... Все эти годы жизни с Алевтиной окружающие люди смотрели на меня то как на ненормальную, то как на святую... Мне нравился и тот и другой вариант. Я верила, искренне верила, что Аля — моя дочь... Ведь не важно, кто родил, важно, кто воспитал... Когда я должна была принять какое-то решение касательно Алевтины, я неизменно задавала себе вопрос: «А если бы речь шла о Маше?» Правда, справедливости ради надо сказать, что к своей родной дочери я всегда относилась и отношусь строже...
Я захлебывалась в своих мыслях. И никто, кроме Андрея, по-настоящему не понимал моих чувств, моих переживаний.
К счастью, из своих летних поездок вернулись Маша и Егор. Мы жили в Доме. Прошло несколько дней, радость от встречи улеглась, и как-то перед сном Егор спросил меня:
— Мама, а как дела у Али? Какие есть новости?
— Давай, сынок, отложим этот разговор до момента, когда будем все вместе, с папой, хорошо?
— Значит, новостей нет, — резюмировал Егор.
— Новости есть. Но сообщать мы их вам будем вместе с папой. И хватит об этом.
Буквально на следующий день Маша:
— Мамочка, ну когда Алька приедет? Я соскучилась! Все лето не виделись, мне столько ей рассказать надо!
— Машуль... Давай поговорим вместе с папой...
— А давай я ей сама позвоню и спрошу, когда она приедет?
— Нет, Машенька, не стоит. Подождем папу.
Мне пришлось пересказать эти разговоры Андрею.
— Нам надо как-то поговорить с детьми, надо что-то им рассказать... И лучше, если это будет правда. Прикрывать Алевтину уже не стоит, — предложила я мужу.
— Согласен. Но только говорить буду я и так, как считаю нужным.
— Хорошо...
В субботу утром, как обычно, все дети улеглись вокруг меня на кровати, Андрей, который уже успел покосить траву на газонах вокруг Дома, сидел рядом.
— Пап, — Егор смотрел на отца своим, как всегда, открытым и улыбающимся взглядом, — мама сказала, что ты нам расскажешь про Алю. Когда она к нам приедет?
— Сынок... Дети... — Было видно, что Андрей не знает, с чего начать.
— Ой... Она заболела? — испуганно спросила Маша. — Папа, что у тебя с лицом?
— Нет, Машуль, не заболела…Слава Богу…
— Слава Богу, — отозвались дети.
— Давайте с самого начала, — приготовился Андрей, а маленькие, глупенькие Машка и Егорка уселись поудобнее и укутались одеялами для уюта: по детям было видно, что они приготовились слушать хорошую сказку, сказку со счастливым концом. — Так вот. Вы знаете, что мы всегда все вместе обсуждаем самые важные дела нашей семьи, никогда не обсуждаем друг друга, что называется, за спиной. Вот и сейчас я хочу поговорить с вами открыто и предельно честно. — Дети заметно притихли. — Вы знаете и помните все, что происходило с Алей весной и летом. Мы с мамой знаем, как вы любите сестру, как переживаете за нее, как скучаете по ней. Пока вас не было, ничего не изменилось: Алевтина так и не стала с нами общаться. Я несколько раз просил ее о встрече, но тщетно. Согласилась встретиться она только пятого августа...
— Вот это да, — перебила папу Маша, — это ты ее с мая не видел...
— С апреля, — ответил Андрей, — давайте вы не станете меня перебивать, мне непросто все это рассказывать.
— Прости, — прошептала съежившаяся Маша, которая уже почувствовала, что ничего хорошего они с Егором не услышат.
— Так вот, пятого августа я перед работой встретился с Алей, чтобы спросить, как мы дальше будем жить, и попросил объяснить, что происходит. — И Андрей без утайки рассказал детям все подробности разговора с их старшей сестрой. Когда он замолчал, Маша плакала, а у Егора впервые, как у взрослого мужчины, заходили желваки...
— Папа, за что она так с нами? — всхлипывая, спросила Маша.
