Но срочная служба на этом еще не закончилась. Через двадцать минут мы прибыли в более отдаленный пригород Потсдама, район Крампниц.
Здесь я раньше никогда не был. И не посети меня вчера утром Иванов со своим журналом, я бы даже не подозревал о существовании такого района, вместе с дивизией, которая здесь дислоцировалась. Проехали через КПП. Быстро промчались по территории городка и остановились возле какой-то замызганной казармы. Прибыли. Это была казарма эвакороты медсанбата десятой танковой дивизии. Старший машины, который за мной приезжал, понятия не имел кого и зачем он привез. Он только мне сказал, что старшина роты ждет тебя в кабинете. Я со своим барахлом зашел в казарму. У дневального уточнил, где кабинет старшины. Постучался.
-Да!
Вхожу. Сидит прапорюга лет за сорок, килограммов за сто.
-Товарищ прапорщик, сержант Озерянин прибыл в ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы.
Ох, эти старшины рот, ух эти прапора. По его глазам и мимике на жирной роже отчетливо вижу немой вопрос:
«Ты откуда хрен моржовый взялся? Ты зачем нарушил покой в моем сонно-жирном существовании?»
-Положи вещи вот на тот стол. Подтяни ремень. Тебя зачем перевели в нашу часть?
Вешаю ему ту же лапшу, что и Сукинцову. Дескать, в связи с нехваткой кадров в вашем медсанбате, на помощь.
-Да? Прекрати трепать. У нас медсанбат своими фельдшерами переполнен на 101%.
-Ну, я этого не знаю, товарищ прапорщик. Начальству виднее.
-Ну, вот так и скажи, чего-то натворил, и тебя перекинули подальше от греха.
-Товарищ прапорщик, я вам сказал все, как есть на самом деле, а вы вольны думать, как вам того хочется. Я начал потихоньку показывать зубки, с учетом предстоящих изменений в статусе о рангах.
-Значит так, сержант, вещи сдай в кладовую. Перекури, куришь?
-Так точно, – негромко отвечаю я.
-Это плохо, а еще медик мне называется.
Прочитал мне попутно краткую лекцию о вреде курения, "сердобольный" старшина. В кабинете от дыма было не продохнуть, и пепельница переполнена.
- Ладно, через двадцать минут,- прапор глянул на наручные часы, - личный состав роты сдает зачет по физо. Вот там мы и посмотрим, что вы собой представляете, -ухмылкой вещуна оскалился добрый, жирный прапорщик Жлобенко.
Спортгородок находился рядом, с правой стороны казармы. Я занял место в первой шеренге, крайним справа. Всего личного состава было пятнадцать человек в строю. Шесть бойцов находились в различных нарядах. Я еще не успел ни с кем познакомиться. Все с нескрываемым интересом поглядывали в мою сторону.
-Сержант Озерянин!
-Я!
-Выйти со строя!
-Есть!
Жлобенко представил меня личному составу, попросил любить и жаловать.
-Поближе познакомитесь в процессе службы. Стать в строй! - нежно рявкнул товарищ прапорщик.
Повернул строй кругом, скомандовал раздеться до пояса. Разминка, стометровка, прыжки через коня. Подтягивание, подъем с переворотом, упражнение на брусьях. На общем фоне я выглядел не хуже лучших. Жлобенко пощелкал клювом, но придраться было не к чему. Построились.
-Подготовиться к обеду! - скомандовал старшина.
Забрали пилотки, гимнастерки и, не одеваясь, без строя, зашли в казарму. Мне показали кровать, тумбочку. Умывшись и растершись до пояса, оделся. Тут же прозвучала команда дневального о построении на обед. Строй вел единственный в роте младший сержант. Оказывается, у них фельдшеров срочной службы по штату не было вообще. Весь личный состав эвакороты, это водители, электрики, связисты и пару человек прикомандированных. Столовая находилась на втором этаже, в приспособленном помещении лечебного корпуса. В столовой питался только личный состав медсанбата. Чужих, как это было в столовой спецов недлитской дивизии, здесь не было. Всего в зале было три стола, из расчета на десять человек за каждым. В отличии от столовой где мне пришлось начать службу, здесь творился полный бедлам. Каждый сидел, где хотел. Старшинство по призывам соблюдались формально.
