Про Витю. История девятая. Предновогодняя

Владимир Якименко
В канун Нового, 1991 года Витя возвращался домой с офицерских курсов. Слушателей отпустили отдыхать только 31 декабря и Витя решил, что успеет домой до боя курантов. В конце концов, Новый Год – семейный праздник и встречать его в офицерском общежитии за бутылочкой спирта Витя не хотел. Таким образом, за оставшиеся до полуночи шесть с небольшим часов надо добраться из Североморска до родного гарнизона. Решить эту задачу можно было двумя способами: на автобусе доехать до Мурманска, а затем, на другом автобусе, долго и утомительно, вокруг Кольского залива – до места, либо на рейсовом катере поперек залива в Полярный, а потом опять же на автобусе, но уже всего километров двадцать - прямо до дома.

Витя выбрал второй вариант, как более надежный и требующий гораздо меньше времени. Так ему казалось. Но выяснилось, что Витя – единственный пассажир, который желает попасть в Полярный последним предновогодним рейсом. Экипаж катера, посовещавшись внутри себя, объявил забастовку. Посудите сами: два часа туда, два часа обратно, швартовка, то да се, а дома, между прочим, дети малые плачут. Но Витя тоже хотел домой, поэтому заявил протест. Он бы, конечно, не добился успеха, но за несколько минут до отправления явились трое загулявших полярнинцев, Витина сторона получила численный перевес и забастовка как-то сама собой сошла на нет.

Быстрым ходом, презрев все мыслимые и немыслимые каноны эксплуатации маломерных судов, катер добежал до Полярного. Экипаж даже не стал швартоваться, просто капитан прижал катер бортом к пирсу, моторист подал пассажирам руку и, как только Витя последним шагнул на причал, катер, взревев мотором, по широкой дуге развернулся и помчался обратно. Мосты сожжены, дорога назад отрезана. Полярнинцы разошлись по домам, а Витя отправился на автобусную остановку. По расписанию должен был быть еще один, последний автобус. Но, видимо водителю тоже не хотелось работать в предновогодний вечер. Ему было проще – даже совещаться ни с кем не надо. Просто не поехал, и все.

Витя подождал-подождал, убедился, что фортуна вызывающе повернулась к нему задом и как бы этот зад ни выглядел, ничего хорошего он не обещал. Встречать Новый Год на автобусной остановке на окраине Полярного было даже менее прилично, чем в офицерском общежитии. Итак, снова надо было принимать решение. Рискнуть и пойти пешком? Витя по привычке взвесил все факторы. В «активе» - всего два десятка километров до дома, по автомобильной дороге, где заблудиться невозможно и есть шанс поймать «попутку». В «пассиве» - мороз градусов пятнадцать, ночь, и одежда не для прогулок по зимней тундре. Но «актив» все же перевесил и Витя бодро зашагал по заснеженной дороге к дому.

Попутка появилась только через два часа. К этому времени Витя успел отчаяться. Идти оказалось не так просто. Ноги в офицерских ботинках замерзли уже через километр пути, а короткая флотская шинель оказалась неспособной защитить замерзающий организм. Крадущаяся следом по обочине росомаха тоже не добавляла оптимизма. Она пока не нападала, но следовала неотступно в десяти метрах сзади. Витя не заметил, когда она появилась, просто в какой-то момент обратил внимание на тихое ворчание за спиной. Заканчивать свою жизнь в желудке голодной росомахи Вите уж совсем не хотелось, он поневоле ускорил шаг и тут услышал натужное рычание автомобильного двигателя, а через минуту на придорожных сугробах заплясали отблески света фар. Росомаха, взбрыкивая задом, скрылась за каменной россыпью, а из-за поворота дороги показалась видавшая виды «Лада» шестой модели.

Поравнявшись с Витей, машина остановилась. Замерзшими пальцами Витя дернул дверную ручку и просунул голову в салон. За рулем была женщина! В этом не могло быть никаких сомнений: в грубом свитере, штормовке и брюках, но с кокетливой прической и явными признаками макияжа. Она замахала руками, пытаясь перекричать ветер и старенький мотор: «Нет, нет, садитесь сзади, сзади, говорю! Там…»

Что «там», Витя не дослушал. Он закивал головой, захлопнул дверцу и вне себя от счастья забрался в салон через заднюю дверь. Собственно, это было единственное свободное место в машине. Переднее сиденье было занято какими-то пакетами, а на заднем стояла объемистая клеенчатая сумка в крупную клетку, с какими возвращались из Турции отечественные «челночники». Сумка занимала больше половины сиденья, но для Вити вполне хватило места. Он зубами стащил с непослушных рук перчатки, просунул пальцы между бедер (проверенный способ согреть руки) и блаженно откинулся на спинку.

