Мотор старенькой Тайоты гудел ровно, как молодой. Загруженная машина дачным скарбом и помидорной рассадой уносила Ивана Васильевича с Мариной всё дальше и дальше от города. Туда, где поют птицы, где зеленую траву, молодые листочки деревьев и кустарников ласкает тёплое, майское солнышко. Где зацвела черёмуха, пьянящая голову сладким дурнопьяном, туда, где по ночам под ёлкой фыркают ежики, толкающиеся у миски с едой, и бегает по столу вороватая рыжая кошка без хвоста в поисках съестного.
- Мир, труд, май, - задумчиво произнес Василич, - смотри Марина, какой поток машин! Когда это раньше случалось, чтобы на майские праздники все норовили спозаранку выбраться из города, чтобы посадить картошку, да посеять морковку с салатом? Сами, по своей воле отняли у себя праздник! Ушла советская власть со своей атрибутикой, демонстрациями и лозунгами, а грусть по празднику осталась. Светлое было время…детство, молодость!
- Да что ты Ваня, - в этот раз всё по-другому! – радостно сообщила Марина, - ты не видел, по телевизору показали …в местных новостях. У нас в Воронеже по проспекту шли толпы народа, с цветами, море разноцветных шаров, песни пели. Все нарядные, радостные. Журналисты у людей брали интервью…
- Дай-то бог, а то жалко май стало, до невозможности! Ведь такой светлый праздник! А впереди самый великий - Победа… Что может сравниться с ней? Сколько лет уже прошло… а я помню…
- Что ты помнить можешь? Тебе два года было… опять сочиняешь?
- Хочешь верь, хочешь не верь, а помню! Я маме рассказывал, и она тоже удивлялась.
Новорожденного, меня из Воронежа, где мы жили у бабушки с дедом, мама привезла в Ростов-на-Дону, куда моего отца (он до войны окончил Киевский театральный институт) из действующей армии направили дослуживать в Ростовский театр Советской Армии. Война приближалась к концу и профессиональными актёрами, музыкантами, служившими в Армии стали укомплектовывать созданные в 1945 г. региональные армейские театры.
- Что я помню? – ты спрашиваешь. А помню я зелёные деревья, яркое солнце, толпы людей с цветами. Женщины в разноцветных платьях, много мужчин в военной форме, раздавались выстрелы – это военные солютовали дню Победы. Я, сидя на шее у отца, видел всеобщее ликование, восторг. И мама в широкой яркой юбке и строгой причёске была такая красивая! Люди обнимались, целовались, размахивали руками, пускались в пляс.
Мы жили тогда в полуподвальном помещении нынешней гостиницы «Ростов» сильно пострадавшей от бомбёжек и, выйдя из дома, слившись с толпой, шли по Буденовскому проспекту вниз к центральной улице Энгельса, бывшей Большой Садовой. Вот, пожалуй, и всё…
- Ваня, а помнишь, как мы ходили на демонстрации!
- Ну, как же! Этого забыть нельзя. Детство – самые яркие воспоминания. В одиннадцать месяцев от роду меня к себе в Воронеж забрала бабушка. Так случилось, что я у нее и остался жить навсегда, но это совсем другая история и ты, Маринушка, её не раз уже слышала. А если вспоминать майские демонстрации, то самые яркие из них происходили, когда я учился в школе в начальных классах.
С раннего утра первого мая студенты лесного института, в районе которого мы проживали, начинали стекаться к главному входу. Когда я с приятелями прибегал, на площадке перед дендропарком уже толкался народ: ждали грузовые машины лесхоза с установленными на борта лавками для перевозки студентов. Транспаранты, флаги, портреты членов политбюро укладывались в полуторку, а студенты брали приступом машины и рассаживались по лавкам. Мы с ребятами всегда пролезали в головные машины. В кармане я сжимал рубль на мороженное, который мне всегда на май выделяла бабушка.
Машины трогались, и кавалькада через несколько минут уже проезжала Воронежский сельскохозяйственный институт, где также толпились студенты. Студенты лесного начинали дружно скандировать:
- Сус – ли – ки! Сус- ли –ки! Сус- ли – ки! Добровольный дирижёр из студентов лесного института энергично размахивал руками и мы в восторге орали «сус- ли – ки»!