Осаживали всей толпой только зарвавшегося молодого. Здесь старшими были те, кто на данный момент был в цене у командиров и начальников. Те, кто выслужился, те и верховодили. И хотя я в расположении роты провел всего несколько суток, успел заметить и сравнить, отсутствие четкого разделения по срокам службы порождает другие, не менее проблематичные пороки: подхалимаж, пресмыкание, доносительство, коррупцию, круговую поруку и массу других негативных явлений в коллективе. И если здесь отсутствовало откровенное насильственное издевательство, то процветало скрытое.
Коллективчик только формально существовал. Дружба между солдатами отсутствовала напрочь. В любую минуту можно было ожидать подвоха с совершенно неожиданной стороны. Да это и не удивительно. Основной состав – водители. Я уже более-менее подробно описывал, что ради обладания баранкой транспортной, а желательно престижной-командирской машины, многие были готовы если не на все, то на многое. И мне с ними было не по пути.
Ночь провел в расположении роты. Особо с расспросами ко мне никто не приставал. По национальному составу -все тот же колорит. Преобладали русские и украинцы. Один очень симпатичный, по кличке Хэбэ-Пэша* - Ока-оглы – казах, связист. Да, два штабных писаря – татарина. Построение после завтрака.
-Сержант Озерянин!
-Я!
-Заступаете на дежурство в терапевтическое отделение, – сообщил старшина.
-Есть!
Порасспросил, где это находится, оказалось, что почти рядом. Территория штаба и лечебных корпусов медсанбата расположена в самом центре городка, рядом с главным дивизионным плацом. Штаб и приемное отделение размещены в одноэтажном здании. В массивно-добротном корпусе – лечебные отделения. Здание двухэтажное с подвалом, но высокое. Под карнизом на фасаде барельефная лепнина на темы прославляющие прусское воинство в период от средневековья до первой мировой, включительно. Отразить в скульптуре вторую мировую, надо полагать Советская Армия не позволила. С противоположного от фасада конца вход на первый и второй этаж. Мне на второй.
У входа дневальный из больных.
-Вам кого, товарищ сержант?
-Начальника отделения.
-Вторая дверь налево, но без халата нельзя.
Рядом на вешалке халаты -накидки. Набрасываю один из них на плечи.
" Вперед, Владимир!"
Стучусь.
-Да!
Вхожу. Кабинет, примерно 4х4м. За столом посередине, молодой симпатичный врач в халате. Меня предупредили, что он капитан. Левой рукой придерживаю разъезжающиеся полы накидки, правую к виску.
-Товарищ капитан, сержант Озерянин прибыл для несения службы в подчиненное вам отделение. В процессе доклада глазами ем начальство и оцениваю незнакомую обстановку. В кабинете еще два офицера, они сидят за столами, соответственно, справа и слева от начальника. На лице капитана расплывается доброжелательная улыбка. Он выходит из-за стола, подает руку и так же представляется.
-Начальник терапевтического отделения, капитан Воронцов Геннадий Петрович. Очень рад.
Знакомит со своими помощниками – ординаторами. Штат тот же, что и на моем предыдущим месте службы. По его просьбе, я кратко информирую его о моем «боевом пути». Истинную причину перевода и в данном случае не называю, но он меня упреждает.
-О причине твоего перевода я в курсе, еще об этом знает командир батальона, начальник штаба, и начальник медицинской службы дивизии. Другим знать это до поры до времени ни к чему и вредно. Согласен?
-Так точно, товарищ капитан, я и сам просил об этом.
-Хорошо, твои документы оформляет начальник штаба, и завтра они уйдут в штаб группы войск. Сегодня ты подежуришь параллельно с медсестрой, чтобы войти побыстрее в курс дела, нашей специфики в отделении. Хотя тебе это все знакомо, но объем работы побольше. Я бывал в твоем отделении в медроте, там вы обслуживаете только пол дивизии, т.к. половина в камышах*, а у нас вся здесь в Потсдаме. Все, иди к дежурной медсестре.
-Есть, товарищ капитан!
Выхожу, в коридоре посередине на посту за столом что-то пишет в журнале медсестра.
