Крайняя мера. Глава 20

Сергей Пивоваренко
                Глава 20

         Закрыв за собою дверь, Самохин остановился у входа, словно не решаясь двинуться дальше, и внимательно осмотрелся.
          Кабинет был, довольно, больших размеров и выдержан в строгом, благородном стиле: тускло-серый цвет широких панелей, застеклённые шкафы у стен с производственной документацией, металлический сейф под цвет панелей, а по центру  - внушительный стол с приставным «приложением», вдоль которого стояли стулья. И это полированное сооружение из столов напоминало букву «Т». Пуританский интерьер кабинета немного смягчали дорогой ковёр на полу, да высокая ваза в углу из натурального камня. Солнце било в директорский кабинет через три широких окна, заливая пространство живым, тёплым светом.
         Включив кондиционер, Самохин прошёл к своему рабочему месту.
         «Ну, вот и  «дома», наконец …» - с грустной усмешкой подумал Вадим Павлович, грузно опускаясь в уютное кресло. Он ослабил узел галстука, но желаемого облегчения не почувствовал. Приходилось по-прежнему напряжённо думать, думать о главном,  думать о том, что сегодня вновь придётся выслушивать лицемерные речи и смотреть в глаза лживых, недалёких людей. План своих дальнейших действий Самохин ещё не выработал, но был уверен, что всё осуществиться само собой и этот план непременно возникнет у него в голове, стоит ему вновь окунуться в привычную, производственную атмосферу.
       Щёлкнуло в динамике переговорного устройства, и голос секретарши несколько настороженно произнёс:
       -К вам Корякин,  Вадим Павлович. Пропускать?
       -Пусть войдёт! – коротко бросил в селектор Самохин, сам же с язвительной усмешкой подумал: « Вот она  п е р в а я  тень из прошлого … Узнал, узнал старый сыскарь, что директор вернулся и теперь спешит за наградой...»
        В кабинет энергичной походкой вошёл Корякин. Бодр и подтянут, как всегда. То же волевое лицо, те же черты, но глаза, будто, другие, - из них явно выплёскивалось торжество триумфатора.
        Когда начальник ОСБ к нему приблизился, Самохин приподнялся в кресле и поздоровался с ним, вполне, дружелюбно. Однако от краткого прикосновения к жёсткой, узловатой руке Корякина, у Вадима Павловича возникло ощущение физической нечистоты, ощущение брезгливости, но на его лице не дрогнул ни один мускул.
       -С возвращением вас, Вадим Павлович! Как поживает Франция? Как Канны?.. Что-то вы раньше времени на работу вышли?.. – живо забросал вопросами директора Корякин, жмурясь от яркого утреннего солнца. – Корреспонденцию мою получили?
       -Корреспонденцию вашу получил. И с приложением к письму ознакомился. А раньше вышел, чтобы узнать, как идут дела со сбытом продукции... Ну, рассказывайте про наше общее дело …- и Самохин посмотрел на начальника ОСБ спокойно и выжидательно.
       -Значит так,  всё проделано м н о ю  было следующим образом … - И Корякин, с обстоятельностью бывалого дуэлянта, излагающего подробности победного поединка, жизнерадостным голосом поведал о том, как в течение двух дней, с приглашёнными по договору технарями, устанавливал в кабинетах подслушивающие устройства. Разумеется, под видом замены проводки охранной сигнализации. А затем, на протяжении ещё нескольких дней, добросовестно выуживал необходимую информацию, внимательно прослушивая ведущиеся в кабинетах разговоры. И при помощи спецтехники, всё это тщательно  фиксировал, фиксировал…
        «Похоже, что подслушивание чужих разговоров скоро для многих станет обыденным делом, таким же … как отправление естественных надобностей…» - с невесёлой усмешкой подумал Самохин, а вслух произнёс:
       -Надеюсь у меня в кабинете «жучков» не наставили, а Юрий Дмитриевич?
       Вопрос был слишком неожиданным, и Корякину понадобилось пять-шесть секунд, чтобы изобразить предельное изумление:
       -Ва-адим Пав-ло-вич?!.. Да разве бы я посмел?.. Да как вы такое могли поду…?!.. Х-хотите, я этих технарей сегодня же приведу и они вам расскажут в каких кабинетах работали?
       Самохин сделал рукой энергичный жест, будто от чего-то неприятного отмахивался:
       -Нет уж, уж увольте! Давайте с вами договоримся так, - вот этой   т е м ы   мы больше касаться не будем …
       -Какой такой темы? – изобразил тугодумие Корякин.
       -А той, что касается прослушивания разговоров. Задача выполнена. Крамола выявлена. Смутьян, который написал непотребную надпись, уходит. Ну, а со всем остальным, я сам разберусь в ходе работы. Вам всё понятно?
       -Поня-а-атно… Но это значи … это значит, что дальнейшее прослушивание следует приостановить?.. – Корякин смотрел на Самохина сосредоточенно-недоумевающим взглядом. Явно опешил. Уже несколько дней начальник безопасности жил мечтами о всеобщей прослушке на предприятии, а возможно, и о проведении скрытых видеосъёмок, и дальнейшая жизнь ему представлялась только в светлых тонах. А тут  из-за капризов какого-то … (прости, Г-господи!)…, приходиться приостанавливать перспективное начинание… Э-эх, люди, люди!.. Какие же непостоянные, ветреные существа …
      -Вы меня правильно поняли, Юрий Дмитриевич, - в голосе Самохина теперь угадывалась жёсткость. Он смотрел на Корякина так, чтобы в зародыше пресечь возможные возражения. – Продолжение акции немедленно прекратить, подслушивающие устройства в ближайшие выходные демонтировать, имеющиеся записи разговоров, те, что у вас остались, - мне на стол. Вместе с копиями. Всё!.. Не смею больше задерживать.
       Губы поджав, Корякин  судорожно дёрнул головой, тем самым, показав своё несогласие. Но вслух возразить ничего не посмел, а только поднялся со стула и молча направился к выходу.
       «Безнадёжен…- глядя на спину удалявшегося Корякина, с досадой подумал Самохин. – Совсем  безнадёжен.  Э т о т  до гробовой доски будет считать, что оказал директору неоценимую услугу. А тот его за это, даже, не отблагодарил…»
       Когда за начбезом закрылась дверь, Вадим Павлович на минуту прикрыл глаза. От состоявшегося разговора с Корякиным, ему сделалось не по себе. Он не испытывал теперь желания узнавать о чужих маленьких тайнах, хитростях и неприятностях. Всё. Хватит с него! Он хочет простой и обыденной жизни. Он не желает больше думать о скверном, о грустном. Но думать о приятном удручённое сознание пока не желало. Ему нужно было время, чтобы свыкнуться с новой реальностью.