Внутри тебя

Артем Фатхутдинов
В мае выпал снег.
Не так, как он обычно выпадает в это время года. Обычно он сразу тает на дорогах, превращаясь в холодную воду, а потом перемежается с дождем и наутро исчезает. Обычно снег в мае никто не принимает всерьез.
В этот раз снег выпал по-настоящему, завалив сугробами газоны, а на дорогах образовав вязкую грязную кашу.
Я шлепал в сторону дома. Мои ноги насквозь промокли так, что пальцы начинало сводить от холода. А снег не заканчивался. Он налипал на волосы и ресницы, пронзая холодом, пробирая до костей, заставляя поверить, что ты – всего лишь жалкая маленькая букашка, целиком зависящая от капризов природы.
Но мне было все равно.
Мне было наплевать на снег, наплавать на холод. Мне было наплевать, что мои башмаки полны холодной талой воды. Наплевать на то, что я могу разболеться, а может даже подхватить воспаление легких.
Пятнадцать минут назад моя жизнь сломалась.
Я познакомился с Лорой полгода назад. Мы случайно оказались на вечеринке общих знакомых. Вообще, я не большой любитель вечеринок, и не помню, почему я все-таки очутился на ней. Наверное, так было нужно.
Я стоял у открытого окна на шестнадцатом этаже и потягивал пиво из толстого бокала.
- Когда ты смотришь вниз, - спросила она, - тебе не хочется спрыгнуть?
Я тогда посмотрел ей в глаза и понял, что влюбился.
Да, вот так вот сразу.
Я не помню сейчас, что ответил ей, но ее глаза я не смогу забыть никогда. Они были серо-голубого цвета, искрящиеся каким-то внутренним светом, завораживающие и притягательные.
Вечером я проводил Лору домой. Она снимала комнату на втором этаже старого дома. Я немного помялся на скрипучих половицах в подъезде перед ее дверью и пригласил на следующих день в кино. Так начался наш роман.
А теперь все было кончено.
Вокруг меня был только снег и холод. Но внутри было жарко. Мою грудь разрывало от боли. Я физически чувствовал давление в собственной грудной клетке. Там смешалось все: страх и боль, ненависть и любовь, обида и горечь.
В квартире было душно и темно. Я скинул промокшие насквозь ботинки, снял носки и босиком прошел на кухню. На столе лежал набор для приготовления суши. Лора любила суши, а я любил то, что любила она.
В груди саднило. Я не знаю, как описать словами то, что я чувствовал тогда. Словами это не описать. Я сел на табуретку, налил себе полный стакан водки, выпил и заплакал.
Мы с Лорой были абсолютно разные. Я – занудливый архитектор в отглаженных брюках, очками на носу и стучащимся в двери четвертным десятком лет. Она – студентка, подрабатывающая все время на разных работах, в джинсах, майке и кроссовках. Она занималась всем и ничем. Меня подкупало в ней это веселое разгильдяйство, которым можно заниматься, когда тебе двадцать лет.
Я любил ее. Любил странной больной любовью, постоянно задавая себе вопрос, что она делает со мной? А еще я боялся. Каждую секунду я боялся потерять ее. Когда ее не было рядом, я не мог чувствовать себя спокойно. Я хотел обладать ей. Целиком и полностью. Единолично и бесконечно. Я хотел, чтобы она была моя и только моя. Когда она ночевала у меня, я просыпался ночью в страхе, что ее нет рядом, и успокаивался только тогда, когда обнимал ее упругое теплое тело.
Лора была моим наркотиком, а я был конченным наркоманом.
Я запустил работу. В офисе косо на меня поглядывали, когда я приходил с красными глазами после бессонной ночи, которую провел с Лорой. Я перестал читать книги, перестал смотреть фильмы. До встречи с Лорой у меня было хобби – рисование. Вечерами я лепил толстые мазки гуаши на плотную бумагу, изображая то вид из окна, то просто абстрактную нелепицу. Мне нравилась моя мазня. На бумаге мои эмоции и чувства находили выход, но сейчас все они были заняты Лорой.
Я наполнил водкой второй стакан и проглотил его, запив водопроводной водой. Легче почему-то не становилось. Напротив боль в груди была все сильней, а слезы превратились в рыдания. Я не помню, когда плакал в последний раз. Наверное, когда-то в детстве.
