Исцеление

Полина Ребенина
Посвящается Любови Рудольфовне Мясниковой.

Советские врачи, закончившие медицинский институт  в пятидесятые, шестидесятые, семидесятые годы прошлого века, как правило, не имели понятия о болезни, которая называется anoreхia neurosa.  И отнюдь не по причине недостаточного медицинского образования, медицинское образование в Советском Союзе было превосходным, но этой болезни, как таковой, не существовало тогда в этой огромной стране. 

И Таисия Николаевна Серебрякова или просто Тася, закончившая медицинский институт в эти годы, понятие о болезни имела весьма приблизительное. Ей, изучавшей латинский язык в институте, было ясно, что наименование болезни состоит из двух частей: ano- отрицание и  reksia- аппетит, то есть отсутствие аппетита, по-видимому, по причине невроза. Где-то слышала она, вероятно, в вездесущих средствах массовой информации о добровольном самоистязании, голодании юных девушек, но на практике таких больных никогда не встречала.

Но, к сожалению, пришлось ей узнать об этом страшном заболевании не понаслышке и долгие годы бороться за жизнь и здоровье самого близкого ей маленького родного человека.
 

                1
Младшая дочь Таисии, Настенька, родилась в девяностые годы в Москве. Она была последыш, поскребыш, была последней из ее пятерых детей, и родила ее Тася, когда ей было уже за сорок. Времена в России были тогда лихие, перестроечные и выжить ей одной с двумя маленькими детьми на руках, новорожденной Настенькой и трехлетним сыном Юрой было нелегко. Ее старшие дети к этому времени разьехались и жили самостоятельно, а муж скоропостижно умер. Было ей одиноко и трудно, временами невыносимо трудно, она беспрерывно сражалась, чтобы они выжили, выстояли, выдержали еще один день.

И тут появилась возможность переехать жить в соседнюю страну, в стабильную и спокойную Швецию, и в перспективе получить там работу. Конечно, нелегко было решиться уехать в чужую незнакомую страну, но она не видела другой возможности пережить эти тяжелые времена. Ей казалось, что невидимая рука свыше подталкивала, направляла ее по этому пути, и она в конце концов решилась и уехала со своими маленькими детьми в Швецию.

Так сложилось, что спокойная шведская жизнь обернулась для них чередой новых испытаний. Нужно было научиться жить в этой чужой стране, куда забросила их судьба, выучить шведский язык, приспособиться к иному жизненному укладу. Все было настолько незнакомым и отличным от той жизни, к которой Таисия привыкла, что ей часто казалось, что каким-то образом оказалась она на другой планете или же уснула и умерла во сне и незаметно перенеслась в мир иной. В этой новой незнакомой жизни нужно было все время приспосабливаться и терпеть, но, к счастью, терпению и труду приучили ее  с детства.

И самое главное нужно было Таисии найти работу, научиться содержать свою маленькую семью. И опять ей было трудно, иногда невыносимо, казалось бы,  трудно, но per aspera ad astra или "через тернии к звездам", как утверждает старинное латинское изречение. Или "Терпение и труд все перетрут!", как говорит старинная русская пословица, которой учили ее родители.

И Таисия Николаевна сумела пройти все испытания, выдержала все бесконечные тяжелые тесты, прошла все ступени подтверждения своего советского врачебного диплома с отличием, а потом прошла и все ступени шведской специализации и в конце концов стала врачом высшей квалификации в Швеции. Она работала кардиологом, специалистом по заболеваниям сердца, работа была ответственной, всегда на крайнем пределе ее сил и возможностей, но им теперь хватало на жизнь, и за квартиру она исправно платила и детишкам ни в еде, ни в одежде не отказывала.
 
                2
Все эти трудные испытания  в чужой стране их маленькую семью, Тасю с ее сыном и дочерью, необычайно сблизили, спаяли воедино. Все, что она делала, делала она для них и жила ради них. Добираясь по утрам на велосипеде до работы, перетаскивая свой старенький велосипед по снегу и грязи, она всегда думала, что она должна быть осторожной, и не оказаться под колесами трамвая, она должна жить, она должна выдержать еще один рабочий день, и обязательно вернуться домой, потому что дома ее ждут дети, и у них больше никого нет на всем белом свете, они никому не нужны, они пропадут здесь без нее.

И когда она задерживалась на работе, то Юра и Настенька начинали волноваться, сильно беспокоиться. Они не находили себе места и в отчаянии выбегали из дома и бегали по близлежащим улицам, искали маму. Им было страшно, и они знали, что только мама поддерживает на плаву то ветхое суденышко, в котором они сидят, а без нее они неминуемо погибнут. Так сильно они любили друг друга, так сильно жизнь сблизила их, что казалось пуповинка, связывающая их тела когда-то, не порвалась и до сих пор.

Тася и ее детишки все время мечтали о защищенности, ведь очень нелегко им было жить одним в этой незнакомой стране, мечтали, что встретиться на их пути хороший мужчина, который сможет стать любящим мужем и отцом. Так хотелось прислониться к сильному мужскому плечу, встретить того, кто мог бы их поддержать, защитить, развеять их одиночество, утишить их беспокойство и тревогу.

И вот, наконец, встретился на пути Таисии порядочный, казалось бы, шведский мужчина, который увлекся ею и захотел жить вместе с ними. Ее новый муж был адвокатом, казался положительным человеком, и она ему поверила. Несколько месяцев жили они в гражданском браке, а потом торжественно обвенчались в русской церкви в присутствии ее друзей.