В ответ от схишников – так их называли по абрвеатуре института СХИ, слышали:
- Ка – ра – е – ды! Ка – ра – е – ды! В слове «короеды» букву «о» заменяли на громкую «а».
Затем проезжали берёзовую рощу, в которой после войны берёз осталось раз-два, и обчёлся, мимо стадиона «Динамо» поднимались на горку к пединституту. Шофера знали, что в этом месте надо притормозить и студенты орали:
- Про – ма – каш – ки! Про – ма – каш – ки! – а в ответ получали:
- Ка – ра – е – ды! Иногда студенты пединститута ошибались и орали:
- Сус – ли – ки! Все потешались и крутили пальцами у виска. Те быстро поправлялись и орали» уже «короеды»!
Проезжая по студенческой улице мимо мединститута орали «Пуп-ко-резы» и встречно получали от медиков «короедов».
У Проспекта Революции, машины останавливались, студенты разбирали транспоранты, флаги и выстраивались в колонны. Впереди колонны несли эмблему института, за которой располагался духовой оркестр. Ответственный давал команду, и мы все быстро шли, иногда пробегали трусцой небольшой участок пути к центральной площади Ленина, где стояли трибуны, на которых находилось руководство города и почётные гости.
На каждой остановке идущих демонстрантов духовой оркестр играл танцевальные мелодии: фокстроты, танго… Ребята, конечно, крутились возле оркестра. Капельмейстер лесного института Сабурин Федор Михайлович – пожилой крупный мужчина с бритой головой в байковой синей рубашке, чёрном костюме «двойка» и лакированных ботинках, всегда слегка подшофе объявлял:
- Вальс! Илья Алексеевич Шатров. На сопках маньчжурии!
И запели тенора под аккомпанемент баса тубы. Затем со второй цифры крещендо взрываются трубы, за ними баритоны и опять тенора! На коже мурашки, звуки вальса проникает в глубину сознания, все стоят завороженные…Несколько пар кружатся в вальсе.
В этот момент ответственный кричит: - Пошли, колонна вперёд! Иногда это "пошли" превращалось в догонялки, стоим в колонне, стоим, а потом бежим, чтобы не отстать от передней колонны.
Наконец, под звуки Егерьского марша приближаемся к площади Ленина. Звонко гремят тарелки и бухает большой барабан. На подходе оркестр умолкает. По радио громко раздаются лозунги:
- Под знаменем Ленина, вперед, к победе коммунизма!
- Ура-а-а-а-а, - отвечают колонны.
- Партия – бессмертие нашего дела! Советское – значит отличное! Слава КПСС! Ура-а-а….
Мимо трибун проходят колонны. Диктор радио смотря на эмблемы колонн выкрикивает:
- Да здравствует советская молодежь! Ура-а-а-а...
- Идут рабочие экскаваторного завода! Да здравствует советские машиностроители! Ура-а–а…
- Идут преподаватели и студенты Воронежского Государственного университета. Их научные разработки широко используются на благо нашей Родины! Приветствуем их, товарищи. Ура-а-а…!
- Идут преподаватели и студенты лесотехнического института! Будущие работники лесного хозяйства и лесной промышленности страны! Лес – наше богатство! Поприветстствуем их товарищи! Ура-а-а…
В нестройное ответное «ура» лесного института вдруг ворвались наши звонкие мальчишеские голоса. В колонне засмеялись.
Пройдя площадь, оркестр заиграл «Прощание славянки» и демонстранты быстро разбежались кто куда. В основном направлялись в забегаловки, быстренько выпить и перекусить. Наши ряды редели на глазах и только ответственные за транспоранты, флаги и портреты понуро тащили их к полуторке. Ну, а мы ребята с этой машиной и возвращались домой.
И, вроде бы ничего особенного, Марина, а вспомнить приятно. Чувство единения, подъёма, праздника живет до сих пор.
Иван Васильевич свернул с основной дороги в дачный посёлок.
- Вот так за разговорами мы и доехали. Давай выгружаться Марина. Впереди, как говорили в советские времена у нас с тобой мир, труд и май…