Уже поздно ночью, когда бутылка опустела, я достал бумагу и краски. Я не помню, что именно я рисовал. В руках у меня была толстая кисть, самая толстая из тех, что были у меня. Я не смешивал краски на палитре, а мазал прямо из баночек. Я помогал себе пальцами, ладонями, я практически вылепливал из краски на бумаги свое творение. В каждый мазок я вкладывал то, чувствовал. Боль я рисовал красным. Страх – серым. Ненависть – черным. Мои страдания был темно-синего цвета. Я рыдал, всхлипывал и накладывал на бумагу мазок за мазком пока, наконец, не упал без сил прямо перед мольбертом и не уснул, пьяный и перепачканный в краске.
Мне снилась тьма. А во тьме я слышал крики, хлопанье крыльев и треск разрываемой плоти. Когда непонятно откуда взявшиеся всполохи странного неземного света освещали пространство, я видел зубы, когти и кровь. Это было ужасно.
Когда я проснулся, было уже светло. Все тело ныло от ночи, проведенной на голом полу, но в целом я чувствовал себя хорошо. Боль в груди куда-то ушла, теперь ее место заняла пустота. Я чувствовал себя опустошенным и голым. Не было ни боли, ни страха, ни ненависти.
Я выпил два стакана воды и неуверенно закурил сигарету. С мольберта на меня смотрело чудовище. Это был зверь с темно-синей шерстью и черными перепончатыми крыльями за спиной. У него были ярко-красные глаза с черными зрачками.  Его когти были белые, а огромные острые зубы – желтые. Чудовище было с ног до головы покрыто кровью, запекшейся на клоках шерсти. Оно пахло смертью и страхом.
Я содрогнулся и, скрутив рисунок в трубочку, закинул его в угол.
Жизнь продолжалась, весь день я читал книги и смотрел фильмы. На ужин я заказал себе пиццу. Суши я перестал любить со вчерашнего дня. О Лоре я совсем не думал. Головой я понимал, что вчера расстался с любимой девушкой, но сердцу почему-то было все равно. Меня наполняло полное и безоговорочное равнодушие. Это было удивительно, но я был рад. Я больше не хотел проливать слезы.
Вчера Лора сказала, что нам нужно расстаться. Мы как обычно встретились в японском ресторанчике рядом с ее домом. Я заказал кофе с ликером, а Лора вяло макала роллы в густой соевый соус.
Разговор не клеился. Я наблюдал, как за окном идет снег, а внутри нарастал страх. Я почувствовал, что сейчас произойдет что-то ужасное. Я почувствовал это по натянутой улыбке Лоры, по ее холодному поцелую, по уставшему голосу.
- Знаешь, - вдруг сказала она, - мы ведь не подходим друг другу.
Я мешал кофе маленькой ложечкой и не смотрел на нее. Я знал, что если сейчас подниму голову, то увижу ее глаза. А за эти глаза я отдал бы жизнь.
- Тебе скучно со мной, - произнесла она. А я знал, что это означает, что ей скучно со мной. Я твердил ей про замужество, предлагал жить вместе, но она всегда отшучивалась.
Она не любит меня, вдруг пронзила мою голову мысль.
- Давай разойдемся по-хорошему, - продолжала она, - расстанемся друзьями, будем иногда встречаться.
Она говорила что-то еще, но я уже не слышал ее.
Через пять минут я уже шлепал по мокрому снегу домой с саднящей болью в груди.
А теперь мне было все равно.
Через несколько дней мне позвонили из полиции.
В кабинете следователя мне устроили допрос с пристрастием по поводу событий того вечера. Я отвечал абсолютно честно. Мне не приходилось врать, я действительно пришел домой, напился и уснул.
Следователь сказал мне, что Лору убили. И не просто убили. Ее разодрали на куски. Они так и не смогли определить орудие убийства. Когти, зубы? Возможно, сказал следователь, это был маньяк. Ее тело нашли в собственной комнате с запертой изнутри дверью. За дверью, запертой на щеколду. По его словам, это было самое удивительное в этой истории.
Я прямо сказал, что мы поссорились. Я не стал ничего скрывать.
