Я записал адрес, пообедал давно набившим оскомину супом и поехал на место…
Офис компании «Upgrade» располагался во втором этаже старого зазеленевшего от воды дома, затерянного среди советских и постсоветских многоэтажек. Уже то, что фирма, сотрудником которой я собирался стать, арендовала такое непрезентабельное помещение, да ещё в таком захолустье, должно было всерьёз пошатнуть мою решимость. Но я тогда не обратил на это внимания. Мало ли неведомых мне причин, которые могут играть решающую роль в выборе здания под офис? Я поднялся по лестнице, - до того я ни разу не видел таких грязных лестниц, - и войдя в коридор замер, переводя взгляд с одной двери на другую.
Тут были «ОАО Пирамида», «Асмодей - Трейд», «Сoping-клуб» и в конце коридора искомое - «Upgrade». Постучав, я сразу заглянул внутрь:
- Можно?
Из-за шкафа высунулся человек в сером свитере, высунулся и крикнул, махнув рукой:
- Вы кто? Ждите!
Я втянул голову, хлопнул дверью, упал в потрёпанное кресло и осмотрелся. Из шести люминесцентных светильников ровным светом горели лишь два, в четырёх других ламп либо вообще не было, либо они были, но работали произвольно включаясь и выключаясь. Кроме того с потолка по временам сыпалась извёстка, а на стенах, старых обшарпанных стенах, рядами висели какие-то рваные объявления, указания, предупреждения, реклама. И еще всё время несло плесенью. Я подумывал встать и уйти, но что-то удерживало. Очень нужны были деньги…
Через минуту тот в свитере закричал:
- Вам кого? Входите.
- Здравствуйте, - начал я.
- День добрый… По какому поводу? Что вам?
Ему было немного за двадцать. Может быть он был обыкновенным придурком, или он был болезненно самолюбив, а может быть это было сделано для того только, чтобы посетители не считали его рядовым менеджером, не знаю, но на груди у него красовалась огромная, величиной с салфетку, розовая табличка - «Ген. директор В. Ф. Бланк»
- Что вам? - повторил он, и снял трубку телефона.
- Вам нужны люди на линию?.. - промямлил я, совершенно уверенный в том, что меня не услышат.
Он состроил серьёзное лицо и молчал в трубку. Я думал он будет справляться о поставках, или что-нибудь в этом роде, но он просто приказал кому-то сделать на ужин рыбу. Парень мне не понравился.
- Слушаю, что вам? - в третий раз произнёс он.
- Я по объявлению… - сказал я, - Вам нужны люди на производство картона?
- У вас опыт? Где до этого работали?
- На станции переливания крови, - соврал я.
- Хм! - ухмыльнулся он, - Кем?
- Лаборантом
- Лаборантом?
- Да, лаборантом. Под вечер у них скапливается огромное количество пакетов с кровью. Женщины не справляются. Тогда и бывает нужен лаборант - я наплевал думать, примут меня или нет.
- У вас есть трудовая книжка?
В трудовой у меня было всего четыре строчки. Я её даже с собой не брал.
- Потерял. - сказал я нагло. Вру я всегда нагло.
Он посмотрел на меня с подозрением и прошипел:
- Потеряли? Это хорош-шо…
Он покопался у себя в столе, дал мне какие-то листки и велел отвечать на все вопросы, а если я чего-то не пойму - спрашивать. Вопросы о дате рождения, о месте прописки и проживания я прошёл быстро. (Хотя меня и подмывало всё время узнать у этого мудака в свитере, где ж я живу.) Но там где требовалось указать сумму желаемого заработка, или желаемый график, я вдруг застрял. Пришлось использовать воображение. Всё равно эти анкеты никогда не читают полностью.
- Подвиг?! Интересная фамилия… - сказал он мне, когда я положил бумагу на стол, - Завтра в шесть будьте на Кропоткинской площади. Наш автобус вас подберёт… Всё ясно?
- В шесть на Кропоткинской - повторил я.
