Начало:
http://www.proza.ru/2014/04/28/602
Предыдущая страница:
http://www.proza.ru/2014/05/27/1174
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ЛЮБОВЬ
Донни поругался с женой на пятом повороте тропы. Она хотела пить, ему лень было останавливаться, снимать мешок. Жена, как муха, зудела, канючила, и Донни, наконец, разразился градом ласковых слов, на которые обернулись шедшие впереди.
Люди Третьего Рукава взяли тридцать женщин, отдали пять. Вождь не без основания полагал, если позволить молодцам отставать, заниматься личными делами, домой не дойдёшь. В огромном стойбище умеющий управлять сотнями охотник знал далеко не весь молодняк, и нарвался на беду. Мальчики попались отъявленные! Погодки с нижнего конца представляли собой способную определять погоду, крепко сбитую группу. Ватажку можно было назвать свора, стая, орда, банда, если бы в приречье люди знали такие слова. Предводителем был Донни. Сын Анди всем взял: силой, ловкостью, наглостью без меры, хитростью хищника и упорством копытного! Но главное, Донни отличался весёлостью нрава, умел позабавить "малышей". В стойбищах рукавов не забыли, как прошлым летом на празднике отличился Донни, устроил странное состязание. Претенденты на победу наелись зелёных стручков Глазастой колючки, низкорослого растения, плоды которого перетирают в муку для очистки посуды. Через час готовые к старту животы вздулись. Участники ристалища с горящими лучинами в руках выстроились в одну линию. По команде нужно было подставить огонь к выхлопному отверстию и вздохнуть задом. Побеждал тот, у кого длиннее огненный хвост. Донни был честным человеком, сначала сам показал упражнение. Результат вожака остался не превзойдённым. Уважение приятелей вымахало в полный рост, долго грело душу. Ошибка, как понимал Донни, состояла в том, что не рискнул дать состязающимся контрольную попытку. Суета дело губит, говорил отец. Вот и сгубила. Не особенно ловкие мальчики с обожжёнными гениталиями попали в руки целителей. Донни же попал в руки отца и с обожжёнными ремнём ягодицами учился ходить заново, но весёлости не утратил. Сегодня большая часть поголовья женихов Третьего Рукава являлась поклонниками удалого осветителя. Другая была группой поддержки, а потому, лишь пудовые кулаки вождя могли удержать молодцов в повиновении. Сильный человек устал. Обобраться хлопот с ребятками не получалось. Руки кончились. Казалось, вмажь ещё кому-нибудь, и не сможешь донести куска до рта, поэтому Вимп, сын Кутта был безмерно признателен Кину, выстроившему его гвардию в ряды. На этих играх Третий Рукав собрал третий круг. Женщин было меньше. Выбирали вожди невест. Они знали своих девок и не промахнулись. Большинство участников поединка и наиболее активные зрители остались без жён. Холостяков обозвали охраной, вооружили копьями, заставили высматривать несуществующих бешеных хищников. Для Донни, перемигнувшись с представителем власти её стойбища, Вимп добыл супругу с верховий, чтобы, хоть на время, успокоила героя и не сразу убежала. Милая женщина гнусила тошнотворно тонким голосом по поводу воды. Новоявленный глава семьи в ответ ревел, соперничая со спаривающимися желтоспинными предводителями копытных стад.
«Зачем ругаешься, Донни, - обернулся на ласковое слово трёхногий Митто, любимец Кина, подставивший подножку Мейсу. - я могу дать этой воды и забрать насовсем вместе с кувшином».
«Стань сухой веткой, Митто, пока я не оторвал твой черенок». Пробурчал муж Просящей Пить. Теперь обозвище навсегда приклеится к вновь взятой женщине. Вместе с броским словцом прилипнет пожелание Митто. Донни позеленел изнутри, как свежий побег, перевалил мешок вперёд, достал плоский кувшин, отдал жене. На первой же стоянке хозяйка объяснила охотнику, куда следует направить внимание. Счастливый обладатель Просящей Пить сказал себе, что жизнь не так печальна, и простил нелепое предложение приятеля. Теперь всю дорогу Донни занимался только телом жены. Сластолюбка с верховий не мешала мужу, подхватывала нечто распускающимися губами, тихонько повизгивала в горячих руках, разогревала пожелания обойдённых товарищей. Назревал конфликт на тему: «Нас на бабу променял». Однако, ему не суждено было разразиться.
