Моржи Нескучного сада

Валентин Васильевич Кузнецов
       – Нет, ну как нас изобразили! – возмущается мой друг Аркадий. – Как же нас всех облили грязью!

       – Нас – это кого? – спрашиваю я.

       – Нас – это моржей. А ты что? Не читал что ли вчерашний "Московский комсомолец"? Ну, тогда – на! Почитай.

       И протягивает мне газету. Читаю: "Моржи Нескучного сада". Ах, какой удачный заголовок! И не избитый, и точный: сразу ясно, о чём идёт речь и где происходит действие. Читаю репортаж о любителях зимнего плавания, которых в народе называют моржами. Об их купаниях в Нескучном саду Парка имени Горького и праздновании Международного женского дня 8-го марта. Встречаю в тексте статьи знакомую фамилию и спрашиваю:

       – А это что ли наш Пошешулин? Наш?

       – Ну да. Наш с тобой коллега – Леонид Геннадьевич.

       – Интересно. А тогда вот эта полная женщина – это кто же? Тоже из нашенских?

       – Нет. Это – известный врач из городской больницы.

       Тон статьи – критический, недоброжелательный. Автор считает нелепым и неэстетичным приплясывание полных женщин на морозе в купальниках, да ещё и среди исторических достопримечательностей города и памятников архитектуры, охраняемых государством. И подпись под этой статьёй: "Наталья Журавская", которая мне ни о чём не говорит.

       – Но мы это дело так не оставим, – кипятится рассерженный Аркадий. – Мы поедем разбираться к Главному редактору газеты или вызовем эту корреспондентку к нам на предприятие и тут разнесём её в пух и прах и пропесочим. Ты придёшь на это разбирательство?

       – Приду, – обещаю я.

                *     *     *
       Подполковник Пошешулин Леонид Геннадьевич – энтузиаст закаливания организма холодом и активный пропагандист здорового образа жизни. Во время обеденных перерывов он по собственной инициативе проводит в отделах нашего предприятия беседы о полезности зимнего плавания. Увлекательно рассказывает он историю развития моржевания в нашей стране. Рассказывает о том, как в 1951-ом году жители столицы стали свидетелями массового заплыва зимой на Москве-реке, в Центральном парке культуры и отдыха имени Горького. И с тех пор такие заплывы проводятся ежегодно в День Советской Армии и Военно-Морского Флота. В 1965-ом году в Москве создаётся секция зимнего плавания, а через четыре года она преобразовывается уже в городскую Федерацию зимнего плавания, в которой числилось тогда почти восемьсот человек; и примерно столько же было в столице "неорганизованных" любителей зимних купаний. Тогда в создании секции, а затем и Федерации закаливания и зимнего плавания Москвы, заметную роль сыграли легендарный пограничник Никита Фёдорович Карацупа и наш коллега Пошешулин.

       Пошешулин рассказывает о типовом портрете "моржа", который кроме хорошей физической подготовки обладает такими качествами, как жизнерадостность, уверенность в своих силах, общительность и высокая работоспособность. Это свидетельствует об их отличном здоровье и является серьёзным аргументом в пользу зимнего плавания.

       С помощью плакатов, графиков, таблиц и диаграмм Леонид Геннадьевич показывает нам статистику заболеваний моржей в сравнении с аналогичными показателями по всем трудящимся в целом. Он перечисляет болезни, которые излечиваются закаливанием организма и купанием в холодной воде.

       Вроде бы убедительно всё это. А только зачем это мне? Я что? Больной что ли? Я и без того здоров, и поэтому лезть в ледяную прорубь не собираюсь.

                Чудаки на роль моржа,
                чай, найдутся –
                без меня они пока
                обойдутся!

                *     *     *
      Табличка "Профком" на двери, за которой просторное помещение и большое количество участников встречи. Гневные речи в защиту чести и достоинства, обвинения редакции газеты "Московский комсомолец" во всех смертных грехах, обличения её корреспондентки Журавской.

       – Вы, Наталья, – укоряет её одна из женщин, – в своём репортаже выставили праздник Восьмое марта в неприглядном виде, представив его почему-то как балаганное кривляние. А ведь эти люди делают хорошее, доброе, полезное дело.

       – Ну да, – охотно соглашается Журавская, – и Вы меня правильно поняли. Мне, и в самом деле, это действие показалось несимпатичным, неэстетичным. Эти приплясывания были особенно неуместными на фоне красивых исторических достопримечательностей нашего города. Это – моё личное мнение, и я имею на него право.

       – Вы, – предъявляет свои претензии следующий обвинитель, – нарушили журналистскую этику: Вы сдали свой материал, не показав его вначале тем людям, о которых пишете, не согласовав с ними свой текст.

       – Да, это так, – соглашается и с ним журналистка. – Не показала. Но такого требования нет в "Кодексе профессиональной этики журналиста".

       – А мы не согласны с Вашим отношением к любителям зимнего плавания, – заявляет очередной выступающий, – и то, что Вы написали, является лишь Вашей личной точкой зрения.