- Да. Не опаздывайте! Вопросы есть? - и он отхлебнул из чашки.
Без пятнадцати я уже был там. Трясся от холода и курил, курил… Рядом человек тридцать, и среди них ни одной сколько-нибудь симпатичной бабы. Ах, если бы я увидел стройные ноги! Пускай даже обжатые тканью, - мохнатой, залатанной старой тканью, - даже тогда мне было бы чуть теплей стоять там. Но увы: ног не было, были только «окорока» и я продрог до печёнок.
В начале седьмого подошёл автобус или, - будет вернее, - подкатилась гнилая жестянка на две дюжины мест, и вся толпа ринулась к ней. Я втискивался последним, поэтому пришлось ехать у двери. Между створками была заиндевелая щель из которой всю дорогу жутко сифонило.
- Куда едем?.. - спросил я кого-то.
- Сеченовский район… посёлок Новый Венец - ответили мне брезгливо.
«Новый Венец! - вообразил я, - Что это за место такое? Сколько живу на белом свете ни разу не слышал…»
Ехали не торопясь. Автобус то застревал в снегу, то соскальзывал на обочину, так что иногда из водительского отсека доносился затейливый мат. Спина моя затекла, было тесно и холодно, вдобавок от кого-то так несло перегаром, что мне приходилось прятать нос за верхом воротника. Всё это длилось около часа, пока мы не въехали на территорию ООО «Upgrade» На воротах было написано: ПУ - №3 п.«Новый венец». Двери автобуса разомкнулись и я, выйдя на воздух, понял, что даже такое многообещающее волшебное сочетание слов легко можно обезобразить: метель здесь устойчиво пахла дерьмом.
Пройдя через турникет в будке охраны, я увидел трёхэтажное здание из красного кирпича, - если бы здание было жилым, в нём уместилось бы этажей пять, не меньше - и продолговатую одноэтажку по соседству. Только об этом я и успел подумать, да ещё отметил наледи на оконных рамах - это значило, что рамы давно сгнили и по цеху должны гулять сквозняки. Рабочие, трусившие передо мной, скрипнув дверью, забирали вправо, значит там раздевалка. Так и есть, справа, над проёмом, жёлтой краской выведено: «Раздевалка №2». Грязное, заваленное пыльной мебелью помещение, там все и переодевались. Я подошёл к кому-то, спросил:
- Не подскажешь где тут ящик свободный?..
Парень сначала задумался, а потом замотал головой и полез за робой. Я шагнул дальше:
- Слушай, здесь шкафы есть свободные?
- А?.. Не знаю... Там.
«Чёрт-те что! - подумал я, - Я здесь вообще нужен кому-нибудь?!»
- Эй! - позвали из фойе, - Парень!
Это был худой, светловолосый малый. Его внешний вид сообщил мне уже знакомое чувство - чувство ненависти к начальству.
- Первый день? - спросил он по-хозяйски - Идём со мной, распишешься по тэбэ… Сева. - он протянул мне руку.
Сева был мастером производственного участка №3. Ходил в комбинезоне, не курил, говорил мало. Я назвался, пожал руку и мы с ним пошли вдоль линии.
Надо сказать производство компании «Upgrade» выглядело убого. Мы побывали на складе макулатуры, среди перетянутых бечевой стопок в человеческий рост. Старые книги, газеты, журналы, упаковка, и ещё много-много чего… Там был хитрый такой конвейер: вторсырьё сваливали на резиновую дорожку, и та, двигаясь, роняла его в пасть гидры - так здесь называли установку для измельчения вторички, она напомнила мне гигантскую кофемолку. Вторичка нескончаемым потоком падала в неё, там намокала, расползалась, и превратившись в творожистую однородную массу смывалась, как в унитазе, чтобы затем долго вариться в огромных ёмкостях с клеем. В общем-то из гидроразбивателя, двух ёмкостей для пульпы и бумагоделательной машины состояло всё предприятие… Что меня удивило тогда - мягкие, грязно-жёлтые отложения на стенах. Такого я раньше не видел.