Река сменила русло. Высоко в горах перегородивший один из притоков оползень размыло, или ещё что-то, о чём люди не догадывались, произошло наверху, но внезапный подъём и спад воды сделали своё дело. Двадцать ушедших самостоятельно семей успели проскочить место будущего наводнения, Чутьё Вейта не подвело, Тонд и не думал спускаться к реке. Переселенцам Излучины и верхних племён, преодолев водораздел, удалось избежать наката. Те же, кто возвращался к правым рукавам, угодили все.
Напасти подобного рода новостью не были. На стоянках люди окружали костёр петлёй из продёрнутой сквозь множество деревянных кругляшек толстой верёвки. Нести снаряжение племя выделяло опытных охотников, внимательно следящих за тем, чтобы путники размещались внутри спасательного круга, груз привязывали к стволам. Когда беда случалась вовремя движения ватажки, петлю бросали на дорогу. Предполагалось, если вода взметнётся, а караульные проспят, что маловероятно, женщины должны хвататься за чурбаки, шевелить ногами. Мужья, предполагалось, должны, хоть как-нибудь, уметь держаться наплаву, натягивать верёвку. После, вспоминая пережитое, Вимп благодарил родителей за безупречное здоровье и крепость рассудка, а старейших за данных в помощники людей.
Было так. Двумя кругами расположился стан. В одном тридцать женщин с мужьями, в другом недоженившиеся женихи, а с ними отцы выданных замуж. Два десятка обалдуев истекали силой. Поев, младенчики затеяли погонялки, прыгали через костёр, выясняли, кто упрямей, бранчливей, горластей. Бубен колдуна угомонил всех. В малом круге, так называл его Вимп, уснули сразу. Большой копошился разговорами и смехом. Вождь племени, закалённый в невероятных переделках, умудрился выспаться днём, распределив часы стражи, сел у огня. Исстари замечено: в грохочущую бурю, под ветром и дождём, в душе стерегущих бездонно тихо, внятен каждый шорох. Охотники вечер напролёт чутко вслушиваются во внеурочно тревожные крики птиц, ловят переменчивый ветер, пытаются за миг до событий угадать ход развития. Вчера было то же, что сегодня, никаких предвестников. Рождающаяся Звезда взошла и сникла в облаках. Тишина заполуночья укрыла мир тормозящим войлоком. Шум услышали все, и все бросились к верёвкам. Те, что недавно обнимали женщин, забыли, к чему применить навык. Каждый схватил по чурбаку, приклеился плотно. Жёны вцепились в мужей, не обязательно своих. Спасло то, что водяной вал бежал без отката, да внутри петель росло несколько больших деревьев. Мужскому кругу не повезло. Чурбаков приготовили меньше, чем желающих подвиснуть, у отцов невест было лишь по паре рук. Усмирить буйство оказалось сложно. Завязалась драка, и восемь недорослей захлебнулись до смерти. Наплыв воды скоро схлынул, оставил ужас и наплав. Долго перекликались, ломали сучья, ощупью находили кору для растопки. Вождь Третьего Рукава, счастливый тем, что сохранили женщин, поклялся на выворотне, прийти домой, вмазать отцам оставшихся в живых недоумков за позволение жениться. Таких обормотов даже выпускать из стойбища не следовало. Долго над выхолощенным водой перелеском кружился горемычный вой, клацала брань, бормотали уговоры. При подсчёте утрат обнаружили, пропал Донни и Просящая Пить. Они ночевали вне круга.
\
«Я не хочу без тебя».
