На городской площади Гостона не было где яблоку упасть. Все население города явилось сюда, несмотря на полуденный зной и невыносимую духоту, чтобы воочию лицезреть маленького Кабольда Гостона и убеленного сединами Сэгниса Ванникера, назначенного приказом императора регентом при малолетнем правителе до дня его совершеннолетия. Если, конечно, преждевременная кончина не заставит первого советника досрочно сложить свои полномочия или передать их в руки кого-нибудь еще. Но о подобном трагическом исходе нынешним праздничным днем никому не хотелось думать. Даже скептикам, которых также было немало среди зрителей. Да и то их недовольство по большей части вызывало лишь сомнительное происхождение нового князя, о чьем существовании никто не догадывался вплоть до сегодняшнего дня, а не назначение на главную управляющую должность малоизвестного в Гостоне императорского советника из Лидиспейга. Однако стоило таким людям возвести глаза к небу, чтобы узреть многочисленные темно-синие стяги с изображением грозного золотого грифона, трепещущие над площадью, чтобы тут же успокоить свои сомнения и усмирить негодование. Высшие силы знали, что делали, иначе герб Гостонов никогда бы не вернулся на городские флаги вновь.
Люди стекались со всех концов города, они заполнили все прилегающие к площади улицы, а часть из них даже разместилась на крышах окрестных домов, чтобы лучше видеть просторный балкон на третьем ярусе княжеского дворца. Там с минуту на минуту должны были появиться новые правители. Предполагалось, что Сэгнис вынесет Кабольда на руках, но не исключено, что маленький князь попытается самостоятельно сделать первые шаги навстречу своим верным подданным, прежде чем кто-то из взрослых приподнимет его над парапетом. Справа и слева на балконе уже выстроился почетный караул дворцовой стражи. Воины, облаченные в сине-белые мундиры и серебряные доспехи, держали в руках церемониальные пики. Солнечный свет ослепительно-яркими звездами мерцал на их отполированных до блеска наконечниках. Внизу, на площади, правопорядок охраняли патрульные загоны, а за слаженностью их работы зорко наблюдал новый начальник дворцовой стражи Афтон Кубурро, который также неожиданно для всех заполучил столь высокое воинское звание в обход полагающегося для таких случаев поединка. Но после внезапного исчезновения Зейдера Маквогла у него не осталось подходящего противника для дуэли, и потому Афтон без стеснения предъявил свои права на вакантную должность. Он счел, что является самым подходящим кандидатом на пост начальника дворцовой стражи, поскольку долгие годы состоял адъютантом при покойном Кестере Мальце и полагал себя крайне осведомленным во всех тонкостях этого непростого дела. По крайней мере, он был уроженцем Гостона, в отличие от Сэгниса, и это обстоятельство прибавляло ему шансов снискать большее расположение среди горожан. Станет ли это началом нового конфликта? Пожалуй, о подобных вопросах стоило поразмыслить чуть позже, не в столь волнительный и неподходящий момент, когда даже участники будущего противостояния не догадывались о своих грядущих трениях.
Афтон Кубурро оценил ситуацию на площади, окинул критическим взглядом крыши соседних домов, на которых сосредоточилось столько пестро разодетых людей, что кровли начали напоминать цветочные клумбы. Отдал приказ отправить туда два патрульных отряда, дабы не омрачить церемонию чествования новых правителей смертями неосмотрительных зевак, которые по неосторожности сорвались вниз. И только после этого дал добро на начало праздничного действа. Если и существовал человек, который как никто другой упивался новоприобретенной властью, то это был Афтон.
Казалось, во всем городе не осталось ни одного неравнодушного человека. Все, так или иначе, стремились оказаться на площади. Даже Дом Спинглер соизволил закрыть на некоторое время свою злосчастную таверну, чтобы иметь возможность побывать на торжественном мероприятии. Он забавно семенил своими короткими ножками, спеша по кривым окраинным улочкам к столпотворению на площади, и вполголоса сетовал на то, что ему не удалось оставить «Лукавый Гном» на Монго. От этого нерасторопного мальчишки было столько же толку, сколько от хлопающей на ветру входной двери, но с обязанностями своими он справлялся куда лучше Сейвины.
Впрочем, были, по меньшей мере, еще два человека, которых все происходящее касалось в самую первую очередь. Но они, вопреки всему, предпочли провести сей торжественный полдень не посреди всеобщей суеты и толчеи на площади, а в компании мертвых, на кладбище для вельмож "Милиспейн". И звали этих людей Родверт Мантл и Монго… Просто Монго, поскольку беспризорнику не полагается носить при себе еще и фамилию. Под сенью лутанов - согбенных деревьев, которые специально выращивались для высадки на кладбищах, могильниках и курганах - царила вожделенная прохлада. В кронах пели птицы, но трели их были печальными и заунывными, а оперение – тусклым и неброским. Даже восторженный рев толпы практически не нарушал здешнего затишья, хотя центральная площадь располагалась всего-то в нескольких кварталах от кладбища. Как будто воля Шибалона простерла над этим местом невидимый купол, непроницаемый для кощунственных звуков радости и веселья, что позволяло скорбящим не отвлекаться от своего горя и беспрепятственно лить горькие слезы над могилами усопших.
- Арукария, - промолвил Родверт, наклоняясь и прикасаясь пальцами к крошечным желтым цветам, высаженным на могиле Магданы Луинстен. На маленьком аккуратном надгробии было высечено мало слов, и, естественно, ни одного упоминания о ее роковой любви к князю Гариану. Эта скромная могилка находилась вдалеке от княжеской усыпальницы. Наверное, так было устроено специально, чтобы не порочить память мертвецов недостойными домыслами об их прижизненных деяниях.