— Ну, не с вами, а только со мной и папой, — встряла я в разговор, — не надо обобщать.
— Я еще не закончил, — остановил начавшееся обсуждение Андрей, — дети! И прежде всего Егор, — отец пристально смотрел на сына, — после всего того, что произошло, к сожалению, я вынужден констатировать, что вас только трое... Мы с мамой, и прежде всего я, не смогли сделать так, чтобы у вас были старшие сестры... Ну, или хотя бы одна старшая сестра. — Андрей горько опустил голову. — Мне очень жаль...
— Папа, — решительно сказал Егор, — вы с мамой сделали все, что могли, мы же все видели, все на наших глазах происходило, вот только Иван совсем Алю знать не будет... Но... Подождите, этого не может быть, — возбужденно продолжал Егор, — она должна же была что-то объяснить... Мама! Ты-то с Алькой говорила? Ну не могла же она, не объяснившись с тобой, прийти к папе и сказать, что ты такая... такая гадина... И потом все вокруг знают, что это неправда. Ей никто не поверит! Папа! Папа! Ты-то как разрешил Альке все это про маму говорить?
— Егор! Сыночек, — глухо сказала я, — она это говорила не о маме, о мачехе...
— Мамочка, — бросилась меня обнимать Маша, — ты только не верь, только не слушай никого. Ты самая-самая лучшая мама на свете!
— Мама — возможно, но не мачеха, — ответила я дочери и расплакалась. В то утро я плакала перед своими детьми впервые так... открыто. Они никогда, никогда не видели меня такой...
Я не старалась держать себя в руках, не думала о том, что могу напугать детей, не слышала своих подвываний, меня не заботило то, что льется уже не только из глаз, но и из носа... Андрей даже не пытался меня успокоить. Он понимал: мне надо выплакать свою боль...
«Это даже хорошо, что ты поплакала, должно стать легче. Жаль, что я так не могу», — сказал муж мне потом.
— Папа, — заговорил Егор, когда я чуть-чуть успокоилась, — а почему Аля не приехала к нам, в наш Дом? Ведь мы всегда решали все наши семейные дела вместе. Вот когда замуж собиралась выходить, она же приезжала...
— Или когда квартиру меняла. Тоже мы здесь решали, — вставила свои пять копеек Маша...
— Если она решила перестать с нами общаться, она должна была это сказать нам всем, а не тебе в каком-то кафе. — Егор смотрел в глаза отцу.
— Егор, мне сложно сказать, почему Алевтина так поступила. Оказывается, я совсем не знаю свою дочь...
— Она не только твоя дочь, но и наша сестра, причем старшая... Она же понимает, что после вас за нас она отвечает, — никак не успокаивался Егор.
— Сынок, — вытирая слезы, сказала я, — это все мои мечты и мои фантазии... Я так виновата перед вами. Это я все придумала, что Аля — моя дочь и ваша старшая сестра...
— Мы вместе это... придумали, — эхом отозвался Андрей.
Наступила тишина. Какая-то очень звонкая и рвущая на куски мозг тишина.
Зачем моим детям такое знание, Господи?! Они ведь совсем маленькие...
— Я сейчас скажу вам очень серьезную вещь, Егор, — прервал молчание Андрей. — Я хочу, чтобы вы знали, что вас трое... Что все, что есть у нас с мамой сейчас, это ваше. И я завещаю вам никогда, слышите вы, никогда не расставаться, не обижать друг друга и помнить, что Ивану по определению доставалось нашей любви и внимания меньше, чем вам... Когда он родился, нам казалось, Алевтина больше малыша нуждается в родительской любви...
Машка с Егором бросились отцу на шею, Иван тут же залез к Андрею на руки... Муж обнимал наших детей, как будто пытался спрятать их от боли и разочарований всей жизни, а они вжимались в него крепко-крепко. Я смотрела на мою семью и думала... Думала об Але. И о том, как же она теперь станет жить без нас всех...