Стерлядка

               
                СТЕРЛЯДКА


   Люди, родившиеся, выросшие на берегах Оби, буквально пропитаны, пронизаны запахом,  вкусом и даже… смыслом рыбы. Она не просто – питание, источник жизненных сил, она – в обиходе, в присловьях, в знаках и символах самого существования обитателей здешних мест. В сказаниях и загадках, даже в сакральных ритуалах рыба неизменно «всплывает» в своём многозначном содержании.
Столетиями, даже – тысячелетиями природа-матушка, животворящая водная стихия лепили, обтачивали каждый род, каждый вид рыбного семейства. И опытному добытчику не стоит никакого труда - по чешуе, по плавникам, округлому или вытянутому овалу тела, по уникальной геометрии губастой головы – определить уловное достоинство своей рыболовной снасти.
Не принято водяного бога гневить, гнушаясь не особо ценным содержимым сетей (благодарен будь любой добыче). Но всё-таки, сердце любого рыбака, даже самого опытного, обязательно зачастит, глаза – заблестят, если он углядит в ячее навострённую пирамидальными шипами спинку речной принцессы – стерлядочки.   
 Пиететное, вежественное отношение к стерлядке в нашем народе бытует независимо от того, пробовали или нет люди мясо этой легендарной рыбы. Книжные, киношные наши ассоциации неизменно увязывают богатство пиршественного стола с наличием на нём запечённой стерляди (бывало - и до десяти килограмм весу), взирающей на застолье ярко красными клюквинами, вставленными в глазницы. 
Она, стерлядочка – весомейший аргумент в споре с русофобскими утверждениями о том, что русской национальной кухни не существует. Ведь это изысканное угощение по-настоящему могут приготовить только в России, в реках которой стерляди обитает больше, чем где бы то ни было. Особенно - в сибирских реках. Поэтому и отношение к ней в Сибири особенное. И готовят её здесь всяко, разно, но неизменно вкусно.
… Мои детские воспоминания о стерлядке, словно жемчужина из навоза, пробиваются сквозь память о тяжелейшем отцовском промысле, на который он частенько брал и меня с собой. На видавшей виды "Тюменке" со стационарным мотором Л-6 он ездил на Ёлку Шапку (так называется грива, что на малой Оби), собирать плавленый лес, оставшийся от разбитых штормами плотов. Отец прихватывал бесхозные лесины, связывал их в плоты и буксировал в Берёзово. Лесом распоряжался по своему усмотрению. Кто-то брал у него брёвна на дрова, добротные лесины шли на строительство.
Мне, малому, и интересно и каторжно было в тех поездках. Длился промысел не меньше недели. Чаще всего - в жару, среди несметных полчищ гнуса и комарья. Отец работал неутомимо, времени на отдых отводил совсем чуть-чуть. Собственно, когда нужно было подкрепиться, тогда и отдыхали. Разносолов, разумеется, никаких не было. Рыба да чай. А рыба, однако, не простая. Частенько отцовская сетка приносила нам на обед или ужин – стерлядочку. И как бы я не был измучен зноем, качкой, гнусом, её неповторимый, удивительно нежный вкус заставлял забыть все напасти, этим объеденьем оттесняя на второй и третий план все остальные ощущения. Жадно, до обжорной сытости «молотил» я наваристую ли, духмяную ушицу, на скорую руку приготовленный ли стерляжий малосол.
Папка добывал стерлядок ставными сетями. Попадало немного, но нам хватало. Стерлядь потрошили, промывали, круто пересыпали крупной солью  и на пару часов упрятывали в толстое травяное одеяло. Потом тушки промывали от соли и вывешивали на самый солнцепёк. Янтарно-оранжевое мясо стерлядки под нещадными лучами солнца вспотевало густыми слезинками жира, которые без охотки и спешности сваливались с сочащейся брюшины в плотный ворс береговой травы.
