что, Семен, что-то случилось?
- Да нет, тетя Маша,- застигнутый врасплох, скороговоркой откликнулся мальчик, - я хотел спросить, а где Таня, она выйдет на улицу?
- Да она уж час назад, взяла мячик и ушла к пруду.
Небольшой, но глубокий пруд, подарок нерадивых строителей, вырывших котлован под фундамент строения и вдруг раздумавших что-то строить, заполнился грунтовыми водами и порос по берегам ивняком.
Обширный пустырь рядом был любимым местом игр детворы микрорайона новостройки.
Сенька увидел толпу сверстников у кромки пруда, сгрудившихся на деревянных подмостках, зависающих над водой. Он приблизился и услышал галдеж и хохот детворы.
Расстроенная одноклассница Таня с глазами полными слез пыталась длинной веткой подтянуть к подмосткам оброненный в воду мяч. Пятиклассник Петька под хохот детворы декламировал стих:
- Наша Таня громко плачет,
Уронила в речку мячик…
В этот момент девочка неожиданно потеряла равновесие и опрокинулась в студеную осеннюю воду.
Детвора панически засуетилась на подмостках. Кто-то лег на деревянный настил и тянул руку к ревущей, бестолково барахтающейся девочке, пытающейся удержаться на поверхности. Но тяжелая, напитавшая воду одежда потянула ее под воду.
Сенька мгновенно вспомнил уроки плавания и оказания помощи утопающим. Не смотря на холодный, пронизывающий ветерок, сбросил всю одежду, оставшись в одних трусиках, прыгнул в воду и выволок нахлебавшуюся, перепуганную, всхлипывающую девочку на берег.
От ближайшего дома бежали взрослые, оповещенные о происшествии кем-то из детворы.
Сенька , стуча от холода зубами, натягивал на синюшное тело свою разбросанную по берегу одежду. Прибежал Танин папа, укутал девочку в свой пиджак. Подошел к Сеньке, грустно улыбнулся и молча, как взрослому, пожал благодарно руку.
***
- Герой чертов! – ворчала сердито баба Валя, натирая водкой, пышущее жаром высокой температуры тело мальчика.
- Танюха могла утонуть.
- Ты, что там, один был, самый старший, самый здоровый?
Сенька лежал на своей постели в подернутой утренней дымкой комнате с открытыми глазами. Рядом в кресле уморилась, уснула бабушка Валя. Озноб высокой температуры не давал телу согреться под толстым пуховым одеялом.
Он посмотрел в большое, не зашторенное окно, и удивленно засмотрелся на тающую в рассветном мареве луну, которая лицом давно забытой знакомой, ласково, как-то очень тепло, незнакомо, по-матерински, улыбалась.
- Мама?
Озноб внезапно опал, мальчик вылез из-под одеяла, осторожно, стараясь не разбудить бабушку, оделся и вышел на безлюдную улицу. Он, как зачарованный, пошел навстречу луне.
Сенька стоял на перроне пригородных электричек и, словно ведомый невидимым поводырем, вошел в распахнувшиеся двери ближайшей из них. Он смотрел в окно, и сознание отмечало знакомые пейзажи. Очередная остановка пригласила его на выход.
Он шел по проселочной дороге.
«Где-то здесь живет двоюродная сестра бабушки тетка Нюра.» -узнавал Сенька местность.
А ноги несли его мимо деревни, через поле, к виднеющейся впереди полоске леса.
Сенька вошел в разреженную рощицу и попал на деревенское кладбище. Несколько десятков деревянных крестов и каменных плит тревожно сжали сердце мальчика. Черный прямоугольник мраморного памятника двойной могилы притянул его внимание.
Из глубины поверхности черной мраморной плиты, словно живые, на Сеньку смотрели молодые, улыбчивые лица мужчины и женщины.
- Папа! – узнал Сенька знакомый портрет.
Прочел ниже надпись: «Мария и Виктор Орловы».
- Мама! – вскрикнул мальчишка.
Большими, удивленными глазами он прочел наивную эпитафию, написанную душою деревенского поэта:
«Хотела смерть прервать любви полет,
На землю рухнул вдруг уставший самолет,
Но вы любовью взмыли ввысь,
Навеки душами сплелись».
Сенька через калитку прошел за оградку и уселся на корточки напротив памятной плиты. Дрожащими пальцами ладони нежно провел по застывшему в камне лицу матери. Из глаз мальчишки солоноватой росой по щекам скользили горячие слезинки.
- Ма- а –а -мочка, - протяжно плачущим голосом шептал мальчик.
- Сенька?! – вдруг услышал он позади себя знакомый голос. Обернулся и увидел тетку Нюру.
- Ты один?- озиралась округ женщина, - а где баба Валя?
- Дома, я сам приехал.
- А она знает, что ты уехал?
- Нет, и я сам не знал.
- Что ты болтаешь?
Нюра обняла внучатого племянника.
- Ой, - вдруг воскликнула она, приложив ко лбу его ладонь, - да у тебя жар. А ну быстренько идем в мою избу. Надо срочно позвонить Вале, небось, уж сходит там с ума.
***
Сенька, напоенный теткой Нюрой чаем из заговоренных целебных трав лежал, потея, под пуховым одеялом. В полудреме он слышал, как приехавшая по звонку баба Валя ругает его, непутевого внука, жалуясь сестре:
- Я никогда не знаю, какие тараканы в его голове. Что он учудит завтра. То он лезет на электрический столб, спасая забравшегося на него котенка, то спасает утопающих. Вон, захотел и поехал, куда душа зовет. Завтра в Африке его искать буду. Ох, горюшко оставил мне сыночек Виктор.
- А что ты ему о матери ничего не расскажешь?
- Да потому, что нет у него матери! – взбеленилась баба Валя, - и себя погубила и Виктора.
- Ну, в чем ее вина? Стюардесса была она. А самолет разбился, на то уж воля божья.
- Ну и летала бы сама. Зачем Виктору это нужно было? Был инженером, а стал, господи прости, стюардом. Слово-то, какое, тьфу, бабье!
- Так ведь, любил ее очень, хотел всегда быть рядом.
- Во-во, всегда, теперь навеки. А я осталась без сына и сироту ращу непутевую. А как умру, кто его в люди выведет? Кому он нужен будет, душа бесхозная, непутевая?
***
Сенька проснулся. Яркая огромная луна зависла в проеме окна и выстелила таинственную дорожку к полоске смутно виднеющегося леса.
Он оделся и словно тень проскользнул мимо спящих женщин на улицу.
Холодная роса по пояс промочила одежду Сеньки, срываясь с высоких стеблей разнотравья.
Сенька сидел на корточках перед мраморной плитой, сотрясаемый мелкой дрожью и, глотая слезы, шептал:
- Мамочка, ты зачем меня бросила?
Легкий ветерок прошелся по его щеке ласковым прикосновением невидимой ладони, и не знакомое тепло материнской ласки растеклось по телу, унимая дрожь.
Позади мальчишки раздался грузный, нервный, тяжелый топот шагов.
-Ой, беда моя, - услышал он тут же задыхающийся голос бабы Вали.
Оглянулся и увидел плачущих старушек рядом.
Бабушка приподняла Сеньку, прижала к себе, кутая в оренбургский платок.
- Баба, это мамочка моя, любимая.
- Мамочка, мамочка, ой, Господи!- воскликнула баба Валя и зарыдала, целуя мокрое от слез личико внука.
Где-то, в глубине кладбища, одинокая, всеми брошенная собака, сиротливо завыла на луну, выплескивая свою печаль единственной собеседнице в глухом к неприкаянным душам огромном, непонятном мире.