Настойчивый голос вернул его в действительность. «Ну, так что, договорились?» - женщина ловила в зеркале заднего вида Витины глаза. Витя наморщил лоб: «О чем, простите?» Водитель вздохнула. «Марина меня зовут. Ну я и говорю, давайте я вас отвезу, а вы время от времени поправляйте яйца. А то я уже замучилась. Дорога плохая, они мотаются туда-сюда. Мне же надо остановиться, на ходу я поправить не могу. За рулем это вообще сложно, вы не представляете, как приходится извернуться. И на поворотах их придерживайте, ладно? Тогда мы быстро доедем и все будет хорошо». Женщина лукаво улыбнулась и тронула машину.

Витя промямлил свое имя, опустил глаза и уставился на руки, зажатые между ног. Тысячи мыслей вихрем пронеслись у него в голове. Что поправлять?! Кому поправлять?! Если это женщина, то ей по определению поправлять ничего не требуется. А если нет?!! Хочу напомнить, это было начало девяностых годов прошлого столетия. Тогда не было Кончиты Вюрст. Конечно, Витя кое-что слышал о загнивающем Западе. И замполит на позапрошлом совещании что-то такое рассказывал о фальшивых женщинах и других извращенцах. Вроде даже дошло до того, что они (не поверите) – днем ночуют!!! Но здесь, у нас… невероятно! Как себя вести? А если начнет приставать? Что делать?

На всякий случай Витя максимально сжал колени и уцепился за ручку открывания двери. Пока она (или он?) начнет перелезать через сиденья, Витя наверняка успеет выбраться наружу и убежать. А пока надо максимально согреться. Немного успокоившись, он присмотрелся к попутчице. Ну конечно, широкие плечи. Низкий голос, почти баритон. Руки, правда, на руле ухоженные, с маникюром, но кто их знает, какие у них руки? Прическа тоже ни о чем не говорит. Тем более, это наверняка парик. Почему-то Витя решил, что под париком псевдоженщина обрита наголо. И машину ведет по-мужски, жестко, срезая повороты на пределе скорости. И словно развеивая последние сомнения, машина заложила резкий вираж, а на Витю поехала та самая клетчатая сумка. Витя инстинктивно схватил ее, что-то захрустело… рванул молнию, - ну конечно! Сумка была доверху заполнена стопками картонных лотков с куриными яйцами. Драгоценная поклажа! В годы тотального дефицита, когда даже по карточкам ничего нельзя было купить, бывало, разведка вдруг сообщала, что там-то и там-то, обычно в каком-то мурманском магазине, что-то «выбросили» на продажу. Знакомые и соседи сбрасывались деньгами и карточками и немедленно посылали гонца.

Вот и эта женщина наверняка везет яйца для всего своего дома или рабочего коллектива. Конечно, она за них волнуется. Хрупкий товар, соскользнет ненароком с сиденья – и пиши пропало! Так удачно подвернувшийся Витя должен был выступить в роли хранителя, а он напридумывал черт знает что. Витя густо покраснел и всю оставшуюся дорогу не мог избавиться от чувства неловкости. А женщина-то на самом деле весьма хороша собой, даже мила. Вон, и улыбка у нее добрая такая, хорошая. Да и волосы наверняка свои. Не бывает таких париков. Хорошо, что она, увлеченная дорогой, не заметила Витиных терзаний, а то сгорел бы со стыда.

Остаток пути прошел без приключений, Марина довезла Витю прямо до подъезда и даже предложила десяток яиц. Но Витя категорически отказался. Потому что, во-первых, три яйца он все-таки раздавил. А во-вторых, ему до сих пор было стыдно. Так и распрощались. К Новому Году Витя успел, провел выходные дома с женой, как и хотел. Ей он почему-то про свое приключение не рассказал. Наверное, потому, что время от времени возвращался мыслями к Марине, мучительно вспоминая, было ли у нее на пальце обручальное кольцо. И вроде бы нет женатому мужчине никакого дела до посторонней Марины, но запала она ему в душу. Кто их, этих женщин, разберет, как они решают, кому западать, а кому нет?