Первый охотник приречья повторял одни и те же слова, говорил не вслух, а в стук сердца и в дыхание. Пройдёт немного времени, минует опасность для насельников нового стойбища, Ида выполнит обещание и уйдёт. Вмешиваться в жизнь племени запрещает закон, нарушать который дважды не захочет. Оставаться и не вмешиваться не сможет. При внимательном рассмотрении получается только (НЕ)! Кин тут оказывался вовсе крайний. Он хотел иду, и не знал, зачем она ему? Задавать вопросы? Подчиняться несоразмерной с человеческим разумением силе? Прятаться от забот за чрезмерные возможности? Глаза? Ида сказала, не её глаза видны. Оболочка не позволяет выходить во внешнее пространство, глядеть невооружённым глазом. Ида, как в шапке Чернобрюхих, смотрит вокруг. Мир явственен, независимо от освещённости. Взглядом можно управлять. Глаза рисуются на оболочке, как живые, способны менять выражение при изменении состояния души, если чувства резки, бесконтрольны. Кин понимал, отражённые в воде глаза только игра света, а похожи.
Знания? Да. На камне Ида сказала, человек может овладеть знаниями другого, если захочет. Допустим, Нокк с Излучины овладеет знаниями Иды, а потом окажется, она не нужна, не интересна!
Воля Создателя мира? На Сером Плато Ида взяла первого охотника своей властью, хотя утверждала, что не взяла, но дала возможность выбирать. Ещё говорила, будь вместо тканья полотна прядение нити, проиграла бы.
«Просто чудо, что у меня в детстве была такая игрушка, - рассказывала Ида про ткацкий стан, - а прясть! конечно, слепить нитку не сложно, только вожди смотрели на правильность движений. Веретено же я впервые увидела в руках Над. На гончарном кругу в глине ни кто не смотрел. Трудно сказать, можно ли таким способом изготовить посудину с носиком».
Итак, была ли Ида его женой, Кин-Нокк не знал.
Любовь? Если Создатель мира велит выполнять волю тех, кого любишь, и Кин будет изъявлять её, Ида останется. Колдун Тонд говорил, Кин умеет любить. Сам родоначальник племени Синих Камней не был уверен в таком умении. Драться, таскать тяжести, устраивать ночлег в пригодном и не очень пригодном месте Первый охотник умел, Умение любить было непонятно.
«Что значит любить, ты знаешь?»
Спросил Кин, когда устав, растянулись на тёплых брёвнах второго штабеля.
«Я знаю лишь один завет».
«Я знаю пятнадцать:
Любовь долготерпит,
милосердствует,
любовь не завидует,
любовь не превозносится,
не гордится,
не бесчинствует,
не ищет своего,
не раздражается,
не мыслит зла,
не радуется неправде, а сорадуется истине;
всё покрывает,
всему верит,
всего надеется,
всё переносит.
Любовь никогда не перестаёт».
Кин запомнил, мысленно прошёл по пятнадцати заветам, решил, Ида умеет любить. Что-то не связывалось, и охотник спросил.
«Седьмой непонятен. Если я хочу быть с тобой, значит, не люблю?»
Ида засмеялась тихо-тихо, точно ручеёк прожурчал. Таков был ответ. Стало легко и просторно. Кин лежал на залитой ярким разноцветьем поляне, вверху дрожали жгутики звонких лучей, сквозь непроглядность синевы неба двигались воздушные миры, белые маленькие облака бороздили их, не задевая, и тишина, резкая до звона, обещала продлиться вечно.
«Дайте полночь в мои осторожные руки,
Чтоб шумела широкой и мокрой сиренью
Я не трону её, только в шумы и звуки
Осторожно проставлю кой-где ударенья.
Дайте плотные ливни и молнии мая.
Закоулки лесные и даль заревую.
Я листка не сомну, стебелька не сломаю.
Только шелесты трав и берёз зарифмую.
Дайте полные неба речные затоны,
В острых искорках звёзд, и откосы крутые.
Я в полях предвечерних травинки не трону,
Лишь, волнуясь, помечу кой-где запятые».
Продолжение:
http://www.proza.ru/2014/05/28/75