" Стоп! - говорю сам себе,- ведь это же женщина?! Куда я попал? Я же отвык видеть рядом с собой представительниц противоположного пола ".
Сердце запрыгало, пульс зачастил, в висках застучали молоточки.
" Как к ней подойти?, как с ней общаться?, если она военная, и судя по всему, еще довольно молодая", -все эти вопросы прошуршали в течение секунды.
"Так, я что медсестер не видел? - соображаю на ходу, - Во-вторых, она точно уж не генерал, и не выше сержанта, а я кто? То-то. Вперед, и с песней!"
Подхожу к столику.
-Здрасьте.
Мадам поднимает на меня довольно миловидные глазки:
-Здрассьте».
-Я фельдшер, сержант Озерянин. К вам на дежурство, можно просто Владимир.
-Ой, как на дежурство? Ведь сегодня я дежурю.
-Не волнуйтесь, я к вам на стажировку и в помощь.
-Ой, извините, меня зовут Лена, младший сержант Петрова. Можно просто Лена, я здесь недавно, две недели как служу. Мы с мужем из Союза полгода, как прибыли.
-Все понятно и ясно. Я бы хотел, если у вас есть время, пробежать по отделению, чтобы ознакомиться, что где расположено.
-Хорошо, сейчас я заполню журнал процедур, и пройдемся.
В течении минут двадцати прошлись по всем функциональным кабинетам, заглянули в палаты. Отделение, по сравнению с моим предыдущим по всем параметрам больше, чем вдвое. В зондажном кабинете мы столкнулись с сестрой-хозяйкой. Женщина в возрасте по моим понятиям того времени (за тридцать). Она, оказывается, уже была проинструктирована начальником отделения о моем появлении. Зондажная делилась на две комнатки. Одна из них, с ключом от двери в середине перегородки переходила в мое почти полное владение. Почему почти, чуть позже. В «моем кабинете» был шкаф, стол, кушетка.
Это уже многое для только что прибывшего, мне сразу стали доверять. Видимо, с учетом перспективы. Здесь же в шкафу для меня уже зеленый госпитальный костюмчик, тапочки, белый халат и колпачок. Красота, для тех, кто не понимает… Я попросил у медсестры пару минут и тут же переоделся. Была здесь и офицерская палата, в которой для меня забронировали кровать на постоянно. Дежурство прошло на пять. Я выполнил все процедуры безукоризненно. То-то, школа медроты Недлитцкой дивизии. В течении недели, из отделения почти не выходил.
Перезнакомился со всем коллективом. Без хвастовства, – пришелся ко двору настолько, что сменные медсестры всю работу свалили на меня, а я этих нагрузок и не замечал. При этом старшина еще пытался вернуть меня в роту, в строй и т.д., а Воронцов доказал командиру батальона, что в роте мне делать нечего. С учетом все той же предстоящей перспективы. А в отделении без меня уже все рухнет. Некоторые медсестры вдруг внезапно "заболели". Некоторые ушли в отпуска. Побывал я один раз и на собеседовании у комбата. Подполковник Парфенов, в возрасте за сорок пять. Во-первых, он хотел познакомиться со своим новоиспеченным подчиненным, а во-вторых…
-В общем, Озерянин, ситуация следующая. Мы, для того чтобы оформить документы, вписали в них, что ты будешь назначен на должность фельдшера, заведующего физиотерапевтическим кабинетом. Но хотя эта должность у нас в батальоне формально вакантна, реально в физкабинете работает женщина, медсестра, жена одного из офицеров штаба дивизии. Улавливаешь суть?
-Пока не очень, товарищ подполковник. Тогда я еще понятия не имел во всем чиновничьем крючкотворстве.
-Слушай дальше, потом поймешь. Она стоит на должности санитарного инструктора в медицинском пункте артиллерийского полка, а полк в центре города. Вот, чтобы ей не ездить ежедневно на службу за пятнадцать километров, ее прикомандировали к нам. Тем более, что она оканчивала курсы, имеет допуск и опыт в работе с физиотерапевтической аппаратурой. Я все это говорю тебе к тому, что когда придет твой приказ, чтобы ты все правильно понял, и не настаивал на реальном назначении на эту должность. Ты, сержант, извини, но тебе придется пойти в войска.