Ее новый муж привык жить в собственной вилле и, по его настоянию, купили они дом в престижном городском районе, где жили местные сливки общества. Тася переезжать в виллу не хотела, боялась долгов, тех огромных для нее денег, которые нужно было одалживать в банке, чтобы купить дом. Да и привыкла она жить в небольшой квартире, не ставила она никогда особо высоких требований к жизни, не стремилась пустить пыль в глаза окружающим ее людям. Но муж настаивал, он о себе был мнения высокого, и требовал для себя самых лучших условий жизни.

Для него это было важно, и Тася в конце концов уступила. Она старалась мужу ни в чем не перечить, разделяла его желания и надеялась, что жизнь их теперь устроится, и муж ее станет другом, поддержкой и опорой. Она устала от одиночества, от груза ответственности, ей хотелось разделить повседневные заботы с милым другом, жить с ним в любви и согласии. Ведь недаром всегда говорили на Руси, что один в поле не воин.


                3
Ее дочка, Настенька, была девочка тихая, добрая и послушная. Учительница в шведской школе прозвала ее "мой солнечный лучик", за веселость, необычайную доброту, старательность и послушание. Она разительно отличалась от своих шведских одноклассников, которые были в своем большинстве строптивыми, безалаберными и распущенными, и с которыми  учительнице работать было нелегко. Но постоять за себя она не умела и одноклассники ее нередко обижали. Обижал ее и старший брат Юрий, тот хоть и был на три года старше, но ума у него все равно было мало, и ему нравилось покуражиться над своей доброй безответной младшей сестренкой.

Настенька вступила в подростковый возраст, teenager, как говорят англичане. К этому она отнеслась очень серьезно, как привыкла относиться ко всему в своей еще такой коротенькой жизни и задумала начать совсем новую жизнь. Девочка решила, что настала пора из неоперившегося утенка превратиться в прекрасного лебедя. Она была должна во всем достигнуть совершенства. Перефразируя известные слова Антона Павловича Чехова: "В человеке должно быть все прекрасно- и лицо, и одежда, и  душа, и мысли!", ее дочка поставила себе цель: "У меня все должно быть согласно последней моде- и одежда, и фигура, и обстановка, в которой я живу!".

Мама Тася ничего ради своей дочки не жалела, и по ее желанию, начала покупать ей новую более модную одежду, а затем и менять обстановку в ее комнате. Поменяли, как она хотела, детские обои с куколками и мячиками на обои модной черно-белой гаммы- одна стена черная, одна белая и две серые с вкраплениями белого и черного. Обставили ее комнату новой мебелью- убрали детскую двухьярусную кровать и вместо нее купили современную мебель, кровать, полки, стол, зеркала, все, окрашенное в черно-серые тона.

Личико свое стала Настенька неумело подкрашивать. Но самые большие изменения начала претерпевать ее фигурка. Раньше была она  по-детски пухленькой, и ее братишка Юра не упускал возможности подразнить ее: "Толстуха, жирная, жир!!!". И девочка  все эти слова воспринимала всерьез, хотя она никогда не была толстой. Она поставила целью стать тоненькой, как модели в модных журналах или, как ее брат и его поджарые приятели. Она стала ограничивать себя в еде, выходила из-за стола полуголодная и изнуряла себя долгими променадами и тренировками. Она худела и менялась на глазах, превращаясь из пухленькой девочки в долговязого костлявого подростка,
 и в конце концов стала просто пугающе худой.


                4
Возможно, появились и другие, скрытые причины тому, что она так настойчиво, так отчаянно старалась похудеть. Жизнь их семейная, на которую Тася и ее дети возлагали такие большие надежды, разваливалась на глазах. Замок семейной жизни, который они все вместе построили, оказался построен на песке. Оказались Тася и ее шведский муж слишком разными по своему воспитанию, характеру, жизненным принципам. И, что самое главное, разными были те цели, которые они стремились достичь в семейной жизни.

Таисия искала в своем муже надежную гавань, доброго верного друга, на которого можно было опереться в трудную минуту. А нашла она самовлюбленного эгоиста, который не сделал их жизнь легче, а напротив, замучил ее своими требованиями, капризами, ревностью и подозрениями. Решать проблемы, быть опорой, брать на себя ответственность за чужую семью, ее муж не собирался.

Ему, по-видимому, просто прискучило жить в своей прежней шведской семье, и в поисках новых ощущений, он решил попробовать жить с русской женщиной. Она была для него развлечением и временным причалом. Но постепенно все те новые ощущения, которые он когда-то искал, стали уже не новыми и он считал для себя возможным пуститься в новые авантюры.

Человеком он был коварным, мастером интриг, ему нравилось строить козни, стравливать людей. Войдя в их маленькую, но теплую, сплоченную взаимной любовью семью, он стал стремиться их разьединить, рассорить, следуя известному правилу: "Разделяй и властвуй!". И самым слабым звеном в их маленькой семье оказалась доверчивая Настенька.

Он начал убеждать девочку в том, что в семье она нелюбимый ребенок, что мать и брат ее не любят. Как доказательство этому, использовал он глупые поступки Юры, который часто не знал меры в вышучивании своей сестренки. Муж-адвокат день за днем внушал девочке, что она никому не нужна, брат над ней издевается, а мать не считает нужным ее защищать, потому что любит она только своего сына. И у Настеньки нет никого, кто бы ей помог, только он, шведский "добрый папа". Девочка всему этому верила, и видя проблемы в семье, во взаимоотношениях мамы и "папы", чувствовала себя все более одинокой, растерянной, не знала, куда качнуться, где искать защиты и опоры.


