Не сложилось что-то у меня с отцом. Не общались мы по душам. Может работа причиной тому. Он играл в оркестре Е. Мравинского. Теперь и по своему опыту могу подтвердить, что чем выше коллектив, тем больше сил души оставляешь там.
Но помню открытки из разных стран с великолепными видами, красивые, отретушированные, с гостиницами, машинами... Одна была из Америки, как раз во время Карибского кризиса.
С тех пор в подкорке у меня почему-то осталась мечта о рае, где все поголовно ходят в ярких рубашках с попугаями. Смешно, конечно, почти как у Бендера, бредившего о Рио, где на улицах толпы людей в белых штанах… А мой одноклассник, при нашей последней в этой жизни встрече в Вашингтоне, с грустью рассказал мне о том, что он, однажды увидев у меня в руках громадную ручку с сочным изображением статуи Свободы, именно тогда сказал себе, что когда-нибудь обязательно окажется в этой «вожделенно-проклятой» Америке… Воистину, бойся исполнения своих желаний.
А мы все играем
в оркестрах, в больших театрах, на заводах, в бизнесе, в политику, в войну, в семью. Играем в жизнь, застегнув свой китель, ливрею, рабочую блузу, пижаму до последней пуговицы. До последнего «немогу».
Отец! И сегодня, 9 мая, мне так жалко, что ты ни слова, ни намека не оставил мне о тех нескольких днях на передовой,
и о том Главном Параде со знаменами в 45,
под проливным дождем, который хлещет на снимках тех времен,
где ты как все промок, радостно
Играя победные марши
в сводном оркестре.