На фотографии - папа. Фотография сделана во время войны.
ЕДЕМ
Нас ожидал старинный пассажирский состав. Я должна его описать. Вдоль всего вагона шла подножка. Как будто предполагалась загрузка не только в дверь, но и в окна. В конце каждого вагона была пристроена будка для кондуктора. Она была выше вагона, чтобы кондуктор мог наблюдать сверху за движением. В эту будку мы поместили нашего щенка. Папа сделал для него запас из плит торфа, и мы их меняли каждый день. Наше купе было обычным. Я, конечно, на второй полке. В первую ночь нашей поездки я проснулась от спора.
«Я буду руководителем партизанского отряда».
Это голос Семена Ивановича Хохлова.
Папин голос:
«У вас нет опыта подпольной работы. А я могу обесточить целый район, заделав часть провода в деревянную опору».
Папа был участником Гражданской войны.
ПИХТОВКА
Мне страшно и горестно, и поговорить не с кем на эту тему. Утром светит солнце. Наш состав стоит. Мы выводим собаку. Меняем подстилку. Портос еще щенок, но вырос большим и сильным. Ему не нравится на поводке, и он таскает меня вдоль состава туда и обратно. Я плохо помню все это передвижение: двигаемся мы ночью, а днем стоим на запасных путях. Кроме железнодорожных никого не видим, ни местных жителей, ни вокзалов, ни местности во время передвижения. Я запомнила единственное место, где мы остановились очень рано: было все серое. Река над рекой туман. Кто-то сказал:
«Чусовая».
И вот город нашего назначения – Нижний Тагил. Точнее Уралвагонзавод. Нас поселяют в трех километрах от завода в лесном поселке Пихтовка. Большие одноэтажные деревянные дома на две семьи с отдельными входами, утепленные для проживания зимой. Хозяева уступили нам две комнаты, с нами не общались. Кухни у нас не было, только электрическая плитка, и во дворе металлическое сооружение – печь. Требовались дрова. Лес вокруг поселка хвойный бурелом, в подлеске на сырых местах ольха, вот это дерево мы и рубили. Дровами занимались дети, я и сын друзей нашей семьи Игорь. Мы подпиливали небольшие деревья, валили, обрубали ветки и распиливали на поленья. Поленья укладывали на носилки и выносили из леса. Ругались – кому идти спереди, а кому сзади.
Для кого больше всего подошло наше проживание на Пихтовке, так это для Портоса. Он гулял без поводка, знал часы кормления, и если мама замешкается, то он дружески запрыгивал на нее, облизывал ее лицо и чуть не валил ее с ног. Папа обращался с ним строго и старался его натаскивать, приучая к охотничьим премудростям.
Папа был очень занят. Работали без выходных. На охоту выходили один раз – папа с Портосом, взяли и меня с Игорем. В лесу было очень красиво, высоченные деревья, речка неширокая, извивалась змейкой. Среди зеленого мха я нашла каменное углубление с родниковой водой. У речки была большая поляна и маленькая избушка. На Урале это называлось «заимка». Это было сначала – пили воду из родника, сидели на теплых стволах, пахнущих смолой, я набрала букет очень красивых цветов. Потеряли папу. Пошли на выстрелы, начался бурелом, через один перелезли, начался другой. Выстрелы в лесу эхом отдавались в разные стороны. Мы не могли понять, куда идти. Игорь струсил, и я его едва уговорила сесть на поваленную сосну и никуда не двигаться. Папа стрелял. Мы кричали, и он нашел нас, но не дорогу. В результате мы на нее вышли, когда было совсем темно, но оказались в восьми километрах от Пихтовки. Нас на какой-то машине доставили домой.
ШКОЛА
1 сентября мы пошли в школу, и я познакомилась с местной девочкой – Ольгой Коровиной. Она жила со своей мамой. Наши дома были расположены в разных концах поселка. Она сразу же пригласила меня в гости. Они жили в пихтовом лесу. Вокруг были мачтовые деревья, и везде запах смолки, которую мы жевали. В таких лесах я раньше не бывала. Олина мама была на много лет старше моих родителей. На стенах у них висели старинные фотографии – дамы в корсетах, мужчины в котелках. Старинные маленькие комодики, столики, коробочки. Я сразу поняла, что живут они очень трудно, но меня всегда угощали. С раннего утра Вера Николаевна, Олина мама, отправлялась в лес с небольшим ведерком и приносила его полным грибов. Все грибы солили, даже сыроежки. В школе местные ребята сторонились Ольги. Мне сказали, что у нее отец бывший священник, куда-то сослан, и они шлют ему посылки. Хотя куда уже было дальше ссылать? На Урале было много ссыльных: кержаки (староверы), этнические немцы и много поляков с присоединенной территории.