-Товарищ полковник, извините, что перебиваю, я когда переводился в вашу дивизию, то совершенно не предполагал служить в медсанбате. Так что все выше сказанное вами абсолютно ни к чему, и пожалуйста не напрягайтесь.
-Да? Ну, вот и хорошо, тогда извини, сержант, что я тебя здесь мурыжил. Обещаю, мы подберем тебе должность, не пожалеешь. О твоей службе до меня доходят самые положительные отзывы. Так и держи. Будут проблемы, заходи в любое время.
-Разрешите идти?
-Иди сержант.
Приглашал на несколько минут для согласования некоторых моментов при оформлении документов, и начальник штаба батальона, майор Масько. Здесь разговор был короткий, деловой без выкрутасов.
В роту я все же несколько раз наведывался. То на смотры, которые устраивал старшина, то пару раз на политзанятия. Ну, это дело в армии "святое", без этого в СА ни шагу. Новые знакомые, из состава срочной службы удивлялись мне, мол, что это за служба у меня такая, что я в подразделении почти не показываюсь. И Жлобенко меня практически не терроризирует. И вообще, откуда я такой свалился. Я отделывался, как мог шуточками и прибауточками. Как-то в бытовой комнате гладил брюки и гимнастерку на смотр. Народа набилось много, все спешили. Не поделившие утюга, сцепились двое, правда в словесной перебранке. Черпак, казах Хэбэ-Пэша и один из дедов, кочегар. Весь черный, прокопченный рядовой Горбунов, с соответствующим, погонялом – Горбун. Чему и по внешности он в какой - то степени соответствовал.
-Куда ты лезешь, сынок, вне очереди, - орал горбун.
-Какой я тэбэ синок, мы ровэсники, - возмущался Хэбэ-Пэша.
-Ха, ровесника нашел. Когда, на меня шинель строчили, на тебя еще только х.. дрочили! – исходил брюзжа слюной Горбунов.
-Ты меня зае…ль, - отбивался казах.
-Тебя такого зае..го в армию призвали,- парировал, на полгода больше прослуживший «дед».
Остальные присутствовавшие только громогласно ржали, не выражая какой-либо конкретной поддержки той или другой стороне. Некоторые сверкали глазами в мою сторону, наблюдая за моей реакцией. Я только ухмылялся этому солдатскому словотворчеству, которому как обычно не было ни конца, ни края. Таким образом, в казарме выпускается пар, видимо вместе с так называемой отрицательной энергетикой.
И снова в отделение. Больных в терапии до сотни, а временами и по более. Раздача таблеток, очередь. На инъекции – большая очередь. А еще перевязки. Здесь также несколько палат для дерматологических больных. А с утра зондирование, контроль за сдачей экскрементов на анализы. Отправка и контроль за проведением рентгенологических, лабораторных, кардиологических и т.п. исследований, и обследований. Рабочий день абсолютно ненормированный. Начальство и мед персонал не нарадуются. Но радуются не подавая вида, чтобы не сглазить, а то вдруг заартачусь, вдруг вспомню, что мне тоже положены какие-то часы отдыха. Но мне не в тягость. После первых пол года службы, все остальные нагрузки – пух. Периодически, чтобы перевести дух, забегаю в офицерскую палату. Здесь меня принимают почти на равных. Палата большая, шесть кроватей. Офицеры и прапорщики лежат вместе. Почти постоянно включен телевизор. Смотрю на экран, там с высоты птичьего полета показывают панораму Нью-Йорка.
-Ух, ты, какие высоченные хмарочосы*,- восхищенно произношу я.
-Ага, вот наконец-то я тебя раскусил. Я все думал кто же ты по национальности, а ты оказывается хохляра, - говорит один из присутствовавших в палате, молодой прапорщик.
-А как вы догадались? – теперь уже вопрос задаю я, еще не понимая еще, как можно было так уверенно определить мое место происхождения.
-Элементарно, - отвечает, скаля зубы прапор, по одному единственному слову.
-Какому? – досадуя на себя, потому как был уверен, что русский я знаю не хуже самих русских. Ан, нет оказывается, прокололся.
-Да по слову «хмарочосы», - отвечает хитрый прапор, сам потому что, хохол.
