Начало:
http://www.proza.ru/2014/04/28/602
Предыдущая страница:
http://www.proza.ru/2014/05/27/76
Сидящие у огня, будто видели, как охотник идёт по снежной пустыне, а следом крадётся стая голодных хищников. Охотник пролезает в трещину меж больших камней, звери остаются ни с чем, жалобно стонут. В пустой холодной пещере спасшийся от гибели ощупью находит клочья занесённой ветром травы, сломанные ветки, старые кости. Человек ударяет огненными камнями, весёлый живчик пробегает по сухому топливу, разгорается костёр. Живому у огня тепло, зыбкие тени скользят по своду, мечутся и прячутся летучие обитатели, клубы дыма находят путь на волю. Ветер снаружи стихает, звери отступают, на смену опасности приходит властный и мирный сон.
Если ты устал, сядь на поваленный ствол.
Если ты один, вспомни тепло очага.
Если ты спешишь, значит – твой выстрел ушёл.
Если ты упал, то уязвим для врага.
Если ветер вспять, то наизнанку вода,
Если ночь светла - чёрен до одури день
Если горя нет – рядом пасётся беда.
Если в радость труд, то в посрамление лень.
Если крыльев свист, значит – в разгаре полёт.
Если кувырком, значит – ледянка мала.
Если сладок звук, знай – это сердце поёт.
Если плотно влип, значит – попалась смола.
Если посвист птиц, то у порога весна.
Если грызуны, значит – полны короба.
Если шум умолк, властно звенит тишина.
Если дети спят, то благосклонна судьба.
Если верен друг, значит – удачен поход.
Если пищи нет, значит – добыча близка.
Если сник огонь, дыркой глядит дымоход.
Если ты не с ней, значит – подругой тоска.
Если мать стара, силами полнится род.
Если звон в ушах, значит – по праву удар.
Если долго ждёшь, значит – удача придёт.
Если есть зола – был и расплавился жар.
Если горек мёд, значит – слеза солона.
Если слова ждут, можно любое сказать.
Если кверху дном, значит – испито до дна.
Если знаешь всё, значит – пора умирать.
Если кров течёт, значит - хозяин убит.
Если верен взгляд, значит – достоинства пир.
Если не упал среди утрат и обид,
Значит с Миром ты и подчиняется мир.
Люди по очереди брали трубку, пытались дышать, но выходил годный для отпугивания Чернобрюхих крик, и только.
Атт сказала, трубку дал брат утащенной Мойи. Про беду можно рассказать звуками.
На следующее утро старшая мать пришла в круг Властелина Реки. Хранительница велела детям выйти вон и, оставшись наедине с родителями девочки, сказала:
«Вашей дочери пора найти жениха. Я знаю, как сделать».
Отец только руками развёл, а мать заплакала.
«Мойи принёс вам удачу. Ты, Вейт, завтра возьмёшь дочь, пойдёшь от стойбища к стойбищу. Атт станет показывать своё искусство, люди будут слушать и смотреть. Я знаю, по обе стороны хребта найдутся охотники, готовые полюбить такую женщину».
«Знаки на лице приносят несчастье, неужели хранительница не слыхала?»
Вейт от возмущения чуть ни задохнулся.
«Я, охотник, слышала вой ветра в дымоходе. - Сказала старшая мать. - Закон продолжения рода велит женщине взять мужа. Если примета противоречит предвечной воле, ищи след лукавых сил. Ваша дочь в душе носит другие знаки».
Хозяин круга уронил руки, а жена опустилась на колени перед камнями очага, дала понять, что слова иссякли.
Однако два дня спустя охотник и девочка ушли вниз по реке. На ручных санках везли мешок с трубками Тонда. В каждом стойбище Атт играла у большого костра, потом тихонько беседовала со старшей матерью, объясняла, что Чернобрюхие боятся голоса трубки, но для отпугивания тварей дышать надо в полную силу. По мере продвижения содержимое мешка таяло, пока ни кончилось вовсе. Тогда вестники избавления вернулись домой, взяли новую партию трубок, отправились кверху.