       – Конечно, – соглашается и с этим журналистка. – Это, действительно, только моя точка зрения, моя позиция. И поэтому там, под очерком, – Вы посмотрите – так и написано: "Наталья Журавская" – а это я. А в "Кодексе профессиональной этики журналиста" так и сказано: "В своей профессиональной деятельности журналист не обязан быть нейтральным".

       Запланированного разноса газетной журналистки явно не получается. Я-то, по наивности, думал, что, представ перед нами, перед читателями, она должна будет смиренно склонить голову, посыпать её пеплом и безропотно принимать обвинения во всех смертных грехах, робко пытаясь хоть в чём-то оправдаться. Но ничего подобного нет – эта девушка держится достойно. Она, не тушуясь, спокойно отбивает сыплющиеся на неё удары. Вполне доброжелательно улыбается, одобрительно кивает головой всем выступающим, не пытается поскорее закончить это неприятное для неё мероприятие. И даже по всему её поведению видно, что эта ситуация ей нравится. А я не понимаю, почему так. Странные люди эти журналисты!

       А тут Аркадий вводит в игру нашу козырную карту и угрожающим тоном заявляет:

       – А мы напишем Вашему Главному о несогласии с Вашим очерком и потребуем опровержения.

       – Вот это правильно! – восклицает Журавская. – Напишите! Но только опровержения у нас в газете давать не принято: такова уж наша редакционная политика. А вот если вы напишете письмо нашему Главному, то оно, вместе с моим репортажем, будет вывешено в редакции на стенде. Вы знаете, у нас в коридоре рядом с кабинетом Главного есть такой стенд, на котором помещаются лучшие материалы номера? И чем больший отклик вызвала какая-нибудь газетная публикация, тем выше его оценка редактором и, значит, тем выше оценка качества и моей работы.

       – И эта оценка не зависит от того одобрительные эти отзывы или отрицательные?

       – Конечно, не зависит, – объясняет Наталья. – Ведь все читатели – разные: если одним публикация нравится, то другие с ней не согласны. Главное – чтобы материал не остался незамеченным, чтобы он вызвал живой интерес читателя. Поэтому вы пишите. И тогда мой репортаж "Моржи Нескучного сада" будет вывешен на стенд как лучший материал номера.

       Так вот, оказывается, в чём дело! Вот почему журналистка Журавская не считает себя побитой, а довольно улыбается. Вот, оказывается, почему они такие странные эти журналисты. Потому что для них главное – возбудить интерес читателя, привлечь его внимание к проблеме.
 
       В конце встречи Наталья Журавская поблагодарила участников за полезное обсуждение и сказала:

       – Если у вас есть своя точка зрения на проблему, то будет очень хорошо, если вы подготовите свою собственную статью, со своим вИдением проблемы, и газета её обязательно опубликует. Так что, пишите.

       – Напишем, – пообещали мы. – Обязательно напишем.

                *     *     *
       – Ну и как Вы, уважаемый читатель, думаете, написали ли мы свою статью в "Московский комсомолец" в защиту моржей Нескучного сада?

       Правильно. Вы угадали: конечно же, нет. Почему? Да потому, что повозмущаться, пошуметь – это мы могём, это завсегда. Об этом ещё классик сказал:

             "Да из чего, скажи, беснуетесь вы столько?
              Шумим, братец, шумим... Шумите вы и только?"

А вот чтобы довести начатое дело до логического конца – это уже не для нас, это уже не про нас.

       На том и закончилась наша история с очерком "Моржи Нескучного сада". Но не закончилась моя история с моржами Нескучного сада.

                *     *     *
       В те далёкие семидесятые годы, во время всеобщего дефицита, всё необходимое приходилось добывать, доставать. В сентябре досталась и мне путёвка в подмосковный пансионат "Клязьминское водохранилище". Дёшево – за семь рублей двадцать копеек.

       И вот вхожу я в пансионате в свой номер и вижу за столом весёлую компанию.

       – Новенькому наливаем, – приглашают они меня.

       – Ну, нет, – думаю я. – Если сейчас соглашусь, то и весь мой отдых пройдёт в этом пьяном дурмане. Надо что-то придумать, нужно чем-то отговориться, и я выпаливаю:

       – Спасибо, ребята, но я – морж, а нам, моржам, пить нельзя.

       Назвался груздем – полезай в кузов. Приходится идти к водохранилищу и лезть в его холодную воду. И вот так каждый день, когда в моём номере собиралась компания пьющих, я вынужден был идти купаться.

       Октябрь в тот год выдался солнечным и тёплым, и поэтому, вернувшись в город, я по инерции продолжал свои купания в реке или в пруду. А в ноябре, когда выпал первый снег, входить в воду, которая стала теплее, чем воздух, стало намного легче, и мои занятия зимним плаванием перенеслись уже в  Нескучный сад Парка имени Горького.