Оказывается, надо постоянно следить за языком, а то он когда не привязан, ляпает, что попало. А народец вокруг ушлый и себе на уме. Этого мелкого эпизодика мне хватило на всю жизнь, чтобы знать, где держать этого личного врага – языка. Пусть читатель не подумает, что я, когда-либо пытался скрывать, к какому народу принадлежу, хотя и гордиться особо нечем.
"Имеем, что имеем,"- как сказал один из идеологов развала СССР, некстати тоже мой земляк. Но, как известно, во всяком народе не без Мавроди.
Все женщины, которые работали в отделении, а их было всего семь, старше меня. Кто на два-три, а кто и более, чем на двадцать лет. Относились ко мне или, как старшие сестры или как матери. Заботливо и снисходительно. А так как к тем женщинам, которые были мои ровесницы или хоть на день старше, меня никогда романтика не тянула, отношения были со всеми чисто служебные. Гормоны иногда буянили в их присутствии, но также быстро остывали, когда перед глазами не маячили представительницы этого «слабого» пола. Но и среди них нашлась гадюка.
Таня Шкуренко, младшая медсестра. Где-то, кто-то, когда-то, в начале семидесятых, чтобы окультурить звучание некоторых не очень престижных профессий, обозвал должность уборщицы – техработницей, – это в обычных заведениях. А должность санитарки в медицинских учреждениях,- младшей медсестрой. Так вот эта, с позволения сказать, санитарка, а она даже на это звание не дотягивала, запомнилась мне на всю жизнь. Внешностью она полностью соответствовала своей фамилии. А именно была похожа на побитую молью шкуру дохлой рыжей кошки, валяющейся на обочине дороги. При росте метр шестьдесят пять, весе пятьдесят, рыжая, в веснушках и глубоких рытвинах от перенесенного запущенного фурункулеза кожи лица. С сожженными пергидролью, и похожими на паклю остатками шерсти на набалдашнике вместо головы. Плюс по килограмму на каждой щеке самой дешевой ГДРовской штукатурки, да полинялые джинсики на о-образных ножках. Вот такое чудовище работало в этом отделении санитаркой. Но гонору, выпендрежа и амбиций у нее хватило бы на весь коллектив медикосанитарного батальона. Всем своим знакомым и незнакомым, как я узнал позже, она представлялась полноценной медсестрой. В ее обязанности входила вся черновая работа. От ухода за больными, до уборки всех помещений, вплоть до туалетов, соответственно. Если бы она самостоятельно и качественно выполняла эту работу, то с 6.00 утра и до 14.00 дня, как ей положено было по графику, "красавице" некогда было бы взглянуть на часы. Но, великое и могучее русское но. Тот, кто составлял такие штаты для младших медсестер, видимо, заранее рассчитывал, на все ту же бесправную, бесплатную и безгласную рабсилу в виде все той же т.н. "команды выздоравливающих".
Команда эта здесь была по размерам приличная, человек 8 – 10. День и ночь поддерживали соответствующее санитарное состояние в терапии медсанбата защитники Родины. У Шкуренко хватало времени (рабочего) на все. В том числе чтобы подготовится и к очередной бурной ночи по гаштетам*, и общагам. "Старшиной" отделения в этот период был назначен рядовой Мунтяну. Молдаванин. Здесь он нашел себя. Огромный увалень, рост под 185, вес за 80. КМС по вольной борьбе. До моего прихода в отделение он уже исполнял обязанности более месяца. Все и всех знал, в моей помощи не нуждался. Многое наоборот подсказал мне. Вообще мы нашли быстро общий язык, и даже в какой то степени сдружились. Больных он крепко держал в своем борцовском кулаке, а это снимало у нас медиков, как минимум одну треть проблем и работы.
Все заботы по поддержанию порядка были переложены санитаркой на старшину. Вместо шести утра, как положено, эта шкура появлялась в отделении очень редко к восьми, а обычно к девяти. Быстренько напяливала свою зеленую робу, натягивала резиновые перчатки, и перед приходом начальника елозила тряпкой на швабре перед дверью ординаторской. Имитировала напряженное окончание уборки.