На исходе зимы отец и дочь добрели до Глиняных Пещер. Погода была промозглая, кость не хотела звучать, но Атт согрела инструмент у сердца и рассказала Котти, как сок начинает бродить в деревьях, ручьи пробиваются сквозь снежную толщу, первые цветы появляются на проталинах. Мудрец взял трубку, вздохнул, и получился чистый звук. Повелитель колдунов любил вкус власти, но знал, к радости обладания всегда примешивается опасение утраты. Крохотной песчинкой, острой и колкой, на донышке души царапается понимание уязвимости властителя. Получив власть над душой звука, одинокий человек понял, её ни кто отнять не сможет. Пройдёт некоторое время, и привыкший повелевать покорными, сумеет говорить языком музыки обо всём, нужно только приложить к инструменту сердце.
«Кем доводится тебе Кин-Нокк?» Спросил Котти Вейта.
«Сыном моего брата».
« Девочка подарила мне радость, и я не стану гневаться за ослушание. Скажи охотнику, пусть поселится у Синих Камней, где Великая Река рождается снова. Твоя же дочь отныне пусть зовётся, Атт, Приносящая Радость».
\
Зима выдалась, как никогда, тёплой, снежной, разделила людей поймы и склонов. Лишь Тонд Мойи спускался к реке. После ночи на Белом Острие Кин понял, почему сыну знаменитого мастера не разрешают взять жену. «Имеющие слово» говорят, способный проспать стражу обрекает семью на бескормицу. Нерадивость Тонда была настоящим несчастьем для Моти, плохого отца, который не сумел научить наследника владеть временем сна и яви. Кин считал, всё же, необычайный Мойи не даром ест свою долю, только найти такому человеку звания в племенном устройстве не мог. Тонд действительно выдающийся, но кто? Ни охотник, ни колдун, ни вождь, ни бездельник! На лыжах, вдвое шире обычных, удалец умудрялся подбираться почти к самой Птичьей скале. Там, видимо, в реку выбиваются тёплые родники. На перекате глубина незначительна, течение же быстро, вода не замерзает. Тонд вгонял в песок толстый кол, привязывал плетёный мешок. За сутки набивалось столько рыбы, что стоило серьёзных усилий вытащить даже по льду. Сын мастера и здесь нашёл решение - широкий лоток из склеенной костяным клеем коры, род лубяной волокуши. Умелец добывал улов глубокой ночью, почти перед рассветом, когда порядочные люди досматривают десятый сон, а мёрзлые духи выдыхаются. Много раз охотники пытались поймать предприимчивого Мойи, но капризная река постоянно смещала ледяной покров. Лишь Тонд мог разгадать вздорные мысли. Перехватить по дороге тоже не получалось. Погоня шла берегом, а преследуемый меж полыньями. Даже Вейт с Излучины, повелитель великой реки, не рисковал гнаться по пятам. Хитрец поднимался наверх, как правило, не туда, где ждали. Кин долго не мог понять, как Тонд легко взбегает на гору. Когда же однажды разглядел подбитые грубоостным мехом лыжи, подивился, почему другие не додумались. Соплеменники, кажется, махнули на Тонда рукой. Постоянный нарушитель границ угодий ни разу не попался, тихонечко подкармливал рыбой тех, у кого ртов больше, чем добытчиков, освобождал старейших от обязанности забирать лучшее у лучших. Матери, особенно старшие ветвей, любили Тонда, жаловали за изготавливаемые подростком красивые безделушки. Резьбой по кости обычно занимались женщины, с камнем работали старики и калеки, вроде Моти. Тонд между делом пробавлялся тем и другим, пренебрегал насмешками сверстников. Видимо удовольствие от работы было больше, чем неудовольствие от всплесков человеческой глупости. Кину Тонд напоминал живущую песней птицу. Сильный, красивый, всегда довольный, Мойи был неуязвим. Обязанные оберегать угодья от посягательств чужих приречные вожди восхищались безудержной удалью и смекалкой дерзкого добытчика. На Белом Острие первый охотник, всё же, отдал спасителю шапку, перчатки, нож. Тонд принял подарки, заявил:
«Пусть Чернобрюхие ждут меня в гости!»
