Начало:
http://www.proza.ru/2014/04/28/602
Предыдущая страница:
http://www.proza.ru/2014/05/27/88
\На ступенчатой скале дети устроили катанье. Лишённый почвы красноватый склон представлял собой горку с уступами разной крутизны. Почти до середины реки образовалась безупречно гладкая дорожка, опушённая не весть откуда взявшимся снежком. Ребятишки обливали водой старые корзины. Ледянки раскручивались с большой скоростью, визжали, гремели, а отчаянные катальщики норовили догнать и столкнуть соперников. Взрослые не препятствовали жутковатой забаве, памятуя о своём сравнительно недалёком детстве. Разбитые носы, лбы, вывихнутые суставы не были предметом изумлений и неожиданностей. Сегодня случилось несчастье. Кин только что вытащил сеть, разбросал рыбу на растянутой холстине, чтобы при дележе не разбивать смёрзшиеся пласты. Охотник наблюдал, как четверо мальчишек залезли в самую большую плетушку и собирались крутануть для скорости. Тут подвернулся один из близнецов, внук Кейя, любимец и вероятный приемник колдуна племени. Этот старался везде успеть первым и теперь не захотел катиться вслед за кем бы то ни было, толкнулся, отъехал и как раз попал под стремительно раскручивающуюся ледянку. Торчащий окантовочный прут воткнулся в бок маленькой корзинки. Она, точно из пращи, вылетела с накатанной трассы, ударилась о каменный выступ, упала с высоты зрелого дерева. Лёд проломился. Кин, всё-таки, успел схватить мальчика за шиворот, и довольный, что ловко выдернул, хотел уже наподдать пинка незадачливому удальцу, но заметил, голова как-то неестественно вывернута. Первый охотник отнёс пострадавшего в СВОЙ КРУГ, РАЗРЕЗАЛ МОКРУЮ ОДЕЖДУ. На промысле бывало всякое, поэтому оказать помощь умел каждый. Кин-Нокк уложил мальчика вниз лицом, ощупал спину, шею и стал искать какую-нибудь палку, зафиксировать позвоночник. На глаза попалось яйцо. Кин понял, ничего ровнее не найдёт, постелил, как положено, под затылок, плечи, лопатки, ягодицы, икры и пятки шесть широких ремней, другими прикрутил к выловленному в реке предмету голову и тело. Положил рядом два сравнимых по размеру полена, поставил распорки, связал концы ремней, затем повернул пострадавшего на спину. Теперь при любом движении мальчик не мог нарушить горизонтального положения.
«Тебе больно, Эйст?»
Спросил Кин, увидев, что взгляд стал осмысленным.
«Нет».
«Пальцы шевелятся?»
«Нет».
Кин рыбьей костью поколол стопы и ладони Эйста, понял, правая сторона ничего не чувствует.
«Лежи тихо, человек. Ночь принесёт осознание, а на рассвете колдуны зададут вопрос и получат ответ».
\
Первый охотник вдруг понял, что промахнулся. По-хорошему, следовало бы отнести больного к колдуну или в родительский круг, но мальчик был связан с яйцом. Теперь нужно либо отдать обоих, либо перекладывать. Прибежали родичи Эйста, главный колдун, старшие матери. Женщины принесли холсты, собрались подсунуть под сооружение, чтобы забрать, но хозяин стал, растопырил руки, точно выводковая птица.
«Этот останется здесь, я сказал».
«Почему?»
Я вынул из воды, уложил, и будет так, пока Создатель не распорядится жизнью, потом забирайте».
Мать заплакала, стала возражать, а колдун, опытный целитель, согласился с Кином. Часто имеющий дело с травмами человек понимал, любое передвижение может сыграть роковую роль, велел женщине оставить чужой круг. Тайс перестала кричать, Кин позволил остаться.
Для согрева пострадавшего вокруг натянули войлоки, поставили жаровню. Только тут стало очевидно положение, в котором оказалось яйцо. На нём лежало поминутно истекавшее мочой и фекалиями тело. Тайс поливала промежность сына тёплой водой, выгребала загаженный песок, подсыпала новый. Конечно, женщине не было дела до полена, под спиной мальчика, и скребок не проявлял нежности.
Кин чувствовал, горе сжигает изнутри. Грудь стала пустой, как высосанная кость, душа походила на кровоточащую рану. Пожалуй, в день поединка с Чернобрюхими было легче, нежели теперь. Колдун влил в рот Эйста целебный отвар, понос прекратился, а через некоторое время перестала течь моча. Жизнь яйца улучшилась, но не на много. Кин представил, сколько странное существо должно пролежать без света, пока спина мальчика заживёт, и отчаянье превратилось в ледяной ужас. К исходу ночи охотник заметил, яйцо вытянулось, истончилось, прогнулась опора. Вдохнув глоток нежданной радости, Кин указал колдуну на ослабшие ремни. Потом взял толстый войлок и тонкую палку, выдернул яйцо, бросил в горящий очаг, а на его место сунул чистый, удобный для спины, валик. Огонь сник, указывая на мокрость полена. Люди, как показалось, Кину не придали значения перемене. Колдун подбросил дров. Свет выровнялся.