Воронцов на эту бутафорию внимания не обращал, будучи, видимо, в курсе дел. Но вот нештатная ситуация. Начало обычного трудового дня. Время 6.20 утра. Я уже в рабочем ритме летаю по отделению. Основная масса больных еще спит. Подъем в лечебных учреждениях Советской Армии в 7.00. Мунтяну со своей командой уже давно приступили к уборке кабинетов. Телефонный звонок на посту. Поднимаю трубку, представляюсь. В ответ слышу неожиданное:
-Подполковник Парфенов. Озерянин, - как там у тебя обстановка?
-Товарищ полковник, проблем нет!Работаем по распорядку, – бодро отвечаю.
-А скажи мне, санитарка Шкуренко на рабочем месте или нет?
-Никак нет, товарищ полковник!
-А ты знаешь, во сколько она должна прибыть на службу?
-Никак нет, товарищ полковник! Обычно она приходит к восьми или к половине девятого утра.
-Да? А кто убирает в отделении, в туалетах? (Можно подумать что он об этом не знал ранее).
-Всегда солдаты из команды выздоравливающих, товарищ полковник!
- Владимир, она должна приходить к шести, и лично она должна убирать в туалетах. Ты что не знал? А там где ты раньше служил, что было не так?
- Товарищ полковник, у нас по штату не было ни одной женщины.
-Понятно. Значит так, я тебя попрошу, дай команду солдатам прекратить уборку, а когда Шкуренко придет, передай ей пусть зайдет ко мне.
-Есть, товарищ полковник!
Странно, первый случай, когда офицер такого ранга, обращается ко мне по имени, непривычно.
Команда отставить уборку, одновременно удивила и обрадовала не сильно рвущихся к работе гвардейцев десятой танковой дивизии. Мунтяну я известил индивидуально о состоявшемся разговоре с комбатом, но на всякий случай предупредил, чтобы команда была готова в любую минуту продолжить работу. Дальше я снова носился, как белка в колесе, так что на время забыл о начале инцидента. Но вот в 8.30 в коридор влетела, видимо, уже кем-то из персонала батальона предупрежденная, как фурия на помеле, бледная, с перекошенным от злости лицом, хохлушка из Запорожья. Я как раз находился за столом на посту, заполнял многочисленные бумажки.
-Лева! В чем дело? Почему не производится уборка?- начала орать на весь коридор санитарка, еще метров десять не добежав до меня.
-Не орите, Татьяна Николаевна, на все отделение, больных перепугаете, – пытался я спокойным тоном остановить атаку.
-Я тебя еще раз спрашиваю, почему не производилась уборка? – уже с диким визгом и кулаками кинулась ко мне, побитая химией, как молью, шкура.
-Мне приказал командир батальона, чтобы всю работу младшей медсестры выполняли вы ,– уже чуть громче, чтобы перекричать ответил я.
-Этого не может быть, ты врешь, это ты сам придумал.
-Ничего подобного, кстати, он передал, чтобы вы прибыли к нему, как явитесь на службу.
От этого сообщения мадам так скривилась, что начала осыпаться штукатурка с ее фасада, а он (фасад) аж позеленел.
-Ну, я тебе насыплю с-с-соли на хвост! – уже перешла на сычание "красотка", круто развернулась и рванула в обратную сторону.
-А ничего вы мне не сделаете, – ответил я ей вдогонку.
-Ну, ты м-меня еще не знаешь, – прошипела ведьма и скрылась за дверью.
Я совершенно не придал значения этим угрозам, и как оказалось очень скоро, зря. Через полчаса, я, проходя по коридору, заметил через открытую дверь, что младшая медсестра трудится в поте лица со шваброй в руках над полом в туалете. И хотя я быстро шел по коридору, успел перехватить злобную молнию взгляда, которую она швырнула мне вдогонку.
"Ну, да ладно, - подумал я, - пусть сучка побесится. Мне она ничего не сделает, я ведь под защитой самого комбата."
Ох, и ошибался, самонадеянный и доверчивый!
Сдал дежурство. Время- половина десятого. Захожу в «свой» кабинет. Передохнуть, перекурить, переодеться. Были планы пройтись по городку. Заглянуть в парикмахерскую, в фотоателье, в магазин. Открываю шкаф, на одной из полок аккуратной стопочкой лежат мои документы, пачка писем, тетрадь, конверты. Одеваю пэша. Беру документы, чтобы разложить по карманам. Сверху военный билет, под ним должен быть комсомольский билет, но его нет.