Я расписался в журнале инструктажей, затем попросил Севу предоставить мне шкафчик, а когда это было сделано, я, переодевшись, направился на рабочее место.
- Будешь пока что здесь - мы стояли на складе, среди вторсырья - Твоя задача вспарывать бечеву и аккуратно, повторяю ак-ку-ра-атно, укладывать бумагу на транспортёр, понял?
Я не ответил и он, видимо посчитав меня недалёким, повторил это ещё раз. Я едва удержался, чтоб не съязвить: настроение было хуже некуда.
- Оставайся здесь. Я сейчас пришлю Амбурина, он всё покажет.
Он вышел, а я огляделся. Не отапливаемое помещение, около пятнадцати метров в длину и семи, восьми - в ширину, заполняли штабеля макулатуры. Всё оно освещалось рядом потолочных светильников, сгруппированных над не работавшим сейчас транспортёром. Транспортёр уходил вверх, под крышу, и мне снизу не было видно того места, где он должен был упереться в стену. В углу я обнаружил обшарпанную рохлю, над столиком - огромные кривые ножи, на полу - куски перекрученной бечевы и бумаги. Я выдернул из стопки газетный лист и прочёл:
«Телепрограмма. 15 сентября 2009 года.
6:00 - Новости.
6:25 - Т/С “Убийство на улице Мирной”
7:15 – “Угадайка: программа для самых…»
Перевернул:
«В будущем мы получим много новых возможностей в сфере коммуникаций. Люди научатся совершать обмен информацией мгновенно и напрямую, минуя всевозможные устройства и…»
Позади хлопнула дверь.
«…и отражены в антиутопиях “1984” Дж. Оруэлла и “О, дивный новый мир!” О. Хаксли»
Я обернулся и увидел парня в фиолетовом комбинезоне.
- Т.. Т.. Тарас. - промямлил он, протягивая ладонь.
- Лёха.
Потом я узнал, что Тарасу Амбурину 36 лет, что он не женат и что у него дома вот уже седьмой год лежит парализованный дед, а пока он был просто заикой, очкастым увальнем с гнилыми зубами, моим напарником и наставником…
Тарас схватил рохлю, поддел паллет с вторичкой, подвёз его к ленте конвейера и перерезал бечёвку. Стопа подпрыгнула и обрушилась на стол.
- А-а-а! - заорал Амбурин и ткнул красную кнопку под столом. Лента поехала, а за стеной загудел гидроразбиватель. Я догадался, что своим криком Тарас предупредил тех, кто принимал вторсырьё наверху. С его произношением проще было возопить нечто бессмысленное, чем пытаться выговорить слово.
Минут через десять сверху крикнули:
- Хоро-ош!
Очкарик ткнул чёрную кнопку и лента встала. Мы вышли на мороз, закурили.
- Давно здесь? - спросил я
- Д-давно, - выдавил он.
- И сколько платят?
Тарас ухмыльнулся, махнул рукой и сказал:
- Д-десять-двенадц-ить…
«Куда я попал, мать их!» - шепнул я себе, а уже открыто добавил:
- Схожу, посмотрю гидру.
- П-приёмка скоро…
Я не стал спрашивать, что такое «приёмка». Меня, собственно, не интересовало чем мы будем заниматься, лишь бы занятие это не оказалось чересчур утомительным или до тошноты однообразным.
Наверху ротор гидроразбивателя бодро переворачивал пласты только что поданной макулатуры. Парни, работавшие там, курили, стоя у края его широченной пасти (В неё без труда уместился бы «Запорожец».) Я подошёл, пожал руки обоим и закричал:
- Долго ещё!?