                5
Мама Тася была опечалена, что ей опять не повезло, все, что она терпеливо строила, рушилось, но она надеялась, что семейные неурядицы не окажут влияния на ее детишек, ведь они и раньше, долгое время жили без мужчины, жили втроем. Они будут опять жить как раньше, она и теперь справится, будет еще больше работать и вырастит, поднимет своих младших детей, сына и дочку, одна.

Но тут оказалось, что ее маленькая дочка Настя не хотела жить прежней жизнью. Она не была пассивным наблюдателем, у нее было собственное мнение, собственное отношение ко всему происходящему. Она долго и отчаянно мечтала иметь папу, хотела жить нормальной семейной жизнью, как казалось ей, жили все ее подружки, и была не согласна потерять то, о чем так долго мечтала. Тем более, что была она прозомбирована "добрым папой" и хотела верить, что он ее любит.

Ей казалось, что она, наконец-то, получила «замечательного папу», красивого, высокого, которым она могла гордиться, да еще и адвоката, ведь юристом был и отец ее лучшей подружки. Все теперь в ее жизни, стало как у других девочек, и она не хотела возвращаться к прежнему и опять жить в неполной семье. Она отказывалась замечать, какое разрушение производил этот «папа» в их маленькой семье. Она не хотела видеть, как он обижал и оскорблял маму, как возненавидел брата. Нет, он был ее "папа", ее мужчина в семье, все наконец стало в ее жизни, как должно быть у всех детей.   

В семье их начался страшный разлад. Настенька считала, что это ее "плохая" мама почему-то решила развестись, разрушить ее счастье, полную семью, о которой она так долго мечтала. Она принимала притворно добренькие слова адвоката за чистую монету. Она не могла понять того, что мужчине этому она была не нужна, что она была просто разменной монетой в его конфликте с ее мамой, и он намеренно привлекал ее на свою сторону, чтобы отомстить Таисии.   

Она не могла понять, почему судьба обделила ее и лишила жизненно важного: полной семьи, отца, который  бы шел по жизни рядом с ней и поддерживал ее. Почему не дано было ей то, что имели ее подруги, за что? Ведь она была ни в чем не хуже их, а возможно и лучше, ведь она была такой ласковой, доброй и хорошей девочкой. И она во всем винила свою маму, Тасю.

Все ее мысли пошли по неправильному, болезненному руслу. Мать стала главным врагом, это она лишала ее долгожданного "папы", а этот шведский "папа"-адвокат, а заодно и все остальные шведы стали друзьями. И очевидно ее душевная растерянность и вдобавок упрямое стремление к совершенству все больше отражалось на ее отношении к еде. Но если вначале она старательно ограничивала себя в приеме еды, то постепенно начала она эту еду просто ненавидеть. Воспринимать как угрозу ей самой и ее идеальному весу. Домой из школы стала приходить поздно, шла специально к подружкам, чтобы избежать участия в совместных трапезах, избежать принятия пищи. И все больше отталкивала Тасю, которая, как она считала, кругом была неправа, и к тому же настаивала, чтобы она перестала голодать.


                6
В то же время шведский муж-адвокат, с которым они теперь жили раздельно, но еще не были разведены, продолжал  терроризировать Таисию каждодневными звонками и письмами с оскорблениями и угрозами. Он не мог простить того, что какая-то «презренная» русская женщина не хочет с ним продолжать жить и думает развестись. Он, как типичный швед, считал, что он лучше всех, и мстил ей за то, что она стремилась выпрямиться, освободиться от него.

Продолжение взаимоотношений с ним все больше подвергало опасности жизнь Таисии и жизнь ее семьи. Все то, чего она добивалась долгим и упорным трудом: трудная, но интересная и хорошо оплачиваемая работа, спокойная жизнь и надежное будущее ее детей, уважение окружающих, друзей, - все это теперь оказалось под угрозой по прихоти избалованного, себялюбивого, эгоистичного, завистливого человека, которого она по неосторожности приблизила, с кем связала свою жизнь.

Муж-адвокат видел, что Таисия, хоть и мечтала в мужской поддержке и опоре, но, в принципе, была самостоятельной и могла стоять на своих ногах. Его это сильно раздражало и он старался выбить почву у нее из-под ног. Особенно обозлился он после того, как она решительно заговорила о разводе. Он стал мстить, угрожать, оскорблять: "Я сделаю все, чтобы ты потеряла работу, тебе не будет места ни в больнице, ни в одной поликлинике города, ты будешь вынуждена бежать, оставить жилье, уехать из города. Тебе нигде не будет места, потому что я, шведский адвокат, так решил. А ты- просто русская потаскушка, ты никто здесь и я тебя уничтожу!". Он звонил ее шефу и коллегам по работе, ее знакомым и друзьям, и перед всеми старался ее очернить, преставить "негодной" русской, которой не место ни на работе, ни среди друзей.

И что было страшнее всего, он невзлюбил, возненавидел ее шестнадцатилетнего сына, Юрия, считая, что он отнимает у него пальму первенства в их семейной жизни. И он стремился утопить и ее сына, а возможности у него для этого были, ведь он обладал немалой властью и влиянием в их маленьком шведском городе, он был юрист, он знал все законы и умел влиять на судьбы людей. Он стал распространять лживые слухи по городу и среди своих коллег, адвокатов и прокуроров, что сын Таисии- неблагонадежный подросток, замешанный в сомнительных аферах, возможно даже в распространении наркотиков, и к нему надо внимательно присмотреться. Неблагонадежный подросток, возможный кандидат для шведской тюрьмы.