\
Тогда Кин решил, что пойдёт в реку, а теперь сомневался в возможности похода. Если трубки Тонда распространились достаточно далеко, и взявшие невест люди одномоментно воспользуются средством защиты, Чернобрюхим ничего не останется, как переселиться куда-нибудь. Искать глубинное стойбище следовало сразу. На такое у Кина не оказалось сил. Ужас перед быстро текущей водой больше горя. Понадобилось время, чтобы справиться с накатами леденящих и жарких волн. Поиски в реке были бы возможны по межени, брачные игры же начинались при спаде половодья. Удручала необходимость взять жену. Не брать жены, означало, остаться на Излучине, вопреки слову вождя. Взять - отказаться от поисков в реке. Тонд обещал, если найдёт сестру, не сочтёт за обиду вернуть к родительскому очагу. При подобной мысли первый охотник весь сжимался от гадостного чувства. Итак, каждый прожитый день приближал к невероятному и бессмысленному. Кину происшедшее казалось сном, в котором данность и вымысел одновременны. Охотник ждал минуты пробуждения, понимал, никогда не дождётся.
Теперь, три недели спустя после рождения света, оттепель почти тронула лёд. Снежные засыпи жилищ подмокли, у порога каждого круга стояла глубокая лужа. Кин сидел один, глядел в огонь, бросал на уголья обглоданные кости. И толи примнилось ему, толи послышалось нечто сродни ни весть, откуда, взявшемуся под плотно застёгнутым пологом шелесту ветра.
«Человек, дай мне огня, ни-то погибну».
Кин встал, поднял охапку сухого хвороста, бросил на угли. Тонкие прутья занялись сразу, но обычной яркой вспышки не получилось.
Первый охотник изумлённо глядел туда, где должен быть огонь. Никогда Прежде не доводилось видеть такого бесцветного пламени. Казалось, сгорающие палочки тепла дают гораздо меньше обычного. Кин положил вторую охапку, третью… Сушняк горел, дым поднимался к верху, только света почти не было. Хворост кончился, Хозяин круга сложил в очаг всё, способное гореть, даже вылил горшок жира… Топливо таяло, а тому, кто просил, видимо, было мало. Кин выскочил наружу, подбежал к дровяной кладке большого костра, взвалил на плечи плотную вязанку, втащил в круг, положил поверх тлеющих углей.
«Меня наверх». Услышал охотник и, на сей раз, понял, слова исходили от длинного предмета, не голос, а именно, не весть как и кем произносимые слова. Выполнив, о чём просили, Кин пошёл дальше: в кругу главного колдуна хранился озёрный огонь. Привозимая с верховья, из особого огненного озера чёрная маслянистая жидкость использовалась вовремя похорон, нашествий насекомых и других бедствий. Она, говорили, отгоняла злых духов, хотя сама пахла злей всякого духа. Бочонок такого огня и принёс в свой круг первый охотник, выудив из-под самого носа спящего колдуна. После Кин не смог бы достоверно вспомнить, как додумался взять принадлежащее хранителю вещество, как собирался давать отчёт соплеменникам, которые непременно должны были сбежаться при первых признаках запаха огненной жидкости, но признаков не оказалось. Кин сунул плотно запечатанный бочонок в костёр, и топливо, вспыхнув чуть ярче, не дало чада. Пять штабелей дров перетащил на свой очаг увлечённый небывалым занятием человек. Если бы собрать получившуюся золу, можно было бы насыпать подножье нового круга, однако, твёрдых остатков набралось ничтожно мало. Наконец, когда в кладке осталось меньше половины, кин устал. Казалось, оттянутыми донельзя руками больше не сможет ни только принести дров, но и застегнуть входной войлок. Всё же, охотник завязался, прикрыл уцелевшую в необыкновенном огне речную находку, и лёг спать.
Продолжение:
http://www.proza.ru/2014/05/27/88