Прошло время. Теперь уж я сам, взрослый мужик, обской рыбак, выезжаю на Обь, подрядившись на путинную страду. Каторжный это труд, уж поверьте мне. На сетной промысел вывозили нас в начале июня. Высаживаемся на берегу великой сибирской реки, заранее зная, что ждут нас великие же страдания и испытания. Либо – гнетущей жарой, либо - дождевой сыростью, гнусом и тяжкой, изматывающей до последней жилки надсадной физической работой.
За сутки в сети попадалось, в среднем, до двух центнеров рыбы. Пока сети закинешь, пока выберешь, пока вызволишь улов из сетевого плена, отвезёшь его на приёмный пункт, разложишь по ящикам, пересыплешь кусками льда, ящики уставишь штабелями… Уже и день прошёл. Из последних сил доберёшься до стана, безжизненным кулем ввалишься в палатку и уроешься в душный, беспамятный сон.
Чуть свет очнёшься, чертыхаясь и матерясь, напяливаешь непросохшую за ночь одежду, влезаешь в источающие густые запахи сапоги, плюхаешься на жесткую лавку моторки и вновь – выбирать сотни, сотни метров сетей. В середине июля заканчивался соровой лов. Рыба выходила на магистраль реки. Мы меняем дислокацию и начинаем плавной лов.  С лодки в реку вымётываем донные плавные сети, которые плывут по дну Оби. Через час-полтора надо быстро-быстро выбрать сети в лодку. Так промышляем муксуна, осетра, нельму. Нет-нет, да и попадалась в этой, вполне аппетитной компании, с детства любимая и чаянная стерлядочка. 
Обычно рыбаки, сдавшие улов кормприёмщику, ещё какое-то время кучковались на плашкоуте (плавучий рыбоприёмный пункт с двумя трюмами; в одном хранился лёд, в другом - рыба). Тут же иногда и перекусывали на скорую руку, выказывая свои фирменные способы обработки рыбы.
Однажды всех по-хорошему удивил Васька Соловьёв. Случилось у него как-то несколько баночек ядрёной аджички. Долго-нет он думал неизвестно, а только взял Вася ведро с водой, выпростал в него содержимое стеклянной банки, размешал как следует, соли пару жменей сыпанул и охладил этот аджико-тузлучок кусками колотого льда. Рыбаки, пришвартовавшись к плашкоуту, потрошили добытых стерлядок, кидали их в соловьёвский рассол. И уходили на очередной замёт. Когда возвращались с очередной партией рыбы, стерлядочка уже набирала кондицию. Ополоснёшь её от ярого рассола, вырежешь кусманчик посмачнее, хлебушком оттенишь неприедающийся, божественный вкус.
  Кстати, на плашкоуте работал матросом ссыльный еврей, страстный любитель стерлядки. Украдкой сглатывая присущую поводу слюну, он, смущаясь неистреблённой интеллигентности, просил уходящих на плав рыбаков:
           - Ребята, "звёздочек" привезите мне, пожалуйста, а?!
Он сильно картавил и, уважая собеседников, старательно избегал в речи слов с мучительной буквой «р». Питая особую любовь к стерлядке он, я думаю, не мог себе позволить порочить её имя искажённым произношением. Вот и придумал ей своё прозвание - слово, в котором не было строптивой согласной.  Плашкоутчик тот утонул. Поскользнулся в штормовую октябрьскую погоду на мокрой  палубе и выпал в чёрную обскую стынь.  Река вскоре обернулась ледяным панцирем, интеллигентного матроса плашкоута так и не нашли. А "звёздочка" его прижилась в рыбацкой среде.
 Идут годы. Многое меняется в нашей жизни. Про человеческую жизнь говорят - скоротечна. Подразумевая, что в природе нашей существенные изменения происходят по истечению многих десятков лет, а то и столетий. Однако, на памяти всего лишь одного-двух поколений рыбаков произошли необъяснимые, непредсказуемые и горестные перемены. Если сравнить уловы хотя бы четверть вековой давности и нынешние, можно сказать, что стерляди в полноводных сибирских реках практически не осталось.