Жить здесь им и так было непросто, ведь они жили в чужой стране, и к ним относились настороженно, они были не просто иностранцами, но русскими, а русских в Швеции с давних времен опасались и недолюбливали. Шведам свойственно гипертрофированное национальное чувство, чувство превосходства над другими нациями и народностями, и они никогда не могли и не могут простить России и русским исторической конфронтации и многочисленных военных поражений. Как ни странно, но они до сих пор не могут простить России Полтавской битвы и поражения в ней Карла ХII, которого они считают непревзойденным полководцем, который, если бы не русские, смог положить к своим ногам всю Европу. Таисия неоднократно слышала все это от своих шведский знакомых. В большинстве своем шведы не понимают русских, русской души, и относятся очень подозрительно к каждому отдельному представителю этой великой нации.

И ситуация в их семье сложилась странная, с одной стороны адвокат старался разрушить жизнь Тасиной маленькой семьи, лишить саму Таисию работы, натравить полицию на ее сына, а с другой стороны ее дочь, Настя, ее кровиночка, перестала ей доверять, перестала ее любить, и  хотела сохранить этого жестокого лживого «папу» любой ценой и... ела все меньше.


                7
Мщение ее бывшего мужа все набирало обороты. Сразу же после их официального развода написал он вкупе со своим сослуживцем, главным прокурором города, заявление в шведскую социальную службу. Они требовали рассмотрения вопроса о том, что Таисия Николаевна Серебрякова- плохая русская мать, которая не справляется со своими материнскими обязанностями и поэтому дочку Настю у нее целесообразно забрать и поместить на воспитание в шведскую семью или в шведский детский дом. Мотивировали свое заявление эти юристы тем, что не может эта русская создать для своей дочки нормальные условия жизни дома, и, вероятно, по этой причине отказывается девочка есть и из дома бегает. И это при всем том, что Тасин бывший муж не раз говорил в период их совместной жизни, что он никогда еще не встречал такой хорошей, такой заботливой и самоотверженной матери, как она.

Социальная служба немедленно отреагировали на заявление юристов, слишком высокого уровня были заявители. А шведы народ законопослушный. Все понимали, что на ринге стояли бойцы разных весовых категорий. С одной стороны шведские адвокат и прокурор, блюстители порядка и закона. А с другой стороны, какая-то подозрительная иностранка, да еще русская, хотя и врач. Ее бывший муж злорадно ухмылялся: "Теперь у тебя дочь отнимут!". Какая сладкая месть с его стороны - ударить по самому больному, разрушить ее маленькую семью, разбить ее материнское сердце, отнять у Таисии дочь!

А дочь ее родная, Настенька, начала вести себя как чужая и, как будто в забытьи, ничего не понимая, говорила Таисии: "Ну и что? Что, испугалась? Ну и пусть с тобой разбираются? Да не заберет меня никто. Ты мой враг и чем хуже тебе, тем лучше мне. А может быть и неплохо пожить в другой семье. Все они, остальные, мои друзья, а только не ты.". Вообще она совершенно исхудала к этому времени и вела себя все более странно.

Почему-то ей тоже хотелось побольнее уязвить именно маму, самого близкого человека, который за ней ухаживал с раннего детства, жил ради нее и по закону родства все ей прощал. Может быть, и правда, что добрые деяния наказуемы? За что Таисии было все это? Ведь она практически одна подняла, воспитала пятерых детей. Их русский отец был нездоров, много болел и у него не хватало сил заниматься своими детьми. Она разделяла все заботы своих детей и была всегда рядом с ними, и в беде и в радости. И все болезни, все трудности, которые встречались на их пути, помогала Тася им преодолеть и прикладывала все свои силы, чтобы и из беды их вытащить, и вернуть, поставить опять на правильный путь.

Но Настенька отказывалась от ее помощи, отталкивала ее протянутую руку, когда она стремилась ей помочь, ее поддержать. Она, по-видимому, поддавшись на уговоры шведского "папы", решила, что есть вокруг и другие люди, которые возможно много лучше ее русской мамы, и от мамы отвернулась. Тася пыталась с ней говорить, но чувствовала, что билась о глухую стену, девочка не хотела ее слышать. Действия бывшего мужа, мстительного интригана, были Таисии более понятны, он не стал им близким человеком, как они надеялись, а превратился в их врага. Но отношение ее родной дочери, которую она верно и преданно любила, ради которой жила в течение многих лет, было ей совершенно непонятно- это был удар в спину, это было противоестественно. Девочка разрушала свою жизнь и жизнь своей матери, губила их обеих беспощадно и жестоко.


                8
Мама Таисия старалась помочь своей дочери по-своему. Она не принуждала ее к еде, но она стала прибегать ко всяческим уловкам, чтобы девочка все-таки поела. Она старалась изо всех сил приготовить что-либо повкуснее, найти еду, которая бы ее девочке понравилась. И этим она ее все больше раздражала и отталкивала от себя, ее маленькая дочка любое упоминание о еде воспринимала болезненно, как угрозу ее весу и ее стилю жизни.

Как-то вечером, когда Настенька в очередной раз отказалась ужинать, поставила Тася в ее комнату тарелку с орешками, надеясь, что девочка что-нибудь все-таки перехватит. И что тут началось! Настя стала с ненавистью кричать на нее и звонить в шведскую организацию защиты детей, а потом и в полицию.