Вместо ответа один из парней трижды взмахнул своей растопыренной пятернёй. Я понял: переработка отходов длится пятнадцать минут. Постояв над бурлившим котлом ещё немного, я спустился на склад. Как раз в это время к воротам пятился пятитонный «ЗиЛ», с самоопускающимся бортом. Едва он обнажил своё содержимое, мой напарник схватил рохлю и начал бегать с ней туда-сюда, развозя стопы. Я как умел помогал ему, а если сверху командовали: «Подавай!» - шёл к транспортёру. Больше часа ушло на то, чтобы выгрузить всю вторичку, после чего пятитонка благополучно отчалила. Теперь и шагу нельзя было ступить, чтобы не натолкнуться на стену из бумаг и картона. Разгорячённые, мы сидели возле ворот, курили.
- Новое.. п-п.. п-пока не подавай. - вымучил Тарас, стаскивая с потной головы шапку. У него были густые грязные волосы, и я не сразу разглядел чёрную резинку, привязанную к дужке очков. Тарас стянул их, выдохнул на правую линзу, а затем, кашлянув, начал протирать её заряженным в шапку пальцем.
Я плюнул в снег и ответил:
- Да как скажешь.
Скоро я узнал, ради чего соблюдается такая строгая последовательность при подаче. В следующий же перерыв Амбурин занялся свежей макулатурой. Заложив руки за спину, нахмурив брови, похрюкивая, он медленно обходил паллеты, выискивая книги, журналы, плакаты. Если на глаза попадалось что-нибудь заслуживающее внимания, он аккуратно вытягивал это из стопы и, полистав, убирал к себе, или, когда чтиво ему не нравилось, пускал в переработку. Я поначалу решил, что очкарик мой ищет старинные церковные книги, раритетные экземпляры «Правды» или какого-нибудь «Русского Вестника», но, когда он попросил меня пособить, выуженной из стопы книгой оказались «Колымские рассказы» Шаламова. Год издания - 1989.
- Хм! - хмыкнул я, - Продаешь что ли?!
- Чи.. чи.. чи..
- Понял-понял!
В общем-то, я уже тогда составил мнение об этой конторе. Быть её штатным сотрудником означало быть тем, кого идеологи Третьего Рейха относили к числу унтерменшей, а я был юн и самолюбив и мне не хотелось смирять или принижать себя даже ради стабильного заработка. Но заяви я тогда об уходе, я сделал бы глупость, потому что выручить деньги как-то иначе в те дни я не мог. Мне надо было хоть сколько-нибудь послужить там, чтобы, уволившись, я не оказался в положении последнего нищего.
К тому же у меня была возможность читать самые разные книги во время работы. Энциклопедии, жизнеописания, монографии, детективы, популярные издания по психологии, астрологии, садоводству, апология экономической доктрины марксизма, записки Циолковского, генеалогия рода Лыковых, календари, порножурналы, сканворды - я мог получить всё, что угодно, стоило мне протянуть руку. Это был такой спятивший яндекс, где при вводе в поисковик фразы «сто способов разбогатеть» выдавалось что-нибудь типа генома цианобактерий. Впрочем и то неплохо.
C Тамбурином - так я прозвал очкарика, - у нас установились самые заурядные отношения. По временам он казался мне омерзительным своей склочностью, своим неумытым прагматизмом и замкнутостью, и тогда я почти презирал его, хотя в целом это был ещё один несчастный из огромной толпы людей, с которыми тебя сталкивают обстоятельства жизни. Таких слишком много и они слишком просты, чтобы честно им сострадать или всерьёз ненавидеть их. Даже когда он, опрокинув в себя стопку-другую женьшеневой настойки во время обеда, вдруг начинал бубнить мне о своей жалкой жизни, даже тогда я не мог заставить себя испытать какое-нибудь глубокое чувство - мне было всё равно. (Я хотел было ужаснуться своему равнодушию, и не смог.) Тем удивительнее то, что я всё это отлично помню…
Как-то, - уже пошла третья неделя с момента моего трудоустройства, - я ходил по складу из стороны в сторону, принимался читать что-нибудь, потом откладывал, шёл курить, возвращался и брал чтение снова. Утреннюю партию макулатуры мы уже разгрузили, а значит можно было прилечь или полистать книгу, пока работает гидра. Однако, надо было следить, чтоб конвейер не пустовал. Наконец, Тамбурин, как всегда сказал, что хочет поесть, и что обедать нужно по очереди. Я не ответил. Он вынул из-под стола банку с перловкой и подливой из чего-то жёлтого, может быть - топлёного масла.