На заре Хозяин выгреб головешки, а с ними ставшее прозрачным яйцо, приготовил очаг для курений, забрал постель и предоставил круг в полное распоряжение целителей. Измученный страданиями ночи, первый охотник уснул прямо на льду у большого костра. Яйцо, как обычно, стояло в стене, наблюдало происходящее. Сначала Кин сквозь сон слышал, как дробно-дробно выстукивает барабанчик колдуна ветви, толстой подкладкой выстилает путь бубен главного, но потом сон безоговорочно овладел сознанием, и отступил лишь, когда Над принесла горячее питьё.
День кончился, мороз восторжествовал, свёл к минимуму настойчивость повернувшего на лето светила. Следовало человеку переселиться к очагу или в мир прошлого. Над не хотела уходить позже сына.
«Эйста унесли, охотник, возвращайся».
Кин заметил, родные и ласковые глаза матери полнятся неизбывной грустью. Казалось, женщине обидно видеть первого охотника приречья птицей у занятого гнезда. Сын обиды не разделял.
«Как унесли? Почему? Разве главный колдун решил, что опасность миновала?»
«Хранители кончили, человек попросил есть и взял мясо обеими руками. Эти говорят, ты причиной, вернее, палка, которая лежала под спиной».
«Какая палка, женщина?»
«Все говорят, ты носишься с какими-то палками, изгоняющими болезнь. Эта забрала болезнь Эйста и сгорела без пламени, Все видели».
«Кто видел?»
«Главный колдун и Тайс. Палка не загорелась, эти сказали, и не обуглилась, а растаяла в очаге, как льдина».
«Ну теперь меня выгонят из рода за незаконное колдовство?»
«не успеют выгнать».
«Почему, женщина? Времени до начала брачных игр достаточно, можно выгнать двадцать раз».
«Тайс уверяет, ты, охотник, нарочно подстроил падение, исцелил Эйста, чтобы ославить колдуна».
«Зачем?»
«Именно главный хранитель настаивал на изгнании тебя за ослушание закону и ты отомстил таким способом. Теперь, говорят эти, положено тебя убить».
«Да! Замысловатая сказка. Убить – звучит красиво, только кто выполнит, колдуны или Тайс!»
«Всё бы тебе смеяться, охотник!»
Ресницы Над дрогнули, крупные безудержные слёзы покатились по щекам, и сын, как перед походом в реку, собрал их губами.
\
Кин понимал, власть на стойбище принадлежит тем, кто реально обеспечивает людей пищей. Именно добытчики принимают обязательные для исполнения решения. Как бы там ни мутили воду колдуны, мнение умеющих только потреблять ничего, кроме порчи крови, не значит. Однако сообщённая матерью новость насторожила. Пришли на память слова яйца о том, что люди завернут в войлок навсегда. Первый охотник окончательно прекратил беседы, опасался подслушиванья, вставлял длинный предмет на дневное место изнутри, предварительно убедившись, что с южной стороны нет людей. Однако глухой ропот не стихал. Женщины, которым нечем было занять досуга, пересказывали и приукрашивали происшедшее той ночью. Власть тайны казалась сильней власти здравого смысла. Скоро взбудораженные соплеменники разделились на два лагеря: за и против Кина. Была третья, преимущественно состоящая из охотников, группа. Эти не вмешивались, внимательно наблюдали.
Кин считал, хозяева кругов не знают, пока, чьей стороны придерживаться, и, к счастью, ошибся. На все вопросы о целебных палках потомок Нокка отвечал недоуменным пожатием плеч: я, мол, охотник, делал лишь то, что вы видели. Жест никого не убеждал. Однажды, остановив на лыжне главного колдуна, Кин прямо спросил, зачем хранитель мутит людей.
«Ты думаешь, женщины сомневаются, что ты целитель?»
«Ты, охотник, отнял у меня ребёнка!»
«Я не смерть, чтобы отнимать, и зачем Эйст, если через три десятка дней я навсегда уйду из стойбища?»
«Сам отвечай.» Резонно заметил колдун и шагнул в сторону, давая дорогу. Кин видел на дне глаз обиженного гордеца бездонную тоску. Так глядел бы издыхающий от звериного бешенства, изнемогший в кружении на месте, хищник. Для зверя, Кин знал, выход, смерть, но человеку возможно излечиться участием соплеменников и временем.
Эйст необычайно скоро поправился. Через две недели выходил из дому, опирался на посох, и недоумевал, почему не велят принести благодарность первому охотнику, однако ни у кого не спрашивал позволения. Обусловленная особенностями болезни осторожность стала чертой характера. Проживший за одну ночь три жизни мальчик, глядел на мир сквозь призму страданий, опасений и благодарности. Силы возвращались, посох скоро перестал надобиться, радость новорождённого сознания стала стержнем души. Стремление к достижению первенства ушло. Прежде замкнутый на собственных успехах Эйст вниманием обратился к окружающему, обнаружил крушение многих понятий, представлений. Юношеская катастрофа не огорчила, За бездной открылись горизонты, существования которых не предполагал. Дед, родители, колдун – любимые, заслуживающие доверия, оказались, как-то, по разные стороны событий. Отец с дедом не изменились, хранитель и мать, точно, переродились заново, постоянно нашёптывали, что и как рассказывать про ту ночь. Эйст слушал, соглашался, но не выполнял, выжидая. Отцу нравилась позиция сына. Мужчина сам должен принимать решения, говорил охотник и норовил увести детей в лес, на реку, хоть двигаться вне утоптанной площадки становилось труднее с каждым днём. Паводок надвигался, снег намокал и не держал уже лыжника
Продолжение:
http://www.proza.ru/2014/05/27/97