Таисия была в отчаянии, она не  понимала, что происходит с ее маленькой девочкой, и в чем она провинилась перед ней, ну что она сделала такого, зачем нужно звонить в полицию, в шведскую полицию, которая к ним, ко всем русским, относились настороженно и с предубеждением?

А через несколько минут позвонили в дверь два дюжих шведских полицейских, на Тасю смотрели они враждебно, разговаривать с ней не стали, сказали только, что звонила в полицию девочка, с которой здесь, очевидно, плохо обращаются. Они отодвинули женщину в сторону и прошли в комнату Настеньки. Девочка сама напугалась своего импульсивного поступка, испугалась приезда полицейских и убежала через дверь террасы на улицу. Полицейские ушли в темноту искать беглянку. 

Тася сидела на кухне и горестно думала, что девочку теперь скорее всего у нее отнимут и заберут в шведский детский дом. Они русские, их здесь не любят, подозревают в худшем, им здесь веры нет. Тася чувствовала себя обреченной, все, ради чего она жила много лет, все рушилось в ее жизни.

Настю полицейские нашли быстро, но, вероятно, даже им, при всей их враждебной настроенности, обьяснения ее сбивчивые, о том, что мама уговаривает ее поесть, а она есть не будет, показались странными. Видели они запутавшуюся, крайне истощенную девочку и поняли, что мама старается ей помочь. И не забрали беглянку, а послали ее снова домой, к маме.
 
Появилась Настя дома, но настроение ее враждебное не ушло, она опять смотрела на мать как на врага и не хотела с ней продолжать жить. Таисия не могла спать, не могла нормально дышать, не могла почти жить, так ей было плохо и страшно, она не понимала, что в их жизни происходит, когда ее доченька, родная кровиночка, отворачивается от нее, кричит, вызывает полицию, стремится уйти от нее куда угодно, не имеет значения куда.

               
                9
Чтобы помочь девочке успокоиться, договорилась Таисия со своими дальними родственниками, а потом и со своими друзьями, что поживет Настя некоторое время у них. Но ужиться Настя ни с кем не  могла. Она отказывалась есть, и поведение ее стало совершенно неадекватным, странным и терпеть этого другие люди не хотели. Теперь уже практически все близкие их семье люди были уверены, что девочка больна и ей нужно лечиться у психиатра. Насте нигде жить не понравилось, и она опять стала возвращаться после школы домой, а  потом и совсем переселилась обратно, к своей "плохой" маме, Тасе.

Длительное голодание, по-видимому, стало сказываться на питании мозга, на психике, и Настя  пребывала в постоянном нервном возбуждении, она все куда-то бегала, где-то бродила, все места себе не находила. Она могла зайти к почти незнакомым или полузнакомым людям и не понимала, что она там никому не нужна и от ее непрошеных визитов хотят избавиться. Днями она где-то бродила, а когда приходила домой, то старалась улучить момент, когда никого не было рядом с ней, залезала в холодильник и выкидывала оттуда все продукты. Выкидывала их в мусорный бак или в окно, куда попало. И никакие уговоры не помогали.

В это время и в школе стали замечать, что с девочкой происходит что-то неладное. Школьная медсестра заметила при очередном контроле веса и роста, что девочка похудела почти на пятнадцать-двадцать килограммов за один год. Она сообщила Таисии, но та и так все знала, но не знала, как помочь своей растерявшейся, заблудившейся девочке. Тася перевела свою бедную девочку в другую школу, от докучливой слежки, которую за ней устроили ее шведские подружки, от их недоброжелательного любопытства, сплетен и доносов.

Таисия стала искать медицинскую помощь, стала звонить в детский психиатрический диспансер, просила помочь ее дочке излечиться от этой непонятной болезни, самоголодания, самоистязания, анорексии. Но Настенька идти к врачу и принимать помощь категорически отказывалась, она боялась, что ее будут заставлять есть, а это было для нее совершенно неприемлемо.

Она совсем истощала, и Тася уговорила ее в конце концов лечь в детскую соматическую больницу. Насте в этой больнице понравилось, ведь ее там никто не заставлял есть и вокруг были новые люди, новая обстановка. Она теперь временами плохо ориентировалась в действительности и нуждалась в постоянной смене лиц, событий, впечатлений. Основным для девочки в это время было не есть и быть самой по себе, независимой ни от кого и особенно от своей матери. Она мать в больничную палату не пускала и из больницы ее, как и из своей жизни гнала. В больнице ее обследовали, увидели, что многие внутренние органы- печень, сердце, почки, уже были поражены длительным голоданием и, со своей стороны порекомендовали Таисии лечить девочку у психиатра, специалиста по лечению нервной анорексии.


                10
Через несколько дней выписалась Настя из этой больницы и дома продолжались их прежние мучения. Выглядела она, как скелет, весила уже только тридцать восемь килограммов при росте в сто семьдесят два сантиметра, месячные прекратились и начала она, как зверек, обрастать волосами. Поведение было абсолютно дикое, ничего не ела, убегала из дома, вылезала из окон.

В один из дней, вылезла Настя в из окна туалета, и испуганная, встревоженная, полубезумная, помчалась в неизвестном направлении. Взволнованная Тася попросила сына привести ее домой. Юра догнал сестренку, схватил в охапку и принес на руках домой. Нести ее было не тяжело, так мало она теперь весила. Это стало последней каплей, переполнившей чашу их страдания и терпения, и Тася с сыном решили, что надо срочно ехать в детскую психиатрическую больницу.

