Харитонов, поэт и очеркист

Владимир Голдин
            

            Владимир Голдин

            ХАРИТОНОВ, поэт и очеркист


            Население города Екатеринбурга в начале 20-х годов прошлого столетия росло быстро, как молодые побеги сосны весной. Потревоженные двумя революциями, гражданской войной семьи, одинокие люди представители враждебного класса, - двинулись в поисках убежища от подозрительности новой власти в города. Центральные власти Советского Союза вносили в этот хаос свою лепту. Они ссылали на Урал и в Сибирь неугодных для них политических соперников: эсеров, меньшевиков, кадетов, представителей духовенства.
            
Екатеринбург всегда был перекрестком людских, товарных и других потоков с юга на север, на восток и обратно для всей России. Здесь, как в Вавилоне, соприкасались представители разных вероисповеданий, сословий, национальностей и враждующих политических кланов. В городе процветал грабеж, тиф, голод, насилие, коррупция, взяточничество, несоблюдение элементарных законов. Впрочем законов так же не было, как и хлеба. Но…
          
 … но в городе была свобода слова. Цензуры тоже не было. Цензура появилась только в 1923 году. Среди всего этого хаоса в городе процветала… поэзия. В эти годы в городе обосновались будущие известные на всю страну теоретики российской ассоциации пролетарских писателей: Л. Авербах – секретарь парткома Уралмаша, Е. Ермилов – редактор газеты  «На смену!», Б. Малков – друг Маяковского возглавлял Свердловский пролеткульт.

Об этом человеке (хотя речь не о нем) надо сказать особо, он своей энергией подхлестнул развитие уральской советской поэзии. В начале 20-х годов он блистал своей эрудицией на всех литературный сходках и вечерах. Его доклады на разные темы (от таких, как «Анархизм и коммунизм», «Пушкин и современность», «Русская интеллигенция на перепутье» до анализа творчества отдельных композиторов) звучали во всех клубах города.

Б. Малков основал в 1922 году первую в городе ассоциацию уральских поэтов «Улита», в которую входили все поэты, независимо от классовой принадлежности. За что будущие советские литературные критики осмеяли ее («Улиту») совершенно несправедливо. В 1922 году Малков покинул Екатеринбург, его назначили руководителем большого транспортного треста, который стал заниматься перевозкой грузов за границу. Трест имел 250 контор по России и уставный фонд восемь миллионов золотых рублей. Таков был Б. Ф. Малков – один из инициаторов советского литературного движения на Урале.
            
Харитонов, Николай Иванович (1904 – 1937), тоже был в числе организаторов развития литературного процесса на Урале и среди его руководителей. Начинал он как поэт.
            
Одно из стихотворений Н. Харитонова, композитор М. Фролов (первый директор Свердловской государственной консерватории комитета по делам искусств при СНК СССР) положил на музыку.
            
Интересную характеристику ряду поэтов в 1926 году дал А. И. Шубин в журнале «Уральская новь»: «В скромном уральском журнале «Работник Народной связи» и в других изданиях 1923-1924 годов развернулся маленький свиток красивейших стихов – кружев куда-то исчезнувшего поэта Силина.
            Сюда можно причислить молодых поэтов Н. Харитонова и Альпина (талантливых, но мало пишущих)».
            Действительно, Н. Харитонов публиковал свои «стихи-кружева» только в журналах «Рост» и «Юный пролетарий». В газетах «На смену!» и «Уральский рабочий», но его все больше затягивала-увлекала работа очеркиста и политика местного масштаба.
            
В декабре 1925 года при газете «На смену!» образовалась литературная группа. Было создано правление группы, в которое вошли П. Стародумов – председатель правления, Н. Харитонов – член правления, В. Макаров – секретарь.
            
В 1932 году Харитонов - один из лидеров Уральской ассоциации пролетарских писателей. После упразднения УралАПП Харитонов возглавляет организационный комитет по подготовке создания Союза писателей СССР по Свердловской области, а затем, руководит областной писательской организацией до 1935 года. Николай Иванович - делегат первого Всесоюзного съезда писателей.
            
К моменту образования Союза советских писателей СССР на Урале сложилась крепкая творческая поэтическая группа. Поэт Виктор Гусев говорил: «Надо сказать, и это не будет комплиментом гостя, что ни в одной области, ни в одном крае РСФСР, после Москвы и Ленинграда, такой поэзии, как на Урале – нет. Здесь мы имеем поэтов, которые переросли не только свои кружки, свои предприятия, но и свою область, хотя она очень велика. Некоторые уральские поэты уже выходят – и при этом полноправно и полноценно – на всесоюзную поэтическую арену». Столь высокая оценка действительно подтверждалась стихами: Борис Ручьева, Василий Макарова, Сергей Васильева, Георгий Троицкого, Николая Куштума.
            