Конечно, любители её (а есть ли такие? Как можно любить то, чего ты не пробовал?) могут себе позволить в гипермаркете  выловить сачком из огромного аквариума востроносую шипастую рыбёшку с точно таким же названием. Но это вовсе не означает, что, даже пройдя через руки самого искусного повара, к вам на стол попадёт чудесного, неповторимого вкуса стерлядочка.  Это - продукт химической и биологической индустрии  нашей страны. Особи, выведенные из икринок речной стерляди, но выращенные в аквариумах на биологическом сырье. По вкусу они не имеют ничего общего с «дикой» речной стерлядью.
 Грустно, конечно, смотреть на эти аквариумы… Хотя, с другой стороны, наверное, мы должны быть благодарны тем, кто старается сохранить этот вид, чтобы не только в легендах и старых кулинарных книгах можно было встретить упоминание о царице/принцессе/жемчужине российских рек. 
Впрочем… впрочем, некоторое время назад мой пессимизм был нокаутирующе посрамлён. Произошло это в Челябинске, на юбилее одного успешного и сильно не бедного человека. О том, что торжества намечаются нешуточные, известило меня… приглашение. Вернее - «Приглашение», пришедшее по почте.
На роскошной бумаге, изысканного дизайна. Даже не открытка, скорее – диплом, вручаемый за весьма высокое достижение. Видимо, удостоится чести быть гостем на торжестве Юрия Владимировича – весомая награда. (Вспомнились дипломы, которые вручали мне вместе с литературными  премиями в Союзе писателей РФ – выведенные с цветного принтера на простой бумаге).
В намеченный день и час подъехал я к усадьбе Юрия Владимировича, расположенной в живописном местечке под Челябинском. Огляделся. Просторная усадьба с солидным, добротным домом, двумя бассейнами (в том, что побольше, как в огромном аквариуме плавают рыбы), высокий кирпичный забор по периметру. Во дворе в два ряда выставлены столы, небольшая сцена сооружена для музыкантов. Словом, всё – честь по чести. Откровенно говоря, на таком застолье я оказался впервые. Среди гостей не было ни одного знакомого человека. Что ж, тем интересней будет, не отвлекаясь на праздные разговоры, наблюдать за происходящим. И я стал с любопытством разглядывать приглашённых на юбилей.
Кого-то сразу определял (батюшку в рясе, скажем), кого-то позже разъяснил (прокурора, например). И по одежде, и по манере держаться, я почти безошибочно различал состоятельных господ и людей скромного достатка.
Юрий Владимирович вдобавок ко всем своим достоинствам был заядлым рыбаком и охотником. На этой ниве, собственно,  и свела нас судьба. Зная его пристрастия, я украдкой, но подробно разглядывал блюда, которыми был сервирован щедрый стол юбиляра. Мне было интересно – нашлось ли здесь место дарам природы, к которой так неравнодушен хозяин усадьбы. Однако, кроме перепёлок-гриль с первого обзора ничего не нашёл.
А празднество тем временем, уже вовсю закрутилось. Ведущий шпарил, как из пулемёта, представляя знатных гостей. Шутка ли – такую прорву именитых людей представить надо успеть, пока ещё народ не перевалил за экватор возлияний, после которого речи тамады больше досаждают, чем возбуждают. Один за другим поднимались с тостами-пожеланиями: "друг нашего Юрия - Генеральный...", " «директор департамента природных...", "не было бы юбилея и не было бы именинника, если бы не главврач Областной...".