Им удалось уговорить девочку поехать в эту больницу, которая находилась в соседнем городе. Таисия вызвала немедленно такси и поздно вечером поехали они с Настенькой в больницу. Они долго ждали в приемном отделении, наконец их принял психиатр и той же ночью Настю положили в отделение.

Все, что происходило было невероятно, не укладывалось у Таисии в голове. Как случилось, что ее доченька, ее маленькая Настенька, которую она столько лет растила в любви и ласке, превратилась  теперь, непонятно почему, в отчужденного полубезумного озлобленного маленького зверенка?  И они, русская семья, были вынуждены отдать ее в шведскую психиатрическую больницу, где теперь чужие незнакомые люди, шведский персонал, решали ее судьбу! Все это было очень страшно! В их русской семье не было никогда ни психических заболеваний, ни самоубийств. То, что с дочкой  и со всеми ними здесь, в Швеции,  происходило, было непонятно, все наоборот, они жили в королевстве кривых зеркал. 

Уже утром на следующий день пребывания в психиатрической больнице встал вопрос о питании, девочку нужно было уговорить есть, ведь ее организм и ее мозг отказывались работать на почве  истощения, длительного голодания. Тасе сообщили, что если девочка не согласится есть добровольно, то придется перейти к насильственному питанию, через желудочный зонд. Девочка не соглашалась ни на какие уговоры, она боялась есть, ненавидела еду.

Вызвали хирурга, стали планировать ввести девочку в наркоз, чтобы поместить зонд в желудок. Но в последний момент испугалась она того, что готовилось, наркоза, введения зонда, и сдалась. Уговорить ее удалось лишь мужчине-хирургу, удалось то, что не удавалось до этого ни Таисии, ни заведующей детским психиатрическим отделением, тоже женщине. Вообще, даже в психиатрической клинике заметили, что у Насти было особенное отношение к мужчинам, она больше доверяла им и слушалась их, а всех женщин она как-то не воспринимала, отталкивала. Очевидно, неудовлетворенное желание иметь папу, переросло в тягу, уважение, доверие к мужчинам вообще, мужчинам возраста ее воображаемого папы.

Мама Тася после развода была вынуждена сменить работу, на новом месте больше платили, но и работы стало больше и ответственность возросла. Сконцентрироваться на этой новой работе было трудно, душа ее была с Настенькой, которая лежала в психиатрической больнице, но и пренебрегать работой она не могла. Она должна была содержать и сына-подростка и бедную запутавшуюся больную девочку, и платить, теперь уже в одиночку,  нескончаемые счета- за дом, за электричество, за воду.

Каждый день после работы ехала она в другой город, к Настеньке, и там всегда  повторялась одна и та же сцена: она входила в палату, а Настя со злостью и криками выталкивала ее в больничный коридор и следом выкидывала ее одежду. Она с ней отказывалась разговаривать, и Таисия сидела одна часа три-четыре в коридоре, а поздно вечером уезжала домой. Это было мучительно, потому что Тася так хотела помочь своей девочке, согреть ее своей любовью, поддержать ее, но Настя ее помощь отвергала. Мучительно было и то, что персонал в отделении относился к ней с явной неприязнью, со шведским предубеждением, считая, что наверняка это она, русская мать, виновата во всем, в том числе и в анорексии своей дочери.

Девочка пролежала в больнице около месяца. Все это время ее заставляли есть под строгим контролем, и под постоянной угрозой зондового кормления при малейшем отказе подчиняться. Кормили согласно определенным нормам, учитывая потребности ее ослабленного, истощенного организма. За этот месяц она прибавила в весе почти четыре килограмма, тельце ее стало поправляться, но психика все еще оставалась больной.

В один из дней разрешили Тасе с ней погулять. Тася возила ее в инвалидной коляске, боялись, что ее ослабленное сердечко не перенесет физической нагрузки и может внезапно остановиться, перестать биться. Но Настенька уже немного окрепла и вынашивала  свои планы, она мечтала вырваться на свободу. И неожиданно для Таси вырвалась девочка из коляски и убежала в неизвестном направлении.

Таисия вернулась в больницу одна. Персонал тут же обвинил во всем ее, она была опять "эта негодная русская мать", которую дочь не любит и от которой убегает. Но они были не правы, Настенька убежала не от нее, не от своей мамы, а из опостылевшей больницы обратно в свою маленькую семью, домой. Каким-то образом нашла дорогу к вокзалу в незнакомом городе, села на поезд и доехала зайцем до их городка, и когда Тася пришла домой, то была она уже дома, сидела, запершись, в своей комнате. Она неосознанно все время возвращалась туда, где ее любили, где согревали душевным теплом, в свой дом, к своей нелюбимой маме.

Таисия против своей воли, но согласно распоряжению персонала больницы пыталась отвезти беглянку обратно, но Настя «зубами и когтями» держалась за свой дом и свободу. Она дралась, вырывалась, не хотела возвращаться в психбольницу, в эту тюрьму, и осталась дома. В больнице устали с ней возиться и ее выписали, на долечивание домой под наблюдением психиатрического диспансера.


                11
Тася была рада, что девочка ее вернулась наконец домой и они опять все вместе. Она продолжала надеяться, что любовь и нежная забота помогут дочери поправиться. Но жизнь у них в семье была очень странная и напряженная. Отчужденное, озлобленное поведение девочки все продолжалось, как продолжалась и каждодневная борьба Таси за ее выздоровление. 