- Чего? – переспросил Монго, очнувшись от собственных раздумий.
- Арукария, - повторил Родверт и болезненно поморщился, когда о себе дала знать медленно заживающая рана. Но сейчас она хоть перестала кровоточить – в иной день на бинтах уже расцвела бы пара-тройка кровавых маков. – Хороший выбор.
- Вот эти мелкие желтые цветочки? – изумился паренек.
- Это в тени деревьев они мелкие и желтые цветочки. Под прямыми солнечными лучами они становятся прозрачными и покачиваются на цветоносах, словно золотые сполохи. Поэтому издалека кажется, что над могилой кружат светлячки.
- Да? – недоверчиво протянул Монго, поглядывая то на невзрачные растения, то на обескровленное и столь же невзрачное лицо Родверта. А потом перевел взгляд на высокий кенотаф из черного мрамора, воздвигнутый в память о погибшем на чужой земле Дейтмаре Луинстене. Так получилось, что могила его дочери располагалась в густой тени, отбрасываемой этим надгробием. – Похоже, им нескоро представится возможность явить окружающим свое уникальное свойство.
Родверт тяжело вздохнул:
- Возможно, ты прав.
Монго вновь замолчал, прислушиваясь к восторженному гудению толпы на площади. Только что прогремел иступленный, оглушительный рев, и беспризорник осмелился предположить, что произошло это в тот самый момент, когда на балконе возник Кабо в сопровождении своего регента. Должно быть, мальчик немало испугался такого бурного и необъяснимого для него проявления эмоций. Возможно, даже предпринял попытку убежать и скрыться от тысяч глаз, взирающих на него с жадностью и нескрываемым интересом, в спасительной тени дворца. Но его, естественно, удержали, и с легкой снисходительной улыбкой: «О, боги, да он же еще ребенок!» вернули назад.
- Мы не должны оставлять Кабо наедине с этими гиенами, - произнес вдруг Монго с непривычной для него серьезностью и рассудительностью в голосе. Впрочем, присутствовала в пареньке и еще одна необычность, которую Родверт до поры до времени так и не сумел распознать. – И дело даже не в том, что он за несколько дней стал круглым сиротой. Он еще ребенок, а эти пройдохи способны на все, лишь бы превратить его в бесправную марионетку! – и Монго в своем излюбленном жесте обрушил кулак на распрямленную ладонь.
- А мы и не бросим его, - заверил юноша. – Уйдет определенное количество времени, прежде чем мы сможем приблизиться к нему. Но это обязательно произойдет. Ведь у нас с тобой есть одно ощутимое преимущество.
- Какое?
- Нынешнее окружение Кабо досконально знает все о его отце и, когда настанет пора, примется наперебой рассказывать о нем… Зато мы с тобой единственные, кто сможет поведать мальчику о его матери. Пусть мы знали ее недолго, но ведь и это уже кое-что.
- Ты думаешь, Кабо захочет слушать о ней? – усомнился Монго. И Родверту остро захотелось двинуть его за то, что осмелился задать этот возмутительный вопрос у могилы Магданы.
- О боги, ну, конечно же!
Монго минуту поразмыслил над услышанным.
- Я верю тебе, Род! Но а как же твоя Сиания? Или ты передумал везти туда прах своего наставника?
Родверт нахмурился, когда в его голове ожили воспоминания о путешествии, проделанном в мир мертвых. Пусть воспоминаниями эти полуистлевшие образы можно было назвать с большой натяжкой, но впечатление они всегда производили самое зловещее. И у юноши всякий раз по позвоночнику пробегала безотчетная дрожь, когда перед глазами возникали огромные зеленые глазищи сидвелля, разделенные надвое узкими вертикальными зрачками, которые глядели на него одновременно осуждающе, с укоризной и насмешкой.
- Нет, не передумал, - внезапно севшим голосом заявил Родверт. – Но у меня есть немного времени, которое я могу посвятить Кабо. Раз уж я не уберег от смерти его мать, то теперь вынужден вдвойне тщательней следить за ее сыном.
- А ты знаешь, где находится эта Сиания?
- Да, теперь знаю.
Когда они вдвоем зашагали по тенистой кладбищенской аллее к выходу, оба хранили удрученное молчание и пытались не смотреть по сторонам. Монго – из суеверной боязни мертвых, Родверт – из опасения, что знакомые с детства традиции воскресят в нем ностальгию о давно ушедших днях. Пожалуй, из них двоих только он один мог по достоинству оценить всю мрачную красоту этого места с его надгробиями, своеобразной растительностью и архитектурой, которая в числе прочего включала и высокие колонны из лабрадорита, увенчанные искусными скульптурами сидвеллей. Безмолвные каменные чудовища безучастно поглядывали сверху вниз на бестолковую суету живых, демонстрируя возвышенность смерти и ее холодную отчужденность. Родверт подумал, что ему бы не помешало перенять от них хотя бы крохотную частицу этого равнодушия, чтобы управиться с тем бесчисленным количеством сюрпризов, которые поджидали его впереди. В конце концов, если бы не заступничество высших сил, он и сам мог бы превратиться в сидвелля.
- Смотри, Род! – внезапно окликнул его Монго. Юноша послушно проследил в указанном направлении и застыл в приятном изумлении, когда обнаружил россыпи золотистых сполохов, которые в загадочном танце кружились над могилой Магданы. – Ты все-таки был прав. Это действительно завораживающее зрелище!..
- Ну еще бы, - отозвался Родверт, а сам подумал:
«Усмешка демона… И что бы это могло означать?»