И подарки были под стать событию и калибру личности Юрия Владимировича. Снегоуборочная машина, снегоход, коньяк столетней выдержки. Это соревнование на самый дорогой и сногсшибательный подарок начинало приедаться. Но, слава богу, из дома вынесли то, что способно было обрадовать душу истинного охотника - огромное блюдо (около метра в диаметре), на котором величественным ароматным курганом выложен плов из медвежьего мяса. Вершина этого кургана была увенчана  отварными кистями медвежьих лап. Неподдельным восторгом и восхищёнными криками встретили этот дар директора пивного завода. Тут уж торжество достигло того нужного градуса, когда и юбиляру захотелось возвысить голос:
  -  Где этот столетний французский коньяк? - командным голосом воскликнул Юрий, повелев тут же разлить всем, хоть по капельке, дорогущего напитка. Разлили, выпили. Я был отчасти умиротворён, хотя и ждал, ждал: не может быть, чтобы такой охотник и рыбак не преподнёс в свой юбилей какого-то особого сюрприза.
Темнело. Зажгли фонари. Не умолкал ведущий. Играл и пел ансамбль. Сбивались в кучки мужики с сигаретками, обсуждали что-то своё, пьяненько ухахатывались. Внезапно музыка смолкла, и ведущий призвал всех к столу:
  - Вы все хорошо знаете, уважаемые гости, что наш дорогой Юрий Владимирович -покоритель севера! Пятнадцать лет провёл на буровых. Он прошёл путь от слесаря буровых установок до начальника НГДУ. И сегодня Юрий Владимирович не теряет связь с севером. Он регулярно туда ездит, помогает землякам. И эта его любовь не остаётся безответной. Сегодня Юрий Владимирович дарит нам истинно северное яство, которое просит вынести к гостям!
И вот, из чрева его огромного замка вышел официант с большим подносом, на котором красовалась… да-да-да! Она - чудо-рыба, царь-угощенье – сибирская стерлядь. Килограмм на двенадцать. В нежной зелёной пене листьев салата,  с красными клюквинами в глазницах. Да, вот это была настоящая, мало кем виданная роскошь. А официанты уже шли спешной вереницей, уже уставляли столы тарелками со стерлядью меньшего калибра – «килограммовками» (так их называют на Севере).
  - Отведайте, гости дорогие, кондинской стерлядочки, -  просто и коротко отрекомендовал Юрий Владимирович то, что в рекомендациях не нуждается. Наверное, для многих это был красивый и эффектный жест. А для меня он имел совсем другое значение. Я ещё раз убедился в том, что люди, живущие в лад с родной природой, осознающие себя её органичной частицей, никогда не променяют это единение, родство это, на мишуру роскоши и гегемонию вещизма.
Вот так сибирская стерлядочка, российская «звёздочка» затмила и столетний французский коньяк, и дорогую технику, и прочую атрибутику фешенебельной жизни. Боюсь только, что, если мы не научимся беречь и воспроизводить наши уникальные природные богатства, совсем скоро моя любимая стерлядка останется лишь в памяти, да в этих непритязательных строчках.

        Редактор текста Наиль Нагуманов.
        Опубликован в журнале "Мир севера".


                Sterlet



People who were born on the banks of the Ob are saturated, permeated, imbued with the smell, the taste and … even sense of fish. It is not just food. It’s a source of stamina, a fount of everything. It’s to be found in daily life and speech, in signs and symbols of the very existence of local populace. In their legends, riddles, and even sacred rites the fish invariably floats up with all its links to no end of things.
 For centuries, if not millenniums, Mother Nature in the form of water elements has been creating, bringing to perfection, each and every specimen of the fish family. So a versed fisherman will easily tell by the scale, fins, rounded or oblong body, by a unique shape of the big-lipped head, the virtue of the booty he has procured.

 It is not good practice to provoke the Lord’s wrath by expressing discontent with the nets’ contents (be pleased with what little you get). However, the heart of any fisherman, no matter how versed or inexperienced in fishing he might be, will beat faster and his eyes will glisten brighter once he spots the prismatic spikes on the back of a sterlet, the princess of the river.
 The pious attitude to the sterlet, a genuine veneration, sits deep in our people whether they partook of that fascinating fish or only heard about it. Our stelet associations, obtained from books or movies, unfailingly stem from the luxury of a festive table boasting a roasted sterlet (some used to weigh up to ten kilos) surveying the profusion of the table by its bright red eyes made from cranberries and inserted into sockets.