Несмотря на строгое предписание из психиатрической клиники о порядке принятия еды, есть дома Настенька снова категорически отказывалась. Тася страшно беспокоилась, что она опять будет терять вес и погибнет  в конце концов от истощения. Девочка, все-таки, наверное, что-то ела, но втайне,но она никогда не садилась с ними за стол, и она не терпела вида еды на столе. Проходя мимо, и увидев приготовленную еду, она скатерть со стола немедленно сдергивала, и вся посуда и еда оказывались на полу.

Таисия стала давать ей полторы тысячи крон в месяц- это была половина их семейного бюджета на пропитание, только бы она покупала себе еду и что-то ела. Девочка ходила с вилкой в сумке и ела тайком, где придется- на улице, на скамейке, или запершись в своей комнате. От семьи Настя старалась всячески отгородиться, она боялась контроля за тем, как и что она ест, купила замок, продырявила дверь, ввинтив в нее шурупы, и навесила замок. Дверь в свою комнату она тщательно запирала, даже выходя на короткое время. 

Тася старалась свою дочку всячески ублажить, отвлечь от постоянных мыслей о еде и голодании. Как-то удалось уговорить Настеньку поехать вместе с ней собирать клубнику в крестьянский сад, чтобы наварить варенья. Вечером заложила Тася собранную клубнику в ведра и засыпала сахаром. Все, казалось, было хорошо и мирно, но когда проснулись они наутро, то нескольких ведер клубники, подготовленных для варки варенья, как не бывало. Настя ночью в очередном безумном порыве решила, что ее "плохая" мать специально травит ее не просто едой, клубникой, но еще и засахаренной. Это ей казалось совершенно ужасным и она в ярости вылила все содержимое ведер во двор. Еда, да еще в сахаре - это было непереносимо. А потом закрылась она в своей комнате и долго рыдала, ей казалось, что мать ее преследует, вынуждает все время есть против ее воли.

Социальная служба все продолжали свои досмотры, посещения, свое расследование. Все время таскали на допросы детей Таисии, выясняли все обстоятельства жизни больной девочки. Выясняли, что их мама за личность и как она обращается со своими детьми. Сын ее, Юра, на очередном допросе рассказал: «Мама наша очень хорошая, она очень добрая и заботливая, но слабая. Посмотрите на нее, она же вся в синяках ходит. Настька ее бьет, а она все терпит.» И правда, обругать Тасю, ударить ее в это время Насте ничего не стоило.

Никогда не забыть Тасе и еще один тяжелый случай, происшедший в то же лето. Настя сидела, как всегда, запершись в своей комнате, и вдруг начала громко рыдать и кричать, что она не хочет больше жить. Таисия была в ужасе, она стояла у запертой двери и стремилась понять, что происходит внутри. Через некоторое время она вышла на улицу и обнаружила, что окно дочкиной комнаты открыто и ее самой нет больше в комнате. Девочка вылезла через окно. Но куда она убежала, где она, что делает?

Проходил час за часом, а беглянка не возвращалась. Таисии было жутко, страшно,  последние слова дочери не выходили у нее из памяти: «Я не хочу больше жить!». Когда стемнело, она вынуждена была позвонить в шведскую полицию. Приехали полицейские, деловито спросили: «У вашей дочери психические проблемы? Депрессия?»,- и стали искать ее вокруг дома, вокруг прилегающих домов. Для них это было делом обычным, ведь в Швеции очень много взрослых и детей с различными психическими расстройствами и отклонениями. А потом поехали они вместе к заливу и начали полицейские шарить баграми в воде, пытаясь обнаружить тело ее девочки... Это был один из самых страшных дней в Тасиной жизни.

А на следующий день оказалось, что убежала строптивая дочка к подружке и решила там остаться переночевать, а подруга и ее семья не знали, как избавиться от странной посетительницы.


                12
Таисия чувствовала, что душевные силы ее на пределе, что больше ей не выдержать этой борьбы, этого все нарастающего психического напряжения. Ей нужно было как-то уменьшить это давление, иначе как котел взрывается, не выдерживая усиливающего давления пара, так и ее душа и тело больше этого не вынесут. Таисия чувствовала, что или голова ее лопнет от чрезмерного напряжения или сердце не выдержит, разорвется, и она умрет, или, что еще хуже, станет парализованной беспомощной калекой, прикованной к постели. А она очень любила своих детей, хотела их вырастить, поставить их на ноги и не хотела стать им обузой.

Самые близкие Таисии люди, сын и родственники, тоже устали от странного, враждебного, разрушительного образа жизни Насти и стали склоняться к мысли, что более правильным было бы разрешить социальной службе забрать девочку из семьи. Такого же мнения придерживался и персонал детского психиатрического диспансера. Они все уговаривали Тасю перестать надеяться, отказаться от бесполезной борьбы и поместить девочку в специальное заведение для детей с хроническими психическими заболеваниями.

Но Тася опасалась, что там ее девочку будут глушить сильными антипсихотическими и антидепрессивными лекарствами и ей оттуда уже никогда не выбраться. Таких детей она в Швеции видела, и не раз, трудных подростков, от которых отказались родители и которые помещались в специальные заведения по причине различных психических расстройств, хотя нередко эти расстройства были просто отклонениями в поведении и эти дети, при соответствующем родительском уходе и заботе, могли бы развиться в совершенно нормальных, одаренных взрослых людей.