Но Николай Иванович был не только талантливым поэтом и очеркистом, он был и партийным руководителем организации. Летом 1934 года в «Уральском рабочем» была перепечатана статья М. Горького «О литературных забавах». В которой Великий мастер слова подверг критике не только творческую, но и бытовую сторону жизни отдельных российских писателей и поэтов. При этом он не предвидел последствий своего печатного выступления в будущей жизни и судьбе своих коллег по перу. Его слово было непререкаемым авторитетом не только среди читателей, а в первую очередь среди литературных функционеров, его статья была воспринята, как инструкция, как руководство к действию.
            
Статья Горького имела огромный, прежде всего организационный резонанс во всех областных, краевых и республиканских писательских организациях.
            
В этом же номере газеты опубликовал статью Николай Харитонов «Говорите писателю правду», где автор, в угоду М. Горькому, подверг критике статьи И. Бахтамова и профессора И. Астахова о творчестве писателя Бондина и поэта Н. Куштума, обвиняя рецензентов в необоснованном захваливании уральских литераторов.
            
Последовавший затем ряд статей (в местной прессе) Н. Харитонова с резкой критикой в адрес своих областных коллег вызвал скрытое недовольство его методами руководства.
            
К началу 1935 года разгорелся открытый конфликт между Харитоновым и группой поэтов, которые потребовали его отставки. Конфликт приобрел всесоюзный масштаб. В Свердловск прибыла делегация из Москвы.
            Итог этого конфликта для уральской поэзии был плачевный.
            
Поэта Хорунжего исключили из членов Союза советских писателей, и он уехал на Украину. Б. Ручьев уехал из Свердловска в Челябинск, затем в Магнитогорск,  где в 1937 году был осужден и «долго жил на Колыме». В. Макаров переселился в Магнитогорск – погиб в 1937 году. Сергей Васильев остановился в Нижнем Тагиле. Г. Троицкий поменял Свердловск на Сибирь, но в 1940 году был арестован в Свердловске и закончил свой путь в Ивделе.
            
Н. Харитонов покинул пост председателя правления (тогда обкома) областной писательской организации по собственному желанию, перешел работать заместителем главного редактора «Уральского рабочего».
            Страшный, 1937 год, был конечным годом его жизни.

В январе месяце 1937г. в Свердловске арестовали не только председателя областного ССП - Новика, арестовали председателя облисполкома – Головина, затем первого секретаря обкома ВКП(б) – Кабакова. Эти аресты потянули, за собой целую вереницу арестов чиновников, нижестоящих по служебной лестнице. 25 мая был арестован главный редактор газеты «Уральский рабочий».

Николай Иванович заместитель редактора почувствовал тревогу. Он ждал звонка в дверь ночью в своей квартире в доме №2 по улице Пушкина. Ждал незнакомых людей в штатском у себя в кабинете в редакции газеты, углу проспекта им. Ленина и улицы Красноармейской после окончания рабочего дня.

Он ждал. Он не мог больше ждать. Николай Иванович все обдумал: «Самокритика, невзирая на лица – это, это, прежде всего критика себя – это разоружит следователей. А дальше? – спрашивал он себя. Дальше ценная для следствия информация о других. У меня есть информация о других. Они это оценят…»
Николай Иванович успокоился, утвердился в своей теории. После работы, не заходя домой, и, не обращая внимания на людей, он шел вдоль здания родной редакции, мимо кинотеатра «Октябрь», главпочтамта, мимо ало сверкавшей на солнце водной глади городского пруда, потом шел по центральной площади города.

Простор центральной площади, булыжная мостовая, охладили душевный порыв Николая Ивановича. Он остановился: «А что если не поверят?» - холодным сквозняком прошла мысль в сознании заместителя главного редактора. Тогда, что – смерть? – в тридцать три года? – когда полный сил? Когда, вот она жизнь – голуби, воробьи, - ни в каких «правых и левых» блоках не состоят. Тебя не будет, а они все так же будут прыгать на этой булыжной мостовой. Вернись пока не поздно!.. А вдруг пронесет?»

Николай Иванович боролся с собой… Люди шли мимо, каждый поглощенный своими заботами. «Все равно арестуют, - продолжал думать делегат первого Всесоюзного съезда писателей, - надо идти добровольно, это зачтется».