 Her majesty the Sterlet is the weightiest of proofs in an argument with a Russophobe asserting that the Russian cuisine does not exist. Actually, this dainty treat can be made properly nowhere but Russia in whose rivers there is more of sterlet than anywhere else, especially, in Siberia’s rivers. That is why the attitude to sterlet in Siberia is very special. It is cooked here variously and in lots of ways, but invariably tasty.
 My childhood remembrances of the sterlet shine like a pearl laid against the dull and dreary fabric of the life we lived, a big part of which was my father’s fishing. He used to take me along with himself, putting me into his rather shabby Tyumenka motorboat powered by the L-6 inboard engine. So we would go to Yolka Shapka (the unflooded ridge of the Minor Ob) to collect the floated wood, the remnants of the rafts crushed by the storms. My father would pick out no-man’s timbers, tie them together into a raft and tow to Beryozovo. He disposed of them at his discretion. Some took timbers from him for firewood. The best samples were chosen for construction.

 As a boy I both enjoyed and loathed those trips. Each outing lasted no less than a week, usually in heat, amid the myriads and myriads of gnats swarming in the sultry air. My father worked tirelessly, getting very little rest. Actually, he did have some as meal time came. My father’s net had often brought us a marvelous sample of sterlet for dinner or supper. We could be utterly exhausted by the heat, or rocking, or gnats, or what not, but its unique and amazingly tender taste made us forget all our misfortunes and hardships. Gorging on this fabulous meal, we forgot everything, feeling it displace all other sensations from our minds and souls. Greedily, to a gluttonous satiety, I consumed the fat, sweet-smelling ukha using freshly salted pieces of fish as a chaser. My father caught the sterlet using the fixed nets. Not much fish got in, but it was enough for us. We gutted the sterlet, washed it, profusely sprinkled with large grain salt and tucked away in a thick grass blanket. After that we washed the fish bodies to remove salt and hung them out in the scorching sun. The sterlet flesh, orange like amber, oozed drops of fat that rolled down unhurriedly from the greasy belly and fell into the dense grass on the riverbank.
 Time has passed. I am now a grownup man, a fisherman of the Ob, going on commercial fishing during the spawning season. It’s backbreaking work, believe me. We were leaving for net fishing in early June. Landing onto the bank of the great Siberian river, we knew the great sufferings and privations we were in for. Awaiting us were either oppressive heat or drenching rain plus the harassing gnats, and hard, utterly exhausting physical work.
 In a day we’d get in our nets on average up to two hundred kilos of fish. It took quite some time to cast a net, to haul it in, to disentangle the catch, to take it over to the reception station, to put in the boxes and cover with slabs of ice, and then to stack those boxes… As this was done, done was the day. Making the last strenuous efforts, you’d drag over to the camp, collapse into the tent like a log and disappear in a stifling sleep without dreams.

 You wake up at the daybreak. Cursing and swearing you pull on the damp clothes that haven’t dried up over night. Insert your feet into the smelly high boots and soon flop on the bench of the motorboat. Again you are taking in hundreds upon hundreds of nets. In mid-July this fishing on the flooded meadows with aftermath drew to an end.  The fish went to the river mainstream. We changed our whereabouts and started drift fishing. From the boat we cast the bottom nets that dragged over the Ob bottom. In an hour or so they had to be swiftly taken back into the boat. In that way we caught muksun, sturgeon, white salmon. With luck, from time to time, that very appetizing company offered us sterlet, the fish we adored and sought after since our childhood.
 Normally, the fishermen, who had handed in their catch to the procurer, lingered for a while at the scow (a floating fish reception depot with two holds, one storing ice, another fish). That’s where they had a hurried snack, demonstrating their classified techniques of fish processing.