Но сил бороться дальше у Таси уже не было. И она в отчаянии начала колебаться. Последнее время жить с Настей стало совсем невозможно, она не только походя могла ударить мать, била посуду и сдергивала скатерти со стола, но начала вызывать у себя насильственную рвоту. Очевидно анорексия стала чередоваться с приступами булимии. И не было никакого просвета в их жизни, никаких сдвигов, никакой надежды на улучшение.

И Таисия начала сдаваться, чувствовала, что она больше не в силах одна бороться за жизнь и здоровье своей девочки. Придя на прием к детскому психиатру, она не стала ничего больше скрывать и откровенно рассказала обо всем происходящем у них дома. Врач и психолог тут же постановили, что девочку нужно срочно забирать из семьи и помещать в специальное психиатрическое учреждение. И Таисия этому уже не противилась. Пусть приезжают и забирают. Все, она превратилась в сплошной комок нервов, никаких сил у нее больше нет. И ее старшие дети были уверены, что это был единственный правильный выход из положения. Они считали, что сестра тяжело больна и надо позволить чужим людям разрешить, если возможно, эту ситуацию, разрубить этот гордиев узел.

И уже на следующий день приехали работники социальной службы и силой увезли из дома ее дочку, Настеньку, ее милую доченьку, это измученное ненавидящее существо, этого зверенка, в которого она превратилась. Забрали ее в социальный распределитель.

                13
Таисия осталась одна дома и не знала, как ей жить дальше. Что она наделала, правильно ли все то, что произошло с ними, то, что случилось сейчас? Где находится сейчас ее доченька, что с ней происходит, что ее ждет? Она была в полной растерянности и не могла найти в своей душе ответа на эти вопросы. Чувствовала она себя в душевном тупике. К сожалению, не была она религиозной, не привыкла обращаться за помощью к Богу, не умела молиться. Но был в ее жизни один удивительный, совершенно особенный человек, ее родная бабушка Оля. Бабушки уже давно не было в живых, но не было в жизни Таисии человека светлее и прекраснее ее. Чувствовала Тася, что была она всегда рядом, была их ангелом-хранителем.

И теперь в душе своей обратилась она к своей бабушке, к милой святой бабушке Оле. Она стала мысленно просить бабушку ей помочь, указать ей правильное решение, правильный путь, и вдруг в душе ее прозвучали ясно и отчетливо бабушкины слова: "Мы, русские люди, никогда не предаем своих близких, своих родных, как бы нам ни было трудно. Мы не оставляем их в беде! Надо терпеть и стараться все пережить, и Бог нам поможет!".

И точно пелена упала с глаз Таисии, и все стало вдруг ясно и просто. Почувствовала она, что вернулись к ней силы и пришло единственно правильное решение. Она будет продолжать бороться за свою дочь, за ее жизнь и здоровье, и сейчас, и всегда, как бы ей не было трудно. Хоть умри, но не предай ближнего своего!

Через полчаса позвонил ей врач социальной службы за подтверждением психического расстройства ее дочери, подвергающем опасности ее жизнь и здоровье, чтобы дать разрешение на применение в отношении девочки насильственных действий для помещения ее в специальное психучреждение. И тут поступила Тася так, как подсказала ей ее святая бабушка, и опять взяла всю ответственность за свою доченьку на себя, и просила, умоляла социальную службу только об одном-единственном - вернуть ей ее Настеньку, ее ребенка, ее заблудшую несчастную больную дочурку.

Оказалось, что в то же время и у ее девочки, ее Настеньки, наступило вдруг умственное просветление, и она в социальном распределителе стала горько плакать и проситься обратно к маме, к любимой своей русской маме, Тасе. Наконец-то она осознанно просилась обратно именно к своей маме, поняв, что только мама была единственным близким человеком, которому она могла верить, которому она была действительно нужна, который ее всегда любил, жил ради нее и заботился о ней. Какой это был мучительный путь, который прошла ее бедная девочка, чтобы опять поверить Тасе, чтобы к ней вернуться. Работники социальной службы были вынуждены привезти девочку домой. И с этого момента  началось ее возвращение к жизни и к здоровью.

С этого времени все стало постепенно, очень медленно, но улучшаться, налаживаться. Анорексия у Насти не прошла сразу, еще несколько лет им пришлось бороться за ее выздоровление, но девочка теперь всегда знала, что она не одна. Она не билась в закрытые двери  и не искала безрезультатно хорошего папу, который бы ей помог, она поняла, что у нее уже есть самое главное- самый близкий человек на земле, хорошая, любящая и любимая мама. Человек, который ее никогда не предаст. А это так много, это самое в жизни главное.

Девочка изменилась, она стала спокойнее, стала отваживаться есть, ее тельце стало приходить в норму, и ее разум стал постепенно просветляться. Она стала медленно, но верно поправляться. Они вместе, мама Таисия и ее дочь Настя, победили эту страшную болезнь, анорексию. И это было счастье, счастье, к которому они пришли вместе, через любовь и страдание.

А через несколько лет закончила Настенька гимназию, и к этому времени обнаружились у нее недюжинные математические способности. О ней даже написали в местной шведской газете, как о "русском чуде", русской девочке, которой не было равных в математике и которая, по-видимому, унаследовала математические способности от своей русской прабабушки Оли, учительницы физики и математики. А еще через год поступила Настенька в университет, на лучшее инженерное физико-математическое отделение. Она вступила в социал-демократическую партию Швеции, партию Улофа Пальме, и стала руководителем ее местной молодежной организации. Тасина дорогая девочка стала ее гордостью, и гордостью всей их маленькой русской семьи.