       Там, в овраге Екатерининского (Елизаветинского) пруда, рядом с Летним (Чайным) домиком графа Орлова и Ванным (Купальным) домиком, есть, не очень заметный со стороны,  грот из больших валунов. Сколько же раз  раньше я проходил мимо этого романтического грота, даже не подозревая о том, что эта пещерка имеет собственное звучное название – грот Дельсаля, в честь архитектора и инженера Петра Дмитриевича Дельсаля, который и соорудил его ещё в 1807-ом году. Вот в этом гроте и устроили себе раздевалку московские моржи. Изначально грот был проходным, сквозным, но любители купания в холодной воде закрыли выход в сторону реки, навесили дверь с противоположной  стороны  и разделили образовавшееся закрытое помещение на мужскую и женскую половины.

       Теперь, переодевшись, то есть раздевшись, можно, выйдя из грота, поиграть в футбол на соседней площадке или позаниматься с гантелями, гирями, обручем, прыгалками. А некоторые перед купанием обтираются снегом. То есть у каждого купальщика – своя собственная практика подготовки к плаванию.

       У нас же сложилась своя группа любителей бега. В купальных трусах, лёгких курточках и перчатках – по Пушкинской набережной в сторону Ленинских гор. Добегаем до моста Окружной железной дороги и обратно. Это – два километра. А при хорошей погоде – и дальше: по Андреевской набережной мимо Андреевского монастыря до следующего моста, на котором находится станция метро "Ленинских горы". А это уже пять километров туда и обратно. После такой разогревающей пробежки вода в Екатерининском пруду уже не кажется холодной.

       Поплавав в широкой майне, то есть в огромной ледяной проруби, поднимаюсь по лестнице из воды на широкий дощатый настил над водой, а вытирать тело полотенцем и одеваться ну совсем не хочется – вот и жду, прогуливаясь, того момента, когда всё само высохнет. Если бы мне раньше сказали, что такое возможно, я ни за что бы не поверил. Но это так.

       Но лучше не прогуливаться по помосту, а набрать из соседнего родника ведро холодной воды и вылить эту воду себе на голову или на плечи. Вот это – то ещё удовольствие!

       Любуюсь окружающими красотами: Летний (Чайный) домик графа Орлова на вершине крутого склона, Ванный (Купальный) домик с колоннами, Екатерининский пруд, родник, грот Дельсаля. А среди них – мы, моржи: мужчины, женщины, дети, закалённые, здоровые. И эти моржи, по-моему, довольно эффектно смотрятся на фоне старинного пруда и парковых построек прошлых веков. И думаю:

       – И почему это вдруг, помнится мне, тогда, в марте, Наталье Журавской, журналистке из "Московского комсомольца", показалось, видите ли, неэстетичным, неприличным и неуместным пребывание моржей здесь, среди этой красоты? Ведь "всё культурненько, всё пристойненько – исключительная благодать".

                *     *     *
       И вот, по прошествии многих лет, я снова у Екатерининского пруда в Нескучном саду.

                Ты всегда красив, Нескучный сад, –
                солнце светит, иль бушует вьюга.
                Я пришёл к тебе, мой старый сад,
                как на встречу с давним другом.

       Как же сильно за эти годы изменился мой давний друг! За это время так много воды утекло, что пруд, который раньше был проточным, сильно обмелел и изрядно зарос ряской и бурыми водорослями. Иссяк и родник, питавший его чистейшей холодной водой. Ничего не осталось от дощатого настила у Ванного домика. Сам же изумительный Ванный домик выкрашен в жуткий зелёный цвет. От широкой лестницы с гигантскими старинными каменными ступенями, ведущей справа от пруда к Летнему домику, сохранилась только её верхняя часть длиной метров в двадцать.

       Опустел и снова стал насквозь проходным романтический грот Дельсаля – былая обитель любителей зимнего плавания. Покинули они его после пожара. То ли сами не доглядели, то ли кому-то не понравилось их круглогодичное присутствие в сих местах благословенных, и случился поджог – а только нет здесь более моржей. А жаль.

       А вокруг – явные признаки запустения, уныния и скуки в этом уголке Нескучного, некогда оживлённого и не скучного.

       Но время не может уничтожить природную  красоту этих мест. Гуще стали кроны деревьев. Вот, на вершине крутого склона оврага, – Летний домик графа Орлова. В этом старинном особняке с белыми колоннами, у обрыва над Москвой-рекой, работает библиотека с читальным залом, в котором собираются любители почитать в тишине. А вот и Ванный домик с колоннами – в нём, по преданию,  раньше находились мраморные ванны, в которых любил купаться император Александр Второй. Рядом с этим домиком и широкая лестница с огромными ступенями. Всё это – парковые постройки конца восемнадцатого века. Цела и лестница, ведущая от пруда к гроту Дельсаля. И жизнь в саду продолжается.

       Продолжается и без моржей. И по-прежнему "всё культурненько, всё пристойненько".

       Не означает ли это, что, может быть, права была тогда, в семидесятые годы, журналистка из "Московского комсомольца", которая считала неуместным присутствие моржей в великолепном ожерелье чудесных парковых построек, среди природных красот и памятников архитектуры, охраняемых государством?