 One day, Vaska Solovyov came up with a nice surprise for all of us. He’d come somewhere by a few little jars of adjika, a ferociously strong and unforgettably spicy Abkhazian condiment. Nobody knew how long Vaska had pondered the matter. All knew only that he took a pail of water, emptied one jar of ajika into it, stirred it up thoroughly, added a couple of handfuls of salt and cooled down the contents with slabs of chipped ice. The fishermen, who had moored at the scow, gutted their sterlet and threw it into Vaska’s wonder brine. Following this they went for a new cast. As they returned with the next lot of fish, the sterlet was already in the right condition. Take it out of the pungent brine, wash in water, cut out a mellow piece and consume with brown bread that sets off a truly divine taste of the delicacy.
 Incidentally, there was one exiled Jew working on the scow, a passionate lover of sterlet. Stealthily swallowing saliva that couldn’t be controlled on such an occasion and being embarrassed by his deep-rooted sense of propriety, he would address himself to the fishermen leaving for fishing:
“I say, lads, bring me some little stars, will you?”
He spoke with a dreadful burr in his utterances. So, to spare his interlocutors’ ears he did his best not to use in his speech the words that contained the “R” sound. Having a strong weakness for the starlet, he couldn’t allow himself to profane it by mispronouncing its name. That’s why he’d invented his own name for it, a word without that sacrilegious consonant. This man from the scow got drowned. In the stormy October weather he slipped on the wet deck and fell into the black chilling Ob. The river proved to be an ice-cold grave for that good-mannered man from the scow. His body was never found. But his “little star” struck root among the fishermen.
 Year pass and many things change in our life. They say human life is short. The saying implies that in nature around us the essential changes take place in the course if decades, if not centuries. However, in the living memory of only one or two generations of fishermen very queer, unpredictable and distressful changes have occurred. Comparing the catches of at least a quarter of a century ago to those of today we can say that there has remained virtually no sterrlet in Siberia’s full-flowing rivers.
 Of course, the lovers (have any remained? how can one love what he has never tasted?) can indulge, on their tours to the supermarket, in simulated fishing, i.e. catching – by means of something looking like a butterfly net – a pointed-nosed spiky fish of the same name out of a huge aquarium. But it doesn’t mean at all that having passed the hands of the most skilled cook it will end up on your table in the form of a real sterlet tasting like a genuine one. What you’ll get is a product of our country’s chemical and biological industries. The species bred from the roes of the river sterlet but grown in aquariums on some biological stuff have nothing in common with the fish obtained from the wild.
 Looking at those aquariums is a heart-breaking experience. On the other hand, however, we must probably appreciate the efforts of those who try to preserve this species of fish so that not only in legends and old cooking books we could encounter a mention of the tsarina, princess, and gem of the Russian rivers.

 Incidentally. Yes, incidentally… Some time ago my pessimism was utterly shattered. This happened in Chelyabinsk, at a jubilee party of one successful man of means. That the pending festivity was going to be quite an affair I learned from an invitation sent to me personally. Sent by a conventional post, strange as this might seem.
 It was a sheet of fancifully designed paper. Rather a diploma than anything else. A kind of a certificate of appreciation. Obviously, the presence at a festive party of Yuri Vladimirovich, the local big caliber businessman and the boss of the show, was regarded as a great honor (that’s when I remembered the unpresentable diplomas handed to me with literary prizes at the Russian Writers’ Union, just sheets of paper put through a color printer).
 On the appointed day I arrived at Yuri’s homestead located in a scenic place near Chelyabinsk. I looked around. A vast stretch of land with a stately spacious manor, two swimming pools (the bigger one contained fish like a huge aquarium), a high brick fence all along the perimeter. Two rows of tables were set out in the yard and a small stage was erected for musicians. All was right as right could be. Frankly speaking, it was the first time I’d found myself at such an event. Among the guests there wasn’t anyone I knew. Well, so much the better. There wouldn’t be distraction for me and I could preoccupy myself with surveillance of the goings-on. I started to curiously observe those invited to the social function.