Харитонов поднял глаза на здание Уральской консерватории, вспомнил свою поэму «Об Урале», в нем зазвучала музыка композитора Фролова. «Это я, это мои стихи воодушевили Фролова, с гордостью вспомнил поэт, рассматривая красоту колон, поддерживающих портик  здания консерватории. Почему я перестал писать стихи, а увлекся этой политикой, эти статьи, одни нервы».
С центральной площади до Ленина, 17 рукой подать. Николай Иванович позвонил в дверь подъезда, выходящего на проспект. Дежурный открыл дверь:
- Вам кого, гражданин? – поинтересовался солдат.
- К следователю по важному делу
- Да уж никого нет. Конец рабочего дня, приходите завтра, - лениво тянул слова солдат

Но Харитонов настаивал. Дежурный ушел звонить и через минуту открыл дверь широко:
- Входите. Направо по коридору, первый этаж, пятый кабинет.

Харитонов вошел. Дверь за спиной щелкнула замками.

А дальше документы: «27 мая, после ареста Жуховицкого, редактора областной газеты «Уральский рабочий», в УНКВД Свердловской области явился Харитонов и сделал заявление, что в виду разгрома правых он решил прийти добровольно и решил рассказать о своей контрреволюционной деятельности».

На первом допросе Харитонов вел себя соответственно своей теории, занимался самокритикой (или самооговором): «Я контрреволюционер, - записано в документе, - убежденный черносотенец.  Я выродок ликвидированного, гнусного класса – кулачества. В себе я сочетал все откровенные черты этого класса: жажду собственности, жгучую ненависть ко всему, что покушается на эту собственность, жестокость, мстительность, хитрость, притворство, обман».

Много назвал разных фамилий Харитонов, но ни одной фамилии писателей-коллег он на допросах не назвал. Он боролся с ними открыто в прессе и на собраниях.
Последний раз Николая Ивановича допросили 2 августа, он просил о нисхождении. Казнили 4 августа 1937 года, через два дня после расстрела главного редактора Жуховицкого, который на допросах ни разу не упомянул имя Харитонова.
            
Характеры у всех людей разные и по-разному они ведут себя в сложной политической и житейской ситуации. Николай Иванович Харитонов был не лучшим руководителем областной писательской организацией, но он был талантливым очеркистом и поэтом.


        ПРИМЕЧАНИЕ. Стихи Н. Харитонова

         ВЕЧЕР В КРЫМУ

       Тихо.
       Стройны кипарисов свечи...
       Дымкой одевается Яйла...
       Над забытою мечетью вечер
       Прозвенел тоскующий !Алла".
       В небе кумачевый сполох
       Разбросал меж облаков цветки,
       Словно сотни сотен комсомолок
       Нарядились в алые платки.
       Море - беспокойства полно
       Будит тишь, волнуется у скал.
       Льнут невестами к утесам волны,
       Под стыдливой пеной покрывал,
       Но вечеровая прелесть юга
       Северное сердце не украла.
       Мне милее бешенная вьюга
       На хребтах сурового Урала.
       Поскорей бы окунуться снова
       В необузданные чащи гор,
       Где под снежным кварцевым покровом
       Развеселился гудковый хор.
       Тихо.
       Стройны кипарисов свечи
       И в тумане дыбится Яйла,
       Гаснет, меркнет синий вечер
       Ночь пришла.
                1924

            ДЕВУШКА У СТАНКА

       Завод - не родина, не мать...
       Но мне, родившемуся в поле,
       Его живая полутьма
       Дороже сонного раздолья.
       Он, как старик, суров и строг...
       И я иду к нему поближе,
       Чтоб мудростью житейских строк
       Напиться из железных книжек.
       Ты, этой мудрости полна,
       И легче от того с тобою
       Брать нынче перемирьем нам,
       Что раньше брали с бою.
       Вот почему, тебя узнав,
       Хочу я видеться почаще...
       И получить стальной закал
       Из рук сердечного участья.
       Когда сомнений хоровод
       В последний круг меня закрутит,
       Иду скорее на завод,
       А на заводе - ты и дружба
       И вот...
       Веселый гул машин,
       Жара пылающих изложниц,
       Положат замкнутость души
       На  лезвие заводских ножниц.
       Почувствую опять тогда,
       Что как завод и запах гари,
       Ты в этих памятных годах,
       Незаменимый мой товарищ.
       Почувствую опять тогда,
       Что жизнь упрямо мчится, мчится,
       И надо много, много дать
       Для этой быстролетной птицы!
                1926