"Что такое?" -задаю себе немой вопрос, еще ни о чем не догадываясь. Перебираю стопку остальных бумаг, нет билета! Прошелся по карманам, один, второй - нет! По всем полкам, по халатам, перевернул весь кабинет, билет исчез. Страшная догадка осенила, лихорадочно соображающие мозги:
" Вот она, та соль, которой час назад угрожала мне облезлая гадюка!"
Вызываю к себе и ввожу в курс дела Мунтяну. Он подтверждает, что у Шкуренко есть запасной ключ от «моих» апартаментов. Ставлю ему задачу. И все отделение было перевернуто наизнанку, но, увы. Иду к предполагаемой виновнице, говорю, мол верни, а то хуже будет.
-Нет, ничего не знаю и знать не желаю.
Докладываю начальник отделения подробно обо всем. Он отправляет меня к комбату. Тот, выслушав и посочувствовав, вызвал Шкуренко. Допросил при мне и без меня. Эффекта ноль.
Все, кто когда-нибудь состоял в комсомоле, прекрасно знают цену комсомольскому билету. Если ты учишься в ПТУ на маляра-штукатура, то в принципе , он и нафиг никому не нужен. Но если чего -то задумал, подняться на ступеньку выше... Вот тут то тебя и спросят:" Где твой билетик?"
Я вступил в ряды комсомола в седьмом классе, в 1971 году. Вступал добровольно и сознательно. Не для галочки и выполнения плана в коллективе. Будучи председателем пионерской дружины и бессменным редактором стенной печати, заслужил право вступления в коммунистический союз молодежи. Принимали, кстати, не формально. Некоторые активисты еще и ставили под сомнение мою зрелость на право вступления в организацию. Все это я пишу для тех, кто родился и вырос уже во времена «демократии».
Дермократию, которую затем возглавили бывшие комсомольцы и коммунисты Ельцманы, Кравчукчи и Шушкевичи. И так я должен был согласиться на две версии выхода из создавшейся ситуации. Получить выговор с занесением в учетную карточку по комсомольской линии, и тем самым испортить комсомольскую биографию навсегда. Второе, все и я, в том числе, делаем вид, что я в комсомоле до сих пор не состоял, и подаю заявление на прием, как будто в первый раз. Все шито, крыто, только вот стаж какой-то такой куцый. И нужно быть готовым каждый раз объяснять при случае, почему я так долго игнорировал Коммунистический Союз Молодежи, соответственно Всесоюзный и Ленинский?
Есть и третий путь - плюнуть на этот комсомол, армию и свои мечты о поступлении еще куда-то. Забыть, что существует какое-то высшее образование. На ФАП* в деревню, Лева! Там, тихо и мирно, всю оставшуюся жизнь, можно прожить в почете и уважении у бабушек и дедушек. Увы, за утерю комсомольского билета из армии не увольняют. А положение мое, пока документы бродят по верхним штабам, прочное, хотя перспективы туманные. Ну что же, жизнь только начинается! А она, как пел В.С.Высоцкий:" И научит и покажет."
На исходе была уже вторая неделя моего пребывания в новом подразделении. Потихоньку я перезнакомился с основной массой личного состава части. Домой пока не писал. Мартынюка и Кохтюка предупредил, собирать и хранить мою «корреспонденцию» до моего приезда в гости. В первые дни пребывания в новой части созвонился со Степой Мартынюком и дал свои позывные, на экстренный случай, если вдруг меня надо будет найти. Пока что все было спокойно.
*Камыши- сленг. Г. Карл-Маркс-Штадт (КМШ).
*Гаштет- немецкие бары-забегаловки.
*ФАП- фельдшерско-акушерский пункт. Имелся во времена СССР, даже в самой захудалой деревне. Фельдшер там, соответственно - начальник.
*хэбэ-пэша-хлопчато- бумажный; полушерстяной.
*хмарочосы(укр.)-небоскребы.
см.ФОТО: Башня возле центрального кпп Крамптницкого гарнизона.