Орудуя ложкой, он так низко нависал над книгой, так щурил свои больные глаза, что мне становилось не по себе. Было неприятно глядеть на него, вот такого, когда он ел. Занудный рыхлый очкарик, живущий на мизерное жалованье в двенадцать тысяч рублей, ничтожество, обременённое жизнью и дедом-паралитиком. Да и я собственно немногим от него отличался. Такое же чмо.
- Лёх - прохрипел он, облизав ложку.
- Что?
- Т-там два паллета у-д.. у-д.. у-д-две-ри. П-па..
- Их не трогать?
- У-гу.
Закончив с обедом, он начал исследовать сгруженное, а я продолжил покорение русско-болгарского разговорника. И тут вошёл Сева…
Надо заметить, я всё время упускал из виду одну деталь. Я знал, что фирма занимается переработкой макулатуры и был уверен, что на выходе получают упаковочный картон грязно-жёлтого цвета, но… это было не совсем так. Совсем не так!
- Иди за мной - сказал Сева.
Я не ответил, двинулся следом. По пути мы зашли в кабинет, он позвонил. Я слышал как в трубке ему ответили: «Давай ко мне!»
Выйдя, мы оказались возле одноэтажной постройки, та сильно напоминала фермерское хозяйство. Полупьяный мужик вывалился нам навстречу - от него круто пахнуло навозом. Мы влезли внутрь. Это был скотный двор!.. Козлы там, свиньи. Они жрали пульпу! Сева шёл рядом. Болгарский язык сразу выскочил у меня изо рта. Неподалёку нашёлся Бланк. Огромный боров, тряся пятаком, требовал жрачки. Бланк сразу спросил меня:
- Подвиг, почему вы налгали в анкете?
- Вы кормите их Уэллсом?! - спросил я.
- Что? - удивился Бланк
- Скотина! Вы кормите их культурой, благородной культурой! - я кричал, тыкая пальцем в пол.
Эти двое вдруг рассмеялись.
- Ну это, - сказал Бланк, похохатывая, - ты что ли пьяный? Ещё раз увижу, ха-х-э, пойдёшь за ворота, ясно?
- Зачем вы кормите их… как бы… это… - я подбирал слово.
Сева, всё также смеясь, перелез за ограду, зачерпнул пульпу и, протянув руки мне, произнёс:
- Смотри-ка!
Знаки кириллицы копошились в его ладонях. Буквы шныряли одна сквозь другую, перекатывались, падали на пол, составлялись в слова и опять распадались. Сева вдруг высыпал буквы в рот, прожевал их и захохмил: «На столе стоит статуя у статуи нету…» - и, видя, что я молчу, радостно выпалил, - «Нихуя нет у статуи!»
Оба они заржали. Бланк тоже засунул в рот горстку букв. Оцепенев, я ждал, что он скажет. Но он просто сглотнул всё и нагло оскалился: меж зубов шевелилась заглавная «Б».
Ноги мои подкосились. Я было рванулся к дверям, но оступился и рухнул на пол. Буквы сразу сползлись предо мной, я прочёл:
- Ёпта, чувак, заходиннадцатого!
Фсё как-то разом потекло,с-мазалось. Таакой песдец начался, ах=уее6ь! Бляцтво по полной! TYT вселенское перееблось, посоны, я того рот ибал! Сцуко, эти х.йни, нутипатам ходить… Досге, во! Эти хO_Oйни, малафья злоипучая, как кал стали мяхкийе, опа! Ачканул АКАГЖЕ! Писдарики, ле4у типа в аццкий анус, ыыы! Пох ачё! Тыващекто? Морализд-jckjqj,?Lfdfqljcdblfymz Gtib bcxj//:-)$2*