 I spotted someone immediately, let’s say a priest. I recognized others a little later (a public prosecutor, of all the people). The clothes and bearings bespoke almost without mistake both the folk of means and of modest income.
 In addition to all his other virtues, Yuri Vladimirovich was an ardent fisherman and hunter. That’s actually what had brought us together. Knowing his pursuits, I looked at the dishes surreptitiously but quite attentively. The generous host’s table was sagging under the weight of luxurious food. I wondered if there was room for the gifts of nature to which the owner of the homestead was so indifferent. However, my first glance detected nothing of that sort except grilled quail.
 In the mean time the festivity started to gain momentum. The master of ceremonies fired away like a machinegun, introducing guests of import. It’s a very important job to introduce such a crowd of celebrities to the people before they get over the equator of their boozing, following which the entertainer’s speeches rather annoy than excite. The guests were rising one after another, proposing toasts and wishing the best of everything. The air was thick with bombastic addresses like “our best beloved, our most esteemed Director General, our dear host now and master of all else at other times…”

The presents too were of the kind that befitted the occasion and suited Yuri’s caliber. A snow removal vehicle, a snow mobile, a bottle of one-hundred-year-old cognac. This contest for the most expensive and most dazzling gift was beginning to bore. But, Lord be thanked, they’d brought over from the house something that could gladden the heart of a true hunter – a huge dish (around a meter in diameter) that sported a magnificent mound of plov from bear flesh. This emanated an absolutely wonderful smell that is hard to describe. The top of the mound was crowned by boiled bear paws. It was a gift of the director of the local brewery, hailed with unconcealed exclamations of delight. Thus the festivity reached its pitch and the hero of the occasion felt it was time for him to speak.
“Where’s that a hundred-year-old brandy?” - Yuri exclaimed in a commanding tone, ordering everybody to pour everyone at least a few drops of a tremendously expensive drink. The stuff was poured out and everyone got his quota. I too had mine, looking forward, however, to something out of the ordinary considering that such an impassioned hunter and an ardent fisherman was bound to come up with something of a surprise on such a special day in his lifetime.
 It was getting dark. Lanterns were lit up. The master of ceremonies went on and on without stopping. A music group was playing and singing. Clusters of men broke away for a smoke and a cosy chat, giggling drunkenly. Suddenly the music stopped and the master of ceremonies called on everyone to take his place by the table.

“Dear guests! All of you know perfectly well that our dear Yuri Vladimirovich is the conqueror of the North. Fifteen years on drill sites. He’s gone a long way from a drilling rig fitter to the head of the oil and gas production directorate. To this day he has not lost link with the North. He regularly goes there to help his fellow countrymen. And this doesn’t remain unreturned. Today Yuri Vladimirovich presents you with a truly Northern meal which he orders to bring in for the guests!
 From the deep womb of his huge palace there came out a waiter with a big tray on which sat – nay, reposed – a wonder fish, a royal treat, the Sterlet of Siberia! It weighed a hefty twelve kilos, no less. The great Thing was embedded in tender green leaves of salad, showing off the red cranberries instead of eyes. Yes, that was a real luxury few had seen in their life. In the meantime the waiters were hurrying to the table, covering it with dishes containing smaller caliber fishes, kilo-things, as they are called in the North.
“Help yourselves, dear guests, to the kondinskaya sterlet,” Yuri Vladimirovich announced in simple and short terms something that needed no recommendations. To many it looked like a magnificent and effective gesture. To me however it conveyed different implications. I once again reassured myself that people, who live in harmony with nature, perceiving themselves as its part and parcel, will never barter this link, this connection, this tenacious bond, for the tinsel and glamour of luxury and the tyranny of material property.
 That’s how the Siberian sterlet, the little star of Russia, knocked spots off a century old French cognac, pricy accoutrements and other attributes of a fashionable life. But I’m afraid that if we don’t learn how to save and reproduce our unique natural riches, my beloved sterlet will very soon remain a thing of the past, an object to remember and write about in a simple story like this