— Бабушка-а! — рыжая Колькина голова свесилась в проёме лаза на мезонин. — Можно?
Бабушка на мосту(*) у лестницы облачается.
— Колька, а что это бабушка делает? — городской Серёжка уселся рядом с братом, обхватив голые коленки руками.
Колька, хитро сверкнув глазами, прикладывает палец к губам и шепчет:
— …облачается-а, — при этом он делает страшные глаза и надвигается на присмиревшего Серёжку всем своим нескладным тельцем.
Девчонки, только что визжавшие в углу мезонина, отрываются от своих важных-преважных дел и затихают.
— Колька! Сегодня мёд будет, да? а скоро? — все собираются вокруг Кольки.
— Не знаю-у — шепчет Колька.
Колька и правда не знает, и старшие не знают, никто, кроме бабушки не знает. Бабушка — главная. Сейчас она будет командовать. Все притихли, не смея лишний раз беспокоить её понапрасну, чтобы не влетело.
Подперев веснушчатую мордаху кулачком, Колька не отрываясь смотрит на бабушку. Сейчас она это длинное-длинное серое (платье, что ли такое?) подвяжет передником, у самых ладоней рукава перетянет крепко-крепко верёвочками, чтобы пчёлы не пробрались и ещё эту шляпу специальную с сеткой устроит на голове. Готова.
— Колька! — бабушка махнула рукой, — беги-кО проверь тётю Маню.
Колька кубарем скатывается по ступенькам лестницы и кричит во дворе:
— ...в улья-а! бабушка в улья-а идёт! Тётя Маня беги домой.
Тёте Мане, старшей бабушкиной дочери, никак нельзя сейчас оказаться на улице, а то опять опухнет. Куда бы только пчела её не укусила — хоть в пятку! — а лицо сию минуту заплывёт. Раз бабушка идёт в ульи — тётю Маню надо прятать.
— Бабушка-а! всё! загнал! — Колька карабкается на мезонин от греха подальше.
— А ребята ушли за хлебом? — бабушка одной рукой поправляет свою смешную шляпу, а другой подхватывает какие-то важные штуковины для работы.
— Ушли, ещё вперёд тёти Мани ушли.
Теперь самое главное — не мешать бабушке, надо сидеть тихо, пока она не позовёт.
Бабушка ушла в сад, ходит там, открывает пчелиные домики, что-то там делает. Пчёлы летают,но она их совсем не боится. Потому что она главная. Всегда.
Сегодня будет мёд.
Бабушка поставит на стол блюдо с кусками сот, сядет на хозяйское место и крикнет:
— Рубахи скидайте!
Мы, уставшие от ожидания, живо сдёргиваем с себя майки-платьица и, похлопывая друг дружку по голым животам, рассаживаемся на лавках у стола.
Бабушка режет большим ножом белый хлеб с хрустящей коричневой корочкой, а мы тянем руки за горбушкой: кому сегодня повезёт?
Ещё минута и напротив каждого из нас появляется блюдце. Всё!
Глаза горят от нестерпимого ожидания, ничего, кроме мёда мы не видим. А он так пахнет, что мы шалеем и затихаем.
— На-кО, Колька, кусочек, — бабушка кладёт в блюдце вкуснятину, — уберёг тётю Маню сегодня, молодец! И тебе, девонька, и тебе…
Мы следим за бабушкиными руками, ожидая самой последней команды.
— Ешьте! Хлеб макайте! Лариска, с пуза-тО сыми! эка ты торопыга, — смеётся бабушка.
И мы смеёмся. Над Лариской, над Колькой, который смешно сосет соты, над собой. Подбираем янтарные лужицы мёда хлебом, тянем руки за новыми кусками и, кажется, никогда не насытимся.
Бабушка смотрит на нас и улыбается. Мы знаем, что вот-вот она скомандует нам:
— Подчищайте блюдца и бегом на речку.
И мы выкатываемся из-за стола и наперегонки бежим к реке, мыть свои сладкие животы и щёки. А потом, разыгравшись, купаемся: ныряем и плещемся, как прибрежные мальки, пока кто-нибудь из старших не крикнет нам: домо-ой!
Покатываясь от смеха и придерживая мокрые трусы, несёмся мы оголтелой стайкой домой. Туда, где бабушка, туда, где всегда так вкусно и тепло.
(*) мост — холодное помещение перед входом в тёплый дом.