В школу нас с Пихтовки все время на чем-то возили. Школа была на Вагонке. Классным руководителем в нашем классе была Ида Моисеевна из Харькова. У нее был сын лет семи. Муж был на фронте. Они с мужем условились писать друг другу каждый день. И пока я была в Тагиле, письма шли, но с большими перерывами, приходили сразу по нескольку штук. В Харькове Ида Моисеевна работала в каком-то научном институте. Физкультуру у нас вел танцовщик из Мариинского театра. Он не ходил, а летал по коридору, у него были золотые волосы и легкий грим: ресницы накрашены, лицо сильно напудрено светлой пудрой. Зала в нашей школе не было. Свои профессиональные батманы Ленечка, так мы называли преподавателя, отрабатывал в классе.
Были обязательно военруки. Мы разбирали и собирали винтовки. Меня папа уже давно научил стрелять из охотничьего ружья. У папы было ружье тульского оружейного завода – «Тулка». Вдруг у нас появилось дамское охотничье ружье с красивой гравировкой металлических частей. Стрелять из этого ружья было бы большим удовольствием: ведь оно совсем не дает отдачу. Я участвовала в мужских стрельбищах с папиным ружьем. Сбивала крышечку от банки. Я надеялась: вдруг папа подарит мне это дамское ружье? Все напрасно. Мои родители, такие разные, в вопросах моего воспитания всегда были согласны между собой. Может быть, папа и купил его для меня, но вскоре оно бесследно исчезло из нашего дома.
НОВЫЙ ДОМ
Поздней осенью мы переехали в новый дом на «Вагонку», рядом с заводом, так были построены жилые зоны на многих заводах. Машину с нашими вещами и часть вещей подняли на третий этаж. Часть вещей осталась на крыльце. Вдруг подъехала другая машина с мебелью и ящиками. Рабочие скинули наши вещи с крыльца, и на лестнице появился небольшой человек в сопровождении милиционера. Человек кричал:
«Я член правительства».
И размахивал красным мандатом у папы перед лицом. Он оказался вторым секретарем обкома какого-то города, оккупированного немцами. Секретарь пытался вступить в драку с папой, но силы были неравны ни в росте, ни в силе. Папа просто наступал на него, и, в конце концов, секретарь выскочил из подъезда. Конечно, нам удалось от него избавиться потому, что у нас ордер на квартиру был, а у него не было.
Итак, мы в квартире кирпичного пятиэтажного дома. Квартира из двух комнат, одна большая, другая маленькая. Центральное отопление, которое, в основном, не работало, кухня маленькая, из-за громоздкой дровяной плиты. На кухне раковина, она же умывальник. Поскольку шла стройка танкового и авиационного заводов и аэродрома, то рабочих было много, и мы заказали у них мебель в нашу квартиру – большой стол и два маленьких. Нам выдали железные кровати, постельное белье и стулья. В моей комнате была большая книжная полка, под ней сундук с верхом из линолеума. Сундук использовался как спальное место для гостей. Все время кто-нибудь приезжал. Мама работала лаборантом через день. Она проводила испытания шлакоблоков. Их них делали стены в стоящихся цехах. Шлак – это отход металлургической промышленности. В военное время это было большой экономией. Маминой сменщицей была Тамара Николаевна Крашенинникова. Она была очень симпатичной женщиной. Она разрешала нашей нахальной собаке укладывать передние лапы на ее беличью шубку. Так и сидели, пока мама рассматривала таблицы.
СВЕРДЛОВСК
Кроме Нижнего Тагила работы велись по всей Свердловской области. В Свердловск папа иногда брал меня с собой. Обычно мы ездили на машине, а один раз летали на самолете. По дороге в Свердловск мы проезжали собственно сам город Нижний Тагил, расположенный на реке Тагил, где были Демидовские заводы. На их месте сейчас на их месте располагается Ново-Тагильский металлургический комбинат. На некотором расстоянии от города, за большим озером виден белоснежный дворец с колоннами – усадьба последних Демидовых. Путь шел через леса. Проезжали еще два города Демидовых – Верх-Нейвинск и Невьянск, на реке Нейве. Заводы перерабатывали все богатство Уральских гор – чугуноплавильные, медеплавильные, обработка золота, платины. В первые наши приезды мы поселялись в гостинице Большой Урал. Кого там только не было. Генералы, артисты без грима, уймища детей, и все находились в широких коридорах. Пыхтели огромные медные самовары. Ко мне в гости приходили мои подруги из Ленинграда, они размещались у родственников, постоянно живущих в Свердловске. Сестре моей подруги было 16 лет, и она мне кокетливо сказала:
«Может быть, Виктор Васильевич нас чем-нибудь угостит?»
Я передала папе. И вот мы сидим в номере и пьем морковный чай. Неожиданно входит папа с небольшим ящичком и трехлитровой банкой с крышкой. В ящике были ириски, в банке портвейн. Папа сам налил нам по стакану воды и в каждый стакан по ложке портвейна, нас взял слово, что мы не нарушим пропорции. После пира мы побежали в Оперный театр. Такому составу артистов, какие были во время войны в Свердловске, мог бы позавидовать любой театр.
(продолжение следует)