Гадко было одно. Я ничего не чувствовал. Ни боли, ни горечи, ни страданий. Я представлял себе мертвую Лору и чувствовал только легкое сожаление. Такое, как будто ты разбил красивый бокал или графин. Не более. Я должен был бы рвать на себе волосы и орать, представляя ее мертвые глаза, но я чувствовал лишь сожаление.
Когда я вернулся из полиции домой, то сел перед мольбертом и уставился на зверя.
- Это ты сделал? – спросил я.
Чудовище смотрело на меня немигающим взглядом кроваво-красных глаз и молчало. Тогда я сорвал бумагу с мольберта, разодрал в клочья, а остатки сжег в раковине. Когда струя воды смыла пепел в канализацию, я решил, что все кончено.
Вам, наверное, интересно, чувствовал ли я вину за смерть Лоры? Нет, не чувствовал. С той ночи внутри меня поселилось пустое и гулкое равнодушие.
Через несколько дней у меня образовалось стопроцентное алиби из видеозаписей камер наблюдения, установленных в моем доме, японском ресторанчике и просто на улице, где ясно был виден мой путь домой до входной двери в квартиру. В полицию меня больше не вызывали.
Прошло несколько лет. Убийцу Лоры так и не нашли.
Я продолжал жить. Ходил на работу. Читал книги. Смотрел фильмы.
Отношения с девушками у меня не клеились. Не могу сказать, что я избегал их, но, казалось, при общении, они упирались в мое равнодушие, и это отталкивало их от меня.
Когда после того майского снегопада прошло три года, я познакомился с Леной. Если сравнивать Лену с Лорой, то это были две противоположности. Лена была уравновешенной, спокойной, обстоятельной. Она не раскидывалась по мелочам и точно знала, чего хочет от жизни. Она не была такой красивой, как Лора, ее глаза не светились таким светом, но она была умной, ухоженной и самостоятельной.
На нашем первом свидании мы гуляли в парке и ели мороженное. Когда я проводил ее домой, она поцеловала меня в щеку и сказала, что я чудесный.
Я не был влюблен в нее, но я чувствовал, что она то, что мне нужно. Она сможет сделать меня счастливым, думал я. С ней было просто и интересно. Наверное, из нее получится хорошая жена.
Когда я пришел домой, то уснул в самом лучшем расположении духа.
Тогда мне во второй раз приснилась тьма. Тьма обволакивала меня, и я блуждал на ощупь, не понимая, где я нахожусь. Где-то совсем рядом послышалось хриплое дыхание, я остановился и взглянул на чудовище. Его не было видно полностью. Зверь ходил вокруг меня во тьме. Всполохи света вырывали из темноты то когтистую руку, то черное крыло.
- Я же уничтожил тебя! – закричал я.
Чудовище зарычало и уставилось на меня красными глазами.
- Я сжег тебя!
Теперь чудовище оказалось где-то сбоку от меня.
- Нет, ты не причинишь ей зла! Я не позволю тебе!
Уже где-то сзади зверь издал странный звук, похожий на хрип и рык одновременно. Я вдруг понял, что он смеется. А затем наступила тишина. Тьма окутала меня полностью, и я проснулся.
На часах было два часа ночи. С меня катил холодный пот. Глотка пересохла.
На ватных ногах я добрался до кухни и опрокинул два стакана холодной воды.
Спать больше не хотелось. Меня била крупная дрожь.
Так я просидел минут двадцать, а потом понял, что мне нужно сделать.
Следующим вечером, погожим майским вечером, я встретился с Леной в небольшом сквере. Солнце весело играло в ее золотистых волосах, а туфли на шпильках бодро цоколи по тротуарной плитке.
- Что там у тебя? – спросила она, показывая на тубус, который болтался за моей спиной.
- Подарок.
Я открутил крышку и вытащил большой лист плотной бумаги. На листе крупными мазками гуаши был нарисован щенок с огромными голубыми глазами, белой шерстью, отливающей перламутром, большими мягкими лапами и черным блестящим мокрым носом.
- Какая прелесть, - улыбнулась Лена, - а как его зовут?
- Пока никак. Ты дашь ему имя и повесишь у себя в спальной. Он будет охранять тебя.